Страница:
И вот хозяева и гости садятся за стол и заводят беседу. Все настроены радостно, если не считать маленькой Элизы, которая полна недоумения: незнакомая тетя держит ее на коленях, то и дело прижимает к груди и вдобавок отказывается от пирога, уверяя, будто у нее есть что-то такое, что лучше всяких лакомств.
Проходит день, другой, и читатель, пожалуй, не сразу узнает Касси – такая перемена произошла в ней за этот короткий срок. Ее взгляд, прежде полный безграничного отчаяния, смягчился, затеплился лаской. Она обрела семью, и дорогу к ее сердцу, истомившемуся без любви, прежде всего нашли дети. Маленькая Элиза была ей ближе родной дочери, ибо Касси видела в этом ребенке двойника той девочки, которую она потеряла много лег назад. И малютка послужила связующим звеном между матерью и дочерью, которые с ее помощью узнали и полюбили друг друга.
На следующий день после встречи с братом мадам де-Ту более подробно посвятила его в свои дела. Покойный муж оставил ей немалое состояние, которое она великодушно предложила разделить с семьей Джорджа. На ее вопрос, как лучше всего распорядиться этими деньгами, Джордж ответил:
– Дай мне возможность получить образование, Эмми. Это всегда было моей заветной мечтой. А остального я добьюсь сам.
По зрелом размышлении было решено на несколько лет переехать всей семьей во Францию, что они и сделали, взяв с собой Эммелину.
В пути прелестная девушка покорила сердце первого помощника капитана и, когда они сошли на берег, обвенчалась с ним.
Джордж четыре года прилежно учился в одном французском университете и достиг своей цели – стал образованным человеком.
Свои убеждения и чувства он лучше всего выразил сам в письме к одному другу.
Нам осталось сказать несколько слов о мисс Офелии и Топси, а заключительную главу мы посвятим Джорджу Шелби.
Мисс Офелия привезла Топси в Вермонт, к великому неудовольствию своего сурового и чопорного семейства. На первых порах Топси считали явной помехой, нарушающей размеренный ход жизни в доме. Однако мисс Офелия так неукоснительно выполняла свой долг по отношению к Топси и добилась таких успехов в ее воспитании, что девочка вскоре снискала расположение не только родных и домочадцев своей наставницы, но и всех их соседей.
Быть может, некоторым из наших читателей будет приятно узнать, что розыски сына Касси, предпринятые мадам де-Ту, увенчались успехом. Этот весьма смелый и предприимчивый юноша бежал на Север несколькими годами раньше, чем его мать, и с помощью тех, кто всегда готов поддержать угнетенных, получил там образование. Пройдет еще немного времени, и он тоже уедет в Африку, где его ждет семья.
Проходит день, другой, и читатель, пожалуй, не сразу узнает Касси – такая перемена произошла в ней за этот короткий срок. Ее взгляд, прежде полный безграничного отчаяния, смягчился, затеплился лаской. Она обрела семью, и дорогу к ее сердцу, истомившемуся без любви, прежде всего нашли дети. Маленькая Элиза была ей ближе родной дочери, ибо Касси видела в этом ребенке двойника той девочки, которую она потеряла много лег назад. И малютка послужила связующим звеном между матерью и дочерью, которые с ее помощью узнали и полюбили друг друга.
На следующий день после встречи с братом мадам де-Ту более подробно посвятила его в свои дела. Покойный муж оставил ей немалое состояние, которое она великодушно предложила разделить с семьей Джорджа. На ее вопрос, как лучше всего распорядиться этими деньгами, Джордж ответил:
– Дай мне возможность получить образование, Эмми. Это всегда было моей заветной мечтой. А остального я добьюсь сам.
По зрелом размышлении было решено на несколько лет переехать всей семьей во Францию, что они и сделали, взяв с собой Эммелину.
В пути прелестная девушка покорила сердце первого помощника капитана и, когда они сошли на берег, обвенчалась с ним.
Джордж четыре года прилежно учился в одном французском университете и достиг своей цели – стал образованным человеком.
Свои убеждения и чувства он лучше всего выразил сам в письме к одному другу.
Через несколько недель Джордж с женой, матерью жены, сестрой и детьми уехал в Африку.
«Будущее мое все еще неясно, – писал Джордж. – Правда, ты говоришь, что белые согласятся терпеть в своем обществе человека с таким цветом кожи, как у твоего покорного слуги, – тем более что жена и дети у меня совсем светлые. Ну что ж, может быть… Но, представь себе, я вовсе этого не жажду! Все мои симпатии на стороне того народа, к которому принадлежала моя мать. Когда я вспоминаю то, что она выстрадала, вспоминаю муки, выпавшие на мою долю, на долю моей героини-жены и моей сестры, проданной на невольничьем рынке в Новом Орлеане, у меня нет ни малейшего желания выдавать себя за американца или иметь что-то общее с ними…
«Но, – возразишь ты, – наш народ имеет такое же право на существование в американской республике, как, скажем, ирландцы, немцы, шведы!» Допустим, что это так. Нам должны дать равные права со всеми, независимо от цвета нашей кожи, независимо от кастовых признаков. И те, кто лишает нас этих прав, изменяют принципу всеобщего равенства – принципу, который они якобы исповедуют. Мы особенно многого должны требовать именно от Америки, ибо она повинна во всех наших несчастиях. Но я опять повторяю: мне не нужно от нее воздаяний за прошлые несправедливости. Я хочу жить в своей стране, среди своего народа…
Ты назовешь меня фантазером. Ты скажешь, что Либерия,[44] куда я стремлюсь, овеяна для меня дымкой романтических мечтаний. Но это неверно. Я все учел, все обдумал. Я буду работать там, не боясь никаких препятствий и неудач, буду работать всю жизнь, до последнего вздоха. И я уверен, что мне не придется раскаяться в своем решении.
Джордж Гаррис».
Нам осталось сказать несколько слов о мисс Офелии и Топси, а заключительную главу мы посвятим Джорджу Шелби.
Мисс Офелия привезла Топси в Вермонт, к великому неудовольствию своего сурового и чопорного семейства. На первых порах Топси считали явной помехой, нарушающей размеренный ход жизни в доме. Однако мисс Офелия так неукоснительно выполняла свой долг по отношению к Топси и добилась таких успехов в ее воспитании, что девочка вскоре снискала расположение не только родных и домочадцев своей наставницы, но и всех их соседей.
Быть может, некоторым из наших читателей будет приятно узнать, что розыски сына Касси, предпринятые мадам де-Ту, увенчались успехом. Этот весьма смелый и предприимчивый юноша бежал на Север несколькими годами раньше, чем его мать, и с помощью тех, кто всегда готов поддержать угнетенных, получил там образование. Пройдет еще немного времени, и он тоже уедет в Африку, где его ждет семья.
ГЛАВА XLIV
Освободитель
Джордж Шелби сообщил матери о дне своего приезда в двух-трех словах. У него не хватило духу написать домой о смерти Тома. Юноша несколько раз брался за перо, но все эти попытки кончались тем, что он, задыхаясь от подступающих к горлу слез, разрывал письмо на клочки, вытирал платком глаза и убегал куда-нибудь успокоиться.
В тот день в доме Шелби царило радостное оживление: все ждали приезда молодого мистера Джорджа.
Миссис Шелби сидела в уютной гостиной у камина, жаркий огонь которого разгонял холодок осеннего вечера. Стол, накрытый к ужину под наблюдением нашей старой приятельницы, тетушки Хлои, сверкал серебром и хрустальными бокалами.
Разодетая в пух и прах – новое ситцевое платье, белоснежный передник и высокий, туго накрахмаленный тюрбан, – Хлоя без всякой нужды похаживала вокруг стола, выискивая предлог, чтобы поболтать с хозяйкой, а ее глянцевито-черная физиономия так и сияла от радости.
– Хочу, чтобы все было как надо, – сказала она. – Его прибор поставлю поближе к камину – он любит тепленькое местечко. Ох, да что же это! Почему Салли не подала новый чайник, тот, что мистер Джордж подарил вам к рождеству! Пойду принесу его… – И, помедлив, вдруг спросила: – А письмецо мистер Джордж все-таки прислал?
– Прислал, Хлоя. Всего несколько слов. Пишет: если удастся, приедет сегодня вечером. Вот и все.
– А про моего старика там ничего не сказано? – допытывалась Хлоя, передвигая чашки с места на место.
– Нет, Хлоя. Больше он ни о чем не пишет. Обещает рассказать все по приезде.
– Да ведь мистер Джордж всегда так. Страсть как любит сам все выложить! Я его повадки знаю. А по правде сказать, на вас, белых, только диву даешься! И охота вам писать письма! Возня-то какая!
Миссис Шелби улыбнулась.
– Я все думаю, не узнает мой старик своих ребятишек: Поллито совсем большая стала, и какая бойкая! Она у меня дома сейчас сидит, присматривает за пирогом. Я своему старику его любимый пирог замесила, точно такой же, какой он ел в тот день, когда прощался с нами. Господи милостивый, как я тогда убивалась!
Миссис Шелби вздохнула, почувствовав тяжесть на душе при этом воспоминании. Беспокойство не оставляло ее с тех самых пор, как от Джорджа было получено письмо. Она подозревала, что сын неспроста пишет так коротко, словно умалчивая о чем-то.
– Миссис Шелби, а деньги мои вы приготовили? – спохватилась вдруг Хлоя.
– Приготовила, приготовила.
– Пусть мой старик посмотрит, сколько я заработала. А знаете, что он мне сказал, этот бандитер? «Хлоя, – говорит, – оставайся, не уходи». А я ему отвечаю: «Спасибо, – говорю, – я бы с удовольствием осталась, да вот только мой старик скоро вернется и хозяйке без меня трудно». Так и сказала, честное слово! А он хороший человек, этот мистер Джонс.
Хлоя с первого дня службы у кондитера мечтала, что когда-нибудь Том убедится собственными глазами в заслугах своей жены, увидев те самые деньги, которыми ей выплачивали жалованье. Миссис Шелби охотно согласилась выполнить ее желание и сохранила их до последнего цента.
– Не узнает он Полли, ни за что не узнает. Господи, ведь, ни много ни мало, пять лет прошло с тех пор, как его увезли! Она тогда совсем крошка была, едва на ногах стояла! А помните, как мой Том радовался, когда дочка начала ходить? О господи, господи!
Вдали послышался стук колес.
– Мистер Джордж! – крикнула тетушка Хлоя, кидаясь к окну.
Миссис Шелби выбежала на веранду и попала прямо в объятия сына. Тетушка Хлоя стала рядом с ними, напряженно вглядываясь в темноту.
– Бедная моя! – проникновенным голосом сказал Джордж и сжал ее мозолистую черную руку в своих. – Я бы отдал все, чтобы привезти его домой, но он ушел от нас.
Миссис Шелби горестно вскрикнула. Хлоя же не произнесла ни слова.
Все втроем они вошли в гостиную. Деньги, которыми так гордилась тетушка Хлоя, по-прежнему лежали на столе.
– Возьмите, миссис, – сказала она, собирая их со стола и дрожащей рукой протягивая хозяйке. – Глаза бы мои не глядели на эти деньги! Чуяло мое сердце, что так и будет… Продали его, а там ему и смерть пришла… уморили.
Хлоя повернулась и, гордо вскинув голову, зашагала к двери. Миссис Шелби догнала ее, взяла за руку, усадила в кресло и сама села рядом.
– Бедная ты моя, хорошая! – сказала она.
Хлоя уронила голову ей на плечо и проговорила сквозь горькие рыдания:
– Простите меня, миссис… Я сама не своя, сердце разрывается на части.
Наступило долгое молчание. Они плакали все трое. Наконец Джордж сел, взял тетушку Хлою за руку и бесхитростными, трогательными в своей простоте словами рассказал ей о смерти Тома, повторив его полный любви прощальный привет близким.
К их немалому удивлению, мистер Джордж появился с кипой бумаг в руках, и эти бумаги оказались не чем иным, как вольными, которые он читал вслух под радостные возгласы и рыдания и вручал каждому негру в отдельности.
– Друзья мои! – начал Джордж, когда ему наконец удалось восстановить тишину в зале. – Я не гоню вас отсюда. Нам по-прежнему нужны работники и в доме и на полях. Но вы теперь свободные люди. Вы будете получать жалованье за свой труд – о размерах его мы еще договоримся. Если же я запутаюсь в долгах или умру – все может случиться, – вас никто не обидит, никто не продаст. Я по-прежнему буду управлять поместьем и научу вас пользоваться своими новыми правами, ибо это дается человеку не сразу. Позвольте же мне надеяться, что мои старания не пропадут даром. А напоследок я хочу сказать вам еще несколько слов. Помните ли вы нашего доброго дядю Тома? Так вот знайте: на его могиле, друзья мои, я поклялся, что у меня не будет больше ни одного раба. Я поклялся, что никто из вас не разлучится по моей вине со своим родным домом, со своими близкими, никто не умрет на чужой стороне, как умер дядя Том. Радуясь свободе, не забывайте, какому прекрасному человеку вы обязаны ею, и отплатите за это добром его жене и детям. И пусть хижина дяди Тома всякий раз напоминает вам, что среди вас нет рабов. Цените же свою свободу и постарайтесь быть такими же честными и верными, каким был наш дядя Том.
В тот день в доме Шелби царило радостное оживление: все ждали приезда молодого мистера Джорджа.
Миссис Шелби сидела в уютной гостиной у камина, жаркий огонь которого разгонял холодок осеннего вечера. Стол, накрытый к ужину под наблюдением нашей старой приятельницы, тетушки Хлои, сверкал серебром и хрустальными бокалами.
Разодетая в пух и прах – новое ситцевое платье, белоснежный передник и высокий, туго накрахмаленный тюрбан, – Хлоя без всякой нужды похаживала вокруг стола, выискивая предлог, чтобы поболтать с хозяйкой, а ее глянцевито-черная физиономия так и сияла от радости.
– Хочу, чтобы все было как надо, – сказала она. – Его прибор поставлю поближе к камину – он любит тепленькое местечко. Ох, да что же это! Почему Салли не подала новый чайник, тот, что мистер Джордж подарил вам к рождеству! Пойду принесу его… – И, помедлив, вдруг спросила: – А письмецо мистер Джордж все-таки прислал?
– Прислал, Хлоя. Всего несколько слов. Пишет: если удастся, приедет сегодня вечером. Вот и все.
– А про моего старика там ничего не сказано? – допытывалась Хлоя, передвигая чашки с места на место.
– Нет, Хлоя. Больше он ни о чем не пишет. Обещает рассказать все по приезде.
– Да ведь мистер Джордж всегда так. Страсть как любит сам все выложить! Я его повадки знаю. А по правде сказать, на вас, белых, только диву даешься! И охота вам писать письма! Возня-то какая!
Миссис Шелби улыбнулась.
– Я все думаю, не узнает мой старик своих ребятишек: Поллито совсем большая стала, и какая бойкая! Она у меня дома сейчас сидит, присматривает за пирогом. Я своему старику его любимый пирог замесила, точно такой же, какой он ел в тот день, когда прощался с нами. Господи милостивый, как я тогда убивалась!
Миссис Шелби вздохнула, почувствовав тяжесть на душе при этом воспоминании. Беспокойство не оставляло ее с тех самых пор, как от Джорджа было получено письмо. Она подозревала, что сын неспроста пишет так коротко, словно умалчивая о чем-то.
– Миссис Шелби, а деньги мои вы приготовили? – спохватилась вдруг Хлоя.
– Приготовила, приготовила.
– Пусть мой старик посмотрит, сколько я заработала. А знаете, что он мне сказал, этот бандитер? «Хлоя, – говорит, – оставайся, не уходи». А я ему отвечаю: «Спасибо, – говорю, – я бы с удовольствием осталась, да вот только мой старик скоро вернется и хозяйке без меня трудно». Так и сказала, честное слово! А он хороший человек, этот мистер Джонс.
Хлоя с первого дня службы у кондитера мечтала, что когда-нибудь Том убедится собственными глазами в заслугах своей жены, увидев те самые деньги, которыми ей выплачивали жалованье. Миссис Шелби охотно согласилась выполнить ее желание и сохранила их до последнего цента.
– Не узнает он Полли, ни за что не узнает. Господи, ведь, ни много ни мало, пять лет прошло с тех пор, как его увезли! Она тогда совсем крошка была, едва на ногах стояла! А помните, как мой Том радовался, когда дочка начала ходить? О господи, господи!
Вдали послышался стук колес.
– Мистер Джордж! – крикнула тетушка Хлоя, кидаясь к окну.
Миссис Шелби выбежала на веранду и попала прямо в объятия сына. Тетушка Хлоя стала рядом с ними, напряженно вглядываясь в темноту.
– Бедная моя! – проникновенным голосом сказал Джордж и сжал ее мозолистую черную руку в своих. – Я бы отдал все, чтобы привезти его домой, но он ушел от нас.
Миссис Шелби горестно вскрикнула. Хлоя же не произнесла ни слова.
Все втроем они вошли в гостиную. Деньги, которыми так гордилась тетушка Хлоя, по-прежнему лежали на столе.
– Возьмите, миссис, – сказала она, собирая их со стола и дрожащей рукой протягивая хозяйке. – Глаза бы мои не глядели на эти деньги! Чуяло мое сердце, что так и будет… Продали его, а там ему и смерть пришла… уморили.
Хлоя повернулась и, гордо вскинув голову, зашагала к двери. Миссис Шелби догнала ее, взяла за руку, усадила в кресло и сама села рядом.
– Бедная ты моя, хорошая! – сказала она.
Хлоя уронила голову ей на плечо и проговорила сквозь горькие рыдания:
– Простите меня, миссис… Я сама не своя, сердце разрывается на части.
Наступило долгое молчание. Они плакали все трое. Наконец Джордж сел, взял тетушку Хлою за руку и бесхитростными, трогательными в своей простоте словами рассказал ей о смерти Тома, повторив его полный любви прощальный привет близким.
* * *
Прошло около месяца, и вот однажды утром всех негров, живших в поместье Шелби, созвали в большой зал господского дома послушать, что им скажет молодой хозяин.К их немалому удивлению, мистер Джордж появился с кипой бумаг в руках, и эти бумаги оказались не чем иным, как вольными, которые он читал вслух под радостные возгласы и рыдания и вручал каждому негру в отдельности.
– Друзья мои! – начал Джордж, когда ему наконец удалось восстановить тишину в зале. – Я не гоню вас отсюда. Нам по-прежнему нужны работники и в доме и на полях. Но вы теперь свободные люди. Вы будете получать жалованье за свой труд – о размерах его мы еще договоримся. Если же я запутаюсь в долгах или умру – все может случиться, – вас никто не обидит, никто не продаст. Я по-прежнему буду управлять поместьем и научу вас пользоваться своими новыми правами, ибо это дается человеку не сразу. Позвольте же мне надеяться, что мои старания не пропадут даром. А напоследок я хочу сказать вам еще несколько слов. Помните ли вы нашего доброго дядю Тома? Так вот знайте: на его могиле, друзья мои, я поклялся, что у меня не будет больше ни одного раба. Я поклялся, что никто из вас не разлучится по моей вине со своим родным домом, со своими близкими, никто не умрет на чужой стороне, как умер дядя Том. Радуясь свободе, не забывайте, какому прекрасному человеку вы обязаны ею, и отплатите за это добром его жене и детям. И пусть хижина дяди Тома всякий раз напоминает вам, что среди вас нет рабов. Цените же свою свободу и постарайтесь быть такими же честными и верными, каким был наш дядя Том.