Страница:
Эти точки, лакомые для любого кладоискателя, я наметил за год до тюрьмы, когда мне в руки по случаю попала карта Псковской области 1930 года. В моем архиве имелась псковская карта 1860 года выпуска, и теперь я получил возможность сличить количество оставшихся после Гражданской войны населенных пунктов. Результат несказанно порадовал. К моему удивлению, число деревень за годы советской власти сократилось значительно больше, чем я думал. И хотя логично было предположить, что карта тридцатого года врет, составленная небрежно, как все совдеповские карты, я все же отправился в поиск.
Мертвая деревня, которую я нашел по старой карте, поразила до глубины души. Была весна, середина апреля, трава еще не выросла, и в глубине леса местами лежал снег. За сорными березами и тощей сиренью притаился маленький кирпичный дом с короткой трубой. Только через минуту я сообразил, что это русская печь. Позже в лесу встречались кучи темно-красного кирпича, но уцелевшая печка была только одна, и я вышел аккурат на нее. Впечатление сказки с той минуты поселилось в моей душе. Казалось, вот-вот увидишь избушку на курьих ножках или из-за дерева выйдет Кощей. Это заставляло оглядываться на раскопках. Не успокаивал даже немецкий штык-нож, который я прихва-тил, впрочем, не столько для самозащиты, сколько из суеверных соображений, что в поиск надо взять трофей, который привлечет другие находки. С этой вылазки на Псковщину я начал верить в нечистую силу. С суеверия, впрочем, и начались мои беды.
В ту первую поездку по заброшенным деревням я не нашел ничего ценного. И хотя населенный пункт я выбрал правильно (деревня исчезла с карт после Гражданской, а не Великой Отечественной войны, стало быть люди в ней жили куда состоятельнее, чем на двадцать пятый год советской власти, и могли оставить после себя больше нетленного добра), одиночный поиск без металлодетектора не принес весомого результата. Штампованный медный крест размером с ладонь да серебряная лампадка – вот и все мои находки в тот раз, не считая ржавых лопат, серпов, кос и прочего сельхозинвентаря. Цветной металл я поднял с одного места, вероятно, кто-то, покидая дом, бросил иконостас. Ощутимую прибыль эти находки принести не могли. Лампадку я очистил и сдал как серебряный лом, а крест подарил Леше Есикову. Иногда надо задаривать людей мелочевкой, чтобы судьба послала взамен что-то ценное. Леша заинтересовался и попросил взять с собой. Я взял. Кто ж знал, что он окажется такой сукой?
Одному на селище работать было не под силу, да и скучно. Приглашать же друзей-трофейщиков я не хотел из опаски, что эти вскормленные пеплом великих побед волки пронюхают про мои карты и, учуяв поживу, разграбят все сами, оставив мне жалкие крохи. Леша Есиков куда больше подходил в качестве напарника для секретного предприятия. Он имел мизерный кладоискательский опыт, зато ездил в археологические экспедиции. Мы учились на одном курсе. Только я после окончания университета копал и на это жил, а Леша работал в ларьке. Но он был безопасен. Кроме того, новичкам везет, этого тоже не следовало сбрасывать со счетов.
В первую же поездку Леша зарекомендовал себя раздолбаем. Он и в университетских экспедициях вел себя как мудак, но сейчас, в отрыве от коллектива и бдительного ока старших и более опытных товарищей, проявился во всей красе. Нечаянно столкнул меня в ручей, прожег ботинок на костре, чуть не провалился в заросший колодец и все время насвистывал, как последний идиот. И он же нашел серебряные карманные часы и дутое обручальное кольцо 56-й пробы. Фарт. Мне не попалось ничего, кроме ржавых чугунных утюгов, гвоздей, ножей и керамики. Лешины находки мы продали и нажили денег. Слегка, самую малость. Ровно настолько, чтобы интерес к деревне разгорелся в полную силу. Мне пришла в голову светлая мысль поискать в колодцах. Большая по псковским меркам деревня в три-дцать пять дворов, оставленная в условиях смуты, должна быть напичкана мелкими кладами. Носимые ценности крестьяне наверняка забрали с собой либо зарыли где-нибудь в амбаре или на огороде, где без миноискателя не найти, а вот громоздкое добро вполне могли побросать в колодец, чтобы вернуться за ним, когда минует опасность. Судя по состоянию деревни, опасность хозяев не миновала. Это значило, что колодцы представляли собой сокровищницы зажиточных пейзан.
Версия «зажиточных пейзан», как я окрестил свою гипотезу, привела Лешу в восторг.
– Что же ты раньше молчал? – крикнул он. – Мы бы уже давно на «мерседесах» ездили. Собираемся, я отпуск возьму.
В этом был весь Леша. Он не поинтересовался, как я вышел на эту деревню, да и об остальных местах тоже не любопытствовал. Возможно, ему мешала деликатность или опасение, что я перестану с ним работать, если он будет много спрашивать. Впрочем, Есиков оказался человеком дела и оставил свой ларек. Даже для выпускника исторического факультета он засиделся там слишком долго. Наши приятельские отношения переросли в компаньонские.
Вдвоем мы могли уйти надолго, унести не только палатку и снаряжение, но и большой запас еды. Питались мы тогда гречкой, макаронами и салом. В первые дни был черный хлеб. И еще запас кофе, который хоть и занимал место в рюкзаке, но спину не гнул. И вот, захватив с собой двадцать метров капро нового фала, полиспаст и лебедку, мы отправились на зачистку колодцев. По дороге от станции нам нежданно-негаданно улыбнулась удача.
– Теперь у нас навалам крепежного материала, – сказал я, заметив старый гнилой столб с куском многожильного алюминиевого провода. – Сматываем, берем все.
– Илья, – спросил придавленный тяжестью поклажи Леша Есиков, – зачем нам столько проволоки?
– Пригодится, – я снял рюкзак и достал топор, чтобы разбить на столбе изоляторы. – Запомни, в лесу, кроме деревьев, ничего нет, а проволока – вещь полезная.
Алюминиевый провод нам очень пригодился при сооружении треножника. Двухметровую треногу из толстых березок мы поставили над колодцем. От идеи полиспаста быстро отказались, просто зацепили за вершину треноги блок, пропустили через него фал с привязанным поперек колом, к ближайшему дереву прикрепили лебедку. Я надел плащ ОЗК, застегнув его между ног как комбез, оседлал палку и, раскачиваясь над смердящей бездной, сказал:
– Леша, держи крепче, опускай медленно. В случае чего, у лебедки есть фиксатор, вот здесь, видишь? Если меня уронишь, вылезу и начищу рыло. Все понял?
– Понял! – прокряхтел Есиков, удерживая рукоять. – Тогда трави.
Плавными рывками я сползал в темную, пахнущую тиной дыру. Мимо лица проплыло вверх замшелое надломленное бревно. Предварительно мы как следует обкопали колодец, чтобы меня не засыпало, и сняли три венца, но внизу обсадка осталась. Она была ненадежной и гнилой, как моя жизнь.
– Давай! Еще давай! – командовал я, подсвечивая фонариком. – Леша, давай еще!
Наконец, подошвы болотных сапог стукнули по чему-то твердому.
– Стоп! – крикнул я, светя вниз. Под ногами покачивался лесной мусор и блестящий пласт льда посередине. – Закрепляй!
По этой команде Леша должен был зафиксировать барабан лебедки и подать мне слегу. Но гладко было только в теории. Я быстро поехал вниз.
– Сто-ой!!! – заорал я во всю глотку. – Капут! Я раскачивался, крепко вцепившись в фал, хотя спасти меня от погружения в трясину он бы не смог. Был, правда, шанс вылезти по нему наверх, если Лешу вдруг хватит инфаркт или инсульт от натуги. Привязывая лебедку к дереву, я рассматривал и такой вариант.
Падение прекратилось. Я висел, почти касаясь задом мусорного ковра, опершись подметками о затопленный ледяной блин. Он качался, значит, был не толстый. В него вмерзли чудом угодившие сюда корявые ветки. Возможно, на дне скрывались врытые в землю колья, острые как игла. Спустя несколько минут, дневной свет померк, в колодец заглянул Леша.
– Шест давать? – спросил он. Ну и дурак!
Заточенной пехотной лопаткой я разбил лед и прощупал слегой дно колодца. К счастью, заиление не оказалось сильным, венец удерживал грунт от осыпания со стенок, да и воды было немного. Смущало только, что в процессе зондирования шест задевал странные бугры, один был чересчур высокий. Возможно, это были камни, которыми выкладывали дно.
Успокоившись, я надел тесемку фонарика на голову и слез, опираясь на слегу. Вода сдавила болотники до середины бедер и остановилась. Это было очень хорошо. Это значило, что, стоя в ледяной жиже, я еще некоторое время останусь сухой. Другой хорошей новостью было то, что я чувствовал под собой камни. Надежное дно, когда ты стоишь в старом колодце вдалеке от человеческого жилья, радует больше, чем крепкий тыл в семейной жизни. – Давай ведро! – крикнул я.
Леша вытянул канат, привязал к нему ведро и опустил. Я был начеку и успел убрать голову.
Первым делом я переправил наверх лед и ветки, как самый неудобный сор. Колодец был давно нечищеный. Лет, наверное, сто. Прежде нас здесь кладоискателей не было.
Потом началось самое неприятное. Мы стали вычерпывать колодец.
Когда уровень воды упал до колен, я решил, что купание теперь уже все равно не повредит и окунулся по локти в жидкую грязь. Меня очень занимал предмет, торчавший по центру дна. Он был высотой до середины голени, от пинка не сдвигался, и я решил, что это камень. Только форма у него была какая-то странная.
Ощупав предмет под водой, я быстро понял, что имею дело с творением рук человеческих. – Самовар!
Леша не услышал. Стены гасили голос, если говоришь себе под ноги.
Я вытянул из жижи облепленный илом самовар. Он был тяжелый, полный воды. Я стер с него грязь и поначалу решил, что держу в руках блестящую латунь. Самовар был желтый. Он был золотой.
В свете фонарика разобраться с находкой было непросто. Я кликнул Есикова, куковавшего над дыркой в земле, снял ведро, привязал самовар за ручку и приказал тянуть. Небольшой, круглый, литров на пять—семь, он переломал бы мне кости, если б сорвался с веревки.
Покачиваясь, самовар устремился на свет божий, Леша ловко подхватил его у самого блока и проворно уволок в сторону от дыры. Я внимательно следил за манипуляциями компаньона. Уворачиваться в колодце было некуда.
Сверху раздалось приглушённое уханье Есикова. Должно быть, он выражал восторг. – Леша! – позвал я.
П одождал. Никакой реакции. – Леша, блядь! Ко мне пришло одиночество. – ЛЕША!!! – Да здесь я, – наконец отозвался Есиков. Остаться без веревки в колодце оказалось страшно тоскливо. Появление компаньона вдруг напомнило давным-давно виденные капиталистические фильмы о том, как любители легкой наживы бросают своих товарищей в беде, чтобы целиком завладеть богатством, а перед уходом глумятся над ними.
– Веревку давай. Палку к ней привяжи, я буду вылезать.
Подъем на поверхность оказался быстрее и удобнее спуска. Я выкарабкался, шатаясь под тяжестью наполненных водой болотных сапог.
– Ни фига себе, какое я обляпанное говном чудовище! – Только при свете дня я смог оценить, во что превратился на пути к преисподней.
Мы расхохотались.
– Давай смотреть, что мы там нашли. При ближайшем изучении самовар оказался всего лишь позолоченным, вдобавок у него отломилась внутренняя труба, но внешне он был совершенно целый. Носик был на месте, кран поворачивался. Трубу Леша припаял уже дома, и мы продали самовар Борису Михайловичу Маркову за неплохие деньги. В тот день, посменно отогреваясь у костра, мы достали из колодца сахарницу с серебряным ободком и ручкой, шесть фарфоровых чашек и одно чайное блюдце. Остальной сервиз дошел до нас в виде фрагментов керамики, не представляющих коммерческой ценности. Симпатичные чашки также ушли в салон «Галлус», в ту пору только начинающий набирать обороты.
Впоследствии мы с Лешей неоднократно навещали селище и еще кое-чем там поживились. Однажды я выцарапал гвоздем на новенькой алюминиевой ложке инициалы «Ал. Б.» и аккуратно припрятал под кирпичами на месте некопаной избы. Есиков ложку нашел и очень дорожил ею потом, считая, что вещь нашла владельца. Потом мы с Лешей нашли одиноко стоящую церковь, раскопали ее и по-настоящему озолотились. Моей ошибкой было доверить реализацию хабора[11] компаньону. Дурачка Есикова приняли опера и начали запугивать своими отработанными гестаповскими приемчиками. Вскоре он написал под диктовку явку с повинной. На основании его показаний следователь успешно пришил мне то, чего не было. От того, что было, я отвертелся, но срок за надругательство над могилой получил, а Леше дали год условно, учитывая его чистосердечное признание. Вот и доверяй после этого людям.
– Ты о чем задумался, Ильюха? – оборвал мои мысли Слава.
– Да так, о ментах.
– А че о них думать? Будем смотреть телевизор.
– Телевизор? Зачем?!
– Будем криминальную хронику смотреть, – объяснил Слава, удивившись моей несообразительности. Он любил на зоне пялиться в дебилизатор, вероятно, рассчитывая отыскать там правду жизни. – Про наши сегодняшние дела обязательно покажут.
– Не исключено, – сказал я. – Только нам от этого что?
– Узнаем, что по этому поводу менты говорят.
– Что они могут сказать: бандитская разборка с зарубежными бизнесменами, по факту похищения заведено уголовное дело, бла-бла-бла, все дела. Что они могут сказать нового? Ты это слышал уже миллион раз.
– Ну, про нас-то новости мы еще не видели.
– И, дай Бог, не увидим! – содрогнулся я.
– Ладно, забей, – Слава отвесил нам по пятьдесят грамм.
Мы не стали пить, потому что к нам скользнул официант, любезно выставил тарелки с восхитительно пахнущим стейком и собрался было пожелать приятного аппетита, как я осведомился:
– Не подскажете, сегодня будут выступать «Mad Wheels»?
– В семь часиков начнут, – услужливо просветил официант, заботясь о щедрых чаевых. Очевидно, мы со Славой выглядели многообещающе. – Уже скоро. Музыканты приехали? – Да, конечно.
– Позовите Рикки, пожалуйста. Скажите, что его Илья приглашает.
– Одну минуточку! – расплылся в улыбке халдей и улизнул в подсобные помещения.
Мы воспользовались его отсутствием, в должной мере воздав почести Бахусу, и закусили.
– Сердце подсказывает мне скорое, близкое, плотное и долговременное общение с природой, – поделился я возникшими чувствами.
– Правильно, Ильюха, слушай сердце, оно не обманет, – кивнул Слава, и тут появился Рикки.
– Привет, решили навестить твою обитель, – я пожал жесткую руку ударника эстрадного труда. – Присаживайся. – Официант верно понял обстановку и принес третью рюмку. – Как поживает старый добрый рок-н-ролл?
– Рок-н-ролл жив! – привычно отреагировал Рикки, и мы выпили.
– Будешь играть? Мы как раз зашли послушать. – Водка меня что-то не вставляла сегодня, наверное, переволновался за день.
– Скоро начнем, – заверил меня Рикки.
– Кстати, ты знаешь, что, будучи рокабилли, являешься зримым проявлением, манифестацией могущественного идола Раут—шестьдесят шесть?
– Как-как?!
Я поведал изумленному Рикки гипотезу о рок-н-ролльном божестве, не забыв упомянуть Маринкино дополнение.
– Нехило! – оценил Рикки. – Я, пожалуй, об этом песню напишу.
– Ты и песни пишешь? – Да, детка, я такой!
– Секунду! – У меня в кармане запиликал телефон. – Алло.
– Встретишь меня? – звонила Маринка. – Я заканчиваю работу.
– Не вопрос. Буду через двадцать минут. – Я убрал мобильник. – Блин, не могла попозже позвонить! Только пить начали.
– Удобная штука! Надо будет себе такой же купить. – Слава с завистью смотрел на телефон.
– Не вопрос, сегодня же и купим. Они на каждом углу продаются, – просветил я засидевшегося корефана. – Марину только заберем с работы, она просила встретить. Ладно, надо ехать, извини, Рикки, дама ждет.
– Тогда двинули. – Слава поискал глазами официанта, который тут же подлетел, алчно облизываясь. – Давай счет.
– Ни фига, я сам заплачу! – придержал я руку корефана и полез в свой карман.
– Не, ни хрена! Давай я.
– Да ну на фиг! Лучше я. Сегодня нам улыбнулась Фортуна, все остались целы, считай, второй день рождения!
– Не дури, Ильюха.
– Ну, если хочешь, давай пополам.
– Мы что, немцы какие-то?
– Правильно, мы не немцы. Не выпендривайся, Слава, сегодня плачу я!
– Лады. Упрямый как баран... – уступил Слава.
– Все, пошли! Рикки, чао!
Оставив музыканта наедине с графином водки, мы вышли из ресторана и поймали машину. Через десять минут мы уже стояли возле офисного здания на Лиговском, от Rocking-hors Pub» было недалеко.
– Надо, наверное, внутрь зайти и в вестибюле ее встретить, – предположил я и потянул на себя длинную медную ручку.
Мы оказались в небольшом, сияющем новенькой отделкой холле. Смазливая уборщица в синем халате мыла пол. Впереди – широкая мраморная лестница, турникет и пост охраны. На посту – секьюрити в черной форме.
– До свидания, Андрей Андреевич! До завтра!
– Вы не можете меня так бросить, Мариночка. Это нехорошо с вашей стороны.
Голоса приближались, я встрепенулся. Показалась Маринка и пожилой толстенький человек в коричневом костюме, пытающийся ухватить ее за локоток. При их приближении охранник разблокировал турникет.
– Извините, Андрей Андреевич, меня ждут!
– Постойте, Мариночка, – не слушал ее начальник. – Вы не должны меня сегодня оставлять...
Маринка заметила нас, когда я уже летел вперед. Не помня себя, я врезал кулаком в дряблое лицо шефа. Попал по скуле и тут же добавил по уху. Старый козел пошатнулся. Я рванул его за пиджак, оттаскивая от Маринки и намереваясь продолжить экзекуцию. Охранник бросился к нам, выдергивая из петли дубинку.
Маринка отшатнулась. Охранник был уже рядом, но и Слава оказался тут как тут. Он опередил и меня, и секьюрити. Удара я не заметил, но голова охранника с громким клацаньем мотнулась назад, а затем вся туша рухнула на пол. Уборщица бросилась наутек. Гулять так гулять!
Я выпустил Маринкиного шефа и со всей дури зарядил ему ногой в пах, а потом добавил кулаком в подбородок. Старый козел упал, и я пробил ему па ру раз ботинком по печени.
Слава стоял над поверженным охранником, контролируя недобитого врага. Секьюрити вяло шевелился и опасности не представлял.
– Пошли, – я ухватил за локоть Маринку и повлек ее к выходу.
– Илья, ты пьяный?
– Нет, я трезвый. – Я и в самом деле не чувствовал действия алкоголя. – Просто зло берет, когда такое вижу.
– Ой, не надо было тебе звонить...
– Ты каждый раз так с работы уходишь?
– Ну... Я же тебе говорила, что начальник у меня такой. Ну как я ему завтра все объясню?! – Маринка чуть не плакала.
– Не будет никакого завтра! Ты здесь больше не работаешь, – решил я. – На фиг тебе такая служба.
Не терявший времени зря Слава успешно поймал такси.
– Тогда это в корне меняет наши отношения, – заявила моя бывшая супруга. – Если я теперь не работаю, ты должен меня содержать.
– Не вопрос, – бросился я головой в омут. – Поехали домой!
– Поехали, – алчно блеснула глазами Маринка. – Как скажешь, милый.
12
Мертвая деревня, которую я нашел по старой карте, поразила до глубины души. Была весна, середина апреля, трава еще не выросла, и в глубине леса местами лежал снег. За сорными березами и тощей сиренью притаился маленький кирпичный дом с короткой трубой. Только через минуту я сообразил, что это русская печь. Позже в лесу встречались кучи темно-красного кирпича, но уцелевшая печка была только одна, и я вышел аккурат на нее. Впечатление сказки с той минуты поселилось в моей душе. Казалось, вот-вот увидишь избушку на курьих ножках или из-за дерева выйдет Кощей. Это заставляло оглядываться на раскопках. Не успокаивал даже немецкий штык-нож, который я прихва-тил, впрочем, не столько для самозащиты, сколько из суеверных соображений, что в поиск надо взять трофей, который привлечет другие находки. С этой вылазки на Псковщину я начал верить в нечистую силу. С суеверия, впрочем, и начались мои беды.
В ту первую поездку по заброшенным деревням я не нашел ничего ценного. И хотя населенный пункт я выбрал правильно (деревня исчезла с карт после Гражданской, а не Великой Отечественной войны, стало быть люди в ней жили куда состоятельнее, чем на двадцать пятый год советской власти, и могли оставить после себя больше нетленного добра), одиночный поиск без металлодетектора не принес весомого результата. Штампованный медный крест размером с ладонь да серебряная лампадка – вот и все мои находки в тот раз, не считая ржавых лопат, серпов, кос и прочего сельхозинвентаря. Цветной металл я поднял с одного места, вероятно, кто-то, покидая дом, бросил иконостас. Ощутимую прибыль эти находки принести не могли. Лампадку я очистил и сдал как серебряный лом, а крест подарил Леше Есикову. Иногда надо задаривать людей мелочевкой, чтобы судьба послала взамен что-то ценное. Леша заинтересовался и попросил взять с собой. Я взял. Кто ж знал, что он окажется такой сукой?
Одному на селище работать было не под силу, да и скучно. Приглашать же друзей-трофейщиков я не хотел из опаски, что эти вскормленные пеплом великих побед волки пронюхают про мои карты и, учуяв поживу, разграбят все сами, оставив мне жалкие крохи. Леша Есиков куда больше подходил в качестве напарника для секретного предприятия. Он имел мизерный кладоискательский опыт, зато ездил в археологические экспедиции. Мы учились на одном курсе. Только я после окончания университета копал и на это жил, а Леша работал в ларьке. Но он был безопасен. Кроме того, новичкам везет, этого тоже не следовало сбрасывать со счетов.
В первую же поездку Леша зарекомендовал себя раздолбаем. Он и в университетских экспедициях вел себя как мудак, но сейчас, в отрыве от коллектива и бдительного ока старших и более опытных товарищей, проявился во всей красе. Нечаянно столкнул меня в ручей, прожег ботинок на костре, чуть не провалился в заросший колодец и все время насвистывал, как последний идиот. И он же нашел серебряные карманные часы и дутое обручальное кольцо 56-й пробы. Фарт. Мне не попалось ничего, кроме ржавых чугунных утюгов, гвоздей, ножей и керамики. Лешины находки мы продали и нажили денег. Слегка, самую малость. Ровно настолько, чтобы интерес к деревне разгорелся в полную силу. Мне пришла в голову светлая мысль поискать в колодцах. Большая по псковским меркам деревня в три-дцать пять дворов, оставленная в условиях смуты, должна быть напичкана мелкими кладами. Носимые ценности крестьяне наверняка забрали с собой либо зарыли где-нибудь в амбаре или на огороде, где без миноискателя не найти, а вот громоздкое добро вполне могли побросать в колодец, чтобы вернуться за ним, когда минует опасность. Судя по состоянию деревни, опасность хозяев не миновала. Это значило, что колодцы представляли собой сокровищницы зажиточных пейзан.
Версия «зажиточных пейзан», как я окрестил свою гипотезу, привела Лешу в восторг.
– Что же ты раньше молчал? – крикнул он. – Мы бы уже давно на «мерседесах» ездили. Собираемся, я отпуск возьму.
В этом был весь Леша. Он не поинтересовался, как я вышел на эту деревню, да и об остальных местах тоже не любопытствовал. Возможно, ему мешала деликатность или опасение, что я перестану с ним работать, если он будет много спрашивать. Впрочем, Есиков оказался человеком дела и оставил свой ларек. Даже для выпускника исторического факультета он засиделся там слишком долго. Наши приятельские отношения переросли в компаньонские.
Вдвоем мы могли уйти надолго, унести не только палатку и снаряжение, но и большой запас еды. Питались мы тогда гречкой, макаронами и салом. В первые дни был черный хлеб. И еще запас кофе, который хоть и занимал место в рюкзаке, но спину не гнул. И вот, захватив с собой двадцать метров капро нового фала, полиспаст и лебедку, мы отправились на зачистку колодцев. По дороге от станции нам нежданно-негаданно улыбнулась удача.
– Теперь у нас навалам крепежного материала, – сказал я, заметив старый гнилой столб с куском многожильного алюминиевого провода. – Сматываем, берем все.
– Илья, – спросил придавленный тяжестью поклажи Леша Есиков, – зачем нам столько проволоки?
– Пригодится, – я снял рюкзак и достал топор, чтобы разбить на столбе изоляторы. – Запомни, в лесу, кроме деревьев, ничего нет, а проволока – вещь полезная.
Алюминиевый провод нам очень пригодился при сооружении треножника. Двухметровую треногу из толстых березок мы поставили над колодцем. От идеи полиспаста быстро отказались, просто зацепили за вершину треноги блок, пропустили через него фал с привязанным поперек колом, к ближайшему дереву прикрепили лебедку. Я надел плащ ОЗК, застегнув его между ног как комбез, оседлал палку и, раскачиваясь над смердящей бездной, сказал:
– Леша, держи крепче, опускай медленно. В случае чего, у лебедки есть фиксатор, вот здесь, видишь? Если меня уронишь, вылезу и начищу рыло. Все понял?
– Понял! – прокряхтел Есиков, удерживая рукоять. – Тогда трави.
Плавными рывками я сползал в темную, пахнущую тиной дыру. Мимо лица проплыло вверх замшелое надломленное бревно. Предварительно мы как следует обкопали колодец, чтобы меня не засыпало, и сняли три венца, но внизу обсадка осталась. Она была ненадежной и гнилой, как моя жизнь.
– Давай! Еще давай! – командовал я, подсвечивая фонариком. – Леша, давай еще!
Наконец, подошвы болотных сапог стукнули по чему-то твердому.
– Стоп! – крикнул я, светя вниз. Под ногами покачивался лесной мусор и блестящий пласт льда посередине. – Закрепляй!
По этой команде Леша должен был зафиксировать барабан лебедки и подать мне слегу. Но гладко было только в теории. Я быстро поехал вниз.
– Сто-ой!!! – заорал я во всю глотку. – Капут! Я раскачивался, крепко вцепившись в фал, хотя спасти меня от погружения в трясину он бы не смог. Был, правда, шанс вылезти по нему наверх, если Лешу вдруг хватит инфаркт или инсульт от натуги. Привязывая лебедку к дереву, я рассматривал и такой вариант.
Падение прекратилось. Я висел, почти касаясь задом мусорного ковра, опершись подметками о затопленный ледяной блин. Он качался, значит, был не толстый. В него вмерзли чудом угодившие сюда корявые ветки. Возможно, на дне скрывались врытые в землю колья, острые как игла. Спустя несколько минут, дневной свет померк, в колодец заглянул Леша.
– Шест давать? – спросил он. Ну и дурак!
Заточенной пехотной лопаткой я разбил лед и прощупал слегой дно колодца. К счастью, заиление не оказалось сильным, венец удерживал грунт от осыпания со стенок, да и воды было немного. Смущало только, что в процессе зондирования шест задевал странные бугры, один был чересчур высокий. Возможно, это были камни, которыми выкладывали дно.
Успокоившись, я надел тесемку фонарика на голову и слез, опираясь на слегу. Вода сдавила болотники до середины бедер и остановилась. Это было очень хорошо. Это значило, что, стоя в ледяной жиже, я еще некоторое время останусь сухой. Другой хорошей новостью было то, что я чувствовал под собой камни. Надежное дно, когда ты стоишь в старом колодце вдалеке от человеческого жилья, радует больше, чем крепкий тыл в семейной жизни. – Давай ведро! – крикнул я.
Леша вытянул канат, привязал к нему ведро и опустил. Я был начеку и успел убрать голову.
Первым делом я переправил наверх лед и ветки, как самый неудобный сор. Колодец был давно нечищеный. Лет, наверное, сто. Прежде нас здесь кладоискателей не было.
Потом началось самое неприятное. Мы стали вычерпывать колодец.
Когда уровень воды упал до колен, я решил, что купание теперь уже все равно не повредит и окунулся по локти в жидкую грязь. Меня очень занимал предмет, торчавший по центру дна. Он был высотой до середины голени, от пинка не сдвигался, и я решил, что это камень. Только форма у него была какая-то странная.
Ощупав предмет под водой, я быстро понял, что имею дело с творением рук человеческих. – Самовар!
Леша не услышал. Стены гасили голос, если говоришь себе под ноги.
Я вытянул из жижи облепленный илом самовар. Он был тяжелый, полный воды. Я стер с него грязь и поначалу решил, что держу в руках блестящую латунь. Самовар был желтый. Он был золотой.
В свете фонарика разобраться с находкой было непросто. Я кликнул Есикова, куковавшего над дыркой в земле, снял ведро, привязал самовар за ручку и приказал тянуть. Небольшой, круглый, литров на пять—семь, он переломал бы мне кости, если б сорвался с веревки.
Покачиваясь, самовар устремился на свет божий, Леша ловко подхватил его у самого блока и проворно уволок в сторону от дыры. Я внимательно следил за манипуляциями компаньона. Уворачиваться в колодце было некуда.
Сверху раздалось приглушённое уханье Есикова. Должно быть, он выражал восторг. – Леша! – позвал я.
П одождал. Никакой реакции. – Леша, блядь! Ко мне пришло одиночество. – ЛЕША!!! – Да здесь я, – наконец отозвался Есиков. Остаться без веревки в колодце оказалось страшно тоскливо. Появление компаньона вдруг напомнило давным-давно виденные капиталистические фильмы о том, как любители легкой наживы бросают своих товарищей в беде, чтобы целиком завладеть богатством, а перед уходом глумятся над ними.
– Веревку давай. Палку к ней привяжи, я буду вылезать.
Подъем на поверхность оказался быстрее и удобнее спуска. Я выкарабкался, шатаясь под тяжестью наполненных водой болотных сапог.
– Ни фига себе, какое я обляпанное говном чудовище! – Только при свете дня я смог оценить, во что превратился на пути к преисподней.
Мы расхохотались.
– Давай смотреть, что мы там нашли. При ближайшем изучении самовар оказался всего лишь позолоченным, вдобавок у него отломилась внутренняя труба, но внешне он был совершенно целый. Носик был на месте, кран поворачивался. Трубу Леша припаял уже дома, и мы продали самовар Борису Михайловичу Маркову за неплохие деньги. В тот день, посменно отогреваясь у костра, мы достали из колодца сахарницу с серебряным ободком и ручкой, шесть фарфоровых чашек и одно чайное блюдце. Остальной сервиз дошел до нас в виде фрагментов керамики, не представляющих коммерческой ценности. Симпатичные чашки также ушли в салон «Галлус», в ту пору только начинающий набирать обороты.
Впоследствии мы с Лешей неоднократно навещали селище и еще кое-чем там поживились. Однажды я выцарапал гвоздем на новенькой алюминиевой ложке инициалы «Ал. Б.» и аккуратно припрятал под кирпичами на месте некопаной избы. Есиков ложку нашел и очень дорожил ею потом, считая, что вещь нашла владельца. Потом мы с Лешей нашли одиноко стоящую церковь, раскопали ее и по-настоящему озолотились. Моей ошибкой было доверить реализацию хабора[11] компаньону. Дурачка Есикова приняли опера и начали запугивать своими отработанными гестаповскими приемчиками. Вскоре он написал под диктовку явку с повинной. На основании его показаний следователь успешно пришил мне то, чего не было. От того, что было, я отвертелся, но срок за надругательство над могилой получил, а Леше дали год условно, учитывая его чистосердечное признание. Вот и доверяй после этого людям.
– Ты о чем задумался, Ильюха? – оборвал мои мысли Слава.
– Да так, о ментах.
– А че о них думать? Будем смотреть телевизор.
– Телевизор? Зачем?!
– Будем криминальную хронику смотреть, – объяснил Слава, удивившись моей несообразительности. Он любил на зоне пялиться в дебилизатор, вероятно, рассчитывая отыскать там правду жизни. – Про наши сегодняшние дела обязательно покажут.
– Не исключено, – сказал я. – Только нам от этого что?
– Узнаем, что по этому поводу менты говорят.
– Что они могут сказать: бандитская разборка с зарубежными бизнесменами, по факту похищения заведено уголовное дело, бла-бла-бла, все дела. Что они могут сказать нового? Ты это слышал уже миллион раз.
– Ну, про нас-то новости мы еще не видели.
– И, дай Бог, не увидим! – содрогнулся я.
– Ладно, забей, – Слава отвесил нам по пятьдесят грамм.
Мы не стали пить, потому что к нам скользнул официант, любезно выставил тарелки с восхитительно пахнущим стейком и собрался было пожелать приятного аппетита, как я осведомился:
– Не подскажете, сегодня будут выступать «Mad Wheels»?
– В семь часиков начнут, – услужливо просветил официант, заботясь о щедрых чаевых. Очевидно, мы со Славой выглядели многообещающе. – Уже скоро. Музыканты приехали? – Да, конечно.
– Позовите Рикки, пожалуйста. Скажите, что его Илья приглашает.
– Одну минуточку! – расплылся в улыбке халдей и улизнул в подсобные помещения.
Мы воспользовались его отсутствием, в должной мере воздав почести Бахусу, и закусили.
– Сердце подсказывает мне скорое, близкое, плотное и долговременное общение с природой, – поделился я возникшими чувствами.
– Правильно, Ильюха, слушай сердце, оно не обманет, – кивнул Слава, и тут появился Рикки.
– Привет, решили навестить твою обитель, – я пожал жесткую руку ударника эстрадного труда. – Присаживайся. – Официант верно понял обстановку и принес третью рюмку. – Как поживает старый добрый рок-н-ролл?
– Рок-н-ролл жив! – привычно отреагировал Рикки, и мы выпили.
– Будешь играть? Мы как раз зашли послушать. – Водка меня что-то не вставляла сегодня, наверное, переволновался за день.
– Скоро начнем, – заверил меня Рикки.
– Кстати, ты знаешь, что, будучи рокабилли, являешься зримым проявлением, манифестацией могущественного идола Раут—шестьдесят шесть?
– Как-как?!
Я поведал изумленному Рикки гипотезу о рок-н-ролльном божестве, не забыв упомянуть Маринкино дополнение.
– Нехило! – оценил Рикки. – Я, пожалуй, об этом песню напишу.
– Ты и песни пишешь? – Да, детка, я такой!
– Секунду! – У меня в кармане запиликал телефон. – Алло.
– Встретишь меня? – звонила Маринка. – Я заканчиваю работу.
– Не вопрос. Буду через двадцать минут. – Я убрал мобильник. – Блин, не могла попозже позвонить! Только пить начали.
– Удобная штука! Надо будет себе такой же купить. – Слава с завистью смотрел на телефон.
– Не вопрос, сегодня же и купим. Они на каждом углу продаются, – просветил я засидевшегося корефана. – Марину только заберем с работы, она просила встретить. Ладно, надо ехать, извини, Рикки, дама ждет.
– Тогда двинули. – Слава поискал глазами официанта, который тут же подлетел, алчно облизываясь. – Давай счет.
– Ни фига, я сам заплачу! – придержал я руку корефана и полез в свой карман.
– Не, ни хрена! Давай я.
– Да ну на фиг! Лучше я. Сегодня нам улыбнулась Фортуна, все остались целы, считай, второй день рождения!
– Не дури, Ильюха.
– Ну, если хочешь, давай пополам.
– Мы что, немцы какие-то?
– Правильно, мы не немцы. Не выпендривайся, Слава, сегодня плачу я!
– Лады. Упрямый как баран... – уступил Слава.
– Все, пошли! Рикки, чао!
Оставив музыканта наедине с графином водки, мы вышли из ресторана и поймали машину. Через десять минут мы уже стояли возле офисного здания на Лиговском, от Rocking-hors Pub» было недалеко.
– Надо, наверное, внутрь зайти и в вестибюле ее встретить, – предположил я и потянул на себя длинную медную ручку.
Мы оказались в небольшом, сияющем новенькой отделкой холле. Смазливая уборщица в синем халате мыла пол. Впереди – широкая мраморная лестница, турникет и пост охраны. На посту – секьюрити в черной форме.
– До свидания, Андрей Андреевич! До завтра!
– Вы не можете меня так бросить, Мариночка. Это нехорошо с вашей стороны.
Голоса приближались, я встрепенулся. Показалась Маринка и пожилой толстенький человек в коричневом костюме, пытающийся ухватить ее за локоток. При их приближении охранник разблокировал турникет.
– Извините, Андрей Андреевич, меня ждут!
– Постойте, Мариночка, – не слушал ее начальник. – Вы не должны меня сегодня оставлять...
Маринка заметила нас, когда я уже летел вперед. Не помня себя, я врезал кулаком в дряблое лицо шефа. Попал по скуле и тут же добавил по уху. Старый козел пошатнулся. Я рванул его за пиджак, оттаскивая от Маринки и намереваясь продолжить экзекуцию. Охранник бросился к нам, выдергивая из петли дубинку.
Маринка отшатнулась. Охранник был уже рядом, но и Слава оказался тут как тут. Он опередил и меня, и секьюрити. Удара я не заметил, но голова охранника с громким клацаньем мотнулась назад, а затем вся туша рухнула на пол. Уборщица бросилась наутек. Гулять так гулять!
Я выпустил Маринкиного шефа и со всей дури зарядил ему ногой в пах, а потом добавил кулаком в подбородок. Старый козел упал, и я пробил ему па ру раз ботинком по печени.
Слава стоял над поверженным охранником, контролируя недобитого врага. Секьюрити вяло шевелился и опасности не представлял.
– Пошли, – я ухватил за локоть Маринку и повлек ее к выходу.
– Илья, ты пьяный?
– Нет, я трезвый. – Я и в самом деле не чувствовал действия алкоголя. – Просто зло берет, когда такое вижу.
– Ой, не надо было тебе звонить...
– Ты каждый раз так с работы уходишь?
– Ну... Я же тебе говорила, что начальник у меня такой. Ну как я ему завтра все объясню?! – Маринка чуть не плакала.
– Не будет никакого завтра! Ты здесь больше не работаешь, – решил я. – На фиг тебе такая служба.
Не терявший времени зря Слава успешно поймал такси.
– Тогда это в корне меняет наши отношения, – заявила моя бывшая супруга. – Если я теперь не работаю, ты должен меня содержать.
– Не вопрос, – бросился я головой в омут. – Поехали домой!
– Поехали, – алчно блеснула глазами Маринка. – Как скажешь, милый.
12
Комната была похожа на искусственный рай. Это Как если бы Эдем решили воспроизвести в музейной экспозиции. Стены буквально низвергали водопады Фальшивой зелени, и сквозь эту пластиковую благодать жалобно выглядывали головы давно убитых животных – их пожелтевшие рога и тусклые черные носы выступали из сочных полихлорвиниловых джунглей, как будто зверье окружило поляну, называемую гостиной, и все не решается выйти навстречу людям.
Под изумленными взглядами зверей я прошел по ворсистому ковру к дальней стене комнаты и достал из кучи сваленной в кресле одежды трубку сотового телефона.
– Алло?
– Здравствуйте, Илья Игоревич, – произнес знакомый голос де Мегиддельяра, и у меня оборвалось сердце.
Утро я встретил у Маринки дома. В отсутствие ее родителей, отбывших на дачу, мы отлично провели вечер. Вспоминали нашу жизнь до развода, не такую уж, как выяснилось, и плохую, строили планы на будущее. Вчерашний день, отмеченный скандальным увольнением, был переломным в нашей с Маринкой судьбе. Я это понимал, и она это понимала. Мы решили снова быть вместе.
С утра долго валялись в постели. Нам было хорошо вдвоем. День тоже обещал задаться на славу, но тут запиликал мой сотовый.
– Здравствуйте, господин де Мегиддельяр, – как можно спокойнее произнес я. – Чем могу служить?
– Вы отлично поработали вчера, – де Мегиддельяр был доволен и не скрывал этого. – Вы сделали большое и полезное дело. Но сегодня я собрал вас, чтобы призвать на решающую битву с ассассинами. Их победа близка. Они собрали все три священные реликвии и намерены доставить их Ага-хану. После того как исмаилиты обретут могущественного вождя, который призовет тайного имама и, осененный темной харизмой, умудрится советами Врага рода человеческого, мир содрогнется от невиданных бесчинств кровожадных ассассинов.
«Во дает! – подумал я. – Задвинул покруче Папы Римского». Я зауважал де Мегиддельяра, сумевшего выдать цветистую речь на чужом языке. Однако это был явно не экспромт, приор основательно подготовился.
– Нас, белых людей, ждет новый виток террористической войны, – продолжил де Мегиддельяр. – Исламисты намерены сокрушить христианскую цивилизацию. Ага-хан способен дать им в руки меч – армию ассассинов, известных своим коварством и жестокостью. Наши предки надеялись, что ассассины ушли в прошлое вместе с реликвиями их секты, но теперь вещи ас-Сабаха вернулись к исмаилитам благодаря археологическому таланту...
Приор вовремя осекся, вспомнив, что мы с бандитами знаем друг друга только по кличкам, но устремленный на меня красноречивый взгляд указал истинного виновника грядущих бед.
– О деталях предстоящей операции вам расскажет сеньор Эррара, – сухо закончил де Мегиддельяр.
– Уважаемые госопода, – поднялся со своего места комтур, совсем ненамного став выше. – Вы вчера хорошо поработали, и нам стало известно, что ассассины намерены переправить Ara-хану реликвии, а также другие ценности в драгоценных металлах и драгоценных камнях, которые собрали здесь, в России. У них есть договоренность с посольством Иордании о вывозе сокровищ через дипломатическую службу. Встреча с сотрудниками посольства назначена на завтра в городе Твери. Груз повезут на машинах. Мы должны его отнять по дороге до Твери. После того как ценности перейдут в руки сотрудников посольства, они станут недосягаемы.
– Почему? Дипломатов хорошо охраняют? – спросил Лось.
– На них нельзя нападать! Будет международный скандал. Поднимется шум. Нам не нужно, чтобы это стало известно, – заторопился Эррара, комкая слова.
– Что за машины? – оборвал его Слава. Эррара сбился. Похоже, он забыл, что хотел сказать в защиту иорданских дипкурьеров.
– На каких машинах ассассины повезут ценности, вы знаете? – растолковал я комтуру вопрос Славы.
– Да, знаю, – поймал Эррара нить разговора и гордо задрал подбородок. – Серый, цвета металлик.. э-э, небольшой автобус фирмы «Мазда» и «фольксваген-пассат» голубого цвета, машина охраны. Лось сплел пальцы над столом.
– Сколько будет охраны?
– В «мазде» двое и в «фольксвагене» четыре человека. Госопода, прошу обратить внимание, что они выезжают завтра в пять часов утра. Времени на подготовку у вас немного.
– А мы еще не решили, что за это возьмемся, – усмехнулся Лось. – Ты сначала скажи, сколько платишь?
– Вам будет назначен хороший приз, – немедленно отреагировал Эррара. У него имелся готовый, тщательно продуманный ответ. – Ассассины повезут много золота и драгоценных камней. Вы заберете их себе. Нам нужны только реликвии ассассинов: перстень, браслет и кинжал Хасана ас-Сабаха. – Много – это сколько?
– Достаточно много, чтобы окупить ваш риск. Исмаилиты в Петербурге собирали эти ценности несколько лет. Сейчас представился случай доставить их Ага-хану. – А если золота не будет?
– Пленник, которого вы вчера захватили, сказал, что должны быть.
– А ну как сбрехал? Эррара помедлил.
– Он обманывал нас вначале... а потом говорил только чистую правду, – похвастался он с улыбкой инквизитора. Я понял, что комтур лично пытал жирного бен Ладена. Бандиты это поняли, наверное, лучше меня и подутухли. Только Слава остался невозмутим.
Под изумленными взглядами зверей я прошел по ворсистому ковру к дальней стене комнаты и достал из кучи сваленной в кресле одежды трубку сотового телефона.
– Алло?
– Здравствуйте, Илья Игоревич, – произнес знакомый голос де Мегиддельяра, и у меня оборвалось сердце.
Утро я встретил у Маринки дома. В отсутствие ее родителей, отбывших на дачу, мы отлично провели вечер. Вспоминали нашу жизнь до развода, не такую уж, как выяснилось, и плохую, строили планы на будущее. Вчерашний день, отмеченный скандальным увольнением, был переломным в нашей с Маринкой судьбе. Я это понимал, и она это понимала. Мы решили снова быть вместе.
С утра долго валялись в постели. Нам было хорошо вдвоем. День тоже обещал задаться на славу, но тут запиликал мой сотовый.
– Здравствуйте, господин де Мегиддельяр, – как можно спокойнее произнес я. – Чем могу служить?
* * *
Офис фирмы «Аламос» отремонтировали быстро и качественно. Мы со Славой сидели в большом кабинете управляющего за столом для переговоров» напротив нас разместились давешние бандиты, место в торце занял Хорхе Эррара. За директорским столом, образующим верхнюю планку «Т», восседал сеньор Франсиско Мигель Аугустинторено де Мегиддельяр, приор филиала испанского рыцарского ордена Алькантара в Санкт-Петербурге. Пышные усы управляющего фирмой «Аламос» отросли и густились, но лицо носило свежие следы ожога, и хотя пожилой рыцарь приветствовал нас сидя по причине раненой ноги, выглядел он довольно бодро и ничем не напоминал скорбную развалину, виденную нами совсем недавно в госпитале Военно-медицинской академии. Возможно, выписка из больницы подняла его боевой дух, но, скорее всего, де Мегиддельяр оправился от легкой контузии и душевного потрясения, вызванного взрывом.– Вы отлично поработали вчера, – де Мегиддельяр был доволен и не скрывал этого. – Вы сделали большое и полезное дело. Но сегодня я собрал вас, чтобы призвать на решающую битву с ассассинами. Их победа близка. Они собрали все три священные реликвии и намерены доставить их Ага-хану. После того как исмаилиты обретут могущественного вождя, который призовет тайного имама и, осененный темной харизмой, умудрится советами Врага рода человеческого, мир содрогнется от невиданных бесчинств кровожадных ассассинов.
«Во дает! – подумал я. – Задвинул покруче Папы Римского». Я зауважал де Мегиддельяра, сумевшего выдать цветистую речь на чужом языке. Однако это был явно не экспромт, приор основательно подготовился.
– Нас, белых людей, ждет новый виток террористической войны, – продолжил де Мегиддельяр. – Исламисты намерены сокрушить христианскую цивилизацию. Ага-хан способен дать им в руки меч – армию ассассинов, известных своим коварством и жестокостью. Наши предки надеялись, что ассассины ушли в прошлое вместе с реликвиями их секты, но теперь вещи ас-Сабаха вернулись к исмаилитам благодаря археологическому таланту...
Приор вовремя осекся, вспомнив, что мы с бандитами знаем друг друга только по кличкам, но устремленный на меня красноречивый взгляд указал истинного виновника грядущих бед.
– О деталях предстоящей операции вам расскажет сеньор Эррара, – сухо закончил де Мегиддельяр.
– Уважаемые госопода, – поднялся со своего места комтур, совсем ненамного став выше. – Вы вчера хорошо поработали, и нам стало известно, что ассассины намерены переправить Ara-хану реликвии, а также другие ценности в драгоценных металлах и драгоценных камнях, которые собрали здесь, в России. У них есть договоренность с посольством Иордании о вывозе сокровищ через дипломатическую службу. Встреча с сотрудниками посольства назначена на завтра в городе Твери. Груз повезут на машинах. Мы должны его отнять по дороге до Твери. После того как ценности перейдут в руки сотрудников посольства, они станут недосягаемы.
– Почему? Дипломатов хорошо охраняют? – спросил Лось.
– На них нельзя нападать! Будет международный скандал. Поднимется шум. Нам не нужно, чтобы это стало известно, – заторопился Эррара, комкая слова.
– Что за машины? – оборвал его Слава. Эррара сбился. Похоже, он забыл, что хотел сказать в защиту иорданских дипкурьеров.
– На каких машинах ассассины повезут ценности, вы знаете? – растолковал я комтуру вопрос Славы.
– Да, знаю, – поймал Эррара нить разговора и гордо задрал подбородок. – Серый, цвета металлик.. э-э, небольшой автобус фирмы «Мазда» и «фольксваген-пассат» голубого цвета, машина охраны. Лось сплел пальцы над столом.
– Сколько будет охраны?
– В «мазде» двое и в «фольксвагене» четыре человека. Госопода, прошу обратить внимание, что они выезжают завтра в пять часов утра. Времени на подготовку у вас немного.
– А мы еще не решили, что за это возьмемся, – усмехнулся Лось. – Ты сначала скажи, сколько платишь?
– Вам будет назначен хороший приз, – немедленно отреагировал Эррара. У него имелся готовый, тщательно продуманный ответ. – Ассассины повезут много золота и драгоценных камней. Вы заберете их себе. Нам нужны только реликвии ассассинов: перстень, браслет и кинжал Хасана ас-Сабаха. – Много – это сколько?
– Достаточно много, чтобы окупить ваш риск. Исмаилиты в Петербурге собирали эти ценности несколько лет. Сейчас представился случай доставить их Ага-хану. – А если золота не будет?
– Пленник, которого вы вчера захватили, сказал, что должны быть.
– А ну как сбрехал? Эррара помедлил.
– Он обманывал нас вначале... а потом говорил только чистую правду, – похвастался он с улыбкой инквизитора. Я понял, что комтур лично пытал жирного бен Ладена. Бандиты это поняли, наверное, лучше меня и подутухли. Только Слава остался невозмутим.