– Власть? – переспросил я. – А вы не боитесь, что я могу взять власть над вами?
– А вы попробуйте, – мягко улыбнулся фон Готтенскнехт.
Он остался сидеть неподвижно. Зато господин Марков странно напрягся.
– Ладно, – сказал я. – Даже пробовать не буду. Вы сами как считаете, план Алькантары можно осуществить?
– Трудно. Хотя нет ничего невозможного. Хуже будет, если он удастся. Вы представляете, что случится, если в Америке начнется гражданская война?
– Ничего хорошего... для Америки.
– Для Европы и России тоже. Нарушится мировой баланс. В Европе сильны исламские настроения, в России положение с мусульманами также обстоит не лучшим образом. Почувствовав нашу слабость, люди небелой расы восстанут против белых. Война начнется по всему миру. Вы здесь тоже не останетесь в стороне.
– Слишком сильно для набора украшений и небольшого кинжала, – пробормотал я, опустив глаза на перстень. Изумруд подсказывал мне, что немец врет.
– На этих вещах лежит клеймо дьявола. Ваши предметы власти создавались для лидера террористической группировки. Все, что они несут в мир, – это войну! Судя по вашему ожесточенному лицу, вы уже почувствовали их действие.
– Возможно, вы не так уж лукавы, – резюмировал я. – Не исключаю и то, что вы говорите искренне. Но мне пока что трудно во все это поверить. Я должен погулять и все как следует обдумать. Всего хорошего, господа.
– Надеюсь, вы примете взвешенное решение, – заметил Фридрих фон Готтенскнехт.
– Постараюсь, – сказал я.
– Илья, так вы еще зайдете к нам? – спросил, провожая меня до двери салона, Марков.
– К вам, Борис Михайлович, я непременно зайду.
Взгляд антиквара цепко скользнул по старинному арабскому золоту. Коммерсант заметно жалел, что сделка не состоялась.
Я неторопливо брел вдоль Обводного канала, засунув руки глубоко в карманы куртки и глядя под ноги. Спешить мне было некуда, зато было о чем подумать.
Слова странного посланника из тевтонских земель запали в душу. Почему-то я верил в то, что тайные общества устанавливают порядки там, где пасуют записные политики. И верил, что де Мегиддельяр истово желал доставить предметы влияния в Мадрид, полагая это своей святой миссией. А я-то думал, что он слишком много собирается заплатить. Это либо должна быть политика, либо религиозные распри. С религией мне раньше сталкиваться не доводилось, и я не ждал от неизвестного ничего хорошего. Теперь стало ясно, что в деле замешана политика. Большая политика. Только вот с продажей предметов мне не повезло в том плане, что на меня вышли представители небогатого ордена. У петербургского филиала Алькантары было не много денег. Фактически, он существовал на самообеспечении, занимаясь торговлей, что дополнительно работало на конспирацию. Ясно, почему рыцари ездили на дешевых автомобилях, а единственный «мерседес» был представительской машиной фирмы.
Поэтому и платили скупо. И были вынуждены общаться с мелкими бандитами наподобие бригады Лося и темными, криминальными личностями вроде меня со Славой. Все беды испанцев происходили от бедности. Я решил дать им еще один шанс.
– Алло, это Илья Потехин вас беспокоит, – сказал я, соединившись с де Мегиддельяром.
– Я получил деньги, – прохрипел в трубку приор. – Триста тысяч. Не четыреста...
– Я согласен, – быстро сказал я, испугавшись передумать.
– Согласны? – Если вы готовы заплатить, я сейчас зайду.
– Да, Хенаро откроет. Я буду ждать.
До офиса на Миллионной я долетел как на крыльях. Мне было наплевать, что случится с Америкой. Одно я знал: исход США с политической арены автоматически усилит позиции России. Сделать полезное для Родины дело руками арабов посредством испанцев – это поистине игра цивилизованного белого человека! Пусть предметы таскает какой-нибудь безумный араб, превратившийся в харизматического вождя, нового Хасана ас-Сабаха.
– Сатана никогда не сможет победить человека, – произнес я, взойдя на крылечко «Аламоса», и сдернул с указательного пальца перстень, – потому что человек всегда может одолеть Сатану!
Расстаться с браслетом оказалось значительно легче. Предмет воли не обладал дьявольской уговорчивостью Предмета Ума. Здесь мне хватило одной решимости.
Уложив предметы в карман, я позвонил в дверь. Хенаро Гарсия запустил меня в офис. Я спокойно повернулся к нему спиной и прошел в кабинет управляющего.
Де Мегиддельяр громоздился за письменным столом, перед ним возвышалась бутылка виски. Едва начатый «Чивас ригал».
– Эррара ошибся, – сказал я, протягивая ему руку.
Де Мегиддельяр изучил ее взглядом и с удивлением посмотрел на меня.
– Я чист, – заверил я. – А вот Хорхе Эррара замарался.
Рассказ о звонке с телефона Есикова и последующем визите ассассина произвел на приора впечатление.
– Он весь большая ошибка, – пробормотал де Мегиддельяр. – Мне дали сюда самый сброд. Здесь хуже, чем было в Мексике. Carajo! * Только на Хенаро есть надежда, он мой племянник. * Проклятье! (исп.).
– Вот как, – только и сказал я.
Громила возвышался в дверях, скрестив руки на груди, и едва заметно улыбался.
– Итак, Илья Игоревич, деньги готовы. Вы принесли предметы?
Де Мегиддельяр был мастер переводить разговор на нужную ему тему.
– Где деньги? – не спасовал я.
– Вот они, – старик поставил на стол пухлую сумку тонкой черной кожи, раздернул молнию, придвинул ко мне. Заметно было, что денег ему не жалко: не свои, да и привезти реликвии хашишинов хотелось очень сильно, а больше ему, похоже, не хотелось ничего.
Я заглянул внутрь. Много-много пачек стоевровых банкнот. В Мадриде подсуетились с переводом, а в «Аламосе» заблаговременно обналичили. Торопились не зря. Надежды приора сбылись.
– Что лично вам даст эта услуга для Западно европейского военного союза? – поинтересовался я.
Глаза де Мегиддельяра вспыхнули. Это был не гнев, это было праведный восторг.
– Разве Европа, свободная от янки и саксов, это плохо?!
– Это хорошо, – сказал я, выкладывая перед ним предметы. – Это очень хорошо.
Перстень, браслет и кинжал. Они уже стали для меня как живые. По-моему, в кармане они шевелились, не хотели расставаться.
– Предметы не продаются, – сообщил я. – Это так, и я от своих слов не отступаюсь. Святынями не торгуют. Но я готов их передать вам для благого дела. А взамен принять деньги – ведь мне надо на что-то жить. Когда еще доведется отыскать клад?
– К деньгам вы неравнодушны, – заметил приор.
– Почему я должен быть к ним равнодушен? – удивился я. – Мне в кои-то веки представилась воз можность заработать, содрав за свою услугу побольше. Глупо упускать такой шанс. С другой стороны, вы ведь не свои деньги отдаете.
– Это деньги моего ордена, – хрипло сказал де Мегиддельяр. – Мои братья от многого отказались ради того, чтобы их собрать.
– Вы же рыцари, давшие обет добровольной бедности. Вы многим пожертвовали ради великой цели. Что же, честь вам и хвала.
– Обеты добровольной бедности остались в прошлом. Теперь мы просто бедны. Но вам никогда не понять, что значит быть воином Христа! Ассассины нас понимают лучше, чем продажный авантюрист, охотник за сокровищами вроде вас. Мы на многое готовы, чтобы спасти оплот веры. Последние полвека мы находимся меж двух огней: мусульмане с одной стороны, американцы с другой. Вы живете в России. Вы не можете представить, что для нас значит свободная Европа! – Снова вспыхнули глаза приора.
– Свободная Европа – это просто великолепно. Лучше может быть только свободная Россия. Я кинул последний взгляд на вещи, которые носил сам Хасан ас-Сабах, взял сумку и пошел к выходу. Хенаро Гарсия открыл мне дверь и на прощание крепко пожал руку.
Хорошо, когда есть большой кошелек! Я положил в карман пачку купюр, застегнул сумку, дошел до обменника и обратил тысячу евро в рубли. Банкноты оказались настоящими. Я в этом и не сомневался.
Впрочем, проверить не мешало.
Следующей остановкой был салон связи, где я положил на телефонный счет триста евро. С чувством выполненного долга я позвонил вдове Петровича.
– Мария Анатольевна, вы будете в ближайшее время дома? Я бы хотел заехать, есть кое-что важное.
– Это что-то хорошее или плохое?
– На сей раз хорошее.
Я поймал такси и вскоре звонил по домофону в афанасьевскую квартиру. Мария Анатольевна выглядела обеспокоенной.
– Я знаю, что приношу дурные вести, – с порога объяснился я, – но так бывает не всегда.
Мы прошли в гостиную, уселись за круглый обеденный стол.
– Я вернул нашу с Василием Петровичем находку, – начал я.
– Как вы сумели? – ахнула Мария Анатольевна.
– Я слишком долго заигрывал со смертью и уже начинал побаиваться, что она ответит мне взаимностью, но... К счастью, у меня были хорошие друзья.
– Я могу ее увидеть? – Лицо вдовы дрогнуло.
– Нет, – покачал я головой.
– Слава Богу! – неожиданно вздохнула Мария Анатольевна. – Я загадала, что если увижу эту проклятую копанину, то тоже умру.
У меня по спине пробежал холодок. Вот и пойми этих женщин! Хорошо, что не забрел похвастаться.
– Вы еще долго не умрете, – заверил я, открывая сумку. – У вас будет обеспеченная жизнь. Я выгодно продал предметы испанцам. Здесь триста тысяч. Нас трое, причастных к этой находке: Василий Петрович, мой друг Слава и я. И я выложил на стол десять плотных брусков.
Придвинул их Марии Анатольевне. – Это ваши сто тысяч евро.
– Вы получили столько денег от рыцарей тайного ордена... из Алькантары?
– Я справился, – усмехнулся я. – Мне удалось доказать, что наемники бывают иногда сильнее и хитрее подлинных рыцарей.
– Илья, вы сам – настоящий рыцарь! – Мария Анатольевна положила руки на денежные бруски и заплакала.
– Привет, заходи, – обрадовалась Ксения. Очевидно, Слава ей ничего не рассказал.
Я перешагнул порог. Из-за плеча подруги показалась башка корефана.
– Здорово, – сказал я, радушным жестом поднимая правую руку и протягивая для пожатия.
– Держи краба! Слава все правильно понял.
– Здоров! – хмыкнул он. По-доброму. Я слишком долго его знал, чтобы научиться безошибочно различать, когда он улыбается, готовясь бить и убивать, а когда действительно радуется. – Я сделал это!
– Чего вы там учудили, молодцы? – заинтересовалась Ксения.
– Показывай результат, – предложил «афганец».
Мы прошли на кухню. Я расстегнул сумку и вывалил на стол ее содержимое.
– Я продал исмаилитские древности за двести тысяч евро. Вот твоя доля. Раз, два, три... десять пачек по десять тысяч.
– А че у тебя девять пачек? – забеспокоился корефан.
– Потратился на такси.
– Блин... Ну, тогда гуляем! – Он широко ощерился и хлопнул по спине подругу.
– Погоди, – сказал я. – У меня еще дела. Надо Маринку повидать, а потом мы все соберемся и отпразднуем.
– Ну ладно, – корефан понизил голос. – Слышь, Ильюха, ты это... железо свое с чердака выкинь на хрен.
– Обязательно! – пообещал я.
– Я волыну в канал скинул от греха подальше.
– Разумно, – сказал я. – Я тоже внесу вклад в обогащение культурного слоя Санкт-Петербурга. Маринку только порадую.
– Эх, мужчины, мужчины, – вздохнула Ксения. – Все вы о своих игрушках. О дамах бы лучше так заботились.
– Все, – вскочил я. – Понял! Поехал. Вечером увидимся!
У Маринки были ключи от моей квартиры. И хотя от Ксении до ее дома было недалеко, я предпочел позвонить и попросил срочно приехать ко мне. Видеться с тещей и тестем решительно не хотелось. Маринка не удивилась и сказала, что уже выбегает.
Я же предпочел подготовиться к встрече особым образом. Сегодня у меня был день решительных перемен.
С сумкой на плече я вошел в родной двор, едва волоча ноги. От городской суеты появилась мелкая дурная усталость, непохожая на здоровое утомление, когда намахаешься лопатой на свежем воздухе. Теперь, когда меня не поддерживали вещи вождя, я прочувствовал сполна, что значит быть простым человеком!
Во дворе я встретил Ирку. Она толкала перед собой коляску, разговаривая на ходу с Сонькой. – Привет! – улыбнулась она.
– Привет! – Я остановился не без удовольствия. Приятно было передохнуть. Особенно беседуя с молодой симпатичной барышней. – Как дочка? Как сама поживаешь?
– Нормально мы поживаем. Мама тебя вспоминает. – Ох, боюсь, недобрым словом!
– Да нет, нормально, добрым. Я о тебе тоже вспоминала...
– Прости за то, что я тебя тогда «черным» подставил. Я тогда все, что у меня было, отдал.
– Забыли, – решительно улыбнулась Ирка.
– У меня для тебя сюрприз. Приятный, – поспешил уточнить я.
– Я вообще всегда рада сюрпризам.
– Тогда держи, – я выгреб из кармана пачечку стоевровых купюр. Глянул мельком, их оказалось аккурат пятнадцать штук. – Здесь полторы тысячи. Это тебе моральная компенсация за причиненные неудобства.
– Ой, – расплылась Ирка и взяла деньги. – Это мне? Ну что ж ты так... Да ладно, забыли все плохое.
– Хорошо, забыли, – кивнул я.
– Ты заходи к нам...
– Ты забыла? Я женат.
– Ты же говорил, что она бывшая?
– Все проходит, – вздохнул я. – Теперь мы снова вместе.
– Да-а... – погрустнела Ирка. – Какой-то ты стал другой, семейный, что ли. Внешне ты тоже изменился.
– Как именно?
– Когда мы с тобой познакомились, видок у тебя был, надо сказать, бардовский. Вот те на! А я-то считал себя джентльменом.
– А теперь он какой?
– Теперь ты стал элегантнее. Не знаю, как это выразить... Одеваться ты все равно продолжаешь так же, но... подтянутым стал, что ли.
Вот женщины! Отродье крокодила, правильно сказал Шекспир. Порождение змеи и ехидны, норовящее ужалить даже походя, без веской на то причины. Тварь!
– У меня произошла эволюция, – сказал я и направился к своему парадному.
Я даже изловчился принять душ и переодеться в свежий костюм, перед тем как в дверь раздался звонок.
Маринка заметно спешила. У нее даже прическа сбилась.
– Что ты как на пожар? – накинулась с порога она.
– У меня очень хорошие новости, – улыбнулся я.
– Ого, как ты выглядишь, – наконец-то оценила мой наряд подруга.
– Как?
– Как истинно белый джентльмен.
– Ну, спасибо!
– А что за новости? – спросила Маринка, скидывая туфли.
– Теперь мы будем богаты, – сказал я.
– Ты нашел клад?
– Мы со Славой наткнулись на банду тезавраторов и почти полностью истребили ее. Скоро я покажу тебе кучу золота, дорогая моя!
– Это тебе ничем не грозит?
– Ничем. О нас некому рассказать, кроме нас самих. Я провел Маринку в комнату. – Смотри. Это все наше.
При виде золота она впала в ступор. Я понял, что о деньгах можно не рассказывать, чтобы не пугать бедную секретаршу величиной свалившегося на меня богатства.
– Это все наше? – переспросила Маринка.
– Мое и Славы. А еще у меня есть двадцать тысяч евро. Я продал старинные арабские украшения и кинжал.
– Они так дорого стоят? – удивилась Маринка.
– Им девятьсот лет. Это была историческая находка первой величины, – по секрету сообщил я. – Только ты никому не рассказывай.
– Тогда продолжай искать клады! – приказала Маринка. – Я верю в тебя.
Я вдруг понял, что, наверное, справлюсь и без всяких предметов влияния. Просто надо иметь волю к победе и привычку побеждать. Все это у меня теперь было.
– Слушай, – предложил я, – давай жить вместе. Переезжай окончательно ко мне. Только одно условие: никакой Леры!
– Ну, если ты так хочешь, милый, – проворковала Маринка. – Она мне и сама не очень нравится.
Где-то высоко в небе запели ангельские трубы.
– Давай поженимся? – спросил я и замер.
– Давай! – ни секунды не раздумывая, согласилась Маринка.
– А вы попробуйте, – мягко улыбнулся фон Готтенскнехт.
Он остался сидеть неподвижно. Зато господин Марков странно напрягся.
– Ладно, – сказал я. – Даже пробовать не буду. Вы сами как считаете, план Алькантары можно осуществить?
– Трудно. Хотя нет ничего невозможного. Хуже будет, если он удастся. Вы представляете, что случится, если в Америке начнется гражданская война?
– Ничего хорошего... для Америки.
– Для Европы и России тоже. Нарушится мировой баланс. В Европе сильны исламские настроения, в России положение с мусульманами также обстоит не лучшим образом. Почувствовав нашу слабость, люди небелой расы восстанут против белых. Война начнется по всему миру. Вы здесь тоже не останетесь в стороне.
– Слишком сильно для набора украшений и небольшого кинжала, – пробормотал я, опустив глаза на перстень. Изумруд подсказывал мне, что немец врет.
– На этих вещах лежит клеймо дьявола. Ваши предметы власти создавались для лидера террористической группировки. Все, что они несут в мир, – это войну! Судя по вашему ожесточенному лицу, вы уже почувствовали их действие.
– Возможно, вы не так уж лукавы, – резюмировал я. – Не исключаю и то, что вы говорите искренне. Но мне пока что трудно во все это поверить. Я должен погулять и все как следует обдумать. Всего хорошего, господа.
– Надеюсь, вы примете взвешенное решение, – заметил Фридрих фон Готтенскнехт.
– Постараюсь, – сказал я.
– Илья, так вы еще зайдете к нам? – спросил, провожая меня до двери салона, Марков.
– К вам, Борис Михайлович, я непременно зайду.
Взгляд антиквара цепко скользнул по старинному арабскому золоту. Коммерсант заметно жалел, что сделка не состоялась.
Я неторопливо брел вдоль Обводного канала, засунув руки глубоко в карманы куртки и глядя под ноги. Спешить мне было некуда, зато было о чем подумать.
Слова странного посланника из тевтонских земель запали в душу. Почему-то я верил в то, что тайные общества устанавливают порядки там, где пасуют записные политики. И верил, что де Мегиддельяр истово желал доставить предметы влияния в Мадрид, полагая это своей святой миссией. А я-то думал, что он слишком много собирается заплатить. Это либо должна быть политика, либо религиозные распри. С религией мне раньше сталкиваться не доводилось, и я не ждал от неизвестного ничего хорошего. Теперь стало ясно, что в деле замешана политика. Большая политика. Только вот с продажей предметов мне не повезло в том плане, что на меня вышли представители небогатого ордена. У петербургского филиала Алькантары было не много денег. Фактически, он существовал на самообеспечении, занимаясь торговлей, что дополнительно работало на конспирацию. Ясно, почему рыцари ездили на дешевых автомобилях, а единственный «мерседес» был представительской машиной фирмы.
Поэтому и платили скупо. И были вынуждены общаться с мелкими бандитами наподобие бригады Лося и темными, криминальными личностями вроде меня со Славой. Все беды испанцев происходили от бедности. Я решил дать им еще один шанс.
– Алло, это Илья Потехин вас беспокоит, – сказал я, соединившись с де Мегиддельяром.
– Я получил деньги, – прохрипел в трубку приор. – Триста тысяч. Не четыреста...
– Я согласен, – быстро сказал я, испугавшись передумать.
– Согласны? – Если вы готовы заплатить, я сейчас зайду.
– Да, Хенаро откроет. Я буду ждать.
До офиса на Миллионной я долетел как на крыльях. Мне было наплевать, что случится с Америкой. Одно я знал: исход США с политической арены автоматически усилит позиции России. Сделать полезное для Родины дело руками арабов посредством испанцев – это поистине игра цивилизованного белого человека! Пусть предметы таскает какой-нибудь безумный араб, превратившийся в харизматического вождя, нового Хасана ас-Сабаха.
– Сатана никогда не сможет победить человека, – произнес я, взойдя на крылечко «Аламоса», и сдернул с указательного пальца перстень, – потому что человек всегда может одолеть Сатану!
Расстаться с браслетом оказалось значительно легче. Предмет воли не обладал дьявольской уговорчивостью Предмета Ума. Здесь мне хватило одной решимости.
Уложив предметы в карман, я позвонил в дверь. Хенаро Гарсия запустил меня в офис. Я спокойно повернулся к нему спиной и прошел в кабинет управляющего.
Де Мегиддельяр громоздился за письменным столом, перед ним возвышалась бутылка виски. Едва начатый «Чивас ригал».
– Эррара ошибся, – сказал я, протягивая ему руку.
Де Мегиддельяр изучил ее взглядом и с удивлением посмотрел на меня.
– Я чист, – заверил я. – А вот Хорхе Эррара замарался.
Рассказ о звонке с телефона Есикова и последующем визите ассассина произвел на приора впечатление.
– Он весь большая ошибка, – пробормотал де Мегиддельяр. – Мне дали сюда самый сброд. Здесь хуже, чем было в Мексике. Carajo! * Только на Хенаро есть надежда, он мой племянник. * Проклятье! (исп.).
– Вот как, – только и сказал я.
Громила возвышался в дверях, скрестив руки на груди, и едва заметно улыбался.
– Итак, Илья Игоревич, деньги готовы. Вы принесли предметы?
Де Мегиддельяр был мастер переводить разговор на нужную ему тему.
– Где деньги? – не спасовал я.
– Вот они, – старик поставил на стол пухлую сумку тонкой черной кожи, раздернул молнию, придвинул ко мне. Заметно было, что денег ему не жалко: не свои, да и привезти реликвии хашишинов хотелось очень сильно, а больше ему, похоже, не хотелось ничего.
Я заглянул внутрь. Много-много пачек стоевровых банкнот. В Мадриде подсуетились с переводом, а в «Аламосе» заблаговременно обналичили. Торопились не зря. Надежды приора сбылись.
– Что лично вам даст эта услуга для Западно европейского военного союза? – поинтересовался я.
Глаза де Мегиддельяра вспыхнули. Это был не гнев, это было праведный восторг.
– Разве Европа, свободная от янки и саксов, это плохо?!
– Это хорошо, – сказал я, выкладывая перед ним предметы. – Это очень хорошо.
Перстень, браслет и кинжал. Они уже стали для меня как живые. По-моему, в кармане они шевелились, не хотели расставаться.
– Предметы не продаются, – сообщил я. – Это так, и я от своих слов не отступаюсь. Святынями не торгуют. Но я готов их передать вам для благого дела. А взамен принять деньги – ведь мне надо на что-то жить. Когда еще доведется отыскать клад?
– К деньгам вы неравнодушны, – заметил приор.
– Почему я должен быть к ним равнодушен? – удивился я. – Мне в кои-то веки представилась воз можность заработать, содрав за свою услугу побольше. Глупо упускать такой шанс. С другой стороны, вы ведь не свои деньги отдаете.
– Это деньги моего ордена, – хрипло сказал де Мегиддельяр. – Мои братья от многого отказались ради того, чтобы их собрать.
– Вы же рыцари, давшие обет добровольной бедности. Вы многим пожертвовали ради великой цели. Что же, честь вам и хвала.
– Обеты добровольной бедности остались в прошлом. Теперь мы просто бедны. Но вам никогда не понять, что значит быть воином Христа! Ассассины нас понимают лучше, чем продажный авантюрист, охотник за сокровищами вроде вас. Мы на многое готовы, чтобы спасти оплот веры. Последние полвека мы находимся меж двух огней: мусульмане с одной стороны, американцы с другой. Вы живете в России. Вы не можете представить, что для нас значит свободная Европа! – Снова вспыхнули глаза приора.
– Свободная Европа – это просто великолепно. Лучше может быть только свободная Россия. Я кинул последний взгляд на вещи, которые носил сам Хасан ас-Сабах, взял сумку и пошел к выходу. Хенаро Гарсия открыл мне дверь и на прощание крепко пожал руку.
Хорошо, когда есть большой кошелек! Я положил в карман пачку купюр, застегнул сумку, дошел до обменника и обратил тысячу евро в рубли. Банкноты оказались настоящими. Я в этом и не сомневался.
Впрочем, проверить не мешало.
Следующей остановкой был салон связи, где я положил на телефонный счет триста евро. С чувством выполненного долга я позвонил вдове Петровича.
– Мария Анатольевна, вы будете в ближайшее время дома? Я бы хотел заехать, есть кое-что важное.
– Это что-то хорошее или плохое?
– На сей раз хорошее.
Я поймал такси и вскоре звонил по домофону в афанасьевскую квартиру. Мария Анатольевна выглядела обеспокоенной.
– Я знаю, что приношу дурные вести, – с порога объяснился я, – но так бывает не всегда.
Мы прошли в гостиную, уселись за круглый обеденный стол.
– Я вернул нашу с Василием Петровичем находку, – начал я.
– Как вы сумели? – ахнула Мария Анатольевна.
– Я слишком долго заигрывал со смертью и уже начинал побаиваться, что она ответит мне взаимностью, но... К счастью, у меня были хорошие друзья.
– Я могу ее увидеть? – Лицо вдовы дрогнуло.
– Нет, – покачал я головой.
– Слава Богу! – неожиданно вздохнула Мария Анатольевна. – Я загадала, что если увижу эту проклятую копанину, то тоже умру.
У меня по спине пробежал холодок. Вот и пойми этих женщин! Хорошо, что не забрел похвастаться.
– Вы еще долго не умрете, – заверил я, открывая сумку. – У вас будет обеспеченная жизнь. Я выгодно продал предметы испанцам. Здесь триста тысяч. Нас трое, причастных к этой находке: Василий Петрович, мой друг Слава и я. И я выложил на стол десять плотных брусков.
Придвинул их Марии Анатольевне. – Это ваши сто тысяч евро.
– Вы получили столько денег от рыцарей тайного ордена... из Алькантары?
– Я справился, – усмехнулся я. – Мне удалось доказать, что наемники бывают иногда сильнее и хитрее подлинных рыцарей.
– Илья, вы сам – настоящий рыцарь! – Мария Анатольевна положила руки на денежные бруски и заплакала.
* * *
Теперь, когда предметов влияния у меня не было, я вовсе не думал, что сумею договориться с людьми, тем более подчинить их своей воле. Было даже немного страшно. Вдруг меня не примут? И... убьют? Мысленно трижды сплюнул через левое плечо, отгоняя нелепые страхи. Ничего такого не должно было произойти. Они были дома вместе.– Привет, заходи, – обрадовалась Ксения. Очевидно, Слава ей ничего не рассказал.
Я перешагнул порог. Из-за плеча подруги показалась башка корефана.
– Здорово, – сказал я, радушным жестом поднимая правую руку и протягивая для пожатия.
– Держи краба! Слава все правильно понял.
– Здоров! – хмыкнул он. По-доброму. Я слишком долго его знал, чтобы научиться безошибочно различать, когда он улыбается, готовясь бить и убивать, а когда действительно радуется. – Я сделал это!
– Чего вы там учудили, молодцы? – заинтересовалась Ксения.
– Показывай результат, – предложил «афганец».
Мы прошли на кухню. Я расстегнул сумку и вывалил на стол ее содержимое.
– Я продал исмаилитские древности за двести тысяч евро. Вот твоя доля. Раз, два, три... десять пачек по десять тысяч.
– А че у тебя девять пачек? – забеспокоился корефан.
– Потратился на такси.
– Блин... Ну, тогда гуляем! – Он широко ощерился и хлопнул по спине подругу.
– Погоди, – сказал я. – У меня еще дела. Надо Маринку повидать, а потом мы все соберемся и отпразднуем.
– Ну ладно, – корефан понизил голос. – Слышь, Ильюха, ты это... железо свое с чердака выкинь на хрен.
– Обязательно! – пообещал я.
– Я волыну в канал скинул от греха подальше.
– Разумно, – сказал я. – Я тоже внесу вклад в обогащение культурного слоя Санкт-Петербурга. Маринку только порадую.
– Эх, мужчины, мужчины, – вздохнула Ксения. – Все вы о своих игрушках. О дамах бы лучше так заботились.
– Все, – вскочил я. – Понял! Поехал. Вечером увидимся!
У Маринки были ключи от моей квартиры. И хотя от Ксении до ее дома было недалеко, я предпочел позвонить и попросил срочно приехать ко мне. Видеться с тещей и тестем решительно не хотелось. Маринка не удивилась и сказала, что уже выбегает.
Я же предпочел подготовиться к встрече особым образом. Сегодня у меня был день решительных перемен.
С сумкой на плече я вошел в родной двор, едва волоча ноги. От городской суеты появилась мелкая дурная усталость, непохожая на здоровое утомление, когда намахаешься лопатой на свежем воздухе. Теперь, когда меня не поддерживали вещи вождя, я прочувствовал сполна, что значит быть простым человеком!
Во дворе я встретил Ирку. Она толкала перед собой коляску, разговаривая на ходу с Сонькой. – Привет! – улыбнулась она.
– Привет! – Я остановился не без удовольствия. Приятно было передохнуть. Особенно беседуя с молодой симпатичной барышней. – Как дочка? Как сама поживаешь?
– Нормально мы поживаем. Мама тебя вспоминает. – Ох, боюсь, недобрым словом!
– Да нет, нормально, добрым. Я о тебе тоже вспоминала...
– Прости за то, что я тебя тогда «черным» подставил. Я тогда все, что у меня было, отдал.
– Забыли, – решительно улыбнулась Ирка.
– У меня для тебя сюрприз. Приятный, – поспешил уточнить я.
– Я вообще всегда рада сюрпризам.
– Тогда держи, – я выгреб из кармана пачечку стоевровых купюр. Глянул мельком, их оказалось аккурат пятнадцать штук. – Здесь полторы тысячи. Это тебе моральная компенсация за причиненные неудобства.
– Ой, – расплылась Ирка и взяла деньги. – Это мне? Ну что ж ты так... Да ладно, забыли все плохое.
– Хорошо, забыли, – кивнул я.
– Ты заходи к нам...
– Ты забыла? Я женат.
– Ты же говорил, что она бывшая?
– Все проходит, – вздохнул я. – Теперь мы снова вместе.
– Да-а... – погрустнела Ирка. – Какой-то ты стал другой, семейный, что ли. Внешне ты тоже изменился.
– Как именно?
– Когда мы с тобой познакомились, видок у тебя был, надо сказать, бардовский. Вот те на! А я-то считал себя джентльменом.
– А теперь он какой?
– Теперь ты стал элегантнее. Не знаю, как это выразить... Одеваться ты все равно продолжаешь так же, но... подтянутым стал, что ли.
Вот женщины! Отродье крокодила, правильно сказал Шекспир. Порождение змеи и ехидны, норовящее ужалить даже походя, без веской на то причины. Тварь!
– У меня произошла эволюция, – сказал я и направился к своему парадному.
* * *
Я значительно опередил Маринку и успел все как следует подготовить. Прибрался в квартире, приволок украшения из золотого запаса хашишинов и сложил горкой на столе. Получилась впечатляющая кучка, ярко блестящая в лучах солнца.Я даже изловчился принять душ и переодеться в свежий костюм, перед тем как в дверь раздался звонок.
Маринка заметно спешила. У нее даже прическа сбилась.
– Что ты как на пожар? – накинулась с порога она.
– У меня очень хорошие новости, – улыбнулся я.
– Ого, как ты выглядишь, – наконец-то оценила мой наряд подруга.
– Как?
– Как истинно белый джентльмен.
– Ну, спасибо!
– А что за новости? – спросила Маринка, скидывая туфли.
– Теперь мы будем богаты, – сказал я.
– Ты нашел клад?
– Мы со Славой наткнулись на банду тезавраторов и почти полностью истребили ее. Скоро я покажу тебе кучу золота, дорогая моя!
– Это тебе ничем не грозит?
– Ничем. О нас некому рассказать, кроме нас самих. Я провел Маринку в комнату. – Смотри. Это все наше.
При виде золота она впала в ступор. Я понял, что о деньгах можно не рассказывать, чтобы не пугать бедную секретаршу величиной свалившегося на меня богатства.
– Это все наше? – переспросила Маринка.
– Мое и Славы. А еще у меня есть двадцать тысяч евро. Я продал старинные арабские украшения и кинжал.
– Они так дорого стоят? – удивилась Маринка.
– Им девятьсот лет. Это была историческая находка первой величины, – по секрету сообщил я. – Только ты никому не рассказывай.
– Тогда продолжай искать клады! – приказала Маринка. – Я верю в тебя.
Я вдруг понял, что, наверное, справлюсь и без всяких предметов влияния. Просто надо иметь волю к победе и привычку побеждать. Все это у меня теперь было.
– Слушай, – предложил я, – давай жить вместе. Переезжай окончательно ко мне. Только одно условие: никакой Леры!
– Ну, если ты так хочешь, милый, – проворковала Маринка. – Она мне и сама не очень нравится.
Где-то высоко в небе запели ангельские трубы.
– Давай поженимся? – спросил я и замер.
– Давай! – ни секунды не раздумывая, согласилась Маринка.