Страница:
— Он пришел к вам, вы сидели, разговаривали...
— Да, — женщина кивнула головой. — А потом он вскочил и сказал, чтобы я сидела тихо и никуда не выходила. Сам он выскочил в коридор, и через несколько секунд раздались выстрелы. Пять или шесть выстрелов. Я и Рома забились под кровать и ждали, чем все кончится... Когда все стихло, мы услышали шаги. Пришел один человек, походил, а потом ушел. Наверное, это был разведчик, потому что потом пришли еще несколько. Они унесли с собой все тела. И Алексея они тоже забрали с собой.
— Если вы сидели под кроватью, откуда вы знаете, что там были какие-то тела? Вы же слышали только выстрелы...
— И выстрелы, и крики... И было понятно, что кричит не Алексей. И еще шум падающих тел. Я догадалась, что Алексею удалось застрелить одного или двоих.
— Когда вы разговаривали, он не намекал вам, кто его враги? Он не говорил, что ему угрожает опасность?
— Нет... Хотя сам разговор у нас был коротким. Минут десять от силы. Десять лет не виделись, — вздохнула Мухина. — А потом десять минут — и все. И даже тела нет, чтобы похоронить...
— А эти люди, которые потом приехали... Они ничего не искали? Просто забрали трупы и ушли?
— Я не знаю, — Мухина пожала плечами. — Я же не выглядывала в коридор. Они очень недолго здесь были... А что они могли искать? Ах да, вы же спрашивали про какие-то чемоданы...
— Чемоданов не было, — повторил Шумов ее слова. — Так?
— Так, но...
— Что?! — встрепенулся Шумов. — Что «но»?!
— Если вы ищете какие-то ценности и думаете, что Алексей носил их в чемодане...
— А где он их тогда носил? — быстро переспросил Шумов.
— Не в чемоданах, — Мухина была спокойна и рассудительна. Казалось, ей даже смешны наши страсти по поводу всяких там чемоданов. Ее круг интересов был иным — мертвый брат, от которого не осталось даже тела, и живой мальчик Рома, который очень медленно ел борщ, зато очень здорово прятался под кроватями. — Леша никогда не таскал с собой ни ценностей, ни больших сумм денег. Он не любил рисковать своими деньгами. Обычно, если у него бывали крупные суммы или другие ценности, он сдавал их в камеру хранения.
— Куда?!
— В камеру хранения на вокзале. Или, если уж чтобы совсем надежно, — в индивидуальную ячейку в банке. А ключ он всегда носил на шее, — Мухина ностальгически улыбнулась. — С самого детства он таскал ключи на шее. И взрослым стал — все с ключами...
— Тело, — вырвалось у Шумова. — Треугольный ищет тело. А у тела на шее ключ от ячейки в камере хранения, где лежит чемодан с деньгами и со всем прочим.
— Ох, — сказал я. Треугольный ищет тело... А я это тело на своем горбу снес по скрипучей лестнице вниз, а потом бросил его под ноги Тыкве. А потом своими собственными ногами вытолкал его — с золотым ключиком на шее! — из мухинского «Форда» на асфальт. Ну и кто я был после этого?
— Пожалуй, мы пойдем, — задумчиво произнес Шумов. — Вы нам очень помогли...
— Марина, — представилась женщина. — Меня зовут Марина. Хотя вы же знаете. Вы в милиции все знаете.
— Это верно, — деревянным голосом произнес Шумов. — Мы все знаем. И наше служебное расследование будет доведено до конца. Всего хорошего, Марина.
Он взял меня под руку, вывел за дверь, потом мы спустились по скрипучей лестнице вниз, потом мы завернули за угол, и только тут Шумов остановился и доступно объяснил мне при помощи слов и жестов, кто я такой после всего, что я сделал с мухинским телом.
А чего объяснять? Я и так все про себя знаю.
Глава 10
1
2
3
4
5
— Да, — женщина кивнула головой. — А потом он вскочил и сказал, чтобы я сидела тихо и никуда не выходила. Сам он выскочил в коридор, и через несколько секунд раздались выстрелы. Пять или шесть выстрелов. Я и Рома забились под кровать и ждали, чем все кончится... Когда все стихло, мы услышали шаги. Пришел один человек, походил, а потом ушел. Наверное, это был разведчик, потому что потом пришли еще несколько. Они унесли с собой все тела. И Алексея они тоже забрали с собой.
— Если вы сидели под кроватью, откуда вы знаете, что там были какие-то тела? Вы же слышали только выстрелы...
— И выстрелы, и крики... И было понятно, что кричит не Алексей. И еще шум падающих тел. Я догадалась, что Алексею удалось застрелить одного или двоих.
— Когда вы разговаривали, он не намекал вам, кто его враги? Он не говорил, что ему угрожает опасность?
— Нет... Хотя сам разговор у нас был коротким. Минут десять от силы. Десять лет не виделись, — вздохнула Мухина. — А потом десять минут — и все. И даже тела нет, чтобы похоронить...
— А эти люди, которые потом приехали... Они ничего не искали? Просто забрали трупы и ушли?
— Я не знаю, — Мухина пожала плечами. — Я же не выглядывала в коридор. Они очень недолго здесь были... А что они могли искать? Ах да, вы же спрашивали про какие-то чемоданы...
— Чемоданов не было, — повторил Шумов ее слова. — Так?
— Так, но...
— Что?! — встрепенулся Шумов. — Что «но»?!
— Если вы ищете какие-то ценности и думаете, что Алексей носил их в чемодане...
— А где он их тогда носил? — быстро переспросил Шумов.
— Не в чемоданах, — Мухина была спокойна и рассудительна. Казалось, ей даже смешны наши страсти по поводу всяких там чемоданов. Ее круг интересов был иным — мертвый брат, от которого не осталось даже тела, и живой мальчик Рома, который очень медленно ел борщ, зато очень здорово прятался под кроватями. — Леша никогда не таскал с собой ни ценностей, ни больших сумм денег. Он не любил рисковать своими деньгами. Обычно, если у него бывали крупные суммы или другие ценности, он сдавал их в камеру хранения.
— Куда?!
— В камеру хранения на вокзале. Или, если уж чтобы совсем надежно, — в индивидуальную ячейку в банке. А ключ он всегда носил на шее, — Мухина ностальгически улыбнулась. — С самого детства он таскал ключи на шее. И взрослым стал — все с ключами...
— Тело, — вырвалось у Шумова. — Треугольный ищет тело. А у тела на шее ключ от ячейки в камере хранения, где лежит чемодан с деньгами и со всем прочим.
— Ох, — сказал я. Треугольный ищет тело... А я это тело на своем горбу снес по скрипучей лестнице вниз, а потом бросил его под ноги Тыкве. А потом своими собственными ногами вытолкал его — с золотым ключиком на шее! — из мухинского «Форда» на асфальт. Ну и кто я был после этого?
— Пожалуй, мы пойдем, — задумчиво произнес Шумов. — Вы нам очень помогли...
— Марина, — представилась женщина. — Меня зовут Марина. Хотя вы же знаете. Вы в милиции все знаете.
— Это верно, — деревянным голосом произнес Шумов. — Мы все знаем. И наше служебное расследование будет доведено до конца. Всего хорошего, Марина.
Он взял меня под руку, вывел за дверь, потом мы спустились по скрипучей лестнице вниз, потом мы завернули за угол, и только тут Шумов остановился и доступно объяснил мне при помощи слов и жестов, кто я такой после всего, что я сделал с мухинским телом.
А чего объяснять? Я и так все про себя знаю.
Глава 10
Эксперт по «мокрухе»
1
Когда запас слов и жестов у Шумова иссяк, он отпустил мою куртку, отдышался и, как бы подводя итог всему вышесказанному, пробурчал, глядя в покрытый лужами асфальт:
— Я, конечно, понимаю — вышибала из кабака, что с тебя возьмешь... Ну хоть какая-то интуиция должна быть! Ну что-то должно было в тебе шевельнуться, когда увидел ключ у него на шее!
— Никакого ключа я не видал. Я вообще старался на него не смотреть, — вяло оправдывался я. — Ему же в лицо выстрелили... И там вместо глаза такое было...
— Какие мы нежные! — фыркнул Шумов. — На шею посмотреть было боязно, а попасть «на счетчик» за двести пятьдесят штук тебе не боязно?
Я попытался представить двести пятьдесят тысяч долларов, но цифра эта оказалась настолько чуждой мне, настолько оторванной от моей реальной жизни, что у меня ничего не получилось. Я понял — да, я действительно не боюсь попасть «на счетчик» за двести пятьдесят штук. Как можно бояться того, чего не можешь представить?
Поймать такси на Пушкинской было проблематично даже днем, поэтому мы шлепали минут десять по лужам, прежде чем вышли к трамвайной линии. Дождь кончился, но порывы ветра все еще стряхивали с веток холодные капли, минут через пять ожидания трамвая я понял, что дрожу от холода. Шумов поднял воротник пальто, но, видимо, это не очень помогало, потому что вид у него был как у большого нахохлившегося воробья, обиженного злой осенней погодой.
— Значит, надо искать тело гражданина Мухина, — говорил Шумов, поглядывая в сторону возможного появления трамвая. — У которого на шее золотой ключик. А потом еще нужно будет искать дверцу, которая открывается этим ключиком. Тут все понятно. Непонятно, при чем тут Треугольный, он же Хруст. Непонятно, что это вообще за компания, откуда они узнали про ключ на мухинской шее... Есть какие-нибудь идеи? — Шумов вопросительно посмотрел на меня.
Идея у меня была все та же — поскорее свалить отсюда в какое-нибудь теплое место, принять граммов по пятьдесят коньяку и завалиться спать. Но вслух я ее не высказал — слишком уж это все было банально.
— С идеями у нас бедновато, — сделал вывод Шумов, налюбовавшись на мою синюю от холода физиономию. — У меня тоже по такой погоде как-то ничего больше не рождается...
— А что там с картиной? Ты пялился на нее, как будто это была «Джоконда». И приговаривал: «Интересно, интересно...»
— Неудачное сравнение, — Шумов стал постукивать ногой о ногу. — Если бы это была «Джоконда», я бы на нее и не взглянул. Чего я там не видел? Я вообще считаю, что это не портрет, а средневековый рекламный плакат стоматологического кабинета. А у Марины Мухиной картинка поинтереснее была... Господи, слава тебе! — Шумов всплеснул руками при виде дребезжащего синего вагончика с рогами. У меня сразу пропал интерес к живописи, я резво вскочил в трамвай вслед за Шумовым, протиснулся на заднюю площадку и облегченно вздохнул, когда вагон тронулся с места.
— Н-надо было рискнуть и поехать на мухинском «Форде», — сказал продрогший Шумов. — Если бы нарвались на ментов, то сказали бы, что едем сдавать найденную машину родной милиции. Зато не замерзли б-бы...
Я хотел высказать по этому поводу свои соображения, но тут дыхание у меня перехватило, а металлический поручень въехал мне в ребра, так что я мог только высунуть язык, вытаращить глаза и слушать призывный голос могучей кондукторши, только что двинувшей меня бедром:
— Кто еще тут необилеченный? Кто сейчас зашел? Вы, мужчина?
Ее рука в перчатке с обрезанными пальцами уперлась мне в живот, и мне ничего не оставалось, кроме как признаться, что я мужчина, что я вошел и пока не обилеченный.
— Оплачиваем проезд!
Это прозвучало как предложение о капитуляции. Я стал продвигать руку в сторону кармана с деньгами, но Шумов, которого, по счастью, бедро кондукторши не коснулось, подмигнул мне и сказал:
— Расслабься... Вот, — он тронул кондукторшу за плечо и показал ей свою красную книжечку. — У меня удостоверение. И у него тоже...
Если Шумов рассчитывал, что кондукторша испугается золоченых букв «Министерство внутренних дел», то он жестоко ошибся. Широкобедрая дама выхватила удостоверение из замерзших шумовских пальцев и сунула себе под нос.
Через тридцать секунд был вынесен вердикт:
— Ну и что вы мне тут показываете?! Негодное уже ваше удостоверение, у него срок действия в январе закончился!
Пассажирская масса ехидно захихикала, обсуждая разоблаченного лжемилиционера. Шумов немедленно выдернул книжечку у кондукторши и возмущенно пробасил:
— Это все в отделе кадров — насобирали идиотов, которые не могут печать вовремя поставить!
Он стал рыться в карманах пальто, видимо, стараясь найти более подходящую книжечку из своей богатой коллекции, но я решил все проще, протянув кондукторше горсть мелочи.
— Фокус не удался, — самокритично заметил Шумов, когда трамвай добрался до центра и сгрузил основную массу пассажиров. — Но это естественно, я же все это со старых времен хранил, а потом полтора года до них не дотрагивался...
— А вот интересно, — сказал я, — кондукторша заметила, что удостоверение просрочено. А Марина Мухина заметила? Она ведь тоже внимательно рассматривала твою книжку...
— Тебе интересно? — Шумова передернуло, как от удара током. — Если тебе интересно, то езжай обратно на Пушкинскую и спрашивай у нее... Ха! Если бы она заметила, она бы тоже сказала! И не стала бы с нами откровенничать о своем брате, а послала бы нас к чертовой бабушке!
— Да ладно тебе, успокойся, — я похлопал по плечу, и Шумов недовольно поморщился. — Лучше скажи, как ты вычислил, что она — сестра Мухина?
Сам вопрос подразумевал интеллектуальное превосходство Шумова надо мной, не сумевшим вычислить ничего. Поэтому прокол с удостоверением мог считаться сущей ерундой. Настроение Шумова постепенно поднялось, он снисходительно взглянул на меня и отчетливо произнес:
— Э-ле-мен-тарно. Я как увидел эти руины под номером сто сорок два, сразу подумал: по доброй воле сюда не попрешься с чемоданом алмазов. Тут все дело в женщине. И сначала я думал — жена. Или любовница. А потом, когда уже зашел в комнату, увидел на столике рядом с косметикой старую черно-белую фотографию: мальчик и девочка. Оба тощенькие и белобрысые. Девочка чуть повыше, мальчик чуть пониже. Мальчик в очках. Получается, что это ее брат...
— Потрясающе, — сказал я с подобострастной улыбкой.
— Ага, — сказал Шумов. — Особенно с удостоверением. Вот что значит долгое воздержание от работы. Теряю былую хватку.
— Найдешь, — приободрил я сыщика.
— Я знаю, — ответил тот и уставился в окно.
— Я, конечно, понимаю — вышибала из кабака, что с тебя возьмешь... Ну хоть какая-то интуиция должна быть! Ну что-то должно было в тебе шевельнуться, когда увидел ключ у него на шее!
— Никакого ключа я не видал. Я вообще старался на него не смотреть, — вяло оправдывался я. — Ему же в лицо выстрелили... И там вместо глаза такое было...
— Какие мы нежные! — фыркнул Шумов. — На шею посмотреть было боязно, а попасть «на счетчик» за двести пятьдесят штук тебе не боязно?
Я попытался представить двести пятьдесят тысяч долларов, но цифра эта оказалась настолько чуждой мне, настолько оторванной от моей реальной жизни, что у меня ничего не получилось. Я понял — да, я действительно не боюсь попасть «на счетчик» за двести пятьдесят штук. Как можно бояться того, чего не можешь представить?
Поймать такси на Пушкинской было проблематично даже днем, поэтому мы шлепали минут десять по лужам, прежде чем вышли к трамвайной линии. Дождь кончился, но порывы ветра все еще стряхивали с веток холодные капли, минут через пять ожидания трамвая я понял, что дрожу от холода. Шумов поднял воротник пальто, но, видимо, это не очень помогало, потому что вид у него был как у большого нахохлившегося воробья, обиженного злой осенней погодой.
— Значит, надо искать тело гражданина Мухина, — говорил Шумов, поглядывая в сторону возможного появления трамвая. — У которого на шее золотой ключик. А потом еще нужно будет искать дверцу, которая открывается этим ключиком. Тут все понятно. Непонятно, при чем тут Треугольный, он же Хруст. Непонятно, что это вообще за компания, откуда они узнали про ключ на мухинской шее... Есть какие-нибудь идеи? — Шумов вопросительно посмотрел на меня.
Идея у меня была все та же — поскорее свалить отсюда в какое-нибудь теплое место, принять граммов по пятьдесят коньяку и завалиться спать. Но вслух я ее не высказал — слишком уж это все было банально.
— С идеями у нас бедновато, — сделал вывод Шумов, налюбовавшись на мою синюю от холода физиономию. — У меня тоже по такой погоде как-то ничего больше не рождается...
— А что там с картиной? Ты пялился на нее, как будто это была «Джоконда». И приговаривал: «Интересно, интересно...»
— Неудачное сравнение, — Шумов стал постукивать ногой о ногу. — Если бы это была «Джоконда», я бы на нее и не взглянул. Чего я там не видел? Я вообще считаю, что это не портрет, а средневековый рекламный плакат стоматологического кабинета. А у Марины Мухиной картинка поинтереснее была... Господи, слава тебе! — Шумов всплеснул руками при виде дребезжащего синего вагончика с рогами. У меня сразу пропал интерес к живописи, я резво вскочил в трамвай вслед за Шумовым, протиснулся на заднюю площадку и облегченно вздохнул, когда вагон тронулся с места.
— Н-надо было рискнуть и поехать на мухинском «Форде», — сказал продрогший Шумов. — Если бы нарвались на ментов, то сказали бы, что едем сдавать найденную машину родной милиции. Зато не замерзли б-бы...
Я хотел высказать по этому поводу свои соображения, но тут дыхание у меня перехватило, а металлический поручень въехал мне в ребра, так что я мог только высунуть язык, вытаращить глаза и слушать призывный голос могучей кондукторши, только что двинувшей меня бедром:
— Кто еще тут необилеченный? Кто сейчас зашел? Вы, мужчина?
Ее рука в перчатке с обрезанными пальцами уперлась мне в живот, и мне ничего не оставалось, кроме как признаться, что я мужчина, что я вошел и пока не обилеченный.
— Оплачиваем проезд!
Это прозвучало как предложение о капитуляции. Я стал продвигать руку в сторону кармана с деньгами, но Шумов, которого, по счастью, бедро кондукторши не коснулось, подмигнул мне и сказал:
— Расслабься... Вот, — он тронул кондукторшу за плечо и показал ей свою красную книжечку. — У меня удостоверение. И у него тоже...
Если Шумов рассчитывал, что кондукторша испугается золоченых букв «Министерство внутренних дел», то он жестоко ошибся. Широкобедрая дама выхватила удостоверение из замерзших шумовских пальцев и сунула себе под нос.
Через тридцать секунд был вынесен вердикт:
— Ну и что вы мне тут показываете?! Негодное уже ваше удостоверение, у него срок действия в январе закончился!
Пассажирская масса ехидно захихикала, обсуждая разоблаченного лжемилиционера. Шумов немедленно выдернул книжечку у кондукторши и возмущенно пробасил:
— Это все в отделе кадров — насобирали идиотов, которые не могут печать вовремя поставить!
Он стал рыться в карманах пальто, видимо, стараясь найти более подходящую книжечку из своей богатой коллекции, но я решил все проще, протянув кондукторше горсть мелочи.
— Фокус не удался, — самокритично заметил Шумов, когда трамвай добрался до центра и сгрузил основную массу пассажиров. — Но это естественно, я же все это со старых времен хранил, а потом полтора года до них не дотрагивался...
— А вот интересно, — сказал я, — кондукторша заметила, что удостоверение просрочено. А Марина Мухина заметила? Она ведь тоже внимательно рассматривала твою книжку...
— Тебе интересно? — Шумова передернуло, как от удара током. — Если тебе интересно, то езжай обратно на Пушкинскую и спрашивай у нее... Ха! Если бы она заметила, она бы тоже сказала! И не стала бы с нами откровенничать о своем брате, а послала бы нас к чертовой бабушке!
— Да ладно тебе, успокойся, — я похлопал по плечу, и Шумов недовольно поморщился. — Лучше скажи, как ты вычислил, что она — сестра Мухина?
Сам вопрос подразумевал интеллектуальное превосходство Шумова надо мной, не сумевшим вычислить ничего. Поэтому прокол с удостоверением мог считаться сущей ерундой. Настроение Шумова постепенно поднялось, он снисходительно взглянул на меня и отчетливо произнес:
— Э-ле-мен-тарно. Я как увидел эти руины под номером сто сорок два, сразу подумал: по доброй воле сюда не попрешься с чемоданом алмазов. Тут все дело в женщине. И сначала я думал — жена. Или любовница. А потом, когда уже зашел в комнату, увидел на столике рядом с косметикой старую черно-белую фотографию: мальчик и девочка. Оба тощенькие и белобрысые. Девочка чуть повыше, мальчик чуть пониже. Мальчик в очках. Получается, что это ее брат...
— Потрясающе, — сказал я с подобострастной улыбкой.
— Ага, — сказал Шумов. — Особенно с удостоверением. Вот что значит долгое воздержание от работы. Теряю былую хватку.
— Найдешь, — приободрил я сыщика.
— Я знаю, — ответил тот и уставился в окно.
2
Удивительно, но в трамвайном вагоне я не только постепенно согрелся, но даже и задремал. Впрочем, счастье было недолгим — Шумов бесцеремонно растолкал меня, чтобы, лучась счастьем, сообщить:
— Я понял.
Я тупо моргал, глядя ему в лицо и соображая, а где это я вообще нахожусь. Потом я вспомнил Пушкинскую улицу, вспомнил томительное ожидание трамвая, вспомнил бдительную кондукторшу... Я только не понял, что же понял Шумов. Я ему прямо так и сказал.
— Насчет Треугольного, — пояснил Шумов. — Он тоже ищет тело Мухина. Вопрос: откуда он знает про алмазы и про деньги, ведь он же не участвовал в сделке, как Тыквин? Ответ: Треугольный — это человек, у которого Мухин спер алмазы.
— Иди ты, — сказал я, чтобы хоть что-то сказать.
— Смотри сам, — предложил Шумов. — Мухин сказал тебе сначала, что пахал на алмазных рудниках. Но сейчас мы выяснили, что ни на каких рудниках он не был, а освободился полтора месяца назад из лагерей. И вот он появляется через полтора месяца весь упакованный с ног до головы, в позолоченных очечках, а в руках у него два чемодана алмазов, которые он торопится толкнуть. Откуда на него свалилось такое счастье?
— Нашел? — предположил я.
— Это еще Ильф и Петров писали: все крупные современные состояния нажиты нечестным путем. Твой Мухин спер алмазы у Треугольного. А Треугольный, который Хруст, сел Мухину на хвост и теперь носится по городу, чтобы вернуть алмазы. Они ждали его в гостинице, но он туда уже не вернулся, зато туда приперся ты. И оставил администраторше свой адрес. Как последний кретин.
— Иначе бы она меня не пустила в мухинский номер, — виновато сказал я. — Да и адрес я оставил не свой, а лимонадовский.
— Тем не менее они узнали, кто ты такой, и сели на хвост. Но, — Шумов горестно вздохнул, — по твоему внешнему виду было понятно, что ты не тянешь на организатора кражи алмазов. А им был нужен именно главный человек. Тогда они следят за тобой, а ты приезжаешь ко мне...
— Да, — я горестно вздохнул, — но и ты не показался им настолько умным, чтобы умыкнуть два чемодана алмазов...
— Ты забыл — они вломились ко мне ночью. Они не успели разглядеть моего лица. Они выяснили, чья это дача, и решили, что Орлова — это как раз тот самый заказчик ограбления. Директор крупной коммерческой фирмы. Они не подумали, что алмазы попытается толкнуть тот же самый прыщ, что и умыкнул их...
Тут я окончательно проснулся и вспомнил про мухинский «Форд». И про мобильный телефон, что валялся в машине.
— Знаешь, — сказал я Шумову. — Если он мелкий прыщ, то он не потянул бы такое дело. Я имею в виду — в одиночку. Чтобы забрать алмазы у Хруста-Треугольного, нужно сильно напрячься. Ты же видишь — людей у него навалом. Наверняка при алмазах была неслабая охрана...
— Ух ты, — оценил мои соображения Шумов. — У тебя активизировались клетки мозга! Значит, ты еще не совсем потерян для общества. А что до охраны, то Мухин, наверное, пригласил на дело каких-нибудь знакомых по зоне, способных на мокрое дело. Потом расплатился с ними и даже не сказал, что же именно они взяли...
— Он с ними не расплатился, — уточнил я.
— Откуда ты знаешь?
— Они мне звонили.
Я думал, что Шумов сейчас снова схватит меня за горло и начнет орать про подробный пересказ, но ничего подобного не случилось. Он просто сидел рядом со мной и слегка раскачивался взад-вперед, беззвучно шевеля губами.
— ...сорок девять, пятьдесят. Все, я совершенно спокоен, — сказал он, прежде чем снова посмотреть на меня. — Значит, те люди, с которыми Мухин взял у Хруста алмазы, звонили тебе. Приглашали на чашку чая?
— Они спрашивали, где Мухин. Они сидят в Москве и ждут его. И ждут денег за какую-то новую работу. Он подписал их на какое-то новое дело, пообещал заплатить, но потом исчез. Они очень расстроились, когда узнали, что Мухина убили. Наверное, они до сих пор его поминают.
— Будем надеяться, что поминают и не просыхают, — кивнул Шумов. — Будет хуже, если они приедут и потребуют с тебя неустойку за нарушение контракта.
— Почему с меня?
— Потому что у тебя мухинская машина, мухинский телефон. И на тебе мухинские долги. Этот парень обеспечил тебя проблемами на сто лет вперед.
— Это меня Тамара с ним познакомила, — пробормотал я.
— Чудесная девушка! Она умеет выбирать себе друзей — сначала Мухин, потом Тыква! Бывают у нее, правда, досадные сбои вроде тебя, но она быстро ускользает в сторону от таких сбоев.
— Она не ускользает от меня, ее силой заставили...
— Ага, они все так говорят. Это из серии: «Невиноватая я, он сам пришел».
— Это ты мне просто завидуешь, — сказал я Шумову. Если он и был неискренен в этот момент, то он умело маскировался.
— Между прочим, трамвай уже едет в обратную сторону, и скоро мы снова окажемся на Пушкинской. Ты, кажется, хотел еще раз поговорить с Мухиной насчет удостоверения?
— Нет! — Я вскочил с нагретого сиденья. — Туда я больше не ездок...
Спрыгнув с подножки, я угодил прямо в лужу. Видок, наверное, у меня был еще тот, потому что Шумов сочувственно заметил:
— Ничего, могло быть и хуже...
— Это как?! — яростно прошипел я.
— Это если бы сейчас с одной стороны к тебе подъехал Хруст, а с другой — тот поцарапанный тип, который пытался засунуть тебя в джип возле «Белого Кролика».
Мне нечего было на это сказать.
— Я понял.
Я тупо моргал, глядя ему в лицо и соображая, а где это я вообще нахожусь. Потом я вспомнил Пушкинскую улицу, вспомнил томительное ожидание трамвая, вспомнил бдительную кондукторшу... Я только не понял, что же понял Шумов. Я ему прямо так и сказал.
— Насчет Треугольного, — пояснил Шумов. — Он тоже ищет тело Мухина. Вопрос: откуда он знает про алмазы и про деньги, ведь он же не участвовал в сделке, как Тыквин? Ответ: Треугольный — это человек, у которого Мухин спер алмазы.
— Иди ты, — сказал я, чтобы хоть что-то сказать.
— Смотри сам, — предложил Шумов. — Мухин сказал тебе сначала, что пахал на алмазных рудниках. Но сейчас мы выяснили, что ни на каких рудниках он не был, а освободился полтора месяца назад из лагерей. И вот он появляется через полтора месяца весь упакованный с ног до головы, в позолоченных очечках, а в руках у него два чемодана алмазов, которые он торопится толкнуть. Откуда на него свалилось такое счастье?
— Нашел? — предположил я.
— Это еще Ильф и Петров писали: все крупные современные состояния нажиты нечестным путем. Твой Мухин спер алмазы у Треугольного. А Треугольный, который Хруст, сел Мухину на хвост и теперь носится по городу, чтобы вернуть алмазы. Они ждали его в гостинице, но он туда уже не вернулся, зато туда приперся ты. И оставил администраторше свой адрес. Как последний кретин.
— Иначе бы она меня не пустила в мухинский номер, — виновато сказал я. — Да и адрес я оставил не свой, а лимонадовский.
— Тем не менее они узнали, кто ты такой, и сели на хвост. Но, — Шумов горестно вздохнул, — по твоему внешнему виду было понятно, что ты не тянешь на организатора кражи алмазов. А им был нужен именно главный человек. Тогда они следят за тобой, а ты приезжаешь ко мне...
— Да, — я горестно вздохнул, — но и ты не показался им настолько умным, чтобы умыкнуть два чемодана алмазов...
— Ты забыл — они вломились ко мне ночью. Они не успели разглядеть моего лица. Они выяснили, чья это дача, и решили, что Орлова — это как раз тот самый заказчик ограбления. Директор крупной коммерческой фирмы. Они не подумали, что алмазы попытается толкнуть тот же самый прыщ, что и умыкнул их...
Тут я окончательно проснулся и вспомнил про мухинский «Форд». И про мобильный телефон, что валялся в машине.
— Знаешь, — сказал я Шумову. — Если он мелкий прыщ, то он не потянул бы такое дело. Я имею в виду — в одиночку. Чтобы забрать алмазы у Хруста-Треугольного, нужно сильно напрячься. Ты же видишь — людей у него навалом. Наверняка при алмазах была неслабая охрана...
— Ух ты, — оценил мои соображения Шумов. — У тебя активизировались клетки мозга! Значит, ты еще не совсем потерян для общества. А что до охраны, то Мухин, наверное, пригласил на дело каких-нибудь знакомых по зоне, способных на мокрое дело. Потом расплатился с ними и даже не сказал, что же именно они взяли...
— Он с ними не расплатился, — уточнил я.
— Откуда ты знаешь?
— Они мне звонили.
Я думал, что Шумов сейчас снова схватит меня за горло и начнет орать про подробный пересказ, но ничего подобного не случилось. Он просто сидел рядом со мной и слегка раскачивался взад-вперед, беззвучно шевеля губами.
— ...сорок девять, пятьдесят. Все, я совершенно спокоен, — сказал он, прежде чем снова посмотреть на меня. — Значит, те люди, с которыми Мухин взял у Хруста алмазы, звонили тебе. Приглашали на чашку чая?
— Они спрашивали, где Мухин. Они сидят в Москве и ждут его. И ждут денег за какую-то новую работу. Он подписал их на какое-то новое дело, пообещал заплатить, но потом исчез. Они очень расстроились, когда узнали, что Мухина убили. Наверное, они до сих пор его поминают.
— Будем надеяться, что поминают и не просыхают, — кивнул Шумов. — Будет хуже, если они приедут и потребуют с тебя неустойку за нарушение контракта.
— Почему с меня?
— Потому что у тебя мухинская машина, мухинский телефон. И на тебе мухинские долги. Этот парень обеспечил тебя проблемами на сто лет вперед.
— Это меня Тамара с ним познакомила, — пробормотал я.
— Чудесная девушка! Она умеет выбирать себе друзей — сначала Мухин, потом Тыква! Бывают у нее, правда, досадные сбои вроде тебя, но она быстро ускользает в сторону от таких сбоев.
— Она не ускользает от меня, ее силой заставили...
— Ага, они все так говорят. Это из серии: «Невиноватая я, он сам пришел».
— Это ты мне просто завидуешь, — сказал я Шумову. Если он и был неискренен в этот момент, то он умело маскировался.
— Между прочим, трамвай уже едет в обратную сторону, и скоро мы снова окажемся на Пушкинской. Ты, кажется, хотел еще раз поговорить с Мухиной насчет удостоверения?
— Нет! — Я вскочил с нагретого сиденья. — Туда я больше не ездок...
Спрыгнув с подножки, я угодил прямо в лужу. Видок, наверное, у меня был еще тот, потому что Шумов сочувственно заметил:
— Ничего, могло быть и хуже...
— Это как?! — яростно прошипел я.
— Это если бы сейчас с одной стороны к тебе подъехал Хруст, а с другой — тот поцарапанный тип, который пытался засунуть тебя в джип возле «Белого Кролика».
Мне нечего было на это сказать.
3
Под фонарным столбом мы с Шумовым провели краткий военный совет и решили, что нам нужно срочно попасть в место, которое было бы: а) безопасным, б) теплым, в) укромным, г) чтобы там было чего пожрать, д) и выпить тоже.
— Ну, это явно не моя квартира, — сказал я в конце обсуждения.
— И не моя тоже, — ответил Шумов. Мы некоторое время смотрели друг на друга, чувствуя, что военный совет зашел в тупик, а потом меня вдруг осенило.
— "Золотая Антилопа", — сказал я с гордостью.
— О господи, — сказал Шумов и поморщился. — Заносило меня как-то в этот гадюшник... Впрочем, — он тут же сменил тон, — других вариантов ведь нет?
Мы двинулись в сторону «Антилопы», Шумов свистел про странников в ночи, а я вдруг вспомнил, что Карабас меня вроде как выгнал. А еще вроде как в «Антилопе» случилось убийство, да не какого-нибудь сутенера, а подполковника милиции. И все это славное заведение может быть до сих пор опечатанным. Или же там до сих пор шастают милиционеры, производя следственные действия. Кажется, я погорячился со своим предложением.
— А что тебе не понравилось в «Золотой Антилопе», когда ты был там в последний раз? — осторожно спросил я у Шумова.
— Все, — просто сказал Шумов. — А в первую очередь люди, которые там были.
— Ну, прошло много времени, — заметил я. — Все меняется. Может, этих людей там уже нет...
— Я знаю, что их нет, — сказал Шумов, весело пиная камушек. — Их убили.
— Ты серьезно?
— Абсолютно. И я лично при этом присутствовал.
У меня как-то сразу отпала охота к дальнейшим расспросам. Я не стал интересоваться, что именно делал Константин Сергеевич Шумов при гибели неприятных ему людей из «Золотой Антилопы»: то ли просто наблюдал, то ли принимал непосредственное участие...
Я поспешил перевести разговор на более безопасную тему.
— Тех гавриков, что сидят в Москве и ждут мухинских бабок, — сказал я, — зовут Циркач и Пистон. Один из них был вместе с Мухиным на зоне. Но кто именно — не помню, хоть убей...
— Я-то не убью, но других желающих будет навалом, — жизнерадостно уточнил Шумов. — Значит, Циркач и Пистон? Не, таких не знаю. Не местные, должно быть, ребята. Хотя можно узнать наверняка — позвонить Гиви Хромому. Или в милицию, у меня там тоже знакомые ребята есть, если их еще Гиви не переманил к себе. Так эти двое тебе сказали, что они взяли с Мухиным алмазы?
— Ну они же не идиоты, — обиделся я за Циркача и Пистона, которые в это время наверняка пьянствовали в каком-нибудь из московских кабаков. — Они так не говорили. Они сказали, что Леха обещал им деньги за новую работу. Ну а я подумал: где новая работа, там и старая. То есть — алмазы. Ты же сам сказал — Мухин взял на это дело кого-то из друзей по зоне...
— Ладно, все сходится, — признал Шумов. — Поговорить бы с этими ребятами по душам, порасспросить бы их про ту, старую работу... Ну да это подождет. Главное, что мы знаем, — Треугольный гоняется за своими алмазами и подозревает в этом Орлову.
— И тебя, — напомнил я.
— И тебя, — напомнил Шумов. — А Мухина он не подозревает, он его просто замочил. Но алмазов не нашел и теперь гоняется за телом. Нам бы тоже неплохо отыскать это самое тело... Кстати, это еще один повод позвонить моим старым приятелям в милиции. Представляешь, твой Мухин лежит в ментовском морге. Мы приезжаем, спокойно заходим, спокойно снимаем с шеи ключик... Допустим, на ключике написано, какую ячейку какой камеры хранения он отпирает... Мы культурно едем туда и забираем все три чемодана.
— Это научная фантастика, — уныло сказал я.
— Особенно если это ячейка в банке, — согласился Шумов. — Тут мы ничего не получим без санкции прокурора. У тебя есть знакомые в прокуратуре?
Я хотел было гордо заявить о своем прокурорском происхождении, но потом решил не портить с Шумовым отношения и отрицательно помотал головой.
— Значит, придется идти к Гиви, — сделал неожиданный вывод Шумов. — У него половина банков под колпаком, а если банк государственный, то у Гиви есть специалисты, которые нарисуют нам ордер. И это не фантастика.
Тут за деревьями засверкала вывеска «Антилопы», и я облегченно вздохнул — если вывеска зажигается, значит, кому-то дали на лапу, и бар работает как ни в чем не бывало, несмотря на убийства и прочие мелкие неприятности.
Мы пересекли автомобильную стоянку, которая была почти пустой, и тут перед нами возник Фарид. Он упер руки в бедра, смерил меня высокомерным взглядом и заявил:
— Карабас не велел тебя пускать. Карабас тебя больше не любит.
— У меня тоже никогда не было к нему большого светлого чувства, — сказал я, пытаясь обойти Фарида и понимая, что сделать это невозможно. — Тем не менее... Да уйди ты с дороги!
— А вот этого не хочешь? — с восточным коварством Фарид двинул меня животом, а потом еще и показал согнутую в локте руку. Я с горечью подумал, что сильнее нелюбви подчиненного к начальнику может быть только нелюбовь подчиненного к только что уволенному начальнику, Фарид злорадно скалился в подтверждение моих мыслей. Я сжал кулак, чтобы заехать им в жирную морду, но тут во мне заговорил бывший начальник службы безопасности «Золотой Антилопы» — негоже устраивать свалку на входе, нужно отвести Фарида за угол и уже там отметелить от всей души...
— Минутку, — это был Шумов. Он встал вплотную к Фариду и негромко проговорил, что называется, с выражением: — Я очень хочу есть. И еще я хочу пить. И еще снаружи холодно. А это значит, что мне нужно войти внутрь. Не мешай мне, пожалуйста.
И тут случилось чудо. Гора сдвинулась с места и пошла к Магомеду. В смысле, Фарид мелкими шажками отошел от дверного прохода.
— Спасибо, — сказал Шумов, проходя внутрь «Золотой Антилопы».
— Ты его загипнотизировал? — потрясенно прошептал я, догоняя сыщика.
— Дешевыми фокусами не занимаюсь, — ответил Шумов, расстегивая пальто. — Просто самые простые слова приобретают особое значение, если при этом приставить человеку пистолет к пузу. К большому пузу, в которое невозможно не попасть.
— Ах вот оно что... — понимающе закивал я.
— Я на самом деле очень хочу есть, — виновато сказал Шумов, усаживаясь за столик. Я сел рядом, и первое, что бросилось мне в глаза, был сверлящий взгляд Карабаса. Кажется, он действительно меня больше не любил.
Только что же мне теперь — плакать, что ли?
— Ну, это явно не моя квартира, — сказал я в конце обсуждения.
— И не моя тоже, — ответил Шумов. Мы некоторое время смотрели друг на друга, чувствуя, что военный совет зашел в тупик, а потом меня вдруг осенило.
— "Золотая Антилопа", — сказал я с гордостью.
— О господи, — сказал Шумов и поморщился. — Заносило меня как-то в этот гадюшник... Впрочем, — он тут же сменил тон, — других вариантов ведь нет?
Мы двинулись в сторону «Антилопы», Шумов свистел про странников в ночи, а я вдруг вспомнил, что Карабас меня вроде как выгнал. А еще вроде как в «Антилопе» случилось убийство, да не какого-нибудь сутенера, а подполковника милиции. И все это славное заведение может быть до сих пор опечатанным. Или же там до сих пор шастают милиционеры, производя следственные действия. Кажется, я погорячился со своим предложением.
— А что тебе не понравилось в «Золотой Антилопе», когда ты был там в последний раз? — осторожно спросил я у Шумова.
— Все, — просто сказал Шумов. — А в первую очередь люди, которые там были.
— Ну, прошло много времени, — заметил я. — Все меняется. Может, этих людей там уже нет...
— Я знаю, что их нет, — сказал Шумов, весело пиная камушек. — Их убили.
— Ты серьезно?
— Абсолютно. И я лично при этом присутствовал.
У меня как-то сразу отпала охота к дальнейшим расспросам. Я не стал интересоваться, что именно делал Константин Сергеевич Шумов при гибели неприятных ему людей из «Золотой Антилопы»: то ли просто наблюдал, то ли принимал непосредственное участие...
Я поспешил перевести разговор на более безопасную тему.
— Тех гавриков, что сидят в Москве и ждут мухинских бабок, — сказал я, — зовут Циркач и Пистон. Один из них был вместе с Мухиным на зоне. Но кто именно — не помню, хоть убей...
— Я-то не убью, но других желающих будет навалом, — жизнерадостно уточнил Шумов. — Значит, Циркач и Пистон? Не, таких не знаю. Не местные, должно быть, ребята. Хотя можно узнать наверняка — позвонить Гиви Хромому. Или в милицию, у меня там тоже знакомые ребята есть, если их еще Гиви не переманил к себе. Так эти двое тебе сказали, что они взяли с Мухиным алмазы?
— Ну они же не идиоты, — обиделся я за Циркача и Пистона, которые в это время наверняка пьянствовали в каком-нибудь из московских кабаков. — Они так не говорили. Они сказали, что Леха обещал им деньги за новую работу. Ну а я подумал: где новая работа, там и старая. То есть — алмазы. Ты же сам сказал — Мухин взял на это дело кого-то из друзей по зоне...
— Ладно, все сходится, — признал Шумов. — Поговорить бы с этими ребятами по душам, порасспросить бы их про ту, старую работу... Ну да это подождет. Главное, что мы знаем, — Треугольный гоняется за своими алмазами и подозревает в этом Орлову.
— И тебя, — напомнил я.
— И тебя, — напомнил Шумов. — А Мухина он не подозревает, он его просто замочил. Но алмазов не нашел и теперь гоняется за телом. Нам бы тоже неплохо отыскать это самое тело... Кстати, это еще один повод позвонить моим старым приятелям в милиции. Представляешь, твой Мухин лежит в ментовском морге. Мы приезжаем, спокойно заходим, спокойно снимаем с шеи ключик... Допустим, на ключике написано, какую ячейку какой камеры хранения он отпирает... Мы культурно едем туда и забираем все три чемодана.
— Это научная фантастика, — уныло сказал я.
— Особенно если это ячейка в банке, — согласился Шумов. — Тут мы ничего не получим без санкции прокурора. У тебя есть знакомые в прокуратуре?
Я хотел было гордо заявить о своем прокурорском происхождении, но потом решил не портить с Шумовым отношения и отрицательно помотал головой.
— Значит, придется идти к Гиви, — сделал неожиданный вывод Шумов. — У него половина банков под колпаком, а если банк государственный, то у Гиви есть специалисты, которые нарисуют нам ордер. И это не фантастика.
Тут за деревьями засверкала вывеска «Антилопы», и я облегченно вздохнул — если вывеска зажигается, значит, кому-то дали на лапу, и бар работает как ни в чем не бывало, несмотря на убийства и прочие мелкие неприятности.
Мы пересекли автомобильную стоянку, которая была почти пустой, и тут перед нами возник Фарид. Он упер руки в бедра, смерил меня высокомерным взглядом и заявил:
— Карабас не велел тебя пускать. Карабас тебя больше не любит.
— У меня тоже никогда не было к нему большого светлого чувства, — сказал я, пытаясь обойти Фарида и понимая, что сделать это невозможно. — Тем не менее... Да уйди ты с дороги!
— А вот этого не хочешь? — с восточным коварством Фарид двинул меня животом, а потом еще и показал согнутую в локте руку. Я с горечью подумал, что сильнее нелюбви подчиненного к начальнику может быть только нелюбовь подчиненного к только что уволенному начальнику, Фарид злорадно скалился в подтверждение моих мыслей. Я сжал кулак, чтобы заехать им в жирную морду, но тут во мне заговорил бывший начальник службы безопасности «Золотой Антилопы» — негоже устраивать свалку на входе, нужно отвести Фарида за угол и уже там отметелить от всей души...
— Минутку, — это был Шумов. Он встал вплотную к Фариду и негромко проговорил, что называется, с выражением: — Я очень хочу есть. И еще я хочу пить. И еще снаружи холодно. А это значит, что мне нужно войти внутрь. Не мешай мне, пожалуйста.
И тут случилось чудо. Гора сдвинулась с места и пошла к Магомеду. В смысле, Фарид мелкими шажками отошел от дверного прохода.
— Спасибо, — сказал Шумов, проходя внутрь «Золотой Антилопы».
— Ты его загипнотизировал? — потрясенно прошептал я, догоняя сыщика.
— Дешевыми фокусами не занимаюсь, — ответил Шумов, расстегивая пальто. — Просто самые простые слова приобретают особое значение, если при этом приставить человеку пистолет к пузу. К большому пузу, в которое невозможно не попасть.
— Ах вот оно что... — понимающе закивал я.
— Я на самом деле очень хочу есть, — виновато сказал Шумов, усаживаясь за столик. Я сел рядом, и первое, что бросилось мне в глаза, был сверлящий взгляд Карабаса. Кажется, он действительно меня больше не любил.
Только что же мне теперь — плакать, что ли?
4
Основной контингент посетителей «Антилопы» еще не пришел в себя после милицейского шмона, устроенного по поводу скоропостижной кончины подполковника Лисицына. Поэтому людей было немного, а свободного времени у Карабаса, наоборот, навалом. Первую же свободную минуту он использовал для того, чтобы подойти к нашему с Шумовым столику и выплюнуть изо рта изжеванную зубочистку, целясь мне на плечо.
— Мимо, — сказал я. — Обломись, Карабас.
— У меня таких зубочисток два ящика, — угрожающе сообщил Карабас.
— Зачем мучиться? Просто пристрели меня, — предложил я. — Это тебя утешит.
— Вот именно, — поддержат меня Шумов. — Проше застрелить человека, чем накормить его. Как тут была дыра при прежнем хозяине, так и осталась...
Карабас в бешенстве переводил взгляд с Шумова на меня и обратно, не в силах решить, кого он ненавидит больше.
— А кто из вас, козлов, явился сюда со стволом? — гневно просопел он. — У кого хватило наглости...
— У меня, — сказал Шумов и поднес к самому носу Карабаса очередную красную книжечку из своей коллекции. На этот раз он не стал затягивать демонстрацию удостоверения и тут же убрал его в карман, добавив для изумленного Карабаса: — Отдел общественного питания при ГУВД. Проводим рейд-проверку эффективности служб безопасности на предприятиях общественного питания. Оценка вашей службе безопасности — «ноль». Я пронес в обеденный зал пистолет, а ваш жиртрест на входе не смог меня остановить. У второго вашего охранника, кажется, начался брачный сезон, и он вообще ничего не замечает...
Карабас покосился в сторону Антона и тихо выматерился.
— Это что еще за отдел у вас там завелся? — запоздало отреагировал он на удостоверение Шумова. — Я ничего такого не знаю...
— Может, вы не знаете и то, что сейчас в городе проходит месячник «За безопасное питание»?
— Э-э...
— По лицу вижу, что не знаете, — заявил Шумов. — Боюсь, что с вашей лицензией придется что-то решать... А вы, Александр, — Шумов серьезно посмотрел на меня, — начинайте составлять акт.
Слово «акт» Карабаса добило окончательно. Он тихо присел на соседний с Шумовым стул и, заискивающе поглядывая то на меня, то на Шумова, проговорил:
— Неужели все так серьезно?.. И неужели нельзя ничего решить по-хорошему? Я вот с Александром в очень хороших отношениях был... То есть — и сейчас тоже. Я, наверное, зря предложил ему покинуть пост начальника нашей службы безопасности...
— Это даже не вопрос, — сухим официальным тоном объявил Шумов, приглядываясь к стройной шатенке за соседним столиком.
— Саша, ты не хотел бы вернуться? — быстро сориентировался в обстановке Карабас. — Об окладе потом переговорим...
— Хм-м, — мстительно ухмыльнулся я, чувствуя соблазн расквитаться с Карабасом за вчерашнее его предательство: иначе я не мог это назвать. — Я подумаю...
— А пока он будет думать, я буду есть, — деловито сказал Шумов. — И пить. И говорить по телефону. Мне нужно срочно отчитаться перед начальством о проведенном рейде.
Я еще никогда не видел в «Золотой Антилопе» такой скорости обслуживания.
— Мимо, — сказал я. — Обломись, Карабас.
— У меня таких зубочисток два ящика, — угрожающе сообщил Карабас.
— Зачем мучиться? Просто пристрели меня, — предложил я. — Это тебя утешит.
— Вот именно, — поддержат меня Шумов. — Проше застрелить человека, чем накормить его. Как тут была дыра при прежнем хозяине, так и осталась...
Карабас в бешенстве переводил взгляд с Шумова на меня и обратно, не в силах решить, кого он ненавидит больше.
— А кто из вас, козлов, явился сюда со стволом? — гневно просопел он. — У кого хватило наглости...
— У меня, — сказал Шумов и поднес к самому носу Карабаса очередную красную книжечку из своей коллекции. На этот раз он не стал затягивать демонстрацию удостоверения и тут же убрал его в карман, добавив для изумленного Карабаса: — Отдел общественного питания при ГУВД. Проводим рейд-проверку эффективности служб безопасности на предприятиях общественного питания. Оценка вашей службе безопасности — «ноль». Я пронес в обеденный зал пистолет, а ваш жиртрест на входе не смог меня остановить. У второго вашего охранника, кажется, начался брачный сезон, и он вообще ничего не замечает...
Карабас покосился в сторону Антона и тихо выматерился.
— Это что еще за отдел у вас там завелся? — запоздало отреагировал он на удостоверение Шумова. — Я ничего такого не знаю...
— Может, вы не знаете и то, что сейчас в городе проходит месячник «За безопасное питание»?
— Э-э...
— По лицу вижу, что не знаете, — заявил Шумов. — Боюсь, что с вашей лицензией придется что-то решать... А вы, Александр, — Шумов серьезно посмотрел на меня, — начинайте составлять акт.
Слово «акт» Карабаса добило окончательно. Он тихо присел на соседний с Шумовым стул и, заискивающе поглядывая то на меня, то на Шумова, проговорил:
— Неужели все так серьезно?.. И неужели нельзя ничего решить по-хорошему? Я вот с Александром в очень хороших отношениях был... То есть — и сейчас тоже. Я, наверное, зря предложил ему покинуть пост начальника нашей службы безопасности...
— Это даже не вопрос, — сухим официальным тоном объявил Шумов, приглядываясь к стройной шатенке за соседним столиком.
— Саша, ты не хотел бы вернуться? — быстро сориентировался в обстановке Карабас. — Об окладе потом переговорим...
— Хм-м, — мстительно ухмыльнулся я, чувствуя соблазн расквитаться с Карабасом за вчерашнее его предательство: иначе я не мог это назвать. — Я подумаю...
— А пока он будет думать, я буду есть, — деловито сказал Шумов. — И пить. И говорить по телефону. Мне нужно срочно отчитаться перед начальством о проведенном рейде.
Я еще никогда не видел в «Золотой Антилопе» такой скорости обслуживания.
5
После яичницы с беконом и салата Шумов снова вспомнил о своей теории позитивного пьянства и так заактивизировал красным вином свои клетки мозга, что идеи из него поперли со страшной силой.
— Карабас разбавляет вино, — предупредил я Шумова.
— Карабас разбавляет вино, — предупредил я Шумова.