Гайдуков Сергей. Небо в алмазах

   — Печально, — сказал ДК. — К счастью, Хруст уже не доставит тебе никаких проблем. С ним покончено. Как покончено со всей этой историей. Надеюсь, ты не придал значения той ерунде, которую рассказывал этот твой дачный сторож? Моя задача была — как обычно — восстановить равновесие. Барыня принадлежала к одной финансово-промышленной группировке, Орлова — к другой. И, по моей информации, это именно они сцепились друг с другом. Вечная история, одна банда дерется с другой. Задача государства — вовремя выйти из-за кулис и надавать по мозгам той и другой. Что я сегодня и попытался сделать.
   — А что там с головой Америдиса? И что с самим Америдисом?
   — Он и Орлова принадлежали к одной финансово-промышленной группировке, — сказал ДК. — Думаю, началось с того, что Барыня устранила Америдиса. Потом взорвали лимузин Орловой. Орлова подняла своих людей... К счастью, все успокоится само собой после смерти Барыни. И неважно, на Орлову работал Мухин или был одиночкой. Теперь снова наступило спокойствие. И мне не пришлось пускать в ход танки. Равновесие восстановлено.
   — Класс, — сказал я. — Отличная история. Она все объясняет.
   Я имел в виду, что мог бы рассказать ДК совсем другую историю, не про войны финансово-промышленных группировок, а про старый бронзовый подсвечник, который был пушен в ход лет десять назад одной честолюбивой дамой, чтобы прибрать к рукам алюминиевый комбинат. Я мог бы рассказать историю о брате и сестре Мухиных, которых умело подвели на роль жестоких убийц. Я мог бы рассказать об офицере КГБ, который во исполнение данного сверху приказа отправил на тот свет своего брата. Моего отца. Наверное, этого офицера потом иногда мучила совесть, и оттого он с такой бешеной энергией вмешивался в мою жизнь, пытаясь перекроить ее, пытаясь уберечь меня от всевозможных опасностей... Потому что не смог уберечь моего отца. Эта история включала бы в себя также бизнесмена Америдиса, которому не давала покоя странная жестокая смерть его родителей. Но его попытки найти истинных виновников привели к тому, что голова Америдиса оказалась в пруду. Остальные части тела — где-то еще, куда забросили их люди Тыквы, выполнявшие заказ Хруста. Тыква вообще не понимал, что делает, он просто зарабатывал деньги на «мокрухе». Хруст кое-что понимал. А тот, кто отдавал приказы Хрусту, понимал все. И, прикрывая давние преступления Барыни, он прикрывал и самого себя.
   Он лишь не смог угадать, откуда исходит главная опасность для Барыни. Не от финансового спекулянта, за которым стояли другие денежные мешки, и в том числе Орлова. Смерть пришла от маленького щупленького пацана в очках, который когда-то с восторгом наблюдал за появлением на пыльной улице розового «Мерседеса», еще не зная, что этот «Мерседес» переедет его жизнь.
   Сам того не понимая, Мухин доказывал, что нельзя вытереть о человека ноги и двинуться дальше к власти, богатству и прочим прелестям. Мухин превратил себя в торпеду, которая знача лишь одно — цель.
   Попадание было неизбежным. И можно было умирать с улыбкой на губах. Мухин имел на это полное право.
   — Тебя подвезти? — спросил ДК, бросив взгляд на часы.
   — Нет, спасибо, — сказал я, засовывая руки в карманы. Прощального рукопожатия ДК мне что-то не хотелось испытать. — Кстати, давно хотел тебя спросить... Твоя рука, — я кивнул на протез. — Она не болит?
   — Не болит, — ответил ДК не задумываясь. — Это все было слишком давно, чтобы она болела.
   Так я и думал. Больше у меня к нему не было вопросов. Потому что все его ответы я знал заранее.

7

   — Где тебя носит?! Ушел и как будто провалился под землю! — Тамара неслась ко мне на всех парусах. — Я уже думала, ты уехал с этими мужиками... Сумочка?
   Я молча протянул ей ее «счастливую» сумочку. Что-то мне она счастья не принесла.
   — Спасибо, — сказала Тамара и взяла меня под руку. — Вроде бы все разъехались. И забыли про нас с тобой.
   Я не сказал, что я только счастлив такому повороту событий. А был бы еще больше счастлив, если бы и Тамара оставила меня в покое.
   — Придется идти пешком, — вздохнула Тамара. — Пошли?
   Я чисто автоматически стал передвигать ноги, повинуясь исходившему от Тамары импульсу.
   — Какое небо сегодня звездное! — восхищенно проговорила Тамара, задрав голову кверху. — Будто алмазы там рассыпали, да?
   Я скептически хмыкнул. Какой, интересно, идиот придумал, что счастье — это небо в алмазах? Банкир какой-нибудь. Или нет — владелец ювелирного магазина. Придумал, написал на бумажке и выставил в витрину своего магазина, дуря доверчивых покупателей. Неба в алмазах не бывает. Сказки это все. Не бывает неба в алмазах точно так же, как не горит шапка на воре, а бог не метит шельму...
   — Что ты дрожишь? — вдруг остановилась Тамара. — Иду просто как с отбойным молотком под руку! Трясешься весь! Что с тобой?!
   — Холодно, — сказал я. — И одиноко.
   — Ты что, дурак? — Тамара покрутила пальцем у виска.
   Нет, к сожалению, я не дурак. А как бы хотелось быть дураком, чтобы принимать на веру все слова ДК! И еще неграмотным — чтобы никогда не прочитать письма Лисицына... Но — не судьба. Как ни смешно, я оказался слишком умным. И теперь я понял, что такое горе от ума.
   — Ты что, дурак? — обиженно спросила Тамара. — Как ты можешь быть одиноким, если тут я с тобой!
   Слабый аргумент для утешения. Но другого у меня не было. Я посмотрел в Тамарины глаза и внезапно вспомнил:
   — Мне нужно отдать Лимонадовой жене деньги. Компенсацию за моральный ущерб.
   — Ну так пошли, — предложила Тамара.
   — А не поздно?
   — Скорее — рано. Но пока дойдем... А потом, если на дом приносят деньги, грешно смотреть на часы и рассуждать, поздно их принесли или рано...
   И мы пошли — достаточно быстро, чтобы не замерзнуть, и достаточно тесно прижавшись плечами друг к другу, чтобы избавиться от страха, который еще сидел внутри нас.
   С каждым новым шагом нам становилось все теплее, а страха оставалось все меньше. Метров через триста я вдруг остановился, сгреб Тамару в охапку и стал целовать ее в губы, в щеки, в глаза... Со стороны все это должно было выглядеть ужасно. Согласен, дурацкий способ избавиться от чувства одиночества и отчаяния.
   Но другого никто еще не придумал.