– Господин, помогите ветерану…
В душном воздухе разлился тлетворный запах разложения. Отшатнувшись, Марк порылся в кармане, наугад достал купюру, отгоняя шальную мысль, что откупается от собственной старости. Бормоча слова признательности, поминая Господа, старик уполз обратно в тень. Но тут же, как грибы после дождя выросли один за другим оборванные дети с серыми лицами и тоже затянули:
– Помогите Христа ради…
Марк дал и им и поспешно прибавил шаг, следуя за неоновым лучом, отрываясь от армии дна, помимо воли думая о том, что мог бы быть одним из них, и о том, насколько призрачна грань, разделяющая эти два мира. Вот только вниз попасть легко, а обратно – почти невозможно…
Выйдя из ресторана и окатив ароматом неведомых стран, проследовал к своему роскошному авто утомленный джентльмен.
Марк подумал, что неплохо бы тоже где-нибудь присесть и забыться, насколько возможно, зачеркнув хотя бы на один вечер последние двадцать с лишним лет и несколько дней…
И тотчас как волшебный Сезам, распахнулась дубовая дверь, донеся смех, звон посуды, знакомое уже:
«Я на воле не был сто лет…»
Он перешагнул через порог в дымный полумрак, сел за пустой столие у окна.
– Что будете пить?
– Все равно. Что-нибудь покрепче.
– Добрый вечер. Милости просим. Приятного вам отдыха…
– Спасибо, – Анна протянула доллар, и швейцар в мундире с золотыми галунами расплылся в подобострастной улыбке.
В модном ночном клубе было достаточно многолюдно. В диско-зале грохотала музыка. Танцевать не хотелось, но Анна остановилась в дверях, надеясь себя пересилить. Уж веселиться – так на всю катушку.
– Батюшки! Кого я вижу! Марианна! – Из дверей вывалилась девчонка в стильном «кислотном», отделанном стразами прикиде, поддерживаемая по бокам двумя ребятами. Она приветливо махала рукой, перехваченной тремя золотыми браслетами, сделала несколько нечетких шагов, пытаясь сфокусировать на лице Анны мутноватый взгляд.
– Не узнаешь?! Англия, Mill Hill…
– Светка! Привет. – Анна с трудом припомнила соседку по одному их многочисленных колледжей, тасовавшихся привередливой Александрой, как карточная колода.
– Точно! Значит, отличницы тоже тусуются? Здорово, знакомься, – она подтянула кавалеров ближе. – Это – Макс, а это – Бакс. – Светка захихикала, покачнувшись, хоть спиртным от нее не пахло. – Мальчики, а это – Марианна. И не какая-нибудь, а Литичевская, между прочим.
– Вау! – Тот, кого представили Максом, с ходу обнял Анну за талию. – Отлично, детка. Пойдем, покайфуем. Нигде так не оттянешся, как в старой доброй Москве. Твой череп – тот самый «ЛИТ»?
Анна кивнула, спешно выдумывая предлог ретироваться.
– Клево! А мой – старый хрен… – парень добавил известную фамилию одного из членов российской политверхушки и глотнул «Джин-Тоник» из банки. – Повезло нам, а, малютка? С предками. И батрачить не надо. Хочешь? – Подмигнув, он вытащил серую сигарету.
Светка взасос целовалась со своим Баксом.
– Бери, тебе понравится. Марафет – высший класс. Забирает с первой затяжки…
– Спасибо, не надо. Я попозже подойду, ладно?
– Носик попудришь? Давай, буду ждать… – Макс сделал попытку поцеловать Анну в шею, но та ловко вывернулась, подумав с грустной усмешкой, что бистровская практика не пропала даром.
Анна прошла в игровой зал, таща за собой приторный аромат, будивший в ней нестерпимое желание принять душ и переодеться. Но она несла его гордо, с достоинством, как ворох долларов и мрачных мыслей – крест заносчивой фамилии.
– Мадмуазель пожелает личный стол? – элегантный крупье едва не сложился пополам. Как они умеют столь безошибочно определять степень благосостояния клиента?
– Да, – сказала она, – пожалуйста.
Поставила наугад и проиграла, отчего-то тайно позлорадствовав.
– Сожалею, – с притворным сочувствием произнес крупье, – верно, вам везет в любви.
– Нет, просто я всегда проигрываю.
Ей совсем не хотелось продолжать, но она поставила еще пару раз с тем же результатом и с чувством исполненного долга последовала в ресторан, подумав, как будет довольна мать, узнав о том, что дочь остепенилась и проводит вечер благоразумно, как подобает приличной девушке их круга.
На сцене пестрые девочки слабенькими голосками распевали слащавые куплетики про несчастную любовь. Анна выбрала столик подальше. Заказала «Кампари» и пачку «Салема».
На смену карамельным девочкам вылез небритый мужик в черной рубахе и, как несмазанная телега, заскрипел о тяжелой бандитской доле. Громадный, словно дальнобойная фура, детина за соседним столиком, закованный в золотую цепь, по которой запросто мог бы пройтись Кот Ученый, шмыгнул носом и смахнул скупую слезу. Его подружка, яркая длинноногая блондинка, вперила в Анну рентгеновский взгляд, в котором отчетливо читалась нескрываемая зависть: все досталось «на блюдечке», без напряга, просто по праву рождения, без необходимости раздвигать ноги перед бритоголовым дебилом. Анна смерила бестактную девицу ледяным взглядом Александры, и та отвернулась.
– Марианна!
Она подняла глаза от коктейля. Перед ней, благоухая «Хьюго Боссом», в пиджаке от Кензо last model, пижонски расстегнув модный остроконечный ворот шелковой рубашки, стоял виновник ее терзаний и метаний, сам Григорий Дёмин.
Их взгляды встретились. И Анна вдруг поняла, что ничего не почувствовала. Абсолютно ничего.
– Марианна! Боже мой! Пропащая душа! – Григорий по-хозяйски уселся напротив. – Прекрасно выглядишь.
– Спасибо. Ты тоже ничего. Впрочем, как всегда.
– Где ты была? Я искал тебя повсюду…
– В Санта-Барбаре.
– Я там был.
– Может, плохо смотрел?
– Ты как будто изменилась, Марианна. – проговорил Григорий.
– Но кое-что осталось прежним. – Она с улыбкой пожала плечами.
– Что? – он все еще улыбался почти снисходительно, видимо, уверенный, что еще миг – и она снова падет в его объятия.
– Папины миллионы. И я по-прежнему всего лишь их никчемная страшненькая наследница. Грызешь локти, что они достанутся не тебе?
Теперь настал ее черед улыбаться. Мстительно. Холодно. Высокомерно. От души. Во весь рот.
Он озадаченно захлопал длинными ресницами. Бедный гарвардский красавчик! Ей бы следовало предупредить, что научилась кусаться. Повесить на шею, прямо поверх бриллиантового колье, табличку: «Осторожно. Злая богатая девочка!»
– Ладно тебе, – покаянно сморщился Григорий. – Перестань. Ты всегда была излишне мнительной…
– Надеюсь, мы и не будем сейчас обсуждать мои недостатки? Это не входит в мои планы на сегодняшний вечер.
– У тебя кто-то появился? – озадаченно выдавил Григорий.
Несмотря на пасмурность настроения, Анна рассмеялась. Как можно быть настолько самонадеянным, чтобы даже не представлять, что можно взять да и позабыть о нем, Его высочестве Григории Дёмине? Бедный самовлюблённый Нарцисс, он даже не подозревает, насколько смешон и глуп.
За столиком воцарилось молчание. Стало слышно, как очередной, похожий на грустного Пьеро, парнишка, только что тихим голоском напевавший какую-то сопливую муть, вдруг, явно отчаянно волнуясь, провел дрогнувшими пальцами по струнам гитары и прерывающимся голоском скорее проговорил, нежели пропел:
– Извини, – сказала она, поднимаясь, – мне пора.
– Здесь не занято?
– Нет, – сказал Марк, – пожалуйста.
Парень, усевшийся напротив, был, как показалось Марку, моложе него. Но взгляд его бесцветных, под белесыми бровями, глубоко посаженных глаз, был странно потухшим, как у древнего утомленного жизнью, старика.
– Не выношу пить в одиночестве, – сказал он.
– Я тоже.
Неожиданный собеседник тоже заказал бренди и салат.
– Ты здесь впервые? – голос его звучал глухо, как из бочки.
– Да.
– За компанию, – устало произнес незнакомец, легко опрокинул рюмку в горло, будто этого и не заметив, и тотчас потребовал вторую.
– Что не пьешь?
Глубоко вздохнув, зажмурившись, Марк скопировал жест соседа по столику. Горло с непривычки обожгло, он закашлялся, задыхаясь.
– Не туда попало, – констатировал незнакомец и, привстав, несколько раз стукнул Марка кулаком по спине. Муть и дурнота, накатившие было, отступили, и мир, покачнувшийся, но вновь обретший равновесие, выглядел уже несколько иначе.
– Надо повторить, – сказал собеседник.
Марк покорно кивнул официантке. Она показалась немного похожей на Анну. Он дернулся, но тотчас вспомнил, что сидит в незнакомом кабаке, а славная маленькая Анюта теперь вовсе не она, а принцесса Марианна, хозяйка мира, далекая и недоступная, как холодная звезда. И этого не изменит ни одно бренди…
– Э, – промолвил сосед, заглядывая Марку в лицо, – ты не раскисай.
В этом мире нельзя быть слабым. Слабых добивают, понял?
– Кто? – полушепотом спросил Марк.
– Сильные.
– Зачем?
– Чтобы стать еще сильнее. Естественный отбор. Закон жизни.
– Неправда, – убежденно сказал Марк. – Убивают от бессилия.
– Чушь, – фыркнул собеседник. – Ты ж не знаешь ничего об этом.
– Знаю.
Бесцветные глаза-буравчики недоверчиво блеснули из-под насупленных бровей.
– Что ж, – произнес он с усмешкой, наполняя рюмку, – За знание! Говорят в нем – сила.
Вторая пошла уже легче.
– Вот сейчас еще выпью и снова пойду быть сильным, – сказал незнакомец, пристально глядя на дно бутылки.
– Давить слабых?
– И это тоже. Работа такая… Не ты, так тебя.
– Я это уже слышал когда-то, – промолвил Марк, ощутив вдруг новый прилив тошноты.
– Возьми салат, – назидательно произнес сосед по столику. – И от кого же, интересно, ты это слышал?
– Ее больше нет?
В вылинявших глазах вновь промелькнуло нечто, похожее на удивление.
– А ты парень ничего, – протянул незнакомец. – Может, махнем к девочкам? У меня есть пара на примете. Горячие! Такое вытворяют – закачаешься! – правый угол его рта съехал набок.
– Нет, спасибо, – покачал головой Марк. – Мне никто не нужен.
Кривая усмешка опять прорезала неприметное лицо собеседника.
– Когда говорят, что не нужен никто, надо понимать: нужен кто-то один. Она красивая – твоя проблема?
– Мы были просто друзьями.
– Извини, кореш, – хмыкнул сотрапезник, наполняя рюмку, – но я не верю в простую дружбу между мужчиной и женщиной. Особенно, если в результате он один напивается в кабаке. Ты ее любишь?
– Да. Наверно.
– А она?
– Она. Она мне лгала…
– Трахалась с другим?
– Нет, не это…
– Тогда наплюй. Все бабы врут.
– Почему?
– Черт их знает… – передернул плечами незнакомец, закуривая, – Может потому что любят. Как любить перестают – начинают резать правду. И тогда понимаешь, что лучше бы по-прежнему врали…
– Она так молода… – с пронзительной тоской, вдруг перехвативший горло, проговорил Марк. – Совсем ребенок…
– По-моему, ни одна баба не бывает ни слишком стара, ни чересчур молода для этого… – убежденно заявил сотрапезник.
– Мы принадлежим к разным мирам…
– Э, братан, – укоризненно сказал сосед, – ты набрался… Про какие-то миры загибаешь… Мир – один для всех. И все под Богом ходим. Сегодня тут, а завтра – неизвестно. А потому поднимайся и поезжай к ней. Не трать время попусту. Помнишь, в хорошем старом фильме пели: «Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь». Я люблю старые фильмы, кореш… Они такие наивные… Пошли. – незнакомец решительно поднялся.
– Куда?
– Тачку тебе поймаем. Или ты за рулем?
– Н-не… – помотал головой Марк, едва не перевернув столик.
– Э-э, брат, и когда ты успел так надраться? – удивился незнакомец, – Вроде и не пил вовсе… Ну давай, пошли. Адрес-то своей малолетки помнишь?
– У м-меня записан, – пробормотал Марк, – Н-н-о я не уверен, что это б-будет п-правильно…
– Молчи и слушай, что умный дядя говорит, – сосед подхватил Марка и выволок на улицу. – А я еще посижу. А потом поеду. Я на машине…
Как ни странно он держался так, точно пил дистиллированную воду.
– Куда? – спросил водитель причалившего к бортику «Жигуленка».
Марк развернул бумажку и старательно прочел адрес. А когда машина отъехала, вспомнил, что забыл попрощаться со случайным знакомым и обнаружил, что с трудом припоминает его лицо.
В служебном помещении клуба суровая дама-администратор распекала юношу, похожего на грустного Пьеро.
– Я тебя предупреждала: никакой самодеятельности. Тоже мне, бард выискался. Топай на Арбат и там читай свои стихи…
– Простите, – сказала Анна, заглядывая в кабинет.
– Чем могу быть полезна? – лицо суровой дамы, словно по мановению волшебной палочки, расцвело, как майский сад.
– Вы – ничем, – отрезала она, поворачиваясь к поникшему юноше. – Скажите, последняя песня – ваша?
– Да, – прошептал он, робко приподняв голову, и густо покраснел.
– Это было здорово, Я, конечно, не профи, но мне понравилось. – Анна закусила губу. – Душу выворачивает…
– Спасибо, – пролепетал парнишка, и его вытянутое лицо точно подсветили изнутри.
– Вот… – девушка засмеялась, испытывая неловкость от боязни обидеть. – Возьмите… Я знаю: есть вещи, которые не измеряются деньгами, но все же… – Она протянула зеленую купюру с портретом хмурого иностранного президента.
За юношу протараторила администраторша, выхватив бумажку:
– Конечно, он возьмет. Большое спасибо. Такой талантливый мальчик… У него здесь большое будущее…
– Знаете, – сочувственно улыбнулась Анна. – Я не смею судить, но по моему, лучше вам пойти на Арбат…
– Приехали! – оповестил шофер.
– Вы уверены, что этот тот самый дом? – спросил Марк, с сомнением оглядывая куцую пятиэтажку с окнами на шумное шоссе, мало походившую на замок мисс миллионерши.
– Все верно, – ткнул пальцем в стекло водитель. – Вон вывеска: Стромынка, 15. Что вам не нравится?
Марк заверил, что он в восторге, расплатился и зашагал к дому по воображаемой ломаной линии. Найдя нужный подъезд, он столкнулся с очередной преградой: глухой домофонной дверью. Потыкав пальцами по кнопкам и, не найдя отклика, для верности решил покричать в окно, и погромче, поскольку понятия не имел, на каком из пяти этажей находится квартира Анны. Спустя пять минут створка на первом приоткрылась, и старческий голос сердито поинтересовался, кто нужен. Получив путаный ответ, бдительная бабушка, предположила, что Ани дома нет. Логично. Оглядевшись, Марк заметил колченогую скамейку и, устроившись на ней, принялся размышлять о бренности всего сущего. Местность показалась мистически-знакомой. Из серии: «Где-то я это уже видел…».
«Дежа вю, – меланхолично подумал Марк. – Набрался…»
Но воскресшие из недр подсознания призраки продолжали упорно нашептывать: «Школа… спуск… красный дом буквой „Г“… фабрика…» Стоп! Судьба неумолимо продолжает с ним играть в кошки-мышки. Фабрика, на которой работала Марианна… А в другую сторону, через перекресток, – общежитие… Чертова карусель длинною в двадцать с лишним лет замкнулась…
– Эй, парень!
Марк встрепенулся, протирая глаза. Перед ним стояли двое крепких ребят в милицейской форме.
– Документы.
Марк сказал, что с собой нет. Те спросили, что он здесь делает. Марк ответил, что и сам не знает. Ребята переглянулись. Один, поправив автомат, поинтересовался, где живет Марк. Он честно объяснил, что живет за городом, но домой ему не хочется, так как там мерзко и одиноко, и попросил оставить его в покое. Милиционеры возразили, что те, кто ищет покоя, как раз сидят дома, даже если там противно, а не шляются пьяные по ночам под чужими окнами и не пугают честных граждан. После чего настоятельно предложили проехать с ними в отделение для выяснения обстоятельств. И указали на припаркованный неподалеку уазик.
– А может, не надо? – усомнился Марк. – Я ничего не сделал.
– Вот и хорошо, – резонно заметил тот, что с автоматом, – Когда сделаешь – поздно будет. Валяй, поднимайся. – И ткнул Марка прикладом в бок.
В отделении за столом скучал бравый капитан – высокий, косая сажень в плечах, ясный взгляд, трапецеевидный подбородок. Таких лет двадцать назад показывали в фильмах про угрозыск. При виде вошедших коллег он оживился, поднимаясь из-за стола, спросил:
– Пузырек принесли?
– Само собой, – довольно ответил автоматчик, вытаскивая из одного кармана плоскую бутылку, а из другого – большую вяленую рыбу.
– А это кто? – киношный капитан кивнул на Марка.
– Парень перегулял, – махнул рукой второй из уазика, – проверим. Пускай посидит пока. – И он указал на небольшую каморку за черной решеткой, где, нахохлившись, уже ожидали двое.
– Опять в клетку, – сморщился Марк. – Может, я лучше тут побуду, а?
Милиционеры как-то переглянулись, а затем киношный капитан, спрятав плоский бутылек в ящик стола, скомандовал:
– А ну, подними руки, – и ловко, как в фильме, похлопав Марка по карманам, молниеносно извлек все содержимое. – «Анна». Это че за адрес? – спросил он, грозно нахмурив брови.
– Да тот, по которому мы его взяли, – перегнувшись через плечо красивого капитана, сообщил «автоматчик» и зевнул.
– Это моя знакомая. Я ее ждал.
– А какого ж ты хрена нам мозги морочил? – разозлился другой. – Вот сейчас и проверим. Фамилию, имя свое, живо. Коль, проводи его пока к тем друзьям, – он махнул рукой в сторону клетки.
Один из обитателей обезьянника, смазливый паренек с длинной, щегольски-выкрашенной перьями челкой, воодушевился, манерно повел плечиками и игриво заулыбался. Марк попятился и сел возле хмурого южанина в адидасовской футболке и спортивных штанах с лампасами.
– Тебя как зовут? – пропел паренек, подбираясь к Марку.
– Пащел вон! – цыкнул южанин, и тот шарахнулся к противоположной стене, обиженно пропищав: «Грубиян…»
– Слущай, дарагой, ты масквич? – горячим полушепотом спросил кавказец.
– Из Подмосковья.
– Харащо. А праписаться к тэбэ нэлзя? Я дэнэг дам, слущай…
С давних пор слово «прописка» и все возможные его производные вызывали у Марка устойчивое отвращение. Он покачал головой.
Тем временем киношный капитан, связавшись по телефону с некой Танюшей и полюбезничав с ней минут пять, попросил поглядеть, что у них есть на Ладынина Марка Ивановича… «Ни хрена себе…» – сказал он, изумленно присвистнув и, повесив трубку, высунулся наполовину из-за перегородки, как карточный валет:
– Эй, Ладынин, – крикнул он, разгадывая Марка, как редкого зверя в зоопарке, – это ты все двадцать отмотал?
– Двадцать один.
Капитан хмыкнул и спрятался обратно. На смену ему вылезли те двое, из уазика, уже без автомата, но с пивом, рыбой и гамбургером.
– Слющай, дарагой, – покачал головой кавказец, и в его глубоко запрятанных в кожные складки глазках заблестели болотные огоньки. – Ты за убийства сидэл, да?
Марк промолчал.
– Майор! – звонко завопил вдруг набриолиненный парнишка-задержанный, бросаясь на решетку. – Майор! Командир! Ребята! Выпустит меня! Я больше не буду! Я домой хочу! – его длинная челка висела между глаз печальной плетью.
– Кончай орать, – снова высунулся киношный капитан. – Я не майор, сколько можно повторять, придурок? Вот и надо было дома сидеть, а не приставать к мужикам у кабака. Коз-зел… – добавил он с невыразимым презрением, убираясь обратно за перегородку.
– Да че ты боишься! – ухмыльнулся тот, что из уазика. – Он педиков не трогает. Эй, Ладынин, скажи ему, что ты педиков не трогаешь, а то это чмо всю ночь будет вопить.
– Я вообще никого не трогаю, – хмуро сказал Марк.
– Слющай, дарагой, – снова зашептал кавказец в самое ухо Марку. – Работа есть адна. Разабрацца нада кое с кем, а? Харащо заплачу.
– Нет! – не выдержав, сорвался Марк.
– А ну хватит там, – скучно прочавкал бывший автоматчик. – А то ща как дам…
– Послушайте, – проговорил Марк, – я ничего не сделал, черт возьми. И даже не приставал к мужчинам у кабака.
Из-за перегородки донеслось ржание и фырканье. Кто-то сказал:
– Еще юморит! Правда, пусть валит. Сдвинутых нам не хватало. Что тут, Кащенко?
В проеме нарисовался красивый капитан, уже целиком.
– Ладынин, личность твою может кто подтвердить? Ну, хотя бы эта, как ее… – он протянулся за клочком бумаги. – Анна.
Марк молчал. Хмель постепенно проходил, оставляя тягостный удар угрюмых размышлений. Что у них общего с этой девочкой – одиночество?
«Если тебе понадобится помощь друга… «Нет, не стоит втягивать ее…
– Ну, – нетерпеливо сказал капитан, – звонить девке-то?
– Не смейте ее так называть. Она вам не девка, – я нажимом произнес Марк.
– Ишь ты! Прищурился капитан, усмехаясь. – Тебя в дурдоме так разговаривать научили? Ну-ка, Коль, звякни по номерочку. Очень интересно взглянуть на эту Анку…
Анна вернулась в свой однокомнатный бардак. Спать не хотелось. Хотелось увидеть Марка. Как некогда – Григория. Или даже сильнее. И это было так же глупо, как все, что она делала и чувствовала до сих пор. «Почему нельзя купить себе немножко мозгов? Странно, что можно учиться на „отлично“ и быть непроходимой дурой… Жаль, что не изобрели еще такого специального льда, который можно было бы положить на колотящееся сердце, чтобы стать холодной и спокойной, как Александра…»
Зазвонил телефон. Трезвонил долго. Нудно. Настырно. Анна глядела на серую трубку и медлила, оттого что это, скорее всего, мать и, слушая ее, Анна снова и снова будет убеждаться в том, что она – бывшая Марианна – неблагодарное ничтожество…
– Алло? Да, я. Что? Где? Что он натворил?! Да, я сейчас приеду…
«Какого черта я должна торопиться? Пусть посидит, подумает… Будет знать, как со мной разговаривать…» – говорила сидевшая внутри оскорбленная девушка, униженно плакавшая на руле дорогого автомобиля. А другая, тем временем, сбегала по полутёмной лестнице, теряя хрустальные башмачки…
Она вошла, заполнив тусклое пространство мягким сияющим светом и неестественно-приторным запахом… Плечи намеренно прямы, подбородок вызывающе вздернут. Вычурное платье, тяжеловесный блеск камней и желтого металла… Но все же это была она, девочка из его цветочных снов…
Ее экипировка подействовала на сотрудников отделения, как генеральский мундир. Киношный капитан, обаятельно улыбаясь, рассыпаясь в любезностях, отпер решетку.
– Ты похожа на ангела, сошедшего с небес, маленькая хозяйка жизни, – продекламировал Марк.
Ее глаза округлились. Она склонила голову к плечу, вновь делаясь похожей на цветок.
– Ты что, пил?
– Пил, – с достоинством подтвердил Марк. – Бренди. В одном уютном кабачке.
– Хорошо, – проговорила она тихо. – Я отвезу тебя домой. Пошли.
– Нет, Коль, ты глянь! – Воскликнул, прильнув к окну, один из «автоматчиков». – Какая тачка у этой засранки! Видали, кого богатые девочки любят? Неделя, как отчалил, и – ты посмотри! Бляха-муха! Тоже что ль сесть?
– У тебя красивая машина, – сказал Марк.
– Тебе же нельзя пить…
– Теперь можно. «Домой»… Какое сладостное слово! Добро пожаловать в семейный склеп!
– Ты хотел меня видеть?
– Просто мне было интересно, как живет одна из самых выгодных в мире невест…
Ее губы задрожали.
– Зачем ты причиняешь мне боль? – тихо вымолвила Анна.
– Прости… – он отчаянно впился ногтями в ладони. – Я сам не знаю… Я только хотел сказать тебе…
– Что?
– Ничего… – он рванул себя за ворот рубашки. Ночное солнце накопило в кожаном салоне красного автомонстра столько электричества, что чиркни спичкой – неминуемо вспыхнул бы пожар.
«Зачем я столько выпил?» Жара просочилась внутрь тела и разгоралась медленным губительным пламенем.
– Приехали.
– Спасибо, – он накрыл ладонью ее теплые пальцы. Ему до одури хотелось целовать ее мягкие губы, растрепать волосы, сорвать это отвратительно пахнущее платье… Ее пальцы под его ладонью мелко вздрагивали.
– Я… пойду, – произнес он неузнаваемо-хриплым голосом, боясь взглянуть в ее лицо.
– У тебя кофе есть?
– Что? Да конечно…
– Я могу зайти?
– Конечно…
Он вырвался из автомобильного плена, но легче не стало. Ночь была невыносимо-душной, и огонь, поселившийся внутри, бушевал все сильнее. Зачем он выбросил те таблетки? Как сегодня он будет бороться с собой? Скорее бы она ушла… Только бы она не уходила… Он покачнулся то ли от остатков хмеля, то ли от беспорядочных приливов горячих волн, захлестывавших изнутри.
– Ты тут хозяйничай, – проговорил он, – а я…
Он быстро вышел из кухни. Сел за пианино. Пальцы спотыкались об оголенные нервы клавиш, высекая мелодию бессмысленной поздней запретной страсти, которой не дано излиться…
«Я люблю тебя. Я хочу тебя… Я схожу с ума, когда вижу тебя и когда не вижу…Я не знаю, что мне делать…»
– Марк…
Мелодия оборвалась.
– Что ты играл? Нет, не отвечай…
В душном воздухе разлился тлетворный запах разложения. Отшатнувшись, Марк порылся в кармане, наугад достал купюру, отгоняя шальную мысль, что откупается от собственной старости. Бормоча слова признательности, поминая Господа, старик уполз обратно в тень. Но тут же, как грибы после дождя выросли один за другим оборванные дети с серыми лицами и тоже затянули:
– Помогите Христа ради…
Марк дал и им и поспешно прибавил шаг, следуя за неоновым лучом, отрываясь от армии дна, помимо воли думая о том, что мог бы быть одним из них, и о том, насколько призрачна грань, разделяющая эти два мира. Вот только вниз попасть легко, а обратно – почти невозможно…
Выйдя из ресторана и окатив ароматом неведомых стран, проследовал к своему роскошному авто утомленный джентльмен.
Марк подумал, что неплохо бы тоже где-нибудь присесть и забыться, насколько возможно, зачеркнув хотя бы на один вечер последние двадцать с лишним лет и несколько дней…
И тотчас как волшебный Сезам, распахнулась дубовая дверь, донеся смех, звон посуды, знакомое уже:
«Я на воле не был сто лет…»
Он перешагнул через порог в дымный полумрак, сел за пустой столие у окна.
– Что будете пить?
– Все равно. Что-нибудь покрепче.
– Добрый вечер. Милости просим. Приятного вам отдыха…
– Спасибо, – Анна протянула доллар, и швейцар в мундире с золотыми галунами расплылся в подобострастной улыбке.
В модном ночном клубе было достаточно многолюдно. В диско-зале грохотала музыка. Танцевать не хотелось, но Анна остановилась в дверях, надеясь себя пересилить. Уж веселиться – так на всю катушку.
– Батюшки! Кого я вижу! Марианна! – Из дверей вывалилась девчонка в стильном «кислотном», отделанном стразами прикиде, поддерживаемая по бокам двумя ребятами. Она приветливо махала рукой, перехваченной тремя золотыми браслетами, сделала несколько нечетких шагов, пытаясь сфокусировать на лице Анны мутноватый взгляд.
– Не узнаешь?! Англия, Mill Hill…
– Светка! Привет. – Анна с трудом припомнила соседку по одному их многочисленных колледжей, тасовавшихся привередливой Александрой, как карточная колода.
– Точно! Значит, отличницы тоже тусуются? Здорово, знакомься, – она подтянула кавалеров ближе. – Это – Макс, а это – Бакс. – Светка захихикала, покачнувшись, хоть спиртным от нее не пахло. – Мальчики, а это – Марианна. И не какая-нибудь, а Литичевская, между прочим.
– Вау! – Тот, кого представили Максом, с ходу обнял Анну за талию. – Отлично, детка. Пойдем, покайфуем. Нигде так не оттянешся, как в старой доброй Москве. Твой череп – тот самый «ЛИТ»?
Анна кивнула, спешно выдумывая предлог ретироваться.
– Клево! А мой – старый хрен… – парень добавил известную фамилию одного из членов российской политверхушки и глотнул «Джин-Тоник» из банки. – Повезло нам, а, малютка? С предками. И батрачить не надо. Хочешь? – Подмигнув, он вытащил серую сигарету.
Светка взасос целовалась со своим Баксом.
– Бери, тебе понравится. Марафет – высший класс. Забирает с первой затяжки…
– Спасибо, не надо. Я попозже подойду, ладно?
– Носик попудришь? Давай, буду ждать… – Макс сделал попытку поцеловать Анну в шею, но та ловко вывернулась, подумав с грустной усмешкой, что бистровская практика не пропала даром.
Анна прошла в игровой зал, таща за собой приторный аромат, будивший в ней нестерпимое желание принять душ и переодеться. Но она несла его гордо, с достоинством, как ворох долларов и мрачных мыслей – крест заносчивой фамилии.
– Мадмуазель пожелает личный стол? – элегантный крупье едва не сложился пополам. Как они умеют столь безошибочно определять степень благосостояния клиента?
– Да, – сказала она, – пожалуйста.
Поставила наугад и проиграла, отчего-то тайно позлорадствовав.
– Сожалею, – с притворным сочувствием произнес крупье, – верно, вам везет в любви.
– Нет, просто я всегда проигрываю.
Ей совсем не хотелось продолжать, но она поставила еще пару раз с тем же результатом и с чувством исполненного долга последовала в ресторан, подумав, как будет довольна мать, узнав о том, что дочь остепенилась и проводит вечер благоразумно, как подобает приличной девушке их круга.
На сцене пестрые девочки слабенькими голосками распевали слащавые куплетики про несчастную любовь. Анна выбрала столик подальше. Заказала «Кампари» и пачку «Салема».
На смену карамельным девочкам вылез небритый мужик в черной рубахе и, как несмазанная телега, заскрипел о тяжелой бандитской доле. Громадный, словно дальнобойная фура, детина за соседним столиком, закованный в золотую цепь, по которой запросто мог бы пройтись Кот Ученый, шмыгнул носом и смахнул скупую слезу. Его подружка, яркая длинноногая блондинка, вперила в Анну рентгеновский взгляд, в котором отчетливо читалась нескрываемая зависть: все досталось «на блюдечке», без напряга, просто по праву рождения, без необходимости раздвигать ноги перед бритоголовым дебилом. Анна смерила бестактную девицу ледяным взглядом Александры, и та отвернулась.
– Марианна!
Она подняла глаза от коктейля. Перед ней, благоухая «Хьюго Боссом», в пиджаке от Кензо last model, пижонски расстегнув модный остроконечный ворот шелковой рубашки, стоял виновник ее терзаний и метаний, сам Григорий Дёмин.
Их взгляды встретились. И Анна вдруг поняла, что ничего не почувствовала. Абсолютно ничего.
– Марианна! Боже мой! Пропащая душа! – Григорий по-хозяйски уселся напротив. – Прекрасно выглядишь.
– Спасибо. Ты тоже ничего. Впрочем, как всегда.
– Где ты была? Я искал тебя повсюду…
– В Санта-Барбаре.
– Я там был.
– Может, плохо смотрел?
– Ты как будто изменилась, Марианна. – проговорил Григорий.
– Но кое-что осталось прежним. – Она с улыбкой пожала плечами.
– Что? – он все еще улыбался почти снисходительно, видимо, уверенный, что еще миг – и она снова падет в его объятия.
– Папины миллионы. И я по-прежнему всего лишь их никчемная страшненькая наследница. Грызешь локти, что они достанутся не тебе?
Теперь настал ее черед улыбаться. Мстительно. Холодно. Высокомерно. От души. Во весь рот.
Он озадаченно захлопал длинными ресницами. Бедный гарвардский красавчик! Ей бы следовало предупредить, что научилась кусаться. Повесить на шею, прямо поверх бриллиантового колье, табличку: «Осторожно. Злая богатая девочка!»
– Ладно тебе, – покаянно сморщился Григорий. – Перестань. Ты всегда была излишне мнительной…
– Надеюсь, мы и не будем сейчас обсуждать мои недостатки? Это не входит в мои планы на сегодняшний вечер.
– У тебя кто-то появился? – озадаченно выдавил Григорий.
Несмотря на пасмурность настроения, Анна рассмеялась. Как можно быть настолько самонадеянным, чтобы даже не представлять, что можно взять да и позабыть о нем, Его высочестве Григории Дёмине? Бедный самовлюблённый Нарцисс, он даже не подозревает, насколько смешон и глуп.
За столиком воцарилось молчание. Стало слышно, как очередной, похожий на грустного Пьеро, парнишка, только что тихим голоском напевавший какую-то сопливую муть, вдруг, явно отчаянно волнуясь, провел дрогнувшими пальцами по струнам гитары и прерывающимся голоском скорее проговорил, нежели пропел:
Григорий продолжал настырно спрашивать о чем-то, но Анна не слышала.
– Я в музыке моей к тебе стремлюсь.
Моя душа распахнутые крылья.
К твоей любви я, как из плена, рвусь,
Но преломляюсь о стекло бессилья…
Меж нами лето, сумерки и страх,
Безумство, смерть, проклятие и годы…
Но ты всегда в моих греховных снах,
Как хрупкая мелодия свободы…
– Извини, – сказала она, поднимаясь, – мне пора.
– Здесь не занято?
– Нет, – сказал Марк, – пожалуйста.
Парень, усевшийся напротив, был, как показалось Марку, моложе него. Но взгляд его бесцветных, под белесыми бровями, глубоко посаженных глаз, был странно потухшим, как у древнего утомленного жизнью, старика.
– Не выношу пить в одиночестве, – сказал он.
– Я тоже.
Неожиданный собеседник тоже заказал бренди и салат.
– Ты здесь впервые? – голос его звучал глухо, как из бочки.
– Да.
– За компанию, – устало произнес незнакомец, легко опрокинул рюмку в горло, будто этого и не заметив, и тотчас потребовал вторую.
– Что не пьешь?
Глубоко вздохнув, зажмурившись, Марк скопировал жест соседа по столику. Горло с непривычки обожгло, он закашлялся, задыхаясь.
– Не туда попало, – констатировал незнакомец и, привстав, несколько раз стукнул Марка кулаком по спине. Муть и дурнота, накатившие было, отступили, и мир, покачнувшийся, но вновь обретший равновесие, выглядел уже несколько иначе.
– Надо повторить, – сказал собеседник.
Марк покорно кивнул официантке. Она показалась немного похожей на Анну. Он дернулся, но тотчас вспомнил, что сидит в незнакомом кабаке, а славная маленькая Анюта теперь вовсе не она, а принцесса Марианна, хозяйка мира, далекая и недоступная, как холодная звезда. И этого не изменит ни одно бренди…
– Э, – промолвил сосед, заглядывая Марку в лицо, – ты не раскисай.
В этом мире нельзя быть слабым. Слабых добивают, понял?
– Кто? – полушепотом спросил Марк.
– Сильные.
– Зачем?
– Чтобы стать еще сильнее. Естественный отбор. Закон жизни.
– Неправда, – убежденно сказал Марк. – Убивают от бессилия.
– Чушь, – фыркнул собеседник. – Ты ж не знаешь ничего об этом.
– Знаю.
Бесцветные глаза-буравчики недоверчиво блеснули из-под насупленных бровей.
– Что ж, – произнес он с усмешкой, наполняя рюмку, – За знание! Говорят в нем – сила.
Вторая пошла уже легче.
– Вот сейчас еще выпью и снова пойду быть сильным, – сказал незнакомец, пристально глядя на дно бутылки.
– Давить слабых?
– И это тоже. Работа такая… Не ты, так тебя.
– Я это уже слышал когда-то, – промолвил Марк, ощутив вдруг новый прилив тошноты.
– Возьми салат, – назидательно произнес сосед по столику. – И от кого же, интересно, ты это слышал?
– Ее больше нет?
В вылинявших глазах вновь промелькнуло нечто, похожее на удивление.
– А ты парень ничего, – протянул незнакомец. – Может, махнем к девочкам? У меня есть пара на примете. Горячие! Такое вытворяют – закачаешься! – правый угол его рта съехал набок.
– Нет, спасибо, – покачал головой Марк. – Мне никто не нужен.
Кривая усмешка опять прорезала неприметное лицо собеседника.
– Когда говорят, что не нужен никто, надо понимать: нужен кто-то один. Она красивая – твоя проблема?
– Мы были просто друзьями.
– Извини, кореш, – хмыкнул сотрапезник, наполняя рюмку, – но я не верю в простую дружбу между мужчиной и женщиной. Особенно, если в результате он один напивается в кабаке. Ты ее любишь?
– Да. Наверно.
– А она?
– Она. Она мне лгала…
– Трахалась с другим?
– Нет, не это…
– Тогда наплюй. Все бабы врут.
– Почему?
– Черт их знает… – передернул плечами незнакомец, закуривая, – Может потому что любят. Как любить перестают – начинают резать правду. И тогда понимаешь, что лучше бы по-прежнему врали…
– Она так молода… – с пронзительной тоской, вдруг перехвативший горло, проговорил Марк. – Совсем ребенок…
– По-моему, ни одна баба не бывает ни слишком стара, ни чересчур молода для этого… – убежденно заявил сотрапезник.
– Мы принадлежим к разным мирам…
– Э, братан, – укоризненно сказал сосед, – ты набрался… Про какие-то миры загибаешь… Мир – один для всех. И все под Богом ходим. Сегодня тут, а завтра – неизвестно. А потому поднимайся и поезжай к ней. Не трать время попусту. Помнишь, в хорошем старом фильме пели: «Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь». Я люблю старые фильмы, кореш… Они такие наивные… Пошли. – незнакомец решительно поднялся.
– Куда?
– Тачку тебе поймаем. Или ты за рулем?
– Н-не… – помотал головой Марк, едва не перевернув столик.
– Э-э, брат, и когда ты успел так надраться? – удивился незнакомец, – Вроде и не пил вовсе… Ну давай, пошли. Адрес-то своей малолетки помнишь?
– У м-меня записан, – пробормотал Марк, – Н-н-о я не уверен, что это б-будет п-правильно…
– Молчи и слушай, что умный дядя говорит, – сосед подхватил Марка и выволок на улицу. – А я еще посижу. А потом поеду. Я на машине…
Как ни странно он держался так, точно пил дистиллированную воду.
– Куда? – спросил водитель причалившего к бортику «Жигуленка».
Марк развернул бумажку и старательно прочел адрес. А когда машина отъехала, вспомнил, что забыл попрощаться со случайным знакомым и обнаружил, что с трудом припоминает его лицо.
В служебном помещении клуба суровая дама-администратор распекала юношу, похожего на грустного Пьеро.
– Я тебя предупреждала: никакой самодеятельности. Тоже мне, бард выискался. Топай на Арбат и там читай свои стихи…
– Простите, – сказала Анна, заглядывая в кабинет.
– Чем могу быть полезна? – лицо суровой дамы, словно по мановению волшебной палочки, расцвело, как майский сад.
– Вы – ничем, – отрезала она, поворачиваясь к поникшему юноше. – Скажите, последняя песня – ваша?
– Да, – прошептал он, робко приподняв голову, и густо покраснел.
– Это было здорово, Я, конечно, не профи, но мне понравилось. – Анна закусила губу. – Душу выворачивает…
– Спасибо, – пролепетал парнишка, и его вытянутое лицо точно подсветили изнутри.
– Вот… – девушка засмеялась, испытывая неловкость от боязни обидеть. – Возьмите… Я знаю: есть вещи, которые не измеряются деньгами, но все же… – Она протянула зеленую купюру с портретом хмурого иностранного президента.
За юношу протараторила администраторша, выхватив бумажку:
– Конечно, он возьмет. Большое спасибо. Такой талантливый мальчик… У него здесь большое будущее…
– Знаете, – сочувственно улыбнулась Анна. – Я не смею судить, но по моему, лучше вам пойти на Арбат…
– Приехали! – оповестил шофер.
– Вы уверены, что этот тот самый дом? – спросил Марк, с сомнением оглядывая куцую пятиэтажку с окнами на шумное шоссе, мало походившую на замок мисс миллионерши.
– Все верно, – ткнул пальцем в стекло водитель. – Вон вывеска: Стромынка, 15. Что вам не нравится?
Марк заверил, что он в восторге, расплатился и зашагал к дому по воображаемой ломаной линии. Найдя нужный подъезд, он столкнулся с очередной преградой: глухой домофонной дверью. Потыкав пальцами по кнопкам и, не найдя отклика, для верности решил покричать в окно, и погромче, поскольку понятия не имел, на каком из пяти этажей находится квартира Анны. Спустя пять минут створка на первом приоткрылась, и старческий голос сердито поинтересовался, кто нужен. Получив путаный ответ, бдительная бабушка, предположила, что Ани дома нет. Логично. Оглядевшись, Марк заметил колченогую скамейку и, устроившись на ней, принялся размышлять о бренности всего сущего. Местность показалась мистически-знакомой. Из серии: «Где-то я это уже видел…».
«Дежа вю, – меланхолично подумал Марк. – Набрался…»
Но воскресшие из недр подсознания призраки продолжали упорно нашептывать: «Школа… спуск… красный дом буквой „Г“… фабрика…» Стоп! Судьба неумолимо продолжает с ним играть в кошки-мышки. Фабрика, на которой работала Марианна… А в другую сторону, через перекресток, – общежитие… Чертова карусель длинною в двадцать с лишним лет замкнулась…
– Эй, парень!
Марк встрепенулся, протирая глаза. Перед ним стояли двое крепких ребят в милицейской форме.
– Документы.
Марк сказал, что с собой нет. Те спросили, что он здесь делает. Марк ответил, что и сам не знает. Ребята переглянулись. Один, поправив автомат, поинтересовался, где живет Марк. Он честно объяснил, что живет за городом, но домой ему не хочется, так как там мерзко и одиноко, и попросил оставить его в покое. Милиционеры возразили, что те, кто ищет покоя, как раз сидят дома, даже если там противно, а не шляются пьяные по ночам под чужими окнами и не пугают честных граждан. После чего настоятельно предложили проехать с ними в отделение для выяснения обстоятельств. И указали на припаркованный неподалеку уазик.
– А может, не надо? – усомнился Марк. – Я ничего не сделал.
– Вот и хорошо, – резонно заметил тот, что с автоматом, – Когда сделаешь – поздно будет. Валяй, поднимайся. – И ткнул Марка прикладом в бок.
В отделении за столом скучал бравый капитан – высокий, косая сажень в плечах, ясный взгляд, трапецеевидный подбородок. Таких лет двадцать назад показывали в фильмах про угрозыск. При виде вошедших коллег он оживился, поднимаясь из-за стола, спросил:
– Пузырек принесли?
– Само собой, – довольно ответил автоматчик, вытаскивая из одного кармана плоскую бутылку, а из другого – большую вяленую рыбу.
– А это кто? – киношный капитан кивнул на Марка.
– Парень перегулял, – махнул рукой второй из уазика, – проверим. Пускай посидит пока. – И он указал на небольшую каморку за черной решеткой, где, нахохлившись, уже ожидали двое.
– Опять в клетку, – сморщился Марк. – Может, я лучше тут побуду, а?
Милиционеры как-то переглянулись, а затем киношный капитан, спрятав плоский бутылек в ящик стола, скомандовал:
– А ну, подними руки, – и ловко, как в фильме, похлопав Марка по карманам, молниеносно извлек все содержимое. – «Анна». Это че за адрес? – спросил он, грозно нахмурив брови.
– Да тот, по которому мы его взяли, – перегнувшись через плечо красивого капитана, сообщил «автоматчик» и зевнул.
– Это моя знакомая. Я ее ждал.
– А какого ж ты хрена нам мозги морочил? – разозлился другой. – Вот сейчас и проверим. Фамилию, имя свое, живо. Коль, проводи его пока к тем друзьям, – он махнул рукой в сторону клетки.
Один из обитателей обезьянника, смазливый паренек с длинной, щегольски-выкрашенной перьями челкой, воодушевился, манерно повел плечиками и игриво заулыбался. Марк попятился и сел возле хмурого южанина в адидасовской футболке и спортивных штанах с лампасами.
– Тебя как зовут? – пропел паренек, подбираясь к Марку.
– Пащел вон! – цыкнул южанин, и тот шарахнулся к противоположной стене, обиженно пропищав: «Грубиян…»
– Слущай, дарагой, ты масквич? – горячим полушепотом спросил кавказец.
– Из Подмосковья.
– Харащо. А праписаться к тэбэ нэлзя? Я дэнэг дам, слущай…
С давних пор слово «прописка» и все возможные его производные вызывали у Марка устойчивое отвращение. Он покачал головой.
Тем временем киношный капитан, связавшись по телефону с некой Танюшей и полюбезничав с ней минут пять, попросил поглядеть, что у них есть на Ладынина Марка Ивановича… «Ни хрена себе…» – сказал он, изумленно присвистнув и, повесив трубку, высунулся наполовину из-за перегородки, как карточный валет:
– Эй, Ладынин, – крикнул он, разгадывая Марка, как редкого зверя в зоопарке, – это ты все двадцать отмотал?
– Двадцать один.
Капитан хмыкнул и спрятался обратно. На смену ему вылезли те двое, из уазика, уже без автомата, но с пивом, рыбой и гамбургером.
– Слющай, дарагой, – покачал головой кавказец, и в его глубоко запрятанных в кожные складки глазках заблестели болотные огоньки. – Ты за убийства сидэл, да?
Марк промолчал.
– Майор! – звонко завопил вдруг набриолиненный парнишка-задержанный, бросаясь на решетку. – Майор! Командир! Ребята! Выпустит меня! Я больше не буду! Я домой хочу! – его длинная челка висела между глаз печальной плетью.
– Кончай орать, – снова высунулся киношный капитан. – Я не майор, сколько можно повторять, придурок? Вот и надо было дома сидеть, а не приставать к мужикам у кабака. Коз-зел… – добавил он с невыразимым презрением, убираясь обратно за перегородку.
– Да че ты боишься! – ухмыльнулся тот, что из уазика. – Он педиков не трогает. Эй, Ладынин, скажи ему, что ты педиков не трогаешь, а то это чмо всю ночь будет вопить.
– Я вообще никого не трогаю, – хмуро сказал Марк.
– Слющай, дарагой, – снова зашептал кавказец в самое ухо Марку. – Работа есть адна. Разабрацца нада кое с кем, а? Харащо заплачу.
– Нет! – не выдержав, сорвался Марк.
– А ну хватит там, – скучно прочавкал бывший автоматчик. – А то ща как дам…
– Послушайте, – проговорил Марк, – я ничего не сделал, черт возьми. И даже не приставал к мужчинам у кабака.
Из-за перегородки донеслось ржание и фырканье. Кто-то сказал:
– Еще юморит! Правда, пусть валит. Сдвинутых нам не хватало. Что тут, Кащенко?
В проеме нарисовался красивый капитан, уже целиком.
– Ладынин, личность твою может кто подтвердить? Ну, хотя бы эта, как ее… – он протянулся за клочком бумаги. – Анна.
Марк молчал. Хмель постепенно проходил, оставляя тягостный удар угрюмых размышлений. Что у них общего с этой девочкой – одиночество?
«Если тебе понадобится помощь друга… «Нет, не стоит втягивать ее…
– Ну, – нетерпеливо сказал капитан, – звонить девке-то?
– Не смейте ее так называть. Она вам не девка, – я нажимом произнес Марк.
– Ишь ты! Прищурился капитан, усмехаясь. – Тебя в дурдоме так разговаривать научили? Ну-ка, Коль, звякни по номерочку. Очень интересно взглянуть на эту Анку…
Анна вернулась в свой однокомнатный бардак. Спать не хотелось. Хотелось увидеть Марка. Как некогда – Григория. Или даже сильнее. И это было так же глупо, как все, что она делала и чувствовала до сих пор. «Почему нельзя купить себе немножко мозгов? Странно, что можно учиться на „отлично“ и быть непроходимой дурой… Жаль, что не изобрели еще такого специального льда, который можно было бы положить на колотящееся сердце, чтобы стать холодной и спокойной, как Александра…»
Зазвонил телефон. Трезвонил долго. Нудно. Настырно. Анна глядела на серую трубку и медлила, оттого что это, скорее всего, мать и, слушая ее, Анна снова и снова будет убеждаться в том, что она – бывшая Марианна – неблагодарное ничтожество…
– Алло? Да, я. Что? Где? Что он натворил?! Да, я сейчас приеду…
«Какого черта я должна торопиться? Пусть посидит, подумает… Будет знать, как со мной разговаривать…» – говорила сидевшая внутри оскорбленная девушка, униженно плакавшая на руле дорогого автомобиля. А другая, тем временем, сбегала по полутёмной лестнице, теряя хрустальные башмачки…
Она вошла, заполнив тусклое пространство мягким сияющим светом и неестественно-приторным запахом… Плечи намеренно прямы, подбородок вызывающе вздернут. Вычурное платье, тяжеловесный блеск камней и желтого металла… Но все же это была она, девочка из его цветочных снов…
Ее экипировка подействовала на сотрудников отделения, как генеральский мундир. Киношный капитан, обаятельно улыбаясь, рассыпаясь в любезностях, отпер решетку.
– Ты похожа на ангела, сошедшего с небес, маленькая хозяйка жизни, – продекламировал Марк.
Ее глаза округлились. Она склонила голову к плечу, вновь делаясь похожей на цветок.
– Ты что, пил?
– Пил, – с достоинством подтвердил Марк. – Бренди. В одном уютном кабачке.
– Хорошо, – проговорила она тихо. – Я отвезу тебя домой. Пошли.
– Нет, Коль, ты глянь! – Воскликнул, прильнув к окну, один из «автоматчиков». – Какая тачка у этой засранки! Видали, кого богатые девочки любят? Неделя, как отчалил, и – ты посмотри! Бляха-муха! Тоже что ль сесть?
– У тебя красивая машина, – сказал Марк.
– Тебе же нельзя пить…
– Теперь можно. «Домой»… Какое сладостное слово! Добро пожаловать в семейный склеп!
– Ты хотел меня видеть?
– Просто мне было интересно, как живет одна из самых выгодных в мире невест…
Ее губы задрожали.
– Зачем ты причиняешь мне боль? – тихо вымолвила Анна.
– Прости… – он отчаянно впился ногтями в ладони. – Я сам не знаю… Я только хотел сказать тебе…
– Что?
– Ничего… – он рванул себя за ворот рубашки. Ночное солнце накопило в кожаном салоне красного автомонстра столько электричества, что чиркни спичкой – неминуемо вспыхнул бы пожар.
«Зачем я столько выпил?» Жара просочилась внутрь тела и разгоралась медленным губительным пламенем.
– Приехали.
– Спасибо, – он накрыл ладонью ее теплые пальцы. Ему до одури хотелось целовать ее мягкие губы, растрепать волосы, сорвать это отвратительно пахнущее платье… Ее пальцы под его ладонью мелко вздрагивали.
– Я… пойду, – произнес он неузнаваемо-хриплым голосом, боясь взглянуть в ее лицо.
– У тебя кофе есть?
– Что? Да конечно…
– Я могу зайти?
– Конечно…
Он вырвался из автомобильного плена, но легче не стало. Ночь была невыносимо-душной, и огонь, поселившийся внутри, бушевал все сильнее. Зачем он выбросил те таблетки? Как сегодня он будет бороться с собой? Скорее бы она ушла… Только бы она не уходила… Он покачнулся то ли от остатков хмеля, то ли от беспорядочных приливов горячих волн, захлестывавших изнутри.
– Ты тут хозяйничай, – проговорил он, – а я…
Он быстро вышел из кухни. Сел за пианино. Пальцы спотыкались об оголенные нервы клавиш, высекая мелодию бессмысленной поздней запретной страсти, которой не дано излиться…
«Я люблю тебя. Я хочу тебя… Я схожу с ума, когда вижу тебя и когда не вижу…Я не знаю, что мне делать…»
– Марк…
Мелодия оборвалась.
– Что ты играл? Нет, не отвечай…