– Я сама приезжая. С юга. Есть такой городок на Волге…
Марку вдруг сделалось тошно. Запах ночи и сэндвичей стал невыносим. Пусть она убирается. В Москву, обратно на шоссе, куда угодно…
«Дз-зень!» – он вздрогнул. Кто это мог быть? Может, Галина?
– Ты кого-то ждешь? – опасливо спросила девушка, подтянув к себе сумочку.
Он приоткрыл дверь и замер с заполошно заколотившимся сердцем.
– Анюта…
– Извини, – проговорила она смущенно, – Я не могла оставить у тебя ключи? Приехала домой и поцеловала дверь.
– Я… это… не знаю… посмотри… – забормотал он, проклиная себя и девку, сидевшую на кухне.
– У тебя кто-то есть? Не волнуйся, я сейчас уйду.
– Нет-нет, – заторопился он, – все нормально. Это…
– Оля, – заявила, поднимаясь, девица, с вызовом оглядев смутившуюся Анну.
– Она уходит, – решительно объявил Марк, подхватив случайную знакомую под локоток и вытаскивая на улицу.
– Я?! – возмутилась девица. Это что, твоя подружка?
– Тсс, – зашипел Марк, – замолчи, пожалуйста. Вот, – он открыл кошелек, вытащил все содержимое и раскинул между пальцами, наподобие игральных карт. – Возьми, сколько нужно…
Глаза девушки заблестели, как новенькие монетки. Плотоядно облизнув розовые губки, она с проворством уличного торговца выхватила из веера пару зелененьких бумажек и, понимающе подмигнув, спешно растворилась в душном сумраке.
Марк захлопнул дверь, прислонился к ней спиной, словно боясь, что непрошеная гостья может воротиться обратно.
– Извини, – проговорила Анна, появившись из недр дома, – я помешала…
– Ничего подобного. Ты нашла ключ?
– Нет. Ума не приложу, куда он мог деться. Ладно, вызову слесаря, он замок вскроет. Я, правда, не хотела испортить тебе вечер…
– Ничего ты не испортила. Я как раз собирался избавиться от этой…
– Оли.
– Ну да… Это была ошибка.
– Кто она?
– Случайная знакомая. Сперва я подумал, что хреново остаться совсем одному, а потом понял, что одиночество все же лучше плохой компании.
– Может, она была бы и неплохой компанией, – возразила Анна. – Она ведь из тех, кто ездит с дальнобойщиками, да? Наверно, очень опытная девушка.
– Мне это не нужно. Сейчас я снова это понял.
– А если ты влюбишься? – она выжидательно распахнула глаза. Милый, наивный ребенок.
– Нет уж, – помотал головой Марк. – С меня довольно.
– Почему?
– Потому что любовь – это боль, – он грустно усмехнулся, – А я устал от боли. Может, поужинаешь со мной?
– Или позавтракаю? – она старательно прятала лукавую усмешку, но в темных глазах запрыгали чертики.
– Обещаю больше не играть на пианино и не тревожить твоего сна, клятвенно заверил Марк.
– А мне нравится, как ты играешь, – серьезно сказала Анна.
– А мне нравится, как ты ешь сэндвичи… Ой, кажется, я сморозил глупость.
– Думаю, больше всего тебе нравится, как я режу хлеб, – съехидничала Анна.
– Нездоровый черный юмор.
– А ты небезнадежен. Вот только не могу понять, как можно назвать наши отношения, – она с вызовом вскинула подбородок, прикусив пухлую губку.
– Дружескими, – он отчего-то смутился, – какие же еще… Черт, эта Оля слопала все мои сэндвичи.
– Радуйся, что больше ничего не пропало! Разве можно приводить в дом таких девиц! – назидательно произнесла Анна. – Подсыпала б тебе клофелинчику в чай, и – привет. Мог бы вообще не проснуться.
– Может, так было бы и лучше… – Буркнул Марк.
– Если не перестанешь болтать глупости, я уйду, – заявила Анна.
– Уже перестал.
– Что б ты без меня делал! – с торжествующим видом она извлекла из сумки ассортимент коммерческой палатки. – Слушай, а телек у тебя есть?
– Есть. В комнате. Но я не смотрю. Показывают всякую гадость…
– Ну да? – пожала плечами девушка. – Какую же?
Она прошлепала в комнату, щелкнула кнопкой старого «Рубина».
– …в багажнике иномарки милиционеры обнаружили труп мужчины с окровавленным пакетом на голове…
«Щелк!»
– …в семь тридцать утра в Санкт-Петербурге был убит…
– Да, – вздохнула Анна, – похоже, ты прав. Ну, ничего, скоро выборы. Будет очень весело! Представляешь: солидные уважаемые господа в дорогих костюмах дерутся, ругаются почище дяди Вовы. Считают, у кого сколько любовниц, кто на какую сумму трусов накупил… Животики надорвешь! А самое смешное, что они потом нами будут управлять.
– А что, – удивился Марк, – нормальных нельзя выбрать?
– Наверно можно, – пожала плечами девушка. – Но почему-то всегда выбирают других. Может, у нас такой менталитет?
Президентский люкс отеля «Хилтон» был огромен, помпезен и пуст, словно ночной Лувр. Александра даже пожалела, что в очередной раз поругалась с мужем. Снова подумала о том, что он может потребовать развода, но мысли текли вяло. Под горячим южным небом хотелось пить, танцевать, любить… Что угодно, только не сидеть в одиночестве, пялясь в опустошенную коньячную рюмку.
Александра поднялась, переоделась в простое элегантное шелковое платье, спрятала украшения в сейф, спустилась на вылизанном зеркальном лифте, пересекла сверкающий холл и, ловя завистливо-восхищенные взгляды, вышла на влажную духоту израильской ночи.
Легкий ветерок успокаивал бунтующие нервы, освежал затуманенную голову, предотвращая очередной приступ мигрени.
– Мадам… – она, вздрогнув, обернулась на шагнувший из фонарного полумрака мужской силуэт. – Мадам не желает приятно провести время?
Александра стиснула шелковый шнурок сумочки, подняла голову, вглядываясь в лицо уличного жиголо. Худенький русоволосый паренек с ясными, напоминающими степные васильки, глазами. Александра следила за мягким шевелением его сочных губ, чувствуя, как внутри медленно разгорается губительное пламя. Роман считал жену холодной, и она догадывалась, что в глубине души он презирает ее за это. Но презирал бы еще сильнее, если бы вдруг узнал, что творится подчас в темной, тайной глубине ее сознания… Она и сама ненавидела себя за то, что напрасно пыталась изничтожить в памяти и курносая девушка с косой ниже пояса, и элегантно-утонченная леди Александра… Никто не безупречен. Никто…
– Сколько тебе лет?
– Восемнадцать, – улыбнулся жиголо, продемонстрировав великолепие ослепительно-белых зубов. – Куда пойдем? К Вам? Ко мне?
– К тебе…
В ту ночь ему снился океан. Марк стоял на берегу, вглядывался в суровую бездну и никак не мог понять, страшит она или притягивает. Скорее, то и другое одновременно… И, когда сквозь рокот пучины он услыхал собственное имя, то, зачарованный, сделал шаг и… очнулся.
Вместо закрытой комнатной двери перед ним зияла черная дыра пустоты. Он не сразу понял, откуда она образовалась, пока не разглядел тонкий женский силуэт, светлым пятном выделявшийся в темном проеме, бесконечном, как океан.
– Марк…
– Кто там? Аня? – безотчетный ужас внезапно сковал пересохшие губы, и вместо возгласа с них слетел бессвязный хрип.
– Это я. Я вернулась. Ты ведь хотел, чтобы я вернулась?
Светлое пятно приблизилось на шаг.
– Нет, нет… – несмотря на духоту, его заколотил озноб. – Этого не может быть. Уходи. Убирайся!
– Что с тобой, дурачок? Это же я, Марианна…
Тихий переливистый смех.
– Ты же мертва… – прошептал он. – Тебя нет…
– Ты спятил? Я здесь, и я иду к тебе… Ты ведь просил меня остаться…
– Нет! – закричал он, захлебнувшись в вырвавшемся вопле, – Нет! Нет!
Душная тьма вокруг образовала громадную воронку, засасывая в себя потолок и стены, обрывки фраз и осколки воспоминаний. Последнее, что он ощутил на своих губах – ледяное дыхание смерти…
В окно убогой маленькой комнатки, возвращая в реальность, поскребся рассвет. Ночь уходила, а, вместе с ней коньячный хмель, затмение разума.
– Задерни жалюзи, – сказала Александра, поднимаясь с разбросанной постели, собирая раскиданную по углам одежду.
– Парень, лениво дотянувшись до окна, дернул за шнур. В клетуху вернулся полумрак.
– Где у тебя душ?
– Там, – он вяло махнул рукой в сторону узкого коридора, вытащил из тумбочки дешевые сигареты, окликнул Александру:
– Ты мне спички не бросишь?
Едва удостоив его взглядом, она скрылась за дверью душа. Вот почему никогда не станет заводить постоянного любовника: уже после пяти минут, проведенных с женщиной в одной постели, мужчины перестают чувствовать субординацию. А она не желает принадлежать никому. До конца – никому. Даже Роману.
Холодный душ действовал как утренний рассвет. Иллюзии сменялись явью. Безумный огонь угас, превратившись в тяжелый угар. Карнавал закончился.
Александра подошла к простенькому, в белой пластмассовой оправе зеркалу. Оттуда презрительно и высокомерно глянула пара прозрачных глаз слишком молодых и нестерпимо-зеленых…
«– Ну что, сестренка, оттянулась?»
Рука, поправлявшая пепельную прядь, зависла в воздухе.
«– И что у тебя за страсть: влезать в дерьмо? Роман был прав, когда говорил: „Из грязи в князи“. Именно говна-то тебе и не хватало все эти годы, не так ли?»
Почему-то сестра, как и прежде, появлялась в самый неподходящий момент, всякий раз заставляя Александру ощутить себя полным ничтожеством. Как всегда…
– Убирайся! – шикнула Александра. – Ты просто завидуешь! Теперь я наверху!
«– Скорее, сверху!» – Насмешливо донеслось из зазеркальной дали.
– Я всего добилась! Я, а не ты!
«– Маленькая дурочка Шурочка, ты бы ничего не добилась, если б не я. Это ты всю жизнь мне завидовала. Сказать почему? Ты хочешь услышать правду? Что ты искала этой ночью… Кого…»
– Заткнись! Убирайся!
– Эй, – постучал в дверь парень, ты что-то сказала?
– Убирайся! – рявкнула Александра.
Когда она вышла, вновь обратившись в истинную леди, жиголо лежал на кровати, курил, стряхивая пепел в стеклянный золушкин башмачок. В утреннем свете он выглядел гораздо старше, и глаза уже не казались такими синими. Улыбнувшись, подмигнул:
– Когда повторим? Мне понравилось.
Она не ответила. Засунула под пепельницу пару стодолларовых купюр. Его глаза округлились.
– Это много, – сказал честный жиголо.
– Это за молчание.
– Тогда мало, – усмехнулся парень.
Она добавила. Он удовлетворенно кивнул, не удивившись. За свою недолгую жизнь он немало перевидал богатых истеричных женщин, бьющихся в паутинах своих несбыточных желаний, нереализованных страстей, покупающих хоть на час суррогатное счастье.
– Только не пытайся найти меня и шантажировать, – предупредила Александра.
– Не беспокойся. Я этим не занимаюсь. Мне еще жить охота. Проводить?
– Не надо.
Сбегая по темной грязной лесенке, она знала, что первым делом, вернувшись в отель, сдерет с себя тонкие тряпки, насквозь пропитавшиеся омерзительным запахом дешевого табака, и устроит в камине большой шелковый костер.
– Марк, что с тобой, Марк!
Кто-то тряс его за плечо.
– Оставь меня! – выкрикнул он, отшатнувшись. Свет больно резанул по глазам. Он понял, что лежит на полу возле кровати. Над ним склонилась Анна. На лице – недоумение и испуг.
– Ф-фу, – подула она на свою щипаную челку. – Я уж думала, тебя кондрат хватил. Ты был как мертвый. Плохой сон?
– Где она?! – он подскочил, дико озираясь по сторонам.
– Кто? Эта твоя Оля? Ты ж сам ее выгнал.
– Марианна…
– Какая Марианна? – она приложила теплую ладошку к его голове. – Ты бредишь? Жара, вроде, нет. Что тебе снилось, крейсер «Аврора»?
– Она была здесь… – он ткнулся лбом в край кровати. – Я видел ее, разговаривал с ней… О, Боже, неужели я снова схожу с ума?! Я не хочу обратно, не хочу…
– Нет, – неуверенно проговорила Анна, робко проведя пальцами по его спутанным волосам, – это был сон. Дурной сон. С тобой все в порядке.
– Помоги мне, – прошептал он, пряча лицо в ее коленях, – мне так страшно… Пожалуйста, не уходи…
– Я здесь, – отозвалась она также шепотом, бессознательным жестом перебирая его мягкие волосы, безвольно опадавшие под ее тонкими пальцами, – Все будет хорошо…
– Ты пахнешь персиком. И молоком… А от нее всегда пахло сигаретами и дрянными духами… Я не выносил этого запаха. Но молчал. Потому что боялся, что она уйдет. Как мама… Но она все равно ушла…
Он поднял голову. На побелевших щеках обозначились мокрые бороздки. Он заговорил быстро, сбивчиво, точно все, накопившееся за эти долгие годы, выплеснулось вдруг обжигающим потоком сознания.
– Мы собирались пожениться. И вдруг она сказала, что уходит. Мне говорили, что она встречалась с кем-то еще, но я не хотел верить. Но тогда спросил: «Почему? В чем дело? Другой мужчина?» Она складывала вещи в чемодан. Платья, белье одно за другим. Она была так равнодушна, словно мы никогда не были близки, не занимались любовью… Она вообще меня не видела, будто меня не существовало. Я крикнул: «Ответь мне! Ты должна ответить!» Она посмотрела так, словно только что меня заметила, пожала плечами и сказала так холодно, презрительно: «Не ори. Ничего я тебе не должна. Ты мне никто, понятно? Я жила у тебя – ты имел бесплатный секс. Мы в расчете» Меня затрясло. Я зачем-то спросил: «Ты любишь другого?» Она сказала таким тоном… Каким, иногда учителя в школе разговаривают с очень бестолковыми учениками: «Никого я не люблю. Хочешь правду? Изволь. Жизнь дается один раз, и я намерена прожить ее на всю катушку. Мне подвернулся отличный вариант: с квартирой в центре Москвы. Своя машина. Он в торговле работает…» Я вышел на кухню. Было так больно… Точно внутри все рвали на части железными крючьями. Ужасная боль… Так, что невозможно было дышать. Я зачем-то стал резать подвернувшийся под руку хлеб. На мелкие-мелкие кусочки. Они рассыпались под моими пальцами в прах. А она все продолжала говорить. Как радио. Без эмоций. Без души. И вдруг засмеялась… Сказала, чтобы я сильно не переживал, что иногда она будет меня навещать. Что я могу переключиться не ее младшую сестру, Шурку. Какая разница: одна сестра или другая? Той тоже нужна прописка… И все смеялась, смеялась… Меня вдруг замутило, повело в сторону. Я прижал к лицу ладони. Она со смехом сказала: «Глупый мальчик, ну куда тебе жениться? Тебе мамка нужна, а не жена. На платок, вытри сопли. И запомни: мужик не должен быть слабаком и слюнтяем. Жизнь – штука жестокая. Если не ты, то – тебя…» Тошнота и боль сделались невыносимыми. Я сказал: «Уходи. Уйди, пожалуйста…» Она снова рассмеялась и переспросила: «Уйти? А может, остаться? А что, если я передумаю и останусь?» Я повернулся. У нее были такие глаза… Прозрачные, зеленые… И холодные, как зимний рассвет. Я сказал: «Останься. Я люблю тебя. Я все для тебя сделаю.» «Всё-всё?» «Всё. Только скажи.» «Даже убьёшь?» Я молчал. Она усмехнулась и покачала головой: «Дурачок, я же пошутила. А у тебя уже и ручонки затряслись! Испугался… Ну, всё, мне пора. Пока.» В моей руке был зажат нож… О, Господи…
– Ты ее ударил?
– Да. Не помню, как. Я даже понял не сразу, что произошло. Она отступила назад. Глаза расширились, так изумленно… Сказала: «Марк, не надо» И вдруг ее лицо побелело, а из уголка рта потекла тоненькая красная струйка… Она стал падать. Я подхватил ее, услышав, как что-то ударилось об пол. Посмотрел вниз, потом на свои руки… На ее платье… Оно было светлым… И на нем расплывалось яркое алое пятно… Нож на полу… Я убил ее… Я не хотел…
Марк снова поглядел на свои руки так, точно на длинных белых пальцах все еще была чужая горячая кровь.
– Господи… – прошептал он, зарываясь лицом в край простыни. – Я ведь вызвал тогда «Скорую». Думал, ее еще можно будет спасти… Я хотел умереть сам. Но получилось наоборот… Как все в моей жизни…
Тонкие пальцы коснулись его волос. Под их неуверенными движениями боль постепенно сжималась до размеров горошины, откатываясь в темный дальний угол сознания.
– Почему ты еще здесь? – спросил он прерывисто, поднимая голову.
В ее печальных глазах мерцали всполохи ночи.
– Не знаю… Может, потому что я нужна тебе? – Анна робко провела кончиками пальцев по его щеке. – Впервые в жизни я по-настоящему нужна кому-то…
– Из тебя получился бы отличный доктор. – Он бережно накрыл ее ручку ладонью, силясь улыбнуться.
– Правда? Когда-то я хотела им стать…
– И что?
– Испугалась. Что не справлюсь. Мне кажется, врачом нужно родиться. Как учителем или писателем… Знаешь… – Она на мгновенье зажмурилась. – Я скажу тебе кое-что. То, что никому не рассказывала. Однажды мне тоже хотелось умереть…
– Из-за парня?
– Из-за предательства. Сейчас он мог бы быть моим мужем… Ты не знаешь, зачем они первыми нас убивают? Это же так больно…
– Девушка-цветок… Не выпуская ее руки, Марк легонько подул ей на длинные ресницы. – Ты вся из лепестков. Ну, улыбнись, пожалуйста. Я – ясновидящий и вижу, что впереди тебя ждет прекрасный принц… На белом «Мерседесе».
– Нет, только не на белом «Мерседесе», – страдальчески сморщилась Анна, и смущенная улыбка заставила заиграть крохотные ямочки на ее щечках. – А про свое будущее ты ничего не видишь?
– Нет, – он покачал головой. – Один черный туман.
Анна хотела что-то сказать, но растерянно замерла, оттого что в наступившей паузе послышался отчетливый шорох на потолке.
– Слышала? – Спросил Марк, и в синих глазах снова отразился страх.
– Я не верю в приведения, – с сомнением произнесла Анна. – Что там? Чердак или сразу крыша?
– Чердак.
– Это наверно, мыши, – съежилась девушка. – Мамочки… Я их боюсь!
«Бум!»
Громыхнуло наверху, прямо над матерчатым абажуром, отчего тот закачался мерно, словно маятник, из стороны в сторону… А затем раздались негромкие, но отчетливые шаги.
– Это не мыши, – прошептала Анна, и глаза ее сделались круглыми, как пуговицы. – Наверно, в дом забрался вор. Надо позвонить в милицию.
– Когда он мог забраться? – горячим полушепотом возразил Марк.
– Может, еще до нашего прихода. Мы его вспугнули, и он залез на чердак. Ждал, пока все уснут, чтобы выбраться.
– Ну и что же он не выбрался? – скептически заметил Марк.
– Может, он и пытался. Ты так заорал во сне, что самого черта инфаркт бы хватил.
– Но это было словно наяву.
– Тс-с, – девушка вцепилась в его руку. Надо погасить свет. Вдруг у него оружие?! Подожди… Где моя сумка?
– Зачем она тебе сейчас?
– Надо.
Анна выскользнула в коридор, а когда вернулась, в руке ее был маленький коричневый пистолет.
– Откуда это у тебя?
– Ш-ш-ш. От хорошей жизни. Газовый. Но с виду как настоящий. И очень громко хлопает. Иди сюда… Только не вздумай больше падать в обмороки.
– Ты бы и сама упала, – возразил Марк, но наверху что-то скрипнуло, точно отворилась дверь. Они затаили дыхание. Из черной дыры в потолке по чердачной лестнице медленно бесшумно скользила женщина в белом. В темноте не было видно ее лица. Лишь смутные очертания длинных волос. Прошуршав короткой белесой юбкой, женщина-фантом проплыла мимо оцепеневших, вжавшихся в стенку людей.
Внезапно в коридоре раздался грохот и отчетливое:
– Твою мать! Как у негра в заднице…
И в ту минуту все стало простым и понятным как апельсин. Потому что ни одно уважающее себя приведение вместо того, чтобы мирно просочиться сквозь стену или вылететь в окошко, не станет налетать на тумбочки, ронять и без того разбитые телефоны, бранясь при этом, как уличная девка.
Когда Анна поняла это, то на смену унизительному животному страху пришла холодная ярость.
– Стой! – пронзительно звенящим голоском выкрикнула Анна, выпрыгнув в сумрак коридора, вытянув перед собой руки с крепко зажатым пистолетом так, как показывают в кино. И, для пущей убедительности, добавила пришедшую в голову стандартную фразу из голливудских боевиков:
– Продырявлю, сука!
Волшебные слова возымели действие. Женщина-призрак застыла у входной двери, также, по-киношному вскинув наверх обе ладони с растопыренными пальцами:
– Ты что, спятила? – воскликнула она испуганно. – Убери пушку!
При этом она энергично затрясла головой, и белокурые локоны съехали набок, комично оголив половину прилизанной головы. Вспыхнул свет.
– Ты? – озадаченно произнес Марк. – Как ты сюда попала? Что ты здесь делала?
– Воровала, что ж еще, – сказала Анна. – Наверно, ключ стащила, пока ты мне дверь открывал.
– Ничего я не крала, – плачущим голосом проговорила девушка Оля. – Ты дверь не запер. Не верите – обыщите. Я все сделала, как мне велели.
– Кто велел? К чему этот дурацкий маскарад?! – воскликнул Марк.
– Звони 02, – сказала Анна. – Пусть разбираются.
– Телефон не работает.
– Возьми в моей сумке мобилу.
– Слушай, – девушка у двери устремила умоляющий взгляд на Марка, недоуменно крутившего маленькую трубку, – скажи своей подружке, чтобы опустила пушку. Я ничего не взяла. Я и твои бабки верну. Вот, возьми, – она вытащила из лифа две стодолларовые купюры, положила на тумбочку. – Не надо милиции. У меня ж регистрации нет. – Она стянула с головы парик и вертела его в руках, как снятый скальп. – Меня подставили. То есть мне сказали, что нужно подцепить и разыграть одного парня. Тебя. И заплатили. Я думала: у вас все тип-топ. Мало ли, как богатые развлекаются…
– Кто тебе заплатил? – мрачно спросил Марк.
– Одна баба. Подъехала на крутом «Мерсе». Меня как раз на шоссе высадили. Говорит: «Хочешь пятьсот баксов заработать?» Кто же не хочет? Она и сказала мол, так и так… Дала эти шмотки… Ребята! – отчаянно воскликнула девушка, встряхнув париком, – Ну отпустите меня, в самом деле. Я вам всю правду рассказала! Каждый, как может, на жизнь зарабатывает!
– Подожди, – проговорил Марк. Его лицо посерело. Губы казались каменными. Он опустил телефон на пол, вышел в комнату и вернулся с глянцевым журналом, «Вог» который держал за уголок, словно ядовитого скорпиона. – Эта? – спросил он хриплым полушепотом, показывая обложку.
Девушка выхватила журнал, впилась глазами в фото элегантной дамы, улыбавшейся обаятельно и величественно.
– Похожа… Правда, у той бабы очки были темные и шляпа…
– Что это? – сказала Анна. – Дай сюда.
Рука, сжимавшая пистолет, дрогнув, опустилась. Девушка у двери в то мгновенье перестала для Анны существовать.
– Уходи, – тихо вымолвил Марк.
– Вы меня отпускаете? – Проститутка не верила в свою удачу.
– Уходи, – проговорил Марк, глядя куда-то вбок. – И деньги свои забирай. Он еще не успел закончить фразы, как девица испарилась, точно и впрямь была фантомом. Деньги остались лежать на тумбочке возле разбитого телефонного аппарата.
– Ну, здорово, – сказал Марк и сел прямо на пол.
Рядом по стенке сползла Анна, зажав между коленками глянцевый «Вог».
– Что?
– Она, – Марк криво усмехнулся. – Георгий Аркадьевич предупреждал… она не успокоится, пока снова меня не упрячет.
– Кто?
– Мадам Ротшильд. Или как ее там… Шурка. Сестра Марианны.
– Ты ее знал?
– Конечно. Глупо было надеяться, что все улеглось. Есть вещи, которые не прощаются. Наверно, она имеет полное право так поступать. Но мне-то как быть?
– Послушай, может, эта девица все придумала? – Анна внимательно всматривалась в серые немигающие глаза «Женщины года». – Она богата. Хороша собой. Имеет положение. Прошло двадцать лет…
– Двадцать один.
– Тем более. Я не верю, что можно опуститься до подобной низости: нанять уличную шлюху, чтобы травить человека.
– Я для нее не человек. Но я отсидел бы еще год за то, чтобы ты оказалась права…
Анна закрыла глаза, прислонившись к стене. Тени длинных мохнатых ресниц заботливо укрыли впалые щеки.
– Бедная девочка, – с грустной нежностью проговорил Марк, коснувшись кончиком мизинца ее волос. – Ты устала. Такая юная и такая храбрая… И добрая. Удивительная… Наверно, таких больше нет. Знаешь, твой парень… Он полный идиот, если не видел этого. Когда-нибудь он поймет, что потерял.
– Поцелуй меня, – тихо, не открывая глаз, попросила Анна.
– Что?!
– Поцелуй меня…
Ее ресницы вздрагивали, как пламя свечи на легком ветру. Не в силах отвести взгляда от спелой мякоти персиковых губ, он с трепетным ужасом ощутил, как огонь, дремавший в нем столько лет, что, казалось, угас навсегда, медленно разгорается в грозное всепоглощающее пламя…
– Нет…
– Почему? – она открыла глаза. В расширенных зрачках притаился немой укор.
– Я не могу.
– Из-за Марианны?
– Нет. Из-за себя.
– Ты боишься.
– Давай попробуем поспать оставшиеся несколько часов, – сказал он, поднимаясь, зная, что, на деле, ему необходим сейчас ледяной душ.
Девушка Оля, оглянувшись несколько раз и убедившись, что ее никто не нагоняет, перешла с полубега на шаг. Светало. Из-за дальнего леса показалась плешивая солнечная макушка. Девица добрела до автобусной остановки, уселась на скамейку. Из кустов с сопением вылез местный бомж, почесавшись, спросил: «Выпить есть?». Оля послала его подальше, и обитатель обочины, заматерившись, уполз обратно. Оля перевела дух, закурила «LM», затыренный у одного водилы. «Жмот поганый. Всю ночь ее трахал, а кинул две десятки, словно какой бомжихе. Сволочь. Ну, ничего. С этой-то мерседесно-журнальной засранки она срубит по полной программе. Розыгрыш, твою мать! Знала б – ни за какие бабки не связалась. Мужик какой-то недоделанный, а та страшненькая пигалица и вовсе с приветом. Такие шлепнут за милую душу, не спросив фамилии. А тело – в болотце. Поминая, как звали Ольгу Сафонову со Ставрополья. Кто ее будет искать? Предки-алконавты? Они только одно ищут: то, что льется и горит. Интересно, на хрена всё это той бабе? И кто такая Марианна? Хорошо, задаток дала». – Оля сокрушенно вздохнула, вспомнив о двухстах баксах, оставленных в том дурдоме. Теперь, в утреннем свете, все выглядело не таким страшным. «Надо было забрать. А парик-то ничего. Натуральный. Может, выпросить у той богатой мерседесной сучки? Она себе еще купит. Мужикам нравятся блондинки».
Марку вдруг сделалось тошно. Запах ночи и сэндвичей стал невыносим. Пусть она убирается. В Москву, обратно на шоссе, куда угодно…
«Дз-зень!» – он вздрогнул. Кто это мог быть? Может, Галина?
– Ты кого-то ждешь? – опасливо спросила девушка, подтянув к себе сумочку.
Он приоткрыл дверь и замер с заполошно заколотившимся сердцем.
– Анюта…
– Извини, – проговорила она смущенно, – Я не могла оставить у тебя ключи? Приехала домой и поцеловала дверь.
– Я… это… не знаю… посмотри… – забормотал он, проклиная себя и девку, сидевшую на кухне.
– У тебя кто-то есть? Не волнуйся, я сейчас уйду.
– Нет-нет, – заторопился он, – все нормально. Это…
– Оля, – заявила, поднимаясь, девица, с вызовом оглядев смутившуюся Анну.
– Она уходит, – решительно объявил Марк, подхватив случайную знакомую под локоток и вытаскивая на улицу.
– Я?! – возмутилась девица. Это что, твоя подружка?
– Тсс, – зашипел Марк, – замолчи, пожалуйста. Вот, – он открыл кошелек, вытащил все содержимое и раскинул между пальцами, наподобие игральных карт. – Возьми, сколько нужно…
Глаза девушки заблестели, как новенькие монетки. Плотоядно облизнув розовые губки, она с проворством уличного торговца выхватила из веера пару зелененьких бумажек и, понимающе подмигнув, спешно растворилась в душном сумраке.
Марк захлопнул дверь, прислонился к ней спиной, словно боясь, что непрошеная гостья может воротиться обратно.
– Извини, – проговорила Анна, появившись из недр дома, – я помешала…
– Ничего подобного. Ты нашла ключ?
– Нет. Ума не приложу, куда он мог деться. Ладно, вызову слесаря, он замок вскроет. Я, правда, не хотела испортить тебе вечер…
– Ничего ты не испортила. Я как раз собирался избавиться от этой…
– Оли.
– Ну да… Это была ошибка.
– Кто она?
– Случайная знакомая. Сперва я подумал, что хреново остаться совсем одному, а потом понял, что одиночество все же лучше плохой компании.
– Может, она была бы и неплохой компанией, – возразила Анна. – Она ведь из тех, кто ездит с дальнобойщиками, да? Наверно, очень опытная девушка.
– Мне это не нужно. Сейчас я снова это понял.
– А если ты влюбишься? – она выжидательно распахнула глаза. Милый, наивный ребенок.
– Нет уж, – помотал головой Марк. – С меня довольно.
– Почему?
– Потому что любовь – это боль, – он грустно усмехнулся, – А я устал от боли. Может, поужинаешь со мной?
– Или позавтракаю? – она старательно прятала лукавую усмешку, но в темных глазах запрыгали чертики.
– Обещаю больше не играть на пианино и не тревожить твоего сна, клятвенно заверил Марк.
– А мне нравится, как ты играешь, – серьезно сказала Анна.
– А мне нравится, как ты ешь сэндвичи… Ой, кажется, я сморозил глупость.
– Думаю, больше всего тебе нравится, как я режу хлеб, – съехидничала Анна.
– Нездоровый черный юмор.
– А ты небезнадежен. Вот только не могу понять, как можно назвать наши отношения, – она с вызовом вскинула подбородок, прикусив пухлую губку.
– Дружескими, – он отчего-то смутился, – какие же еще… Черт, эта Оля слопала все мои сэндвичи.
– Радуйся, что больше ничего не пропало! Разве можно приводить в дом таких девиц! – назидательно произнесла Анна. – Подсыпала б тебе клофелинчику в чай, и – привет. Мог бы вообще не проснуться.
– Может, так было бы и лучше… – Буркнул Марк.
– Если не перестанешь болтать глупости, я уйду, – заявила Анна.
– Уже перестал.
– Что б ты без меня делал! – с торжествующим видом она извлекла из сумки ассортимент коммерческой палатки. – Слушай, а телек у тебя есть?
– Есть. В комнате. Но я не смотрю. Показывают всякую гадость…
– Ну да? – пожала плечами девушка. – Какую же?
Она прошлепала в комнату, щелкнула кнопкой старого «Рубина».
– …в багажнике иномарки милиционеры обнаружили труп мужчины с окровавленным пакетом на голове…
«Щелк!»
– …в семь тридцать утра в Санкт-Петербурге был убит…
– Да, – вздохнула Анна, – похоже, ты прав. Ну, ничего, скоро выборы. Будет очень весело! Представляешь: солидные уважаемые господа в дорогих костюмах дерутся, ругаются почище дяди Вовы. Считают, у кого сколько любовниц, кто на какую сумму трусов накупил… Животики надорвешь! А самое смешное, что они потом нами будут управлять.
– А что, – удивился Марк, – нормальных нельзя выбрать?
– Наверно можно, – пожала плечами девушка. – Но почему-то всегда выбирают других. Может, у нас такой менталитет?
Президентский люкс отеля «Хилтон» был огромен, помпезен и пуст, словно ночной Лувр. Александра даже пожалела, что в очередной раз поругалась с мужем. Снова подумала о том, что он может потребовать развода, но мысли текли вяло. Под горячим южным небом хотелось пить, танцевать, любить… Что угодно, только не сидеть в одиночестве, пялясь в опустошенную коньячную рюмку.
Александра поднялась, переоделась в простое элегантное шелковое платье, спрятала украшения в сейф, спустилась на вылизанном зеркальном лифте, пересекла сверкающий холл и, ловя завистливо-восхищенные взгляды, вышла на влажную духоту израильской ночи.
Легкий ветерок успокаивал бунтующие нервы, освежал затуманенную голову, предотвращая очередной приступ мигрени.
– Мадам… – она, вздрогнув, обернулась на шагнувший из фонарного полумрака мужской силуэт. – Мадам не желает приятно провести время?
Александра стиснула шелковый шнурок сумочки, подняла голову, вглядываясь в лицо уличного жиголо. Худенький русоволосый паренек с ясными, напоминающими степные васильки, глазами. Александра следила за мягким шевелением его сочных губ, чувствуя, как внутри медленно разгорается губительное пламя. Роман считал жену холодной, и она догадывалась, что в глубине души он презирает ее за это. Но презирал бы еще сильнее, если бы вдруг узнал, что творится подчас в темной, тайной глубине ее сознания… Она и сама ненавидела себя за то, что напрасно пыталась изничтожить в памяти и курносая девушка с косой ниже пояса, и элегантно-утонченная леди Александра… Никто не безупречен. Никто…
– Сколько тебе лет?
– Восемнадцать, – улыбнулся жиголо, продемонстрировав великолепие ослепительно-белых зубов. – Куда пойдем? К Вам? Ко мне?
– К тебе…
В ту ночь ему снился океан. Марк стоял на берегу, вглядывался в суровую бездну и никак не мог понять, страшит она или притягивает. Скорее, то и другое одновременно… И, когда сквозь рокот пучины он услыхал собственное имя, то, зачарованный, сделал шаг и… очнулся.
Вместо закрытой комнатной двери перед ним зияла черная дыра пустоты. Он не сразу понял, откуда она образовалась, пока не разглядел тонкий женский силуэт, светлым пятном выделявшийся в темном проеме, бесконечном, как океан.
– Марк…
– Кто там? Аня? – безотчетный ужас внезапно сковал пересохшие губы, и вместо возгласа с них слетел бессвязный хрип.
– Это я. Я вернулась. Ты ведь хотел, чтобы я вернулась?
Светлое пятно приблизилось на шаг.
– Нет, нет… – несмотря на духоту, его заколотил озноб. – Этого не может быть. Уходи. Убирайся!
– Что с тобой, дурачок? Это же я, Марианна…
Тихий переливистый смех.
– Ты же мертва… – прошептал он. – Тебя нет…
– Ты спятил? Я здесь, и я иду к тебе… Ты ведь просил меня остаться…
– Нет! – закричал он, захлебнувшись в вырвавшемся вопле, – Нет! Нет!
Душная тьма вокруг образовала громадную воронку, засасывая в себя потолок и стены, обрывки фраз и осколки воспоминаний. Последнее, что он ощутил на своих губах – ледяное дыхание смерти…
В окно убогой маленькой комнатки, возвращая в реальность, поскребся рассвет. Ночь уходила, а, вместе с ней коньячный хмель, затмение разума.
– Задерни жалюзи, – сказала Александра, поднимаясь с разбросанной постели, собирая раскиданную по углам одежду.
– Парень, лениво дотянувшись до окна, дернул за шнур. В клетуху вернулся полумрак.
– Где у тебя душ?
– Там, – он вяло махнул рукой в сторону узкого коридора, вытащил из тумбочки дешевые сигареты, окликнул Александру:
– Ты мне спички не бросишь?
Едва удостоив его взглядом, она скрылась за дверью душа. Вот почему никогда не станет заводить постоянного любовника: уже после пяти минут, проведенных с женщиной в одной постели, мужчины перестают чувствовать субординацию. А она не желает принадлежать никому. До конца – никому. Даже Роману.
Холодный душ действовал как утренний рассвет. Иллюзии сменялись явью. Безумный огонь угас, превратившись в тяжелый угар. Карнавал закончился.
Александра подошла к простенькому, в белой пластмассовой оправе зеркалу. Оттуда презрительно и высокомерно глянула пара прозрачных глаз слишком молодых и нестерпимо-зеленых…
«– Ну что, сестренка, оттянулась?»
Рука, поправлявшая пепельную прядь, зависла в воздухе.
«– И что у тебя за страсть: влезать в дерьмо? Роман был прав, когда говорил: „Из грязи в князи“. Именно говна-то тебе и не хватало все эти годы, не так ли?»
Почему-то сестра, как и прежде, появлялась в самый неподходящий момент, всякий раз заставляя Александру ощутить себя полным ничтожеством. Как всегда…
– Убирайся! – шикнула Александра. – Ты просто завидуешь! Теперь я наверху!
«– Скорее, сверху!» – Насмешливо донеслось из зазеркальной дали.
– Я всего добилась! Я, а не ты!
«– Маленькая дурочка Шурочка, ты бы ничего не добилась, если б не я. Это ты всю жизнь мне завидовала. Сказать почему? Ты хочешь услышать правду? Что ты искала этой ночью… Кого…»
– Заткнись! Убирайся!
– Эй, – постучал в дверь парень, ты что-то сказала?
– Убирайся! – рявкнула Александра.
Когда она вышла, вновь обратившись в истинную леди, жиголо лежал на кровати, курил, стряхивая пепел в стеклянный золушкин башмачок. В утреннем свете он выглядел гораздо старше, и глаза уже не казались такими синими. Улыбнувшись, подмигнул:
– Когда повторим? Мне понравилось.
Она не ответила. Засунула под пепельницу пару стодолларовых купюр. Его глаза округлились.
– Это много, – сказал честный жиголо.
– Это за молчание.
– Тогда мало, – усмехнулся парень.
Она добавила. Он удовлетворенно кивнул, не удивившись. За свою недолгую жизнь он немало перевидал богатых истеричных женщин, бьющихся в паутинах своих несбыточных желаний, нереализованных страстей, покупающих хоть на час суррогатное счастье.
– Только не пытайся найти меня и шантажировать, – предупредила Александра.
– Не беспокойся. Я этим не занимаюсь. Мне еще жить охота. Проводить?
– Не надо.
Сбегая по темной грязной лесенке, она знала, что первым делом, вернувшись в отель, сдерет с себя тонкие тряпки, насквозь пропитавшиеся омерзительным запахом дешевого табака, и устроит в камине большой шелковый костер.
– Марк, что с тобой, Марк!
Кто-то тряс его за плечо.
– Оставь меня! – выкрикнул он, отшатнувшись. Свет больно резанул по глазам. Он понял, что лежит на полу возле кровати. Над ним склонилась Анна. На лице – недоумение и испуг.
– Ф-фу, – подула она на свою щипаную челку. – Я уж думала, тебя кондрат хватил. Ты был как мертвый. Плохой сон?
– Где она?! – он подскочил, дико озираясь по сторонам.
– Кто? Эта твоя Оля? Ты ж сам ее выгнал.
– Марианна…
– Какая Марианна? – она приложила теплую ладошку к его голове. – Ты бредишь? Жара, вроде, нет. Что тебе снилось, крейсер «Аврора»?
– Она была здесь… – он ткнулся лбом в край кровати. – Я видел ее, разговаривал с ней… О, Боже, неужели я снова схожу с ума?! Я не хочу обратно, не хочу…
– Нет, – неуверенно проговорила Анна, робко проведя пальцами по его спутанным волосам, – это был сон. Дурной сон. С тобой все в порядке.
– Помоги мне, – прошептал он, пряча лицо в ее коленях, – мне так страшно… Пожалуйста, не уходи…
– Я здесь, – отозвалась она также шепотом, бессознательным жестом перебирая его мягкие волосы, безвольно опадавшие под ее тонкими пальцами, – Все будет хорошо…
– Ты пахнешь персиком. И молоком… А от нее всегда пахло сигаретами и дрянными духами… Я не выносил этого запаха. Но молчал. Потому что боялся, что она уйдет. Как мама… Но она все равно ушла…
Он поднял голову. На побелевших щеках обозначились мокрые бороздки. Он заговорил быстро, сбивчиво, точно все, накопившееся за эти долгие годы, выплеснулось вдруг обжигающим потоком сознания.
– Мы собирались пожениться. И вдруг она сказала, что уходит. Мне говорили, что она встречалась с кем-то еще, но я не хотел верить. Но тогда спросил: «Почему? В чем дело? Другой мужчина?» Она складывала вещи в чемодан. Платья, белье одно за другим. Она была так равнодушна, словно мы никогда не были близки, не занимались любовью… Она вообще меня не видела, будто меня не существовало. Я крикнул: «Ответь мне! Ты должна ответить!» Она посмотрела так, словно только что меня заметила, пожала плечами и сказала так холодно, презрительно: «Не ори. Ничего я тебе не должна. Ты мне никто, понятно? Я жила у тебя – ты имел бесплатный секс. Мы в расчете» Меня затрясло. Я зачем-то спросил: «Ты любишь другого?» Она сказала таким тоном… Каким, иногда учителя в школе разговаривают с очень бестолковыми учениками: «Никого я не люблю. Хочешь правду? Изволь. Жизнь дается один раз, и я намерена прожить ее на всю катушку. Мне подвернулся отличный вариант: с квартирой в центре Москвы. Своя машина. Он в торговле работает…» Я вышел на кухню. Было так больно… Точно внутри все рвали на части железными крючьями. Ужасная боль… Так, что невозможно было дышать. Я зачем-то стал резать подвернувшийся под руку хлеб. На мелкие-мелкие кусочки. Они рассыпались под моими пальцами в прах. А она все продолжала говорить. Как радио. Без эмоций. Без души. И вдруг засмеялась… Сказала, чтобы я сильно не переживал, что иногда она будет меня навещать. Что я могу переключиться не ее младшую сестру, Шурку. Какая разница: одна сестра или другая? Той тоже нужна прописка… И все смеялась, смеялась… Меня вдруг замутило, повело в сторону. Я прижал к лицу ладони. Она со смехом сказала: «Глупый мальчик, ну куда тебе жениться? Тебе мамка нужна, а не жена. На платок, вытри сопли. И запомни: мужик не должен быть слабаком и слюнтяем. Жизнь – штука жестокая. Если не ты, то – тебя…» Тошнота и боль сделались невыносимыми. Я сказал: «Уходи. Уйди, пожалуйста…» Она снова рассмеялась и переспросила: «Уйти? А может, остаться? А что, если я передумаю и останусь?» Я повернулся. У нее были такие глаза… Прозрачные, зеленые… И холодные, как зимний рассвет. Я сказал: «Останься. Я люблю тебя. Я все для тебя сделаю.» «Всё-всё?» «Всё. Только скажи.» «Даже убьёшь?» Я молчал. Она усмехнулась и покачала головой: «Дурачок, я же пошутила. А у тебя уже и ручонки затряслись! Испугался… Ну, всё, мне пора. Пока.» В моей руке был зажат нож… О, Господи…
– Ты ее ударил?
– Да. Не помню, как. Я даже понял не сразу, что произошло. Она отступила назад. Глаза расширились, так изумленно… Сказала: «Марк, не надо» И вдруг ее лицо побелело, а из уголка рта потекла тоненькая красная струйка… Она стал падать. Я подхватил ее, услышав, как что-то ударилось об пол. Посмотрел вниз, потом на свои руки… На ее платье… Оно было светлым… И на нем расплывалось яркое алое пятно… Нож на полу… Я убил ее… Я не хотел…
Марк снова поглядел на свои руки так, точно на длинных белых пальцах все еще была чужая горячая кровь.
– Господи… – прошептал он, зарываясь лицом в край простыни. – Я ведь вызвал тогда «Скорую». Думал, ее еще можно будет спасти… Я хотел умереть сам. Но получилось наоборот… Как все в моей жизни…
Тонкие пальцы коснулись его волос. Под их неуверенными движениями боль постепенно сжималась до размеров горошины, откатываясь в темный дальний угол сознания.
– Почему ты еще здесь? – спросил он прерывисто, поднимая голову.
В ее печальных глазах мерцали всполохи ночи.
– Не знаю… Может, потому что я нужна тебе? – Анна робко провела кончиками пальцев по его щеке. – Впервые в жизни я по-настоящему нужна кому-то…
– Из тебя получился бы отличный доктор. – Он бережно накрыл ее ручку ладонью, силясь улыбнуться.
– Правда? Когда-то я хотела им стать…
– И что?
– Испугалась. Что не справлюсь. Мне кажется, врачом нужно родиться. Как учителем или писателем… Знаешь… – Она на мгновенье зажмурилась. – Я скажу тебе кое-что. То, что никому не рассказывала. Однажды мне тоже хотелось умереть…
– Из-за парня?
– Из-за предательства. Сейчас он мог бы быть моим мужем… Ты не знаешь, зачем они первыми нас убивают? Это же так больно…
– Девушка-цветок… Не выпуская ее руки, Марк легонько подул ей на длинные ресницы. – Ты вся из лепестков. Ну, улыбнись, пожалуйста. Я – ясновидящий и вижу, что впереди тебя ждет прекрасный принц… На белом «Мерседесе».
– Нет, только не на белом «Мерседесе», – страдальчески сморщилась Анна, и смущенная улыбка заставила заиграть крохотные ямочки на ее щечках. – А про свое будущее ты ничего не видишь?
– Нет, – он покачал головой. – Один черный туман.
Анна хотела что-то сказать, но растерянно замерла, оттого что в наступившей паузе послышался отчетливый шорох на потолке.
– Слышала? – Спросил Марк, и в синих глазах снова отразился страх.
– Я не верю в приведения, – с сомнением произнесла Анна. – Что там? Чердак или сразу крыша?
– Чердак.
– Это наверно, мыши, – съежилась девушка. – Мамочки… Я их боюсь!
«Бум!»
Громыхнуло наверху, прямо над матерчатым абажуром, отчего тот закачался мерно, словно маятник, из стороны в сторону… А затем раздались негромкие, но отчетливые шаги.
– Это не мыши, – прошептала Анна, и глаза ее сделались круглыми, как пуговицы. – Наверно, в дом забрался вор. Надо позвонить в милицию.
– Когда он мог забраться? – горячим полушепотом возразил Марк.
– Может, еще до нашего прихода. Мы его вспугнули, и он залез на чердак. Ждал, пока все уснут, чтобы выбраться.
– Ну и что же он не выбрался? – скептически заметил Марк.
– Может, он и пытался. Ты так заорал во сне, что самого черта инфаркт бы хватил.
– Но это было словно наяву.
– Тс-с, – девушка вцепилась в его руку. Надо погасить свет. Вдруг у него оружие?! Подожди… Где моя сумка?
– Зачем она тебе сейчас?
– Надо.
Анна выскользнула в коридор, а когда вернулась, в руке ее был маленький коричневый пистолет.
– Откуда это у тебя?
– Ш-ш-ш. От хорошей жизни. Газовый. Но с виду как настоящий. И очень громко хлопает. Иди сюда… Только не вздумай больше падать в обмороки.
– Ты бы и сама упала, – возразил Марк, но наверху что-то скрипнуло, точно отворилась дверь. Они затаили дыхание. Из черной дыры в потолке по чердачной лестнице медленно бесшумно скользила женщина в белом. В темноте не было видно ее лица. Лишь смутные очертания длинных волос. Прошуршав короткой белесой юбкой, женщина-фантом проплыла мимо оцепеневших, вжавшихся в стенку людей.
Внезапно в коридоре раздался грохот и отчетливое:
– Твою мать! Как у негра в заднице…
И в ту минуту все стало простым и понятным как апельсин. Потому что ни одно уважающее себя приведение вместо того, чтобы мирно просочиться сквозь стену или вылететь в окошко, не станет налетать на тумбочки, ронять и без того разбитые телефоны, бранясь при этом, как уличная девка.
Когда Анна поняла это, то на смену унизительному животному страху пришла холодная ярость.
– Стой! – пронзительно звенящим голоском выкрикнула Анна, выпрыгнув в сумрак коридора, вытянув перед собой руки с крепко зажатым пистолетом так, как показывают в кино. И, для пущей убедительности, добавила пришедшую в голову стандартную фразу из голливудских боевиков:
– Продырявлю, сука!
Волшебные слова возымели действие. Женщина-призрак застыла у входной двери, также, по-киношному вскинув наверх обе ладони с растопыренными пальцами:
– Ты что, спятила? – воскликнула она испуганно. – Убери пушку!
При этом она энергично затрясла головой, и белокурые локоны съехали набок, комично оголив половину прилизанной головы. Вспыхнул свет.
– Ты? – озадаченно произнес Марк. – Как ты сюда попала? Что ты здесь делала?
– Воровала, что ж еще, – сказала Анна. – Наверно, ключ стащила, пока ты мне дверь открывал.
– Ничего я не крала, – плачущим голосом проговорила девушка Оля. – Ты дверь не запер. Не верите – обыщите. Я все сделала, как мне велели.
– Кто велел? К чему этот дурацкий маскарад?! – воскликнул Марк.
– Звони 02, – сказала Анна. – Пусть разбираются.
– Телефон не работает.
– Возьми в моей сумке мобилу.
– Слушай, – девушка у двери устремила умоляющий взгляд на Марка, недоуменно крутившего маленькую трубку, – скажи своей подружке, чтобы опустила пушку. Я ничего не взяла. Я и твои бабки верну. Вот, возьми, – она вытащила из лифа две стодолларовые купюры, положила на тумбочку. – Не надо милиции. У меня ж регистрации нет. – Она стянула с головы парик и вертела его в руках, как снятый скальп. – Меня подставили. То есть мне сказали, что нужно подцепить и разыграть одного парня. Тебя. И заплатили. Я думала: у вас все тип-топ. Мало ли, как богатые развлекаются…
– Кто тебе заплатил? – мрачно спросил Марк.
– Одна баба. Подъехала на крутом «Мерсе». Меня как раз на шоссе высадили. Говорит: «Хочешь пятьсот баксов заработать?» Кто же не хочет? Она и сказала мол, так и так… Дала эти шмотки… Ребята! – отчаянно воскликнула девушка, встряхнув париком, – Ну отпустите меня, в самом деле. Я вам всю правду рассказала! Каждый, как может, на жизнь зарабатывает!
– Подожди, – проговорил Марк. Его лицо посерело. Губы казались каменными. Он опустил телефон на пол, вышел в комнату и вернулся с глянцевым журналом, «Вог» который держал за уголок, словно ядовитого скорпиона. – Эта? – спросил он хриплым полушепотом, показывая обложку.
Девушка выхватила журнал, впилась глазами в фото элегантной дамы, улыбавшейся обаятельно и величественно.
– Похожа… Правда, у той бабы очки были темные и шляпа…
– Что это? – сказала Анна. – Дай сюда.
Рука, сжимавшая пистолет, дрогнув, опустилась. Девушка у двери в то мгновенье перестала для Анны существовать.
– Уходи, – тихо вымолвил Марк.
– Вы меня отпускаете? – Проститутка не верила в свою удачу.
– Уходи, – проговорил Марк, глядя куда-то вбок. – И деньги свои забирай. Он еще не успел закончить фразы, как девица испарилась, точно и впрямь была фантомом. Деньги остались лежать на тумбочке возле разбитого телефонного аппарата.
– Ну, здорово, – сказал Марк и сел прямо на пол.
Рядом по стенке сползла Анна, зажав между коленками глянцевый «Вог».
– Что?
– Она, – Марк криво усмехнулся. – Георгий Аркадьевич предупреждал… она не успокоится, пока снова меня не упрячет.
– Кто?
– Мадам Ротшильд. Или как ее там… Шурка. Сестра Марианны.
– Ты ее знал?
– Конечно. Глупо было надеяться, что все улеглось. Есть вещи, которые не прощаются. Наверно, она имеет полное право так поступать. Но мне-то как быть?
– Послушай, может, эта девица все придумала? – Анна внимательно всматривалась в серые немигающие глаза «Женщины года». – Она богата. Хороша собой. Имеет положение. Прошло двадцать лет…
– Двадцать один.
– Тем более. Я не верю, что можно опуститься до подобной низости: нанять уличную шлюху, чтобы травить человека.
– Я для нее не человек. Но я отсидел бы еще год за то, чтобы ты оказалась права…
Анна закрыла глаза, прислонившись к стене. Тени длинных мохнатых ресниц заботливо укрыли впалые щеки.
– Бедная девочка, – с грустной нежностью проговорил Марк, коснувшись кончиком мизинца ее волос. – Ты устала. Такая юная и такая храбрая… И добрая. Удивительная… Наверно, таких больше нет. Знаешь, твой парень… Он полный идиот, если не видел этого. Когда-нибудь он поймет, что потерял.
– Поцелуй меня, – тихо, не открывая глаз, попросила Анна.
– Что?!
– Поцелуй меня…
Ее ресницы вздрагивали, как пламя свечи на легком ветру. Не в силах отвести взгляда от спелой мякоти персиковых губ, он с трепетным ужасом ощутил, как огонь, дремавший в нем столько лет, что, казалось, угас навсегда, медленно разгорается в грозное всепоглощающее пламя…
– Нет…
– Почему? – она открыла глаза. В расширенных зрачках притаился немой укор.
– Я не могу.
– Из-за Марианны?
– Нет. Из-за себя.
– Ты боишься.
– Давай попробуем поспать оставшиеся несколько часов, – сказал он, поднимаясь, зная, что, на деле, ему необходим сейчас ледяной душ.
Девушка Оля, оглянувшись несколько раз и убедившись, что ее никто не нагоняет, перешла с полубега на шаг. Светало. Из-за дальнего леса показалась плешивая солнечная макушка. Девица добрела до автобусной остановки, уселась на скамейку. Из кустов с сопением вылез местный бомж, почесавшись, спросил: «Выпить есть?». Оля послала его подальше, и обитатель обочины, заматерившись, уполз обратно. Оля перевела дух, закурила «LM», затыренный у одного водилы. «Жмот поганый. Всю ночь ее трахал, а кинул две десятки, словно какой бомжихе. Сволочь. Ну, ничего. С этой-то мерседесно-журнальной засранки она срубит по полной программе. Розыгрыш, твою мать! Знала б – ни за какие бабки не связалась. Мужик какой-то недоделанный, а та страшненькая пигалица и вовсе с приветом. Такие шлепнут за милую душу, не спросив фамилии. А тело – в болотце. Поминая, как звали Ольгу Сафонову со Ставрополья. Кто ее будет искать? Предки-алконавты? Они только одно ищут: то, что льется и горит. Интересно, на хрена всё это той бабе? И кто такая Марианна? Хорошо, задаток дала». – Оля сокрушенно вздохнула, вспомнив о двухстах баксах, оставленных в том дурдоме. Теперь, в утреннем свете, все выглядело не таким страшным. «Надо было забрать. А парик-то ничего. Натуральный. Может, выпросить у той богатой мерседесной сучки? Она себе еще купит. Мужикам нравятся блондинки».