Страница:
– Майкл уверяет нас, что ваш отец настоящее светило в своей области, – заметила леди Олдерн, обращаясь к Сидни.
Ее тихий голос был едва слышен за раскатами профессорского красноречия. Она улыбнулась с добродушным лукавством, ясно давая понять, что тайный обмен сигналами между Филипом и Сидни не прошел незамеченным. Сидни улыбнулась ей в ответ, чувствуя себя удивительно легко. Ей никогда прежде не приходилось встречать настоящую графиню, не говоря уж о том, чтобы обедать с ней за одним столом в кабинете ресторана. Но никакого трепета или стеснения перед этой миниатюрной женщиной с добрым лицом и негромким кротким голосом она не испытывала.
– Мой отец тоже был увлечен наукой, – сообщила она. – Он занимался энтомологией, хотя, конечно, не как профессионал.
– Энтомологией, – осторожно повторила Сидни. – Энтомология – это…
– Насекомые.
– Да, верно.
Возможно, доброжелательная манера графини Олдерн несколько вскружила ей голову, но восхищенный взгляд, который она бросила на графиню, не остался без ответа.
– Майкл сказал мне, что вы рисовали чудесные картины.
– Он об этом говорил? – ее светлость подняла взгляд на Майкла, сидевшего по левую руку от отца на противоположном конце стола, и ее зеленые глаза просияли. – Ну что ж, я по-прежнему рисую, но меня никак нельзя назвать знаменитостью…
– Не надо скромничать, Элизабет, – остановил жену лорд Олдерн, поспешив воспользоваться паузой в рассуждениях профессора Винтера. – У моей жены было две персональных выставки в Глазго, и она участвовала в одной коллективной в Лондоне. Ее считают одаренной художницей со своим оригинальным видением мира.
За этим уверенным заявлением последовало короткое затишье. Интересно, подумала Сидни, что именно Майкл рассказал о ней родителям? Они держались с ней чрезвычайно мило – просто воплощенная любезность! – но не выказали того особого любопытства, которое означало бы, что им известно, какие чувства и отношения связывают ее с Майклом. Значит, он им ничего не сказал. Она не знала, что и думать.
– Майкл тоже хорошо рисует, – вступил в разговор Сэм. – Верно, Майкл?
Сидя бок о бок между Сидни и лордом Олдерном, они иногда наклонялись друг к другу и начинали перешептываться. Сэм казался таким же счастливым и довольным, как и Макнейлы: он радовался возвращению Майкла и весь вечер не отходил от него ни на шаг. До этих самых пор Сидни не представляла себе в полной мере, насколько ее брат привязан к Майклу.
Она умолкла, почти не прислушиваясь к разговору, который разгорался и затихал вокруг нее. Ей нравилось смотреть на Майкла, видеть, как его лицо светится счастьем. Она умирала от желания побыть с ним наедине. Вчера она весь вечер ждала, что он ей позвонит, но он так и не позвонил. Поэтому она сама ему позвонила в одиннадцатом часу вечера, но администратор отеля отказался ее соединить: «Макнейлы не принимают телефонных звонков, сударыня». Сидни не могла их за это осуждать, прекрасно понимая, что их наверняка одолевают репортеры, но и наутро Майкл не позвонил. А она ждала! Весь день сидела дома, не отходя от телефона, чтобы не пропустить его звонок.
Тут он рассмеялся каким-то словам своего отца и широко улыбнулся через стол сестре. Сидни мысленно упрекнула себя в эгоизме. Разумеется, ему хотелось побыть наедине с только что обретенной семьей! Ей стало стыдно за то, что она хочет присвоить его себе. Но она ничего не могла с собой поделать – она ревновала Майкла к его семье.
– Какая жалость… – тете Эстелле пришлось откашляться, чтобы быть услышанной. – Какая жалость, что Осгуды не смогли к нам присоединиться, – начала она необычным для себя, тихим сердечным голосом, словно находилась в церкви. – Вы говорите, что миссис Осгуд неважно себя чувствует, милорд?
Титул прозвучал в ее устах так естественно, словно она всю свою жизнь беседовала с представителями шотландской аристократии. А ведь на самом деле из всех Винтеров именно тетя Эстелла находилась под наибольшим впечатлением от высокого положения семьи Майкла. Сидеть по правую руку от лорда, обедать с графиней – для нее это была не просто очередная великосветская победа, а настоящий триумф! В этот вечер волшебным образом претворились в жизнь все ее надежды, но торжество воздействовало на нее несколько странным образом: она почти не открывала рта. Впрочем, Сидни не сомневалась, что тетушка восполнит упущенное и непременно стряхнет с себя столь несвойственную ей робость и возьмет бразды правления в свои руки.
Официант собрал тарелки и подал на стол новое блюдо – обжаренные и тушенные в красном вине бараньи котлеты. Профессор Винтер говорил с леди Олдерн, и Сидни услышала, что он намеревается связаться с мистером Диффенбахером, чтобы обсудить «э-э-э… денежную компенсацию за ущерб, понесенный в результате… э-э-э… инцидента». Он сделал бы это раньше, объяснил отец, но мистер Осгуд посоветовал ему воздержаться от любых заявлений на сей счет, пока дело Майкла не будет решено в суде.
Леди Олдерн наклонилась к профессору и доверительно сообщила:
– Благодарю вас, вы проявили большое великодушие, но в этом нет необходимости. Дело в том, что мой муж уже уладил денежную сторону, и сейчас, я полагаю, вопрос закрыт. Насколько мне известно, дирекция зоопарка полностью удовлетворена.
Она сделала легкое ударение на слове «полностью», и Сидни без дальнейших разъяснений поняла, что лорд Олдерн проявил щедрость. Не пожалел денег. Любопытно, каков будет завтра тон газетных статей. Ее бы ничуть не удивило, если бы после всего случившегося газетчики превратили Майкла в героя.
– Вы еще не успели осмотреть город? – спросил Филип у Кэтрин, с которой не сводил глаз весь вечер.
Он задал вопрос в ту минуту, когда в общем разговоре наступило затишье: все его услышали. Филип смутился и сделал вид, что обращается не к одной только Кэт, но ко всем присутствующим.
– Было бы очень обидно, если бы вам пришлось сидеть в четырех стенах из-за репортеров, когда кругом столько всего интересного.
– Мы действительно просидели в номере все утро, – улыбнувшись, призналась Кэт. – Но потом отец и Майкл дали интервью одновременно трем разным газетам, и мы надеемся, что теперь нас оставят в покое.
– Как все прошло? – спросила Сидни, глядя на Майкла.
Она не могла вообразить, что он способен парировать бесцеремонные вопросы репортеров. Но, может быть, на этот раз они вели себя сдержаннее? Возможно, присутствие лорда Олдерна отрезвляюще подействовало на прессу?
– Мне почти ничего не пришлось говорить. На их вопросы отвечал мой отец.
«Мой отец». Он произнес эти слова с такой гордостью и любовью, с таким трепетом в голосе, что Сидни опустила глаза.
Принесли десерт – миндальный торт и шоколадные сердечки с кремом, на которые Майкл и Сэм немедленно набросились с детской непосредственностью. Подали шампанское и фрукты. Лорд Олдерн поднялся, чтобы сказать тост.
– Дамы и господа, мои новые друзья, моя дорогая семья! Мне нередко приходится произносить речи. Однажды, во время официального обеда, в присутствии трехсот пятидесяти высокопоставленных гостей и самой королевы Виктории меня попросили провозгласить тост в честь Ее Величества – причем безо всякой предварительной подготовки. Я сделал это без малейших усилий. Признаюсь без ложной скромности: я проявил красноречие, достойное королевской особы. Мои друзья позже сказали мне об этом.
Сидни засмеялась вместе с остальными, искоса бросив взгляд на леди Элизабет. Она с улыбкой смотрела на мужа. В ее взгляде снисходительность и ирония сочетались с подлинной любовью.
– Однако сегодня, – продолжал лорд Олдерн, – мне вряд ли удастся найти подходящие слова для выражения своих чувств. Хотя я человек религиозный, должен признаться, что я всегда считал чудеса историческими событиями, характерными для далекого прошлого, но уж никак не для последнего десятилетия девятнадцатого века. Но должен признаться, я ошибался.
Его голос пресекся; Сидни даже подумала, что он сейчас прослезится, но лорд Олдерн сумел сдержаться. Однако он был глубоко растроган и не мог этого скрыть.
– Мой сын… был возвращен мне. Мальчик, которого я любил больше жизни, вернулся к нам. Теперь он взрослый, красивый и очень хороший молодой человек. Я невыразимо счастлив и горд. Мои дорогие друзья… – он обвел всех сидящих за столом блестящими от слез глазами и поднял бокал, – выпейте со мной за это чудо.
– Вы и вправду встречались с королевой? – с жаром спросил Сэм, когда его светлость сел.
Это всех рассмешило. Лорд Олдерн добродушно объяснил мальчику, что, хотя он и шотландец, он заседает в Британской палате лордов, поэтому ему не раз случалось видеть королеву и беседовать с ней. Сэм был потрясен.
– В один прекрасный день Майкл тоже будет заседать в палате лордов, я в этом не сомневаюсь.
Отец и сын улыбнулись друг другу. Сходство между ними казалось поразительным, почти пугающим.
– Правда? – робко спросил Майкл.
– Безусловно. После некоторой подготовки.
– Отец говорит, что Майкл может отправиться в Сент-Андрус и изучать самые разные предметы, какие захочет, – вставила Кэт, радостно улыбаясь брату. – Это старейший университет в Шотландии. Отец там тоже учился, – добавила она, смеясь, – поэтому Майкл может не беспокоиться – его обязательно примут. – Она повернулась к Филипу. – Ты знаешь, что Майкл барон?
Сидни показалось, что в эту секунду ее тетушка проткнет себя фруктовым ножом. Благоговейное выражение на ее лице было чрезвычайно комичным, но Сидни было не до смеха.
Наконец тетя Эстелла взяла себя в руки и заговорила:
– Надеюсь, вы будете так добры, что позволите мне представить вас небольшому кругу избранных лиц, чье общество, смею вас заверить, не будет вам в тягость. Почту за величайшую честь устроить для вас скромный прием в моем доме. Или здесь, в городе, если вам так будет удобнее: мой брат является членом Чикагского клуба, старинного и весьма достойного заведения, самого престижного в городе. Вы бы не…
– Вы слишком добры, сударыня, – учтиво прервал ее лорд Олдерн.
Сидни не могла разгадать, что он на самом деле думает о словесных излияниях ее тетушки. Возможно, он давно привык к подобным проявлениям раболепия и считал их чем-то само собой разумеющимся: чем-то вроде непременного приложения к своему титулу.
– Во время следующего визита мы с удовольствием примем ваше любезное приглашение. К сожалению, наше расписание в настоящий момент не оставляет места для светского мероприятия подобного рода, хотя оно и представляется чрезвычайно заманчивым.
– Нас ждут неотложные дела в Эдинбурге, – поддержала мужа леди Элизабет. – Честно говоря, мы уже сегодня сделали все приготовления к тому, чтобы попасть на ближайший пароход, идущий в Англию. Но я знаю, что мы непременно вернемся, – горячо добавила она. – Иначе и быть не может! Теперь вы наши друзья, и мы перед вами в неоплатном долгу.
Что ответила тетя Эстелла, Сидни уже не слышала, она словно оглохла. Неужели это возможно?! Майкл оставляет ее? Он возвращается на родину? Как же он мог ничего не сказать ей об этом?! А что же теперь делать ей, как она будет жить без Майкла? Вопросы обступили Сидни со всех сторон.
Майкл встал и поднял свой бокал.
– Я хочу сказать тост.
Он и одет был в вечерний костюм, одолженный у лорда Олдерна, причем эффект получился потрясающий: костюм не только сидел почти идеально, но и удивительно шел Майклу. Он менялся прямо на глазах у Сидни, превращаясь в блестящего элегантного незнакомца.
– Я хочу выпить за всех. Это счастливейший день в моей жизни. Я люблю вас.
Майкл обвел присутствующих глазами, но особенно задержал взгляд на Сидни. Она улыбнулась ему, но внутри ее словно сковал леденящий холод, который не смог растопить даже теплый взгляд Майкла. Все выпили. Отец сказал ему что-то, заставившее их обоих рассмеяться. Даже смех у них был одинаковый – негромкий, но глубокий и заразительный.
Сестра Майкла что-то сказала ему и протянула руку через стол с любовью и нежностью. Сидни поняла, что теряет его. Она это видела, чувствовала, находила все новые подтверждения на каждом шагу, и самым сокрушительным доказательством тому служила атмосфера семейной привязанности, наполнявшая помещение подобно цветочному благоуханию.
И этого вечера Сидни ждала с жадным нетерпением, с головокружительным предвкушением счастья, как невеста ждет дня своей свадьбы! Ей казалось, что он станет вершиной ее торжества, раем на земле, счастливой развязкой истории, полной испытаний. Майкл должен был получить все, чего заслуживал, а она должна была получить Майкла.
Сидни чувствовала себя ужасно. За этим столом она была предательницей. Иудой среди апостолов, она одна не желала ему счастья в новой жизни. Майкл не только перестал в ней нуждаться, его новое жизненное расписание больше не оставляло места для мероприятий с ее участием. Ведь он теперь стал бароном!
Ее отец между тем встал и откашлялся.
– А теперь я хочу предложить тост. Сидни вдруг резко поднялась и отодвинула стул.
– Прошу меня извинить.
Она с ужасом поняла, что не может даже унять дрожь в голосе. Фальшивая улыбка едва держалась у нее на лице, унизительные слезы подступили пугающе близко. Не рискуя произнести еще хоть слово, она повернулась ко всем спиной и торопливо покинула комнату.
Майкл растерянно посмотрел ей вслед. Озадаченный профессор Винтер поставил свой бокал и сказал «Гм». Майкл заметил, как его мать и сестра обменялись взглядами, в которых сквозило недоумение, и встал из-за стола.
– Я должен уйти. Вспомнив о хороших манерах, он добавил: «Прошу извинить» – и отвесил общий поклон.
В конце коридора находилась дамская комната. Он направился в ту сторону, полагая, что Сидни могла туда пойти. На ходу его отвлекло собственное отражение в многочисленных зеркалах, откуда на него смотрел очень элегантный господин в вечернем костюме. Пересекая главный коридор, он краем глаза заметил желтое платье Сидни за секунду до того, как она скрылась на лестнице, ведущей в вестибюль.
– Сидни!
Майкл побежал за ней. Его ноги утопали в плотном ворсе ковра. Достигнув ступеней, он поскользнулся на гладком мраморе и чуть было не упал, но в последний момент успел схватиться за перила. Путь ему преградили две женщины и мужчина, поднимавшиеся навстречу. Он подался вправо, они в ту же минуту отступили влево, он двинулся влево, они – вправо. Это повторилось еще дважды. Наконец ему удалось их обойти. Он кинулся вниз по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки.
Вестибюль с мраморными колоннами заполняла толпа нарядно разодетых господ и дам. Только Сидни нигде не было видно. Может быть, она вышла на улицу? Майкл бросился к стойке, за которой администратор – говорил с кем-то по телефону.
– Вы видели здесь женщину, – спросил он, задыхаясь, – в желтом платье? Она только что была здесь.
Администратор сказал в телефонную трубку «Извините» и уставился на него, растерянно моргая.
Майкл расправил плечи и пригладил волосы рукой, чтобы его не приняли за «дикаря».
– Я разыскиваю миссис Дарроу, – проговорил он, стараясь, чтобы голос звучал как можно ровнее. – Я остановился в этом отеле.
Администратор наконец решил, что стоит уделить Майклу внимание, и вежливо кивнул. Это решение в свою пользу Майкл приписал прекрасному костюму отца.
– Да, сэр. Леди в желтом платье только что была здесь. Мне кажется, она прошла в сад.
– В какой сад?
– Вот сюда, сэр, прямо сюда.
И администратор указал на арочный проем между двумя высокими мраморными столбами. Майкл вовремя спохватился и успел сказать «Спасибо», прежде чем устремился к арочному входу.
«Сад» имел стеклянные стены и купольную крышу. В тяжелом приторном воздухе пахло влажной землей, словно тут только что прошел дождь. Вокруг все было буйно зеленым, как на картинках, изображающих джунгли. От входа расходились в разные стороны три выложенные кирпичом дорожки. Майкл выбрал одну из них и пошел, огибая деревья, кусты, каменный фонтан, пока не вернулся туда, откуда начал. Он перешел на другую дорожку и тут увидел Сидни. Она стояла спиной к нему и читала надпись на небольшой металлической табличке, вделанной в пол перед каким-то деревом. Его приближения она не слыхала, пока он не подошел так близко, что смог бы к ней прикоснуться. Она повернулась, и Майкл обрадовался, увидев, что она не плачет.
Но как только она увидела Майкла, ее лицо скривилось и слезы полились из глаз.
Майкл обнял ее.
– Не надо! Не плачь, Сидни!
Ее атласное платье, такое гладкое и прохладное под его ладонью. Ее волосы, пахнущие цветами. Живое тепло ее тела.
– Не плачь. Я так тосковал по тебе. Ты такая… Он прижал ее к себе, сплел для нее обруч из своих рук. Ему хотелось вобрать ее в себя всю целиком. Ее залитое слезами лицо было прекрасно.
– Ш-ш-ш… – прошептал Майкл, стараясь поцелуями осушить ее слезы.
Слезы были везде – на щеках, на губах. Не переставая плакать, она поцеловала его в ответ. Соленый привкус на нежных мягких губах. Ее руки ласкали его лицо, беспокойно сновали по волосам. Они обнялись еще крепче, еще теснее.
Майкл не мог понять, почему сейчас его Сидни другая. Что могло с ней случиться, почему она плачет?!
– Это из-за того, что я уезжаю? – осторожно спросил он. Сидни вытерла слезы пальцами.
– А ты уезжаешь? Ну да, конечно, ты уезжаешь. Я хочу, чтобы ты уехал, ты должен ехать. О, Майкл…
Все началось сначала, и на этот раз Майкл испугался, что не сумеет остановиться. Можно ли заниматься любовью прямо здесь? На влажной земле или стоя, прижимаясь друг к другу, как животные в период спаривания, когда два тела превращаются в одно.
Чей-то голос…
– Смотри, какая прелесть!
Они отпрыгнули друг от друга за секунду до того, как какие-то люди, мужчина и женщина, гуляющие по саду, показались на дорожке и заметили их. Майкл загородил Сидни своим телом как щитом. Незнакомая пара остановилась, потом, недоумевая, повернула в обратную сторону.
– О боже, Майкл, это безнадежно!
– Вовсе нет.
Он боялся, что она уйдет, поэтому усадил ее на скамью сбоку от кирпичной дорожки и протянул ей свой большой носовой платок. И почему мужчины носят такие платки, а женщины нет? Они же гораздо больше плачут! Ей потребовалось время, чтобы хоть немного успокоиться и взять себя в руки, но Майкл готов был ждать сколько угодно. Наконец-то он смог остаться с ней наедине!
– Мы в первый раз остались одни за долгое-долгое время, Сидни.
Она бросила скомканный платок к себе на колени и перевела дух.
– Я бы не сказала, что мы одни.
Майкл не мог удержаться, он должен был дотронуться до нее. Он взял ее руку и поцеловал, а потом прижал к своей щеке. Сидни попыталась улыбнуться, и он поцеловал ее в губы.
– Ты такая красивая. От тебя чудесно пахнет. Знаешь, о чем я думал все время в тюрьме? О тебе! Я тосковал по тебе, Сидни. Я обещаю тебе больше никогда не нарушать закон.
Она засмеялась, всхлипывая сквозь слезы.
– Мне тоже тебя не хватало. Я знала, что тебя обязательно оправдают. Правда, мистер Осгуд был великолепен? Когда в зал вошли твои родители… О, Майкл, это было бесподобно! Бедный мистер Меррик чуть не свалился прямо под стол! Вот тогда-то я и поняла, что тебя непременно оправдают.
– Я этого не знал. Мне было страшно. Я подумал, что, если меня посадят в тюрьму, теперь мне будет еще тяжелее, потому что у меня есть семья. – Мне нравится твоя семья. – Ее щеки вспыхнули, она опустила глаза и отвернулась. – Прости, Майкл!
– За что?
– Мне следовало бы радоваться за тебя. Нет, я на самом деле рада за тебя, честное слово, рада, но…
– Но что?
– Мне будет очень больно расставаться с тобой. Я не верю, что больше не увижу тебя.
Майкл недоуменно нахмурился. Когда он обнял Сидни, она прижалась к нему и спрятала лицо у него на груди.
– Почему мы должны расставаться?
– Потому что я тебе больше не нужна. Для тебя начинается новая жизнь.
– Да, начинается новая жизнь.
Но он не мог себе представить эту новую жизнь: с таким же успехом можно было вглядываться в густой туман. Этим утром отец говорил с ним о своей усадьбе. Он употреблял такие слова, как «преемственность», «наследственное право», «прерогатива». «Ты будешь поместным дворянином», – сказал отец, но Майкл так и не понял, что это значит.
– Я должен поехать в Шотландию, Сидни. Сидни кивнула, изо всех сил сдерживая слезы.
– Ты поедешь со мной! Она покачала головой, а он повторил:
– Да. Ты поедешь со мной!
– Я не могу. Теперь ты должен быть со своей семьей.
– Да, но ты мне тоже нужна. Я не могу без тебя. Я люблю тебя, Сидни.
– Я буду тебя ждать. Буду ждать как угодно долго. Может быть… когда-нибудь… Но сейчас для тебя начинается новая жизнь, Майкл, твоя настоящая жизнь. Ты Майкл Макнейл, младший из Олдернов. Я, конечно, ужасно эгоистична, но все-таки не настолько, чтобы встать между тобой и твоей новой жизнью.
Он отстранился и заглянул ей в лицо.
– Ты меня любишь? Сидни закрыла глаза.
– Да, я люблю тебя.
– Тогда почему ты не хочешь поехать со мной?
– Потому что я тебе больше не пара. Все изменилось.
– Да, все изменилось, но только не мы с тобой. Разве мы не остались прежними? Я люблю тебя еще больше, чем раньше, вот и вся разница. Больше во мне ничего не изменилось.
Сидни покачала головой.
– Все не так просто.
– Почему? Я не такой уж глупый. Сидни. Объясни мне, в чем дело.
– Я и не говорю, что ты глупый. Но… все это слишком сложно. Ты же понятия не имеешь, как устроено общество, что такое семья и… какие обязанности с этим связаны. Майкл, ты же теперь барон!
– Это всего лишь слово.
– Послушай меня. Ты же знаешь, что представляет собой моя тетя, как для нее важно, что люди подумают. Приличия, правила поведения, законы, управляющие обществом, и все, что…
– Да-да, – торопливо перебил ее Майкл. Он начал сердиться, но не на нее.
– Твой отец и моя тетя… между ними нет почти ничего общего, – пояснила она с коротким и горьким смешком, – но в этом они сходятся.
– Откуда ты знаешь?
– Да уж поверь, я знаю. Он же граф! Ты пока еще не понимаешь, что это значит, но я-то знаю. Поверь мне, твой отец не захочет, чтобы я ехала с тобой в Шотландию.
– Откуда ты знаешь?
– Просто знаю, и все.
Неужели она права? Она говорила так уверенно… Майкл ничего не понимал.
Они притихли. Молчание затягивалось. Майклу становился все более ненавистным этот жаркий и душный павильон.
– Нам надо вернуться, – напомнила Сидни, но ни один из них не двинулся с места.
В невидимом фонтане журчала вода; от этого однообразного звука можно было сойти с ума. А что, если она права? Неужели ему придется выбирать между своей семьей и Сидни?
Но Майкл уже сделал свой выбор.
– Так ты со мной не поедешь? – спросил он в последний раз.
– Майкл, я не могу.
– Тогда я тоже не поеду. – Майкл вскочил со скамьи. – Идем, надо им сказать.
Он потянул ее за обе руки и Заставил подняться на ноги.
– Погоди…
Майкл, не оглядываясь, тянул ее за собой, хотя она упиралась.
– Погоди, Майкл. Постой! Он остановился.
– Что ты такое говоришь? Ты должен ехать.
– Нет, не должен.
– Нет, должен, и ты сам это прекрасно понимаешь.
– Без тебя я не поеду.
– Майкл, послушай, это не ответ.
– Тогда где ответ?
– Не знаю. Я думаю, его вообще не существует. Майклу уже было все равно, увидит их кто-нибудь или нет. Он снова обнял Сидни, крепко прижал ее к себе. Само по себе это ничего не решало, но обнимать ее было до того приятно, что у него сразу стало легче на душе. Но почему ему так грустно, хотя всего час назад он был счастлив? Почему жизнь вдруг стала такой сложной и, несмотря на радость, щемящая боль пронзает его душу?!
Сидни прислонилась к нему и прижалась щекой к его щеке.
– Майкл, нам надо идти. Нас уже, наверное, ищут! Они так ничего и не решили, но Сидни была права: им следовало немедленно вернуться. Щурясь на слишком яркий свет, они прошли через вестибюль и поднялись по мраморной лестнице. Двери в отдельный кабинет были закрыты, но Майкл услышал за ними слабое звяканье посуды. Сидни для храбрости улыбнулась ему дрожащей улыбкой. Он толкнул дверь.
Горничная собирала со стола тарелки, в кабинете никого не было.
– Что же делать? – сказала Сидни. – Куда они все подевались?
– Может, они поднялись наверх?
– Или вышли на улицу. Вдруг они ищут нас снаружи?
– Давай сначала поднимемся и посмотрим. Они поднялись на лифте на пятый этаж. Оба напряженно молчали. Пока маленькая кабина скользила вверх, Майкл успел подумать, что ему нравятся отели. Ужасно нравятся. Ему все в них нравилось, и он мечтал о том дне, когда сможет открыто остановиться в одном из них вместе с Сидни. Чтобы им не нужно было прятаться и чувствовать себя несчастными.
У дверей номера Макнейлов Сидни и Майкл остановились, чтобы собраться с духом.
– Они здесь, – прошептал Майкл, услыхав голоса за дверью.
Ему хотелось постучать, но он решил сначала повернуть ручку двери. Она не была заперта. Они открыли дверь и вошли.
Ее тихий голос был едва слышен за раскатами профессорского красноречия. Она улыбнулась с добродушным лукавством, ясно давая понять, что тайный обмен сигналами между Филипом и Сидни не прошел незамеченным. Сидни улыбнулась ей в ответ, чувствуя себя удивительно легко. Ей никогда прежде не приходилось встречать настоящую графиню, не говоря уж о том, чтобы обедать с ней за одним столом в кабинете ресторана. Но никакого трепета или стеснения перед этой миниатюрной женщиной с добрым лицом и негромким кротким голосом она не испытывала.
– Мой отец тоже был увлечен наукой, – сообщила она. – Он занимался энтомологией, хотя, конечно, не как профессионал.
– Энтомологией, – осторожно повторила Сидни. – Энтомология – это…
– Насекомые.
– Да, верно.
Возможно, доброжелательная манера графини Олдерн несколько вскружила ей голову, но восхищенный взгляд, который она бросила на графиню, не остался без ответа.
– Майкл сказал мне, что вы рисовали чудесные картины.
– Он об этом говорил? – ее светлость подняла взгляд на Майкла, сидевшего по левую руку от отца на противоположном конце стола, и ее зеленые глаза просияли. – Ну что ж, я по-прежнему рисую, но меня никак нельзя назвать знаменитостью…
– Не надо скромничать, Элизабет, – остановил жену лорд Олдерн, поспешив воспользоваться паузой в рассуждениях профессора Винтера. – У моей жены было две персональных выставки в Глазго, и она участвовала в одной коллективной в Лондоне. Ее считают одаренной художницей со своим оригинальным видением мира.
За этим уверенным заявлением последовало короткое затишье. Интересно, подумала Сидни, что именно Майкл рассказал о ней родителям? Они держались с ней чрезвычайно мило – просто воплощенная любезность! – но не выказали того особого любопытства, которое означало бы, что им известно, какие чувства и отношения связывают ее с Майклом. Значит, он им ничего не сказал. Она не знала, что и думать.
– Майкл тоже хорошо рисует, – вступил в разговор Сэм. – Верно, Майкл?
Сидя бок о бок между Сидни и лордом Олдерном, они иногда наклонялись друг к другу и начинали перешептываться. Сэм казался таким же счастливым и довольным, как и Макнейлы: он радовался возвращению Майкла и весь вечер не отходил от него ни на шаг. До этих самых пор Сидни не представляла себе в полной мере, насколько ее брат привязан к Майклу.
Она умолкла, почти не прислушиваясь к разговору, который разгорался и затихал вокруг нее. Ей нравилось смотреть на Майкла, видеть, как его лицо светится счастьем. Она умирала от желания побыть с ним наедине. Вчера она весь вечер ждала, что он ей позвонит, но он так и не позвонил. Поэтому она сама ему позвонила в одиннадцатом часу вечера, но администратор отеля отказался ее соединить: «Макнейлы не принимают телефонных звонков, сударыня». Сидни не могла их за это осуждать, прекрасно понимая, что их наверняка одолевают репортеры, но и наутро Майкл не позвонил. А она ждала! Весь день сидела дома, не отходя от телефона, чтобы не пропустить его звонок.
Тут он рассмеялся каким-то словам своего отца и широко улыбнулся через стол сестре. Сидни мысленно упрекнула себя в эгоизме. Разумеется, ему хотелось побыть наедине с только что обретенной семьей! Ей стало стыдно за то, что она хочет присвоить его себе. Но она ничего не могла с собой поделать – она ревновала Майкла к его семье.
– Какая жалость… – тете Эстелле пришлось откашляться, чтобы быть услышанной. – Какая жалость, что Осгуды не смогли к нам присоединиться, – начала она необычным для себя, тихим сердечным голосом, словно находилась в церкви. – Вы говорите, что миссис Осгуд неважно себя чувствует, милорд?
Титул прозвучал в ее устах так естественно, словно она всю свою жизнь беседовала с представителями шотландской аристократии. А ведь на самом деле из всех Винтеров именно тетя Эстелла находилась под наибольшим впечатлением от высокого положения семьи Майкла. Сидеть по правую руку от лорда, обедать с графиней – для нее это была не просто очередная великосветская победа, а настоящий триумф! В этот вечер волшебным образом претворились в жизнь все ее надежды, но торжество воздействовало на нее несколько странным образом: она почти не открывала рта. Впрочем, Сидни не сомневалась, что тетушка восполнит упущенное и непременно стряхнет с себя столь несвойственную ей робость и возьмет бразды правления в свои руки.
Официант собрал тарелки и подал на стол новое блюдо – обжаренные и тушенные в красном вине бараньи котлеты. Профессор Винтер говорил с леди Олдерн, и Сидни услышала, что он намеревается связаться с мистером Диффенбахером, чтобы обсудить «э-э-э… денежную компенсацию за ущерб, понесенный в результате… э-э-э… инцидента». Он сделал бы это раньше, объяснил отец, но мистер Осгуд посоветовал ему воздержаться от любых заявлений на сей счет, пока дело Майкла не будет решено в суде.
Леди Олдерн наклонилась к профессору и доверительно сообщила:
– Благодарю вас, вы проявили большое великодушие, но в этом нет необходимости. Дело в том, что мой муж уже уладил денежную сторону, и сейчас, я полагаю, вопрос закрыт. Насколько мне известно, дирекция зоопарка полностью удовлетворена.
Она сделала легкое ударение на слове «полностью», и Сидни без дальнейших разъяснений поняла, что лорд Олдерн проявил щедрость. Не пожалел денег. Любопытно, каков будет завтра тон газетных статей. Ее бы ничуть не удивило, если бы после всего случившегося газетчики превратили Майкла в героя.
– Вы еще не успели осмотреть город? – спросил Филип у Кэтрин, с которой не сводил глаз весь вечер.
Он задал вопрос в ту минуту, когда в общем разговоре наступило затишье: все его услышали. Филип смутился и сделал вид, что обращается не к одной только Кэт, но ко всем присутствующим.
– Было бы очень обидно, если бы вам пришлось сидеть в четырех стенах из-за репортеров, когда кругом столько всего интересного.
– Мы действительно просидели в номере все утро, – улыбнувшись, призналась Кэт. – Но потом отец и Майкл дали интервью одновременно трем разным газетам, и мы надеемся, что теперь нас оставят в покое.
– Как все прошло? – спросила Сидни, глядя на Майкла.
Она не могла вообразить, что он способен парировать бесцеремонные вопросы репортеров. Но, может быть, на этот раз они вели себя сдержаннее? Возможно, присутствие лорда Олдерна отрезвляюще подействовало на прессу?
– Мне почти ничего не пришлось говорить. На их вопросы отвечал мой отец.
«Мой отец». Он произнес эти слова с такой гордостью и любовью, с таким трепетом в голосе, что Сидни опустила глаза.
Принесли десерт – миндальный торт и шоколадные сердечки с кремом, на которые Майкл и Сэм немедленно набросились с детской непосредственностью. Подали шампанское и фрукты. Лорд Олдерн поднялся, чтобы сказать тост.
– Дамы и господа, мои новые друзья, моя дорогая семья! Мне нередко приходится произносить речи. Однажды, во время официального обеда, в присутствии трехсот пятидесяти высокопоставленных гостей и самой королевы Виктории меня попросили провозгласить тост в честь Ее Величества – причем безо всякой предварительной подготовки. Я сделал это без малейших усилий. Признаюсь без ложной скромности: я проявил красноречие, достойное королевской особы. Мои друзья позже сказали мне об этом.
Сидни засмеялась вместе с остальными, искоса бросив взгляд на леди Элизабет. Она с улыбкой смотрела на мужа. В ее взгляде снисходительность и ирония сочетались с подлинной любовью.
– Однако сегодня, – продолжал лорд Олдерн, – мне вряд ли удастся найти подходящие слова для выражения своих чувств. Хотя я человек религиозный, должен признаться, что я всегда считал чудеса историческими событиями, характерными для далекого прошлого, но уж никак не для последнего десятилетия девятнадцатого века. Но должен признаться, я ошибался.
Его голос пресекся; Сидни даже подумала, что он сейчас прослезится, но лорд Олдерн сумел сдержаться. Однако он был глубоко растроган и не мог этого скрыть.
– Мой сын… был возвращен мне. Мальчик, которого я любил больше жизни, вернулся к нам. Теперь он взрослый, красивый и очень хороший молодой человек. Я невыразимо счастлив и горд. Мои дорогие друзья… – он обвел всех сидящих за столом блестящими от слез глазами и поднял бокал, – выпейте со мной за это чудо.
– Вы и вправду встречались с королевой? – с жаром спросил Сэм, когда его светлость сел.
Это всех рассмешило. Лорд Олдерн добродушно объяснил мальчику, что, хотя он и шотландец, он заседает в Британской палате лордов, поэтому ему не раз случалось видеть королеву и беседовать с ней. Сэм был потрясен.
– В один прекрасный день Майкл тоже будет заседать в палате лордов, я в этом не сомневаюсь.
Отец и сын улыбнулись друг другу. Сходство между ними казалось поразительным, почти пугающим.
– Правда? – робко спросил Майкл.
– Безусловно. После некоторой подготовки.
– Отец говорит, что Майкл может отправиться в Сент-Андрус и изучать самые разные предметы, какие захочет, – вставила Кэт, радостно улыбаясь брату. – Это старейший университет в Шотландии. Отец там тоже учился, – добавила она, смеясь, – поэтому Майкл может не беспокоиться – его обязательно примут. – Она повернулась к Филипу. – Ты знаешь, что Майкл барон?
Сидни показалось, что в эту секунду ее тетушка проткнет себя фруктовым ножом. Благоговейное выражение на ее лице было чрезвычайно комичным, но Сидни было не до смеха.
Наконец тетя Эстелла взяла себя в руки и заговорила:
– Надеюсь, вы будете так добры, что позволите мне представить вас небольшому кругу избранных лиц, чье общество, смею вас заверить, не будет вам в тягость. Почту за величайшую честь устроить для вас скромный прием в моем доме. Или здесь, в городе, если вам так будет удобнее: мой брат является членом Чикагского клуба, старинного и весьма достойного заведения, самого престижного в городе. Вы бы не…
– Вы слишком добры, сударыня, – учтиво прервал ее лорд Олдерн.
Сидни не могла разгадать, что он на самом деле думает о словесных излияниях ее тетушки. Возможно, он давно привык к подобным проявлениям раболепия и считал их чем-то само собой разумеющимся: чем-то вроде непременного приложения к своему титулу.
– Во время следующего визита мы с удовольствием примем ваше любезное приглашение. К сожалению, наше расписание в настоящий момент не оставляет места для светского мероприятия подобного рода, хотя оно и представляется чрезвычайно заманчивым.
– Нас ждут неотложные дела в Эдинбурге, – поддержала мужа леди Элизабет. – Честно говоря, мы уже сегодня сделали все приготовления к тому, чтобы попасть на ближайший пароход, идущий в Англию. Но я знаю, что мы непременно вернемся, – горячо добавила она. – Иначе и быть не может! Теперь вы наши друзья, и мы перед вами в неоплатном долгу.
Что ответила тетя Эстелла, Сидни уже не слышала, она словно оглохла. Неужели это возможно?! Майкл оставляет ее? Он возвращается на родину? Как же он мог ничего не сказать ей об этом?! А что же теперь делать ей, как она будет жить без Майкла? Вопросы обступили Сидни со всех сторон.
Майкл встал и поднял свой бокал.
– Я хочу сказать тост.
Он и одет был в вечерний костюм, одолженный у лорда Олдерна, причем эффект получился потрясающий: костюм не только сидел почти идеально, но и удивительно шел Майклу. Он менялся прямо на глазах у Сидни, превращаясь в блестящего элегантного незнакомца.
– Я хочу выпить за всех. Это счастливейший день в моей жизни. Я люблю вас.
Майкл обвел присутствующих глазами, но особенно задержал взгляд на Сидни. Она улыбнулась ему, но внутри ее словно сковал леденящий холод, который не смог растопить даже теплый взгляд Майкла. Все выпили. Отец сказал ему что-то, заставившее их обоих рассмеяться. Даже смех у них был одинаковый – негромкий, но глубокий и заразительный.
Сестра Майкла что-то сказала ему и протянула руку через стол с любовью и нежностью. Сидни поняла, что теряет его. Она это видела, чувствовала, находила все новые подтверждения на каждом шагу, и самым сокрушительным доказательством тому служила атмосфера семейной привязанности, наполнявшая помещение подобно цветочному благоуханию.
И этого вечера Сидни ждала с жадным нетерпением, с головокружительным предвкушением счастья, как невеста ждет дня своей свадьбы! Ей казалось, что он станет вершиной ее торжества, раем на земле, счастливой развязкой истории, полной испытаний. Майкл должен был получить все, чего заслуживал, а она должна была получить Майкла.
Сидни чувствовала себя ужасно. За этим столом она была предательницей. Иудой среди апостолов, она одна не желала ему счастья в новой жизни. Майкл не только перестал в ней нуждаться, его новое жизненное расписание больше не оставляло места для мероприятий с ее участием. Ведь он теперь стал бароном!
Ее отец между тем встал и откашлялся.
– А теперь я хочу предложить тост. Сидни вдруг резко поднялась и отодвинула стул.
– Прошу меня извинить.
Она с ужасом поняла, что не может даже унять дрожь в голосе. Фальшивая улыбка едва держалась у нее на лице, унизительные слезы подступили пугающе близко. Не рискуя произнести еще хоть слово, она повернулась ко всем спиной и торопливо покинула комнату.
Майкл растерянно посмотрел ей вслед. Озадаченный профессор Винтер поставил свой бокал и сказал «Гм». Майкл заметил, как его мать и сестра обменялись взглядами, в которых сквозило недоумение, и встал из-за стола.
– Я должен уйти. Вспомнив о хороших манерах, он добавил: «Прошу извинить» – и отвесил общий поклон.
В конце коридора находилась дамская комната. Он направился в ту сторону, полагая, что Сидни могла туда пойти. На ходу его отвлекло собственное отражение в многочисленных зеркалах, откуда на него смотрел очень элегантный господин в вечернем костюме. Пересекая главный коридор, он краем глаза заметил желтое платье Сидни за секунду до того, как она скрылась на лестнице, ведущей в вестибюль.
– Сидни!
Майкл побежал за ней. Его ноги утопали в плотном ворсе ковра. Достигнув ступеней, он поскользнулся на гладком мраморе и чуть было не упал, но в последний момент успел схватиться за перила. Путь ему преградили две женщины и мужчина, поднимавшиеся навстречу. Он подался вправо, они в ту же минуту отступили влево, он двинулся влево, они – вправо. Это повторилось еще дважды. Наконец ему удалось их обойти. Он кинулся вниз по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки.
Вестибюль с мраморными колоннами заполняла толпа нарядно разодетых господ и дам. Только Сидни нигде не было видно. Может быть, она вышла на улицу? Майкл бросился к стойке, за которой администратор – говорил с кем-то по телефону.
– Вы видели здесь женщину, – спросил он, задыхаясь, – в желтом платье? Она только что была здесь.
Администратор сказал в телефонную трубку «Извините» и уставился на него, растерянно моргая.
Майкл расправил плечи и пригладил волосы рукой, чтобы его не приняли за «дикаря».
– Я разыскиваю миссис Дарроу, – проговорил он, стараясь, чтобы голос звучал как можно ровнее. – Я остановился в этом отеле.
Администратор наконец решил, что стоит уделить Майклу внимание, и вежливо кивнул. Это решение в свою пользу Майкл приписал прекрасному костюму отца.
– Да, сэр. Леди в желтом платье только что была здесь. Мне кажется, она прошла в сад.
– В какой сад?
– Вот сюда, сэр, прямо сюда.
И администратор указал на арочный проем между двумя высокими мраморными столбами. Майкл вовремя спохватился и успел сказать «Спасибо», прежде чем устремился к арочному входу.
«Сад» имел стеклянные стены и купольную крышу. В тяжелом приторном воздухе пахло влажной землей, словно тут только что прошел дождь. Вокруг все было буйно зеленым, как на картинках, изображающих джунгли. От входа расходились в разные стороны три выложенные кирпичом дорожки. Майкл выбрал одну из них и пошел, огибая деревья, кусты, каменный фонтан, пока не вернулся туда, откуда начал. Он перешел на другую дорожку и тут увидел Сидни. Она стояла спиной к нему и читала надпись на небольшой металлической табличке, вделанной в пол перед каким-то деревом. Его приближения она не слыхала, пока он не подошел так близко, что смог бы к ней прикоснуться. Она повернулась, и Майкл обрадовался, увидев, что она не плачет.
Но как только она увидела Майкла, ее лицо скривилось и слезы полились из глаз.
Майкл обнял ее.
– Не надо! Не плачь, Сидни!
Ее атласное платье, такое гладкое и прохладное под его ладонью. Ее волосы, пахнущие цветами. Живое тепло ее тела.
– Не плачь. Я так тосковал по тебе. Ты такая… Он прижал ее к себе, сплел для нее обруч из своих рук. Ему хотелось вобрать ее в себя всю целиком. Ее залитое слезами лицо было прекрасно.
– Ш-ш-ш… – прошептал Майкл, стараясь поцелуями осушить ее слезы.
Слезы были везде – на щеках, на губах. Не переставая плакать, она поцеловала его в ответ. Соленый привкус на нежных мягких губах. Ее руки ласкали его лицо, беспокойно сновали по волосам. Они обнялись еще крепче, еще теснее.
Майкл не мог понять, почему сейчас его Сидни другая. Что могло с ней случиться, почему она плачет?!
– Это из-за того, что я уезжаю? – осторожно спросил он. Сидни вытерла слезы пальцами.
– А ты уезжаешь? Ну да, конечно, ты уезжаешь. Я хочу, чтобы ты уехал, ты должен ехать. О, Майкл…
Все началось сначала, и на этот раз Майкл испугался, что не сумеет остановиться. Можно ли заниматься любовью прямо здесь? На влажной земле или стоя, прижимаясь друг к другу, как животные в период спаривания, когда два тела превращаются в одно.
Чей-то голос…
– Смотри, какая прелесть!
Они отпрыгнули друг от друга за секунду до того, как какие-то люди, мужчина и женщина, гуляющие по саду, показались на дорожке и заметили их. Майкл загородил Сидни своим телом как щитом. Незнакомая пара остановилась, потом, недоумевая, повернула в обратную сторону.
– О боже, Майкл, это безнадежно!
– Вовсе нет.
Он боялся, что она уйдет, поэтому усадил ее на скамью сбоку от кирпичной дорожки и протянул ей свой большой носовой платок. И почему мужчины носят такие платки, а женщины нет? Они же гораздо больше плачут! Ей потребовалось время, чтобы хоть немного успокоиться и взять себя в руки, но Майкл готов был ждать сколько угодно. Наконец-то он смог остаться с ней наедине!
– Мы в первый раз остались одни за долгое-долгое время, Сидни.
Она бросила скомканный платок к себе на колени и перевела дух.
– Я бы не сказала, что мы одни.
Майкл не мог удержаться, он должен был дотронуться до нее. Он взял ее руку и поцеловал, а потом прижал к своей щеке. Сидни попыталась улыбнуться, и он поцеловал ее в губы.
– Ты такая красивая. От тебя чудесно пахнет. Знаешь, о чем я думал все время в тюрьме? О тебе! Я тосковал по тебе, Сидни. Я обещаю тебе больше никогда не нарушать закон.
Она засмеялась, всхлипывая сквозь слезы.
– Мне тоже тебя не хватало. Я знала, что тебя обязательно оправдают. Правда, мистер Осгуд был великолепен? Когда в зал вошли твои родители… О, Майкл, это было бесподобно! Бедный мистер Меррик чуть не свалился прямо под стол! Вот тогда-то я и поняла, что тебя непременно оправдают.
– Я этого не знал. Мне было страшно. Я подумал, что, если меня посадят в тюрьму, теперь мне будет еще тяжелее, потому что у меня есть семья. – Мне нравится твоя семья. – Ее щеки вспыхнули, она опустила глаза и отвернулась. – Прости, Майкл!
– За что?
– Мне следовало бы радоваться за тебя. Нет, я на самом деле рада за тебя, честное слово, рада, но…
– Но что?
– Мне будет очень больно расставаться с тобой. Я не верю, что больше не увижу тебя.
Майкл недоуменно нахмурился. Когда он обнял Сидни, она прижалась к нему и спрятала лицо у него на груди.
– Почему мы должны расставаться?
– Потому что я тебе больше не нужна. Для тебя начинается новая жизнь.
– Да, начинается новая жизнь.
Но он не мог себе представить эту новую жизнь: с таким же успехом можно было вглядываться в густой туман. Этим утром отец говорил с ним о своей усадьбе. Он употреблял такие слова, как «преемственность», «наследственное право», «прерогатива». «Ты будешь поместным дворянином», – сказал отец, но Майкл так и не понял, что это значит.
– Я должен поехать в Шотландию, Сидни. Сидни кивнула, изо всех сил сдерживая слезы.
– Ты поедешь со мной! Она покачала головой, а он повторил:
– Да. Ты поедешь со мной!
– Я не могу. Теперь ты должен быть со своей семьей.
– Да, но ты мне тоже нужна. Я не могу без тебя. Я люблю тебя, Сидни.
– Я буду тебя ждать. Буду ждать как угодно долго. Может быть… когда-нибудь… Но сейчас для тебя начинается новая жизнь, Майкл, твоя настоящая жизнь. Ты Майкл Макнейл, младший из Олдернов. Я, конечно, ужасно эгоистична, но все-таки не настолько, чтобы встать между тобой и твоей новой жизнью.
Он отстранился и заглянул ей в лицо.
– Ты меня любишь? Сидни закрыла глаза.
– Да, я люблю тебя.
– Тогда почему ты не хочешь поехать со мной?
– Потому что я тебе больше не пара. Все изменилось.
– Да, все изменилось, но только не мы с тобой. Разве мы не остались прежними? Я люблю тебя еще больше, чем раньше, вот и вся разница. Больше во мне ничего не изменилось.
Сидни покачала головой.
– Все не так просто.
– Почему? Я не такой уж глупый. Сидни. Объясни мне, в чем дело.
– Я и не говорю, что ты глупый. Но… все это слишком сложно. Ты же понятия не имеешь, как устроено общество, что такое семья и… какие обязанности с этим связаны. Майкл, ты же теперь барон!
– Это всего лишь слово.
– Послушай меня. Ты же знаешь, что представляет собой моя тетя, как для нее важно, что люди подумают. Приличия, правила поведения, законы, управляющие обществом, и все, что…
– Да-да, – торопливо перебил ее Майкл. Он начал сердиться, но не на нее.
– Твой отец и моя тетя… между ними нет почти ничего общего, – пояснила она с коротким и горьким смешком, – но в этом они сходятся.
– Откуда ты знаешь?
– Да уж поверь, я знаю. Он же граф! Ты пока еще не понимаешь, что это значит, но я-то знаю. Поверь мне, твой отец не захочет, чтобы я ехала с тобой в Шотландию.
– Откуда ты знаешь?
– Просто знаю, и все.
Неужели она права? Она говорила так уверенно… Майкл ничего не понимал.
Они притихли. Молчание затягивалось. Майклу становился все более ненавистным этот жаркий и душный павильон.
– Нам надо вернуться, – напомнила Сидни, но ни один из них не двинулся с места.
В невидимом фонтане журчала вода; от этого однообразного звука можно было сойти с ума. А что, если она права? Неужели ему придется выбирать между своей семьей и Сидни?
Но Майкл уже сделал свой выбор.
– Так ты со мной не поедешь? – спросил он в последний раз.
– Майкл, я не могу.
– Тогда я тоже не поеду. – Майкл вскочил со скамьи. – Идем, надо им сказать.
Он потянул ее за обе руки и Заставил подняться на ноги.
– Погоди…
Майкл, не оглядываясь, тянул ее за собой, хотя она упиралась.
– Погоди, Майкл. Постой! Он остановился.
– Что ты такое говоришь? Ты должен ехать.
– Нет, не должен.
– Нет, должен, и ты сам это прекрасно понимаешь.
– Без тебя я не поеду.
– Майкл, послушай, это не ответ.
– Тогда где ответ?
– Не знаю. Я думаю, его вообще не существует. Майклу уже было все равно, увидит их кто-нибудь или нет. Он снова обнял Сидни, крепко прижал ее к себе. Само по себе это ничего не решало, но обнимать ее было до того приятно, что у него сразу стало легче на душе. Но почему ему так грустно, хотя всего час назад он был счастлив? Почему жизнь вдруг стала такой сложной и, несмотря на радость, щемящая боль пронзает его душу?!
Сидни прислонилась к нему и прижалась щекой к его щеке.
– Майкл, нам надо идти. Нас уже, наверное, ищут! Они так ничего и не решили, но Сидни была права: им следовало немедленно вернуться. Щурясь на слишком яркий свет, они прошли через вестибюль и поднялись по мраморной лестнице. Двери в отдельный кабинет были закрыты, но Майкл услышал за ними слабое звяканье посуды. Сидни для храбрости улыбнулась ему дрожащей улыбкой. Он толкнул дверь.
Горничная собирала со стола тарелки, в кабинете никого не было.
– Что же делать? – сказала Сидни. – Куда они все подевались?
– Может, они поднялись наверх?
– Или вышли на улицу. Вдруг они ищут нас снаружи?
– Давай сначала поднимемся и посмотрим. Они поднялись на лифте на пятый этаж. Оба напряженно молчали. Пока маленькая кабина скользила вверх, Майкл успел подумать, что ему нравятся отели. Ужасно нравятся. Ему все в них нравилось, и он мечтал о том дне, когда сможет открыто остановиться в одном из них вместе с Сидни. Чтобы им не нужно было прятаться и чувствовать себя несчастными.
У дверей номера Макнейлов Сидни и Майкл остановились, чтобы собраться с духом.
– Они здесь, – прошептал Майкл, услыхав голоса за дверью.
Ему хотелось постучать, но он решил сначала повернуть ручку двери. Она не была заперта. Они открыли дверь и вошли.