– Ты на кого больше похожа, на отца или на мать? – тихонько спросил Бэрк, просунув руку ей под спину.
   – На о…
   Она чуть было не сказала «на отца», но вовремя спохватилась.
   – Моя матушка говорит, что вроде бы я похожа на своего отца, да только я его никогда не видела.
   – Ах да, я забыл. Нелегкая доля тебе досталась, Кэтти Леннокс.
   Она пожала плечами в ответ, и он порывисто поцеловал ближайшее к нему голое плечико.
   – Стало быть, твоя матушка еще жива?
   – Да. Она живет в Эдинбурге.
   – Да-да, ты говорила. Как ее здоровье? Как она поживает?
   – Я посылаю ей деньги от случая к случаю, – солгала Кэтрин. – А вот со здоровьем у нее неважно.
   – Очень жаль. Она тяжело больна?
   – Ну, не то, чтобы… Она умом тронулась. Ничего не соображает, никого не узнает. Я думаю, она таким образом спасается от жизни.
   Кэтрин умолкла, вспоминая, какой была ее мать, когда они виделись в последний раз. Лишившись мужа, Роза Макгрегор утратила последнюю связь с реальным миром. Она не могла с ним примириться и поэтому заселила свой собственный вымышленный мир дорогими ей людьми, которых когда-то любила и потеряла. Перед отъездом, мучаясь угрызениями совести оттого, что оставляет ее одну, Кэтрин оправдывала себя тем, что мать, целиком погруженная в свои фантазии, даже не заметит ее отсутствия.
   Бэрк внимательно взглянул на ее убитое горем лицо.
   – Иногда, Кэт, ты выглядишь так, будто у тебя сердце разрывается.
   Кэтрин опять пожала плечами в попытке стряхнуть внезапно охватившую ее грусть. В ее голосе, когда она заговорила, послышался глубоко спрятанный гнев.
   – Может, вам и невдомек, но сейчас далеко не самое подходящее время, а Шотландия – не самое лучшее место для больных и старых, майор.
   «Вот так уже лучше», – подумал Бэрк. Ему легче было иметь с нею дело, когда она сердилась, а не надрывала ему сердце своей печалью.
   – Ну, а вы, – вдруг заговорила она сама, – как ваша семья переживает это смутное время восстаний и военных действий? Ведь ваш дом так близко от границы! Никто из ваших близких не погиб от меча диких горцев?
   Он усмехнулся и отрицательно покачал головой.
   – Они скверно вооружены, да и солдаты из них никудышные. Удары их мечей никогда не достигают цели.
   Кэтрин иронически скривила губы, давая понять, что не клюнет на эту удочку.
   – К тому же я единственный сын в семье, – добавил Бэрк.
   – А сестры у вас есть?
   – У меня есть сестра. – Бэрк невольно улыбнулся, и голос у него потеплел. – Ее зовут Диана, ей шестнадцать. Когда-нибудь она станет очень красивой. Кроме того, у меня есть сводная сестра, – продолжал он уже более прозаическим тоном, – дочь женщины, на которой мой отец женился после смерти моей матери. Ее зовут Оливия. Она очень красива уже сейчас.
   Глаза Кэтрин задумчиво прищурились.
   – А она замужем, эта сводная сестра? – спросила она как бы между прочим.
   – Нет, хотя соискателей сколько душе угодно. Мне почему-то кажется, что она ждет меня.
   – Что-то вы уж больно много о себе возомнили! – презрительно фыркнула Кэтрин, рассердившись неизвестно почему.
   – Ты так думаешь? А может, у меня есть на то причины.
   – Это почему же?
   – Сама подумай, Кэт: не далее, как час назад ты утверждала, что я тебе отвратителен. А сейчас ты лежишь в моей постели, томишься, изнемогаешь; ждешь не дождешься, чтобы мы начали все сначала.
   – Самодовольная скотина!
   Кэтрин приподнялась на локте и взмахнула рукой, словно собираясь закатить ему оплеуху, но Бэрк поймал ее запястье и вновь прижал ее к подушке, смеясь и заглушая ее протесты поцелуем. Она затихла, и его руки опять пустились в неспешное и задумчивое путешествие по ее телу.
   – А знаешь, с первого дня нашего знакомства я все хотел узнать, вправду ли твоя кожа такая мягкая, как кажется?
   – И что же вы решили? – спросила Кэтрин, сделав вид, что ответ ее не волнует.
   – Н-н-ну… я решил, что на вкус она еще лучше, чем на ощупь.
   Ее глаза закрылись, когда его губы стали прокладывать теплую и влажную дорожку по ее плечу, защекотали подмышку, а потом двинулись к шее. Он звонко чмокнул ее, и она, взвизгнув, оттолкнула его.
   Бэрк радостно рассмеялся.
   – Я хочу целовать тебя всю, Кэт, – проговорил он низким и страстным шепотом.
   По спине у нее побежали мурашки. А Бэрк все продолжал рассказывать, что он хотел бы с нею сделать, пока у Кэтрин все не поплыло перед глазами. Она села в постели и зажала ему рот рукой.
   – Боюсь, что на голодный желудок вам не осилить подобных подвигов, надо сначала подкрепиться как следует. Разве вы не проголодались, майор Бэрк? Я – так просто умираю с голоду!
   С этими словами она выпрыгнула из постели, обернувшись простыней, чтобы прикрыть наготу, и принялась подбирать с полу свою разбросанную одежду.
   Бэрк недовольно заворчал:
   – С голоду? Как ты можешь думать о еде в такую минуту?
   Он откинулся на подушки, подложил руки под голову, чтобы удобнее было наблюдать за нею, и позабыл обо всем, целиком отдавшись наслаждению.
   Повернувшись к нему спиной, Кэтрин внезапно заметила его жадный взгляд в зеркале, висевшем на стене прямо перед нею.
   – Ужин в семь, майор, – твердо напомнила она, даже не подозревая, какой соблазнительный вид сзади открывается его восторженному взгляду. – Вам не кажется, что пора бы уже встать?
   – Ах, мисс Леннокс, надо ли об этом напоминать! Можете считать, что я уже встал. Стою, как по команде, с тех самых пор, как впервые вас увидел, – лукаво усмехнулся он.
   Кэтрин так и не придумала достойного ответа. Наклонившись, она с преувеличенной тщательностью стала надевать чулки.
   – А знаешь, мне нравится смотреть, как ты одеваешься. Хотя… когда ты раздеваешься, мне это нравится еще больше, – деловито продолжал Бэрк, упиваясь ее замешательством. – И то и другое ты делаешь с большим изяществом.
   – Мне бы хотелось поскорее увидеть вас одетым, сэр, – буркнула она в ответ, выпрямляясь и расправляя смявшиеся складки на платье.
   Всунув руки в рукава, Кэтрин натянула платье на голову. Бэрк выбрал именно этот момент, чтобы соскочить с постели с воинственным воплем и обхватить ее сзади за талию. Запутавшись в платье, со все еще поднятыми над головой руками, она взвизгнула от неожиданности и до сады, безуспешно пытаясь освободиться от пут и от рук Бэрка, вдруг оказавшихся повсюду одновременно.
   – Прекрати! – запротестовала Кэтрин, когда он начал ее щекотать.
   Она брыкалась вслепую, не попадая в цель, стараясь вырваться из его цепких объятий, одновременно мучительных и сладких. Раздался треск отрывающихся пуговиц, платье вновь взметнулось в воздухе и упало на пол. Бэрк начал целовать ее, так крепко прижимая к себе, что ей пришлось прекратить сопротивление.
   – О, Господи, Кэт, я снова хочу тебя. Ну, пожалуйста, – принялся он уговаривать охрипшим от волнения голосом, не отрываясь от ее губ, – позволь мне.
   Он заставил ее попятиться к кровати и толкнул на простыни. Кэтрин покачнулась и поняла, что не сможет устоять на ногах. Желание вспыхнуло в ней с новой силой. Она схватила его за плечи, увлекая за собой вниз и яростно шепча:
   – Да! Да, Бэрк, да, да, да!
   Обжигающая волна желания поглотила ее, заставив позабыть о стыде. Бэрк сорвал с нее сорочку и дрожащими от нетерпения руками развел ей ноги в стороны, и, поминая по дороге и Бога и черта, проник в нее одним стремительным движением, одновременно поймав ртом ее сосок. Почти тотчас же Кэтрин вскрикнула, ее бедра неудержимо задрожали, по щекам покатились слезы восторга. А вскоре настал черед Бэрка, и он излил себя в нее вплоть до последней капли, скрипя зубами и стеная, как под пыткой.
   Они в изнеможении припали друг к другу, истощенные и потрясенные, даже немного напуганные неистовой силой захватившей их страсти. Бэрк судорожно перевел дух. Проведя пальцем по еще не высохшему следу слезы у нее на щеке, он наклонился и поцеловал ее с бесконечной нежностью.
   – Я не сделал тебе больно, Кэт?
   Кэтрин покачала головой и отвернулась.
   – Ты так прелестна. Не знаю, как мне прожить без тебя, – проговорил он серьезно, словно размышляя вслух, а потом осторожно высвободился из объятий, разрушив очарование, и поднялся. – Но теперь уж я точно проголодался. Хватит валяться голышом, женщина, что у тебя, стыда нет? А ну подымайся живо, и чтоб через минуту была одета! Вставай, я сказал!
   Кэтрин села и дрожащими руками натянула сорочку. Ноги не держали ее, казалось, все мускулы превратились в желе. Она попыталась сосредоточиться на словах Бэрка и ни о чем не думать, но ее мысли упорно возвращались к сцене, только разыгравшейся на этой самой кровати, и всякий раз кровь с новой силой приливала к ее щекам. Ей хотелось, чтобы пол разверзся и поглотил ее на месте. Распутная! Бесстыжая! Как она могла вести себя столь разнузданно? Непокорство собственной плоти приводило ее в ужас. В ушах, отдаваясь многократным эхом, звучал ее же собственный голос, беспрестанно повторявший: «Да! Да, Бэрк, да, да, да!» Мысленно она съежилась от невыносимого позора.
   «Ну что ж, – оправдывала себя Кэтрин, заставляя подняться на ноги, – я ведь собиралась изображать шлюху, не так ли? Если раньше он сомневался, то уж теперь, Богом клянусь, никаких сомнений у него нет и быть не может! Просто я сыграла роль до конца, чтобы он мне поверил. А по ходу дела узнала кое-что новенькое о себе. Оказывается, я могу играть свою роль так… убедительно. Может быть, стоит подумать об актерской карьере?»
   Смутно ощущая, что ее рассуждения отдают лицемерием, и чувствуя себя не в силах мысленно задерживаться на них, она начала отыскивать взглядом свое платье. Выяснилось, что Бэрк второпях отбросил его в угол. Кэтрин уже собралась сама поднять его, но он ее опередил, подобрал платье и подал ей.
   – Больше не буду тебя хватать, пока ты одеваешься, честное слово, – проговорил он со смехом, глядя, как она, с опаской косясь на него, натягивает платье через голову. – Погоди, позволь мне помочь.
   Кэтрин возилась с застежками.
   – Сама справлюсь, – раздраженно ответила она, пытаясь его оттолкнуть.
   Бэрк лишь рассмеялся, нимало не смутившись, и принялся застегивать на ней платье.
   – Знаешь, тут сверху не хватает пары пуговиц. Тебе следует быть осторожнее в будущем, моя дорогая.
   – Ах ты…
   Она крепко стиснула зубы, решив, что не позволит себя взбесить. Нет, такого удовольствия она ему не доставит. Когда все оставшиеся в целости пуговицы были уже застегнуты, руки Бэрка задержались у нее на груди, словно не желая ее покидать. Невероятно, но Кэтрин опять почувствовала волнение. Словно обжегшись, она стремительно отступила на шаг. Бэрк бросил на нее удивленный взгляд.
   – Мои шпильки, – пробормотала она, отвернувшись и нашаривая шпильки среди скомканных простынь.
   Потом она прошла в гардеробную, села перед зеркалом у туалетного столика и принялась яростно расчесывать волосы, почти наслаждаясь бодрящим ощущением боли.
   – Что ты творишь, женщина? Побойся Бога! Ты же их с корнем выдернешь! Даже смотреть жутко. Разреши мне…
   – Чтоб тебя! – в сердцах заорала Кэтрин, с грохотом швырнув на стол щетку. – Мне двадцать лет! Я вам не указываю, как чистить пистолет или подковывать лошадь, Ваше Высокопревосходительство! Буду вам очень признательна, если и вы прекратите лезть ко мне с советами насчет моего туалета, черт бы его побрал.
   Она повернулась лицом к зеркалу, схватила щетку и опять начала выдирать волосы клочьями.
   Бэрк так и застыл с открытым ртом. Через несколько секунд он запрокинул голову и разразился радостным хохотом, хлопая себя по бедрам и едва не лопаясь от смеха. Кэтрин искоса следила за ним негодующим взглядом, сворачивая волосы узлом и как попало втыкая в них шпильки. Бэрк тяжело опустился на постель и стал вытирать выступившие на глазах слезы, все еще посмеиваясь. Закончив прическу, она встала и направилась к двери.
   – Ну, если вы натешились вдоволь, может быть, хватит корчить из себя обезьяну? Может, все-таки спустимся к ужину?
   Бэрк перебросил ногу на ногу и, сцепив руки замком вокруг колена, опустил на них подбородок. Ему вдруг расхотелось куда бы то ни было идти.
   – Ах, Кэт, милая Кэт, ты меня просто поражаешь! Женщины всегда представлялись мне существами таинственными и непостижимыми, но ты превзошла всех. Я отказываюсь тебя понимать. Неразрешимая загадка.
   – Я чрезвычайно польщена. Теперь мы можем идти?
   – «Я чрезвычайно польщена», – повторил он, нахмурясь. – Кто научил тебя так изысканно выражаться? Неужели один из твоих армейских любовников?
   Она закусила губу.
   – Я же вам рассказала, кто меня воспитывал. И вообще, после того, как… после того, что сегодня было, у вас больше не должно остаться никаких сомнений в том, кто я такая. Разве не так?
   Увидев, что он не отвечает, а лишь вглядывается в нее с такой же напряженностью, как и она в него, Кэтрин почувствовала нарастающую панику.
   – Я свою часть уговора выполнила, Бэрк! Я доказала, что я не лазутчица.
   Бэрк продолжал пристально взирать на нее, не говоря ни слова. Когда ей показалось, что ни секунды этого гнетущего молчания она больше не выдержит, он встал и подошел к ней. В его лице ничего нельзя было прочесть.
   – Ах, да, уговор. Да, Кэт, ты выполнила свою часть уговора. А теперь пойдем поужинаем, хорошо?
   Кэтрин попятилась. Скверное предчувствие всколыхнулось у нее в животе волной холодной дурноты.
   – Погодите, Бэрк. Вы собираетесь… Мы…
   Она принялась отчаянно всматриваться в его лицо, но оно оставалось по-прежнему непроницаемым. Пришлось сделать глубокий вдох, чтобы подавить тошноту.
   – Мы должны кое-что прояснить. Вы сказали, что отпустите меня, если я… докажу, что я… шлюха. Я сделала все, чего вы требовали. Теперь вы должны меня отпустить. И я хочу… уехать сегодня. Прямо сейчас.
   – Кэт, – заговорил он после минутного колебания, – присядь-ка на минутку.
   И опять ледяная дрожь ужаса прошла у нее по спине.
   – Нет? Почему?
   Так как вместо ответа Бэрк лишь вздохнул и провел рукой по волосам со столь не свойственным ему нерешительным видом, ее волнение еще больше усилилось. Наконец, увидев, что он по-прежнему молчит, она задала прямой вопрос, от страха перейдя на шепот:
   – Вы не собираетесь меня отпускать, так?
   – Выслушай меня, дорогая.
   – Ублюдок! – прошипела она. – Ах ты, лживый…
   – Замолчи. Я не в настроении выслушивать твои отповеди. Сядь и выслушай меня.
   – Да как ты посмел? – В густой синеве ее глаз засверкали серебряные искры. – После того, как я… как ты меня принудил…
   – Э, нет, так не пойдет! Никто тебя ни к чему не принуждал.
   Бэрк устало прислонился к двери и скрестил руки на груди.
   – Боюсь, что ты пребываешь в заблуждении, Кэт, а все потому, что тебе вообще свойственно выдавать желаемое за действительное. Но, если ты будешь честна сама с собой, тебе придется признать, что я не давал обещания тебя отпустить. Несмотря на все твои амурные ухищрения, – добавил он с улыбкой.
   – Что? – Она задохнулась от возмущения. – Это ложь! – Тут ее голос перешел в полузадушенный крик. – Ты знаешь, что это не так! Ты говорил…
   – Я сказал, что не уверен в правдивости твоих утверждений. Мне казалось, что ты не та, за кого себя выдаешь. Сказал, что мне не хотелось бы вводить в заблуждение военные власти в Ланкастере. Ты сама себя обманула, сделав поспешный вывод, будто я отпущу тебя, как только тебе удастся меня убедить.
   – Лжец!
   Ее охватило такое бешенство, что она едва могла говорить.
   Бэрк покачал головой, чувствуя, что сам с трудом владеет собой.
   – Даже если бы я тебя отпустил, что бы ты стала делать? Куда бы отправилась?
   – Я бы отправилась в Эдинбург! – со злобой ответила она. – Если тебе жалко лошади – пожалуйста, забирай ее себе на здоровье, я пешком пойду! И шмотки свои проклятые забирай, и плащ, и эти дурацкие сапоги…
   – Перестань болтать глупости. Ты, похоже, совсем из ума выжила. Неужели ты думаешь, что сможешь пройти сто миль по ноябрьской распутице в срамном наряде и в стоптанных башмаках?
   – Да! – страстно воскликнула Кэтрин. – На карачках поползу, лишь бы подальше от тебя!
   Глаза Бэрка превратились в голубые льдинки.
   – Можно сказать, что ползать на карачках тебе уже не впервой.
   Ошеломленная Кэтрин судорожно втянула в себя воздух.
   – Иуда! Грязный, лживый, гнусный сукин сын!
   – Ты меня утомляешь, – протянул он, поворачиваясь к ней спиной.
   – Подлец! Хоть ты и не говорил прямо, что отпустишь меня, ты знал, что я в это верю, и ничего мне не сказал! Злобный, низкий, порочный, бесстыжий выродок! Ты не стоишь того, чтобы…
   – Ой, ради всего святого!..
   – Англичанин!
   В ее устах это было самое грязное ругательство, и она вложила в него всю ненависть, которую питала к нему в эту минуту.
   Бэрк долго не сводил с нее глаз. У него вырвался, короткий нетерпеливый вздох.
   – Идем, Кэт. Уже поздно.
   – Никогда.
   Девушка отшатнулась, отступая спиной к ночному-столику возле кровати и, дернув на себя ящик, схватила спрятанный им туда накануне тяжелый пистолет прежде, чем он успел сообразить, что она затевает. Одним молниеносным движением она нацелила пистолет ему в живот.
   Бэрк замер. Если бы любая другая женщина стала угрожать ему пистолетом, он бы посмеялся и отобрал у нее оружие. Но по глазам Кэт было ясно видно, что она готова на убийство, а рука, маленькая женская ручка, сжимавшая пистолет, не дрожала.
   – Кэт, – сказал он тихо, – не будь дурой.
   – Я уже была дурой, – ответила Кэтрин таким же тихим и ровным голосом, – но больше это не повторится. А теперь медленно пройдите в гардеробную, майор Бэрк.
   Она кивком указала ему на комнатушку, находившуюся справа от нее, при этом ни на секунду не упуская из виду цели.
   Он сделал еще одну попытку.
   – Если ты сбежишь, тебя поймают и тогда уж точно повесят. Неужели ты этого не понимаешь? Ты ведешь себя неразумно и таким образом сама подписываешь себе приговор, любовь моя. Позволь мне отвезти тебя в Ланкастер, и я скажу начальнику гарнизона, что ты – Вавилонская блудница собственной персоной. И тогда тебя отпустят.
   Губы Кэтрин сложились в недобрую улыбку.
   – А вы и впрямь меня за дуру держите, не правда ли, майор? Но я не собираюсь с вами спорить. Ступайте в ту комнату, или я вас пристрелю!
   Бэрк ей поверил. Тщательно обойдя ее кругом, он попятился к гардеробной. Кэтрин следовала за ним на почтительном расстоянии. Когда он остановился на пороге, собираясь еще что-то сказать, она покачала головой и пистолетом дала ему знак войти внутрь.
   Ключ был вставлен с внутренней стороны. Бэрк остановился, упираясь спиной в спинку стула. Дальше отступать было некуда. Между ним и дверью оставалось пространство всего в три фута. Кэтрин прикрыла дверь почти полностью и осторожно потянулась левой рукой, чтобы достать ключ, не переставая в то же время целиться в него правой. Но в то самое мгновение, как она вытащила ключ, Бэрк внезапным толчком захлопнул дверь, прищемив ей запястье правой руки, и пистолет выстрелил. Из-за двери раздался болезненный стон, распахнув ее настежь, она увидела, как он валится прямо на зеркало, а по лбу у него струйкой стекает кровь.
   Кэтрин закричала от ужаса.
   Казалось, не прошло и секунды, как горничная, та самая, что утром приносила им завтрак, вбежала в комнату.
   – О, мэм, что случилось? Я слышала…
   Ее голос осекся: она заметила Бэрка и дымящийся пистолет в руке Кэтрин. Глаза служанки округлились от ужаса, из широко раскрытого рта, как будто сами собой стали вылетать частые, короткие, пронзительные вопли. Кэтрин в панике уронила пистолет и, проскользнув мимо непрерывно орущей горничной, выбежала в коридор. Мужчина в халате попался ей навстречу и проводил ее изумленным взглядом. Со свистом рассекая воздух, она одним духом слетела вниз по ступенькам и замерла как вкопанная, увидев, что все постояльцы гостиницы глазеют на нее с раскрытыми ртами. Некоторые начали подниматься из-за стола, чтобы подойти к ней.
   – Несчастный случай! Мой муж… Он чистил пистолет… Тут доктор есть? Помогите, он истекает кровью!
   – Я доктор, – провозгласил почтенного вида пожилой господин с несколько сутулой осанкой. – Какая комната?
   Он отодвинул свой стул и промокнул губы салфеткой.
   – Второй этаж, по… последняя комната справа!
   Бросив взгляд наверх, Кэтрин увидала на верхней ступеньке горничную Труди. Захваченная жестоким приступом икоты, служанка не в силах была говорить и лишь безмолвно тыкала в нее пальцем.
   – Я поеду… за бинтами! – торопливо вскричала Кэтрин. – Возьму лошадь!
   С этими словами она выскочила за дверь и опрометью бросилась за угол, на конюшенный двор.
   Кобылу она нашла легко, а через минуту отыскала и уздечку.
   – Эй, в чем дело? – спросил грубоватый верзила конюх, доедавший свой ужин при свете лампы в кладовой, где хранилась упряжь.
   – Несчастный случай! Мой муж ранен, мне надо съездить за доктором. Погодите, это моя лошадь!
   Кэтрин заступила дорогу конюху, когда он попытался ее остановить. На седло времени не оставалось. Она вывела лошадь во двор и вскочила ей прямо на спину.
   – Задержите эту женщину! Остановите ее! – раздался визгливый крик.
   Какой-то мужчина выбежал из-за угла и встал, закрывая выезд со двора. Кэтрин яростно всадила пятки в бока кобыле, и та рванулась вперед. Мужчина испуганно отскочил в сторону, лошадь и наездница стремительно промчались мимо. Кованые копыта высекали искры из мощенной булыжником дороги. Они галопом миновали фасад гостиницы, и Кэтрин краем глаза успела заметить кучку людей, столпившихся в дверях и провожавших ее глазами. Она еще ниже склонилась над шеей лошади и торопливым шепотом принялась уговаривать ее прибавить шагу. Очень скоро крики у нее за спиной утихли. Кэтрин во весь опор неслась в обратном направлении по той же дороге, по которой совсем недавно ехала сюда вместе с Бэрком.
   Дождь прекратился, ночной воздух был влажен и прохладен. Клочковатые облака заслоняли луну; пришлось замедлить бег, иначе кобыла в темноте могла в любой момент угодить в канаву. Проехав рысью минут десять, Кэтрин добралась до развилки, которую запомнила еще позавчера. Налево шла дорога на Кезвик, так сказал ей Бэрк. Она остановилась в нерешительности. Инстинкт подсказывал, что надо ехать направо, на северо-восток, к дому. Но разум говорил, что именно этого враги от нее и ждут. Именно там ее в первую очередь и будут искать. Лучше покамест свернуть на северо-запад, обогнуть залив Солуэй-Ферт, а может быть, и пересечь его на лодке, если таковая найдется, и лишь после этого поворачивать на восток, к Эдинбургу.
   С тяжким вздохом она повернула кобылу налево.
   Дело пошло быстрее, когда луна вырвалась из туманной пелены облаков, но вскоре ее вновь затянуло тучами, и Кэтрин пришлось опять перейти на рысь. Единственными ее спутниками в эту нескончаемую ночь были хищные совы да их незадачливые жертвы. На рассвете она отвела кобылу в небольшой лесок, чтобы дать ей отдохнуть. Только там, прислонившись к дереву и съежившись от пробирающей до костей утренней сырости, положив голову на подобранные к груди колени, она наконец вернулась мыслью к тому, о чем не позволяла себе думать все это время. Дрожа от потрясения, девушка вновь и вновь переживала в уме ужасную сцену. Ее одолели рыдания, слезы безудержно катились по щекам. Ей пришло в голову, что лучше уж было не убегать, пусть бы ее поймали и повесили. Конечно, она не хотела спускать курок, у нее такого и в мыслях не было, да она бы и не смогла, даже если бы захотела, но положения дел это не меняло. Страшная правда заключалась в том, что она убила Джеймса Бэрка.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

10

   Пронизывающий ветер обдувал раскисшую от дождя землю, над головой проплывали темно-серые, словно пушечные стволы, тучи. Они ползли па запад, как будто стремясь поскорее закрыть все еще пробивающийся на горизонте водянистый свет. Поросшие мхами и лишайниками валуны походили на спящее стадо коров. Вздувшийся ручей залил свои крутые берега, в воздухе остро чувствовался запах влажной земли. День клонялся к вечеру.
   Внезапно ветер налетел шквалом, заставив Кэтрин поежиться и тесно прижаться к лошади. Кэтрин с силой стиснула зубы, чтобы они не стучали. Она тупо смотрела прямо перед собой, не замечая ничего вокруг и думая лишь о том, что надо двигаться вперед. Сырость пробирала ее до самых костей, волосы растрепались и стояли над головой подобно нимбу. Время от времени с ее посиневших губ срывался стон, но ледяной ветер тотчас же уносил его прочь. Ее лихорадило от голода, усталость давила на плечи, словно мешок камней, в теле не осталось ни единой косточки, которая не кричала бы от боли при каждом шаге измученной кобылы.
   Она почти достигла Кезвика, по ее расчетам, до него оставалось не больше часа пути, но, как ни странно, чем дальше, тем больше ее охватывало ощущение бесцельности происходящего. Оно усиливалось с каждой милей. Ей вдруг стало безразлично, что ждет ее в конце пути. Кэтрин безвольно и вяло спрашивала себя, к чему вся эта суета и спешка, неужели это так важно, поймают ее или нет? Содрогнувшись, она попыталась изгнать из головы тягостную мысль, но безуспешно. Внутренний голос продолжал настойчиво и неумолимо твердить, что в Эдинбурге ее, в сущности, никто не ждет. Так зачем же она так упорно стремится туда попасть? Что она там забыла? Дом, который никогда не считала своим? Сумасшедшую мать, которая ее не узнает? Ведь именно тоскливое, беспросветное одиночество не в последнюю очередь толкнуло ее на эту авантюру, возобладав надо всеми остальными соображениями. Вслед за тем пришла новая мысль, нелепая и безосновательная, но поразившая ее в самое сердце: она подумала, что смерть идет за нею по пятам, забирая по дороге всех, с кем ей когда-либо приходилось соприкасаться: сначала семью и близких, а теперь вот единственного человека, который…