Страница:
Переживания переполняли ее настолько, что ей с трудом удавалось справиться с лошадью и не слететь с седла по дороге. Их план сработал! Невероятно, просто чудо! Оуэн Кэткарт с большой неохотой согласился ей помочь, но она все-таки сумела его уломать. Он выяснил через своих людей (а они, похоже, были у него повсюду), кому в Данкельде разрешен доступ к приговоренным и кого можно подкупить. Все шло как по маслу, их никто не преследовал. По правде говоря, все получилось даже слишком гладко, от этого ей стало немного не по себе. Воображение рисовало ей солдат в красных мундирах за каждым деревом или кустом, за каждым поворотом дороги. Она скакала, вся сжавшись и прислушиваясь, нет ли за ними погони. В то же время в глубине души пока еще робко пробивалась радостная мысль: если все и дальше будет складываться так же удачно, как сейчас, Бэрк обретет свободу! Кэтрин вновь и вновь благодарила Бога, слезы радости беспрестанно лились из ее глаз, застилая взор.
Иннес натянул поводья, когда они подъехали к прогалине среди деревьев, тянувшихся вдоль дороги.
– Передохнем малость, – тихо бросил он, обернувшись через плечо.
Продвигались они неплохо, но впереди оставалось еще больше половины пути. Лошади стали полукругом.
– Хочешь слезь? – спросил он Бэрка.
Тот лишь покачал головой в ответ – слишком осторожно и медленно, как показалось Кэтрин. Она вновь с тревогой спросила себя, что с ним могло случиться. Ей показалось, что он вглядывается в нее, но он продолжал молчать. Она нарочно повернула свою лошадь так, чтобы луна светила ей в спину, таким образом Бэрк не мог рассмотреть ее лица. И все же ее неотвязно преследовало ощущение, что он знает, кто она. Как он может ее не узнавать, когда сама она ощущает его присутствие каждой клеточкой своего существа? Но время шло, а он по-прежнему не говорил ни слова. Его молчание укрепило ее в решимости тоже воздержаться от объяснений, поэтому в течение десяти минут все сидели молча.
– Ну что, поехали? – спросил наконец Иннес. Никто не стал возражать, и ломающая кости скачка возобновилась.
Они ехали всю ночь. Кэтрин благодарила Бога, пославшего им сухую и удивительно мягкую погоду вместо обычной для конца апреля распутицы. Они проезжали мимо темных сельских домиков, где обитали мелкие фермеры и их работники; собаки провожали их сонным лаем, но ни одна душа их не окликнула и не попыталась остановить. К утру Иннес поехал медленнее, и Кэтрин почувствовала, как ее охватывает нетерпение. Но в жемчужно-сером предрассветном сумраке она разглядела, что Бэрк еще ниже склонился к шее своей лошади. Может, он болен? – в тысячный раз спросила она себя. В ноздри ей ударил соленый запах моря. Значит, они почти у цели! Ее охватила веселая дрожь предвкушения победы. Скоро она его увидит, и он увидит ее. Он поймет, кто его спас, и тогда… Она заставила себя не думать о подобных вещах, не смея в суеверном страхе выразить словами то, чего больше всего на свете жаждало ее сердце. Лучше уж думать о том, как поскорее добраться до полосы дикого берега, где нанятая ею рыбачья шхуна с немногочисленной командой ожидала их, чтобы доставить во Францию.
Они обогнули небольшую рыбацкую деревушку, раскинувшуюся на берегу залива Ферт-оф-Тэй, и перешли на шаг. Кэтрин и Иннес поменялись местами (она знала дорогу), но Бэрк этого даже не заметил. По временам он, сам того не сознавая, впадал в забытье. Благодарение Богу, они хоть перестали идти рысью. Лошадь у него была смирная, продвигаясь шагом, он еще мог надеяться на то, что усидит в седле, хотя ноги у него дрожали, как натянутые струны арфы. Он пытался не отрывать взгляда от всадника, скакавшего впереди, но через минуту вскидывал голову и хватался за гриву лошади, чтобы сохранить равновесие, понимая, что опять на мгновение потерял сознание. Оглядевшись по сторонам, он стал различать предметы в сером рассветном полумраке. Деревья исчезли, должно быть, маленький отряд уже приближался к морю. Ветер доносил его соленый привкус, лошади шли по песчаному грунту. Да, верно, Иннес что-то говорил о корабле. Куда же направится этот корабль? – без особого любопытства подумал Бэрк. И опять его глаза закрылись, а голова упала на грудь.
Сознание вернулось, когда он понял, что они остановились. Его товарищи спешились. Бэрк с трудом вытащил правую ногу из стремени и с неимоверным усилием перекинул ее через круп лошади, но, когда попытался соскочить на землю, руки у него разжались, и он опрокинулся бы на спину, если бы Иннес не поддержал его, подхватив за талию. Пришлось прижаться лбом к шее лошади и подождать, пока не вернутся силы.
Подняв наконец голову, он увидел, что второй монах направляется к нему. Бэрк успел подумать, что это, наверное, настоящий монах, – он так плавно и грациозно двигался в своем длиннополом одеянии. Но в эту минуту порыв ветра откинул капюшон, и он узнал Кэт.
– Ты! – прошептал Бэрк сдавленным скрипучим голосом.
Рыжие волосы обрамляли ее бледное лицо, струясь по плечам золотистым водопадом, а бездонная синева широко раскрытых, испуганных глаз затмевала море. На губах блуждала робкая, неуверенная улыбка. Туча бессвязных, отрывочных мыслей поднялась и закружилась в голове у Бэрка. Ему хотелось причинить ей боль и в то же время прижать к груди. Он сделал шаг ей навстречу, вытянув вперед руки.
– Эй, погоди…
Преградив ему дорогу, Иннес легким, упреждающим жестом толкнул его в грудь. Толчок пришелся по ребрам. Ослепительные звезды вспыхнули в глазах у Бэрка, ему послышался испуганный крик Кэт, но он тотчас же качнулся вперед и грузно осел на землю.
24
Иннес натянул поводья, когда они подъехали к прогалине среди деревьев, тянувшихся вдоль дороги.
– Передохнем малость, – тихо бросил он, обернувшись через плечо.
Продвигались они неплохо, но впереди оставалось еще больше половины пути. Лошади стали полукругом.
– Хочешь слезь? – спросил он Бэрка.
Тот лишь покачал головой в ответ – слишком осторожно и медленно, как показалось Кэтрин. Она вновь с тревогой спросила себя, что с ним могло случиться. Ей показалось, что он вглядывается в нее, но он продолжал молчать. Она нарочно повернула свою лошадь так, чтобы луна светила ей в спину, таким образом Бэрк не мог рассмотреть ее лица. И все же ее неотвязно преследовало ощущение, что он знает, кто она. Как он может ее не узнавать, когда сама она ощущает его присутствие каждой клеточкой своего существа? Но время шло, а он по-прежнему не говорил ни слова. Его молчание укрепило ее в решимости тоже воздержаться от объяснений, поэтому в течение десяти минут все сидели молча.
– Ну что, поехали? – спросил наконец Иннес. Никто не стал возражать, и ломающая кости скачка возобновилась.
Они ехали всю ночь. Кэтрин благодарила Бога, пославшего им сухую и удивительно мягкую погоду вместо обычной для конца апреля распутицы. Они проезжали мимо темных сельских домиков, где обитали мелкие фермеры и их работники; собаки провожали их сонным лаем, но ни одна душа их не окликнула и не попыталась остановить. К утру Иннес поехал медленнее, и Кэтрин почувствовала, как ее охватывает нетерпение. Но в жемчужно-сером предрассветном сумраке она разглядела, что Бэрк еще ниже склонился к шее своей лошади. Может, он болен? – в тысячный раз спросила она себя. В ноздри ей ударил соленый запах моря. Значит, они почти у цели! Ее охватила веселая дрожь предвкушения победы. Скоро она его увидит, и он увидит ее. Он поймет, кто его спас, и тогда… Она заставила себя не думать о подобных вещах, не смея в суеверном страхе выразить словами то, чего больше всего на свете жаждало ее сердце. Лучше уж думать о том, как поскорее добраться до полосы дикого берега, где нанятая ею рыбачья шхуна с немногочисленной командой ожидала их, чтобы доставить во Францию.
Они обогнули небольшую рыбацкую деревушку, раскинувшуюся на берегу залива Ферт-оф-Тэй, и перешли на шаг. Кэтрин и Иннес поменялись местами (она знала дорогу), но Бэрк этого даже не заметил. По временам он, сам того не сознавая, впадал в забытье. Благодарение Богу, они хоть перестали идти рысью. Лошадь у него была смирная, продвигаясь шагом, он еще мог надеяться на то, что усидит в седле, хотя ноги у него дрожали, как натянутые струны арфы. Он пытался не отрывать взгляда от всадника, скакавшего впереди, но через минуту вскидывал голову и хватался за гриву лошади, чтобы сохранить равновесие, понимая, что опять на мгновение потерял сознание. Оглядевшись по сторонам, он стал различать предметы в сером рассветном полумраке. Деревья исчезли, должно быть, маленький отряд уже приближался к морю. Ветер доносил его соленый привкус, лошади шли по песчаному грунту. Да, верно, Иннес что-то говорил о корабле. Куда же направится этот корабль? – без особого любопытства подумал Бэрк. И опять его глаза закрылись, а голова упала на грудь.
Сознание вернулось, когда он понял, что они остановились. Его товарищи спешились. Бэрк с трудом вытащил правую ногу из стремени и с неимоверным усилием перекинул ее через круп лошади, но, когда попытался соскочить на землю, руки у него разжались, и он опрокинулся бы на спину, если бы Иннес не поддержал его, подхватив за талию. Пришлось прижаться лбом к шее лошади и подождать, пока не вернутся силы.
Подняв наконец голову, он увидел, что второй монах направляется к нему. Бэрк успел подумать, что это, наверное, настоящий монах, – он так плавно и грациозно двигался в своем длиннополом одеянии. Но в эту минуту порыв ветра откинул капюшон, и он узнал Кэт.
– Ты! – прошептал Бэрк сдавленным скрипучим голосом.
Рыжие волосы обрамляли ее бледное лицо, струясь по плечам золотистым водопадом, а бездонная синева широко раскрытых, испуганных глаз затмевала море. На губах блуждала робкая, неуверенная улыбка. Туча бессвязных, отрывочных мыслей поднялась и закружилась в голове у Бэрка. Ему хотелось причинить ей боль и в то же время прижать к груди. Он сделал шаг ей навстречу, вытянув вперед руки.
– Эй, погоди…
Преградив ему дорогу, Иннес легким, упреждающим жестом толкнул его в грудь. Толчок пришелся по ребрам. Ослепительные звезды вспыхнули в глазах у Бэрка, ему послышался испуганный крик Кэт, но он тотчас же качнулся вперед и грузно осел на землю.
24
«Утренняя звезда» была прочным, но ничем не примечательным рыбацким суденышком с двумя парусами на носу и на корме. В ее корпусе помещались камбуз и каюта на четверых. Владельцами шхуны были братья Дерн, угрюмые, неразговорчивые уроженцы Южной Шотландии. Они не задавали вопросов, с них было довольно и того, что на перевозе этой странной пары в Кале им предстояло за неделю заработать больше, чем за целый год вылавливания трески в Северном море. У них не вызывало любопытства то, что господин выглядит полумертвым, а заплатившая им дама день и ночь напролет ухаживает за ним в каюте. Так было даже лучше: пассажиры не доставляли им никакого беспокойства. Из уважения к леди братья повесили гамаки на палубе и спали под звездами, тем более что погода стояла прекрасная.
Увидев, в каком состоянии находится Бэрк, Иннес стал настаивать, что поплывет вместе с ними, но Кэтрин его отговорила, уверяя, что Мэри ждет его возвращения через два дня и сойдет с ума от беспокойства, если он не вернется. Таковы были ее доводы; на самом же деле ей не хотелось брать верного домоправителя с собой, потому что это было слишком опасно. Иннес и без того уже рисковал жизнью, спасая совершенно незнакомого ему человека только потому, что она его об этом попросила. Если им повезет, их будут искать на Гебридах:[36] лейтенант Уилер согласно договоренности должен был заявить, что – как следовало из подслушанного им разговора – беглецы направляются именно туда. Однако на слово подобного человека никак нельзя было полагаться всерьез. Если их поймают, то скорее всего повесят на месте. Кэтрин готова была рискнуть собственной головой, но не хотела подвергать опасности верного друга. Поэтому она в последний раз обняла Иннеса на берегу и простилась с ним навек. Оба не удержались от слез, Кэтрин ощутила жгучий прилив любви к прямому и честному старому горцу, верой и правдой служившему ей на протяжении всей жизни. Он был последним звеном, связывающим ее с семьей и с родным домом. Единственным утешением в минуту расставания ей послужила вера в существовавшую между ними особую духовную связь, неподвластную времени и расстоянию.
На вторую ночь в открытом море Кэтрин, напоив Бэрка водой, присела на шатком трехногом табурете у его изголовья и устало оперлась спиной о переборку каюты. Она понимала, что ей следует прилечь на койке у противоположного борта и попытаться уснуть, но не могла себя заставить расстаться с ним. Ей хотелось быть все время рядом, прикасаться к нему. Накануне она его вымыла и обработала раны, а потом туго перебинтовала ему ребра, приходя в ужас от чудовищных надругательств, которым подверглось его тело. Вспыхнувшая в ее душе исступленная ненависть к палачам, сотворившим такое немыслимое зверство, пришлась как нельзя кстати: только благодаря ей Кэтрин не упала в обморок в первую же минуту при виде некоторых повреждений. В наихудшем состоянии оказались рваные раны на шее (они были самыми свежими), но ее встревожила и припухлость на правой половине живота. Бэрк был беспокоен и метался в лихорадке, да к тому же так слаб, что едва мог глотать крепкий мясной бульон, который она вливала в него буквально по ложке, пользуясь малейшей возможностью.
Протянув руку к его сильно отросшим волосам, Кэтрин принялась легонько массировать кожу головы. При этом глаза у нее невольно закрылись. Она была измучена, а шум моря и легкое покачивание судна успокаивали, навевая сонливость, но мысленным взором она по-прежнему видела убийственную ярость в его глазах, когда он двинулся к ней, вытянув вперед руки, и придушенным голосом прохрипел: «Ты!», словно посылая ей вечное проклятие. Как непохоже было это путешествие на то, что рисовалось ей в мечтах все последние недели! В своих фантазиях Кэтрин видела, как они вдвоем стоят рука об руку на палубе некоего гордого корабля, глядя, как расходятся за кормой вскипающие белой пеной волны, смеясь и плача над всеми своими злоключениями, оставшимися позади. Как она могла быть такой наивной дурочкой, так слепо поддаться самообману? Разумеется, он ее ненавидит, разве могло быть иначе? Стоило только посмотреть, что они с ним сотворили, и все из-за нее! В ту волшебную ночь в борделе она вообразила, будто Бэрк что-то к ней испытывает, помимо простого плотского влечения, и ее фантазия буйно разыгралась за долгие и трудные последующие месяцы, пока она чуть не убедила себя, что они подошли к решающему объяснению: всего несколько верных слов, и вот оно, желанное примирение! Теперь же она ясно поняла, что его враждебность в тысячу раз сильнее, чем когда-либо раньше. Да, она спасла его от виселицы, рискуя собственной головой и жизнью своего лучшего друга, но в его глазах это, по-видимому, ничего не значило. По крайней мере не в тот момент, когда он узнал ее. Но может быть, со временем, после того, как он обо всем хорошенько поразмыслит…
Нет, решила Кэтрин, больше она не станет тешить себя иллюзиями, разочарование слишком болезненно. К тому же у нее тоже есть гордость. Она будет ждать и посмотрит, что из всего этого выйдет. Что еще ей оставалось делать? Но, если Бэрк не сумеет ее простить, она ни за что не расскажет ему правды о себе, даже если потеряет его навсегда.
Это было мудрое решение. Оставалось только придерживаться его, но она с сомнением спрашивала себя, достанет ли у нее сил.
На третий день лихорадка у Бэрка спала. Теперь ему дольше удавалось оставаться в сознании и бодрствовать. Кэтрин встретила перемену со смешанными чувствами. Конечно, она не могла не радоваться тому, что он поправляется, но его ледяной, полный затаенной ненависти взгляд следовал за нею повсюду, а в его угрюмом молчании ей чудилась нескрываемая угроза. И тем не менее теперь он казался более беспокойным, когда она покидала каюту. Однако она больше не могла находиться при нем безотлучно, как в первые дни: явственно ощутимые волны исходившей от него неприязни пугали ее. Ей невольно хотелось отойти на безопасное расстояние. Однажды, когда она меняла ему повязку на шее, Бэрк схватил ее за руку, стиснул ее до боли (даже в своем немощном состоянии он все-таки был сильнее ее) и отвел от себя подальше, словно давая понять, что даже ее прикосновение ему ненавистно. Кэтрин, не дрогнув, встретила его злобный взгляд.
– Когда же ты наконец прозреешь? – возмутилась она вслух. – Неужели ты решил всю свою жизнь прожить слепцом?
Ей не хотелось, чтобы он видел ее плачущей, поэтому она заставила Бэрка разжать пальцы, а сама поднялась на палубу, оставив его наедине со своими мыслями. Они были далеко не радужными.
Да кем она, разрази ее гром, себя воображает? Еще слепцом смеет называть! Бэрк попытался сесть, подложив подушку под спину, но боль в ребрах оказалась слишком велика, и он опять откинулся назад, испустив бессильное проклятие. И какого черта она от него ждет? Благодарности? А по чьей милости он вообще валяется на этой убогой койке? Он осторожно откашлялся. Уже лучше, гораздо лучше. Вот и отлично. Очень скоро он сможет сообщить ей во всех подробностях, что именно он о ней думает.
Чертова ведьма. Обзавелась новыми нарядами, порхает вокруг него, как птичка, ухаживает за ним, все время прикасается к нему под любым предлогом и делает вид, будто ей на него не наплевать. Но он слишком много раз обманывался ее умело разыгранной невинностью. Довольно, уж теперь-то он видит ее насквозь. Новая роль участливой сестры милосердия не введет его в заблуждение. Да откуда ему вообще знать, что они плывут во Францию? Может, она решила, что виселица слишком хороша для него, и хочет его утопить, протащив под килем?[37] С нее станется! Его уже ничем не удивить. Ну ладно, допустим даже, что она и в самом деле его спасла. А по чьей вине его жизнь оказалась висящей на волоске? Он бы не нуждался в спасении, если бы она его не предала!
Так что пусть убирается к дьяволу. Надо все время быть начеку. Скорее в аду мороз ударит, чем он еще хоть раз повернется спиной к Кэт.
Она решила, что, несмотря на все неудобства, им лучше пока оставаться на борту «Утренней звезды». Это было безопаснее, чем снять квартиру: а вдруг английские лазутчики разыскивают беглеца во Франции? Стояла прекрасная погода, вообще весна в этом году выдалась на редкость теплая и сухая. Бэрк обрел дар речи, хотя и пользовался им лишь для того, чтобы изредка что-нибудь отрывисто и грубо буркнуть хриплым шепотом. Кроме того, он начал вставать с койки, но быстро утомлялся и нуждался в помощи, чтобы лечь обратно в постель.
На третий день пребывания в порту он впервые совершил медленное и осторожное восхождение по трапу на палубу, чтобы подышать свежим воздухом. Кэтрин с беспокойством хлопотала вокруг него. Братья Дерн сошли на берег, и, хотя вероятность несчастного случая представлялась весьма смутной, ей все-таки было страшно. Она бы не знала, что делать, как ему помочь, если бы он вновь что-нибудь себе повредил, споткнувшись или потеряв сознание. Но Бэрк добрался до палубы без всяких происшествий и опустился на стул с подлокотниками прямо на солнышке. У Кэтрин отлегло от сердца.
Ей пришла в голову мысль постричь его, поэтому она захватила с собой на палубу свои швейные ножницы. В ответ на ее предложение Бэрк равнодушно пробормотал что-то невнятное, но вроде бы не похожее на протест, и Кэтрин приступила к делу. Вообще-то опыт у нее был невелик, ведь до сих пор ей приходилось стричь только Рори, а длинные прямые волосы Бэрка ничем не напоминали буйные рыжие кудри ее брата. И все же она считала, что главное правило одинаково для всех: надо просто чикать и чикать ножницами, пока волосы не станут выглядеть как следует. Ей нравилось держать в руках прохладные шелковистые пряди, пропуская их сквозь пальцы, нравилось осторожно и тщательно подравнивать ему волосы вокруг ушей и на затылке, придавая им нужную форму. Солнце приятно пригревало, морской соленый ветер доносил откуда-то запах цветов. В тонком платье бледно-розового шелка с расшитым цветами лифом и кружевными рукавами Кэтрин чувствовала себя легко и свободно, как сама весна. Какое счастье – вылезти наконец из шерстяных и бархатных нарядов, распрощаться с ними до следующей зимы! Однако она уже тосковала по Шотландии и готова была променять весну во Франции и многое, многое другое на возможность вернуться домой. Но, увы, теперь она была такой же изгнанницей, как Бэрк. Возвращение домой стало для нее невозможным.
Бэрк сидел, слепо уставившись на другой конец бухты и крепко сжимая деревянные ручки стула в попытке не погрузиться с головой в море чувственного наслаждения. Вот чертовка! Она что, нарочно дышит ему в ухо? Неужели она не понимает, что с ним происходит, когда ее волосы, подхваченные легким теплым бризом, щекочут ему щеки и шею? Аромат цветов, растворенный в весеннем воздухе, смешивался в его сознании с ее собственным пленительным запахом. Господи, как ей удается все это с ним проделывать? Он же взрослый мужчина, а не мальчишка-подросток! И все же в эту минуту ему казалось, что он вот-вот задохнется от страсти. Сам себе поражаясь, он все-таки каким-то нечеловеческим усилием воли удерживался от желания повалить ее прямо на палубу и овладеть ею тут же. А ведь он мог бы это сделать, с каждым днем к нему все быстрее возвращались силы. И слава Богу: ему уже до смерти надоело, что она хлопочет над ним как наседка.
Так, что еще она задумала? Отрезает кусочек ленты, которой перехвачены ее собственные волосы, и завязывает ему бантик. Отлично, теперь их будут принимать за близнецов, подумал он с досадой. Ну вот, хвала Господу, с прической покончено. Отступив на шаг, Кэт придирчиво осмотрела его, удовлетворенно кивнула и, отойдя к поручню, ограждавшему борт, стала смотреть на воду. Пора было выложить ей, что у него на уме, хотя Бэрк гораздо охотнее предпочел бы просто сидеть и любоваться ее головокружительной красотой. Он все еще чувствовал, что ненавидит ее, потому и молчал так долго, но откладывать дальше было невозможно.
Он окликнул ее по имени, и она рассеянно повернулась к нему. Ее волосы ослепительно пламенели, словно подожженные лучами солнца.
– Подойди поближе.
Ему по-прежнему трудно было говорить: в горле першило, и звуки выходили из горла похожими на заржавленный хрип. Кэт сделала несколько шагов по направлению к нему. Жаль, что на палубе не было второго стула: она возвышалась над ним, как башня, и это выводило его из себя.
– В чем дело? – спросила она, видя, что он продолжает молчать.
Бэрк свирепо хмурился; Кэтрин терялась в догадках, что он собирается ей сказать, и в ожидании судорожно стиснула руки на груди.
– Все это… – он неопределенно повел рукой по воздуху, как бы охватывая жестом и море и небо, но тут же умолк.
Потом он потер глаза, почесал затылок, сделал глубокий вдох и, наконец, остановив взгляд на ее полном недоумения лице, заговорил:
– Десять дней назад я и вообразить не мог, что окажусь здесь, Кэт. Я попрощался со всеми, кого любил, и попытался, насколько это было в моих силах, примириться с близкой смертью. Я сузил весь свой мир до размеров одной лишь темной, тесной и вонючей тюремной камеры, населенной кучкой гнусных изуверов. Это немного облегчило боль расставания с жизнью. А теперь… все это похоже на чудо. Иногда мне кажется, что я сплю и вижу сон. Или умер и попал в рай.
Ему пришлось отвернуться от ее сияющих глаз, чтобы закончить.
– Знаю, в последние дни я не слишком-то усердно проявлял свою благодарность. Хочу извиниться за свое поведение. Не знаю, как тебе это удалось, но понимаю, что ты рисковала жизнью, чтобы меня вытащить. Не могу даже выразить словами, как я тебе благодарен.
Как бедно и скудно это прозвучало! Как чопорно и неудовлетворительно! Это было совсем не то, что он хотел выразить словами. Но весь ужас состоял в том, что он и сам не знал, что именно хочет сказать ей. Подавив стон, Бэрк поднялся со стула и, подойдя к поручню, стал следить за полетом чаек, без устали круживших над водой. Обернувшись, он увидел, что Кэт по-прежнему стоит на том месте, где он ее оставил, слепо уставившись на его опустевший стул.
– Кэт, ты можешь кое-что для меня сделать?
Она подняла голову. На этот раз он не смог разобрать, что выражает ее лицо.
– Да, – ответила она безучастно.
– Не могла бы ты срезать с меня этот проклятый бандаж? Боли от него больше, чем толку.
Кэтрин подошла, не говоря ни слова. Бэрк расстегнул рубашку, и она помогла ему стащить ее с плеч, а потом швейными ножницами разрезала полотняные бинты, которые стягивали его торс, приказывая своим пальцам не дрожать и стараясь вести себя, как подобает настоящей сестре милосердия. Как это невыносимо: быть от него так близко и не иметь возможности прикоснуться к нему! Одного лишь взгляда, брошенного на его широкую мускулистую грудь, оказалось довольно, чтобы наполнить ее душу невыразимым томлением. Под грудью у него красовался громадный багровый синяк. Ослушавшись приказа, ее рука потянулась и осторожно погладила кровоподтек. Бэрк замер, напрягшись всем телом, и как будто перестал дышать. Не смея поднять на него глаз, Кэтрин начала вновь натягивать рубашку ему на плечи. Был момент, когда она могла бы обвить его шею руками и прижать его к груди. Она сдержалась, но едва устояла на ногах, таких неимоверных усилий ей это стоило. Отступив на шаг, девушка бессильно прислонилась спиной к поручню. Через несколько минут, решив, что пора ответить на его маленькую речь, она заговорила:
– Бэрк, я хочу, чтобы ты знал одно: ничего подобного я не желала и не ожидала. Я знала, что у тебя будут неприятности, но думала, что все ограничится порицанием. Мне сказали, что тебя… просто шлепнут по рукам. Если бы я только могла предположить, что произойдет на самом деле, я бы никогда этого не сделала. Клянусь.
Что ж, Кэт и раньше давала ему лживые клятвы. Вот и сейчас она говорила лишь то, что ему хотелось услышать, но Бэрк решил, что больше не даст себя одурачить.
– Зачем же ты все-таки это сделала? – сурово спросил он.
Оба они смотрели прямо перед собой, не глядя друг на друга. Его голос заставил Кэтрин поежиться.
– Я это сделала, чтобы помочь делу якобитов.
Он бросил на нее полный недоверия взгляд, и она рассмеялась коротким, почти истерическим смешком:
– Нет, конечно же, это неправда. Я это сделала, чтобы расквитаться с тобой за все то зло, что ты мне причинил. Я сделала это из мести.
Страшное слово как будто повисло в воздухе между ними. Бэрк наклонил голову. Он знал, что это и была истинная причина, но одно дело – знать, а услышать признание – совсем другое. Ее слова пронзили его острой болью.
Кэтрин приложила ладонь к горлу, стараясь проглотить застрявший в нем комок. Страшно не хотелось плакать при нем, но глубокая печаль разрывала ей сердце.
– Хочешь, я напишу твоим родным? – спросила она сдавленным голосом. – Расскажу им, что с тобой все в порядке…
– Хочешь рассказать им о моих видах на будущее? – перебил ее Бэрк с внезапно нахлынувшей горечью. – Сообщить им о том, что я бездомный беглец? Без имени, без состояния, без гроша в кармане… Что меня повесят, если я вернусь в Англию, что никогда больше не увижу родного дома, отца, Дианы?
Увидев ее лицо, покрывшееся пепельной бледностью, он отвернулся:
– И вообще, я думал, что ты не умеешь писать.
– Ты много чего обо мне думаешь, и все это неправда!
– Ну так скажи мне правду, чтобы я мог исправить свое мнение о тебе!
Кэтрин тихо, но решительно покачала головой:
– Не стоит.
Выражение ее глаз заставило Бэрка похолодеть. В ней происходила какая-то роковая перемена, а он не понимал, в чем дело. Она сделала движение, чтобы уйти, и он схватил ее за руку.
– Не уходи.
– Ты хочешь сказать мне что-то еще?
– Я не хочу, чтобы ты уходила.
Сам не сознавая, что делает, Бэрк провел ладонями вверх и вниз по ее рукам.
– Я не хочу знать, что будет дальше, Кэт, не хочу заглядывать в будущее, но хочу, чтобы ты была со мной. Будешь моей любовницей?
Ему тут же пришло в голову, что, возможно, не следовало так говорить. Он явно неловко выразился, но… он ведь и сам не знал, что скажет это, пока слова не сорвались с языка. А теперь, когда они были произнесены, Бэрк решил, что все сделал правильно и жалеть не о чем.
– Твоей любовницей?
Когда он кивнул, она рассмеялась:
– Никогда! Никогда!
Бэрк не мог поверить своим ушам. Кэт рассмеялась ему в лицо!
– Но почему? – вот и все, что он мог сказать, сжимая обеими руками ее плечи.
– Почему? – переспросила Кэтрин.
Он стиснул зубы, чувствуя, что просто вышвырнет ее за борт, если она еще хоть раз повторит за ним его же собственные слова.
– Запомни, Бэрк: чтобы меня заполучить, тебе придется на мне жениться!
Теперь настал его черед смеяться. Бэрк расхохотался от души, едва не сгибаясь пополам, хватаясь за поручень, чтобы удержаться на ногах. Взглянув на ее лицо, он зашелся в новом приступе смеха. Кэтрин отвернулась и стремительным шагом направилась к трапу, ведущему в каюту.
– Кэт, Кэт! – задыхаясь, окликнул ее Бэрк и последовал за нею.
В сущности, у него вовсе не было намерения ее обидеть. Он попытался взять ее за руку.
– Не смей ко мне прикасаться! Никогда! – закричала она. – Самодовольная свинья! Терпеть тебя не могу! Меня тошнит от одного твоего вида! Да что ты вообще о себе возомнил? Кто ты такой?
Увидев, в каком состоянии находится Бэрк, Иннес стал настаивать, что поплывет вместе с ними, но Кэтрин его отговорила, уверяя, что Мэри ждет его возвращения через два дня и сойдет с ума от беспокойства, если он не вернется. Таковы были ее доводы; на самом же деле ей не хотелось брать верного домоправителя с собой, потому что это было слишком опасно. Иннес и без того уже рисковал жизнью, спасая совершенно незнакомого ему человека только потому, что она его об этом попросила. Если им повезет, их будут искать на Гебридах:[36] лейтенант Уилер согласно договоренности должен был заявить, что – как следовало из подслушанного им разговора – беглецы направляются именно туда. Однако на слово подобного человека никак нельзя было полагаться всерьез. Если их поймают, то скорее всего повесят на месте. Кэтрин готова была рискнуть собственной головой, но не хотела подвергать опасности верного друга. Поэтому она в последний раз обняла Иннеса на берегу и простилась с ним навек. Оба не удержались от слез, Кэтрин ощутила жгучий прилив любви к прямому и честному старому горцу, верой и правдой служившему ей на протяжении всей жизни. Он был последним звеном, связывающим ее с семьей и с родным домом. Единственным утешением в минуту расставания ей послужила вера в существовавшую между ними особую духовную связь, неподвластную времени и расстоянию.
На вторую ночь в открытом море Кэтрин, напоив Бэрка водой, присела на шатком трехногом табурете у его изголовья и устало оперлась спиной о переборку каюты. Она понимала, что ей следует прилечь на койке у противоположного борта и попытаться уснуть, но не могла себя заставить расстаться с ним. Ей хотелось быть все время рядом, прикасаться к нему. Накануне она его вымыла и обработала раны, а потом туго перебинтовала ему ребра, приходя в ужас от чудовищных надругательств, которым подверглось его тело. Вспыхнувшая в ее душе исступленная ненависть к палачам, сотворившим такое немыслимое зверство, пришлась как нельзя кстати: только благодаря ей Кэтрин не упала в обморок в первую же минуту при виде некоторых повреждений. В наихудшем состоянии оказались рваные раны на шее (они были самыми свежими), но ее встревожила и припухлость на правой половине живота. Бэрк был беспокоен и метался в лихорадке, да к тому же так слаб, что едва мог глотать крепкий мясной бульон, который она вливала в него буквально по ложке, пользуясь малейшей возможностью.
Протянув руку к его сильно отросшим волосам, Кэтрин принялась легонько массировать кожу головы. При этом глаза у нее невольно закрылись. Она была измучена, а шум моря и легкое покачивание судна успокаивали, навевая сонливость, но мысленным взором она по-прежнему видела убийственную ярость в его глазах, когда он двинулся к ней, вытянув вперед руки, и придушенным голосом прохрипел: «Ты!», словно посылая ей вечное проклятие. Как непохоже было это путешествие на то, что рисовалось ей в мечтах все последние недели! В своих фантазиях Кэтрин видела, как они вдвоем стоят рука об руку на палубе некоего гордого корабля, глядя, как расходятся за кормой вскипающие белой пеной волны, смеясь и плача над всеми своими злоключениями, оставшимися позади. Как она могла быть такой наивной дурочкой, так слепо поддаться самообману? Разумеется, он ее ненавидит, разве могло быть иначе? Стоило только посмотреть, что они с ним сотворили, и все из-за нее! В ту волшебную ночь в борделе она вообразила, будто Бэрк что-то к ней испытывает, помимо простого плотского влечения, и ее фантазия буйно разыгралась за долгие и трудные последующие месяцы, пока она чуть не убедила себя, что они подошли к решающему объяснению: всего несколько верных слов, и вот оно, желанное примирение! Теперь же она ясно поняла, что его враждебность в тысячу раз сильнее, чем когда-либо раньше. Да, она спасла его от виселицы, рискуя собственной головой и жизнью своего лучшего друга, но в его глазах это, по-видимому, ничего не значило. По крайней мере не в тот момент, когда он узнал ее. Но может быть, со временем, после того, как он обо всем хорошенько поразмыслит…
Нет, решила Кэтрин, больше она не станет тешить себя иллюзиями, разочарование слишком болезненно. К тому же у нее тоже есть гордость. Она будет ждать и посмотрит, что из всего этого выйдет. Что еще ей оставалось делать? Но, если Бэрк не сумеет ее простить, она ни за что не расскажет ему правды о себе, даже если потеряет его навсегда.
Это было мудрое решение. Оставалось только придерживаться его, но она с сомнением спрашивала себя, достанет ли у нее сил.
На третий день лихорадка у Бэрка спала. Теперь ему дольше удавалось оставаться в сознании и бодрствовать. Кэтрин встретила перемену со смешанными чувствами. Конечно, она не могла не радоваться тому, что он поправляется, но его ледяной, полный затаенной ненависти взгляд следовал за нею повсюду, а в его угрюмом молчании ей чудилась нескрываемая угроза. И тем не менее теперь он казался более беспокойным, когда она покидала каюту. Однако она больше не могла находиться при нем безотлучно, как в первые дни: явственно ощутимые волны исходившей от него неприязни пугали ее. Ей невольно хотелось отойти на безопасное расстояние. Однажды, когда она меняла ему повязку на шее, Бэрк схватил ее за руку, стиснул ее до боли (даже в своем немощном состоянии он все-таки был сильнее ее) и отвел от себя подальше, словно давая понять, что даже ее прикосновение ему ненавистно. Кэтрин, не дрогнув, встретила его злобный взгляд.
– Когда же ты наконец прозреешь? – возмутилась она вслух. – Неужели ты решил всю свою жизнь прожить слепцом?
Ей не хотелось, чтобы он видел ее плачущей, поэтому она заставила Бэрка разжать пальцы, а сама поднялась на палубу, оставив его наедине со своими мыслями. Они были далеко не радужными.
Да кем она, разрази ее гром, себя воображает? Еще слепцом смеет называть! Бэрк попытался сесть, подложив подушку под спину, но боль в ребрах оказалась слишком велика, и он опять откинулся назад, испустив бессильное проклятие. И какого черта она от него ждет? Благодарности? А по чьей милости он вообще валяется на этой убогой койке? Он осторожно откашлялся. Уже лучше, гораздо лучше. Вот и отлично. Очень скоро он сможет сообщить ей во всех подробностях, что именно он о ней думает.
Чертова ведьма. Обзавелась новыми нарядами, порхает вокруг него, как птичка, ухаживает за ним, все время прикасается к нему под любым предлогом и делает вид, будто ей на него не наплевать. Но он слишком много раз обманывался ее умело разыгранной невинностью. Довольно, уж теперь-то он видит ее насквозь. Новая роль участливой сестры милосердия не введет его в заблуждение. Да откуда ему вообще знать, что они плывут во Францию? Может, она решила, что виселица слишком хороша для него, и хочет его утопить, протащив под килем?[37] С нее станется! Его уже ничем не удивить. Ну ладно, допустим даже, что она и в самом деле его спасла. А по чьей вине его жизнь оказалась висящей на волоске? Он бы не нуждался в спасении, если бы она его не предала!
Так что пусть убирается к дьяволу. Надо все время быть начеку. Скорее в аду мороз ударит, чем он еще хоть раз повернется спиной к Кэт.
* * *
Они достигли Кале на пятый день после обеда. Кэтрин послала одного из братьев Дерн за доктором, как только шхуна пришвартовалась в порту, хотя лихорадка больше не мучила Бэрка, а его раны быстро заживали. Даже припухлость на животе, так тревожившая ее в первые дни, совершенно опала, а сам он утверждал, что боли его больше не мучают. Врач нашел его ослабевшим, но быстро идущим на поправку, и Кэтрин наконец смогла перевести дух.Она решила, что, несмотря на все неудобства, им лучше пока оставаться на борту «Утренней звезды». Это было безопаснее, чем снять квартиру: а вдруг английские лазутчики разыскивают беглеца во Франции? Стояла прекрасная погода, вообще весна в этом году выдалась на редкость теплая и сухая. Бэрк обрел дар речи, хотя и пользовался им лишь для того, чтобы изредка что-нибудь отрывисто и грубо буркнуть хриплым шепотом. Кроме того, он начал вставать с койки, но быстро утомлялся и нуждался в помощи, чтобы лечь обратно в постель.
На третий день пребывания в порту он впервые совершил медленное и осторожное восхождение по трапу на палубу, чтобы подышать свежим воздухом. Кэтрин с беспокойством хлопотала вокруг него. Братья Дерн сошли на берег, и, хотя вероятность несчастного случая представлялась весьма смутной, ей все-таки было страшно. Она бы не знала, что делать, как ему помочь, если бы он вновь что-нибудь себе повредил, споткнувшись или потеряв сознание. Но Бэрк добрался до палубы без всяких происшествий и опустился на стул с подлокотниками прямо на солнышке. У Кэтрин отлегло от сердца.
Ей пришла в голову мысль постричь его, поэтому она захватила с собой на палубу свои швейные ножницы. В ответ на ее предложение Бэрк равнодушно пробормотал что-то невнятное, но вроде бы не похожее на протест, и Кэтрин приступила к делу. Вообще-то опыт у нее был невелик, ведь до сих пор ей приходилось стричь только Рори, а длинные прямые волосы Бэрка ничем не напоминали буйные рыжие кудри ее брата. И все же она считала, что главное правило одинаково для всех: надо просто чикать и чикать ножницами, пока волосы не станут выглядеть как следует. Ей нравилось держать в руках прохладные шелковистые пряди, пропуская их сквозь пальцы, нравилось осторожно и тщательно подравнивать ему волосы вокруг ушей и на затылке, придавая им нужную форму. Солнце приятно пригревало, морской соленый ветер доносил откуда-то запах цветов. В тонком платье бледно-розового шелка с расшитым цветами лифом и кружевными рукавами Кэтрин чувствовала себя легко и свободно, как сама весна. Какое счастье – вылезти наконец из шерстяных и бархатных нарядов, распрощаться с ними до следующей зимы! Однако она уже тосковала по Шотландии и готова была променять весну во Франции и многое, многое другое на возможность вернуться домой. Но, увы, теперь она была такой же изгнанницей, как Бэрк. Возвращение домой стало для нее невозможным.
Бэрк сидел, слепо уставившись на другой конец бухты и крепко сжимая деревянные ручки стула в попытке не погрузиться с головой в море чувственного наслаждения. Вот чертовка! Она что, нарочно дышит ему в ухо? Неужели она не понимает, что с ним происходит, когда ее волосы, подхваченные легким теплым бризом, щекочут ему щеки и шею? Аромат цветов, растворенный в весеннем воздухе, смешивался в его сознании с ее собственным пленительным запахом. Господи, как ей удается все это с ним проделывать? Он же взрослый мужчина, а не мальчишка-подросток! И все же в эту минуту ему казалось, что он вот-вот задохнется от страсти. Сам себе поражаясь, он все-таки каким-то нечеловеческим усилием воли удерживался от желания повалить ее прямо на палубу и овладеть ею тут же. А ведь он мог бы это сделать, с каждым днем к нему все быстрее возвращались силы. И слава Богу: ему уже до смерти надоело, что она хлопочет над ним как наседка.
Так, что еще она задумала? Отрезает кусочек ленты, которой перехвачены ее собственные волосы, и завязывает ему бантик. Отлично, теперь их будут принимать за близнецов, подумал он с досадой. Ну вот, хвала Господу, с прической покончено. Отступив на шаг, Кэт придирчиво осмотрела его, удовлетворенно кивнула и, отойдя к поручню, ограждавшему борт, стала смотреть на воду. Пора было выложить ей, что у него на уме, хотя Бэрк гораздо охотнее предпочел бы просто сидеть и любоваться ее головокружительной красотой. Он все еще чувствовал, что ненавидит ее, потому и молчал так долго, но откладывать дальше было невозможно.
Он окликнул ее по имени, и она рассеянно повернулась к нему. Ее волосы ослепительно пламенели, словно подожженные лучами солнца.
– Подойди поближе.
Ему по-прежнему трудно было говорить: в горле першило, и звуки выходили из горла похожими на заржавленный хрип. Кэт сделала несколько шагов по направлению к нему. Жаль, что на палубе не было второго стула: она возвышалась над ним, как башня, и это выводило его из себя.
– В чем дело? – спросила она, видя, что он продолжает молчать.
Бэрк свирепо хмурился; Кэтрин терялась в догадках, что он собирается ей сказать, и в ожидании судорожно стиснула руки на груди.
– Все это… – он неопределенно повел рукой по воздуху, как бы охватывая жестом и море и небо, но тут же умолк.
Потом он потер глаза, почесал затылок, сделал глубокий вдох и, наконец, остановив взгляд на ее полном недоумения лице, заговорил:
– Десять дней назад я и вообразить не мог, что окажусь здесь, Кэт. Я попрощался со всеми, кого любил, и попытался, насколько это было в моих силах, примириться с близкой смертью. Я сузил весь свой мир до размеров одной лишь темной, тесной и вонючей тюремной камеры, населенной кучкой гнусных изуверов. Это немного облегчило боль расставания с жизнью. А теперь… все это похоже на чудо. Иногда мне кажется, что я сплю и вижу сон. Или умер и попал в рай.
Ему пришлось отвернуться от ее сияющих глаз, чтобы закончить.
– Знаю, в последние дни я не слишком-то усердно проявлял свою благодарность. Хочу извиниться за свое поведение. Не знаю, как тебе это удалось, но понимаю, что ты рисковала жизнью, чтобы меня вытащить. Не могу даже выразить словами, как я тебе благодарен.
Как бедно и скудно это прозвучало! Как чопорно и неудовлетворительно! Это было совсем не то, что он хотел выразить словами. Но весь ужас состоял в том, что он и сам не знал, что именно хочет сказать ей. Подавив стон, Бэрк поднялся со стула и, подойдя к поручню, стал следить за полетом чаек, без устали круживших над водой. Обернувшись, он увидел, что Кэт по-прежнему стоит на том месте, где он ее оставил, слепо уставившись на его опустевший стул.
– Кэт, ты можешь кое-что для меня сделать?
Она подняла голову. На этот раз он не смог разобрать, что выражает ее лицо.
– Да, – ответила она безучастно.
– Не могла бы ты срезать с меня этот проклятый бандаж? Боли от него больше, чем толку.
Кэтрин подошла, не говоря ни слова. Бэрк расстегнул рубашку, и она помогла ему стащить ее с плеч, а потом швейными ножницами разрезала полотняные бинты, которые стягивали его торс, приказывая своим пальцам не дрожать и стараясь вести себя, как подобает настоящей сестре милосердия. Как это невыносимо: быть от него так близко и не иметь возможности прикоснуться к нему! Одного лишь взгляда, брошенного на его широкую мускулистую грудь, оказалось довольно, чтобы наполнить ее душу невыразимым томлением. Под грудью у него красовался громадный багровый синяк. Ослушавшись приказа, ее рука потянулась и осторожно погладила кровоподтек. Бэрк замер, напрягшись всем телом, и как будто перестал дышать. Не смея поднять на него глаз, Кэтрин начала вновь натягивать рубашку ему на плечи. Был момент, когда она могла бы обвить его шею руками и прижать его к груди. Она сдержалась, но едва устояла на ногах, таких неимоверных усилий ей это стоило. Отступив на шаг, девушка бессильно прислонилась спиной к поручню. Через несколько минут, решив, что пора ответить на его маленькую речь, она заговорила:
– Бэрк, я хочу, чтобы ты знал одно: ничего подобного я не желала и не ожидала. Я знала, что у тебя будут неприятности, но думала, что все ограничится порицанием. Мне сказали, что тебя… просто шлепнут по рукам. Если бы я только могла предположить, что произойдет на самом деле, я бы никогда этого не сделала. Клянусь.
Что ж, Кэт и раньше давала ему лживые клятвы. Вот и сейчас она говорила лишь то, что ему хотелось услышать, но Бэрк решил, что больше не даст себя одурачить.
– Зачем же ты все-таки это сделала? – сурово спросил он.
Оба они смотрели прямо перед собой, не глядя друг на друга. Его голос заставил Кэтрин поежиться.
– Я это сделала, чтобы помочь делу якобитов.
Он бросил на нее полный недоверия взгляд, и она рассмеялась коротким, почти истерическим смешком:
– Нет, конечно же, это неправда. Я это сделала, чтобы расквитаться с тобой за все то зло, что ты мне причинил. Я сделала это из мести.
Страшное слово как будто повисло в воздухе между ними. Бэрк наклонил голову. Он знал, что это и была истинная причина, но одно дело – знать, а услышать признание – совсем другое. Ее слова пронзили его острой болью.
Кэтрин приложила ладонь к горлу, стараясь проглотить застрявший в нем комок. Страшно не хотелось плакать при нем, но глубокая печаль разрывала ей сердце.
– Хочешь, я напишу твоим родным? – спросила она сдавленным голосом. – Расскажу им, что с тобой все в порядке…
– Хочешь рассказать им о моих видах на будущее? – перебил ее Бэрк с внезапно нахлынувшей горечью. – Сообщить им о том, что я бездомный беглец? Без имени, без состояния, без гроша в кармане… Что меня повесят, если я вернусь в Англию, что никогда больше не увижу родного дома, отца, Дианы?
Увидев ее лицо, покрывшееся пепельной бледностью, он отвернулся:
– И вообще, я думал, что ты не умеешь писать.
– Ты много чего обо мне думаешь, и все это неправда!
– Ну так скажи мне правду, чтобы я мог исправить свое мнение о тебе!
Кэтрин тихо, но решительно покачала головой:
– Не стоит.
Выражение ее глаз заставило Бэрка похолодеть. В ней происходила какая-то роковая перемена, а он не понимал, в чем дело. Она сделала движение, чтобы уйти, и он схватил ее за руку.
– Не уходи.
– Ты хочешь сказать мне что-то еще?
– Я не хочу, чтобы ты уходила.
Сам не сознавая, что делает, Бэрк провел ладонями вверх и вниз по ее рукам.
– Я не хочу знать, что будет дальше, Кэт, не хочу заглядывать в будущее, но хочу, чтобы ты была со мной. Будешь моей любовницей?
Ему тут же пришло в голову, что, возможно, не следовало так говорить. Он явно неловко выразился, но… он ведь и сам не знал, что скажет это, пока слова не сорвались с языка. А теперь, когда они были произнесены, Бэрк решил, что все сделал правильно и жалеть не о чем.
– Твоей любовницей?
Когда он кивнул, она рассмеялась:
– Никогда! Никогда!
Бэрк не мог поверить своим ушам. Кэт рассмеялась ему в лицо!
– Но почему? – вот и все, что он мог сказать, сжимая обеими руками ее плечи.
– Почему? – переспросила Кэтрин.
Он стиснул зубы, чувствуя, что просто вышвырнет ее за борт, если она еще хоть раз повторит за ним его же собственные слова.
– Запомни, Бэрк: чтобы меня заполучить, тебе придется на мне жениться!
Теперь настал его черед смеяться. Бэрк расхохотался от души, едва не сгибаясь пополам, хватаясь за поручень, чтобы удержаться на ногах. Взглянув на ее лицо, он зашелся в новом приступе смеха. Кэтрин отвернулась и стремительным шагом направилась к трапу, ведущему в каюту.
– Кэт, Кэт! – задыхаясь, окликнул ее Бэрк и последовал за нею.
В сущности, у него вовсе не было намерения ее обидеть. Он попытался взять ее за руку.
– Не смей ко мне прикасаться! Никогда! – закричала она. – Самодовольная свинья! Терпеть тебя не могу! Меня тошнит от одного твоего вида! Да что ты вообще о себе возомнил? Кто ты такой?