Нет-нет, опять она взяла неверный тон, это было совсем не то, что сказала бы в подобных обстоятельствах Кэтти Леннокс. Но Бэрк так заразительно расхохотался в ответ, что Кэтрин вскоре оставила всякие попытки выглядеть рассерженной и рассмеялась вместе с ним. Собственные слова вдруг показались ей безумно смешными. Отсмеявшись и усевшись наконец за завтрак, оба почувствовали, что примирились друг с другом впервые за все утро.
   Наевшись, Бэрк прислонился спиной к скале и принялся аппетитно хрустеть яблоком.
   – Стало быть, ты из Эдинбурга, – с полным ртом проговорил он.
   – Что?
   Он проглотил и повторил вопрос.
   – Да, – ответила она, ничуть не встревожившись.
   Поднялся свежий ветерок. Он понемногу разогнал утренние облака, и в черной ряби на поверхности озера отразились островки синевы.
   – Ты была там, когда принц Чарли вторгся в город?
   – «Вторгся?» Ха! – презрительно откликнулась Кэтрин. – Скажите уж «вошел». Никто не стал с ним драться.
   – Неужели? Я слышал, были грабежи.
   – Вот уж нет! – горячо возразила она. – Шотландские полки вымуштрованы так, что солдаты отказывались даже от бесплатной выпивки, когда горожане их угощали.
   – Да что ты говоришь!
   – А вот представьте себе. А после битвы при Престонпанзе[17] принц распорядился, чтобы раненым англичанам была оказана такая же помощь, как и его собственным солдатам…
   Кэтрин вдруг опомнилась.
   – Я… я в политике не разбираюсь, – запоздало прибавила она, – я же вам уже говорила, но думаю, нельзя отрицать, что армия повстанцев проявила доблесть. Сама я, конечно, судить об этом не могу, но так мне рассказывали. Наверное, вам лучше знать.
   Бэрк усмехнулся.
   – Интересно, почему он все время передвигается пешком? Просто какой-то вечный пешеход!
   Кэтрин вспыхнула, но удержалась от ответа.
   – К тому же не могу сказать, что я в восторге от его ума, Кэт, – как ни в чем не бывало продолжал Бэрк. – Ему давно уже следовало понять, что его затея обречена на провал. У него слишком мало почвы под ногами. Мало кто из местных лордов его поддержал, да и те скорее из чувства долга и чести, из жажды приключений…
   – Чувство долга и чести! Конечно, англичане в большинстве своем этого не понимают! – перебила его задетая за живое Кэтрин.
   – Но многих принудили силой, – продолжал он, ничуть не смущаясь, – к примеру, в Атолле, где спалили дома вместе с жителями.
   – Это ложь! – вскричала она в негодовании.
   – Нет, Кэт, это не ложь, – тихо возразил Бэрк.
   Голубизна неба отразилась в его глазах, высвечивая горечь, какой она никогда не видала раньше.
   – Думаешь, на одной стороне воюют только хорошие, а на другой только плохие? Так не бывает, милая. Просто солдаты убивают друг друга, и чем дольше они дерутся, тем непонятнее – за что именно.
   Кэтрин была поражена его тоном.
   – Но вы же воюете! И убиваете, надо полагать.
   Что-то странное промелькнуло во взгляде Бэрка.
   – Это верно, мне приходилось убивать. Я сотни раз видел, как люди умирают. Было время, когда меня увлекал азарт боя, необходимость рисковать жизнью, меряясь силами с противником… Но оно давно миновало. Как ни банально это звучит, я устал воевать.
   Кэтрин вовсе не казалось, что это звучит банально. Она тоже видела, как убивают, и раз увиденного ей с лихвой хватило на всю жизнь. Больше она не хотела видеть смерть. Никогда. Она ждала, что Бэрк еще что-то скажет, но его внезапная исповедь на этом закончилась.
   – Но как можно хранить верность королю, который даже не умеет говорить по-английски? – спросила она наконец.
   – Ты его путаешь с его отцом, – улыбнулся майор. – Насколько мне известно, Георг II изучает английский.
   – Но… он же немец. – В ее устах это слово прозвучало как окончательный приговор, включающий в себя все то, что ее не устраивало в правящем монархе. – Он даже не англичанин.
   – Погоди, Кэт, – возразил Бэрк, – уж если на то пошло, Стюарты тоже не англичане. Они наполовину французы, наполовину шотландцы. В них нет ничего английского.
   Кэтрин торжествующе усмехнулась.
   – Верно, но тем-то они и хороши, что в них есть шотландская кровь!
   Она решила, что не стоит даже и пытаться делать вид, будто наследственные права Стюартов ее совершенно не интересуют: ей ни за что не удалось бы последовательно выдержать эту роль. Нет, лучше притвориться, что она – истинная дочь Шотландского нагорья, наделенная всеми местными предрассудками и болезненной обидчивостью, но все-таки не лазутчица якобитов.
   Несколько мгновений Бэрк наблюдал за нею в полном молчании, потом покачал головой и встал, потягиваясь.
   – Пошевеливайся, женщина, а не то не добраться нам засветло до Уиндермира.
   Они под уздцы провели лошадей по узкой тропке обратно к дороге, а там Кэтрин позволила Бэрку подсадить себя в седло. Она почувствовала, что его пальцы сжали ее лодыжку куда горячей, чем в первый раз, и он бросил на нее взгляд, который можно было назвать каким угодно, но только не равнодушным. Казалось, он видит ее в новом свете, но она, хоть убей, не могла понять, в чем тут дело, и твердо знала лишь одно: в таком свете ей не хотелось предстать перед ним.
   – Расскажи мне еще немного о себе, Кэт, – миролюбиво предложил он после долгого молчания.
   Они огибали какие-то каменные руины, заросшие куманикой и ползучими розами. Показалось солнце, под его лучами пожухлая трава на склонах зазеленела, как изумруд. Луговые птички, трепеща крылышками, перепархивали с куста на куст.
   – Нет, майор, уж лучше вы мне расскажите что-нибудь о себе. Обо мне вы уже довольно наслышаны, не так ли? Да разве мою жизнь можно сравнить с жизнью военного? Вы небось и за границей бывали не раз. Вот и расскажите мне обо всяких незнакомых местах.
   – Ты меня не проведешь, Кэт. Я вижу тебя насквозь.
   – Понятия не имею, о чем вы толкуете. Вот скажите: вы и вправду герцог?
   Он засмеялся.
   – Нет, всего лишь виконт.
   Она вытянула губы трубочкой:
   – Виконт! Подумать только! Это считается выше графа?
   – Нет, но мне предстоит унаследовать графский титул после смерти отца.
   – А ваш папаша, стало быть, все-таки граф?
   Бэрк кивнул.
   – Как здорово! А как надо обращаться к графу? Как его величать?
   – Ну, если речь о моем отце, то он – граф Ротбери.
   – А сами вы, значит, виконт Ротбери?
   – Нет, я виконт Холистоун.
   Кэтрин кокетливо тряхнула головкой.
   – Так как же мне вас величать? Сэр или милорд, или…
   – Ваше Королевское Высочество вполне подойдет.
   – Вы шутите. Как, должно быть, здорово быть богатым и иметь титул!
   В ее голосе прозвучала грусть, смешанная с легкой завистью.
   – В этом есть свои преимущества.
   – Но зачем вы пошли служить в армию? Почему бы не жить в свое удовольствие в собственном поместье?
   – Для разнообразия. Моя душа жаждала приключений, и мне вовсе не хотелось заниматься политикой, как того желал мой отец. И уж тем более мне не доставляло удовольствия шататься по гостиным, отражая атаки бойких мамаш с дочками на выданье.
   – А почему нет? Мне кажется, это довольно забавно.
   – Нет-нет, это смертная тоска. К тому же я думал: а ну, как одна из них мне и вправду понравится? Тогда мне пришлось бы на ней жениться!
   Его надменные брови сошлись с выражением величайшего отвращения.
   Кэтрин засмеялась.
   – Это так ужасно?
   – Чудовищно. Конец всему. Видишь ли, Кэт, в романах обычно пишут: «И жили они долго и счастливо». А знаешь, почему? Авторы просто не могут придумать, что бы такое интересное могло приключиться с героями после того, как они сунут шею в брачную петлю.
   – Не могу с вами согласиться, – сказала Кэтрин после минутного раздумья. – Мне кажется, нет на свете ничего более увлекательного, чем попытаться прожить долгую и счастливую жизнь с тем, кого любишь.
   – О, мисс Леннокс, вы меня удивляете. Я-то думал, что по вашим понятиям для счастливой жизни нужны только большие деньги.
   – Это главное, но не единственное условие, майор. Я, наверное, выйду замуж за богача, а потом заведу любовника.
   – Только одного?
   – Ну почему же, вовсе не обязательно. Но пусть будет один за раз, – пояснила она, задумчиво выпячивая губки, и тут же решила, что лучше переменить тему. – А где живет ваша семья?
   – В Нортумберленде. В двадцати милях от Чевиот Хилз.
   – Неужели? Нет, правда? Но это же почти…
   – Почти в Шотландии? Совершенно верно. Вот потому-то я так тебе и нравлюсь, Кэт.
   – И вовсе вы мне не нравитесь.
   – Что?! Ты ранишь меня в самое сердце. А почему я тебе не нравлюсь?
   «Потому что ты англичанин», – чуть было не ляпнула Кэтрин.
   – Потому что вы везете меня туда, куда мне вовсе не хочется ехать, – капризно сказала она вслух.
   – Ах вот оно что, – печально улыбнулся Бэрк.
   – А вы небось учились во всяких модных школах?
   Ей было намного спокойнее на душе, когда он отвечал, а не спрашивал.
   – Да.
   – Вы любите важничать?
   – Важничать? – удивленно переспросил Бэрк. – С чего ты взяла?
   – Да так просто.
   Ей пришлось спрятать улыбку. Он смотрел на нее сверху вниз, даже не понимая, какой у него при этом заносчивый вид.
   – Я никогда всерьез над этим не задумывался, – честно признался Бэрк. – А теперь оставим это, Кэт, мне надо спросить тебя о чем-то действительно важном.
   – Ладно, – обреченно вздохнула она. – Раз надо, значит, надо. Валяйте, майор Бэрк.
   Они ехали рядышком, потому что дорога расширилась, нырнув в долину, усеянную валунами и поросшую папоротником. Кэтрин бросила на Бэрка вопросительный взгляд, мысленно приготовившись разливаться соловьем о своем трудном детстве, беспутном отрочестве и загубленной юности.
   – Прежде всего, – деловито начал Бэрк, – берешь ли ты деньги с мужчин, с которыми спишь? А, Кэт? Или у тебя есть «покровители», которые тебя содержат в обмен на твои услуги?
   Кэтрин открыла рот, но не издала ни звука. На сей раз она была так потрясена, что даже не покраснела. Устремив на Бэрка пытливый взгляд, она попыталась найти в его лице хоть какой-то знак, который подсказал бы ей, что он шутит, но так ничего и не обнаружив, она отвернулась и уставилась на каменистую дорогу прямо перед собой. Через мгновение она выпалила первое, что пришло в голову:
   – У меня бывали всякие мужчины. И такие и сякие.
   – Понятно. Ну, а когда такие, а не сякие, когда речь идет о случайной короткой встрече, сколько ты берешь? Каковы твои ставки?
   Девушка рассмеялась нервным коротким смешком.
   – Ну… по-разному бывает.
   Бэрк не сводил с нее взгляда.
   – К примеру?
   – Это зависит от обстоятельств. Понимаете, мне приходится учитывать разные вещи, о которых вы понятия не имеете.
   – Конечно, не имею. Потому и спрашиваю.
   – Да-да, разумеется. Ну что ж, все зависит от человека, не так ли? И от того, какой у меня настрой. Кто, где, в какое время, ну вы понимаете, – проговорила она почти бессвязно.
   – Ну хоть примерную сумму назови, Кэт. Чтобы я мог себе представить.
   Кэтрин стала лихорадочно соображать. Сумму! Боже милостивый, да откуда же ей знать, сколько проститутки берут с клиентов?
   – Трудно сказать, майор Бэрк. – Она изо всех сил старалась выиграть время.
   – Ну хорошо, хотя бы от и до.
   – От и до? Ну что ж… – В голове у нее было пусто. – Где-то от десяти до двадцати фунтов.
   – От десяти до двадцати фунтов?
   – Я хотела сказать гиней. От десяти до двадцати гиней.[18] – Как я уже говорила, по-разному бывает.
   – Да, конечно.
   Ей не хватило мужества поднять глаза и посмотреть, как он воспринял ее слова. Наступила продолжительная пауза. Казалось, Бэрк обдумывает услышанное.
   – Мои вопросы, наверное, кажутся тебе слишком личными, но надеюсь, ты понимаешь, почему мне приходится их задавать. Видишь ли, я должен основательно во всем разобраться.
   Его слова прозвучали как-то уж слишком рассудительно, а тон, которым они были произнесены, показался ей чересчур сочувственным, поэтому Кэтрин не поверила, что он говорит всерьез, однако высказывать свои соображения вслух, конечно, не стала.
   – Сколько у тебя было мужчин, как ты думаешь? Хоть примерно. Ты, разумеется, еще молода, так что…
   – Дюжины! Сотни!
   Она на секунду задумалась, потом решительно повторила:
   – Дюжины.
   – Неужели?
   На сей раз в его глазах точно мелькнул какой-то подозрительный огонек, ей удалось его подметить за миг до того, как Бэрк наклонился, чтобы смахнуть с полы куртки прилипший комочек грязи.
   – Зачем вы задаете мне все эти вопросы? – настороженно спросила Кэтрин.
   Он уставился на нее с видом воплощенной невинности.
   – Как это «зачем», Кэт? Разумеется, чтобы выяснить, насколько правдива твоя история. Неужели ты думаешь, что мною руководят одни только привходящие соображения?
   Ему удалось ее смутить, но ей хватило ума ответить:
   – Понятия не имею, что такое «привходящие соображения».
   – Я и не ждал, что ты поймешь. Ладно, Кэт, последний вопрос. Сколько поз ты знаешь?
   Девушка взглянула на него в недоумении. Поз? О чем это он толкует? И вдруг до нее дошло. Не иначе, как по наитию, она поняла суть вопроса и отвернулась, чувствуя, что щеки пылают огнем. Пришлось сделать глубокий вдох и лишь потом вновь повернуться к нему лицом.
   – Майор Бэрк, – заговорила она ровным голосом, – я знаю столько поз, сколько вам и во сне не снилось за всю вашу жизнь.
   Она так долго не сводила с него глаз, что наконец-то ему первому пришлось отвернуться. Но Кэтрин успела заметить, как раздулись его ноздри, а смуглое лицо едва заметно потемнело от прилившей краски, и поняла, что на сей раз одержала победу. Осмелев, она сама продолжила разговор, минуту назад казавшийся ей пыткой.
   – Вы считали меня застенчивой и неловкой, не правда ли? Я не смогла сразу ответить на ваши вопросы, и вы сочли меня неопытной, так ведь? Что ж, позвольте вас просветить, майор Бэрк. На свете есть немало мужчин, готовых выложить вдвое, а то и втрое больше против обычного за подобную наивность. Представьте себе, в моем ремесле невинность хорошо окупается.
   О, как приятно наконец-то увидеть замешательство, написанное на его лице вместо того, чтобы ощущать его на своем собственном! И гнев тоже. Кэтрин заметила, как он взбешен, и невольно спросила себя, чем это вызвано. Не говоря ни слова, он пришпорил лошадь и вырвался вперед. Полная победа! Она не стала задумываться над тем, почему эта победа доставила так мало радости ей самой.
   Они преодолели немалое расстояние за этот день, но с каждой милей на душе у Кэтрин становилось все тяжелее. Одержать победу над Бэрком в словесном поединке – это, конечно, прекрасно, но приходилось считаться с печальной действительностью: если продержится хорошая погода, уже через сутки они достигнут Ланкастера, а там Бэрк передаст ее в другие руки, и ей надо будет убеждать новых, совершенно незнакомых людей в том, что она шлюха, а не лазутчица якобитов. Девушка ощутила настоятельную потребность незамедлительно что-то предпринять. Оуэн Кэткарт и Юэн Макнаб не торопились прийти ей на выручку, это было ясно как Божий день. Значит, она должна сама о себе позаботиться. Полковник Денхольм говорил, что Бэрк пользуется влиянием у военных властей в Ланкастере. Она сделала все, от нее зависящее, все, что могла и готова была сделать, чтобы заставить его дать благоприятный отзыв о себе. Но вот если бы ей удалось уговорить его отпустить ее прямо сейчас, тогда бы и благоприятный отзыв не понадобился. Если бы он ее отпустил… Но что могло бы его подвигнуть на столь великодушный поступок?
   В этот момент они подъехали к зажатой между утесами долине. Вокруг не было ни души, слышалось лишь нестройное журчание горных ручьев, сбегавших по крутым склонам, испещренным овечьими тропами. Поросшая мягкой травой долина была довольно ровной, с противоположного конца ее замыкали два холма, сторожившие узкий проход. Кэтрин вспомнила широкий луг в поместье Дарраф, где они с Рори и Майклом когда-то устраивали скачки наперегонки. Тут ее осенило.
   – Майор Бэрк! – окликнула Кэтрин.
   Ему пришлось натянуть поводья и подождать, пока она не поравняется с ним. Больше часа они провели в полном молчании, и теперь лицо майора показалось ей лишенным всякого выражения.
   – У меня к вам предложение.
   Кэтрин опять покраснела, увидев, как искривились в ухмылке его губы, а в холодных голубых глазах загорелся торжествующий огонек понимания. Вот ублюдок! Да кто он такой, чтобы решать ее судьбу!
   – Это не то, что вы подумали, – резко пояснила она. – Это пари.
   – Пари? – переспросил он с любопытством.
   – Вы же кавалерист. Наверняка считаете себя хорошим наездником. Должна признать, что лошадью вы управляете вполне сносно.
   – Какой изысканный комплимент! Прими мою признательность.
   – Вы же ничем особенно не рискуете, заключив пари, что придете первым на своем скакуне вон к тому концу долины, где смыкаются два холма, верно?
   Быстро оценив расстояние, Бэрк перевел взгляд на Кэтрин и ее кобылу.
   – Верно, – согласился он с легкой пренебрежительной улыбкой, – вряд ли я рискнул бы многим, согласившись на такие условия. Но в чем заключается пари, Кэт? Что ты выиграешь, если я проиграю?
   – Мою свободу!
   Ей не удалось сдержать страсть, прорвавшуюся в голосе.
   – Если я выиграю, вы меня отпустите!
   – Но Кэт, – мягко возразил Бэрк, – я же, кажется, ясно дал понять: есть только один способ убедить меня, что ты заслуживаешь свободы.
   – Я думала, вы шутите, – прошептала она едва слышно.
   – Вот как?
   Он взглянул на полуоткрытые губы и розовеющие щеки, отметил про себя испуг, отразившийся в бирюзовой глубине ее ясных глаз, потом перевел взгляд на ее грудь: на мягкие округлые изгибы, подчеркнутые низким вырезом платья и щедро обнажившиеся под распахнутым плащом. Ее правая нога была перекинута через луку седла; юбки скрывали от взгляда очертания ног, но он прекрасно помнил с прошлой ночи, какие они длинные, стройные и гладкие.
   – Вы это серьезно? – спросила она прерывающимся голосом, возвращая его к действительности.
   – Я всегда говорю серьезно, – невозмутимо ответил Бэрк.
   Нетрудно было догадаться, о чем она думает. Буря сомнений и противоречий бросила тень на ее прелестное личико. Смотреть на нее было наслаждением: все ее мысли с неумолимой ясностью отражались в подвижных и выразительных чертах лица.
   Но вот она приняла решение.
   – Я скорее буду гнить в тюрьме до конца своих дней, чем доставлю вам такое удовольствие! – с чувством заявила Кэтрин.
   Бэрк остался по-прежнему невозмутим.
   – Неужели, Кэт? Даже если я пообещаю приложить все усилия, чтобы ты тоже осталась довольна?
   – Ха! – фыркнула она в ответ. – Я в этом сильно сомневаюсь.
   – И напрасно, любовь моя. Не стоит делать столь поспешные выводы.
   Блеск в его глазах приводил ее в бешенство. Кэтрин решила испробовать иной подход.
   – Да вы просто боитесь проиграть скачку, – бросила она с презрением. – Для вас невыносима сама мысль о том, что женщина может одержать над вами верх, вот вы и не желаете рисковать, как последний трус!
   Эти слова заставили его расхохотаться от души.
   – Ладно, милая Кэт, можешь считать, что стрела, пущенная в мое мужское достоинство, достигла цели. Я уязвлен! Ты поразила меня в самое сердце! Но скажи мне только одно: мне-то какая корысть от этой скачки? Ты получаешь свободу, но вдруг повезет мне? Что же тогда получу я?
   Об этом она не подумала. Что она может ему предложить? В голову ничего не приходило.
   – Это должно быть нечто очень ценное, тебе не кажется? Что-то сравнимое по стоимости с твоей свободой. М-м-м… – Бэрк задумчиво провел рукой по подбородку. – Ладно, давай сначала проведем скачку. Если я выиграю, то сам назначу себе приз. Ну как, ты готова?
   Конечно, в таком уговоре зиял опаснейший пробел, но Кэтрин уже убедила себя, что эта скачка – ее единственный путь к спасению, к тому же она была настолько уверена в своем умении управлять лошадью, что напрочь отмела возможность проигрыша.
   – Да, я готова, – с яростью бросила она в ответ.
   В полумиле от них холмы сходились, образуя узкое ущелье. Кэтрин всмотрелась в даль.
   – Видите ту цепочку деревьев? Вон там, слева? Первое дерево послужит нам финишным столбом. Там и закончится скачка. Согласны?
   – Согласен.
   Расстегнув плащ, она швырнула его на сухой валун.
   Бэрк спешился, чтобы стреножить вьючную лошадь, затем освободился от своего плаща, бросив его на тот же камень, и вновь вскочил в седло. Все его движения были неторопливыми и свободными, на губах играла легкая улыбка предвкушения победы. В отличие от него Кэтрин вся собралась, как взведенная пружина, ее глаза горели от возбуждения, а подбородок решительно выдвинулся вперед. Она старательно выровняла лошадь, следя за тем, чтобы передние ноги жеребца не были ни на дюйм ближе к финишу, чем копыта ее кобылы. Бэрк еле-еле удерживался от смеха. Он открыто усмехнулся, когда она перебросила правую ногу через шею лошади и села по-мужски. На один миг, краткий, но захватывающий, в воздухе мелькнула белая голень и тотчас же исчезла в ворохе кружев. Это было восхитительное зрелище.
   – Я дам тебе фору, поскольку у тебя только одно стремя, – великодушно предложил Бэрк.
   В его голубых глазах мерцал озорной огонек. Кэтрин хотела было отказаться, но благоразумие одержало верх над гордостью.
   – Ладно, но только вон до той черной скалы, – согласилась она, указывая вперед. – Вы готовы?
   Девушка оглянулась. Бэрк закатал рукава рубашки и сбросил шейный платок. На мгновение ей стало страшно при виде его мускулистых рук и мощных ног, словно второй кожей обтянутых черными панталонами, сжавших бока жеребца. Но нахальное, самоуверенное выражение на его надменном лице взбесило ее до чертиков, и она ощутила утроенное желание победить. Устремив взгляд вперед, Кэтрин покрепче стиснула поводья длинными сильными пальцами.
   – Всегда к твоим услугам, Кэт, – протянул Бэрк.
   Она сделала глубокий вдох, потом с размаху всадила пятки обутых в сапожки ног в бока кобылы, одновременно шлепнув ее по крупу, и они понеслись стрелой.
   За десять шагов Кэтрин достигла черной скалы и, не удержавшись от искушения, обернулась, чтобы проверить, не обманул ли ее Бэрк на старте. Оказалось, что он сдержал слово, но при первом же прыжке могучие передние ноги его скакуна покрыли едва ли не половину разделявшего их расстояния. Подавляя охватившую ее паническая дрожь, девушка сосредоточила все свое внимание на беге кобылы. Она низко нагнулась над шеей лошади и принялась торопить ее, нашептывая на ухо заманчивые обещания. Кобыла откликнулась новым мощным броском вперед, и они преодолели крутые берега быстрого горного ручья с такой легкостью, словно летели на крыльях. Земля стремительно неслась навстречу размытым пятном. Какая чудная кобыла, восторженно подумала Кэтрин. Преодолев больше половины расстояния, отделявшего ее от цели, она вновь позволила себе оглянуться, и ее ликующее сердце птицей взмыло вверх: Бэрк остался далеко позади! Ветер сорвал ленточку с ее волос, и тяжелые локоны заструились у нее по спине золотисто-рыжим водопадом. Она готова была рассмеяться в голос от охватившего ее ощущения счастья. Еще немного, и она будет свободна. Свободна! Как ей поступить? Ехать вперед, не оглядываясь, или остановиться и попрощаться с майором? Наверное, стоит остановиться хотя бы ради того, чтобы посмотреть, какое у него будет лицо, когда… Краем глаза Кэтрин заметила нечто, заставившее ее обернуться. Силы небесные, Бэрк оказался не далее, как в двенадцати футах у нее за спиной! С яростным воплем она попыталась пустить кобылу еще более быстрым галопом, но бедная лошадка уже выдала все, на что была способна, и сил у нее в запасе не осталось. Медленно, но неумолимо ее преимущество стало сокращаться, и наконец Бэрк в надувшейся, как парус, белой рубашке опередил ее в тот самый миг, когда она была уже почти у самой цепочки буковых деревьев, обозначавших финишную линию.
   Разочарование обрушилось на нее столь мощной волной, что Кэтрин едва усидела в седле. Из-под век невольно запросились слезы, но она сердито смигнула их. Победа была так близка! Невыносимо было думать, что всего несколько футов английской земли отделяют свободу от плена… Боже, до чего же это несправедливо!
   Когда Бэрк повернул своего коня и опять подъехал к ней, ей стоило большого труда не выплеснуть на него душившие ее проклятия. Лучше умереть, чем показать ему, как сокрушительна для нее эта потеря.
   Отделенные друг от друга шестью футами поросшей мхом земли, они сидели на лошадях, тяжело дыша и обмениваясь недоверчивыми взглядами.
   – Я выиграл, – сказал Бэрк, хотя это и так было ясно.
   Только тут Кэтрин вдруг вспомнила о второй половине пари. Горечь разочарования мгновенно растворилась перед лицом новой угрозы. Она взглянула на него, внезапно осознав, как чувствует себя кролик, попавший в силки.
   – Слезай с лошади.
   Это прозвучало как приказ. Ей очень хотелось отказаться, но тогда он сразу понял бы, что она его боится, а она не желала признаваться в этом даже себе самой.