Страница:
И против этого необходимо возражать: сталинский словарь не потерпел никакого банкротства. Он победил и побеждает. Различное отношение ученого к двум тоталитарным языкам – понимание вреда, нанесенного гитлеризмом немецкому языку, и непонимание вреда, наносимого советским языком русскому – убедительнейшее свидетельство могущества советского языка. Кажется странным, почему не пострадал язык, на котором отдавались приказы о пытках в советских тюрьмах, о расстрелах в советских лагерях, о ликвидации миллионов "кулаков" и т. д. и т. п.
В условиях логократии язык разрушается. С каждым годом все больше. Оптимисты верят: бабушки сохраняют русский язык. Но сегодняшние бабушки выросли уже в логократии: в 30-е годы они были комсомолками и учили азбуку советского языка. Время действия советского языка, появление поколений, для которых живой язык будет становиться только мертвым языком старинных книг, грозит победой советского языка. И, следовательно, трансформацией сознания, победой жителя утопии над человеком.
Нет сомнения – между живым языком и советским идет борьба. Живой язык сопротивляется. Важный очаг сопротивления – русская классическая литература: ее изучают в школе, ее читают. Но "изучение" идет уже на советском языке. К тому же, как признают официальные источники, "сегодняшнее поколение вырастает почти вне классики… Прежде всего потому, что преподавание литературы в школе ведется не всегда на уровне удовлетворительном".49
При публикации классической литературы комментируют, обстругивают, интерпретируют, укладывая в рамки советского менталитета. Формой сопротивления в общении между людьми стал матерный язык. Русский язык всегда был очень богат ругательствами, которые служили украшением, либо средством выражения неумеренных эмоций. Теперь мат стал универсальной формой общения: им пользуются члены ЦК и беспартийные, пьяные и трезвые, женщины и дети, молодые и старики, интеллигенты и колхозники. Бросая вызов советскому языку, мат одновременно разрушает русский язык, безмерно ограничивая его словарь неизбежно примитивизируя выражаемые чувства.
После смерти Сталина, в эпоху "оттепели", многие писатели взяли на себя задачу спасения русского языка, первым среди них был Александр Солженицын. Солженицын стремится восстановить словарное богатство русского языка -он обращается к словарю Даля, использует слова, обороты, вышедшие или выкинутые из обращения. Деревенские писатели ищут противоядия в диалектальных формах, в языке писателей далеких от центра областей. Важным оружием борьбы с наступающим советским языком является сатира. Сатирики – В. Ерофеев, В. Войнович, А. Синявский, Юз Алешковский – стремятся взорвать советское слово-сентон, разоблачить лозунг-клише, сломать клетку, в которую заключена фраза. Сатирические приемы очень удачно использовали А. Солженицын, В. Максимов, Ю. Домбровский, Г. Владимов. Не случайно эти писатели – и их произведения – изгнаны из официальной литературы: сатира – страшный враг тоталитарного языка.
Сила советского языка в том, что будучи инструментом трансформации человека, он является средством коммуникации между "верхом" и "низом", властью и управляемыми, является системой, знаки которой одинаково воспринимаются как "наверху", так и "внизу". Логократы и реципиенты слова в одинаковой степени находятся в магическом кругу воздействия советского языка. В советской логократии нет авгуров, которые, используя оружие слова, были бы защищены от его воздействия. Все живут и действуют в кругу советского словаря, советских штампов мышления. Руководители и руководимые одинаково убеждены в опасности врагов, которых первые создают, чтобы пугать вторых.
Создание логократии стало возможным только благодаря активному участию в творении советского языка деятелей культуры. Эрнст Неизвестный обнаружил на советском Олимпе "красненьких", которые "никогда не ошибаются" и "зелененьких", которые превращают мычанье "красненьких" в членораздельную речь.50 Так работает система ЦК партии – мозг страны. Понятие "зелененьких", которое Неизвестный применяет к "референтам ЦК" следует значительно расширить. В роли "зелененького" выступал М. Горький, превративший в "членораздельную речь" множество идей Сталина, С. Эйзенштейн и другие гениальные, талантливые, менее талантливые и бездарные писатели, художники, музыканты, театральные и кинорежиссеры. Э. Неизвестный, великолепно понимающий характер системы, рассказывает с достойной восхищения откровенностью, как он помогал референтам ЦК готовить доклад для одного из "красненьких", ехавшего за границу. Неизвестный туманно объясняет причину своего поведения, говоря, в частности, о том, что "где кончаются интересы власти – и где начинаются интересы России, вопрос очень сложный".51 Он мог бы, видимо, добавить, что ему льстила сопричастность к Власти.
Советский язык – и в этом его сила – создает иллюзию симбиоза между властью и управляемыми, рождает чувство единства по отношению к внешнему миру. Советский язык становится отличительной чертой "своих", которые – в отличие от "иностранцев" – способны понимать "с полуслова", "между строк". Власть становится родной, ее противники – врагами. "Диссиденты" начинают говорить на советском языке.
Леонид Брежнев был возмущен "изменой" Дубчека, увидев ее прежде всего в том, что Генеральный Секретарь ЧКП стал говорить "иначе": "Еще в январе я сделал несколько замечаний к твоему выступлению – упрекал Брежнев Дубчека, – я обратил твое внимание на то, что некоторые формулировки неверны. А ты их оставил! Да разве можно так работать?"52 Дубчек, окончивший советскую партийную школу, совершил тягчайшее преступление – изменил Слову.
В 1914 г. Франц Кафка написал рассказ В исправительной колонии. В непонятном, поразительном прозрении он увидел то, что случится в будущем. Рассказ Кафки можно рассматривать, как гениальную параболу советского языка. В исправительной колонии применяется только одна форма наказания: особая машина выкалывает на теле осужденного приговор. Заключенному не объявляют приговора, он, по выражению офицера-палача, "узнает его собственным телом", Приговор пишется на бумаге, а потом переводится на тело, особыми буквами: "… Эти буквы не могут быть простыми, ведь они должны убивать не сразу, а в среднем через 12 часов; переломный час по расчету – шестой. Поэтому надпись в собственном смысле слова должна быть украшена множеством узоров…" После 6 часов непрерывных уколов приходит то, что офицер-палач называет "переломный час": "… осужденный начинает разбирать надпись, он сосредоточивается, как бы прислушиваясь… осужденный разбирает ее своими ранами. Конечно, это большая работа, и ему требуется 6 часов для ее завершения. А потом борона целиком протыкает его и выбрасывает в яму…"
Вот так, укол за уколом сопровождая узорами, советский язык рисует на теле и в мозгу людей надпись, подготовленную логократами. Их цель – не прямое убийство, как в исправительной колонии, но – переделка человека.
В одной из самых страшных и самых значительных книг двадцатого века, в Колымских рассказах Варлама Шаламова, последний рассказ называется Сентенция. Умиравшего от голода и непосильной работы героя чудом перевели на легкую работу. И человек начинает оживать. Шаламова бесстрашием великого писателя рассказывает, как возвращается человек к жизни. К нему возвращаются чувства – злость, бесстрашие, страх, жалость. Умиравший человек ограничивался словарем, состоявшим из нескольких самых необходимых слов. И вдруг к нему приходит слово: Сентенция. Он не знает его смысла, не помнит. Только через неделю он вспоминает значение слова "сентенция". Слово, которое стало для умиравшего человека признаком возрождения, означало – приговор. Как в рассказе Кафки – осужденный разбирает приговор своим телом. Радость, которую испытывает герой рассказа Шаламова, поняв смысл слова "сентенция", напоминает чувства осужденного в исправительной колонии: "Но как затихает преступник на шестом часу. Просветление мысли наступает и у самых тупых. Это начинается вокруг глаз. И оттуда распространяется… осужденный начинает разбирать надпись".
Человек начинает понимать советский язык. Он становится жителем Утопии.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Уинстон Смит: Я знаю, что вы проиграете. Есть что-то такое в космосе… некий дух, некие вечные законы, которых вам никогда не преступить.
О'Брайен: Что это за законы?
Уинстон Смит: Не знаю. Дух человека.
О'Брайен: А самого себя вы считаете человеком?
Уинстон Смит: Да.
О'Брайен: Если вы и человек, Уинстон, то вы последний человек. Вы из породы вымирающих; мы идем на смену вам.
Джордж Орвелл
Разговор между идеологом внутренней партии О'Брайеном и обитателем Океании Уинстоном Смитом происходил в 1984 году. В истории государства, описанного Орвеллом, это был ничем не примечательный год, ступенька на пути к 2050 году, когда, наконец, после окончательного перехода на новояз, должна будет навсегда исчезнуть память о прошлом человечества. В романе английского писателя машина побеждает, государство убивает человека, превращает его в винтик. По мнению Орвелла, писавшего свой роман в конце 40-х годов, сто лет обработки были достаточным сроком.
Семь десятилетий – после победы Октября – человеческое общество, человек, как индивидуум, подвергаются невиданно интенсивной, концентрированной, планомерной атаке тоталитарного советского государства. Можно подвести некоторые итоги: достигнуты значительные успехи, но Цель еще не достигнута. Нельзя еще дать окончательного ответа на вопрос, поставленный Орвеллом за десять лет до написания 1984, накануне войны: "Можно ли вывести породу человека, которому не нужна свобода, как вывели породу безрогих коров?" Орвелл признавал, что инквизиции это не удалось, но добавлял, что она не располагала ресурсами современного государства: "Радио, цензура печати, стандартизированное образование и тайная полиция все изменили. Массовое внушение – наука минувших двадцати лет и мы не знаем, насколько оно может быть успешным".1 Это было написано в 1939 г. и сегодня – почти полвека спустя – мы знаем, каких успехов добилась техника массового внушения, в особенности, когда ею пользуется тоталитарное государство.
Годы обработки человеческого материала дали результаты. Один из важнейших итогов процесса формирования советского человека – потеря представления о границах между властью и подчиненными, между "ими" и "нами". Это связано с тем, что партия насчитывает (1983) более 18 миллионов членов, что до предела иерархизованное общество дает множеству больших, средних, мелких и мельчайших "начальников" крупицы власти, состоящей в возможности отказать, не дать, не допустить, помешать. украсть, получить или дать взятку. Это связано с тем, что интеллектуальная элита страны – деятели культуры, ученые – срослась с аппаратом власти, служит только ему.
Уникальность советской системы, усилия, направленные на сокрытие ее подлинного характера, привели к тому, что каждое десятилетие заново открывается "тайна" власти в СССР. Причем открытия делают как внутри, так и за пределами Советского Союза. В 1919 г. Ленин обнаружил, что "рабочее государство", которое он строил, страдает "бюрократическим уклоном". Троцкий – после отлучения от власти – обнаружил, что она принадлежит "бюрократическому аппарату". В 1953 г. Г. Маленков потерпел поражение в борьбе за власть, ибо полагал, что ее "центр" находится в совете министров, а не в ЦК. Неудивительно, что западные политологи и государственные деятели не перестают, несмотря на разочарования, ожидать Годо – подлинного демократа и либерала на посту генерального секретаря ЦК: если не Сталин, то Андропов, или тот, кто, наконец, придет…
Прозрачность барьера между властью, теми, кто держит в своих руках штурвал Машины, и винтиками, обладающими возможностью двигаться в пределах зазора, – один из важнейших итогов обработки человека. Власть добилась того, что к ней идут жаловаться на условия существования, ею созданные. В дореволюционной России граница между "верхами" и "низами", как в каждом нормальном государстве, была очевидной и бесспорной. Эмигранты из нацистской Германии не стеснялись называть себя антифашистами. Это было очевидностью: гитлеровскую Германию покидали враги режима. Эмигранты из СССР, как правило, не называют себя ни антикоммунистами, ни антисоветчиками. Для них оба эти слова заряжены отрицательным содержанием. Покинув советскую зону, они ощущают тоску по несвободе, по Машине, в которой – в роли винтиков – они чувствовали себя безопасно.
Процесс выработки винтиков из человеческого материала длится уже 70 лет. Он длится всего 70 лет. Советская система, предложившая после своего рождения модель революции всему миру, отнюдь не утратила своей привлекательности, после того, как, достигнув зрелости, она предлагает миру модель власти. Ошибаются те, кто, тоскуя по революционному огню, по юношескому энтузиазму идеологии, считают, что растеряв огонь и энтузиазм, система стала слабее. Она стала сильнее. Мир, ищущий политические формы, теряя доверие к демократии, может увидеть чудо: страна, оставаясь нищей, становится супер-державой, обладающей ядерным авторитетом, который дает ей право решать судьбу земного шара. Эта чудесная страна предлагает всем желающим тайну успеха – модель простую и безотказную, как автомат Калашникова: единая партия, привилегии для правящего слоя, техника воспитания граждан, которые довольствуются тем, что им дает любящая и охраняющая их Партия и Вождь. Если бы Гвинея Секу Type обладала ядерными ракетами – она могла бы стать идеальным образцом советской системы. Нацизм ограничивал сферу влияния своей системы зоной распространения "арийской" расы. Марксизм-ленинизм предлагает универсальную модель.
Успехи советской системы, распространение ее модели, языка, рождают миф о ее непобедимости. Евгений Замятин первым – в романе Мы – сформулировал закон Единого государства: тоталитарная система может существовать только при условии превращения обитателей утопии в винтики, в нумера, как назвал их писатель. В романе Замятина государство одерживает окончательную победу, произведя каждому жителю небольшую операцию: удаление из мозга узелка "фантазии". В 1984 Уинстону Смиту страшными пытками удаляют чувство любви к женщине – тогда он становится винтиком: он любит Старшего Брата.
В начале 80-х годов, через 60 лет после Замятина, через 30 лет после Орвелла, раздался голос "из чрева кита" – Александр Зиновьев рассказал о мыслях, чувствах и желаниях Гомо Советикуса. Логик и писатель Александр Зиновьев не отделяет себя от продукта советской системы. Он объявляет: "Я сам есть гомосос".2 Говоря от своего имени, то есть от имени советского человека, то есть от имени всех советских людей, Александр Зиновьев слово в слово повторяет то, что говорил О'Брайен Уинстону Смиту. Идеолог внутренней партии утверждал: "Партию свергнуть нельзя. Ее власть вечна".3 Зиновьев настаивает: "Советское общество не может быть разрушено и через тысячу лет… Советская система будет существовать до конца человеческой истории".4
О'Брайен смеется над возможностью бунта пролетариев или рабов: "Выкиньте это из головы. Они бессильны, как животные. Человечество – это Партия. Все, кто вне ее, в расчет не принимаются".5 Зиновьев объясняет: "Внутренний протест нельзя себе представить. Вы, видимо, не представляете, до какой степени советское общество пассивно и контролируемо… Наш народ покорился. Он равнодушен".6 Объяснение, которое дает Зиновьев, научно: советская система будет существовать вечно, ибо она соответствует законам истории и законам природы. Естественно, что Гомо советикус, послушный законам государства, не решается посягнуть на законы природы и истории. И настаивает, что никто никогда этого не сможет.
Рождение "Солидарности" в Польше было революцией, ибо подтвердило возможность бунта против "законов". Революционный характер польских событий 1980-81 годов прежде всего в том, что потерял прозрачность забор, отделявший власть и подвластных. Пропасть между ними, "красными", как стали их называть поляки, и "нами", обществом, сделалась очевидной.
История дает множество примеров гибели могучих империй, которые еще вчера казались незыблемыми. Разные причины – внешние и внутренние – становились началом конца "вечных" государств. В конце двадцатого века мир стоит на пороге новой технической революции: в развитых странах происходит переход от индустриального общества к информативному. Советская система не может совершить этот переход: общедоступность информации будет ее гибелью. Что произойдет, если невиданные возможности новой технологии взорвут магический круг, в котором заключены советские люди, если они увидят и услышат, как плохо они живут? Советская система должна искать способы приспособления к технической революции, ибо иначе супердержава станет все больше отставать в военном отношении, становиться все слабее: пошатнется легитимность власти, как "защитника" страны, будет уязвлена гордость бывшего могучего государства, которая десятилетиями компенсировала лишения и нищету.
Дилемма, порожденная технической революцией конца двадцатого века, одно из выражений главной антиномии, содержащейся в самом Плане, в самом проекте сотворения Утопии и превращения человека в винтик. Процесс формирования Гомо советикус может быть завершен только в условиях полной и окончательной победы советской системы во всем мире. Существование внешнего мира, "заграницы" – не только вечный соблазн, но и свидетельство слабости "единственно правильного учения", власть которого основана только на его силе. Опасность "капиталистического окружения", о которой так любят говорить советские идеологи, это – угроза процессу переделки человека. Ликвидация внешнего мира – непременное условие окончательной победы над человеком. Остановка продвижения советской системы по планете даст возможность остановить процесс формирования винтиков, без которых не может существовать Машина, и которые могут существовать только будучи деталями Машины.
На пороге третьего тысячелетия судьба мира зависит от ответа на вопрос: возможно или невозможно переделать человека.
1983-1984
1 Н. Бухарин, Программа РКП (начало 1917)
2 А. И. Герцен, Собрание сочинений, т. 16, с. 28
3 М. Горький, Несвоевременные мысли. Париж 1971, с. 102 – 7 (20).11.1917
4 Там же, с. 113 – 10 (23).11.1917
5 Там же, с. 130 – 10 (23).12.1917
6 Там же, с. 147 – 5.1.1918
7 Там же, с. 236 – 26.5.1918
8 Там же, с. 259 – 6.6.1918
9 Там же
10 Там же, с. 131 – 10(23).12.1917
11 Галина Николаева, Черты будущего. – Правда, 7.1.1949
12 Юрий Трифонов, Студенты. М. 1956, с. 369
13 /Коллектив авторов,/ Советские люди. М. 1974, с. 3
14 Правда. 25.2.1976
15 Правда, 15.10.1981
16 Правда, 15.6.1983
17 Эдуард Кузнецов, Дневники. Париж 1973
18 Александр Зиновьев, Гомо советикус, Лозанна 1982
19 Правда, 18.10.1961
20 Евгений Замятин, Мы. Нью-Йорк 1967, с. 100
21 Le Monde, 1.9.1982
22 Le Monde, 4.2.1983
23 Le Monde, 20.8.1975
24 Le Monde, 27.4.1976
25 ЧЕ-КА. Материалы по деятельности чрезвычайных комиссии. Предисловие Виктора Чернова. Берлин 1922
2. ЭСКИЗ ПОРТРЕТА
1 Игорь Шафаревич, Социализм как явление мировой истории. Париж 1977,с. 374
2 Малая Советская Энциклопедия. М. 1930, т. 1, с. 287
3 Полный текст прокламации в: М. Лемке, Политические процессы в России 1860-х г. 2 изд. М. 1923, с. 510-518
4 М. Н. Покровский, Корни большевизма в русской истории. В: 25 лет РКП (большевиков), Издательство Октябрь. Тверь 1923,с. 24
5 М. Горький, Собрание сочинений в 30 томах. М. 1953, т. 25, с. 226
6 А. Аненская, Из прошлых лет. В: Русское богатство, 1913, кн. 1. С.63
7 П. Н. Ткачев, Избранные сочинения на социально-политические темы. М. 1932, т. 3, с. 220-229
8 Там же, т. 1, с. 174
9 А. Аросев, От Желтой реки. М. 1927, с. 138-139
10 П. Н. Ткачев, т. 1,с. 195
11 Cahiers du Monde Russe et Sovietique, 1966, No. 4
12 Н. Пирумова, М. Бакунин или С. Нечаев? – Прометей, 1968, 5, с.178
13 С этого времени слово "партия" начинает принимать современное значение. В 70-е годы, когда возникают первые террористические организации, рождается слово "партионцы", которое в начале века превратится в "партийцы".
14 George Orwell, The Collected Essays… N.Y, 1968, vol. 4, p. 21
15 Н. Г. Чернышевский, Что делать? М. 1970, с. 251-271
16 Там же, с. 260
17 И. С. Тургенев, Собрание сочинений в 12 томах, Т. 8, с. 478
18 Ф. М. Достоевский, Собрание сочинений в 10 томах. М. 1956, т. 4, с. 159
19 Н. Бердяев, Философская истина и интеллигентская правда. В: Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. М. 1909, с. 8
20 Л. Пантелеев, Из воспоминаний прошлого. М.-Л. 1934, т, 1, с. 53, 56,58
21 Н. Валентинов, Встречи с Лениным. Нью-Йорк 1953, с. 103
22 М. Н. Покровский, Корни большевизма в русской истории. Ор. cit.
23 В. Бонч-Бруевич, Ленин о художественной литературе. В: Тридцать дней. М. 1934, 1, с. 19
24 П. Н. Ткачев, Народ и революция. В: Избр. соч. М.1932, т. 3
25 Александр Гамбаров, В спорах о Нечаеве. М. 1926, с. 123
26 В. Бонч-Бруевич. Ленин о художественной литературе, с. 18
3. HOMO SOVIETICUS SUM
1 Правда, 25.12.1918
2 Максимилиан Волошин. "Северовосток". Пути России. – Эхо, 1969, с.43
3 Bertrand Russell, The Practice and Theory of Bolshevism. London 1920, p. 131
4 И. Бердяев, Новое средневековье. Размышления о судьбах России и Европы. Берлин 1924, с. 94
5 В. Афанасьев, Об управлении идеологической сферой в социалистическом обществе, – Коммунист, 1975, № 12
6 Андрей Платонов, Город Градов. В: Избранные произведения в двух томах. М. 1978, т. 1, с. 297
7 Альбрехт Рис Вильямс, Путешествие в революцию. М. 1972, с. 131. Книга Вильямса была опубликована в Советском Союзе почти ровно полстолетия спустя после написании, когда сочли, что советский человек достаточно уже подготовлен к знакомству со своим портретом в интенсивно розовых красках.
8 Советские люди, с. 4-5
9 Александр Зиновьев, Гомо советикус, с. 190
10 Л. Авербах, О задачах пролетарской литературы. М.-Л. 1928, с. 18-19
11 Летопись марксизма. 1928, № 1, с. 35
12 И. Ильф, Б. Петров, Золотой теленок. М. 1934, с. 326-327
13 См. Nicholas Bethell, The Last Secret. N.Y. 1974; Mark R. Elliott, Pawns of Yalta. Univ. of Illinois Press, 1982
ВЕКТОРЫ
1 Надежда Мандельштам, Воспоминания. Нью-Йорк 1970, с. 147
2 Л. Авербах, с. 18
1 Е. Н. Cookridge, George Blake: Double Agent. N.Y. 1982, p.104
2 Там же, с. 105
3 Официальное название средств коммуникации в СССР – в официальном сокращении СМИП.
4 Литературная газета, № 22, 1.6.1983
5 Известия. 27.8.1978
6 Семен Глузман, Страх свободы: декомпенсация психического состояния или феномен существования? – Русская мысль, 28.8.1980
7 С. Коган, Литература этих лет. 1917-1923. Иваново-Вознесенск 1924, с. 79
8 Там же, с. 35
9 Евгений Замятин, Мы, с. 185
10 Там же
11 В, И. Ленин, ПСС, т. 36, с. 172
12 Заглавная героиня пьесы К. Тренева выдает своего мужа, белого офицера, на смерть. Пьеса, написанная в 1926 г., продолжает идти на советской сцене, дала материал для кино- и телефильмов.
13 12-летний мальчик, обвинивший в 1932 г, своего отца в помощи "кулакам". Отец был расстрелян, Павлика убил его дед.
14 Bruno Bettelheim, Le coeur conscient. Paris 1979, p. 181
15 Там же, с. 186
16 Там же, с. 157
17 Там же, с. 156
18 Там же, с. 174
19 Иосиф Менделевич, Воспоминания (рукопись)
20 Вестник русского студенческого христианского движения, Париж-Нью-Йорк, 1970, №98
21 Первые упоминания о концлагерях появляются в официальных документах в июне 1918 г. См. Михаил Геллер, Концентрационный мир и советская литература. Лондон 1974
22 Выступление Ф. Дзержинского 17.2.1919. Историческийархив, 1958, №1, с. 6-11
23 Roger Pethybridge, The Social Prelude to Stalinism. London 1974, p. 140
24 В. И. Ленин, Собрание сочинений, 4 изд., т. 33, с. 55
25 Надежда Мандельштам, Воспоминания, с. 163
26 Народное образование в СССР. Сборник документов 1917-1973. М. 1974,с. 377
27 Б. А. Мясоедов, Страна читает, слушает, смотрит. М.1982, с.3
28 Книжка партийного активиста, М. 1980, с. 159
29 Там же, с. 161
30 Андрей Платонов, Котлован. Анн-Арбор 1973, с. 212
31 Интервью с Р. Конквестом. Новости, Нью-Йорк, 5.11.1983
32 Правда, 25.12.1974
33 Колхозникам паспорт не выдается на руки. Он хранится в сельсовете и для его получения, необходимого для выезда из деревни, требуется специальное разрешение.
2. НАЦИОНАЛИЗАЦИЯ ВРЕМЕНИ
1 В. И. Ленин, ПСС, т. 39, с. 89
2 Raymond Robins, My Own Story. Цит. по: Robert Payne, The Life and the Death of Lenin. London 1964, p. 408
3 Речь, произнесенная 17.10.1921
4 В. И. Ленин, Собрание сочинений, изд. 4, т. 29, с. 215
5 Ф. А. Хайек одним из первых раскрыл суть плановой экономики в работе Дорога к рабству, опубликованной в 1944 г. (русское издание: Лондон 1983). Присуждение Ф. А. Хайеку Нобелевской премии по экономике в 1982 г, свидетельствует, что, хотя и поздно, мысли автора были оценены по достоинству.
6 Игорь Бирман, Экономика недостач. Нью-Йорк 1983
7 Правда, 16.8.1982 (передовая статья)
8 Правда, 29.8.1929
9 Ю. Андропов, Учение Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства в СССР. – Коммунист, 1983, №3, с, 20
10 Воспоминания А. В. Луначарского, – Литературное наследство. т.80. М. 1971, с. 46
11 В. Каверин, Художник неизвестен. – Собрание сочинений в 6 томах. М. 1964, т. 2, с. 68
В условиях логократии язык разрушается. С каждым годом все больше. Оптимисты верят: бабушки сохраняют русский язык. Но сегодняшние бабушки выросли уже в логократии: в 30-е годы они были комсомолками и учили азбуку советского языка. Время действия советского языка, появление поколений, для которых живой язык будет становиться только мертвым языком старинных книг, грозит победой советского языка. И, следовательно, трансформацией сознания, победой жителя утопии над человеком.
***
Нет сомнения – между живым языком и советским идет борьба. Живой язык сопротивляется. Важный очаг сопротивления – русская классическая литература: ее изучают в школе, ее читают. Но "изучение" идет уже на советском языке. К тому же, как признают официальные источники, "сегодняшнее поколение вырастает почти вне классики… Прежде всего потому, что преподавание литературы в школе ведется не всегда на уровне удовлетворительном".49
При публикации классической литературы комментируют, обстругивают, интерпретируют, укладывая в рамки советского менталитета. Формой сопротивления в общении между людьми стал матерный язык. Русский язык всегда был очень богат ругательствами, которые служили украшением, либо средством выражения неумеренных эмоций. Теперь мат стал универсальной формой общения: им пользуются члены ЦК и беспартийные, пьяные и трезвые, женщины и дети, молодые и старики, интеллигенты и колхозники. Бросая вызов советскому языку, мат одновременно разрушает русский язык, безмерно ограничивая его словарь неизбежно примитивизируя выражаемые чувства.
После смерти Сталина, в эпоху "оттепели", многие писатели взяли на себя задачу спасения русского языка, первым среди них был Александр Солженицын. Солженицын стремится восстановить словарное богатство русского языка -он обращается к словарю Даля, использует слова, обороты, вышедшие или выкинутые из обращения. Деревенские писатели ищут противоядия в диалектальных формах, в языке писателей далеких от центра областей. Важным оружием борьбы с наступающим советским языком является сатира. Сатирики – В. Ерофеев, В. Войнович, А. Синявский, Юз Алешковский – стремятся взорвать советское слово-сентон, разоблачить лозунг-клише, сломать клетку, в которую заключена фраза. Сатирические приемы очень удачно использовали А. Солженицын, В. Максимов, Ю. Домбровский, Г. Владимов. Не случайно эти писатели – и их произведения – изгнаны из официальной литературы: сатира – страшный враг тоталитарного языка.
Сила советского языка в том, что будучи инструментом трансформации человека, он является средством коммуникации между "верхом" и "низом", властью и управляемыми, является системой, знаки которой одинаково воспринимаются как "наверху", так и "внизу". Логократы и реципиенты слова в одинаковой степени находятся в магическом кругу воздействия советского языка. В советской логократии нет авгуров, которые, используя оружие слова, были бы защищены от его воздействия. Все живут и действуют в кругу советского словаря, советских штампов мышления. Руководители и руководимые одинаково убеждены в опасности врагов, которых первые создают, чтобы пугать вторых.
Создание логократии стало возможным только благодаря активному участию в творении советского языка деятелей культуры. Эрнст Неизвестный обнаружил на советском Олимпе "красненьких", которые "никогда не ошибаются" и "зелененьких", которые превращают мычанье "красненьких" в членораздельную речь.50 Так работает система ЦК партии – мозг страны. Понятие "зелененьких", которое Неизвестный применяет к "референтам ЦК" следует значительно расширить. В роли "зелененького" выступал М. Горький, превративший в "членораздельную речь" множество идей Сталина, С. Эйзенштейн и другие гениальные, талантливые, менее талантливые и бездарные писатели, художники, музыканты, театральные и кинорежиссеры. Э. Неизвестный, великолепно понимающий характер системы, рассказывает с достойной восхищения откровенностью, как он помогал референтам ЦК готовить доклад для одного из "красненьких", ехавшего за границу. Неизвестный туманно объясняет причину своего поведения, говоря, в частности, о том, что "где кончаются интересы власти – и где начинаются интересы России, вопрос очень сложный".51 Он мог бы, видимо, добавить, что ему льстила сопричастность к Власти.
Советский язык – и в этом его сила – создает иллюзию симбиоза между властью и управляемыми, рождает чувство единства по отношению к внешнему миру. Советский язык становится отличительной чертой "своих", которые – в отличие от "иностранцев" – способны понимать "с полуслова", "между строк". Власть становится родной, ее противники – врагами. "Диссиденты" начинают говорить на советском языке.
Леонид Брежнев был возмущен "изменой" Дубчека, увидев ее прежде всего в том, что Генеральный Секретарь ЧКП стал говорить "иначе": "Еще в январе я сделал несколько замечаний к твоему выступлению – упрекал Брежнев Дубчека, – я обратил твое внимание на то, что некоторые формулировки неверны. А ты их оставил! Да разве можно так работать?"52 Дубчек, окончивший советскую партийную школу, совершил тягчайшее преступление – изменил Слову.
В 1914 г. Франц Кафка написал рассказ В исправительной колонии. В непонятном, поразительном прозрении он увидел то, что случится в будущем. Рассказ Кафки можно рассматривать, как гениальную параболу советского языка. В исправительной колонии применяется только одна форма наказания: особая машина выкалывает на теле осужденного приговор. Заключенному не объявляют приговора, он, по выражению офицера-палача, "узнает его собственным телом", Приговор пишется на бумаге, а потом переводится на тело, особыми буквами: "… Эти буквы не могут быть простыми, ведь они должны убивать не сразу, а в среднем через 12 часов; переломный час по расчету – шестой. Поэтому надпись в собственном смысле слова должна быть украшена множеством узоров…" После 6 часов непрерывных уколов приходит то, что офицер-палач называет "переломный час": "… осужденный начинает разбирать надпись, он сосредоточивается, как бы прислушиваясь… осужденный разбирает ее своими ранами. Конечно, это большая работа, и ему требуется 6 часов для ее завершения. А потом борона целиком протыкает его и выбрасывает в яму…"
Вот так, укол за уколом сопровождая узорами, советский язык рисует на теле и в мозгу людей надпись, подготовленную логократами. Их цель – не прямое убийство, как в исправительной колонии, но – переделка человека.
В одной из самых страшных и самых значительных книг двадцатого века, в Колымских рассказах Варлама Шаламова, последний рассказ называется Сентенция. Умиравшего от голода и непосильной работы героя чудом перевели на легкую работу. И человек начинает оживать. Шаламова бесстрашием великого писателя рассказывает, как возвращается человек к жизни. К нему возвращаются чувства – злость, бесстрашие, страх, жалость. Умиравший человек ограничивался словарем, состоявшим из нескольких самых необходимых слов. И вдруг к нему приходит слово: Сентенция. Он не знает его смысла, не помнит. Только через неделю он вспоминает значение слова "сентенция". Слово, которое стало для умиравшего человека признаком возрождения, означало – приговор. Как в рассказе Кафки – осужденный разбирает приговор своим телом. Радость, которую испытывает герой рассказа Шаламова, поняв смысл слова "сентенция", напоминает чувства осужденного в исправительной колонии: "Но как затихает преступник на шестом часу. Просветление мысли наступает и у самых тупых. Это начинается вокруг глаз. И оттуда распространяется… осужденный начинает разбирать надпись".
Человек начинает понимать советский язык. Он становится жителем Утопии.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Уинстон Смит: Я знаю, что вы проиграете. Есть что-то такое в космосе… некий дух, некие вечные законы, которых вам никогда не преступить.
О'Брайен: Что это за законы?
Уинстон Смит: Не знаю. Дух человека.
О'Брайен: А самого себя вы считаете человеком?
Уинстон Смит: Да.
О'Брайен: Если вы и человек, Уинстон, то вы последний человек. Вы из породы вымирающих; мы идем на смену вам.
Джордж Орвелл
Разговор между идеологом внутренней партии О'Брайеном и обитателем Океании Уинстоном Смитом происходил в 1984 году. В истории государства, описанного Орвеллом, это был ничем не примечательный год, ступенька на пути к 2050 году, когда, наконец, после окончательного перехода на новояз, должна будет навсегда исчезнуть память о прошлом человечества. В романе английского писателя машина побеждает, государство убивает человека, превращает его в винтик. По мнению Орвелла, писавшего свой роман в конце 40-х годов, сто лет обработки были достаточным сроком.
Семь десятилетий – после победы Октября – человеческое общество, человек, как индивидуум, подвергаются невиданно интенсивной, концентрированной, планомерной атаке тоталитарного советского государства. Можно подвести некоторые итоги: достигнуты значительные успехи, но Цель еще не достигнута. Нельзя еще дать окончательного ответа на вопрос, поставленный Орвеллом за десять лет до написания 1984, накануне войны: "Можно ли вывести породу человека, которому не нужна свобода, как вывели породу безрогих коров?" Орвелл признавал, что инквизиции это не удалось, но добавлял, что она не располагала ресурсами современного государства: "Радио, цензура печати, стандартизированное образование и тайная полиция все изменили. Массовое внушение – наука минувших двадцати лет и мы не знаем, насколько оно может быть успешным".1 Это было написано в 1939 г. и сегодня – почти полвека спустя – мы знаем, каких успехов добилась техника массового внушения, в особенности, когда ею пользуется тоталитарное государство.
Годы обработки человеческого материала дали результаты. Один из важнейших итогов процесса формирования советского человека – потеря представления о границах между властью и подчиненными, между "ими" и "нами". Это связано с тем, что партия насчитывает (1983) более 18 миллионов членов, что до предела иерархизованное общество дает множеству больших, средних, мелких и мельчайших "начальников" крупицы власти, состоящей в возможности отказать, не дать, не допустить, помешать. украсть, получить или дать взятку. Это связано с тем, что интеллектуальная элита страны – деятели культуры, ученые – срослась с аппаратом власти, служит только ему.
Уникальность советской системы, усилия, направленные на сокрытие ее подлинного характера, привели к тому, что каждое десятилетие заново открывается "тайна" власти в СССР. Причем открытия делают как внутри, так и за пределами Советского Союза. В 1919 г. Ленин обнаружил, что "рабочее государство", которое он строил, страдает "бюрократическим уклоном". Троцкий – после отлучения от власти – обнаружил, что она принадлежит "бюрократическому аппарату". В 1953 г. Г. Маленков потерпел поражение в борьбе за власть, ибо полагал, что ее "центр" находится в совете министров, а не в ЦК. Неудивительно, что западные политологи и государственные деятели не перестают, несмотря на разочарования, ожидать Годо – подлинного демократа и либерала на посту генерального секретаря ЦК: если не Сталин, то Андропов, или тот, кто, наконец, придет…
Прозрачность барьера между властью, теми, кто держит в своих руках штурвал Машины, и винтиками, обладающими возможностью двигаться в пределах зазора, – один из важнейших итогов обработки человека. Власть добилась того, что к ней идут жаловаться на условия существования, ею созданные. В дореволюционной России граница между "верхами" и "низами", как в каждом нормальном государстве, была очевидной и бесспорной. Эмигранты из нацистской Германии не стеснялись называть себя антифашистами. Это было очевидностью: гитлеровскую Германию покидали враги режима. Эмигранты из СССР, как правило, не называют себя ни антикоммунистами, ни антисоветчиками. Для них оба эти слова заряжены отрицательным содержанием. Покинув советскую зону, они ощущают тоску по несвободе, по Машине, в которой – в роли винтиков – они чувствовали себя безопасно.
Процесс выработки винтиков из человеческого материала длится уже 70 лет. Он длится всего 70 лет. Советская система, предложившая после своего рождения модель революции всему миру, отнюдь не утратила своей привлекательности, после того, как, достигнув зрелости, она предлагает миру модель власти. Ошибаются те, кто, тоскуя по революционному огню, по юношескому энтузиазму идеологии, считают, что растеряв огонь и энтузиазм, система стала слабее. Она стала сильнее. Мир, ищущий политические формы, теряя доверие к демократии, может увидеть чудо: страна, оставаясь нищей, становится супер-державой, обладающей ядерным авторитетом, который дает ей право решать судьбу земного шара. Эта чудесная страна предлагает всем желающим тайну успеха – модель простую и безотказную, как автомат Калашникова: единая партия, привилегии для правящего слоя, техника воспитания граждан, которые довольствуются тем, что им дает любящая и охраняющая их Партия и Вождь. Если бы Гвинея Секу Type обладала ядерными ракетами – она могла бы стать идеальным образцом советской системы. Нацизм ограничивал сферу влияния своей системы зоной распространения "арийской" расы. Марксизм-ленинизм предлагает универсальную модель.
Успехи советской системы, распространение ее модели, языка, рождают миф о ее непобедимости. Евгений Замятин первым – в романе Мы – сформулировал закон Единого государства: тоталитарная система может существовать только при условии превращения обитателей утопии в винтики, в нумера, как назвал их писатель. В романе Замятина государство одерживает окончательную победу, произведя каждому жителю небольшую операцию: удаление из мозга узелка "фантазии". В 1984 Уинстону Смиту страшными пытками удаляют чувство любви к женщине – тогда он становится винтиком: он любит Старшего Брата.
В начале 80-х годов, через 60 лет после Замятина, через 30 лет после Орвелла, раздался голос "из чрева кита" – Александр Зиновьев рассказал о мыслях, чувствах и желаниях Гомо Советикуса. Логик и писатель Александр Зиновьев не отделяет себя от продукта советской системы. Он объявляет: "Я сам есть гомосос".2 Говоря от своего имени, то есть от имени советского человека, то есть от имени всех советских людей, Александр Зиновьев слово в слово повторяет то, что говорил О'Брайен Уинстону Смиту. Идеолог внутренней партии утверждал: "Партию свергнуть нельзя. Ее власть вечна".3 Зиновьев настаивает: "Советское общество не может быть разрушено и через тысячу лет… Советская система будет существовать до конца человеческой истории".4
О'Брайен смеется над возможностью бунта пролетариев или рабов: "Выкиньте это из головы. Они бессильны, как животные. Человечество – это Партия. Все, кто вне ее, в расчет не принимаются".5 Зиновьев объясняет: "Внутренний протест нельзя себе представить. Вы, видимо, не представляете, до какой степени советское общество пассивно и контролируемо… Наш народ покорился. Он равнодушен".6 Объяснение, которое дает Зиновьев, научно: советская система будет существовать вечно, ибо она соответствует законам истории и законам природы. Естественно, что Гомо советикус, послушный законам государства, не решается посягнуть на законы природы и истории. И настаивает, что никто никогда этого не сможет.
Рождение "Солидарности" в Польше было революцией, ибо подтвердило возможность бунта против "законов". Революционный характер польских событий 1980-81 годов прежде всего в том, что потерял прозрачность забор, отделявший власть и подвластных. Пропасть между ними, "красными", как стали их называть поляки, и "нами", обществом, сделалась очевидной.
История дает множество примеров гибели могучих империй, которые еще вчера казались незыблемыми. Разные причины – внешние и внутренние – становились началом конца "вечных" государств. В конце двадцатого века мир стоит на пороге новой технической революции: в развитых странах происходит переход от индустриального общества к информативному. Советская система не может совершить этот переход: общедоступность информации будет ее гибелью. Что произойдет, если невиданные возможности новой технологии взорвут магический круг, в котором заключены советские люди, если они увидят и услышат, как плохо они живут? Советская система должна искать способы приспособления к технической революции, ибо иначе супердержава станет все больше отставать в военном отношении, становиться все слабее: пошатнется легитимность власти, как "защитника" страны, будет уязвлена гордость бывшего могучего государства, которая десятилетиями компенсировала лишения и нищету.
Дилемма, порожденная технической революцией конца двадцатого века, одно из выражений главной антиномии, содержащейся в самом Плане, в самом проекте сотворения Утопии и превращения человека в винтик. Процесс формирования Гомо советикус может быть завершен только в условиях полной и окончательной победы советской системы во всем мире. Существование внешнего мира, "заграницы" – не только вечный соблазн, но и свидетельство слабости "единственно правильного учения", власть которого основана только на его силе. Опасность "капиталистического окружения", о которой так любят говорить советские идеологи, это – угроза процессу переделки человека. Ликвидация внешнего мира – непременное условие окончательной победы над человеком. Остановка продвижения советской системы по планете даст возможность остановить процесс формирования винтиков, без которых не может существовать Машина, и которые могут существовать только будучи деталями Машины.
На пороге третьего тысячелетия судьба мира зависит от ответа на вопрос: возможно или невозможно переделать человека.
1983-1984
ПРИМЕЧАНИЯ
ЦЕЛЬ
1. НАЧАЛО ОПЫТА
1 Н. Бухарин, Программа РКП (начало 1917)
2 А. И. Герцен, Собрание сочинений, т. 16, с. 28
3 М. Горький, Несвоевременные мысли. Париж 1971, с. 102 – 7 (20).11.1917
4 Там же, с. 113 – 10 (23).11.1917
5 Там же, с. 130 – 10 (23).12.1917
6 Там же, с. 147 – 5.1.1918
7 Там же, с. 236 – 26.5.1918
8 Там же, с. 259 – 6.6.1918
9 Там же
10 Там же, с. 131 – 10(23).12.1917
11 Галина Николаева, Черты будущего. – Правда, 7.1.1949
12 Юрий Трифонов, Студенты. М. 1956, с. 369
13 /Коллектив авторов,/ Советские люди. М. 1974, с. 3
14 Правда. 25.2.1976
15 Правда, 15.10.1981
16 Правда, 15.6.1983
17 Эдуард Кузнецов, Дневники. Париж 1973
18 Александр Зиновьев, Гомо советикус, Лозанна 1982
19 Правда, 18.10.1961
20 Евгений Замятин, Мы. Нью-Йорк 1967, с. 100
21 Le Monde, 1.9.1982
22 Le Monde, 4.2.1983
23 Le Monde, 20.8.1975
24 Le Monde, 27.4.1976
25 ЧЕ-КА. Материалы по деятельности чрезвычайных комиссии. Предисловие Виктора Чернова. Берлин 1922
2. ЭСКИЗ ПОРТРЕТА
1 Игорь Шафаревич, Социализм как явление мировой истории. Париж 1977,с. 374
2 Малая Советская Энциклопедия. М. 1930, т. 1, с. 287
3 Полный текст прокламации в: М. Лемке, Политические процессы в России 1860-х г. 2 изд. М. 1923, с. 510-518
4 М. Н. Покровский, Корни большевизма в русской истории. В: 25 лет РКП (большевиков), Издательство Октябрь. Тверь 1923,с. 24
5 М. Горький, Собрание сочинений в 30 томах. М. 1953, т. 25, с. 226
6 А. Аненская, Из прошлых лет. В: Русское богатство, 1913, кн. 1. С.63
7 П. Н. Ткачев, Избранные сочинения на социально-политические темы. М. 1932, т. 3, с. 220-229
8 Там же, т. 1, с. 174
9 А. Аросев, От Желтой реки. М. 1927, с. 138-139
10 П. Н. Ткачев, т. 1,с. 195
11 Cahiers du Monde Russe et Sovietique, 1966, No. 4
12 Н. Пирумова, М. Бакунин или С. Нечаев? – Прометей, 1968, 5, с.178
13 С этого времени слово "партия" начинает принимать современное значение. В 70-е годы, когда возникают первые террористические организации, рождается слово "партионцы", которое в начале века превратится в "партийцы".
14 George Orwell, The Collected Essays… N.Y, 1968, vol. 4, p. 21
15 Н. Г. Чернышевский, Что делать? М. 1970, с. 251-271
16 Там же, с. 260
17 И. С. Тургенев, Собрание сочинений в 12 томах, Т. 8, с. 478
18 Ф. М. Достоевский, Собрание сочинений в 10 томах. М. 1956, т. 4, с. 159
19 Н. Бердяев, Философская истина и интеллигентская правда. В: Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. М. 1909, с. 8
20 Л. Пантелеев, Из воспоминаний прошлого. М.-Л. 1934, т, 1, с. 53, 56,58
21 Н. Валентинов, Встречи с Лениным. Нью-Йорк 1953, с. 103
22 М. Н. Покровский, Корни большевизма в русской истории. Ор. cit.
23 В. Бонч-Бруевич, Ленин о художественной литературе. В: Тридцать дней. М. 1934, 1, с. 19
24 П. Н. Ткачев, Народ и революция. В: Избр. соч. М.1932, т. 3
25 Александр Гамбаров, В спорах о Нечаеве. М. 1926, с. 123
26 В. Бонч-Бруевич. Ленин о художественной литературе, с. 18
3. HOMO SOVIETICUS SUM
1 Правда, 25.12.1918
2 Максимилиан Волошин. "Северовосток". Пути России. – Эхо, 1969, с.43
3 Bertrand Russell, The Practice and Theory of Bolshevism. London 1920, p. 131
4 И. Бердяев, Новое средневековье. Размышления о судьбах России и Европы. Берлин 1924, с. 94
5 В. Афанасьев, Об управлении идеологической сферой в социалистическом обществе, – Коммунист, 1975, № 12
6 Андрей Платонов, Город Градов. В: Избранные произведения в двух томах. М. 1978, т. 1, с. 297
7 Альбрехт Рис Вильямс, Путешествие в революцию. М. 1972, с. 131. Книга Вильямса была опубликована в Советском Союзе почти ровно полстолетия спустя после написании, когда сочли, что советский человек достаточно уже подготовлен к знакомству со своим портретом в интенсивно розовых красках.
8 Советские люди, с. 4-5
9 Александр Зиновьев, Гомо советикус, с. 190
10 Л. Авербах, О задачах пролетарской литературы. М.-Л. 1928, с. 18-19
11 Летопись марксизма. 1928, № 1, с. 35
12 И. Ильф, Б. Петров, Золотой теленок. М. 1934, с. 326-327
13 См. Nicholas Bethell, The Last Secret. N.Y. 1974; Mark R. Elliott, Pawns of Yalta. Univ. of Illinois Press, 1982
ВЕКТОРЫ
1 Надежда Мандельштам, Воспоминания. Нью-Йорк 1970, с. 147
2 Л. Авербах, с. 18
1.ИНФАНТИЛИЗАЦИЯ
1 Е. Н. Cookridge, George Blake: Double Agent. N.Y. 1982, p.104
2 Там же, с. 105
3 Официальное название средств коммуникации в СССР – в официальном сокращении СМИП.
4 Литературная газета, № 22, 1.6.1983
5 Известия. 27.8.1978
6 Семен Глузман, Страх свободы: декомпенсация психического состояния или феномен существования? – Русская мысль, 28.8.1980
7 С. Коган, Литература этих лет. 1917-1923. Иваново-Вознесенск 1924, с. 79
8 Там же, с. 35
9 Евгений Замятин, Мы, с. 185
10 Там же
11 В, И. Ленин, ПСС, т. 36, с. 172
12 Заглавная героиня пьесы К. Тренева выдает своего мужа, белого офицера, на смерть. Пьеса, написанная в 1926 г., продолжает идти на советской сцене, дала материал для кино- и телефильмов.
13 12-летний мальчик, обвинивший в 1932 г, своего отца в помощи "кулакам". Отец был расстрелян, Павлика убил его дед.
14 Bruno Bettelheim, Le coeur conscient. Paris 1979, p. 181
15 Там же, с. 186
16 Там же, с. 157
17 Там же, с. 156
18 Там же, с. 174
19 Иосиф Менделевич, Воспоминания (рукопись)
20 Вестник русского студенческого христианского движения, Париж-Нью-Йорк, 1970, №98
21 Первые упоминания о концлагерях появляются в официальных документах в июне 1918 г. См. Михаил Геллер, Концентрационный мир и советская литература. Лондон 1974
22 Выступление Ф. Дзержинского 17.2.1919. Историческийархив, 1958, №1, с. 6-11
23 Roger Pethybridge, The Social Prelude to Stalinism. London 1974, p. 140
24 В. И. Ленин, Собрание сочинений, 4 изд., т. 33, с. 55
25 Надежда Мандельштам, Воспоминания, с. 163
26 Народное образование в СССР. Сборник документов 1917-1973. М. 1974,с. 377
27 Б. А. Мясоедов, Страна читает, слушает, смотрит. М.1982, с.3
28 Книжка партийного активиста, М. 1980, с. 159
29 Там же, с. 161
30 Андрей Платонов, Котлован. Анн-Арбор 1973, с. 212
31 Интервью с Р. Конквестом. Новости, Нью-Йорк, 5.11.1983
32 Правда, 25.12.1974
33 Колхозникам паспорт не выдается на руки. Он хранится в сельсовете и для его получения, необходимого для выезда из деревни, требуется специальное разрешение.
2. НАЦИОНАЛИЗАЦИЯ ВРЕМЕНИ
1 В. И. Ленин, ПСС, т. 39, с. 89
2 Raymond Robins, My Own Story. Цит. по: Robert Payne, The Life and the Death of Lenin. London 1964, p. 408
3 Речь, произнесенная 17.10.1921
4 В. И. Ленин, Собрание сочинений, изд. 4, т. 29, с. 215
5 Ф. А. Хайек одним из первых раскрыл суть плановой экономики в работе Дорога к рабству, опубликованной в 1944 г. (русское издание: Лондон 1983). Присуждение Ф. А. Хайеку Нобелевской премии по экономике в 1982 г, свидетельствует, что, хотя и поздно, мысли автора были оценены по достоинству.
6 Игорь Бирман, Экономика недостач. Нью-Йорк 1983
7 Правда, 16.8.1982 (передовая статья)
8 Правда, 29.8.1929
9 Ю. Андропов, Учение Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства в СССР. – Коммунист, 1983, №3, с, 20
10 Воспоминания А. В. Луначарского, – Литературное наследство. т.80. М. 1971, с. 46
11 В. Каверин, Художник неизвестен. – Собрание сочинений в 6 томах. М. 1964, т. 2, с. 68