Страница:
История советской системы становится историей обещания и ожидания чуда. Теория Ленина о слабом звене, которое позволяет разорвать цепь, превращается в учение об универсальном волшебном ключе, который открывает дверь в будущее. Октябрьский переворот был первым случаем использования "ключа": революция в России должна была зажечь мировой пожар. Дверь приоткрылась лишь частично. Но это не смутило чародеев.
Открытие Лениным прямой связи между движением к коммунизму и цифрой (100 тысяч тракторов и мужик за коммунизм) дает чуду "научную" базу. Реальность чуда подтверждается цифрой. С начала 30-х годов она будет выражаться в процентах и приобретет магическую власть. Герой Александра Галича – идеальный советский рабочий, убеждая западно-германских туристов в преимуществах социалистического мира, легко доказывает: "И по процентам, как раз, отстаете вы от нас лет на сто!"7
Идеология чуда строилась на двух элементах: спешке и гигантизме. Сталин открывает эру первых пятилеток лозунгом: темпы решают все! Гонку с капиталистическим миром под девизом "догнать и перегнать", вождь объявляет вопросом жизни и смерти: "Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет!"8 Сталин выбирает точное слово "пробежать" и дает ясное указание: 50-100 лет за 10 лет. Спешка одурманивает, не позволяет оглянуться, разобраться в происходящем, оценить средства и цели. Темпы – оправдывают все, становясь мощным психологическим средством принуждения, лишая одновременно воли к сопротивлению надеждой на близкое достижение Цели и передышку. Гигантизм – второй элемент идеологии чуда. Все работы, которые осуществляются в СССР, носят только колоссальные размеры. Во всяком случае так изображает пропаганда. В начале 30-х годов стали сооружаться совхозы-гиганты, получившие во владение десятки тысяч гектаров для производства невиданного количества зерна, мяса и других продуктов. Начинают сооружаться самые большие в мире гидроэлектростанции. Высаживаются лесные полосы, которые должны изменить климат страны. Строятся железные дороги, соединяющие континенты. Газопроводы, пересекающие Азию и Европу. Гигантские размеры работ изображаются, как чудо, возможное только в условиях социализма. Ироническое наблюдение – советские транзисторы самые большие в мире – хорошо выражает идеологическую потребность в гигантомании.
На протяжении семи десятилетий не прекращаются поиски универсального ключа: после мировой революции, тракторизации, электрификации, планификации, были "освоение целинных земель", превратившее миллионы гектаров земли в полупустыню и пустыню, посевы кукурузы на всей территории СССР, "химизация" и т. д. И каждый очередной волшебный ключ обещает решение всех вопросов. В сталинской магической формуле – "темпы решают все", меняется только первое слово: техника решает все, лесные полосы решают все, целина решает все, химия решает все, продовольственная программа (последний ключ Брежнева) решает все. Ю. Андропов начал новую эру старым лозунгом: дисциплина решает все.
Жажда чуда воспитывается во всех странах социалистического лагеря. Всюду ведутся поиски волшебного ключа, всюду магия цифр используется для одурманивания человека. "100 млн. тонн стали", которые потребовал Мао Цзе-дун, должны были "большим прыжком" перенести Китай в будущее; 100 млн. тонн сахара, которые во время "большой зафры" должны были произвести кубинцы в 1976 г., "вторая Польша", которую сооружал на западные кредиты Герек в 70-е годы – должны были открыть двери в рай.
Советский писатель В. Каверин говорит о том, что "ожидание чуда" получило "билет дальнего следования" в конце 20-х годов. В литературе ожидали чудесного появления -"шекспиров", которые не могли не появиться в советской литературе. Ожидание чуда, продолжает писатель, было перенесено "в лингвистику, в медицину, в физиологию. Т. Лысенко позаботился о том, чтобы в биологии оно получило поистине фантастическое развитие".9
Надежда на чудо, необходимость в нем открывали широчайшую возможность для проходимцев и шарлатанов, знавших магические "слова" из идеологического словаря, Всемирную известность приобрела деятельность Т. Лысенко. Биолог Раиса Берг сравнивает деятельность Академии сельскохозяйственных наук, которой руководил Лысенко, с трудами академиков Лапуты, описанных Свифтом. Ученые в Лапуте вырабатывали новые способы повышения урожая. Они ставили своей целью заставить все растения плодоносить в назначенное им время и давать урожай в сто раз превышающий нынешний. Такие же цели ставили академики, работавшие под управлением Лысенко. Ни в Лапуте, ни в Москве результатов не было. Но академики там и тут настаивали на осуществимости проектов. Неудачи они объясняли происками врагов. Последователи Лысенко знали совершенно точно, что генетики, не верившие в чудеса, "блокируются с международной реакционной силой буржуазных апологетов", что те, кто утверждает "неизменность генов", утверждает одновременно "неизбежность капиталистической системы".10
Привлекательность "учения Лысенко" для советских руководителей заключалась не столько в том, что он обещал вырастить сто колосьев там, где с трудом вырастал один, и таким образом подтвердить успех колхозного строительства. Деятельность Лысенко демонстрировала (должна была демонстрировать), что изменения внешней среды приводят к внутренним изменениям организма, которые передаются по наследству. Лысенко давал (обещал дать) главный волшебный ключ, – открывавший возможности переделки человека, создания Нового человека. Один из подручных Лысенко, выступая на знаменитой сессии Всесоюзной сельскохозяйственной академии в августе 1948 г., предлагал использовать этот "ключ" по отношению к врагам, сомневавшимся в справедливости "единственно правильной теории Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина": "Пока мы не усилим наши "внешние воздействия" на умы наших противников и не создадим для них "соответствующие условия среды", нам их, конечно, не переделать".11 Наукоподобные выражения "внешние воздействия", "соответствующие условия среды" означали в данном случае требование ареста и заключения в лагерь биологов-генетиков.
Лысенко – наиболее яркий, принесший больше всего вреда – тип мошенника и проходимца, порождаемого ожиданием чуда. "Чудотворцы" появляются в советской ирреальности – и процветают до поры до времени – всюду. Широкую известность, например, получило "твердое обязательство" секретаря рязанского обкома партии А. Ларионова (в декабре 1959) увеличить за один год в три раза поставки мяса государству. Волшебное средство, найденное Ларионовым, поражало своей простотой: в области был забит весь скот, недостававшее мясо было куплено в соседних областях. Поняв, что на следующий год он не сможет повторить чуда, Ларионов застрелился.12 "Волшебное средство" секретаря рязанского обкома не было его изобретением – подобные методы практиковались в колхозном сельском хозяйстве постоянно. Колхозники Ленинградской области, например, от которых требовали сдачи богатого урожая кукурузы, очень плохо растущей на их почвах, но которая должна была расти, поскольку Хрущев нашел "ключ" кукурузации, ездили с картошкой на Украину, продавали там, покупали кукурузу и выполняли план.13
Подводя итоги первой пятилетки, выполненной "в четыре года", Сталин повторяет как заклинание: "У нас не было черной промышленности… У нас она есть теперь… У нас не было авиационной промышленности. У нас она есть теперь… У нас не было тракторной промышленности. У нас она есть теперь…"14 Вождь представляет все эти достижения как чудо, как рождение на голом месте нового мира: достаточно было вождю махнуть волшебной палочкой. "Как могли произойти эти колоссальные изменения?… Не чудо ли это?"14 задает Сталин вопрос, зная, как всегда, ответ.
Чудом было изображение жизни – как чуда, придание реальности магического характера. Европейские принцы, нанимавшие алхимиков искать философский камень, искали чудесное средство, которое избавило бы их от материальных забот. Советский философский камень был действительно "философским", – от философии марксизма-ленинизма – но включал в сферу своего воздействия все население страны.
Чудом стала жизнь советских граждан. Надежда на завтра, ожидание чуда пронизывает бытие и быт советского человека. Илья Эренбург, на вопрос, почему он уцелел в годы террора, отвечал "не знаю", но добавлял: "Будь я человеком религиозным, я, наверное, сказал бы, что пути Господа Бога неисповедимы". Не будучи религиозным, Эренбург размышляет по-советски: "Я… жил в эпоху, когда судьба человека напоминала не шахматную партию, а лотерею".15 Писатель хочет сказать, что он спасся чудом, ибо выигрышный билет в лотерее – чудо, феномен необъяснимый рационально. Эренбург говорит: пути советской власти неисповедимы. С ним согласна Надежда Мандельштам: "То, что уцелели свидетели той эпохи и кучка рукописей, надо считать чудом".16 С ними совершенно согласен Никита Хрущев: "Вот это я и называю это лотерейным билетом, что я вытащил лотерейный билет, значит. И потому я остался в живых.. "17
Чудом становится спасение от ареста и получение после многочасового стояния в очереди мяса либо туалетной бумаги. Магический мир "реального социализма" отличается от магического мира первобытного человека только тем, что идол, которому все должны молиться, называется Планом, Наукой, познавшей точные законы природы и общества Партией. Чудо становится рациональной частью советской жизни. Слова Эренбурга и Хрущева о судьбе человека, напоминающей лотерею, верны не только для их времени, но и для следующих десятилетий – для советской системы. Особенность магического советского мира в том, что лотерея официально называется "шахматами".
После первых полетов спутников был выпущен антирелигиозный плакат, изображавший космонавта в небе, констатировавшего: "Бога нет'" Наука и техники убедительно опровергли предрассудки, веру в религиозные чудеса! Поощряется в связи с этим вера в "подлинные" научные чудеса, в магию науки и техники.
Вера в "научное чудо", в волшебные способности "партии и правительства", поощряются, как средства, подменяющие веру в Бога. Атмосфера магии и колдовства объясняет поразительную восприимчивость советских людей к наукоподобным чудесам.
В конце 60-х годов приобрела популярность попытка объяснить происхождение христианства на строго научной основе. Филолог В. Зайцев опубликовал в журнале Байкал статью Боги приходят из космоса.16 По его расчетам, около двух тысяч лет назад к западу или северо-западу от Египта приземлился космический корабль, с которого на землю сошел Иисус Христос. Все аргументы В. Зайцев черпал из Библии: Вифлеемская звезда – космический корабль, идущий на посадку; слова Христа: "Я сошел с неба", "царство мое не от мира сего", "царство мое на небесах" – объяснялись буквально: на небе, значит, в космосе.
Официальные идеологи сочли гипотезу Зайцева настолько опасной, что поручили ее опровержение сначала специалисту-астрофизику, который доказывал, что нет оснований предполагать будто Землю посетил космический корабль,19 а затем специалисту-пропагандисту, который обозвал В. Зайцева "объективным союзником богословов".
Необычайную популярность приобрела в СССР парапсихология. Советский писатель рассказывает о сеансе парапсихологии, организованном в театре: "И он вспомнил, где видел такие лица, – в церкви. И он понял, что эти люди собрались тут не познавать, а веровать".20 Жажда веры находит свое выражение в вере в "научное чудо": наука становится легитимацией веры. Посещение церкви может иметь неприятные последствия, посещение "научных" сеансов, где показываются чудеса, поощряется, как свидетельство прогрессивного мировоззрения. Легенды о чудесных способностях грузинской целительницы Джуны приобрели характер научных законов, когда стало известно, что Джуна лечила руководителей партии и правительства – жрецов Единственной и Самой Передовой Науки. И даже – Самого – Верховного Жреца.
В журнале Союза белорусских писателей публикуется стихотворение, в котором поэт утверждает право советского человека звонить Ленину: "Имеем право мы: Буди! Имеем право мы: Звони!… Не стерпишь ты, я не смолчу. Мы все позвоним Ильичу!"21 Телефонный звонок в мавзолей Ленину с точки зрения советского поэта совершенно реален, в нем нет ничего мистического, ибо со всех стен глядят на советских граждан слова партийной заповеди №1: Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить; Ленин – вечно живой. Телефонный звонок Ленину – одновременно обращение к мифу за помощью22 и твердая уверенность в возможности чуда. В замечательном рассказе Верую Василий Шукшин представляет трагическое состояние советского человека, у которого ампутирована душа, который физически страдает от метафизической пустоты. Пьяный герой рассказа вместе с пьяным священником кричат, убеждая себя: "Верую! В авиацию, в механизацию сельского хозяйства, в научную революцию! В космос и невесомость! Ибо это объективно!.. Верую!…"23
Мистицизм, непоколебимая вера в чудеса, в Чудо, неотделимы от "единственно верной" идеологии. Невозможность достижения обещанного рая, невозможность – повседневная – выполнения плана, невозможность удовлетворения бытовых нужд населения неизбежно ведет к мистическим объяснениям неудач и мистическим обещаниям Чуда. Неудачи на пути к неизбежной цели – результат препятствий, которые можно преодолеть "волевым усилием". Вожди, которых, как правило, и справедливо, обвиняют в цинизме, одновременно искренне верят в возможность чуда, устранения всех препятствий и сокращения дороги. Ален Безансон говорил, что они верят, что знают. Можно добавить: они твердо верят, что знают о неизбежности явления чуда.
В научно-фантастическом рассказе под выразительным заглавием Волевое усилие изложена – в сатирическом тоне – суть советской "научной мистики" или "мистической науки": пришелец из будущего, явившись в сегодняшнее советское конструкторское бюро, обнаруживает, что порядки, вернее, беспорядки в бюро таковы, что нужные ему детали в срок, по плану, сделаны быть не могут. Поскольку детали ему совершенно необходимы, он прибегает к "волевому усилию", к способу, освоенному в будущем – и чудесным образом выполняет план, обеспечивая всех сотрудников бюро квартальной премией.24 В рассказе осуществляется мечта каждого советского человека: мечта о чуде, которое помогло выполнить план.
Вера в чудо объединяет руководителей и руководимых, создает между ними мистическую связь, исключающую иностранцев, чужеземцев. Мистическая вера в чудо – и есть основа советской идеологии. Советская идеология научна, ибо – недоказуема. Верна – ибо чудо, которое не пришло сегодня, может прийти завтра. Она не требует "веры" в марксизм-ленинизм, в коммунизм, какую нередко требуют от советского человека на Западе. В рассказе Верую пьяный герой прямо спрашивает священника, проповедующего пантеизм: "В коммунизм веришь?" И слышит в ответ: "Мне не положено".25 Этот уклончивый ответ выражает кредо советских идеологов. Советским людям, новому Советскому Человеку "не положено" верить в коммунизм, в теорию, вызывающую, как все теории, споры, дискуссии, нуждающуюся в проверке. Советскому человеку "положено" верить в Чудо, ждать Чуда. Как говорит персонаж пьесы А. Арбузова Воспоминания, с успехом шедшей в 1982 г. на советских сценах: "Пока мы есть, мы ждем чудес…"
Необходимо только одно: соблюдение ритуала, использование ритуального языка, отказ от других верований.
Роль ожидания чуда, надежды на чудо в формировании менталитета была испытана в экстремальной ситуации – в лагере. Варлам Шаламов, принесший свидетельство о поведении человека перед лицом смерти на Колыме, в девятом кругу ада, категоричен: "Надежда для арестанта – всегда кандалы. Надежда – всегда несвобода. Человек, надеющийся на что-то, меняет свое поведение, чаще кривит душой, чем человек, не имеющий надежды".26 Тадеуш Боровский, переживший Освенцим, принес подобное свидетельство: "Никогда в истории человечества надежда не была такой сильной, но никогда она не причинила столько зла, сколько в этой войне, в этом лагере. Нас не научили отказываться от надежды и поэтому мы погибаем в газовых крематориях".27
Александр Солженицын подтверждает наблюдения Шаламова и Боровского. Заключенный инженер Бобынин, осужденный на 25 лет, вызванный к министру государственной безопасности Абакумову, заявляет, что его нельзя заставить работать, ибо у него нет ничего: "Вообще, поймите и передайте там, кому надо выше, что вы сильны лишь постольку, поскольку отбираете у людей все. Но человек у которого вы отобрали все – уже не подвластен вам, он снова свободен".28
Ожидание чуда, которое воспитывают в советском человеке, становится опиумом, позволяющим ему довольствоваться своим положением.
Б. Тайна
Советский Союз это тайна, обернутая в загадку и спрятанная в секрет.
Уинстон Черчилль
Фея, присутствовавшая при рождении партии большевиков, положила в колыбель подарок: разгадку тайны мировой истории. Марксизм был воспринят Лениным, как волшебный ключ, открывающий дверь в будущее. Хранитель ключа – Ленин – становится хранителем тайны, Верховным жрецом. Он немедленно устанавливает иерархию в зависимости от степени допуска к тайне.
Ленин начинает с начала: "Дайте нам организацию революционеров – и мы перевернем Россию".29 Загадочна эта знаменитая формула: к кому он обращается? кто должен дать организацию революционеров? кому "нам" следует эту организацию дать? Послереволюционная история коммунистической партии и созданного ею государства отвечает на эти вопросы. Для Ленина уже в 1902 г., когда он писал важнейшую из своих работ Что делать?, не было сомнений: есть руководители, те, кто знает тайну; они должны создать партию, "высшую форму организации", действующую под руководством тех, кто "знает"; партия должна вносить "социалистическое сознание в стихийное рабочее движение". Строится пирамида: руководители; партия, рабочий класс. Говоря "революция – это чудо", Ленин хотел сказать: я знал, что чудо осуществимо, я знал тайну чуда, я сделал чудо. Победа революции вносит совершенно новый элемент в концепцию Ленина: хранители тайны становятся обладателями власти. Степень посвящения в тайну одновременно определяет место в иерархии власти.
Революция означала не только переход власти в руки партии большевиков, она была переворотом, сместившим социальные слои, перемешавшим социальные группы. В соответствии с марксистской теорией пролетариат должен был составлять основу новой власти. Анализируя первую советскую конституцию (РСФСР, 1918), Ленин решительно отбрасывает "свободу и равенство вообще". Риторически вопросив: "Свобода, – но для какого класса и для какого употребления? Равенство, – но кого с кем?"30 – он утверждает новую форму государства: диктатура рабочих и беднейшего крестьянства для подавления буржуазии. В этом определении названы – друзья и враги. Ленин декларирует основу советской иерархии – разделение на друзей и врагов, на посвященных (разных степеней) и нечистых. Он подчеркивает первый парадокс революции: совершенная для блага большинства, революция получила поддержку очень немногих. "Новый диктатор, – признает редактор первой истории ВЧК, – явившийся на смену помещикам и буржуазии, принявшись за новое строительство, в первый момент оказался в блестящем одиночестве".31
Возникает проблема распознания своих, отделения чистых от нечистых, одевающих нередко маску. Первой задачей становится охрана тайны и раскрытие тех, кто пытается в нее проникнуть. Главный отдел ВЧК, "политической полиции Ленина",32 созданной 7/20 декабря 1917 г., получил название "секретно-оперативного". Бдительность – объявляется долгом всех и каждого. Двойником бдительности становится обязательная подозрительность. Метафизическая тайна оборачивается повседневным секретом. Тайна и секрет пронизывают все области советской жизни, выполняя воспитательную функцию, формируя менталитет советского человека.
Орвелл знал, что без тайны не может быть тоталитарного государства. Герой 1984 мучается невозможностью раскрыть тайну: "я понимаю как, но не понимаю зачем?"33 Стремление узнать то, что не положено рядовому обитателю Океании, приводит Уинстона Смита в министерство любви, в страшную 101 комнату. Советские граждане отделены от тайны множеством физических барьеров: анкетами, пропусками, строго дозированной – в зависимости от степени посвящения – информацией, статьями Уголовного кодекса. Они отделены от тайны психическими барьерами. Удвоить бдительность! – звали Ленин и Дзержинский в 1918 г., "Вредительская и диверсионно-шпионская работа агентов иностранных государств… задела… все или почти все наши организации, как хозяйственные, так и административные и партийные",34 утверждал Сталин в 1937 г. В начальной школе дети узнают, что герой чехословацкого народа Юлиус Фучик, уходя на казнь, завещал: "Будьте бдительны!" В 1981 г. первый заместитель председателя КГБ предупреждает о "происках империалистических разведок", которые пытаются выведать советские секреты".35
В Советском Союзе секретно все – от планов военного завода до личной жизни партийных вождей, от численности армии или числа заключенных до прошлогодней Правды и книг А. Солженицына. Пропуск необходим для входа во все учреждения и специальный "допуск" нужен для получения книг в библиотеке, хранящихся в "закрытом фонде" (в т. ч. сочинения Н. С. Хрущева). В 1981 г. на 4 года лагеря был осужден историк Арсений Рогинский по обвинению в "незаконном" проникновении в ленинградскую научную библиотеку.36 Члены партии собираются на "закрытые партийные собрания", ЦК партии извещает рядовых членов о важнейших линиях политической деятельности в "закрытых письмах". Не имеет значения, что никаких "секретов" не узнают члены партии ни на собраниях, ни в "письмах ЦК". Важен – ритуал секретности, его воспитательное значение.
Герб КГБ – щит и меч. "Органы" прикрывают щитом тайну и добывают мечом вражеские секреты. Плотнейшая паутина "спец-отделов" покрывает страну: глаза и уши КГБ охраняют тайну и ловят ее нарушителей во всех учреждениях, в научных институтах, в армии и на заводах. Первый закон, принятый Верховным Советом СССР после избрания Андропова, потребовал усиления охраны государственной границы СССР. В числе мер – "активное участие всех советских граждан" в охране границы.
Щит КГБ защищает тайну от тех, кто вольно или невольно выдает ее. Предателями родины были объявлены советские солдаты, попавшие в плен, пусть даже на несколько часов – они подозревались в выдаче тайны. В этом же подозревались миллионы советских граждан, оказавшихся на оккупированной территории.
Меч в гербе КГБ символизирует стремление к добыванию чужих тайн. Все разведки собирают информацию из двух источников – легального (военные и научные журналы, пресса, стенограммы парламентских дебатов и т. п.) и нелегального (тайные агенты). Советская разведка, – по свидетельству одного из ее руководителей в Западной Европе в 30-е годы – "рассматривает как подлинную разведку только информацию, полученную от тайных агентов в нарушение закона страны, в которой они действуют".37
Только тайное, добытое незаконным путем, вырванное мечом, представляется ценным. Советский разведчик изображается как идеал советского человека. Ибо это – как названа книга о Рихарде Зорге – "человек, для которого не было тайн".38
Атмосфера тотальной тайны, в которой рождаются, растут и умирают советские люди, стала важнейшим фактором идеологического воспитания. Присутствие тайны, стремление приблизиться к ней, отталкивание от нее – включают в магический круг советской системы. Один из выразительнейших примеров воздействия "фактора тайны" на советского человека дан в романе Чингиза Айтматова Буранный полустанок, награжденного Государственной премией в 1983 г. Роман Айтматова имел успех у официальной критики, но также у читателей. В одном из эпизодов Буранного полустанка рассказывается о встрече земного космического корабля, высланного совместно Советским Союзом и США, с иноземной цивилизацией. Где-то далеко-далеко от Земли есть еще один мир, обитаемый существами, внешне очень похожими на людей. Внеземная цивилизация, далеко опередившая Землю в своем развитии, предлагает помощь и сотрудничество. Советско-американская комиссия после недолгих размышлений принимает решение, которое советскому писателю кажется единственно возможным: объявить обитателям другой планеты "об отказе вступать с ними в какие бы то ни было виды контактов". Мало того, комиссия принимает другое единственно возможное для советского писателя решение: окружить Землю непроницаемым барьером из "боевых роботов-лазеров, рассчитанных на уничтожение ядерно-лазерным излучением любых предметов, приблизившихся в космосе к земному шару".39 Советский писатель реагирует на сигнал от иной цивилизации созданием космической "берлинской стены". Для советского писателя совершенно очевидно, что так должны реагировать все обитатели Земли: поэтому решение о строительстве "берлинской стены" в космосе принимает паритетная советско-американская комиссия.
Убежденность в наличии тайны, чувство сопричастности к тайне вызывает у советского человека ощущение своей особенности, своего превосходства. Эмиграция из Советского Союза в 70-е годы продемонстрировала эту особенность советского человека: независимо от его отношения к системе, он ощущал себя носителем тайны и ключа к ней. Степень воздействия идеологии проявляется не в степени "веры" либо "неверия" в "марксизм-ленинизм", но в степени убежденности в знании "тайны", в принадлежности к магическому кругу посвященных.
Открытие Лениным прямой связи между движением к коммунизму и цифрой (100 тысяч тракторов и мужик за коммунизм) дает чуду "научную" базу. Реальность чуда подтверждается цифрой. С начала 30-х годов она будет выражаться в процентах и приобретет магическую власть. Герой Александра Галича – идеальный советский рабочий, убеждая западно-германских туристов в преимуществах социалистического мира, легко доказывает: "И по процентам, как раз, отстаете вы от нас лет на сто!"7
Идеология чуда строилась на двух элементах: спешке и гигантизме. Сталин открывает эру первых пятилеток лозунгом: темпы решают все! Гонку с капиталистическим миром под девизом "догнать и перегнать", вождь объявляет вопросом жизни и смерти: "Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет!"8 Сталин выбирает точное слово "пробежать" и дает ясное указание: 50-100 лет за 10 лет. Спешка одурманивает, не позволяет оглянуться, разобраться в происходящем, оценить средства и цели. Темпы – оправдывают все, становясь мощным психологическим средством принуждения, лишая одновременно воли к сопротивлению надеждой на близкое достижение Цели и передышку. Гигантизм – второй элемент идеологии чуда. Все работы, которые осуществляются в СССР, носят только колоссальные размеры. Во всяком случае так изображает пропаганда. В начале 30-х годов стали сооружаться совхозы-гиганты, получившие во владение десятки тысяч гектаров для производства невиданного количества зерна, мяса и других продуктов. Начинают сооружаться самые большие в мире гидроэлектростанции. Высаживаются лесные полосы, которые должны изменить климат страны. Строятся железные дороги, соединяющие континенты. Газопроводы, пересекающие Азию и Европу. Гигантские размеры работ изображаются, как чудо, возможное только в условиях социализма. Ироническое наблюдение – советские транзисторы самые большие в мире – хорошо выражает идеологическую потребность в гигантомании.
На протяжении семи десятилетий не прекращаются поиски универсального ключа: после мировой революции, тракторизации, электрификации, планификации, были "освоение целинных земель", превратившее миллионы гектаров земли в полупустыню и пустыню, посевы кукурузы на всей территории СССР, "химизация" и т. д. И каждый очередной волшебный ключ обещает решение всех вопросов. В сталинской магической формуле – "темпы решают все", меняется только первое слово: техника решает все, лесные полосы решают все, целина решает все, химия решает все, продовольственная программа (последний ключ Брежнева) решает все. Ю. Андропов начал новую эру старым лозунгом: дисциплина решает все.
Жажда чуда воспитывается во всех странах социалистического лагеря. Всюду ведутся поиски волшебного ключа, всюду магия цифр используется для одурманивания человека. "100 млн. тонн стали", которые потребовал Мао Цзе-дун, должны были "большим прыжком" перенести Китай в будущее; 100 млн. тонн сахара, которые во время "большой зафры" должны были произвести кубинцы в 1976 г., "вторая Польша", которую сооружал на западные кредиты Герек в 70-е годы – должны были открыть двери в рай.
Советский писатель В. Каверин говорит о том, что "ожидание чуда" получило "билет дальнего следования" в конце 20-х годов. В литературе ожидали чудесного появления -"шекспиров", которые не могли не появиться в советской литературе. Ожидание чуда, продолжает писатель, было перенесено "в лингвистику, в медицину, в физиологию. Т. Лысенко позаботился о том, чтобы в биологии оно получило поистине фантастическое развитие".9
Надежда на чудо, необходимость в нем открывали широчайшую возможность для проходимцев и шарлатанов, знавших магические "слова" из идеологического словаря, Всемирную известность приобрела деятельность Т. Лысенко. Биолог Раиса Берг сравнивает деятельность Академии сельскохозяйственных наук, которой руководил Лысенко, с трудами академиков Лапуты, описанных Свифтом. Ученые в Лапуте вырабатывали новые способы повышения урожая. Они ставили своей целью заставить все растения плодоносить в назначенное им время и давать урожай в сто раз превышающий нынешний. Такие же цели ставили академики, работавшие под управлением Лысенко. Ни в Лапуте, ни в Москве результатов не было. Но академики там и тут настаивали на осуществимости проектов. Неудачи они объясняли происками врагов. Последователи Лысенко знали совершенно точно, что генетики, не верившие в чудеса, "блокируются с международной реакционной силой буржуазных апологетов", что те, кто утверждает "неизменность генов", утверждает одновременно "неизбежность капиталистической системы".10
Привлекательность "учения Лысенко" для советских руководителей заключалась не столько в том, что он обещал вырастить сто колосьев там, где с трудом вырастал один, и таким образом подтвердить успех колхозного строительства. Деятельность Лысенко демонстрировала (должна была демонстрировать), что изменения внешней среды приводят к внутренним изменениям организма, которые передаются по наследству. Лысенко давал (обещал дать) главный волшебный ключ, – открывавший возможности переделки человека, создания Нового человека. Один из подручных Лысенко, выступая на знаменитой сессии Всесоюзной сельскохозяйственной академии в августе 1948 г., предлагал использовать этот "ключ" по отношению к врагам, сомневавшимся в справедливости "единственно правильной теории Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина": "Пока мы не усилим наши "внешние воздействия" на умы наших противников и не создадим для них "соответствующие условия среды", нам их, конечно, не переделать".11 Наукоподобные выражения "внешние воздействия", "соответствующие условия среды" означали в данном случае требование ареста и заключения в лагерь биологов-генетиков.
Лысенко – наиболее яркий, принесший больше всего вреда – тип мошенника и проходимца, порождаемого ожиданием чуда. "Чудотворцы" появляются в советской ирреальности – и процветают до поры до времени – всюду. Широкую известность, например, получило "твердое обязательство" секретаря рязанского обкома партии А. Ларионова (в декабре 1959) увеличить за один год в три раза поставки мяса государству. Волшебное средство, найденное Ларионовым, поражало своей простотой: в области был забит весь скот, недостававшее мясо было куплено в соседних областях. Поняв, что на следующий год он не сможет повторить чуда, Ларионов застрелился.12 "Волшебное средство" секретаря рязанского обкома не было его изобретением – подобные методы практиковались в колхозном сельском хозяйстве постоянно. Колхозники Ленинградской области, например, от которых требовали сдачи богатого урожая кукурузы, очень плохо растущей на их почвах, но которая должна была расти, поскольку Хрущев нашел "ключ" кукурузации, ездили с картошкой на Украину, продавали там, покупали кукурузу и выполняли план.13
Подводя итоги первой пятилетки, выполненной "в четыре года", Сталин повторяет как заклинание: "У нас не было черной промышленности… У нас она есть теперь… У нас не было авиационной промышленности. У нас она есть теперь… У нас не было тракторной промышленности. У нас она есть теперь…"14 Вождь представляет все эти достижения как чудо, как рождение на голом месте нового мира: достаточно было вождю махнуть волшебной палочкой. "Как могли произойти эти колоссальные изменения?… Не чудо ли это?"14 задает Сталин вопрос, зная, как всегда, ответ.
Чудом было изображение жизни – как чуда, придание реальности магического характера. Европейские принцы, нанимавшие алхимиков искать философский камень, искали чудесное средство, которое избавило бы их от материальных забот. Советский философский камень был действительно "философским", – от философии марксизма-ленинизма – но включал в сферу своего воздействия все население страны.
Чудом стала жизнь советских граждан. Надежда на завтра, ожидание чуда пронизывает бытие и быт советского человека. Илья Эренбург, на вопрос, почему он уцелел в годы террора, отвечал "не знаю", но добавлял: "Будь я человеком религиозным, я, наверное, сказал бы, что пути Господа Бога неисповедимы". Не будучи религиозным, Эренбург размышляет по-советски: "Я… жил в эпоху, когда судьба человека напоминала не шахматную партию, а лотерею".15 Писатель хочет сказать, что он спасся чудом, ибо выигрышный билет в лотерее – чудо, феномен необъяснимый рационально. Эренбург говорит: пути советской власти неисповедимы. С ним согласна Надежда Мандельштам: "То, что уцелели свидетели той эпохи и кучка рукописей, надо считать чудом".16 С ними совершенно согласен Никита Хрущев: "Вот это я и называю это лотерейным билетом, что я вытащил лотерейный билет, значит. И потому я остался в живых.. "17
Чудом становится спасение от ареста и получение после многочасового стояния в очереди мяса либо туалетной бумаги. Магический мир "реального социализма" отличается от магического мира первобытного человека только тем, что идол, которому все должны молиться, называется Планом, Наукой, познавшей точные законы природы и общества Партией. Чудо становится рациональной частью советской жизни. Слова Эренбурга и Хрущева о судьбе человека, напоминающей лотерею, верны не только для их времени, но и для следующих десятилетий – для советской системы. Особенность магического советского мира в том, что лотерея официально называется "шахматами".
После первых полетов спутников был выпущен антирелигиозный плакат, изображавший космонавта в небе, констатировавшего: "Бога нет'" Наука и техники убедительно опровергли предрассудки, веру в религиозные чудеса! Поощряется в связи с этим вера в "подлинные" научные чудеса, в магию науки и техники.
Вера в "научное чудо", в волшебные способности "партии и правительства", поощряются, как средства, подменяющие веру в Бога. Атмосфера магии и колдовства объясняет поразительную восприимчивость советских людей к наукоподобным чудесам.
В конце 60-х годов приобрела популярность попытка объяснить происхождение христианства на строго научной основе. Филолог В. Зайцев опубликовал в журнале Байкал статью Боги приходят из космоса.16 По его расчетам, около двух тысяч лет назад к западу или северо-западу от Египта приземлился космический корабль, с которого на землю сошел Иисус Христос. Все аргументы В. Зайцев черпал из Библии: Вифлеемская звезда – космический корабль, идущий на посадку; слова Христа: "Я сошел с неба", "царство мое не от мира сего", "царство мое на небесах" – объяснялись буквально: на небе, значит, в космосе.
Официальные идеологи сочли гипотезу Зайцева настолько опасной, что поручили ее опровержение сначала специалисту-астрофизику, который доказывал, что нет оснований предполагать будто Землю посетил космический корабль,19 а затем специалисту-пропагандисту, который обозвал В. Зайцева "объективным союзником богословов".
Необычайную популярность приобрела в СССР парапсихология. Советский писатель рассказывает о сеансе парапсихологии, организованном в театре: "И он вспомнил, где видел такие лица, – в церкви. И он понял, что эти люди собрались тут не познавать, а веровать".20 Жажда веры находит свое выражение в вере в "научное чудо": наука становится легитимацией веры. Посещение церкви может иметь неприятные последствия, посещение "научных" сеансов, где показываются чудеса, поощряется, как свидетельство прогрессивного мировоззрения. Легенды о чудесных способностях грузинской целительницы Джуны приобрели характер научных законов, когда стало известно, что Джуна лечила руководителей партии и правительства – жрецов Единственной и Самой Передовой Науки. И даже – Самого – Верховного Жреца.
В журнале Союза белорусских писателей публикуется стихотворение, в котором поэт утверждает право советского человека звонить Ленину: "Имеем право мы: Буди! Имеем право мы: Звони!… Не стерпишь ты, я не смолчу. Мы все позвоним Ильичу!"21 Телефонный звонок в мавзолей Ленину с точки зрения советского поэта совершенно реален, в нем нет ничего мистического, ибо со всех стен глядят на советских граждан слова партийной заповеди №1: Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить; Ленин – вечно живой. Телефонный звонок Ленину – одновременно обращение к мифу за помощью22 и твердая уверенность в возможности чуда. В замечательном рассказе Верую Василий Шукшин представляет трагическое состояние советского человека, у которого ампутирована душа, который физически страдает от метафизической пустоты. Пьяный герой рассказа вместе с пьяным священником кричат, убеждая себя: "Верую! В авиацию, в механизацию сельского хозяйства, в научную революцию! В космос и невесомость! Ибо это объективно!.. Верую!…"23
Мистицизм, непоколебимая вера в чудеса, в Чудо, неотделимы от "единственно верной" идеологии. Невозможность достижения обещанного рая, невозможность – повседневная – выполнения плана, невозможность удовлетворения бытовых нужд населения неизбежно ведет к мистическим объяснениям неудач и мистическим обещаниям Чуда. Неудачи на пути к неизбежной цели – результат препятствий, которые можно преодолеть "волевым усилием". Вожди, которых, как правило, и справедливо, обвиняют в цинизме, одновременно искренне верят в возможность чуда, устранения всех препятствий и сокращения дороги. Ален Безансон говорил, что они верят, что знают. Можно добавить: они твердо верят, что знают о неизбежности явления чуда.
В научно-фантастическом рассказе под выразительным заглавием Волевое усилие изложена – в сатирическом тоне – суть советской "научной мистики" или "мистической науки": пришелец из будущего, явившись в сегодняшнее советское конструкторское бюро, обнаруживает, что порядки, вернее, беспорядки в бюро таковы, что нужные ему детали в срок, по плану, сделаны быть не могут. Поскольку детали ему совершенно необходимы, он прибегает к "волевому усилию", к способу, освоенному в будущем – и чудесным образом выполняет план, обеспечивая всех сотрудников бюро квартальной премией.24 В рассказе осуществляется мечта каждого советского человека: мечта о чуде, которое помогло выполнить план.
Вера в чудо объединяет руководителей и руководимых, создает между ними мистическую связь, исключающую иностранцев, чужеземцев. Мистическая вера в чудо – и есть основа советской идеологии. Советская идеология научна, ибо – недоказуема. Верна – ибо чудо, которое не пришло сегодня, может прийти завтра. Она не требует "веры" в марксизм-ленинизм, в коммунизм, какую нередко требуют от советского человека на Западе. В рассказе Верую пьяный герой прямо спрашивает священника, проповедующего пантеизм: "В коммунизм веришь?" И слышит в ответ: "Мне не положено".25 Этот уклончивый ответ выражает кредо советских идеологов. Советским людям, новому Советскому Человеку "не положено" верить в коммунизм, в теорию, вызывающую, как все теории, споры, дискуссии, нуждающуюся в проверке. Советскому человеку "положено" верить в Чудо, ждать Чуда. Как говорит персонаж пьесы А. Арбузова Воспоминания, с успехом шедшей в 1982 г. на советских сценах: "Пока мы есть, мы ждем чудес…"
Необходимо только одно: соблюдение ритуала, использование ритуального языка, отказ от других верований.
Роль ожидания чуда, надежды на чудо в формировании менталитета была испытана в экстремальной ситуации – в лагере. Варлам Шаламов, принесший свидетельство о поведении человека перед лицом смерти на Колыме, в девятом кругу ада, категоричен: "Надежда для арестанта – всегда кандалы. Надежда – всегда несвобода. Человек, надеющийся на что-то, меняет свое поведение, чаще кривит душой, чем человек, не имеющий надежды".26 Тадеуш Боровский, переживший Освенцим, принес подобное свидетельство: "Никогда в истории человечества надежда не была такой сильной, но никогда она не причинила столько зла, сколько в этой войне, в этом лагере. Нас не научили отказываться от надежды и поэтому мы погибаем в газовых крематориях".27
Александр Солженицын подтверждает наблюдения Шаламова и Боровского. Заключенный инженер Бобынин, осужденный на 25 лет, вызванный к министру государственной безопасности Абакумову, заявляет, что его нельзя заставить работать, ибо у него нет ничего: "Вообще, поймите и передайте там, кому надо выше, что вы сильны лишь постольку, поскольку отбираете у людей все. Но человек у которого вы отобрали все – уже не подвластен вам, он снова свободен".28
Ожидание чуда, которое воспитывают в советском человеке, становится опиумом, позволяющим ему довольствоваться своим положением.
Б. Тайна
Советский Союз это тайна, обернутая в загадку и спрятанная в секрет.
Уинстон Черчилль
Фея, присутствовавшая при рождении партии большевиков, положила в колыбель подарок: разгадку тайны мировой истории. Марксизм был воспринят Лениным, как волшебный ключ, открывающий дверь в будущее. Хранитель ключа – Ленин – становится хранителем тайны, Верховным жрецом. Он немедленно устанавливает иерархию в зависимости от степени допуска к тайне.
Ленин начинает с начала: "Дайте нам организацию революционеров – и мы перевернем Россию".29 Загадочна эта знаменитая формула: к кому он обращается? кто должен дать организацию революционеров? кому "нам" следует эту организацию дать? Послереволюционная история коммунистической партии и созданного ею государства отвечает на эти вопросы. Для Ленина уже в 1902 г., когда он писал важнейшую из своих работ Что делать?, не было сомнений: есть руководители, те, кто знает тайну; они должны создать партию, "высшую форму организации", действующую под руководством тех, кто "знает"; партия должна вносить "социалистическое сознание в стихийное рабочее движение". Строится пирамида: руководители; партия, рабочий класс. Говоря "революция – это чудо", Ленин хотел сказать: я знал, что чудо осуществимо, я знал тайну чуда, я сделал чудо. Победа революции вносит совершенно новый элемент в концепцию Ленина: хранители тайны становятся обладателями власти. Степень посвящения в тайну одновременно определяет место в иерархии власти.
Революция означала не только переход власти в руки партии большевиков, она была переворотом, сместившим социальные слои, перемешавшим социальные группы. В соответствии с марксистской теорией пролетариат должен был составлять основу новой власти. Анализируя первую советскую конституцию (РСФСР, 1918), Ленин решительно отбрасывает "свободу и равенство вообще". Риторически вопросив: "Свобода, – но для какого класса и для какого употребления? Равенство, – но кого с кем?"30 – он утверждает новую форму государства: диктатура рабочих и беднейшего крестьянства для подавления буржуазии. В этом определении названы – друзья и враги. Ленин декларирует основу советской иерархии – разделение на друзей и врагов, на посвященных (разных степеней) и нечистых. Он подчеркивает первый парадокс революции: совершенная для блага большинства, революция получила поддержку очень немногих. "Новый диктатор, – признает редактор первой истории ВЧК, – явившийся на смену помещикам и буржуазии, принявшись за новое строительство, в первый момент оказался в блестящем одиночестве".31
Возникает проблема распознания своих, отделения чистых от нечистых, одевающих нередко маску. Первой задачей становится охрана тайны и раскрытие тех, кто пытается в нее проникнуть. Главный отдел ВЧК, "политической полиции Ленина",32 созданной 7/20 декабря 1917 г., получил название "секретно-оперативного". Бдительность – объявляется долгом всех и каждого. Двойником бдительности становится обязательная подозрительность. Метафизическая тайна оборачивается повседневным секретом. Тайна и секрет пронизывают все области советской жизни, выполняя воспитательную функцию, формируя менталитет советского человека.
Орвелл знал, что без тайны не может быть тоталитарного государства. Герой 1984 мучается невозможностью раскрыть тайну: "я понимаю как, но не понимаю зачем?"33 Стремление узнать то, что не положено рядовому обитателю Океании, приводит Уинстона Смита в министерство любви, в страшную 101 комнату. Советские граждане отделены от тайны множеством физических барьеров: анкетами, пропусками, строго дозированной – в зависимости от степени посвящения – информацией, статьями Уголовного кодекса. Они отделены от тайны психическими барьерами. Удвоить бдительность! – звали Ленин и Дзержинский в 1918 г., "Вредительская и диверсионно-шпионская работа агентов иностранных государств… задела… все или почти все наши организации, как хозяйственные, так и административные и партийные",34 утверждал Сталин в 1937 г. В начальной школе дети узнают, что герой чехословацкого народа Юлиус Фучик, уходя на казнь, завещал: "Будьте бдительны!" В 1981 г. первый заместитель председателя КГБ предупреждает о "происках империалистических разведок", которые пытаются выведать советские секреты".35
В Советском Союзе секретно все – от планов военного завода до личной жизни партийных вождей, от численности армии или числа заключенных до прошлогодней Правды и книг А. Солженицына. Пропуск необходим для входа во все учреждения и специальный "допуск" нужен для получения книг в библиотеке, хранящихся в "закрытом фонде" (в т. ч. сочинения Н. С. Хрущева). В 1981 г. на 4 года лагеря был осужден историк Арсений Рогинский по обвинению в "незаконном" проникновении в ленинградскую научную библиотеку.36 Члены партии собираются на "закрытые партийные собрания", ЦК партии извещает рядовых членов о важнейших линиях политической деятельности в "закрытых письмах". Не имеет значения, что никаких "секретов" не узнают члены партии ни на собраниях, ни в "письмах ЦК". Важен – ритуал секретности, его воспитательное значение.
Герб КГБ – щит и меч. "Органы" прикрывают щитом тайну и добывают мечом вражеские секреты. Плотнейшая паутина "спец-отделов" покрывает страну: глаза и уши КГБ охраняют тайну и ловят ее нарушителей во всех учреждениях, в научных институтах, в армии и на заводах. Первый закон, принятый Верховным Советом СССР после избрания Андропова, потребовал усиления охраны государственной границы СССР. В числе мер – "активное участие всех советских граждан" в охране границы.
Щит КГБ защищает тайну от тех, кто вольно или невольно выдает ее. Предателями родины были объявлены советские солдаты, попавшие в плен, пусть даже на несколько часов – они подозревались в выдаче тайны. В этом же подозревались миллионы советских граждан, оказавшихся на оккупированной территории.
Меч в гербе КГБ символизирует стремление к добыванию чужих тайн. Все разведки собирают информацию из двух источников – легального (военные и научные журналы, пресса, стенограммы парламентских дебатов и т. п.) и нелегального (тайные агенты). Советская разведка, – по свидетельству одного из ее руководителей в Западной Европе в 30-е годы – "рассматривает как подлинную разведку только информацию, полученную от тайных агентов в нарушение закона страны, в которой они действуют".37
Только тайное, добытое незаконным путем, вырванное мечом, представляется ценным. Советский разведчик изображается как идеал советского человека. Ибо это – как названа книга о Рихарде Зорге – "человек, для которого не было тайн".38
Атмосфера тотальной тайны, в которой рождаются, растут и умирают советские люди, стала важнейшим фактором идеологического воспитания. Присутствие тайны, стремление приблизиться к ней, отталкивание от нее – включают в магический круг советской системы. Один из выразительнейших примеров воздействия "фактора тайны" на советского человека дан в романе Чингиза Айтматова Буранный полустанок, награжденного Государственной премией в 1983 г. Роман Айтматова имел успех у официальной критики, но также у читателей. В одном из эпизодов Буранного полустанка рассказывается о встрече земного космического корабля, высланного совместно Советским Союзом и США, с иноземной цивилизацией. Где-то далеко-далеко от Земли есть еще один мир, обитаемый существами, внешне очень похожими на людей. Внеземная цивилизация, далеко опередившая Землю в своем развитии, предлагает помощь и сотрудничество. Советско-американская комиссия после недолгих размышлений принимает решение, которое советскому писателю кажется единственно возможным: объявить обитателям другой планеты "об отказе вступать с ними в какие бы то ни было виды контактов". Мало того, комиссия принимает другое единственно возможное для советского писателя решение: окружить Землю непроницаемым барьером из "боевых роботов-лазеров, рассчитанных на уничтожение ядерно-лазерным излучением любых предметов, приблизившихся в космосе к земному шару".39 Советский писатель реагирует на сигнал от иной цивилизации созданием космической "берлинской стены". Для советского писателя совершенно очевидно, что так должны реагировать все обитатели Земли: поэтому решение о строительстве "берлинской стены" в космосе принимает паритетная советско-американская комиссия.
Убежденность в наличии тайны, чувство сопричастности к тайне вызывает у советского человека ощущение своей особенности, своего превосходства. Эмиграция из Советского Союза в 70-е годы продемонстрировала эту особенность советского человека: независимо от его отношения к системе, он ощущал себя носителем тайны и ключа к ней. Степень воздействия идеологии проявляется не в степени "веры" либо "неверия" в "марксизм-ленинизм", но в степени убежденности в знании "тайны", в принадлежности к магическому кругу посвященных.