Миловзоров приказывает поднять моржей на борт парохода. Собаки заходятся в истошном лае. Лают они до тех пор, пока каждая не получила по куску свежего мяса.
   - Отвел душу, - говорит Миловзоров. - Зверь здесь непуганый, много его. Смотрите, какая благодать. Встретить бы белого медведя, взять на память шкуру...
   Два дня назад они вообще не знали, сумеют ли преодолеть нагромождения льдов, которые преградили им путь. Вся надежда была на опытного капитана. Тот двое суток не сходил с мостика. Смотрел и смотрел в бинокль, негромко, спокойно отдавал команды. Ушаков чувствовал, как уверенность Миловзорова помогает ему справиться с нервным ожиданием.
   Им очень повезло с капитаном. Тот не бросался на льды. Не торопясь, прошел по их кромке, а потом разглядел брешь в ледяных полях, направил туда пароход. Он ловко обходил крупные торосы, льдины помельче осторожно раздвигал носом "Ставрополя".
   И вот уже виден мыс Уэринга, вскоре открывается мыс Гаваи. Какие названия у этих мысов! Гаваи! Сразу представляешь себе тропики, теплое море, фрукты. Тут август в разгаре, а все в теплой одежде, кругом плавает лед. Того и гляди пойдет снег.
   Миловзоров командует в переговорную трубку: "Стоп!".
   Остановились машины. Берег легко различим. Скалы дыбятся над серой полоской прибрежного льда. Вдалеке видны вершины гор. Солнце блестит на их снежных шапках. Нежной зеленью отливают обломки плавающих льдин. Дальние торосы поднимаются белоснежными парусами.
   - Куда прикажете приставать? - спрашивает Миловзоров.
   Ушакову трудно ответить на этот вопрос. И медлить нельзя - пароходу опасно оставаться во льдах. И торопиться опасно. Если они ошибутся, неправильно выберут место для жилья, потом нелегко будет перебираться в другую точку острова. Как перетащить десятки тонн груза, угля?
   - Придется идти на разведку, - решает Ушаков. - Прикажите, капитан, спустить шлюпку.
   Шлюпка, подгоняемая мерными ударами весел, идет к берегу. В ней трое: Ушаков, Павлов и Скурихин. За плечами у них по винчестеру, с собой немного еды и палатка. Это на случай, если придется заночевать.
   Шлюпка с хрустом врезается в галечную косу. Трое выпрыгивают на берег, делают несколько шагов. Возможно, до них по этому берегу, по крупной, обкатанной волнами и льдами гальке не ступала нога человека.
   Не сговариваясь, поднимают вверх винчестеры. Звучит залп. Неподалеку, шумно хлопая крыльями, взлетает стая гусей. Бросаются врассыпную утки. И только белая полярная сова, сидевшая на обломке камня, не шевельнулась.
   - Эх-ма! - сдвигает шапку Скурихин. - Да тут, Алексеич, есть что добыть детишкам на молочишко.
   Но сейчас не до охоты. Надо найти хорошее место для поселка. В поход, в первый поход по берегу!
   Двадцать километров - и они у бухты Роджерса. На косе виден плавник значит, есть строительный материал и топливо. С ближних холмов сбегают ручьи - будет питьевая вода. Удобно.
   - Нравится? - спрашивает Ушаков у спутников.
   - Подходяще, - невозмутимо отвечает Скурихин. - Я вон там себе избушку поставлю, на косогоре.
   - Эскимосам должно понравиться, - добавляет Павлов.
   Они возвращаются на пароход, и "Ставрополь" начинает осторожно пробираться к бухте Роджерса.
   Вот галечная коса, бухта. Брошен тяжелый якорь. Миловзоров сделал все, что мог. Ближе к месту будущего поселка подойти трудно, опасно.
   - Выгрузка! - звучит команда.
   Шлюпка за шлюпкой торопятся к острову. Первые пассажиры - эскимосы и их собаки. На берег летят части яранг, свернутые шкуры.
   Собаки с радостным лаем рассыпались по берегу, а потом сцепились в огромный яростный клубок. Иерок длинной палкой с трудом разогнал их.
   Быстрее, быстрее, быстрее! Миловзоров все чаще посматривает на льды.
   В шлюпке плывет бык, он протяжно мычит.
   Эскимосы собрали яранги, над ними вьются дымки.
   Розовая свинья пытается выпрыгнуть из шлюпки, ее хватают сразу трое матросов.
   Взмыл в небо гидроплан. За штурвалом - Кальвица, пассажиром летит Ушаков. Надо глянуть с воздуха на землю, которую предстоит обживать.
   Поднимаются стены дома, на берегу - целая гора продуктов, снаряжения. Матросы помогают строителям закончить крышу.
   - Пора, - говорит озабоченный Миловзоров. - Больше задерживаться нам нельзя.
   Ушаков прекрасно понимает его. Зачем рисковать пароходом? Ничего, остальное они сделают сами. И печи сложат, и окна, двери сделают, и склад соберут.
   - Да, вам пора, капитан, - с грустью отвечает Ушаков.
   Они спускаются в кают-компанию. Белые скатерти, несколько бутылок вина. Тост за удачную жизнь на острове, тост за благополучное возвращение "Ставрополя" во Владивосток. Последние рукопожатия. Не хочется покидать пароход. Ведь скоро эти люди будут в родных краях, увидят близких, друзей, вернутся к привычной жизни...
   Нет, не стоит об этом думать. До свидания!
   "Ставрополь" медленно разворачивается и выходит из бухты. Гудки, гудки... С берега отвечают выстрелами.
   Все. Пароход скрылся из глаз.
   Вечером на берегу долго горит костер.
   О чем-то вздыхают женщины. Искры танцуют в сумеречном небе. Мужчины молча смотрят в огонь. Тихонько взвизгивает во сне лайка. Набегает на берег волна.
   - "Ставрополь" скоро подойдет к Чукотке, - негромко говорит Савенко.
   - Давайте забудем о пароходе, - предлагает Ушаков. - Его нет и не было. Есть только остров Врангеля и пропасть работы.
   Ночью в палатках очень холодно. Могут замерзнуть продукты, для них нужно построить склад. Но пока главное - дом. Достраивают его все, даже эскимосы.
   Дело продвигается быстро, и двадцать пятого августа, ровно через десять дней после ухода "Ставрополя", в доме затоплены печи. Пора распаковывать вещи.
   Ушаков не ожидал, что распаковка его вещей вызовет такой интерес у эскимосов. На книги они почти не обратили внимания. Зато поразились фотоаппарату. Внимательно рассматривали его, заглядывали в кружочек объектива.
   Ушаков пожалел, что фотоаппарат не заряжен. Но он все-таки взвел затвор, направил аппарат на Нноко и щелкнул. Тот отскочил в сторону.
   - Ты стреляешь, умилек?
   - Как ты мог подумать, что я выстрелю в тебя?
   - А что ты делаешь?
   - Фотографирую. Вот через эту дырку ты попадешь внутрь ящика. Потом окажешься на бумаге.
   Все недоверчиво покачали головами.
   - Умилек. Мы тебе верим, когда ты говоришь про другое. Нноко не может пролезть в эту дырку.
   - Позже вы увидите, что я говорю правду. В ящик попадет не сам Нноко, а его изображение. Ивась, объясни им, пожалуйста, что такое фотография.
   Павлов долго говорит что-то по-эскимосски. Наверное, обсуждение фотоаппарата продолжалось бы еще час или два, если бы Ушаков не вынул из чемодана игрушку - гуттаперчевого пупса.
   - Кай! - удивились эскимосы. - Кай! Кай!
   Игрушка переходит из рук в руки. Нанаун, стройный подросток, даже попробовал ее на зуб.
   Новая вспышка удивления - глобус. Ушаков сказал:
   - Это земля.
   - Какая земля? - спросил Кивъяна. - Оттуда, где ты жил?
   - Наша. Общая. Мы живем на круглой земле. Она вот такая. Только очень-очень большая. Видите, какая маленькая Чукотка? А это остров Врангеля.
   Все молчат. Дружно достают трубки, табак.
   - Умилек! - нарушил молчание Аналько. - Если бы земля была круглая, мы упали бы с нее.
   - Да, да, - подтвердили остальные.
   - Ты говоришь, это земля, - опять важно сказал Аналько. - Хорошо. Пусть мы поверили тебе. Ты много знаешь. Тогда скажи, как люди ходят вот здесь? - Аналько ткнул трубкой под низ глобуса. - А? Там что, ходят вверх ногами?
   Эскимосы весело засмеялись. Аналько был очень доволен своим вопросом.
   - Нет, вверх ногами никто не ходит. Земля большая, мы не замечаем, что она круглая. Здесь, здесь и здесь, - Ушаков дотрагивается до разных точек глобуса, - ходят нормально.
   - Ты умный, умилек, - дипломатично говорит Аналько. - Пусть земля будет шаром, если тебе нравится.
   - Пусть, - соглашаются остальные. Никто не хочет обижать своего начальника.
   Эскимосы расходятся. Ушаков сидит среди груды вещей.
   Он думает о детях эскимосов. Их будет учить Павлов. Они научатся писать, узнают о других планетах, они уже не станут верить в бога и черта. Иерок, Кивъяна, Аналько, Инкали - это сегодняшний день острова Врангеля. Таким, как подросток Нанаун, принадлежит будущее.
   В одиночестве Ушаков сидит долго. Потом встает и выходит на улицу.
   Уже вечер. Звезды блестят в черном небе. Ушаков разрубает большие куски мяса и кормит собак. Теперь у него своя упряжка. И надо научиться ездить на них, как эскимосы. Всем им придется учиться друг у друга.
   Вечерний воздух чист и холоден. Даже слишком холодно для последних августовских дней. Ушаков идет к ручью и видит: тот покрыт тонкой корочкой льда. От одной только мысли, что ночью мороз усилится, ему вмиг становится жарко. Тогда погибнут привезенные из Владивостока картошка, лук, чеснок. Нужно спасать продукты.
   Помогут ли ему эскимосы? Они уже, наверное, спят. Вот если бы Иерок, самый опытный и умелый среди них, признанный, как убедился Ушаков, вожак переселенцев...
   Он подходит к первой яранге, к жилищу Иерока. Зовет его на улицу. Объясняет, в чем дело. Тот молча машет рукой. Через несколько минут эскимосы на ногах. Они перетаскивают часть продуктов в дом, остальное укрывают оленьими шкурами.
   Ух, как похолодало! Вот они, сюрпризы Арктики. Сколько их будет еще? Где они поджидают переселенцев? А если бы сегодня он не подошел к ручью, не увидел лед?
   - Завтра надо закончить строительство склада, - говорит Ушаков.
   Эскимосы согласно кивают. Они - в этом уверен Ушаков - всегда будут помогать ему.
   ...Все! Работы в новом поселке закончены. Эскимосы из временных яранг переселяются в зимние. Идет снег. Тридцатое августа, а тут снег! Он уже никому не страшен. Вьются дымки над жилищами.
   Можно немного передохнуть, собраться с силами.
   Иерок приглашает Ушакова в ярангу на чай. Ушаков откидывает кожаный полог, входит. В сумраке он замечает еще одно помещение - яранга в яранге. Туда надо вползать. Он опускается на колени, ползет. Во внутреннем доме жарко. Иерок сидит в одних штанах, женщины только в набедренных повязках. Ребятишки совсем голые. Животы их блестят в мигающем свете жирника.
   Хозяйка поправляет фитиль. Наливает Ушакову чаю. Ему невмоготу в одежде, и он сначала снимает куртку, потом свитер.
   - Умилек, - говорит Иерок, - ты дал нам новые шкуры.
   - Дал, - отвечает Ушаков. Он это сделал сразу после прибытия на остров.
   - Дал патроны, винчестеры, собак и муку.
   - Дал.
   - Мы за все заплатим. Мы будем охотиться, будут шкурки, моржовая кость. Ты подождешь?
   - Конечно, подожду. Здесь много песца, белых медведей. Вы сдадите шкуры, получите все, что вам надо. Советская власть прислала сюда много товаров. И пришлет еще. Со следующим пароходом.
   - Советская власть хорошая! И вы, большевики, тоже хорошие! торжественно произносит Иерок.
   Нет сил сидеть в душной яранге. Ушаков терпит. Он не хочет обидеть хозяев, не хочет прерывать беседы с Иероком.
   Им надо о многом поговорить.
   Глава вторая
   ПЕРВОЕ ОТКРЫТИЕ
   ОХОТА НА МОРЖЕЙ
   Что дальше? Как жить и чем заниматься?
   Все это не простые вопросы. Ошибешься, потянешь не за ту ниточку из клубка неотложных дел - Арктика не простит ошибки.
   Ушаков шагает по комнате. Только теперь, пожалуй, он понял по-настоящему, как сложно это - быть начальником острова. Надо думать не только о себе - о шестидесяти людях, за которых он отвечает. Эти люди верят ему, надеются на него. Но ведь он знает о Севере, о полярной ночи гораздо меньше, чем эскимосы.
   Да, меньше, что уж тут говорить. Он будет учиться у них, будет учиться на собственных ошибках - на это нужно время. А сейчас, сегодня надо решить: что станет он делать сам, что станет главным в жизни завтра, послезавтра - Иерока, Кивъяны, Нноко?
   Себе занятие он нашел бы быстро. Поехал бы на байдаре вдоль берега, чтобы лучше узнать очертания острова. Или пошел бы в горы с геологическим молотком - ученые ждут от него коллекцию островных минералов. Или начал бы собирать растения для гербария. Естественно-географические исследования самое важное в намеченной вместе с Академией наук программе.
   Может быть, с этого и начать? С походов, наблюдений за льдами, погодой? И пусть эскимосы занимаются своими делами. Пусть охотятся сколько хотят на моржей, медведей, на песца.
   Так-так-так, товарищ Ушаков. Все было бы верно, если бы задача была одна - исследования. Если бы высадился ты тут один, с несколькими помощниками. Мука, консервы, масло есть. Есть керосин, сахар, патроны и ружья. Даже - небольшой запас овощей, консервированных фруктов.
   Но ты не один. Эскимосы на консервах не проживут. И собак не прокормишь вареным рисом, вареной гречкой. Им нужны мясо, много мяса сырое, моржатина или медвежатина.
   Пусть себе охотятся. Хорошо бы... Хорошо было бы, если бы эскимосы расселились по острову, заготовили на зиму побольше припасов. Пока что получается по-другому: убьют одного, двух моржей - и все. Радуются, едят до отвала. Будто нет впереди зимы, ночи. Зимой труднее пополнить запасы. И никак не поддаются уговорам разъехаться по острову, поставить яранги в разных концах его, чтобы везде бить зверя.
   Как втолковать - в бухте Роджерса всем не прокормиться.
   Об этом вчера говорил он с Иероком. Иерок обещал: попробует объяснить эскимосам, что надо разъехаться по Земле Врангеля, не сидеть кучей.
   Вот что главное сейчас - обжить не кусочек, а весь остров. Заготовить припасы. Перезимовать. Потом можно будет заняться исследованиями.
   Уговорит ли товарищей Иерок? Надо уговорить. Приказы тут бесполезны.
   Ходит, ходит по комнате Ушаков. Одет он уже почти по-эскимосски: торбаса, меховые брюки... Лицо обветрилось, появились коротенькие усы, и уже чувствует он, что физическая работа, свежий воздух - на пользу ему. Сильнее стали руки, меньше устает за день. А еще будут походы по острову, ночевки на снегу, восхождения на горы... Все это нужно, ведь остров Врангеля - только начало его арктической жизни, первые, осторожные пока шаги...
   Стук в дверь, голоса.
   - Умилек, мы пришли.
   В комнату заходят Анъялык, Паля и Югунхак. Они снимают шапки, бросают их в угол около двери.
   Ушаков без слов ставит подогревать чайник. Какой разговор без чаю? И без табаку у эскимосов не получится разговора. Что ж, попьем всласть чаю, покурим и поговорим. В комнате полно солнца, под его лучами ярко-синим полыхают моря и океаны на глобусе.
   Анъялык поглядывает на сахарницу, которая доверху наполнена кусками сахару. На его бронзовом лице довольная улыбка. Он любит сладкое.
   - Умилек, - говорит он, пьет чай из чашки, крепкими зубами откусывает сахар. - Умилек, скоро море замерзнет. Будет большой лед.
   Паля и Югунхак поддерживают его:
   - Море замерзнет, уйдет морж.
   Ушаков молчит. Эскимосы сами расскажут о том, что привело их к начальнику острова Врангеля. Но Анъялык не торопится. Ему нравится крепкий чай Ушакова, нравятся большие куски сахара. Он начинает издалека:
   - У эскимосов есть сказка про суслика и ворона. Ты такую слышал?
   - Нет, Анъялык.
   - Слушай. Я тебе расскажу... "Выбежал из своей норки суслик, побежал пить к речке. Мимо шел ворон. Сел ворон на землю, завалил камнем выход из норы.
   Прибежал суслик, видит: нора закрыта.
   - Суслик, я тебя съем, - говорит ворон.
   - Подожди, - отвечает суслик. - Хочу сначала видеть танец ворона.
   Танцевать ворон совсем не умел. Но как скажешь об этом суслику? Смеяться начнет.
   - Хорошо, - говорит он. - Я умею танцевать танец ворона.
   И начал танцевать. Но суслик закричал:
   - Не так! Не так!
   - А как? - говорит ворон.
   - Закрой глаза и ногами бей в разные стороны! Сильно, сильно бей.
   Закрыл ворон глаза, бьет ногами в разные стороны. Сам не заметил, как откинул камень от норы в сторону. Суслик спрятался в нору. Бросился ворон за ним - только хвост достался.
   Понес хвост домой, отдал его вороне.
   - Посмотри, жена, какую я добычу принес. Ты свари хвост, он очень вкусный.
   Суслик заболел без хвоста. Плохо ему. Что делать? Зовет дочку, говорит ей:
   - Иди на берег речки, найди камень величиной с глаз.
   Принесла дочь круглый камень. Нарисовал суслик на камне глаз.
   - Иди, дочка, к ворону и скажи, чтобы обменял хвост на глаз.
   Приходит дочка суслика к ворону:
   - Возьми глаз, отдай хвост.
   - Давай, давай скорее.
   Отдала дочь суслика камень, взяла хвост и убежала. Взял ворон глаз, щелкает языком.
   - Самая вкусная еда - глаз.
   Вертел он, вертел глаз, прицелился, клюнул - сломал себе клюв. Закричал, полетел за дочкой суслика. Но она давно дома была".
   Анъялык вытирает рукавом пот с лица. Сказка рассказана неспроста. Ушаков ждет. Наливает гостям свежего чая, достает пачку галет.
   - Умилек, нас здесь много.
   - Много, Анъялык.
   "Неужели Иерок втолковал эскимосам, что плохо, когда все живут в одном месте? Особенно плохо для охоты. Звери ходят по всему острову, они не станут приходить прямо к дому. И моржи не подплывут к ярангам эскимосов".
   - Я думаю, - говорит Анъялык, - худо нам станет. Мяса мало. Эскимос не может без мяса. Это как хвостик суслика... Помнишь, ты летал на железной птице?
   Да, Ушаков облетел весь остров на гидроплане, осмотрел его сверху.
   - Ты говорил, что на юге острова видел много моржей. Большое стадо.
   - Видел, Анъялык. Это бухта Сомнительная. Километров тридцать отсюда.
   - Мы хотим поехать туда. Здесь не добудешь на всех мяса. И тогда зимой будем клевать камни, как ворон из сказки. Я хорошо говорю, умилек?
   "Вот так Иерок! Помог! Уговорил!"
   - Хорошо. Ты очень хорошо сказал, Анъялык. Я поеду с вами. Завтра поедем в Сомнительную.
   Через пять дней путешественники возвращаются. Поход был удачным: эскимосам понравилось в Сомнительной, и они решили переселиться туда.
   Если бы переселить несколько семей охотников на север острова!
   А в поселке жизнь течет спокойно. Было только одно происшествие. В бухту зашли касатки. Они разорвали на части большого моржа. Прибой выбросил на берег шесть кусков моржатины. Эскимосы взволновались.
   - Почему? - удивился Ушаков.
   Аналько оглянулся на берег и тихо произнес:
   - Здесь сколько яранг стоит? Шесть. И шесть кусков выбросило на берег. Касатки все знают. Они поделились с нами добычей.
   - Подожди, Аналько. Ты забыл про дом, в котором живу я. Всего семь жилищ. И тогда должно было бы быть семь кусков моржатины. Так?
   - Ты не эскимос. Ты раньше не ходил в море. Касатка тебя не знает.
   Больше он ничего не добавил. Пришлось идти с расспросами к Павлову.
   - Касатка - это оборотень, Георгий Алексеевич. Так считают эскимосы, и вы не переубедите их. Сильный и злой зверь. Зимой, когда море замерзает, касатка превращается в волка, нападает на оленей. Поэтому с ней лучше не связываться. Вообще убивать касатку и есть ее мясо нельзя. А шесть кусков мяса на шесть яранг... Эскимосы верят, что так касатка показывает: она хорошо относится к человеку. К эскимосу.
   - Значит, они не испугались?
   - Нет. Ведь касатка помогает охотникам. Она гонится за моржом, заставляет его плыть к берегу. Иногда отбирает добычу. Если касатка начинает рвать убитого моржа, привязанного к лодке эскимосов, они не сопротивляются. Наоборот, задабривают. Закуривают трубки и тут же вытряхивают табак в море. Своего рода жертва.
   - Действует?
   - Редко. Тогда охотники вырезают у моржа язык, бросают в воду. Если касатка по-прежнему не отстает, отдают ей всего моржа.
   - Я бы не отдал, - шутит Ушаков. - У нас самих мяса в обрез.
   Он идет к берегу. Да, сентябрь - не лучшая пора для охоты на острове. Но раньше просто не было времени заниматься ею. Строили дом, обживались на новом месте. Лучший сезон охоты пропустили. А без мяса - гибель. Без моржатины не перезимовать.
   Смотрит и смотрит начальник острова в море. Там плывут льдины. Подходить к ним на лодке опасно. Но если бы увидеть моржей, можно и рискнуть. Сегодня солнце, небо безоблачное. Моржи любят в такую погоду спать.
   Приплывите, моржи!
   Ушаков чуть-чуть улыбается. Вот и он становится суеверным, как эскимосы.
   Вдруг он замечает льдину с моржами! Неужели они уйдут? До них километра два.
   Поблизости стоят эскимосы. По их лицам видно, что ни у кого нет желания плыть за моржами. Море разгулялось, оно ломает лед - то и дело доносится треск. Конечно, риск. Имеет он право распоряжаться чужими жизнями? Но ведь без мяса эскимосы погибнут. Надо попробовать.
   Вся надежда на Иерока. Если пойдет он, пойдут и другие. Ушаков отзывает старого охотника в сторону.
   - Поедешь?
   - Поеду.
   К ним присоединяются Павлов и пять эскимосов. За Иероком они готовы хоть на край света.
   Вельбот уже на воде. Он подходит к льдинам. Льдины сталкиваются друг с другом. Кругом грохот разламывающегося льда. Не слышно соседа, приходится кричать в ухо. Чем ближе к моржам, тем сильнее беснуется море.
   Иерок стоит за рулем, правит вельботом.
   Все ближе моржи. Они не спят - волнение на море не дает им уснуть. Это затрудняет охоту.
   Дружный залп! Два огромных самца замерли. Удача! Так бы удачно еще добраться до берега.
   Туши моржей подтянуты к обоим бортам вельбота. Лед уже закрыл вход в бухту.
   Охотники веслами раздвигают льдины. Медленно, очень медленно двигаются к берегу. Каждую секунду их может раздавить. Помогают моржи у бортов - они смягчают напор льда. Все напряжены, и все понимают, что им никто не поможет. Надеяться можно только на себя, на свои силы. А их все меньше - схватка с морем длится уже несколько часов.
   Совсем близко берег. И тут вельбот попадает между двумя льдинами. Треск!
   Неужели пробит борт?
   Нет, сломана одна верхняя доска. Опять помогли туши моржей.
   Шуршит под вельботом галька. Измученные охотники выбираются на землю. Сил совсем нет. Все сидят на берегу, отдыхают. Отбили у моря две туши. В каждой по полторы тонны.
   - Больше охотиться на моржа нельзя, - говорит Иерок.
   Пожалуй, он прав. Это последний их выход в море в этом году.
   - На кого же будем охотиться, Иерок? Где взять мясо?
   - Скоро придет белый медведь. Я думаю так. На северный берег острова.
   Значит, надо отправляться на север. За медведями. И не только за ними. Ушаков надеется, что уговорит хотя бы одну семью эскимосов переселиться туда.
   Вместе с эскимосами он разделывает моржей. Он все должен делать, как эскимос. Руки у него в крови и в жире. До дома, до мыла и полотенца, километров десять. Попробовать, что ли, "вымыть" руки по-эскимосски?
   Ушаков трет их о песок и гальку... Не так уж и плохо. Остается лишь ополоснуть руки в море и вытереть их о мешок.
   Горит костер, в огне сочные куски мяса. Теперь Ушаков чувствует, как голоден. Он достает мясо из огня, отрезает ножом горячую прожаренную корочку, подхватывает ее губами.
   Вкусно, очень вкусно.
   Павлов вдруг поперхнулся. Он кашляет и смеется. Что с ним?
   - Доска как треснет... А Кивъяна схватил гарпун. Ты льдину хотел загарпунить, Кивъяна?
   - Ты сам... Сам подпрыгнул в вельботе.
   Что ж, сейчас можно и посмеяться.
   Ушаков имеет право смеяться вместе со всеми. Он рисковал, выйдя в море, стрелял в моржей, греб, отталкивал льдины.
   Приятно сознавать это.
   Хорошо, когда не отстаешь в тяжелой работе, когда кусок мяса заработан, опасности позади, а люди рядом считают тебя своим.
   И в глубине души гордишься собой: если испугался ты, то не больше других. И, как все, не подал виду.
   БЕЛЫЙ МЕДВЕДЬ КИВЪЯНЫ
   Ночь была холодной. На стекле мороз вывел первые нежные узоры. Пожухлая трава в серебристом инее, вместо луж - корочка льда. Наступишь на лед, он разлетится с хрустом, а под ним - сухо.
   Приближается зима. Ушаков живет в деревянном доме вместе с Савенко. Комната его сухая и теплая. Он плотно подогнал доски двойного пола, проконопатил стены. Не дует и от окна. Толстый войлок, линолеум, японские циновки - все в комнате сделано так, чтобы надежно защититься от мороза.
   К Ушакову стучится румяный от ветра и морозца Павлов. Он вернулся со склада, где выдавал продукты Анъялыку. Тот приехал из бухты Сомнительной. Устроились там эскимосы хорошо. Им повезло. Льдину с моржами неожиданно подогнало к самому берегу. Охотники убили тридцать моржей. Для этого им не пришлось выходить в море, рисковать жизнью.
   Тридцать штук! Несколько десятков клыков, шкуры для хозяйства, а самое главное - мясо. Людям, собакам. За зимовку в бухте Сомнительной можно быть спокойным.
   - А у нас здесь, - говорит Павлов, - суд будет.
   - Какой суд?
   - Вы разве не слышали крики? Етуи и Нноко собаку не поделили. Эскимосы готовят нарты, упряжки, собираются объезжать собак. Одна оказалась ничейной. Вот и поссорились из-за нее Нноко и Етуи. Каждый считал своей. Разгорелся спор, сгоряча обидели друг друга.
   - Дрались?
   - Эскимосы не дерутся. Будет суд.
   - Чей суд?
   - Эскимосский.
   - Нам надо вмешаться.
   - Я бы не советовал, Георгий Алексеевич. Они и без нас прекрасно разберутся. Вот увидите.
   Ушаков и Павлов выходят из дома. Перед ярангами эскимосов оживление. Етуи и Нноко раздеты до пояса, в руках у них полутораметровые палки. И другие мужчины обнажены, тоже с палками.
   - Как бы все-таки не подрались.
   - Не волнуйтесь и смотрите.
   Мужчины закинули палки за спину, положили на них руки и побежали в тундру. Они не очень торопились, но и не снижали скорости, когда преодолевали довольно высокий холм. Пробежав километров десять, бегуны возвратились к ярангам.
   - В чем же смысл этого бега?
   - Разогревались перед борьбой. Суд - это борьба. Кто победит противника, тот и спор выиграл. Но начнут борьбу мальчики.