Страница:
– Вас тут дожидается один посетитель, – произнес Бурдо, когда чашка опустела.
– Дженни?
– Нет… доктор Селадор.
«Селадор!» – Это имя взорвалось в сознании Дейсейна. Селадор доверял ему, надеялся на него. Селадор-то и выслал ему пистолет по почте.
– Вы примете его? – спросил Бурдо.
– Вы… не будете возражать, если я увижусь с ним? – спросил Дейсейн в свою очередь.
– Возражать? А почему это я должен, сэр?
«Вовсе не твои, Бурдо, возражения я имел в виду», – сказал про себя Дейсейн.
И в этот миг Дейсейна охватило сильное желание послать Селадора подальше. Как же легко было это сделать. Сантарога сможет оградить его от селадоров внешнего мира. Ему нужно только сказать об этом Бурдо, и все будет устроено.
– Я… э-э… хочу увидеться с ним, – сказал Дейсейн. Он огляделся. – Вы не поможете мне надеть халат и… есть здесь стул, на котором я мог бы?..
– А почему бы вам, сэр, не устроиться в кресле на колесиках? Доктор Ларри специально послал за одним для вас. Он не хочет, чтобы вы перенапрягались. Вы не должны уставать, понимаете?
– Да… да, я понимаю. Кресло на колесиках.
Бурдо ушел за Селадором, перекатив кресло в противоположный конец комнаты к двери, ведущей в коридор. Перед Дейсейном находились стеклянные двери, выходившие на открытую веранду, освещенную солнечными лучами.
Ему показалось, что его оставили одного, бесцеремонно выставив на всеобщее обозрение, с обнаженной душой, корчившимся в судорогах страха. «А ведь я по-прежнему отягощен тяжким грузом», – мелькнула мысль. Его приводила в замешательство перспектива встречи с Селадором. Исподволь подкрадывался непонятный страх. Селадор умеет различать притворство и обман. Он сразу заметит лживую маску – среди аналитиков с ним сравниться не мог никто.
«Селадор унизит меня, – подумал Дейсейн. – Почему это я согласился принять его? Он насквозь пронзит меня взглядом, и я не смогу сопротивляться ему – мои реакции выдадут ему все, что захочет узнать обо мне… о моей неудаче».
И в этот момент Дейсейну показалось, что стенки раковины, в которой была заключена его рассудительность, разъедены внешней мишурой и фантазиями. Селадор с резким треском раздавит ее с присущей ему жизнерадостностью.
Дверь в коридор открылась.
Заставляя себя не торопиться, Дейсейн медленно повернул голову.
В дверях стоял Селадор, высокий, с резкими чертами лица, мужчина. Смуглый цвет кожи и диковатые глаза индийца в обрамлении седых волос на висках, такого же серебристо-серого цвета твидовый костюм. У Дейсейна вдруг возникло смутное чувство, что он уже видел это лицо в другой жизни – этот пронизывающий взгляд из-под чалмы, в центре которой красовался кроваво-красный драгоценный камень.
Дейсейн покачал головой. «Я схожу с ума».
– Джилберт, – сказал Селадор, направляясь к нему. – Во имя Господа, что же ты сотворил с собой? – Дейсейн отчетливо слышал каждое слово, произносимое с оксфордским акцентом. – Мне сказали, что ты получил сильные ожоги.
«Итак, началось», – сказал себе Дейсейн.
– Я… мои руки и кисти, – произнес Дейсейн. – И еще немного лицо.
– Я прибыл только сегодня утром, – сказал Селадор. – Мы все так беспокоились о тебе, знаешь. За все эти дни – ни слова от тебя.
Он остановился перед Дейсейном, почти полностью закрыв собой обзор веранды.
– Должен сказать, что ты, Джилберт, выглядишь ужасно. Однако, кажется, у тебя на лице не осталось ни одного шрама.
Дейсейн поднес руку к щеке. И неожиданно он почувствовал, что это его щека, а не того незнакомца. Кожа на ощупь казалась, гладкой, новой.
– Все это место провоняло проклятым мускусным запахом, – пожаловался Селадор. – Ты не будешь возражать, если я открою эти двери?
– Нет… нет, пожалуйста, открывайте.
Дейсейн поймал себя на том, что борется с чувством, что Селадор – вовсе не Селадор: его слова уже не поражали глубиной мысли, а сам он приобрел некую манерность, которая, насколько помнил Дейсейн, была вовсе не характерна для него. Неужели Селадор изменился?
– Чудесный солнечный день, – произнес Селадор. – Почему бы мне не выкатить тебя на эту веранду, чтобы ты подышал свежим воздухом. Тебе это пойдет на пользу.
Паника сжала горло Дейсейна. Эта веранда… Он почувствовал, что там его ждет какая-то опасность. Он попытался остановить Селадора, возразить. Однако слова застревали в горле.
Селадор понял молчание за знак согласия и выкатил кресло Дейсейна за дверь. Слегка задрожал подоконник, и вот они уже на веранде.
Лучи солнца согревали Дейсейна. Его щеки щекотал легкий ветерок, в котором почти уже не оставалось запаха Джасперса, проясняя сознание. Дейсейн сказал:
– Разве вы не…
– Разве тебя не пьянит свежий воздух? – перебил его Селадор. Он остановился у невысокого парапета, на самом краю крыши. – Ну вот. Ты можешь восхищаться этим видом, а я присяду на этот уступ.
Селадор присел и положил одну руку на спинку кресла Дейсейна.
– Как мне кажется, к этой палате подведены специальные провода, способные улавливать все звуки, – сказал Селадор. – Однако не думаю, что они установили подслушивающее устройство и здесь.
Дейсейн ухватился за колеса, боясь, что кресло внезапно сдвинется вперед, и он свалится с крыши. Он посмотрел вниз на асфальтированную автостоянку, газоны, цветочные клумбы, деревья. До него постепенно доходил смысл слов Селадора.
– Специальные провода… способные… – Он повернулся и увидел удивление в темных глазах собеседника.
– Очевидно, ты еще не до конца пришел в себя, – заметил Селадор. – Да это и понятно. Ты прошел через горнило ужасных испытаний. Это очевидно. Впрочем, как только ты поправишься, я увезу тебя из этой долины. Уже в конце этой недели ты окажешься в безопасности в обычном госпитале в Беркли, где сможешь отдохнуть и поднабраться сил.
Внутри Дейсейна клокотали разные чувства, его сознание стало ареной сражения. «В безопасности. Какое ободряющее слово! Уехать из долины? Ему нельзя покидать ее! Но он должен уехать. Но куда, во внешний мир? Отправиться в этот ужасный мир?»
– Тебя что, накачали наркотиками, Джилберт? – спросил Селадор. – Ты выглядишь… таким… таким…
– У меня… Со мной все в порядке.
– Знаешь, вообще-то ты ведешь себя довольно странно. Ты даже не спросил меня, что же мы обнаружили по тем ниточкам, которые ты нам дал.
– И что…
– Оказывается, свой бензин они получают из отходов. Что вполне нормально, если принять во внимание экономические мотивы: расчет производится наличными с независимым производителем. Сыр и остальные продукты их кооператива, как утверждают из департамента по сельскому хозяйству, с медицинской точки зрения совершенно безвредны. Однако коллегию департамента, ведающую вопросами недвижимости, заинтересовало то, что никто, кроме сантарожанцев, не может купить собственность в долине. Может быть, они нарушают законодательство, предусматривающее борьбу против дискриминации в…
– Нет, – перебил его Дейсейн. – Они… ничего не нарушают.
– Ха! Ты рассуждаешь как человек, обнаруживший в шкафу скелет. Ну так что, Джилберт, по-твоему все это?
Дейсейну показалось, словно он схвачен вампиром, который собирается выпить из него всю кровь. Селадора его кровь насытит, даст силы. Дейсейн покачал головой.
– Ты болен, Джилберт? Может, я утомляю тебя?
– Нет. Просто я медленно соображаю. Доктор, вы должны понять, у меня…
– У тебя остались записи, Джилберт? Возможно, я смогу прочитать твой отчет и…
– Нет… пожар…
– Ах да! Доктор, этот Паже, говорил что-то насчет твоего сгоревшего грузовика. Полагаю, все сгорело?
– Да.
– Ладно, значит, теперь нам, Джилберт, придется обойтись твоим устным рассказом. Есть ли какая-нибудь слабинка, которой мы могли бы воспользоваться для уничтожения этих людей?
Дейсейн вспомнил о теплицах – детский труд. Он вспомнил статистические данные, по которым у нескольких сантарожанцев после употребления Джасперса была разрушена психика. Он подумал о наркотическом влиянии Джасперса. О чем не думай – всюду он видел, как можно уничтожить Сантарогу.
– Должно быть еще что-нибудь, – сказал Селадор. – Ты продержался здесь намного дольше остальных исследователей. По всей видимости, тебе предоставили возможность свободно перемещаться по долине. Я не сомневаюсь, что кое-что ты обнаружил.
«Продержался здесь намного дольше остальных исследователей», – повторил про себя Дейсейн. Эта фраза прозвучала как откровение. Он как бы участвовал в обсуждениях, где решался вопрос о его участии в этом проекте. У Дейсейна в долине живет девушка. Может быть, это именно то, что нам нужно. Безусловно, это дает нам основание надеяться, что он продержится дольше остальных.
«Наверное, все так и происходило», – подумал Дейсейн. Подобная бесцеремонность вызывала у него отвращение.
– А что, в долину приезжало больше двух? – спросил Дейсейн.
– Двух? О чем ты, Джилберт?
– Так как, больше двух исследователей было здесь… до меня?
– Я не понимаю, откуда ты это…
– Так были?
– Ну, знаешь, а ты очень проницательный, Джилберт. Да, их было больше двух. Кажется, восемь или девять.
– Почему…
– Почему тебе это не сообщили? Мы хотели предупредить тебя, чтобы ты был поосторожнее, но потом посчитали, что нет необходимости пугать тебя.
– Но вы ведь считали, что они были убиты здесь… сантарожанцами?
– Все эти случаи выглядят необычайно загадочными, Джилберт. Мы вовсе не были уверены. – Селадор внимательно и испытующе посмотрел на Дейсейна, широко раскрыв глаза. – Это так, верно? Убийство. И мы в данный момент подвергаемся опасности? У тебя сохранилось то оружие, которое я…
– Если бы все было так просто, – вздохнул Дейсейн.
– Во имя Господа, Джилберт, что же это тогда? Ведь ты наверняка что-то, обнаружил. Я возлагал на тебя такие надежды.
«Возлагал на тебя такие надежды», – повторил про себя Дейсейн. И снова эта фраза как бы открыла дверь, за которой втайне велись разговоры, решавшие его судьбу. Почему Селадор так разоткровенничался с ним? Дейсейн вдруг понял, что его поражает собеседник, внезапно утративший присущую ему глубину мысли. «Куда же делся всемогущий психоаналитик? Неужели он и в самом деле так сильно изменился?»
– Значит, вы… вы просто использовали меня, – сказал Дейсейн. Он вспомнил обвинения Эла Мардена. Марден все это понял…
– Послушай, Джилберт, давай не будем выяснять отношения. Да, как раз перед тем, как я выехал сюда, Мейер Дэвидсон интересовался тобой. Ты помнишь Дэвидсона, агента инвестиционной корпорации? Ты, Джилберт, произвел на него потрясающее впечатление. Он сказал мне, что уже подыскивает тебе место в своей фирме.
Дейсейн уставился на Селадора. Неужели он говорит это всерьез?
– Ты окажешься на ступеньку выше, Джилберт, в нашем мире.
Дейсейну очень захотелось рассмеяться, но он справился с этим желанием. У него возникло странное чувство, что он порвал со своим прошлым и уже в состоянии заняться изучением той псевдоличности, того жалкого существа, которым был он сам. Тот, второй Дейсейн, ухватился бы за это предложение обеими руками. Новый же Дейсейн понимал, что в этом предложении выражено истинное отношение Селадора и его закадычных дружков к таким, как он: как к полезному, но не очень умному человеку, Джилберту Дейсейну, вспомнил он слова Паже.
– Ты уже составил мнение о Сантароге? – спросил Дейсейн. «Интересно, видел ли уже Селадор стоянку подержанных автомобилей Клары Шелер или рекламные объявления на витринах магазинов.
– Сегодня утром, дожидаясь, когда мне будет разрешено встретиться с тобой, я проехался немного по городу, – сказал Селадор.
– И как тебе показалось это место?
– Ответить откровенно? Странное местечко. Когда я спрашивал у местных жителей дорогу сюда, они отвечали отрывисто… и странно как-то. Не совсем… ну, словом, это был не английский, хотя, конечно, было множество американизмов, однако…
– У них возник и свой язык – напоминает их сыр, – заметил Дейсейн. – Такой же острый и с характерным привкусом.
– Острый! Точно сказано!
– А может их назвать обществом индивидуалистов, а, что скажешь? – спросил Дейсейн.
– Возможно… но в чем-то они все одинаковы. Скажи мне, Джилберт, нет ли в этом связи с решением направить тебя сюда?
– В этом?
– Я имею в виду вопросы, которые ты мне задаешь. Должен признаться, что твоя манера говорить очень напоминает… ладно, черт побери, но ты говоришь, как местные жители. – Смуглокожий индиец попытался выдавить из себя улыбку. – Неужели и ты стал местным?
Вопрос человека с восточными чертами на смуглом лице и с сильным оксфордским акцентом внезапно показался Дейсейну удивительно забавным. Чтобы Селадор задавал такие детские вопросы…
Дейсейн безудержно захохотал.
Селадор расценил этот смех по-своему.
– Ну что ж, мне остается надеяться, что это не так.
– Людей должна интересовать прежде всего человечность, – заметил Дейсейн.
И снова Селадор не понял его.
– Да, и ты изучал сантарожанцев как превосходный психолог, каким ты и являешься. Хорошо. Ну что ж, тогда… расскажи, что же ты выяснил.
– Я скажу это иначе, – сказал Дейсейн. – Иметь свободу – это еще не все, нужно знать, как распорядиться ею. Существует вероятность, что, гоняясь за свободой, люди в каком-то отношении превращаются в ее рабов.
– Звучит очень философски, – заметил Селадор. – Ну, а как быть нашим спонсорам, ищущим справедливости?
– Справедливости?
– Конечно, справедливости. Их заманили в эту долину и обманули. Они вложили огромные средства в нее – и никакой отдачи. А они не такие люди, кто способен стерпеть подобное отношение.
– Заманили? – переспросил Дейсейн. – Одно я знаю точно: никто в долине им ничего не отдаст. Каким образом их заманили? Кстати, каким образом им удалось приобрести право на аренду?..
– Это не является насущным вопросом, Джилберт.
– Нет, это очень важно! Каким же образом им удалось приобрести право на аренду сантароганской земли?
Селадор вздохнул.
– Ну, хорошо. Раз ты так настаиваешь. Они выиграли это право на аукционе, где распродавалась государственная собственность, предложив цену в…
– Поскольку были уверены, что никто не предложит большую, – перебил его Дейсейн и захихикал. – Неужели они не занимались изучением местного рынка?
– Они отлично знали; сколько людей здесь проживает.
– Но каких людей?
– Что ты хочешь этим сказать, Джилберт?
– Сантарога очень напоминает греческий полис, – ответил Дейсейн. – Это общество индивидуалистов, но не коллектив. Сантарожанцы – не рабы какого-нибудь муравейника, которыми можно понукать и услащать пряниками. Это настоящий полис, достаточно небольшой по размерам, чтобы удовлетворять потребности людей. Их прежде всего интересуют люди. Ну, а что касается справедливости…
– Джилберт, ты говоришь очень странные вещи.
– Выслушайте меня, пожалуйста, доктор.
– Ну, хорошо, только я надеюсь уловить смысл во всей этой… этой…
– Справедливости, – закончил за него Дейсейн. – Спонсоры, о которых вы упомянули, и правительство, которое они контролируют, больше интересует общественный порядок, чем справедливость. Они унаследовали представления от заскорузлой, давно изжившей себя системы, с которой незаметно для себя срослись. Вы хотите узнать, как сантарожанцы относятся к ним и их махинациям?
– Позволь напомнить тебе, Джилберт: именно для этого мы и направили тебя в долину.
Дейсейн улыбнулся. Обвинительный тон Селадора не пробуждал в нем угрызений совести.
– Нечестная власть, – начал Дейсейн. – Вот что думают сантарожанцы о внешнем мире: «Место, где господствует нечестная власть. Деньги и нечестная власть подчинили себе все там».
– Внешний мир, – повторил Селадор. – А ведь ты специально выделил это словосочетание.
– Нечестная власть – это власть без управляющего, – продолжал Дейсейн.
– Выходя из-под контроля, она уничтожает самое себя и все вокруг. Эта цивилизация представляет собой сплошное поле сражений. Им даны различные термины: рыночное пространство, торговое пространство, суд, выборы, сенат, аукцион, забастовка – но все равно они остаются полем сражений. И это нельзя отрицать: каждый возьмется за оружие, если будет брошен клич войны.
– Я уже начинаю верить, что ты защищаешь этих сантарожанских мошенников, – заметил Селадор.
– Конечно, я защищаю их! С моих глаз здесь спала пелена, мешавшая мне все ясно видеть! Ведь я продержался намного больше, чем вы рассчитывали, верно? Вы ведь возлагали на меня такие надежды! Как вы можете быть таким наивным?!
– Вот что, Джилберт!.. – Селадор встал и посмотрел на Дейсейна сверкающими глазами.
– Вы знаете, что я понял, что на самом деле я понял? – спросил Дейсейн.
– Справедливость! Вы все так чертовски хотите спрятать за ширмой справедливости и законности свою ложь! Вы говорите мне…
– Доктор Джил? – из дверей на веранду донесся голос Бурдо.
Дейсейн облокотился о левую сторону кресла и оттолкнулся правым колесом. Кресло завертелось на месте. В ту же секунду Дейсейн увидел Бурдо, стоявшего у открытых стеклянных дверей на веранду, и почувствовал, как его кресло обо что-то ударилось. Он повернул голову в сторону Селадора и успел увидеть, как его ноги исчезают за краем крыши. А потом раздался долгий отчаянный, душераздирающий вопль, а затем глухой удар о землю, звука которого Дейсейн никогда раньше не слышал. Его чуть не стошнило.
Бурдо внезапно оказался рядом с ним. Свесившись через парапет, он посмотрел вниз.
– О Господи! – пробормотал Бурдо. – О Господи, какой ужасный случай!
Дейсейн поднял руки и взглянул на них – свои руки. «Я ведь слишком слаб для того, чтобы это сделать, – попытался уверить себя он. – Я еще не выздоровел окончательно. Я слишком слаб!»
14
– Дженни?
– Нет… доктор Селадор.
«Селадор!» – Это имя взорвалось в сознании Дейсейна. Селадор доверял ему, надеялся на него. Селадор-то и выслал ему пистолет по почте.
– Вы примете его? – спросил Бурдо.
– Вы… не будете возражать, если я увижусь с ним? – спросил Дейсейн в свою очередь.
– Возражать? А почему это я должен, сэр?
«Вовсе не твои, Бурдо, возражения я имел в виду», – сказал про себя Дейсейн.
И в этот миг Дейсейна охватило сильное желание послать Селадора подальше. Как же легко было это сделать. Сантарога сможет оградить его от селадоров внешнего мира. Ему нужно только сказать об этом Бурдо, и все будет устроено.
– Я… э-э… хочу увидеться с ним, – сказал Дейсейн. Он огляделся. – Вы не поможете мне надеть халат и… есть здесь стул, на котором я мог бы?..
– А почему бы вам, сэр, не устроиться в кресле на колесиках? Доктор Ларри специально послал за одним для вас. Он не хочет, чтобы вы перенапрягались. Вы не должны уставать, понимаете?
– Да… да, я понимаю. Кресло на колесиках.
Бурдо ушел за Селадором, перекатив кресло в противоположный конец комнаты к двери, ведущей в коридор. Перед Дейсейном находились стеклянные двери, выходившие на открытую веранду, освещенную солнечными лучами.
Ему показалось, что его оставили одного, бесцеремонно выставив на всеобщее обозрение, с обнаженной душой, корчившимся в судорогах страха. «А ведь я по-прежнему отягощен тяжким грузом», – мелькнула мысль. Его приводила в замешательство перспектива встречи с Селадором. Исподволь подкрадывался непонятный страх. Селадор умеет различать притворство и обман. Он сразу заметит лживую маску – среди аналитиков с ним сравниться не мог никто.
«Селадор унизит меня, – подумал Дейсейн. – Почему это я согласился принять его? Он насквозь пронзит меня взглядом, и я не смогу сопротивляться ему – мои реакции выдадут ему все, что захочет узнать обо мне… о моей неудаче».
И в этот момент Дейсейну показалось, что стенки раковины, в которой была заключена его рассудительность, разъедены внешней мишурой и фантазиями. Селадор с резким треском раздавит ее с присущей ему жизнерадостностью.
Дверь в коридор открылась.
Заставляя себя не торопиться, Дейсейн медленно повернул голову.
В дверях стоял Селадор, высокий, с резкими чертами лица, мужчина. Смуглый цвет кожи и диковатые глаза индийца в обрамлении седых волос на висках, такого же серебристо-серого цвета твидовый костюм. У Дейсейна вдруг возникло смутное чувство, что он уже видел это лицо в другой жизни – этот пронизывающий взгляд из-под чалмы, в центре которой красовался кроваво-красный драгоценный камень.
Дейсейн покачал головой. «Я схожу с ума».
– Джилберт, – сказал Селадор, направляясь к нему. – Во имя Господа, что же ты сотворил с собой? – Дейсейн отчетливо слышал каждое слово, произносимое с оксфордским акцентом. – Мне сказали, что ты получил сильные ожоги.
«Итак, началось», – сказал себе Дейсейн.
– Я… мои руки и кисти, – произнес Дейсейн. – И еще немного лицо.
– Я прибыл только сегодня утром, – сказал Селадор. – Мы все так беспокоились о тебе, знаешь. За все эти дни – ни слова от тебя.
Он остановился перед Дейсейном, почти полностью закрыв собой обзор веранды.
– Должен сказать, что ты, Джилберт, выглядишь ужасно. Однако, кажется, у тебя на лице не осталось ни одного шрама.
Дейсейн поднес руку к щеке. И неожиданно он почувствовал, что это его щека, а не того незнакомца. Кожа на ощупь казалась, гладкой, новой.
– Все это место провоняло проклятым мускусным запахом, – пожаловался Селадор. – Ты не будешь возражать, если я открою эти двери?
– Нет… нет, пожалуйста, открывайте.
Дейсейн поймал себя на том, что борется с чувством, что Селадор – вовсе не Селадор: его слова уже не поражали глубиной мысли, а сам он приобрел некую манерность, которая, насколько помнил Дейсейн, была вовсе не характерна для него. Неужели Селадор изменился?
– Чудесный солнечный день, – произнес Селадор. – Почему бы мне не выкатить тебя на эту веранду, чтобы ты подышал свежим воздухом. Тебе это пойдет на пользу.
Паника сжала горло Дейсейна. Эта веранда… Он почувствовал, что там его ждет какая-то опасность. Он попытался остановить Селадора, возразить. Однако слова застревали в горле.
Селадор понял молчание за знак согласия и выкатил кресло Дейсейна за дверь. Слегка задрожал подоконник, и вот они уже на веранде.
Лучи солнца согревали Дейсейна. Его щеки щекотал легкий ветерок, в котором почти уже не оставалось запаха Джасперса, проясняя сознание. Дейсейн сказал:
– Разве вы не…
– Разве тебя не пьянит свежий воздух? – перебил его Селадор. Он остановился у невысокого парапета, на самом краю крыши. – Ну вот. Ты можешь восхищаться этим видом, а я присяду на этот уступ.
Селадор присел и положил одну руку на спинку кресла Дейсейна.
– Как мне кажется, к этой палате подведены специальные провода, способные улавливать все звуки, – сказал Селадор. – Однако не думаю, что они установили подслушивающее устройство и здесь.
Дейсейн ухватился за колеса, боясь, что кресло внезапно сдвинется вперед, и он свалится с крыши. Он посмотрел вниз на асфальтированную автостоянку, газоны, цветочные клумбы, деревья. До него постепенно доходил смысл слов Селадора.
– Специальные провода… способные… – Он повернулся и увидел удивление в темных глазах собеседника.
– Очевидно, ты еще не до конца пришел в себя, – заметил Селадор. – Да это и понятно. Ты прошел через горнило ужасных испытаний. Это очевидно. Впрочем, как только ты поправишься, я увезу тебя из этой долины. Уже в конце этой недели ты окажешься в безопасности в обычном госпитале в Беркли, где сможешь отдохнуть и поднабраться сил.
Внутри Дейсейна клокотали разные чувства, его сознание стало ареной сражения. «В безопасности. Какое ободряющее слово! Уехать из долины? Ему нельзя покидать ее! Но он должен уехать. Но куда, во внешний мир? Отправиться в этот ужасный мир?»
– Тебя что, накачали наркотиками, Джилберт? – спросил Селадор. – Ты выглядишь… таким… таким…
– У меня… Со мной все в порядке.
– Знаешь, вообще-то ты ведешь себя довольно странно. Ты даже не спросил меня, что же мы обнаружили по тем ниточкам, которые ты нам дал.
– И что…
– Оказывается, свой бензин они получают из отходов. Что вполне нормально, если принять во внимание экономические мотивы: расчет производится наличными с независимым производителем. Сыр и остальные продукты их кооператива, как утверждают из департамента по сельскому хозяйству, с медицинской точки зрения совершенно безвредны. Однако коллегию департамента, ведающую вопросами недвижимости, заинтересовало то, что никто, кроме сантарожанцев, не может купить собственность в долине. Может быть, они нарушают законодательство, предусматривающее борьбу против дискриминации в…
– Нет, – перебил его Дейсейн. – Они… ничего не нарушают.
– Ха! Ты рассуждаешь как человек, обнаруживший в шкафу скелет. Ну так что, Джилберт, по-твоему все это?
Дейсейну показалось, словно он схвачен вампиром, который собирается выпить из него всю кровь. Селадора его кровь насытит, даст силы. Дейсейн покачал головой.
– Ты болен, Джилберт? Может, я утомляю тебя?
– Нет. Просто я медленно соображаю. Доктор, вы должны понять, у меня…
– У тебя остались записи, Джилберт? Возможно, я смогу прочитать твой отчет и…
– Нет… пожар…
– Ах да! Доктор, этот Паже, говорил что-то насчет твоего сгоревшего грузовика. Полагаю, все сгорело?
– Да.
– Ладно, значит, теперь нам, Джилберт, придется обойтись твоим устным рассказом. Есть ли какая-нибудь слабинка, которой мы могли бы воспользоваться для уничтожения этих людей?
Дейсейн вспомнил о теплицах – детский труд. Он вспомнил статистические данные, по которым у нескольких сантарожанцев после употребления Джасперса была разрушена психика. Он подумал о наркотическом влиянии Джасперса. О чем не думай – всюду он видел, как можно уничтожить Сантарогу.
– Должно быть еще что-нибудь, – сказал Селадор. – Ты продержался здесь намного дольше остальных исследователей. По всей видимости, тебе предоставили возможность свободно перемещаться по долине. Я не сомневаюсь, что кое-что ты обнаружил.
«Продержался здесь намного дольше остальных исследователей», – повторил про себя Дейсейн. Эта фраза прозвучала как откровение. Он как бы участвовал в обсуждениях, где решался вопрос о его участии в этом проекте. У Дейсейна в долине живет девушка. Может быть, это именно то, что нам нужно. Безусловно, это дает нам основание надеяться, что он продержится дольше остальных.
«Наверное, все так и происходило», – подумал Дейсейн. Подобная бесцеремонность вызывала у него отвращение.
– А что, в долину приезжало больше двух? – спросил Дейсейн.
– Двух? О чем ты, Джилберт?
– Так как, больше двух исследователей было здесь… до меня?
– Я не понимаю, откуда ты это…
– Так были?
– Ну, знаешь, а ты очень проницательный, Джилберт. Да, их было больше двух. Кажется, восемь или девять.
– Почему…
– Почему тебе это не сообщили? Мы хотели предупредить тебя, чтобы ты был поосторожнее, но потом посчитали, что нет необходимости пугать тебя.
– Но вы ведь считали, что они были убиты здесь… сантарожанцами?
– Все эти случаи выглядят необычайно загадочными, Джилберт. Мы вовсе не были уверены. – Селадор внимательно и испытующе посмотрел на Дейсейна, широко раскрыв глаза. – Это так, верно? Убийство. И мы в данный момент подвергаемся опасности? У тебя сохранилось то оружие, которое я…
– Если бы все было так просто, – вздохнул Дейсейн.
– Во имя Господа, Джилберт, что же это тогда? Ведь ты наверняка что-то, обнаружил. Я возлагал на тебя такие надежды.
«Возлагал на тебя такие надежды», – повторил про себя Дейсейн. И снова эта фраза как бы открыла дверь, за которой втайне велись разговоры, решавшие его судьбу. Почему Селадор так разоткровенничался с ним? Дейсейн вдруг понял, что его поражает собеседник, внезапно утративший присущую ему глубину мысли. «Куда же делся всемогущий психоаналитик? Неужели он и в самом деле так сильно изменился?»
– Значит, вы… вы просто использовали меня, – сказал Дейсейн. Он вспомнил обвинения Эла Мардена. Марден все это понял…
– Послушай, Джилберт, давай не будем выяснять отношения. Да, как раз перед тем, как я выехал сюда, Мейер Дэвидсон интересовался тобой. Ты помнишь Дэвидсона, агента инвестиционной корпорации? Ты, Джилберт, произвел на него потрясающее впечатление. Он сказал мне, что уже подыскивает тебе место в своей фирме.
Дейсейн уставился на Селадора. Неужели он говорит это всерьез?
– Ты окажешься на ступеньку выше, Джилберт, в нашем мире.
Дейсейну очень захотелось рассмеяться, но он справился с этим желанием. У него возникло странное чувство, что он порвал со своим прошлым и уже в состоянии заняться изучением той псевдоличности, того жалкого существа, которым был он сам. Тот, второй Дейсейн, ухватился бы за это предложение обеими руками. Новый же Дейсейн понимал, что в этом предложении выражено истинное отношение Селадора и его закадычных дружков к таким, как он: как к полезному, но не очень умному человеку, Джилберту Дейсейну, вспомнил он слова Паже.
– Ты уже составил мнение о Сантароге? – спросил Дейсейн. «Интересно, видел ли уже Селадор стоянку подержанных автомобилей Клары Шелер или рекламные объявления на витринах магазинов.
– Сегодня утром, дожидаясь, когда мне будет разрешено встретиться с тобой, я проехался немного по городу, – сказал Селадор.
– И как тебе показалось это место?
– Ответить откровенно? Странное местечко. Когда я спрашивал у местных жителей дорогу сюда, они отвечали отрывисто… и странно как-то. Не совсем… ну, словом, это был не английский, хотя, конечно, было множество американизмов, однако…
– У них возник и свой язык – напоминает их сыр, – заметил Дейсейн. – Такой же острый и с характерным привкусом.
– Острый! Точно сказано!
– А может их назвать обществом индивидуалистов, а, что скажешь? – спросил Дейсейн.
– Возможно… но в чем-то они все одинаковы. Скажи мне, Джилберт, нет ли в этом связи с решением направить тебя сюда?
– В этом?
– Я имею в виду вопросы, которые ты мне задаешь. Должен признаться, что твоя манера говорить очень напоминает… ладно, черт побери, но ты говоришь, как местные жители. – Смуглокожий индиец попытался выдавить из себя улыбку. – Неужели и ты стал местным?
Вопрос человека с восточными чертами на смуглом лице и с сильным оксфордским акцентом внезапно показался Дейсейну удивительно забавным. Чтобы Селадор задавал такие детские вопросы…
Дейсейн безудержно захохотал.
Селадор расценил этот смех по-своему.
– Ну что ж, мне остается надеяться, что это не так.
– Людей должна интересовать прежде всего человечность, – заметил Дейсейн.
И снова Селадор не понял его.
– Да, и ты изучал сантарожанцев как превосходный психолог, каким ты и являешься. Хорошо. Ну что ж, тогда… расскажи, что же ты выяснил.
– Я скажу это иначе, – сказал Дейсейн. – Иметь свободу – это еще не все, нужно знать, как распорядиться ею. Существует вероятность, что, гоняясь за свободой, люди в каком-то отношении превращаются в ее рабов.
– Звучит очень философски, – заметил Селадор. – Ну, а как быть нашим спонсорам, ищущим справедливости?
– Справедливости?
– Конечно, справедливости. Их заманили в эту долину и обманули. Они вложили огромные средства в нее – и никакой отдачи. А они не такие люди, кто способен стерпеть подобное отношение.
– Заманили? – переспросил Дейсейн. – Одно я знаю точно: никто в долине им ничего не отдаст. Каким образом их заманили? Кстати, каким образом им удалось приобрести право на аренду?..
– Это не является насущным вопросом, Джилберт.
– Нет, это очень важно! Каким же образом им удалось приобрести право на аренду сантароганской земли?
Селадор вздохнул.
– Ну, хорошо. Раз ты так настаиваешь. Они выиграли это право на аукционе, где распродавалась государственная собственность, предложив цену в…
– Поскольку были уверены, что никто не предложит большую, – перебил его Дейсейн и захихикал. – Неужели они не занимались изучением местного рынка?
– Они отлично знали; сколько людей здесь проживает.
– Но каких людей?
– Что ты хочешь этим сказать, Джилберт?
– Сантарога очень напоминает греческий полис, – ответил Дейсейн. – Это общество индивидуалистов, но не коллектив. Сантарожанцы – не рабы какого-нибудь муравейника, которыми можно понукать и услащать пряниками. Это настоящий полис, достаточно небольшой по размерам, чтобы удовлетворять потребности людей. Их прежде всего интересуют люди. Ну, а что касается справедливости…
– Джилберт, ты говоришь очень странные вещи.
– Выслушайте меня, пожалуйста, доктор.
– Ну, хорошо, только я надеюсь уловить смысл во всей этой… этой…
– Справедливости, – закончил за него Дейсейн. – Спонсоры, о которых вы упомянули, и правительство, которое они контролируют, больше интересует общественный порядок, чем справедливость. Они унаследовали представления от заскорузлой, давно изжившей себя системы, с которой незаметно для себя срослись. Вы хотите узнать, как сантарожанцы относятся к ним и их махинациям?
– Позволь напомнить тебе, Джилберт: именно для этого мы и направили тебя в долину.
Дейсейн улыбнулся. Обвинительный тон Селадора не пробуждал в нем угрызений совести.
– Нечестная власть, – начал Дейсейн. – Вот что думают сантарожанцы о внешнем мире: «Место, где господствует нечестная власть. Деньги и нечестная власть подчинили себе все там».
– Внешний мир, – повторил Селадор. – А ведь ты специально выделил это словосочетание.
– Нечестная власть – это власть без управляющего, – продолжал Дейсейн.
– Выходя из-под контроля, она уничтожает самое себя и все вокруг. Эта цивилизация представляет собой сплошное поле сражений. Им даны различные термины: рыночное пространство, торговое пространство, суд, выборы, сенат, аукцион, забастовка – но все равно они остаются полем сражений. И это нельзя отрицать: каждый возьмется за оружие, если будет брошен клич войны.
– Я уже начинаю верить, что ты защищаешь этих сантарожанских мошенников, – заметил Селадор.
– Конечно, я защищаю их! С моих глаз здесь спала пелена, мешавшая мне все ясно видеть! Ведь я продержался намного больше, чем вы рассчитывали, верно? Вы ведь возлагали на меня такие надежды! Как вы можете быть таким наивным?!
– Вот что, Джилберт!.. – Селадор встал и посмотрел на Дейсейна сверкающими глазами.
– Вы знаете, что я понял, что на самом деле я понял? – спросил Дейсейн.
– Справедливость! Вы все так чертовски хотите спрятать за ширмой справедливости и законности свою ложь! Вы говорите мне…
– Доктор Джил? – из дверей на веранду донесся голос Бурдо.
Дейсейн облокотился о левую сторону кресла и оттолкнулся правым колесом. Кресло завертелось на месте. В ту же секунду Дейсейн увидел Бурдо, стоявшего у открытых стеклянных дверей на веранду, и почувствовал, как его кресло обо что-то ударилось. Он повернул голову в сторону Селадора и успел увидеть, как его ноги исчезают за краем крыши. А потом раздался долгий отчаянный, душераздирающий вопль, а затем глухой удар о землю, звука которого Дейсейн никогда раньше не слышал. Его чуть не стошнило.
Бурдо внезапно оказался рядом с ним. Свесившись через парапет, он посмотрел вниз.
– О Господи! – пробормотал Бурдо. – О Господи, какой ужасный случай!
Дейсейн поднял руки и взглянул на них – свои руки. «Я ведь слишком слаб для того, чтобы это сделать, – попытался уверить себя он. – Я еще не выздоровел окончательно. Я слишком слаб!»
14
– Главной причиной этого несчастного случая, – начал Паже, – было то, что жертва имела глупость встать слишком близко к краю крыши.
Допрос производился в палате Дейсейна: «Поскольку она находилась совсем рядом с местом происшествия и в связи с тем, что доктор Дейсейн еще не полностью оправился от травм и шока», – так было указано в официальном протоколе.
Специально назначенный по особому распоряжению главного прокурора штата в Сантарогу следователь прибыл как раз перед началом допроса, назначенного на десять часов утра. Следователь, которого звали Уильям Гаррити, очевидно был знаком с Паже. Они приветствовали друг друга по имени и пожали руки у кровати Дейсейна. Гаррити оказался невысокого роста человеком, на первый взгляд даже хрупким, с песочного цвета волосами, продолговатым лицом, на котором застыла маска безразличия.
Председательствовал на суде местный следователь, негр, которого Дейсейн впервые увидел этим утром. Звали его Лерой Кос. У него были вьющиеся седые волосы, а квадратное, скуластое лицо было преисполнено чувства собственного достоинства. На нем был строгий черный костюм, и, пока не пробило десять часов, он держался в стороне от царившей перед допросом суматохи – лишь тогда он уселся за судейский стол, ударил один раз карандашом и произнес:
– Призываю всех к порядку.
Аудитория, в том числе и свидетели, разместилась на складных стульях, которые специально по этому поводу принесли сюда. Гаррити сидел за одним столиком с помощником прокурора округа, которого, как впоследствии выяснилось, звали Нис, Сварфаут Нис; у него были густые брови, унаследованные от своих далеких предков, большой рот и песочные волосы, однако на подбородке отсутствовала характерная ямочка.
За два дня, прошедшие с момента трагедии Дейсейн понял, какое море отрицательных эмоций, среди которых преобладал все время растущий гнев, вызвало в нем поведение Селадора на крыше: «Дурак, чертов дурак, погибнуть подобным образом!».
Паже, заняв место свидетеля, коротко рассказал о происшествии.
– Во-первых, – начал Паже, придав своему круглому лицу выражение негодования, – он не имел никакого права вывозить доктора Дейсейна из палаты на веранду. Я надеюсь, что вполне ясно изложил физическое состояние доктора Дейсейна.
Гаррити, государственный следователь, позволил себе задать еще один вопрос:
– Вы видели, как произошел несчастный случай, доктор Паже?
– Да. Мистер Бурдо, заметив, что доктор Селадор выкатывает моего пациента на залитую солнцем веранду и зная, что это может привести к ухудшению его состояния, позвал меня. Я пришел как раз в тот момент, когда доктор Селадор споткнулся и упал.
– Вы видели, как он споткнулся? – спросил Сварфаут Нис.
– Конечно. Кажется, он пытался ухватиться за спинку кресла, в котором находился доктор Дейсейн. К счастью, ему не удалось дотянуться до кресла – иначе бы он мог увлечь за собой за край парапета и доктора Дейсейна.
«Селадор споткнулся? – повторил про себя Дейсейн. Его охватило чувство облегчения. – Итак, Селадор споткнулся! Я не столкнул его вниз! Я знал, что слишком слаб для этого. Может быть, во всем виновата какая-нибудь слабо закрепленная доска на веранде? – На мгновение вспомнил, как вцепился в колеса кресла мертвой хваткой и мягко оттолкнулся. – Возможно, какая-то доска мягко спружинила, – сказал он себе».
После Паже свидетельское место занял Бурдо, и он подтвердил показания Паже.
«Значит, все так и было».
Дейсейн почувствовал, как силы вливаются в его тело. Он сравнил опыт, приобретаемый им здесь, в Сантароге, с серией ныряний в бурный поток. После каждого нырка чувствуешь себя слабее, но, совершив последний, вдруг как бы происходит мистическая реакция расщепления невидимых ядер, и ты оказываешься связан с источником безграничной силы. И именно прилив подобной силы он сейчас ощущал.
В сознании мелькнула мысль, что вся его предыдущая жизнь до Сантароги была сродни какому-то выдуманному мифу – некое дерево на китайском пейзаже, едва различимое сквозь туманную пелену пастельных тонов. Он чувствовал, что оказался впутанным в череду событий, которые изменили его взгляд на прошлое. Но настоящее, окружавшее его повсюду, напоминало ствол твердого красного дерева, с мощными корнями, сильные ветви которого поддерживали его рассудительность и благоразумие.
Гаррити, вяло проводя допрос, казался человеком, не слишком разбирающимся в своем деле.
– Вы сразу же побежали к доктору Дейсейну?
– Да, сэр. Ведь он был слаб и болен. Я боялся, что он не удержится в кресле и сорвется вместе с доктором Селадором.
– А доктор Паже?
– Он побежал вниз, сэр, чтобы посмотреть, не может ли он чем-нибудь помочь упавшему человеку.
«Только сантарожанцы в этой комнате, – вдруг понял Дейсейн, – сохраняют ясность сознания. Чем более восприимчивей я становлюсь, тем ожесточеннее ведется борьба с подсознанием – естественный механизм психической регуляции. И в этом, конечно, и состоит источник взаимной силы Сантароги – прочный фундамент, в котором каждому отводилась определенная роль».
– Доктор Дейсейн! – выкрикнул следователь.
Дейсейн принял присягу. Потом все глаза в комнате устремились к нему. Но лишь глаза Гаррити внушали беспокойство Дейсейну – скрытный, отсутствующий, коварный взгляд чужака из внешнего мира.
– Вы видели, как падал доктор Селадор?
– Я… В это время меня позвал мистер Бурдо. Я повернулся в его сторону и услышал крик. Когда я обернулся… ноги доктора Селадора как раз перелетали через край.
– Его ноги?
– Это все, что я успел увидеть.
Дейсейн закрыл глаза, вспоминая те ужасные мгновения. Ему казалось, что он при помощи эффекта «туннельного видения» пытается сосредоточиться на одних только этих ногах. Несчастный случай… такой ужасный несчастный случай! Он открыл глаза, выбрасывая из сознания воспоминания, где он слышал этот удаляющийся вопль и заключительный глухой стук.
– Вы давно знакомы с доктором Селадором?
– Он был… Да.
О чем же сейчас думает Гаррити?
Тот достал из портфеля какой-то лист бумаги, положил его на столик перед собой и, глядя в него, сказал:
– У меня здесь страница из журнала доктора Селадора. Ее мне передала его вдова. Несколько строк меня заинтересовали. Я зачитаю их…
– Это не займет много времени? – спросил следователь Кос.
– Наверное, нет, сэр, – ответил Гаррити. – А возможно, да. Мне бы хотелось ознакомить следствие со взглядами доктора Дейсейна, изложенными здесь. В конце концов, мы ведь просто пытаемся установить истину, исследуя обстоятельства этой ужасной трагедии.
– Можно взглянуть? – вкрадчивым голосом спросил Сварфаут Нис, помощник окружного прокурора.
Гаррити встал, передал листок Косу и подождал, пока следователь не прочитает его.
– Очень хорошо, – сказал Кос, возвращая листок Гаррити. – Полагаю, что строчки, помеченные красным карандашом, и привлекли ваше внимание. Если хотите, можете задавать свидетелю вопросы относительно этого отрывка.
Гаррити повернулся лицом к Дейсейну, твердо держа в руке перед собой листок. Время от времени бросая взгляд на страницу, он прочитал:
– «Дейсейн – опасный инструмент для этого проекта. Их необходимо предупредить».
Гаррити опустил листок.
– Что это за проект, доктор Дейсейн?
В комнате воцарилась гробовая тишина.
Допрос производился в палате Дейсейна: «Поскольку она находилась совсем рядом с местом происшествия и в связи с тем, что доктор Дейсейн еще не полностью оправился от травм и шока», – так было указано в официальном протоколе.
Специально назначенный по особому распоряжению главного прокурора штата в Сантарогу следователь прибыл как раз перед началом допроса, назначенного на десять часов утра. Следователь, которого звали Уильям Гаррити, очевидно был знаком с Паже. Они приветствовали друг друга по имени и пожали руки у кровати Дейсейна. Гаррити оказался невысокого роста человеком, на первый взгляд даже хрупким, с песочного цвета волосами, продолговатым лицом, на котором застыла маска безразличия.
Председательствовал на суде местный следователь, негр, которого Дейсейн впервые увидел этим утром. Звали его Лерой Кос. У него были вьющиеся седые волосы, а квадратное, скуластое лицо было преисполнено чувства собственного достоинства. На нем был строгий черный костюм, и, пока не пробило десять часов, он держался в стороне от царившей перед допросом суматохи – лишь тогда он уселся за судейский стол, ударил один раз карандашом и произнес:
– Призываю всех к порядку.
Аудитория, в том числе и свидетели, разместилась на складных стульях, которые специально по этому поводу принесли сюда. Гаррити сидел за одним столиком с помощником прокурора округа, которого, как впоследствии выяснилось, звали Нис, Сварфаут Нис; у него были густые брови, унаследованные от своих далеких предков, большой рот и песочные волосы, однако на подбородке отсутствовала характерная ямочка.
За два дня, прошедшие с момента трагедии Дейсейн понял, какое море отрицательных эмоций, среди которых преобладал все время растущий гнев, вызвало в нем поведение Селадора на крыше: «Дурак, чертов дурак, погибнуть подобным образом!».
Паже, заняв место свидетеля, коротко рассказал о происшествии.
– Во-первых, – начал Паже, придав своему круглому лицу выражение негодования, – он не имел никакого права вывозить доктора Дейсейна из палаты на веранду. Я надеюсь, что вполне ясно изложил физическое состояние доктора Дейсейна.
Гаррити, государственный следователь, позволил себе задать еще один вопрос:
– Вы видели, как произошел несчастный случай, доктор Паже?
– Да. Мистер Бурдо, заметив, что доктор Селадор выкатывает моего пациента на залитую солнцем веранду и зная, что это может привести к ухудшению его состояния, позвал меня. Я пришел как раз в тот момент, когда доктор Селадор споткнулся и упал.
– Вы видели, как он споткнулся? – спросил Сварфаут Нис.
– Конечно. Кажется, он пытался ухватиться за спинку кресла, в котором находился доктор Дейсейн. К счастью, ему не удалось дотянуться до кресла – иначе бы он мог увлечь за собой за край парапета и доктора Дейсейна.
«Селадор споткнулся? – повторил про себя Дейсейн. Его охватило чувство облегчения. – Итак, Селадор споткнулся! Я не столкнул его вниз! Я знал, что слишком слаб для этого. Может быть, во всем виновата какая-нибудь слабо закрепленная доска на веранде? – На мгновение вспомнил, как вцепился в колеса кресла мертвой хваткой и мягко оттолкнулся. – Возможно, какая-то доска мягко спружинила, – сказал он себе».
После Паже свидетельское место занял Бурдо, и он подтвердил показания Паже.
«Значит, все так и было».
Дейсейн почувствовал, как силы вливаются в его тело. Он сравнил опыт, приобретаемый им здесь, в Сантароге, с серией ныряний в бурный поток. После каждого нырка чувствуешь себя слабее, но, совершив последний, вдруг как бы происходит мистическая реакция расщепления невидимых ядер, и ты оказываешься связан с источником безграничной силы. И именно прилив подобной силы он сейчас ощущал.
В сознании мелькнула мысль, что вся его предыдущая жизнь до Сантароги была сродни какому-то выдуманному мифу – некое дерево на китайском пейзаже, едва различимое сквозь туманную пелену пастельных тонов. Он чувствовал, что оказался впутанным в череду событий, которые изменили его взгляд на прошлое. Но настоящее, окружавшее его повсюду, напоминало ствол твердого красного дерева, с мощными корнями, сильные ветви которого поддерживали его рассудительность и благоразумие.
Гаррити, вяло проводя допрос, казался человеком, не слишком разбирающимся в своем деле.
– Вы сразу же побежали к доктору Дейсейну?
– Да, сэр. Ведь он был слаб и болен. Я боялся, что он не удержится в кресле и сорвется вместе с доктором Селадором.
– А доктор Паже?
– Он побежал вниз, сэр, чтобы посмотреть, не может ли он чем-нибудь помочь упавшему человеку.
«Только сантарожанцы в этой комнате, – вдруг понял Дейсейн, – сохраняют ясность сознания. Чем более восприимчивей я становлюсь, тем ожесточеннее ведется борьба с подсознанием – естественный механизм психической регуляции. И в этом, конечно, и состоит источник взаимной силы Сантароги – прочный фундамент, в котором каждому отводилась определенная роль».
– Доктор Дейсейн! – выкрикнул следователь.
Дейсейн принял присягу. Потом все глаза в комнате устремились к нему. Но лишь глаза Гаррити внушали беспокойство Дейсейну – скрытный, отсутствующий, коварный взгляд чужака из внешнего мира.
– Вы видели, как падал доктор Селадор?
– Я… В это время меня позвал мистер Бурдо. Я повернулся в его сторону и услышал крик. Когда я обернулся… ноги доктора Селадора как раз перелетали через край.
– Его ноги?
– Это все, что я успел увидеть.
Дейсейн закрыл глаза, вспоминая те ужасные мгновения. Ему казалось, что он при помощи эффекта «туннельного видения» пытается сосредоточиться на одних только этих ногах. Несчастный случай… такой ужасный несчастный случай! Он открыл глаза, выбрасывая из сознания воспоминания, где он слышал этот удаляющийся вопль и заключительный глухой стук.
– Вы давно знакомы с доктором Селадором?
– Он был… Да.
О чем же сейчас думает Гаррити?
Тот достал из портфеля какой-то лист бумаги, положил его на столик перед собой и, глядя в него, сказал:
– У меня здесь страница из журнала доктора Селадора. Ее мне передала его вдова. Несколько строк меня заинтересовали. Я зачитаю их…
– Это не займет много времени? – спросил следователь Кос.
– Наверное, нет, сэр, – ответил Гаррити. – А возможно, да. Мне бы хотелось ознакомить следствие со взглядами доктора Дейсейна, изложенными здесь. В конце концов, мы ведь просто пытаемся установить истину, исследуя обстоятельства этой ужасной трагедии.
– Можно взглянуть? – вкрадчивым голосом спросил Сварфаут Нис, помощник окружного прокурора.
Гаррити встал, передал листок Косу и подождал, пока следователь не прочитает его.
– Очень хорошо, – сказал Кос, возвращая листок Гаррити. – Полагаю, что строчки, помеченные красным карандашом, и привлекли ваше внимание. Если хотите, можете задавать свидетелю вопросы относительно этого отрывка.
Гаррити повернулся лицом к Дейсейну, твердо держа в руке перед собой листок. Время от времени бросая взгляд на страницу, он прочитал:
– «Дейсейн – опасный инструмент для этого проекта. Их необходимо предупредить».
Гаррити опустил листок.
– Что это за проект, доктор Дейсейн?
В комнате воцарилась гробовая тишина.