Нахмурившись, Седж смотрел, как последние черномордые овцы перебираются через дорогу. Он не знал, сколько из происшедшего стоит открыть Альберту. Лучше бы никто не знал о том, каким дураком он выставил себя перед этой длинноногой рыжеволосой сиреной.
– Извини, Берти, – сказал он наконец, как раз когда экипаж снова двинулся вперед, отбросив его назад на сиденье. – Сегодня утром мы с мисс Эшбертон обменялись несколькими не очень приятными словами, и это вывело меня из себя. Ничего особенного. Меня раздражает головная боль. Боюсь, сегодня я не слишком хороший попутчик.
Седж отвернулся от кузена и прислонился головой к раме окна, закрыв глаза и надеясь вздремнуть. Но из-за толчков экипажа едва затянувшаяся рана на левом виске начала беспокоить его. Проклятье! Он откинулся к противоположному окну, забросил за голову подушку и снова закрыл глаза.
Как следует заснуть ему не удалось – дороги, как обычно, были отвратительны, – он смог лишь дремать, то проваливаясь в сон, то просыпаясь из-за очередного толчка на ухабе. Таким образом прошел час или около того, и Седж окончательно проснулся, когда экипаж вдруг остановился настолько резко, что чуть не завалился вперед. Альберта неожиданно с силой кинуло на Седжа, и взрыв боли пронзил сломанную ногу виконта. Проклятье! Он со стоном пошевелил ногой.
– Что на этот раз?
Альберт бросил на Седжа извиняющийся взгляд и вернулся на свое место на сиденье. Он открыл окно как раз в тот момент, чтобы явственно услышать слова, наводящие ужас на всех путешественников:
– Кошелек или жизнь!
Проклятье! Только этого не хватало, чтобы окончательно превратить этот день в кошмар, тайком случае ему просто повезет, если он вообще доберется до Лондона.
Наклонившись вперед, Седж увидел в окно двух мужчин в масках верхом на лошадях. Один из них наставил пистолет на кучера, лошади нервно перебирали ногами, натягивая упряжь. Второй направил оружие в их сторону. Ярость Седжа достигла пределов.
– О Боже! – От лица Альберта, казалось, отхлынула вся кровь.
Второй всадник подъехал к дверце экипажа и, наклонившись в седле, распахнул ее. Затем он выпрямился, положив пистолет на левую руку, державшую повод.
– Порядок, джентльмены, – произнес он с садистской ухмылкой. – Ведите себя смирно, и никто не пострадает. А теперь давайте вылезайте, – сказал он, вновь поднимая пистолет. – Оба. А мы проверим ваши карманы.
– Проклятье! – пробормотал Седж.
– Лучше сделать, как они говорят, – тихо, нервным тоном проговорил Альберт. – Мне не нравится их вид.
– А этот парень соображает– молодец! Живей, ребята, и я обойдусь с вами по-доброму.
Альберт сделал движение, чтобы вылезти из экипажа, когда перед ним взметнулась рука Седжа, сжимающая длинноствольный пистолет.
– Черта с два! – бросил виконт сквозь зубы.
Заряд у него был только один, но рискнуть стоило. Не раздумывая ни секунды и почти не сознавая, что делает, он прицелился во всадника, спустил курок и попал мужчине в плечо. Тот вскрикнул, силой выстрела его чуть не вышибло из седла, но он все же удержался. Оглушительный грохот выстрела потряс экипаж, и ошарашенного Альберта, чей нос оказался всего в нескольких дюймах от пистолета, окутал сизый дым. Всадник взвыл от боли, вслед за его воплем послышался удаляющийся стук лошадиных копыт: его напарник решил подобру-поздорову укрыться в лесу, тянущемся вдоль дороги. Схватившись за окровавленное плечо, бандит выругался, повернул коня и умчался в лес за своим товарищем.
Однако! Он отбил нападение на большой дороге с целью грабежа, подумал Седж, и радость победы окутала его теплом. Он даже выстрелил в человека. Такого с ним еще нщ разу не случалось.
Альберт смотрел на Седжа раскрыв рот! Разгоняя дым рукой, он закашлялся и чихнул; Седж почти раскаивался, что порох вспыхнул перед лицом ничего не подозревавшего кузена, но выбора у него не было.
– Какого черта ты это сделал? – заорал Альберт, бледный, с расширенными от страха глазами. – Глупец, он же мог нас убить!
– Именно поэтому я и выстрелил, – ответил Седж.
Кучер и слуги соскочили со своих мест и бросились к распахнутой дверце с вытянув от тревоги озабоченными лицами.
– Вы не пострадали, Джентльмены? – спросил кучер.
– Мы целы, – ответил Седж, мимо Альберта протягивая пистолет Парджетеру. – Как видишь. А теперь, надеюсь, мы можем продолжить наше нескончаемое путешествие? Я уже боюсь, что не попаду в Лондон до окончания сезона.
Кучер вернулся на облучок, а камердинер Альберта на сиденье для слуг. Прежде чем присоединиться к нему, Парджетер, ненадолго исчезнувший, снова появился у раскрытой дверцы и протянул Седжу пистолет.
– Спасибо, Парджетер, – сказал Седж, беря оружие и кладя его в ящичек для пистолетов под окном.
Парджетер кивнул и закрыл дверцу. Экипаж слегка качнулся, когда он занял свое место сзади. В ответ на окрик кучера лошади тронулись, и экипаж в очередной раз сдвинулся с места.
Альберт повернулся к Седжу, его глаза метали молнии.
– Как ты мог совершить подобную глупость? Ты что, сошел с ума? Боже мой, приятель, эти двое могли выстрелить в ответ.
– Но не выстрелили.
– Но ведь ты не мог этого знать! – вскричал, закипая, Альберт. – Из-за тебя мы оба могли погибнуть, ты, дурак!
– О ради Бога, Берти, – начал Седж, чей гнев и нетерпение тоже стали нарастать, – эти бандиты кинулись наутек, как два пугливых кролика. Таким типам нужно не убийство, а деньги. А я не имею желания расставаться с ними.
Альберт в отчаянии покачал головой:
– Я и не представлял, что ты можешь вести себя так безрассудно.
– Вини в этом только мое плохое настроение.
– Ну да, – саркастически заметил Альберт, – только потому, что у тебя разболелась голова и ты разозлился на мисс Эшбертон, ты очертя голову бросаешься навстречу заведомой опасности, рискуя нашими жизнями? Не верю. Просто не могу этому поверить!
– Да будет тебе, Берти! Ты жив, и твои деньги при тебе, и все благодаря моему безрассудному поведению. По-моему, ты должен благодарить меня, а не бранить.
Альберт скрестил руки на груди и поджал губы. Отвернувшись от Седжа, он уставился в окно.
Да что все же происходит с Альбертом? Почему он не хочет позволить ему порадоваться небольшой победе в один из самых отвратительных дней в его жизни? Виконт презрительно фыркнул, откинулся на подушки и точно так же сложил руки на груди.
Через несколько минут Альберт заговорил, выплевывая слова, словно брызгая ядом:
– Я и не знал, что ты взял пистолет. Мог бы предупредить меня.
Седж подавил вздох и, повернувшись, посмотрел в окно.
– Это все Парджетер, – сказал он. – Этот человек боится собственной тени. И всегда настаивает, чтобы я держал при себе оружие, когда мы путешествуем. И каждый раз, когда мы куда-нибудь едем, кладет заряженный пистолет так, чтобы он был у меня под рукой.
Альберт повернулся и указал пальцем на ящичек для оружия.
– Так это он его туда? Не ты?
– Да, – ответил Седж. – Но я увидел его, как только сел. Обычно Парджетер кладет оружие и не на виду, и чтоб было под рукой.
– А этот, – спросил Альберт, все еще указывая на ящик, – который он тебе передал? Он тоже заряжен?
– Разумеется. Он просто вынул из дорожного сундука второй пистолет. А первый уже, без сомнения, перезарядил. Я же говорил тебе, у него все предусмотрено.
– Это у тебя все предусмотрено.
– Проклятье, Берти! – крикнул Седж, окончательно выведенный из себя враждебным поведением кузена:– Ты как будто не рад, что эти два бандита не ограбили нас.
– Да нет, рад, – неохотно признал Альберт, – Мне просто не нравится твоя неосторожная манера действовать. Из-за тебя мы могли погибнуть.
– Заткнись, Берти!
И до конца путешествия двоюродные братья так и просидели, отвернувшись друг от друга и не проронив ни слова. Их мрачное настроение, казалось, окутывало экипаж черным облаком.
Следующие несколько дней Мэг провела в странном оцепенении. Недостойное предложение Седжа смутило ее покой, безудержный гнев сменялся беспросветной тоской. Его предложение было оскорбительным, выводящим из себя, разочаровывающим, смущающим, но что самое ужасное – оно разбивало ей сердце. По тому что, хотя Мэг и ненавидела виконта за это предложение, она не могла отрицать, что полюбила его. Разлюбить же его казалось гораздо более трудным делом. И коль уж на то пошло, она вряд ли могла справиться с этой задачей.
Она все время вспоминала, как он обнимал ее, целовал, смотрел на нее, улыбался ей. Даже самого мимолетного воспоминания о его прикосновении было достаточно, чтобы ее пульс учащался самым обескураживающим образом. Седж пробудил ее тело, она и не подозревала, что оно способно дарить такие ощущения. И вот теперь одна только мысль о том, что она никогда больше не испытает его прикосновений, наполняла душу холодом и немыслимой тоской.
В эти первые несколько дней Мэг занималась чем только могла, чувства ее находились в смятении и готовы были выплеснуться наружу. Гораздо чаще, чем ей хотелось бы, она была готова разразиться слезами. Девушка с ужасом думала, что может сорваться перед всей семьей или прислугой, чего она никогда в жизни себе не позволяла. Мэг была из тех женщин, что редко ищут утешения в слезах, а если это и случается, то плачут где-нибудь в укромном уголке. В эти дни ей, похоже, постоянно нужно было где-нибудь укрываться.
Поэтому она и держалась подальше ото всех, прибегая к различным уловкам, чтобы не встретиться с Ба или Терренсом. Мэг была еще не готова ответить на неизбежные вопросы бабушки или любопытные взгляды брата. Каждое утро она поднималась рано, седлала коня и каталась как можно дольше, остаток дня проводя на конюшнях или где-то поблизости. Постоянные заботы на конюшне, возня со сбруей, тренировки в паддоке, да иногда шуточки конюхов и работников помогали девушке отвлекать ум от жалкого состояния, в котором пребывало ее сердце. Вечерами она уносила поднос с ужином к себе в комнату, ссылаясь на усталость.
Этим утром Мэг как следует погоняла Бри-стола Блю, доскакав до самых дальних границ торнхиллских владений. Доехав до реки, она замедлила галоп и дала коню напиться. Затем направила его неторопливым шагом вдоль берега, чтобы он мог полностью остыть и восстановить дыхание. Они ехали мимо густой поросли мать-и-мачехи. Каждую весну это растение как по волшебству появлялось из-под земли, покрытые пушком побеги были каждый увенчаны одним-единственным цветком. И только после того как цветы отцветали и давали семена, появлялись пушистые, в форме лошадиного копыта листья. Каждое лето Мэг сопровождала Ба в ее походах вдоль реки, набирая целые корзины листьев мать-и-мачехи для лечебных целей. Но сейчас ее желтые цветы объявляли о приходе весны.
Весна. Именно в это время Лондон превращается в ярмарку невест. Мэг резко натянула поводья.
Невест?
Стоит ли всю жизнь мечтать о предложении, на которое она надеялась, если она, скорее всего, получит такое, какое было ей сделано совсем недавно? Мэг молча отругала себя за глупое поведение и сердито смахнула заструившиеся по щекам слезы. Если она не прекратит гадать о том, что могло случиться, она наверняка сойдет с ума от отчаяния. Нужно справиться с этим разочарованием и жить дальше. А до этого она не сможет смотреть в глаза своим родным. Они всегда считали ее сильной, выдержанной, несгибаемой. Даже черствой. Собственный брат отказывал ей в женской чувствительности. Ей оставалось только надеяться, что все их ожидания сбудутся. Потому что в настоящий момент Мэг совсем не походила на себя. И пока она не выкинет этой нелепый эпизод из головы, она никогда не станет прежней Мэг.
Она отпустила поводья, и Бристол продолжил свой путь. Возвращаясь в Торнхилл, Мэг мысленно подводила итог спору своего разума и страдающего сердца, понося Седжа и радуясь, что навсегда избавилась от него. Ее сердце слабо протестовало, говоря, что все еще любит его, и слишком часто возвращалось к тем чувствам, которые она испытывала в объятиях Седжа. Разум же отвечал, что со стороны Мэг было глупо позволить влюбленности перерасти во что-то более глубокое. Как жаль, что она не распознала или, возможно, не захотела увидеть его истинное лицо. К несчастью, ее наивность позволила ему вести себя так ужасно. Вся эта отвратительная ситуация была лишь неудачным эпизодом. Не больше. Никакой угрозы жизни. Никакого землетрясения. Просто неудачный эпизод. Который лучше всего забыть как можно скорее. Она усвоила этот урок и, собрав осколки своей жизни, двинется дальше.
Сердце Мэг наконец признало свое поражение перед разумом в этой битве. Девушка несколько раз мысленно повторила свои логические рассуждения, пока ехала до конюшни: он невоспитанный человек, она вела себя как дура, это происшествие должно быть забыто. Она продолжала повторять эти слова, когда чистила Бристола, насыпала ему зерна, подбрасывала сена или наполняла водой поилку. Повторяя свои логические выкладки как заклинание, она вернулась в дом, приняла, никуда не торопясь, ванну и надела чистое муслиновое платье с узором в виде веточек.
Когда в дверь ее комнаты постучали, Мэг уже чувствовала себя более уверенной и готовой впервые за два дня взглянуть в глаза кому бы то ни было. Она повернулась на табурете у туалетного столика и посмотрела на дверь.
– Войдите.
Дверь отворилась, и вошла Ба.
– О, неплохо, – сказала Ба. – Ты одета. Я так понимаю, что сегодня ты присоединишься к нам за ужином?
– Да, Ба. Я собиралась спуститься вниз. – Мэг снова повернулась к зеркалу и продолжила расчесывать свои длинные волосы. – Мне только нужно уложить волосы.
– Дай-ка я, – сказала Ба, беря щетку. – Как давно я не расчесывала тебе волосы, Мэгги. Когда ты была девочкой, тебе это очень нравилось.
Мэг откинула голову, пока мягкие руки Ба осторожно собирали рассыпанные по плечам волосы девушки. Когда же бабушка начала плавными движениями расчесывать ей волосы, начиная ото лба и заканчивая самыми кончиками, Мэг застонала.
– Ах, Ба! Мне и сейчас это нравится. – Она расслабилась и закрыла глаза. – Какие чудесные ощущения!
Длинными неторопливыми движениями Ба продолжала расчесывать Мэг, и та успокаивалась все больше и больше. Когда она подумала, что сейчас заснет, Ба заговорила:
– Я волнуюсь за тебя, Мэгги. По-моему, ты не очень хорошо себя чувствуешь.
– Я чувствую себя хорошо, – сонным голосом отозвалась Мэг.
– Когда последние два дня ты забирала поднос с ужином наверх, я подумала, что ты заболела. Но каждое утро ты исчезала вместе с лошадью и пропадала где-то целый день. – Ба продолжала расчесывать ее волосы. – И тогда я подумала, что, возможно, ты нас избегаешь.
Мэг на мгновение замерла, подумав, что Ба слишком умна и до добра это не доведет. Но тут Ба провела щеткой над висками и за ушами, и Мэг снова расслабилась.
– С чего бы мне избегать вас?– самым невинным тоном спросила она.
– Я и сама себя спрашивала, – ответила Ба, наклонив голову Мэг вперед, чтобы расчесать волосы на затылке, – Я подумала, что, возможно…
– Возможно что?
– Ну, я подумала, что это имеет отношение к отъезду лорда Седжвика.
Вот оно! Разговор, которого она все эти дни старалась избежать.
– А почему ты так думаешь? – спросила Мэг, стараясь говорить спокойно и безразлично.
– Ну… ты не пришла попрощаться, когда они с мистером Хэрриотом уезжали.
– Мы поговорили раньше, – сказала Мэг, повторяя оправдание, которое придумала на этот случай. – Тогда мы и попрощались.
– Да, он так и сказал.
– Мэг резко открыла глаза.
– Да?
– Да.
К большому сожалению Мэг, Ба не стала развивать эту тему. А ей бы очень хотелось узнать, что же именно сказал виконт.
– Но с того момента, как он уехал, – продолжила Ба, – ты все время занята сама собой. Вот я и подумала, что ты, наверное, скучаешь по нему. Что тебе немного грустно оттого, что он уехал.
Мэг вздохнула.
– Думаю, я немного скучаю по нему. Немного? Что за чушь! Да ты просто не можешь выбросить из головы этого недостойного человека!
– Мы много времени проводили вместе. И стали хорошими друзьями. – Чуть тише она добавила: – Или это мне только показалось.
– О Мэг! – вскричала Ба, собрав длинные волосы Мэг и начиная укладывать их узлом. – А я думала…
– Я знаю, что ты думала, – сказала Мэг. – Но об этом и речи нет, Ба. Мне жаль, что я тебя разочаровала.
– О милая моя, да не ты меня разочаровала, а лорд Седжвик. Казалось, он так увлекся тобой. Я была уверена, что он сделает тебе предложение.
– О Ба!
Значит, мы обе были введены в заблуждение очаровательным виконтом.
– Или хоть станет должным образом ухаживать за тобой, чтобы сделать предложение позднее. – Ба обиженно свела брови, закрепляя узел волос двумя черепаховыми гребнями. – Я была так в этом уверена! Я просто не понимаю! Он показался мне самым приятным молодым человеком, каких я встречала. И я видела, как он на тебя смотрел, Мэгги. Он не мог глаз от тебя отвести.
О да, он хотел мое тело! Достаточно сильно, чтобы заплатить за это!
Ба положила ладони на плечи Мэг и поймала ее взгляд в зеркале.
– Я была так уверена, что он влюбился в тебя, Мэгги. Я была настолько в этом уверена. – Она нежно сжала плечи девушки. – Это и беспокоит тебя, моя хорошая? Ты тоже была в, этом уверена?
– О Ба! – Мэг накрыла ладонью одну из пухлых бабушкиных рук. – Думаю, я тоже немного надеялась. Но вспомни, я не раз тебе говорила, что я ему не подхожу.
Во всяком случае, не для женитьбы.
Мэг похлопала Ба по руке и поднялась с табурета. Обняв старую женщину за плечи, она повела ее к двери.
– Невзирая на все твои слова, я очень надеялась, Мэгги. И очень разочарована в этом молодом человеке.
Я тоже, Ба. Я тоже.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
– Извини, Берти, – сказал он наконец, как раз когда экипаж снова двинулся вперед, отбросив его назад на сиденье. – Сегодня утром мы с мисс Эшбертон обменялись несколькими не очень приятными словами, и это вывело меня из себя. Ничего особенного. Меня раздражает головная боль. Боюсь, сегодня я не слишком хороший попутчик.
Седж отвернулся от кузена и прислонился головой к раме окна, закрыв глаза и надеясь вздремнуть. Но из-за толчков экипажа едва затянувшаяся рана на левом виске начала беспокоить его. Проклятье! Он откинулся к противоположному окну, забросил за голову подушку и снова закрыл глаза.
Как следует заснуть ему не удалось – дороги, как обычно, были отвратительны, – он смог лишь дремать, то проваливаясь в сон, то просыпаясь из-за очередного толчка на ухабе. Таким образом прошел час или около того, и Седж окончательно проснулся, когда экипаж вдруг остановился настолько резко, что чуть не завалился вперед. Альберта неожиданно с силой кинуло на Седжа, и взрыв боли пронзил сломанную ногу виконта. Проклятье! Он со стоном пошевелил ногой.
– Что на этот раз?
Альберт бросил на Седжа извиняющийся взгляд и вернулся на свое место на сиденье. Он открыл окно как раз в тот момент, чтобы явственно услышать слова, наводящие ужас на всех путешественников:
– Кошелек или жизнь!
Проклятье! Только этого не хватало, чтобы окончательно превратить этот день в кошмар, тайком случае ему просто повезет, если он вообще доберется до Лондона.
Наклонившись вперед, Седж увидел в окно двух мужчин в масках верхом на лошадях. Один из них наставил пистолет на кучера, лошади нервно перебирали ногами, натягивая упряжь. Второй направил оружие в их сторону. Ярость Седжа достигла пределов.
– О Боже! – От лица Альберта, казалось, отхлынула вся кровь.
Второй всадник подъехал к дверце экипажа и, наклонившись в седле, распахнул ее. Затем он выпрямился, положив пистолет на левую руку, державшую повод.
– Порядок, джентльмены, – произнес он с садистской ухмылкой. – Ведите себя смирно, и никто не пострадает. А теперь давайте вылезайте, – сказал он, вновь поднимая пистолет. – Оба. А мы проверим ваши карманы.
– Проклятье! – пробормотал Седж.
– Лучше сделать, как они говорят, – тихо, нервным тоном проговорил Альберт. – Мне не нравится их вид.
– А этот парень соображает– молодец! Живей, ребята, и я обойдусь с вами по-доброму.
Альберт сделал движение, чтобы вылезти из экипажа, когда перед ним взметнулась рука Седжа, сжимающая длинноствольный пистолет.
– Черта с два! – бросил виконт сквозь зубы.
Заряд у него был только один, но рискнуть стоило. Не раздумывая ни секунды и почти не сознавая, что делает, он прицелился во всадника, спустил курок и попал мужчине в плечо. Тот вскрикнул, силой выстрела его чуть не вышибло из седла, но он все же удержался. Оглушительный грохот выстрела потряс экипаж, и ошарашенного Альберта, чей нос оказался всего в нескольких дюймах от пистолета, окутал сизый дым. Всадник взвыл от боли, вслед за его воплем послышался удаляющийся стук лошадиных копыт: его напарник решил подобру-поздорову укрыться в лесу, тянущемся вдоль дороги. Схватившись за окровавленное плечо, бандит выругался, повернул коня и умчался в лес за своим товарищем.
Однако! Он отбил нападение на большой дороге с целью грабежа, подумал Седж, и радость победы окутала его теплом. Он даже выстрелил в человека. Такого с ним еще нщ разу не случалось.
Альберт смотрел на Седжа раскрыв рот! Разгоняя дым рукой, он закашлялся и чихнул; Седж почти раскаивался, что порох вспыхнул перед лицом ничего не подозревавшего кузена, но выбора у него не было.
– Какого черта ты это сделал? – заорал Альберт, бледный, с расширенными от страха глазами. – Глупец, он же мог нас убить!
– Именно поэтому я и выстрелил, – ответил Седж.
Кучер и слуги соскочили со своих мест и бросились к распахнутой дверце с вытянув от тревоги озабоченными лицами.
– Вы не пострадали, Джентльмены? – спросил кучер.
– Мы целы, – ответил Седж, мимо Альберта протягивая пистолет Парджетеру. – Как видишь. А теперь, надеюсь, мы можем продолжить наше нескончаемое путешествие? Я уже боюсь, что не попаду в Лондон до окончания сезона.
Кучер вернулся на облучок, а камердинер Альберта на сиденье для слуг. Прежде чем присоединиться к нему, Парджетер, ненадолго исчезнувший, снова появился у раскрытой дверцы и протянул Седжу пистолет.
– Спасибо, Парджетер, – сказал Седж, беря оружие и кладя его в ящичек для пистолетов под окном.
Парджетер кивнул и закрыл дверцу. Экипаж слегка качнулся, когда он занял свое место сзади. В ответ на окрик кучера лошади тронулись, и экипаж в очередной раз сдвинулся с места.
Альберт повернулся к Седжу, его глаза метали молнии.
– Как ты мог совершить подобную глупость? Ты что, сошел с ума? Боже мой, приятель, эти двое могли выстрелить в ответ.
– Но не выстрелили.
– Но ведь ты не мог этого знать! – вскричал, закипая, Альберт. – Из-за тебя мы оба могли погибнуть, ты, дурак!
– О ради Бога, Берти, – начал Седж, чей гнев и нетерпение тоже стали нарастать, – эти бандиты кинулись наутек, как два пугливых кролика. Таким типам нужно не убийство, а деньги. А я не имею желания расставаться с ними.
Альберт в отчаянии покачал головой:
– Я и не представлял, что ты можешь вести себя так безрассудно.
– Вини в этом только мое плохое настроение.
– Ну да, – саркастически заметил Альберт, – только потому, что у тебя разболелась голова и ты разозлился на мисс Эшбертон, ты очертя голову бросаешься навстречу заведомой опасности, рискуя нашими жизнями? Не верю. Просто не могу этому поверить!
– Да будет тебе, Берти! Ты жив, и твои деньги при тебе, и все благодаря моему безрассудному поведению. По-моему, ты должен благодарить меня, а не бранить.
Альберт скрестил руки на груди и поджал губы. Отвернувшись от Седжа, он уставился в окно.
Да что все же происходит с Альбертом? Почему он не хочет позволить ему порадоваться небольшой победе в один из самых отвратительных дней в его жизни? Виконт презрительно фыркнул, откинулся на подушки и точно так же сложил руки на груди.
Через несколько минут Альберт заговорил, выплевывая слова, словно брызгая ядом:
– Я и не знал, что ты взял пистолет. Мог бы предупредить меня.
Седж подавил вздох и, повернувшись, посмотрел в окно.
– Это все Парджетер, – сказал он. – Этот человек боится собственной тени. И всегда настаивает, чтобы я держал при себе оружие, когда мы путешествуем. И каждый раз, когда мы куда-нибудь едем, кладет заряженный пистолет так, чтобы он был у меня под рукой.
Альберт повернулся и указал пальцем на ящичек для оружия.
– Так это он его туда? Не ты?
– Да, – ответил Седж. – Но я увидел его, как только сел. Обычно Парджетер кладет оружие и не на виду, и чтоб было под рукой.
– А этот, – спросил Альберт, все еще указывая на ящик, – который он тебе передал? Он тоже заряжен?
– Разумеется. Он просто вынул из дорожного сундука второй пистолет. А первый уже, без сомнения, перезарядил. Я же говорил тебе, у него все предусмотрено.
– Это у тебя все предусмотрено.
– Проклятье, Берти! – крикнул Седж, окончательно выведенный из себя враждебным поведением кузена:– Ты как будто не рад, что эти два бандита не ограбили нас.
– Да нет, рад, – неохотно признал Альберт, – Мне просто не нравится твоя неосторожная манера действовать. Из-за тебя мы могли погибнуть.
– Заткнись, Берти!
И до конца путешествия двоюродные братья так и просидели, отвернувшись друг от друга и не проронив ни слова. Их мрачное настроение, казалось, окутывало экипаж черным облаком.
Следующие несколько дней Мэг провела в странном оцепенении. Недостойное предложение Седжа смутило ее покой, безудержный гнев сменялся беспросветной тоской. Его предложение было оскорбительным, выводящим из себя, разочаровывающим, смущающим, но что самое ужасное – оно разбивало ей сердце. По тому что, хотя Мэг и ненавидела виконта за это предложение, она не могла отрицать, что полюбила его. Разлюбить же его казалось гораздо более трудным делом. И коль уж на то пошло, она вряд ли могла справиться с этой задачей.
Она все время вспоминала, как он обнимал ее, целовал, смотрел на нее, улыбался ей. Даже самого мимолетного воспоминания о его прикосновении было достаточно, чтобы ее пульс учащался самым обескураживающим образом. Седж пробудил ее тело, она и не подозревала, что оно способно дарить такие ощущения. И вот теперь одна только мысль о том, что она никогда больше не испытает его прикосновений, наполняла душу холодом и немыслимой тоской.
В эти первые несколько дней Мэг занималась чем только могла, чувства ее находились в смятении и готовы были выплеснуться наружу. Гораздо чаще, чем ей хотелось бы, она была готова разразиться слезами. Девушка с ужасом думала, что может сорваться перед всей семьей или прислугой, чего она никогда в жизни себе не позволяла. Мэг была из тех женщин, что редко ищут утешения в слезах, а если это и случается, то плачут где-нибудь в укромном уголке. В эти дни ей, похоже, постоянно нужно было где-нибудь укрываться.
Поэтому она и держалась подальше ото всех, прибегая к различным уловкам, чтобы не встретиться с Ба или Терренсом. Мэг была еще не готова ответить на неизбежные вопросы бабушки или любопытные взгляды брата. Каждое утро она поднималась рано, седлала коня и каталась как можно дольше, остаток дня проводя на конюшнях или где-то поблизости. Постоянные заботы на конюшне, возня со сбруей, тренировки в паддоке, да иногда шуточки конюхов и работников помогали девушке отвлекать ум от жалкого состояния, в котором пребывало ее сердце. Вечерами она уносила поднос с ужином к себе в комнату, ссылаясь на усталость.
Этим утром Мэг как следует погоняла Бри-стола Блю, доскакав до самых дальних границ торнхиллских владений. Доехав до реки, она замедлила галоп и дала коню напиться. Затем направила его неторопливым шагом вдоль берега, чтобы он мог полностью остыть и восстановить дыхание. Они ехали мимо густой поросли мать-и-мачехи. Каждую весну это растение как по волшебству появлялось из-под земли, покрытые пушком побеги были каждый увенчаны одним-единственным цветком. И только после того как цветы отцветали и давали семена, появлялись пушистые, в форме лошадиного копыта листья. Каждое лето Мэг сопровождала Ба в ее походах вдоль реки, набирая целые корзины листьев мать-и-мачехи для лечебных целей. Но сейчас ее желтые цветы объявляли о приходе весны.
Весна. Именно в это время Лондон превращается в ярмарку невест. Мэг резко натянула поводья.
Невест?
Стоит ли всю жизнь мечтать о предложении, на которое она надеялась, если она, скорее всего, получит такое, какое было ей сделано совсем недавно? Мэг молча отругала себя за глупое поведение и сердито смахнула заструившиеся по щекам слезы. Если она не прекратит гадать о том, что могло случиться, она наверняка сойдет с ума от отчаяния. Нужно справиться с этим разочарованием и жить дальше. А до этого она не сможет смотреть в глаза своим родным. Они всегда считали ее сильной, выдержанной, несгибаемой. Даже черствой. Собственный брат отказывал ей в женской чувствительности. Ей оставалось только надеяться, что все их ожидания сбудутся. Потому что в настоящий момент Мэг совсем не походила на себя. И пока она не выкинет этой нелепый эпизод из головы, она никогда не станет прежней Мэг.
Она отпустила поводья, и Бристол продолжил свой путь. Возвращаясь в Торнхилл, Мэг мысленно подводила итог спору своего разума и страдающего сердца, понося Седжа и радуясь, что навсегда избавилась от него. Ее сердце слабо протестовало, говоря, что все еще любит его, и слишком часто возвращалось к тем чувствам, которые она испытывала в объятиях Седжа. Разум же отвечал, что со стороны Мэг было глупо позволить влюбленности перерасти во что-то более глубокое. Как жаль, что она не распознала или, возможно, не захотела увидеть его истинное лицо. К несчастью, ее наивность позволила ему вести себя так ужасно. Вся эта отвратительная ситуация была лишь неудачным эпизодом. Не больше. Никакой угрозы жизни. Никакого землетрясения. Просто неудачный эпизод. Который лучше всего забыть как можно скорее. Она усвоила этот урок и, собрав осколки своей жизни, двинется дальше.
Сердце Мэг наконец признало свое поражение перед разумом в этой битве. Девушка несколько раз мысленно повторила свои логические рассуждения, пока ехала до конюшни: он невоспитанный человек, она вела себя как дура, это происшествие должно быть забыто. Она продолжала повторять эти слова, когда чистила Бристола, насыпала ему зерна, подбрасывала сена или наполняла водой поилку. Повторяя свои логические выкладки как заклинание, она вернулась в дом, приняла, никуда не торопясь, ванну и надела чистое муслиновое платье с узором в виде веточек.
Когда в дверь ее комнаты постучали, Мэг уже чувствовала себя более уверенной и готовой впервые за два дня взглянуть в глаза кому бы то ни было. Она повернулась на табурете у туалетного столика и посмотрела на дверь.
– Войдите.
Дверь отворилась, и вошла Ба.
– О, неплохо, – сказала Ба. – Ты одета. Я так понимаю, что сегодня ты присоединишься к нам за ужином?
– Да, Ба. Я собиралась спуститься вниз. – Мэг снова повернулась к зеркалу и продолжила расчесывать свои длинные волосы. – Мне только нужно уложить волосы.
– Дай-ка я, – сказала Ба, беря щетку. – Как давно я не расчесывала тебе волосы, Мэгги. Когда ты была девочкой, тебе это очень нравилось.
Мэг откинула голову, пока мягкие руки Ба осторожно собирали рассыпанные по плечам волосы девушки. Когда же бабушка начала плавными движениями расчесывать ей волосы, начиная ото лба и заканчивая самыми кончиками, Мэг застонала.
– Ах, Ба! Мне и сейчас это нравится. – Она расслабилась и закрыла глаза. – Какие чудесные ощущения!
Длинными неторопливыми движениями Ба продолжала расчесывать Мэг, и та успокаивалась все больше и больше. Когда она подумала, что сейчас заснет, Ба заговорила:
– Я волнуюсь за тебя, Мэгги. По-моему, ты не очень хорошо себя чувствуешь.
– Я чувствую себя хорошо, – сонным голосом отозвалась Мэг.
– Когда последние два дня ты забирала поднос с ужином наверх, я подумала, что ты заболела. Но каждое утро ты исчезала вместе с лошадью и пропадала где-то целый день. – Ба продолжала расчесывать ее волосы. – И тогда я подумала, что, возможно, ты нас избегаешь.
Мэг на мгновение замерла, подумав, что Ба слишком умна и до добра это не доведет. Но тут Ба провела щеткой над висками и за ушами, и Мэг снова расслабилась.
– С чего бы мне избегать вас?– самым невинным тоном спросила она.
– Я и сама себя спрашивала, – ответила Ба, наклонив голову Мэг вперед, чтобы расчесать волосы на затылке, – Я подумала, что, возможно…
– Возможно что?
– Ну, я подумала, что это имеет отношение к отъезду лорда Седжвика.
Вот оно! Разговор, которого она все эти дни старалась избежать.
– А почему ты так думаешь? – спросила Мэг, стараясь говорить спокойно и безразлично.
– Ну… ты не пришла попрощаться, когда они с мистером Хэрриотом уезжали.
– Мы поговорили раньше, – сказала Мэг, повторяя оправдание, которое придумала на этот случай. – Тогда мы и попрощались.
– Да, он так и сказал.
– Мэг резко открыла глаза.
– Да?
– Да.
К большому сожалению Мэг, Ба не стала развивать эту тему. А ей бы очень хотелось узнать, что же именно сказал виконт.
– Но с того момента, как он уехал, – продолжила Ба, – ты все время занята сама собой. Вот я и подумала, что ты, наверное, скучаешь по нему. Что тебе немного грустно оттого, что он уехал.
Мэг вздохнула.
– Думаю, я немного скучаю по нему. Немного? Что за чушь! Да ты просто не можешь выбросить из головы этого недостойного человека!
– Мы много времени проводили вместе. И стали хорошими друзьями. – Чуть тише она добавила: – Или это мне только показалось.
– О Мэг! – вскричала Ба, собрав длинные волосы Мэг и начиная укладывать их узлом. – А я думала…
– Я знаю, что ты думала, – сказала Мэг. – Но об этом и речи нет, Ба. Мне жаль, что я тебя разочаровала.
– О милая моя, да не ты меня разочаровала, а лорд Седжвик. Казалось, он так увлекся тобой. Я была уверена, что он сделает тебе предложение.
– О Ба!
Значит, мы обе были введены в заблуждение очаровательным виконтом.
– Или хоть станет должным образом ухаживать за тобой, чтобы сделать предложение позднее. – Ба обиженно свела брови, закрепляя узел волос двумя черепаховыми гребнями. – Я была так в этом уверена! Я просто не понимаю! Он показался мне самым приятным молодым человеком, каких я встречала. И я видела, как он на тебя смотрел, Мэгги. Он не мог глаз от тебя отвести.
О да, он хотел мое тело! Достаточно сильно, чтобы заплатить за это!
Ба положила ладони на плечи Мэг и поймала ее взгляд в зеркале.
– Я была так уверена, что он влюбился в тебя, Мэгги. Я была настолько в этом уверена. – Она нежно сжала плечи девушки. – Это и беспокоит тебя, моя хорошая? Ты тоже была в, этом уверена?
– О Ба! – Мэг накрыла ладонью одну из пухлых бабушкиных рук. – Думаю, я тоже немного надеялась. Но вспомни, я не раз тебе говорила, что я ему не подхожу.
Во всяком случае, не для женитьбы.
Мэг похлопала Ба по руке и поднялась с табурета. Обняв старую женщину за плечи, она повела ее к двери.
– Невзирая на все твои слова, я очень надеялась, Мэгги. И очень разочарована в этом молодом человеке.
Я тоже, Ба. Я тоже.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Почти перевернув графин для бренди вверх дном, Седж вылил остатки его содержимого в стакан. Черт! Опять пусто! Придется вызывать Вигена, чтобы тот откупорил новую бутылку. А пока он тряхнул графин, чтобы последние золотистые капли упали в стакан. Отблеск огня из камина упал на голубой сосуд, который он все еще держал в руке, стекло сверкнуло, как сапфир, заворожив виконта насыщенным цветом. Медленно, неверным движением Седж дотянулся до стола и вернул графин на серебряный поднос, где стояли два похожих графина, на одном была этикетка с надписью «Ром», на другом – «Голландская водка». Оба они были из такого же голубого стекла. Особое сверкающее голубое стекло, которым славился город Бристоль, голубое бристольское стекло. Бристол Блю .
Проклятье! Есть ли что-нибудь, что не напоминает ему о ней? Седж схватил графин и швырнул его, и он разлетелся вдребезги, ударившись о каминную решетку. Как же он заставит себя выкинуть Мэг из памяти, если даже этот чертов графин для бренди напоминал ему о ней?
С тех пор, как две недели назад он вернулся в Лондон, чего он только не делал, чтобы изгнать из памяти эту рыжеволосую девчонку. Едва стало известно, что он снова в городе, Седжа стали навещать друзья. Находя его, как правило, в дурном расположении духа, они стали вытаскивать виконта на пирушки, карточные игры и прочие увеселения. Сначала Седжу приходилось таскаться за ними на костылях. Когда на прошлой неделе лубок сняли, он перешел на трость и ему стало легче поспевать за своими друзьями. Ночи он обычно проводил в клубах или в игорных домах, напиваясь и проигрывая довольно крупные суммы. А днем отсыпался, восстанавливая силы после ночных кутежей.
Пришли приглашения на несколько первых мероприятий сезона, но Седж еще не был готов к формальностям великосветского общения. Впервые в жизни он не находил в себе сил для своей широкой улыбки. Он отклонил приглашения.
Ничто, казалось, его не радовало. Он становился все более и более грубым со своими товарищами, все более нетерпимым к их веселью и хорошему настроению. Два дня, а точнее две ночи назад он вернулся домой, ополчившись против всего мира, и сорвал молоток на входной двери. Если уж он собирается напиваться и чахнуть от отчаяния, то предпочитает делать это у себя дома, один, без чьего-либо вмешательства.
Слуги были без памяти напуганы, подходить к нему осмеливались только Парджетер и Виген. Вигену было строго сказано, что виконта ни для кого нет дома на тот случай, если кто-то окажется настолько храбрым, что проигнорирует снятый молоток. Этот приказ Виген нарушил только раз, когда приехал Альберт. Седж, кстати, и не собирался заходить так далеко, чтобы распространить свой запрет на родных. Альберт заехал, чтобы справиться о ноге Седжа и его общем состоянии, но очень скоро снова начал ругать кузена за его неуместное бесстрашие и стрельбу на большой дороге. – Боже милосердный, Берти, опять ты запел эту песню? Я от нее чертовски устал!
– Ты чертовски пьян, – отозвался Альберт.
– Ну и что, если даже и так?
– Сейчас середина дня, кузен, если ты до сих пор не заметил.
– И что?
– А то, что ты должен взять себя в руки, старина, – сказал Альберт. – Ты опускаешься все ниже и ниже. Это на тебя не похоже, Седж.
– Заткнись, Берти. Я буду делать все, что захочу.
Альберт отбыл в ярости, потому что ничего не смог втолковать в затуманенную винными парами голову Седжа. Но какое Альберту дело, если он решил, как лиса в норе, засесть в своем собственном доме?
Седж сердито посмотрел на усеявшие пол голубые осколки и подумал, что больше не хочет сидеть в заточении. Но прежде чем он успел связно сформулировать мысль, в кабинет вошел Виген. Проклятье! Теперь он будет здесь толкаться, подумал Седж, пока Виген буравил взглядом груду осколков у камина. Нужно было разбить весь этот чертов комплект. Заменить один графин будет труднее.
Воздержавшись от комментариев, Виген поднял брови и объявил, что пришел посетитель.
– Черт возьми, Виген! Сколько раз я должен повторять, что никого не хочу видеть?! И кстати, кто он такой, что посмел войти в дом, на котором сорван молоток?
– Прошу прощения, милорд, – сказал Виген. – Я подумал, что на этот раз вы можете пожелать сделать исключение. Это лорд Пемертон.
– Джек? Ради Бога, просите его сюда. Не заставляйте этого человека ждать в передней. – Седж повысил голос до крика: – Джек? Джек? Это ты? Иди же сюда!
Виген закатил глаза и посторонился, чтобы впустить маркиза Пемертона. Кивнув в сторону каминной решетки, он спросил:
– Милорд желает, чтобы я…
– Оставьте, Виген. Можете идти. О, принесите, пожалуйста, еще бренди.
Взгляд Вигена скользнул по разбитому графину.
– Да, милорд, – сказал он и вышел из комнаты.
Лорд Пемертон проследил взгляд, брошенный Вигеном на разбитый графин, и теперь настал черед его светлости вопросительно поднять черные брови.
– Я слышал, что ты в городе, Седж, – сказал он. – Слышал, что ты много пьешь. Но не слышал, что ты уже ломаешь вещи.
– Садись, Джек, – вяло махнул рукой в сторону кресла Седж.
Джек придвинул кресло поближе и сел так, чтобы видеть Седжа. Но тут же встал и немного отодвинулся, потому что виконт был не в состоянии даже подобрать свои длинные ноги.
– Итак, – заговорил, снова усаживаясь, Джек, – что случилось?
– Я разбил этот чертов графин. И что с того?
– Я не об этом, – сказал Джек.
– А о чем?
– Что происходит, Седж? – тихо спросил Джек. – Что тебя гложет?
– Не понимаю, о чем ты.
– Будет тебе, Седж. Я никогда не видел тебя в таком состоянии. Это меня ты видел в таком виде, и гораздо чаще, чем мне хотелось бы.
– Это в каком? Пьяным, что ли? – Седж безрадостно усмехнулся. – Ну да, я много раз видел тебя пьяным. Много. Но ты же не мораль приехал мне читать? Потому что если так, можешь уходить сейчас же. Проповеди мне не нужны. Или Мэри сделала тебя трезвенником?
Джек рассмеялся.
– Ни в коей мере. После стольких лет употребления спиртного невозможно вот так сразу взять и бросить. Кстати, если ты позволишь…
Он встал и пошел к столику, указывая на ряды графинов.
Седж шевельнул отяжелевшей рукой.
– Извини, дружище. Забыл предложить. Налей себе выпить. Только, боюсь, бренди кончилось.
Джек посмотрел на осколки у каминной решетки и кивнул. Затем взял один из голубых графинов и поднес его поближе к глазам, чтобы прочесть написанные золотыми буквами слова «Голландская водка». Презрительно наморщив нос, он поставил его на серебряный поднос. Взял другой, побольше, прозрачного стекла и повернул его к свету. Этикетки на нем не было.
– Кларет, – подсказал Седж.
Джек снова кивнул и налил себе из этого графина. В этот момент с новым графином бренди вернулся Виген. Седж поднял свой стакан, и дворецкий наполнил его, при этом лицо Вигена выражало явное неодобрение. Пока он выходил из комнаты, Седж с раздражением смотрел ему вслед. Что этот парень о себе воображает? Седжу не пристало мириться с такого рода выходками. Видит Бог, не пристало! Джек вернулся на свое место. Отпил красного вина и удовлетворенно вздохнул.
– Значит, собираешься напиться вместе со мной? – спросил Седж, усмехнувшись своему другу.
– Нет.
– Будешь читать нотации?
– Нет. – Джек не отводил глаз от битого стекла у камина. – Мне просто интересно, что могло настолько разозлить тебя, что ты начал швыряться графинами.
Седж фыркнул, но не ответил.
– Давай, Седж. Ты же знаешь, я твой должник. Помнишь, как ты тащил меня из Ковент-Гардена, пытаясь вбить хоть немного разума в мою пьяную голову?
Проклятье! Есть ли что-нибудь, что не напоминает ему о ней? Седж схватил графин и швырнул его, и он разлетелся вдребезги, ударившись о каминную решетку. Как же он заставит себя выкинуть Мэг из памяти, если даже этот чертов графин для бренди напоминал ему о ней?
С тех пор, как две недели назад он вернулся в Лондон, чего он только не делал, чтобы изгнать из памяти эту рыжеволосую девчонку. Едва стало известно, что он снова в городе, Седжа стали навещать друзья. Находя его, как правило, в дурном расположении духа, они стали вытаскивать виконта на пирушки, карточные игры и прочие увеселения. Сначала Седжу приходилось таскаться за ними на костылях. Когда на прошлой неделе лубок сняли, он перешел на трость и ему стало легче поспевать за своими друзьями. Ночи он обычно проводил в клубах или в игорных домах, напиваясь и проигрывая довольно крупные суммы. А днем отсыпался, восстанавливая силы после ночных кутежей.
Пришли приглашения на несколько первых мероприятий сезона, но Седж еще не был готов к формальностям великосветского общения. Впервые в жизни он не находил в себе сил для своей широкой улыбки. Он отклонил приглашения.
Ничто, казалось, его не радовало. Он становился все более и более грубым со своими товарищами, все более нетерпимым к их веселью и хорошему настроению. Два дня, а точнее две ночи назад он вернулся домой, ополчившись против всего мира, и сорвал молоток на входной двери. Если уж он собирается напиваться и чахнуть от отчаяния, то предпочитает делать это у себя дома, один, без чьего-либо вмешательства.
Слуги были без памяти напуганы, подходить к нему осмеливались только Парджетер и Виген. Вигену было строго сказано, что виконта ни для кого нет дома на тот случай, если кто-то окажется настолько храбрым, что проигнорирует снятый молоток. Этот приказ Виген нарушил только раз, когда приехал Альберт. Седж, кстати, и не собирался заходить так далеко, чтобы распространить свой запрет на родных. Альберт заехал, чтобы справиться о ноге Седжа и его общем состоянии, но очень скоро снова начал ругать кузена за его неуместное бесстрашие и стрельбу на большой дороге. – Боже милосердный, Берти, опять ты запел эту песню? Я от нее чертовски устал!
– Ты чертовски пьян, – отозвался Альберт.
– Ну и что, если даже и так?
– Сейчас середина дня, кузен, если ты до сих пор не заметил.
– И что?
– А то, что ты должен взять себя в руки, старина, – сказал Альберт. – Ты опускаешься все ниже и ниже. Это на тебя не похоже, Седж.
– Заткнись, Берти. Я буду делать все, что захочу.
Альберт отбыл в ярости, потому что ничего не смог втолковать в затуманенную винными парами голову Седжа. Но какое Альберту дело, если он решил, как лиса в норе, засесть в своем собственном доме?
Седж сердито посмотрел на усеявшие пол голубые осколки и подумал, что больше не хочет сидеть в заточении. Но прежде чем он успел связно сформулировать мысль, в кабинет вошел Виген. Проклятье! Теперь он будет здесь толкаться, подумал Седж, пока Виген буравил взглядом груду осколков у камина. Нужно было разбить весь этот чертов комплект. Заменить один графин будет труднее.
Воздержавшись от комментариев, Виген поднял брови и объявил, что пришел посетитель.
– Черт возьми, Виген! Сколько раз я должен повторять, что никого не хочу видеть?! И кстати, кто он такой, что посмел войти в дом, на котором сорван молоток?
– Прошу прощения, милорд, – сказал Виген. – Я подумал, что на этот раз вы можете пожелать сделать исключение. Это лорд Пемертон.
– Джек? Ради Бога, просите его сюда. Не заставляйте этого человека ждать в передней. – Седж повысил голос до крика: – Джек? Джек? Это ты? Иди же сюда!
Виген закатил глаза и посторонился, чтобы впустить маркиза Пемертона. Кивнув в сторону каминной решетки, он спросил:
– Милорд желает, чтобы я…
– Оставьте, Виген. Можете идти. О, принесите, пожалуйста, еще бренди.
Взгляд Вигена скользнул по разбитому графину.
– Да, милорд, – сказал он и вышел из комнаты.
Лорд Пемертон проследил взгляд, брошенный Вигеном на разбитый графин, и теперь настал черед его светлости вопросительно поднять черные брови.
– Я слышал, что ты в городе, Седж, – сказал он. – Слышал, что ты много пьешь. Но не слышал, что ты уже ломаешь вещи.
– Садись, Джек, – вяло махнул рукой в сторону кресла Седж.
Джек придвинул кресло поближе и сел так, чтобы видеть Седжа. Но тут же встал и немного отодвинулся, потому что виконт был не в состоянии даже подобрать свои длинные ноги.
– Итак, – заговорил, снова усаживаясь, Джек, – что случилось?
– Я разбил этот чертов графин. И что с того?
– Я не об этом, – сказал Джек.
– А о чем?
– Что происходит, Седж? – тихо спросил Джек. – Что тебя гложет?
– Не понимаю, о чем ты.
– Будет тебе, Седж. Я никогда не видел тебя в таком состоянии. Это меня ты видел в таком виде, и гораздо чаще, чем мне хотелось бы.
– Это в каком? Пьяным, что ли? – Седж безрадостно усмехнулся. – Ну да, я много раз видел тебя пьяным. Много. Но ты же не мораль приехал мне читать? Потому что если так, можешь уходить сейчас же. Проповеди мне не нужны. Или Мэри сделала тебя трезвенником?
Джек рассмеялся.
– Ни в коей мере. После стольких лет употребления спиртного невозможно вот так сразу взять и бросить. Кстати, если ты позволишь…
Он встал и пошел к столику, указывая на ряды графинов.
Седж шевельнул отяжелевшей рукой.
– Извини, дружище. Забыл предложить. Налей себе выпить. Только, боюсь, бренди кончилось.
Джек посмотрел на осколки у каминной решетки и кивнул. Затем взял один из голубых графинов и поднес его поближе к глазам, чтобы прочесть написанные золотыми буквами слова «Голландская водка». Презрительно наморщив нос, он поставил его на серебряный поднос. Взял другой, побольше, прозрачного стекла и повернул его к свету. Этикетки на нем не было.
– Кларет, – подсказал Седж.
Джек снова кивнул и налил себе из этого графина. В этот момент с новым графином бренди вернулся Виген. Седж поднял свой стакан, и дворецкий наполнил его, при этом лицо Вигена выражало явное неодобрение. Пока он выходил из комнаты, Седж с раздражением смотрел ему вслед. Что этот парень о себе воображает? Седжу не пристало мириться с такого рода выходками. Видит Бог, не пристало! Джек вернулся на свое место. Отпил красного вина и удовлетворенно вздохнул.
– Значит, собираешься напиться вместе со мной? – спросил Седж, усмехнувшись своему другу.
– Нет.
– Будешь читать нотации?
– Нет. – Джек не отводил глаз от битого стекла у камина. – Мне просто интересно, что могло настолько разозлить тебя, что ты начал швыряться графинами.
Седж фыркнул, но не ответил.
– Давай, Седж. Ты же знаешь, я твой должник. Помнишь, как ты тащил меня из Ковент-Гардена, пытаясь вбить хоть немного разума в мою пьяную голову?