Кэндис Герн
Дело чести
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Виконт Седжвик умер. Он был уверен в этом.
Он смутно помнил странное ощущение полета после того, как его выбросило из экипажа. Теперь, казалось, он плыл во тьме – ничего не видя, ничего не слыша и ничего не чувствуя. Бог мой, ведь он погиб! Какого дьявола он так глупо вел себя?
Итак, он направлялся… Куда? Невозможно собраться с мыслями, чтобы вспомнить. Неужели так бывает, когда умираешь? Забавно. Никогда особенно не задумываясь над этим, виконт тем не менее предполагал, что все будет иначе: жизненные вопросы неожиданно обретут ответ, а забытые воспоминания встанут пред мысленным взором, четкие и подробные, как на книжной странице. Он и не представлял, что его мысли окажутся смутными и бессвязными, такие же неуловимыми, как семена одуванчика, уносимые ветром в те края, где их невозможно отыскать и собрать воедино.
Возможно, он ошибался относительно смерти. Возможно, его сознание – единственное, что от него осталось, потому что своего тела он не ощущал, – просто постепенно исчезнет, не оставив никаких мыслей вообще, ничего, напоминающего о душе или теле Колина Хэрриота, виконта Седжвика.
Нет! Я не готов к смерти! Он попытался уцепиться за эту мысль, возможно, свою последнюю ясную мысль. Я не готов!
И вдруг совершенно неожиданно, в один ослепляющий миг, все изменилось. Еще несколько мгновений назад он не чувствовал ничего, теперь пришла боль. Невероятная боль. Прежде Седжвик не испытывал никаких физических ощущений вообще, сейчас же он ощутил, что все его тело – одна сплошная рана.
Вот, это больше соответствовало его представлению о смерти, или по крайней мере об умирании. Страдание неизбежно, он предполагал это. Что ж, Бог свидетель, он страдает! Только один вопрос: сколько это продлится? Умирая, вы надеетесь обрести покой. Если только… только…
Неужели он попал туда! Но ведь он в своей жизни не совершал ничего настолько ужасного! Или все-таки совершал? О мой Бог! Его голова, или по крайней мере то место, где она была раньше, горела, словно в огне, так что, возможно, он попал именно туда. Бедная мертвая душа расплачивалась за его грехи. Конечно, на протяжении своих тридцати шести лет он вел несколько рассеянный образ жизни. Предпочитал получать удовольствия, но разве это так плохо? Да, у него было много женщин, но все они отдавались ему с охотой, а некоторые даже со страстью. Седжвик ничего не мог с этим поделать: они находили его неотразимым. Кроме того, никому из женщин он сознательно не причинил зла, и зачастую они оставались друзьями после того, как заканчивался роман. Конечно, обманутые мужья пару раз предъявляли ему претензии, но, с другой стороны, многие ли из них сами хранили верность своим женам?
Так какого дьявола он закончил свои дни здесь… в аду?
Вместо ответа острый приступ боли пронзил его голову. Проклятье, что же он натворил? За что подвергался такому суровому наказанию?
Да, он много играл, но не выходил за пределы разумного и никогда не был причиной разорения кого-либо из партнеров. Да, иногда он был склонен к лени, но в общем добросовестно выполнял взятые на себя обязательства. Он следил за своими капиталовложениями и управлял имуществом, точнее, нанял прекрасных адвокатов и управляющих, которые вели его дела, но, собственно говоря, какая разница? Он проявлял внимание к вдовствующей матери и сестре, был верным другом для многих и щедро делился своим временем и деньгами.
Проклятье! Он не заслужил этого! По всем расчетам, ему предназначалось совсем другое– место, где приятно и красиво, где нет боли, где ангелы играют на арфах и голоса их сливаются в гармонии. Бог мой, это нечестно. Это просто нечестно.
Прежде чем он смог сформулировать свою следующую мысль, ему стало еще хуже. Казалось, что череп его сейчас лопнет. Ох! Собственный стон прогремел в голове Седжвика как удар грома. Могут ли мертвые стонать? С другой стороны, способны ли мертвые ощущать такую боль, словно бог Тор равномерно бьет молотом в их голове? Слава Богу, он не совершил в жизни ничего по-настоящему ужасного. Страшно подумать, какое тогда ожидало бы его наказание, если даже за обычные, мелкие грехи приходится так тяжело расплачиваться.
Его мучения вскоре возросли еще больше из-за того, что в голове загромыхали таинственные, невнятные голоса. Непонятные и оттого пугающие разрозненные звуки только усиливали грохочущую боль, доводя Седжвика до безумия. Во имя Господа, он был полон решимости увидеть то, с чем столкнулся, невзирая на собственную беспомощность. Не в силах выносить адскую темноту, он попытался открыть глаза.
Ох!.. Это оказалось труднее, чем он думал. Седжвик почти готов был молить о смерти, но ведь она уже наступила, так что же оставалось делать?
Он попытался снова.
Ощущая безжалостную пульсацию боли в голове, Седжвик чуть-чуть приоткрыл глаза. Проклятье, свет просто ослепляющий! Боже мой, неужели это огонь? Неужели это адское пламя? Седжвик застонал и снова прикрыл глаза. Легкие с трудом боролись за каждый вдох, он был совершенно измучен простой попыткой приподнять веки. В уголке сознания мелькнула мысль, что мертвые не дышат, но он прогнал ее как тщетную иллюзию. «Почему я?– подумал он. – За что мне такое наказание?»
И попытался снова.
Медленно приоткрыл один глаз, затем второй. На этот раз он приготовился выдержать ослепительное сияние, полный решимости посмотреть правде в глаза. Дрожа от усилия, Седжвик попытался удержать глаза открытыми, моргая от света. Все расплывалось, как в тумане, но, прищурившись, он сумел разглядеть темный силуэт с огненным нимбом. Бог мой, это уж слишком! Он быстро закрыл глаза, не чувствуя себя до конца готовым встретиться с тем, что было ему уготовано.
Глухой звук продолжал терзать уши. Крепко зажмурив глаза, Седжвик попытался сконцентрироваться на голосах. Точнее, это был чей-то один голос. Женский, мелодичный, даже немного успокаивающий. Очень, очень медленно он снова приоткрыл глаза. Отчаянно моргая, Седжвик попытался сфокусировать взгляд на темном силуэте. Он должен это увидеть, во имя Господа!
После того как через несколько секунд глаза привыкли к режущему свету, темный силуэт наконец преобразился в лицо, туманные очертания которого находились в нескольких дюймах от его собственного. Седжвик с трудом удерживал глаза открытыми, часто моргая от боли, но наконец слепящий свет стал менее резким, позволив ему рассмотреть лицо более ясно.
Это было лицо ангела.
Седжвик вглядывался в образ такой неземной красоты, которой ему никогда не доводилось встречать. Прежде чем он смог разглядеть больше, его глаза снова закрылись, на этот раз помимо его воли. У него больше не было сил держать их открытыми. Но одно теперь он знал наверняка: на него смотрел не демон. Это было прекрасное женское лицо – молочно-белая кожа, огромные глаза цвета спелой вишни – в окружении сияющих медно-рыжих волос. Это был ангел.
Так, значит, все это время он ошибался! Он вовсе не в аду. В конце концов он попал на небеса!
Ощущая резкое жжение в глазах, Седжвик снова попытался их открыть, потому что должен был увидеть ее, своего ангела. В голове стучало немилосердно, глаза, казалось, были полны песка, но он сумел приподнять веки, чтобы разглядеть видение, парившее над ним в золотом сиянии.
Мэг Эшбертон глядела в больные, воспаленные глаза раненого джентльмена, осторожно поддерживая руками его голову. Быстро достав из сумочки вышитый льняной платок, она осторожно промокнула кровоточащую рану над его левым глазом. Неожиданно его ресницы затрепетали, и с губ сорвался глухой стон. Мэг наклонилась поближе.
– Вы меня слышите, милорд? – спросила Мэг, склоняясь ниже. – Вы меня слышите? Постарайтесь не двигаться. Мы попытаемся вам помочь.
Лорд Седжвик издал еще один невнятный звук и закрыл глаза.
– Милорд? Ты его знаешь, Мэгги?
Мэг подняла глаза на своего брата Терренса, стоявшего рядом на коленях.
Когда они, направляясь к себе домой по иксвортской дороге, поравнялись с разбитым экипажем, Терренс немедленно бросил Мэг вожжи. Он выпрыгнул из двуколки, увидев пару испуганных гнедых коней, которые нервно переступали ногами, запутавшись в оборванных постромках и обломках упряжи.
– Да, – ответила Мэг. Она бросила быстрый взгляд через дорогу, где Терренс привязал лошадей к дереву, предварительно освободив их от обломков оглобель и дышла. – Это лорд Седжвик. Я встречала его пару раз в свете.
Мэг чуть не рассмеялась от того, как неуместно прозвучала эта фраза, хотя она и соответствовала истине. Девушка подозревала, что лорд даже не помнит об этой встрече.
– А-а-а… – неопределенно протянул Терренс.
Снова взглянув в лицо лорда Седжвика, Мэг заметила подергивание мышцы возле его правого глаза, свидетельствующее о том, что он находится в сознании. Похоже, это было осмысленное движение. Наконец его ресницы снова дрогнули. Мэг увидела, как он прищурился и попытался сфокусировать на ней изумленный и рассеянный взгляд.
– Лорд Седжвик? – спросила она, вглядываясь в мутные глаза. Его губы дрогнули – похоже, он собирался что-то сказать. Мэг наклонилась еще ближе. – Лорд Седжвик? – повторила она.
– Ан…гел… – пробормотал он.
Мэг в недоумении посмотрела на брата и пожала плечами. Склонившись к лицу лорда Седжвика, она изучала его широко раскрытые глаза, глядящие на нее в упор.
– Я не понимаю, милорд, – мягко сказала она. – Что вы хотите сказать.
– Ан…гел, – повторил он невнятным, хриплым голосом. – Ангел. Мой… мой ангел… говорит… – Уголок его рта дрогнул в улыбке, которая сразу же превратилась в гримасу боли. Глаза его закатились, и голова упала набок.
Обескураженная на мгновение странными словами, Мэг заметила, что Терренс вопросительно поднял брови. Не обращая внимания на брата, девушка принялась сосредоточенно исследовать раны лорда Седжвика. Она осторожно уложила его голову и внимательно осмотрела все тело. Он лежал на спине, одна нога была неестественно подвернута, очевидно, сломана. Мэг наклонилась над ним, стараясь не задеть поврежденную ногу, и быстро проверила, нет ли других ран. Она осторожно провела руками по его телу под окровавленной одеждой, но не обнаружила источник кровотечения.
– Кажется, он сломал ребра, – сказала Мэг. – Одно или два, но я в том не уверена. Других явных повреждений нет. Все это, – произнесла она, указывая на грязную окровавленную одежду, – из-за раны на голове. Он потерял много крови.
– Я осмотрю его ногу, – сказал Терренс, быстро обходя неподвижное тело.
Мэг снова занялась раной на голове. Густые светлые волосы лорда Седжвика потемнели от крови, сочившейся из раны над левым глазом. Носовой платок уже насквозь промок, поэтому Мэг быстро оторвала кружева от своей нижней юбки и принялась рвать хлопчатобумажную ткань на широкие полосы. Она соорудила подобие широкого тампона и с силой прижала его к виску лорда Седжвика, надеясь остановить поток крови. После этого плотно привязала тампон к ране, используя вместо бинтов полоски кружев. Затем свернула свой плащ и бережно положила его под голову раненому.
Рассеянно вытирая о юбку окровавленные руки, Мэг взглянула на брата. Он склонился над ногой, вывернутой ужасным образом, и Мэг почувствовала подкативший к горлу комок. Но она выросла на ферме, где перелом не редкость, поэтому смогла подавить подступающую тошноту. Тем не менее такое неестественное положение ноги производило тягостное впечатление.
Терренс поднял глаза.
– Похоже, кожа не повреждена, – сказал он, – поэтому можно надеяться, что это закрытый перелом. Мы не узнаем наверняка, пока не разрежем сапог.
– Сейчас?– взволнованно воскликнула Мэг. – Здесь?
– Нет, – ответил Терренс, поднимаясь. – Я бы не стал рисковать: мы можем нечаянно ухудшить положение.
– Попытаемся перенести его в двуколку? – спросила Мэг.
– Нет, – ответил Терренс, направляясь к тому месту через дорогу, где он привязал лошадей. – Я не думаю, что мы сможем его везти. Прежде чем поднимать его, надо наложить на ногу шину. Кроме того, двуколка слишком мала. Нам понадобятся носилки. – Терренс начал отвязывать одну из лошадей. – Я поеду в Торнхилл за помощью, – бросил он через плечо. – Попробую найти Гартвейта. Оставайся с ним, Мэгги. Постарайся проследить, чтобы он не замерз.
Мэг наблюдала за тем, как Терренс снял с коня остатки упряжи и бросил их на землю.
Затем намотал длинные поводья на руку и отвел коня от дерева. Не было необходимости спрашивать, почему он не взял их собственную лошадь: сильный гнедой красавец конь был более пригоден для такой задачи, чем их старая медлительная кобылка. Конь гарцевал и издавал протяжное ржание. Терренс вел его в поводу, время от времени поглаживая по длинному носу, что-то нашептывал ему вполголоса и ласково дул в ноздри. Мэг смотрела, как ее брат мастерски успокоил нервничающее животное, прежде чем взлететь на его неоседланную спину одним ловким прыжком. Намотав поводья на одну руку, Терренс повернул коня в сторону Торнхилла и пустил его в галоп.
– Поторопись! – крикнула Мэг вслед удаляющемуся всаднику.
О, пожалуйста, поторопись, думала она, глядя на распростертое безмолвное тело. Бережно взяв руку лорда Седжвика в свои, она закрыла глаза и помолилась за его выздоровление. Бог не настолько жесток, чтобы позволить этому человеку умереть. Только не ему!
Мэг полностью отдалась этому приятному чувству – держать его руку в своей, поглаживать длинные, тонкие пальцы, прослеживая четкие линии на его ладони. Он назвал ее своим ангелом. Конечно, он просто бредил в горячке, хотя Мэг показалось, что в его глазах мелькнул проблеск узнавания, когда он говорил. Мой ангел. Мэг улыбнулась – эти чудесные слова согревали ей сердце. Неважно, что произнесены они в бреду. Любое проявление нежности со стороны лорда Седжвика стоило сохранить в душе, потому что она, несомненно, больше никогда не услышит ничего подобного.
Мэг поднесла его пальцы к своим губам, с горечью сознавая, какие они холодные и как ненадежно его состояние. Мэг не понаслышке знала о том, как опасны ранения в голову. От такой же раны умер ее отец, упав с норовистого жеребца, которого он пытался объездить. Вспомнив о смерти отца, Мэг почувствовала подступающую дурноту. «Идиотка!» – подумала она, ругая себя за то, что в такую минуту поддалась ненужным фантазиям. Было непорядочно позволить себе увлечься воспоминаниями о давно прошедшем, когда в руках у нее человеческая жизнь, которую надо спасти.
По-прежнему сжимая его руку, Мэг внимательно вгляделась в лицо лорда Седжвика, силясь обнаружить признаки изменения его состояния. Бог мой, он был такой бледный! И совсем холодный. Она осторожно положила руку виконта и еще плотнее закутала его в пальто, подоткнув ткань под подбородок, чтобы защитить от прохладного мартовского воздуха. Слава Богу, что днем снова не пошел дождь, подумала она, глядя на пасмурное небо. Бедняга мог бы умереть от переохлаждения. Мэг поежилась и обхватила себя руками. Глядя на свинцовые тучи, она надеялась, что хоть в этом им с раненым виконтом повезет. Мэг перевела взор с клубящихся серых облаков на линию черных тополей по другую сторону проселка, голые ветви которых темнели на фоне серебристой дымки, а затем вниз, на грязную разбитую дорогу. Краем глаза девушка заметила двуколку, и ей в голову пришла одна мысль. Мэг быстро поднялась и отряхнула юбки, прогнав мимолетную мысль о том, что голубое кашемировое платье, одно из самых любимых, теперь испачкано в крови и безнадежно испорчено. Шагая через дорогу, Мэг пыталась припомнить, лежит ли в двуколке запасная конская попона. Терренс обычно всегда держал одну под рукой.
Мэг разгребла кучу свертков с вещами и продуктами, которые они с утра купили вместе с братом в Бери-Сент-Эдмунде, и наконец вытащила потертую, в пятнах попону, свернутую в тугой рулон. Она развернула кусок колючей красной шерсти и тряхнула его, моргая и кашляя из-за мельчайших частиц сена и соломы, взвившихся в воздух. «Что ж, – подумала Мэг, сморщив нос и изучая попону, – она, конечно, страшная и пахнет мерзко, но нам вполне подойдет». Девушка перешла на другую сторону дороги и тщательно укрыла лорда Седжвика поверх пальто колючей шерстяной тканью. По крайней мере это поможет сохранить тепло, думала она, разглядывая угрожающее небо.
Мэг перевела взгляд на дорогу, ведущую к ним на ферму в Тронхилл. Почему Терренс задерживается? Она надеялась, что ее брат вернется вместе с доктором Гартвейтом. Если у лорда Седжвика действительно сложный перелом, то этот молодой и чуткий деревенский врач скорее всего попытается спасти ногу, а не делать ампутацию, что предпочли бы в этой ситуации многие доктора. Не зная, что еще можно предпринять, Мэг решила еще раз осмотреть рану на голове виконта.
Она снова опустилась на колени рядом с лордом Седжвиком. По крайней мере он продолжал дышать, а ее импровизированная повязка весьма неплохо остановила кровотечение. Ей было нечего больше делать – только сидеть в беспомощном ожидании.
И она все ждала и ждала. Периодически девушка вставала и рассматривала дорогу на Торнхилл, заслоняя глаза от полуденного света. Решив наконец, что разглядывание дороги только продлевает ее ожидание, она вернулась к своему пациенту и опустилась рядом с ним на колени. Взглянув на него, Мэг нахмурилась. Бедный лорд Седжвик! Он выглядел таким беспомощным, таким юным, хотя она полагала, что он по крайней мере лет на десять старше ее. Живя в уединении Торнхилла, она даже и не мечтала увидеть его снова. С горькой усмешкой Мэг задумалась над иронией судьбы. Теперь, когда после всех этих лет дороги лорда Седжвика и ее наконец пересеклись, он лежит у ее ног едва живой. Мэг покачала головой, в тревоге разглядывая бледное лицо.
– Не беспокойтесь, милорд, – прошептала она, убирая прядь светлых волос с его бледного лба, – мы не позволим вам умереть. Мы вас вылечим, выходим, и вы продолжите свой путь.
Это было самое малое, что она могла сделать для единственного человека, которого любила.
Он смутно помнил странное ощущение полета после того, как его выбросило из экипажа. Теперь, казалось, он плыл во тьме – ничего не видя, ничего не слыша и ничего не чувствуя. Бог мой, ведь он погиб! Какого дьявола он так глупо вел себя?
Итак, он направлялся… Куда? Невозможно собраться с мыслями, чтобы вспомнить. Неужели так бывает, когда умираешь? Забавно. Никогда особенно не задумываясь над этим, виконт тем не менее предполагал, что все будет иначе: жизненные вопросы неожиданно обретут ответ, а забытые воспоминания встанут пред мысленным взором, четкие и подробные, как на книжной странице. Он и не представлял, что его мысли окажутся смутными и бессвязными, такие же неуловимыми, как семена одуванчика, уносимые ветром в те края, где их невозможно отыскать и собрать воедино.
Возможно, он ошибался относительно смерти. Возможно, его сознание – единственное, что от него осталось, потому что своего тела он не ощущал, – просто постепенно исчезнет, не оставив никаких мыслей вообще, ничего, напоминающего о душе или теле Колина Хэрриота, виконта Седжвика.
Нет! Я не готов к смерти! Он попытался уцепиться за эту мысль, возможно, свою последнюю ясную мысль. Я не готов!
И вдруг совершенно неожиданно, в один ослепляющий миг, все изменилось. Еще несколько мгновений назад он не чувствовал ничего, теперь пришла боль. Невероятная боль. Прежде Седжвик не испытывал никаких физических ощущений вообще, сейчас же он ощутил, что все его тело – одна сплошная рана.
Вот, это больше соответствовало его представлению о смерти, или по крайней мере об умирании. Страдание неизбежно, он предполагал это. Что ж, Бог свидетель, он страдает! Только один вопрос: сколько это продлится? Умирая, вы надеетесь обрести покой. Если только… только…
Неужели он попал туда! Но ведь он в своей жизни не совершал ничего настолько ужасного! Или все-таки совершал? О мой Бог! Его голова, или по крайней мере то место, где она была раньше, горела, словно в огне, так что, возможно, он попал именно туда. Бедная мертвая душа расплачивалась за его грехи. Конечно, на протяжении своих тридцати шести лет он вел несколько рассеянный образ жизни. Предпочитал получать удовольствия, но разве это так плохо? Да, у него было много женщин, но все они отдавались ему с охотой, а некоторые даже со страстью. Седжвик ничего не мог с этим поделать: они находили его неотразимым. Кроме того, никому из женщин он сознательно не причинил зла, и зачастую они оставались друзьями после того, как заканчивался роман. Конечно, обманутые мужья пару раз предъявляли ему претензии, но, с другой стороны, многие ли из них сами хранили верность своим женам?
Так какого дьявола он закончил свои дни здесь… в аду?
Вместо ответа острый приступ боли пронзил его голову. Проклятье, что же он натворил? За что подвергался такому суровому наказанию?
Да, он много играл, но не выходил за пределы разумного и никогда не был причиной разорения кого-либо из партнеров. Да, иногда он был склонен к лени, но в общем добросовестно выполнял взятые на себя обязательства. Он следил за своими капиталовложениями и управлял имуществом, точнее, нанял прекрасных адвокатов и управляющих, которые вели его дела, но, собственно говоря, какая разница? Он проявлял внимание к вдовствующей матери и сестре, был верным другом для многих и щедро делился своим временем и деньгами.
Проклятье! Он не заслужил этого! По всем расчетам, ему предназначалось совсем другое– место, где приятно и красиво, где нет боли, где ангелы играют на арфах и голоса их сливаются в гармонии. Бог мой, это нечестно. Это просто нечестно.
Прежде чем он смог сформулировать свою следующую мысль, ему стало еще хуже. Казалось, что череп его сейчас лопнет. Ох! Собственный стон прогремел в голове Седжвика как удар грома. Могут ли мертвые стонать? С другой стороны, способны ли мертвые ощущать такую боль, словно бог Тор равномерно бьет молотом в их голове? Слава Богу, он не совершил в жизни ничего по-настоящему ужасного. Страшно подумать, какое тогда ожидало бы его наказание, если даже за обычные, мелкие грехи приходится так тяжело расплачиваться.
Его мучения вскоре возросли еще больше из-за того, что в голове загромыхали таинственные, невнятные голоса. Непонятные и оттого пугающие разрозненные звуки только усиливали грохочущую боль, доводя Седжвика до безумия. Во имя Господа, он был полон решимости увидеть то, с чем столкнулся, невзирая на собственную беспомощность. Не в силах выносить адскую темноту, он попытался открыть глаза.
Ох!.. Это оказалось труднее, чем он думал. Седжвик почти готов был молить о смерти, но ведь она уже наступила, так что же оставалось делать?
Он попытался снова.
Ощущая безжалостную пульсацию боли в голове, Седжвик чуть-чуть приоткрыл глаза. Проклятье, свет просто ослепляющий! Боже мой, неужели это огонь? Неужели это адское пламя? Седжвик застонал и снова прикрыл глаза. Легкие с трудом боролись за каждый вдох, он был совершенно измучен простой попыткой приподнять веки. В уголке сознания мелькнула мысль, что мертвые не дышат, но он прогнал ее как тщетную иллюзию. «Почему я?– подумал он. – За что мне такое наказание?»
И попытался снова.
Медленно приоткрыл один глаз, затем второй. На этот раз он приготовился выдержать ослепительное сияние, полный решимости посмотреть правде в глаза. Дрожа от усилия, Седжвик попытался удержать глаза открытыми, моргая от света. Все расплывалось, как в тумане, но, прищурившись, он сумел разглядеть темный силуэт с огненным нимбом. Бог мой, это уж слишком! Он быстро закрыл глаза, не чувствуя себя до конца готовым встретиться с тем, что было ему уготовано.
Глухой звук продолжал терзать уши. Крепко зажмурив глаза, Седжвик попытался сконцентрироваться на голосах. Точнее, это был чей-то один голос. Женский, мелодичный, даже немного успокаивающий. Очень, очень медленно он снова приоткрыл глаза. Отчаянно моргая, Седжвик попытался сфокусировать взгляд на темном силуэте. Он должен это увидеть, во имя Господа!
После того как через несколько секунд глаза привыкли к режущему свету, темный силуэт наконец преобразился в лицо, туманные очертания которого находились в нескольких дюймах от его собственного. Седжвик с трудом удерживал глаза открытыми, часто моргая от боли, но наконец слепящий свет стал менее резким, позволив ему рассмотреть лицо более ясно.
Это было лицо ангела.
Седжвик вглядывался в образ такой неземной красоты, которой ему никогда не доводилось встречать. Прежде чем он смог разглядеть больше, его глаза снова закрылись, на этот раз помимо его воли. У него больше не было сил держать их открытыми. Но одно теперь он знал наверняка: на него смотрел не демон. Это было прекрасное женское лицо – молочно-белая кожа, огромные глаза цвета спелой вишни – в окружении сияющих медно-рыжих волос. Это был ангел.
Так, значит, все это время он ошибался! Он вовсе не в аду. В конце концов он попал на небеса!
Ощущая резкое жжение в глазах, Седжвик снова попытался их открыть, потому что должен был увидеть ее, своего ангела. В голове стучало немилосердно, глаза, казалось, были полны песка, но он сумел приподнять веки, чтобы разглядеть видение, парившее над ним в золотом сиянии.
Мэг Эшбертон глядела в больные, воспаленные глаза раненого джентльмена, осторожно поддерживая руками его голову. Быстро достав из сумочки вышитый льняной платок, она осторожно промокнула кровоточащую рану над его левым глазом. Неожиданно его ресницы затрепетали, и с губ сорвался глухой стон. Мэг наклонилась поближе.
– Вы меня слышите, милорд? – спросила Мэг, склоняясь ниже. – Вы меня слышите? Постарайтесь не двигаться. Мы попытаемся вам помочь.
Лорд Седжвик издал еще один невнятный звук и закрыл глаза.
– Милорд? Ты его знаешь, Мэгги?
Мэг подняла глаза на своего брата Терренса, стоявшего рядом на коленях.
Когда они, направляясь к себе домой по иксвортской дороге, поравнялись с разбитым экипажем, Терренс немедленно бросил Мэг вожжи. Он выпрыгнул из двуколки, увидев пару испуганных гнедых коней, которые нервно переступали ногами, запутавшись в оборванных постромках и обломках упряжи.
– Да, – ответила Мэг. Она бросила быстрый взгляд через дорогу, где Терренс привязал лошадей к дереву, предварительно освободив их от обломков оглобель и дышла. – Это лорд Седжвик. Я встречала его пару раз в свете.
Мэг чуть не рассмеялась от того, как неуместно прозвучала эта фраза, хотя она и соответствовала истине. Девушка подозревала, что лорд даже не помнит об этой встрече.
– А-а-а… – неопределенно протянул Терренс.
Снова взглянув в лицо лорда Седжвика, Мэг заметила подергивание мышцы возле его правого глаза, свидетельствующее о том, что он находится в сознании. Похоже, это было осмысленное движение. Наконец его ресницы снова дрогнули. Мэг увидела, как он прищурился и попытался сфокусировать на ней изумленный и рассеянный взгляд.
– Лорд Седжвик? – спросила она, вглядываясь в мутные глаза. Его губы дрогнули – похоже, он собирался что-то сказать. Мэг наклонилась еще ближе. – Лорд Седжвик? – повторила она.
– Ан…гел… – пробормотал он.
Мэг в недоумении посмотрела на брата и пожала плечами. Склонившись к лицу лорда Седжвика, она изучала его широко раскрытые глаза, глядящие на нее в упор.
– Я не понимаю, милорд, – мягко сказала она. – Что вы хотите сказать.
– Ан…гел, – повторил он невнятным, хриплым голосом. – Ангел. Мой… мой ангел… говорит… – Уголок его рта дрогнул в улыбке, которая сразу же превратилась в гримасу боли. Глаза его закатились, и голова упала набок.
Обескураженная на мгновение странными словами, Мэг заметила, что Терренс вопросительно поднял брови. Не обращая внимания на брата, девушка принялась сосредоточенно исследовать раны лорда Седжвика. Она осторожно уложила его голову и внимательно осмотрела все тело. Он лежал на спине, одна нога была неестественно подвернута, очевидно, сломана. Мэг наклонилась над ним, стараясь не задеть поврежденную ногу, и быстро проверила, нет ли других ран. Она осторожно провела руками по его телу под окровавленной одеждой, но не обнаружила источник кровотечения.
– Кажется, он сломал ребра, – сказала Мэг. – Одно или два, но я в том не уверена. Других явных повреждений нет. Все это, – произнесла она, указывая на грязную окровавленную одежду, – из-за раны на голове. Он потерял много крови.
– Я осмотрю его ногу, – сказал Терренс, быстро обходя неподвижное тело.
Мэг снова занялась раной на голове. Густые светлые волосы лорда Седжвика потемнели от крови, сочившейся из раны над левым глазом. Носовой платок уже насквозь промок, поэтому Мэг быстро оторвала кружева от своей нижней юбки и принялась рвать хлопчатобумажную ткань на широкие полосы. Она соорудила подобие широкого тампона и с силой прижала его к виску лорда Седжвика, надеясь остановить поток крови. После этого плотно привязала тампон к ране, используя вместо бинтов полоски кружев. Затем свернула свой плащ и бережно положила его под голову раненому.
Рассеянно вытирая о юбку окровавленные руки, Мэг взглянула на брата. Он склонился над ногой, вывернутой ужасным образом, и Мэг почувствовала подкативший к горлу комок. Но она выросла на ферме, где перелом не редкость, поэтому смогла подавить подступающую тошноту. Тем не менее такое неестественное положение ноги производило тягостное впечатление.
Терренс поднял глаза.
– Похоже, кожа не повреждена, – сказал он, – поэтому можно надеяться, что это закрытый перелом. Мы не узнаем наверняка, пока не разрежем сапог.
– Сейчас?– взволнованно воскликнула Мэг. – Здесь?
– Нет, – ответил Терренс, поднимаясь. – Я бы не стал рисковать: мы можем нечаянно ухудшить положение.
– Попытаемся перенести его в двуколку? – спросила Мэг.
– Нет, – ответил Терренс, направляясь к тому месту через дорогу, где он привязал лошадей. – Я не думаю, что мы сможем его везти. Прежде чем поднимать его, надо наложить на ногу шину. Кроме того, двуколка слишком мала. Нам понадобятся носилки. – Терренс начал отвязывать одну из лошадей. – Я поеду в Торнхилл за помощью, – бросил он через плечо. – Попробую найти Гартвейта. Оставайся с ним, Мэгги. Постарайся проследить, чтобы он не замерз.
Мэг наблюдала за тем, как Терренс снял с коня остатки упряжи и бросил их на землю.
Затем намотал длинные поводья на руку и отвел коня от дерева. Не было необходимости спрашивать, почему он не взял их собственную лошадь: сильный гнедой красавец конь был более пригоден для такой задачи, чем их старая медлительная кобылка. Конь гарцевал и издавал протяжное ржание. Терренс вел его в поводу, время от времени поглаживая по длинному носу, что-то нашептывал ему вполголоса и ласково дул в ноздри. Мэг смотрела, как ее брат мастерски успокоил нервничающее животное, прежде чем взлететь на его неоседланную спину одним ловким прыжком. Намотав поводья на одну руку, Терренс повернул коня в сторону Торнхилла и пустил его в галоп.
– Поторопись! – крикнула Мэг вслед удаляющемуся всаднику.
О, пожалуйста, поторопись, думала она, глядя на распростертое безмолвное тело. Бережно взяв руку лорда Седжвика в свои, она закрыла глаза и помолилась за его выздоровление. Бог не настолько жесток, чтобы позволить этому человеку умереть. Только не ему!
Мэг полностью отдалась этому приятному чувству – держать его руку в своей, поглаживать длинные, тонкие пальцы, прослеживая четкие линии на его ладони. Он назвал ее своим ангелом. Конечно, он просто бредил в горячке, хотя Мэг показалось, что в его глазах мелькнул проблеск узнавания, когда он говорил. Мой ангел. Мэг улыбнулась – эти чудесные слова согревали ей сердце. Неважно, что произнесены они в бреду. Любое проявление нежности со стороны лорда Седжвика стоило сохранить в душе, потому что она, несомненно, больше никогда не услышит ничего подобного.
Мэг поднесла его пальцы к своим губам, с горечью сознавая, какие они холодные и как ненадежно его состояние. Мэг не понаслышке знала о том, как опасны ранения в голову. От такой же раны умер ее отец, упав с норовистого жеребца, которого он пытался объездить. Вспомнив о смерти отца, Мэг почувствовала подступающую дурноту. «Идиотка!» – подумала она, ругая себя за то, что в такую минуту поддалась ненужным фантазиям. Было непорядочно позволить себе увлечься воспоминаниями о давно прошедшем, когда в руках у нее человеческая жизнь, которую надо спасти.
По-прежнему сжимая его руку, Мэг внимательно вгляделась в лицо лорда Седжвика, силясь обнаружить признаки изменения его состояния. Бог мой, он был такой бледный! И совсем холодный. Она осторожно положила руку виконта и еще плотнее закутала его в пальто, подоткнув ткань под подбородок, чтобы защитить от прохладного мартовского воздуха. Слава Богу, что днем снова не пошел дождь, подумала она, глядя на пасмурное небо. Бедняга мог бы умереть от переохлаждения. Мэг поежилась и обхватила себя руками. Глядя на свинцовые тучи, она надеялась, что хоть в этом им с раненым виконтом повезет. Мэг перевела взор с клубящихся серых облаков на линию черных тополей по другую сторону проселка, голые ветви которых темнели на фоне серебристой дымки, а затем вниз, на грязную разбитую дорогу. Краем глаза девушка заметила двуколку, и ей в голову пришла одна мысль. Мэг быстро поднялась и отряхнула юбки, прогнав мимолетную мысль о том, что голубое кашемировое платье, одно из самых любимых, теперь испачкано в крови и безнадежно испорчено. Шагая через дорогу, Мэг пыталась припомнить, лежит ли в двуколке запасная конская попона. Терренс обычно всегда держал одну под рукой.
Мэг разгребла кучу свертков с вещами и продуктами, которые они с утра купили вместе с братом в Бери-Сент-Эдмунде, и наконец вытащила потертую, в пятнах попону, свернутую в тугой рулон. Она развернула кусок колючей красной шерсти и тряхнула его, моргая и кашляя из-за мельчайших частиц сена и соломы, взвившихся в воздух. «Что ж, – подумала Мэг, сморщив нос и изучая попону, – она, конечно, страшная и пахнет мерзко, но нам вполне подойдет». Девушка перешла на другую сторону дороги и тщательно укрыла лорда Седжвика поверх пальто колючей шерстяной тканью. По крайней мере это поможет сохранить тепло, думала она, разглядывая угрожающее небо.
Мэг перевела взгляд на дорогу, ведущую к ним на ферму в Тронхилл. Почему Терренс задерживается? Она надеялась, что ее брат вернется вместе с доктором Гартвейтом. Если у лорда Седжвика действительно сложный перелом, то этот молодой и чуткий деревенский врач скорее всего попытается спасти ногу, а не делать ампутацию, что предпочли бы в этой ситуации многие доктора. Не зная, что еще можно предпринять, Мэг решила еще раз осмотреть рану на голове виконта.
Она снова опустилась на колени рядом с лордом Седжвиком. По крайней мере он продолжал дышать, а ее импровизированная повязка весьма неплохо остановила кровотечение. Ей было нечего больше делать – только сидеть в беспомощном ожидании.
И она все ждала и ждала. Периодически девушка вставала и рассматривала дорогу на Торнхилл, заслоняя глаза от полуденного света. Решив наконец, что разглядывание дороги только продлевает ее ожидание, она вернулась к своему пациенту и опустилась рядом с ним на колени. Взглянув на него, Мэг нахмурилась. Бедный лорд Седжвик! Он выглядел таким беспомощным, таким юным, хотя она полагала, что он по крайней мере лет на десять старше ее. Живя в уединении Торнхилла, она даже и не мечтала увидеть его снова. С горькой усмешкой Мэг задумалась над иронией судьбы. Теперь, когда после всех этих лет дороги лорда Седжвика и ее наконец пересеклись, он лежит у ее ног едва живой. Мэг покачала головой, в тревоге разглядывая бледное лицо.
– Не беспокойтесь, милорд, – прошептала она, убирая прядь светлых волос с его бледного лба, – мы не позволим вам умереть. Мы вас вылечим, выходим, и вы продолжите свой путь.
Это было самое малое, что она могла сделать для единственного человека, которого любила.
ГЛАВА ВТОРАЯ
– Теперь некоторое время он будет спать спокойно, – сказал доктор Гартвейт. – У него небольшой жар. Желательно, чтобы кто-нибудь присматривал за ним все это время, особенно если лихорадка усилится. Он будет испытывать сильные боли и вообще плохо себя чувствовать, если действие опия закончится, когда он придет в сознание. – Доктор открыл свой медицинский саквояж и достал маленький голубой пузырек. Затем серьезный молодой человек повернулся к Мэг и вручил ей лекарство, глаза его сверкнули за стеклами очков. – При необходимости дайте ему еще две капли настойки опия. Следите, чтобы больной не беспокоил свою сломанную ногу. Он должен лежать совершенно неподвижно, только тогда кость срастется правильно.
Мэг кивнула, затем перевела взгляд на забинтованную голову их пациента и нахмурилась.
– А как насчет этой раны? Нужен ли здесь какой-то особый уход? – спросила она.
– Ах, – протянул доктор, поворачиваясь к кровати. Он рассеянно поправил очки на переносице и прищурился, глядя на лежащего без сознания лорда Седжвика. – Это действительно серьезно, не правда ли? О ранениях головы ничего нельзя сказать наверняка.
Мэг глубоко вздохнула и бросила взгляд на своего брата. Тот нахмурил брови, затем опустил голову и принялся внимательно изучать носы ботинок. Прямые золотисто-каштановые волосы упали ему на лоб, так что Мэг не могла разглядеть выражение его лица. Бедный Терренс! Он никогда не сможет простить себе смерти отца. Он знал, что норовистый жеребец необъезжен и очень опасен, однако подбивал своего более опытного и умелого отца попробовать укротить это животное. Сэр Майкл, всегда любивший демонстрировать свое великолепное мастерство, попытался испытать жеребца на скорость. Он вылетел из седла, ударился головой о камень и так и не смог выздороветь…
– Больше всего меня беспокоит, – продолжил доктор, возвращая внимание Мэг к обсуждавшейся теме, – опасность воспаления. Если инфекцию не удастся приостановить… что ж, боюсь, я не смогу предсказать исход. – Он отвернулся от больного и посмотрел на Мэг и Терренса. – Обещайте, что пошлете за мной, если лихорадка усилится.
– Обязательно, доктор Гартвейт, – сказала Мэг.
– Тогда мне пора. Салли Мэддокс вот-вот станет матерью, и я должен к ней заехать.
Терренс вышел вслед за доктором из комнаты для гостей, оставив Мэг наедине с пациентом. Встревоженная опасениями врача и воспоминаниями о смерти отца, она наклонилась над неподвижным лордом Седжвиком и прикоснулась рукой к его щеке.
– Как он, дорогая?
Мэг обернулась и увидела, что в комнату вошла ее бабушка.
– Сейчас Немного полегче, Ба, – мягко ответила девушка, проводя рукой по другой щеке виконта. – Дыхание нормальное. У него небольшой жар, но лихорадка уже не такая сильная.
– Благодарю тебя, Господи, – сказала Ба. Она прошла через комнату и опустила свое грузное тело в кресло перед камином. – Иди сюда, моя дорогая, – сказала она вполголоса, указывая на кресло рядом с собой. – Посиди и отдохни. Я попросила миссис Диллард привнести нам чаю, пока мы будем присматривать за лордом Седжвиком.
– Спасибо, Ба, – сказала Мэг, проверяя завязки на пологе из узорчатого зеленого шелка, чтобы тяжелая драпировка не мешала держать больного в поле зрения. Затем выпрямилась, обхватила ладонями поясницу и потянулась всем телом. – Я немного утомилась, – заметила она. – Чай – это то, что надо.
В это мгновение дверь спальни распахнулась настежь и миссис Диллард, их верная экономка, пятясь, вошла в комнату. Эта пожилая женщина, ровесница Ба, балансировала тяжело нагруженным подносом. Мэг подошла к ней и хотела помочь, но упрямая женщина игнорировала ее попытки, как и следовало ожидать, и прошествовала в дальний конец комнаты, где перед каминной решеткой располагался чайный столик. Она поставила поднос так, что ни одно блюдечко не звякнуло. Миссис Диллард устраивала целое представление, демонстрируя, что годы не замедлили ее движений и что ей, спасибо, не нужна помощь по ведению такого небольшого хозяйства. Мэг с улыбкой наблюдала, как экономка по своему вкусу расставляет заварочный чайник, чашки и блюдца, на котором лежали куски сливового торта. Милая женщина заслуживает того, чтобы работать в более роскошном доме, подумала Мэг, поблагодарив миссис Диллард и наблюдая ее торжественный уход.
– Прошу тебя, дорогая.
Мэг повернулась на голос бабушки и приняла у нее из рук дымящуюся чашку чая. Осторожно балансируя чашкой и блюдцем, девушка опустилась на свободный стул. После первого долгожданного глотка она поставила чашку на чайный столик, вытянула ноги и откинулась назад так, чтобы голова ее покоилась на спинке. Получив наконец возможность расслабиться, Мэг поняла, что усталость просто переполняет ее. Все мышцы одеревенели и ныли от перенапряжения.
Этот вечер был очень тяжелым. К тому времени, когда Терренс вернулся вместе с доктором Гартвейтом и несколькими конюхами, ее нервы были натянуты до предела. Врач быстро наложил шину и отправил лорда Седжвика на носилках в Торнхилл. Там пациента поместили в комнату для гостей, затем доктор внимательно обследовал сломанную ногу, сделал сложную повязку и повторно наложил шину. Кроме того, он самым тщательным образом обработал рану над глазом: почистил ее, наложил швы и аккуратно забинтовал. Рана оказалась достаточно глубоко, поэтому Мэг знала, что доктор опасается угрозы сотрясения мозга и воспалительных процессов. Хотя пациент сейчас спокойно спал, он тем не менее нуждался в постоянном присмотре.
Хотя Мэг и расположилась со всеми удобствами, она понимала, что, к сожалению, не сможет долго выполнять роль сиделки. Темная комната навевала на нее сон. Следуя указаниям доктора, они задернули тяжелые бархатные портьеры на окне, из которого открывался вид на конюшни, и обшитая деревянными панелями комната теперь освещалась только огнем камина и несколькими свечами. Мэг подавила зевок. Ей просто необходимо размять одеревеневшие мышцы. Понимая, что она не способна встать и заняться каким-нибудь мало-мальски полезным делом, когда в камине такой уютный огонь, а в руке чашка чая, Мэг предпочла еще ниже сползти по спинке стула, вытянуть вперед ноги и, скинув домашние туфли, сжать пальцы на ногах.
– Мэг!
Услышав осуждающий возглас, произнесенный театральным шепотом, Мэг только простонала в ответ и повернула голову к своей бабушке.
– Сядь прямо, девочка моя, – сказала Ба тихим, но твердым голосом, глядя на кровать с пологом на четырех столбиках, стоящую на другом конце комнаты. – Как бы то ни было, здесь присутствует джентльмен. Мне бы не хотелось, чтобы лорд Седжвик решил, что ты невоспитанная молодая леди.
– Ба, этот человек без сознания, – мягко сказала Мэг. – Если я даже разденусь сейчас догола, он ничего не заметит.
Мэг услышала, как ее бабушка резко втянула в себя воздух, и заметила, что глаза старой женщины расширились от возмущения.
– Не забывайтесь, Мэг Эшбертон! – прошипела Ба, в то время как ее глаза метнулись к кровати, словно она опасалась, что лорд Седжвик их подслушивает. – Он может в любой момент очнуться. Будет ужасно, если он увидит тебя, развалившуюся на стуле самым непристойным образом. А теперь, девочка, сядь прямо!
Мэг покорно вздохнула и выпрямилась, спрятав свои длинные ноги под стул и скрестив их в лодыжках. Она взяла чашку с чаем, поднесла ее к губам, аккуратно держа длинными розовыми пальцами, и сделала маленький глоток. Бережно опустив чашку на блюдце, она повернулась к бабушке и вопросительно подняла брови.
Мэг кивнула, затем перевела взгляд на забинтованную голову их пациента и нахмурилась.
– А как насчет этой раны? Нужен ли здесь какой-то особый уход? – спросила она.
– Ах, – протянул доктор, поворачиваясь к кровати. Он рассеянно поправил очки на переносице и прищурился, глядя на лежащего без сознания лорда Седжвика. – Это действительно серьезно, не правда ли? О ранениях головы ничего нельзя сказать наверняка.
Мэг глубоко вздохнула и бросила взгляд на своего брата. Тот нахмурил брови, затем опустил голову и принялся внимательно изучать носы ботинок. Прямые золотисто-каштановые волосы упали ему на лоб, так что Мэг не могла разглядеть выражение его лица. Бедный Терренс! Он никогда не сможет простить себе смерти отца. Он знал, что норовистый жеребец необъезжен и очень опасен, однако подбивал своего более опытного и умелого отца попробовать укротить это животное. Сэр Майкл, всегда любивший демонстрировать свое великолепное мастерство, попытался испытать жеребца на скорость. Он вылетел из седла, ударился головой о камень и так и не смог выздороветь…
– Больше всего меня беспокоит, – продолжил доктор, возвращая внимание Мэг к обсуждавшейся теме, – опасность воспаления. Если инфекцию не удастся приостановить… что ж, боюсь, я не смогу предсказать исход. – Он отвернулся от больного и посмотрел на Мэг и Терренса. – Обещайте, что пошлете за мной, если лихорадка усилится.
– Обязательно, доктор Гартвейт, – сказала Мэг.
– Тогда мне пора. Салли Мэддокс вот-вот станет матерью, и я должен к ней заехать.
Терренс вышел вслед за доктором из комнаты для гостей, оставив Мэг наедине с пациентом. Встревоженная опасениями врача и воспоминаниями о смерти отца, она наклонилась над неподвижным лордом Седжвиком и прикоснулась рукой к его щеке.
– Как он, дорогая?
Мэг обернулась и увидела, что в комнату вошла ее бабушка.
– Сейчас Немного полегче, Ба, – мягко ответила девушка, проводя рукой по другой щеке виконта. – Дыхание нормальное. У него небольшой жар, но лихорадка уже не такая сильная.
– Благодарю тебя, Господи, – сказала Ба. Она прошла через комнату и опустила свое грузное тело в кресло перед камином. – Иди сюда, моя дорогая, – сказала она вполголоса, указывая на кресло рядом с собой. – Посиди и отдохни. Я попросила миссис Диллард привнести нам чаю, пока мы будем присматривать за лордом Седжвиком.
– Спасибо, Ба, – сказала Мэг, проверяя завязки на пологе из узорчатого зеленого шелка, чтобы тяжелая драпировка не мешала держать больного в поле зрения. Затем выпрямилась, обхватила ладонями поясницу и потянулась всем телом. – Я немного утомилась, – заметила она. – Чай – это то, что надо.
В это мгновение дверь спальни распахнулась настежь и миссис Диллард, их верная экономка, пятясь, вошла в комнату. Эта пожилая женщина, ровесница Ба, балансировала тяжело нагруженным подносом. Мэг подошла к ней и хотела помочь, но упрямая женщина игнорировала ее попытки, как и следовало ожидать, и прошествовала в дальний конец комнаты, где перед каминной решеткой располагался чайный столик. Она поставила поднос так, что ни одно блюдечко не звякнуло. Миссис Диллард устраивала целое представление, демонстрируя, что годы не замедлили ее движений и что ей, спасибо, не нужна помощь по ведению такого небольшого хозяйства. Мэг с улыбкой наблюдала, как экономка по своему вкусу расставляет заварочный чайник, чашки и блюдца, на котором лежали куски сливового торта. Милая женщина заслуживает того, чтобы работать в более роскошном доме, подумала Мэг, поблагодарив миссис Диллард и наблюдая ее торжественный уход.
– Прошу тебя, дорогая.
Мэг повернулась на голос бабушки и приняла у нее из рук дымящуюся чашку чая. Осторожно балансируя чашкой и блюдцем, девушка опустилась на свободный стул. После первого долгожданного глотка она поставила чашку на чайный столик, вытянула ноги и откинулась назад так, чтобы голова ее покоилась на спинке. Получив наконец возможность расслабиться, Мэг поняла, что усталость просто переполняет ее. Все мышцы одеревенели и ныли от перенапряжения.
Этот вечер был очень тяжелым. К тому времени, когда Терренс вернулся вместе с доктором Гартвейтом и несколькими конюхами, ее нервы были натянуты до предела. Врач быстро наложил шину и отправил лорда Седжвика на носилках в Торнхилл. Там пациента поместили в комнату для гостей, затем доктор внимательно обследовал сломанную ногу, сделал сложную повязку и повторно наложил шину. Кроме того, он самым тщательным образом обработал рану над глазом: почистил ее, наложил швы и аккуратно забинтовал. Рана оказалась достаточно глубоко, поэтому Мэг знала, что доктор опасается угрозы сотрясения мозга и воспалительных процессов. Хотя пациент сейчас спокойно спал, он тем не менее нуждался в постоянном присмотре.
Хотя Мэг и расположилась со всеми удобствами, она понимала, что, к сожалению, не сможет долго выполнять роль сиделки. Темная комната навевала на нее сон. Следуя указаниям доктора, они задернули тяжелые бархатные портьеры на окне, из которого открывался вид на конюшни, и обшитая деревянными панелями комната теперь освещалась только огнем камина и несколькими свечами. Мэг подавила зевок. Ей просто необходимо размять одеревеневшие мышцы. Понимая, что она не способна встать и заняться каким-нибудь мало-мальски полезным делом, когда в камине такой уютный огонь, а в руке чашка чая, Мэг предпочла еще ниже сползти по спинке стула, вытянуть вперед ноги и, скинув домашние туфли, сжать пальцы на ногах.
– Мэг!
Услышав осуждающий возглас, произнесенный театральным шепотом, Мэг только простонала в ответ и повернула голову к своей бабушке.
– Сядь прямо, девочка моя, – сказала Ба тихим, но твердым голосом, глядя на кровать с пологом на четырех столбиках, стоящую на другом конце комнаты. – Как бы то ни было, здесь присутствует джентльмен. Мне бы не хотелось, чтобы лорд Седжвик решил, что ты невоспитанная молодая леди.
– Ба, этот человек без сознания, – мягко сказала Мэг. – Если я даже разденусь сейчас догола, он ничего не заметит.
Мэг услышала, как ее бабушка резко втянула в себя воздух, и заметила, что глаза старой женщины расширились от возмущения.
– Не забывайтесь, Мэг Эшбертон! – прошипела Ба, в то время как ее глаза метнулись к кровати, словно она опасалась, что лорд Седжвик их подслушивает. – Он может в любой момент очнуться. Будет ужасно, если он увидит тебя, развалившуюся на стуле самым непристойным образом. А теперь, девочка, сядь прямо!
Мэг покорно вздохнула и выпрямилась, спрятав свои длинные ноги под стул и скрестив их в лодыжках. Она взяла чашку с чаем, поднесла ее к губам, аккуратно держа длинными розовыми пальцами, и сделала маленький глоток. Бережно опустив чашку на блюдце, она повернулась к бабушке и вопросительно подняла брови.