Убедившись, что Терренс о ней позаботится, Мэг стала рассматривать пожилых женщин – матерей, компаньонок, вдов, – которые, собравшись группами сплетничали, разглядывая танцующие молодые пары. Мэг с высоты своего роста спокойно могла видеть, что делается в противоположном конце залы, но Ба не обладала столь выдающейся фигурой. В данный момент невысокой пухлой старушки нигде не было видно. Возможно, она села отдохнуть, и это значило, что Мэг придется обойти все помещение, чтобы отыскать ее.
Но сначала надо попросить Терренса, чтобы он вызвал их карету.
Мэг казалось, что танец никогда не кончится, и, когда к ней подошел Терренс, она уже была на грани срыва. Теперь у нее действительно разыгралась головная боль, оттого, без сомнения, что девушка пыталась обуздать свои чувства. На глаза Мэг начали наворачиваться слезы. Меньше всего на свете она хотела разрыдаться на публике. Но если она как можно быстрее не покинет это место, так и случится.
– Что такое, Мэгги? – спросил Терренс. Он мягко дотронулся до ее руки, и понизил голос до шепота. – Ты выглядишь не очень хорошо.
– А я не очень хорошо себя чувствую, – ответила Мэг. – У меня раскалывается голова. Я пока поищу Ба, а ты не мог бы вызвать нашу карету? Мне надо побыстрее попасть домой, пока я не упала здесь без чувств.
– О, бедняжка Мэгги. – Он погладил ее по щеке. – Ты и правда выглядишь неважно. Я отвезу тебя домой, милая. Но сначало я отведу тебя к Ба. Последний раз я видел ее вон там.
Терренс взял Мэг под руку и подвел к кружку вдов, сидевших у камина. Их увенчанные тюрбанами и перьями головы были наклонены друг к другу – дамы вели оживленную беседу. Ба сидела в центре группы, ее розовые перья колыхались, она со вниманием слушала одну из пожилых леди.
– Извини, Ба.
При этих словах Терренса перья замерли и все глаза обратились в его сторону.
– Здравствуйте, мои дорогие, – сказала Ба, сияя гордостью за своих двух внуков. – Вы знакомы с…
– Прошу простить, мэм, – перебил Терренс, – но Мэг почувствовала себя плохо. Ты проводишь ее до гардероба, пока я поищу нашу карету?
Ба встрепенулась словно марионетка, которую дернули за ниточки. Она озабоченно стала разглядывать Мэг.
– О моя бедная девочка, – проговорила она, подходя к Мэг. – Ты переутомилась, моя дорогая. Я так боялась, что это веселье ночи напролет в конце концов на тебе скажется. Я доставлю тебя домой в целости и сохранности и приготовлю чудесный отвар, чтобы ты как следует поспала.
Терренс бросился распорядиться насчет кареты, а Ба тем временем медленно повела Мэг к выходу. Девушка шла склонив голову, чтобы не встречаться взглядом ни с кем, кто решится к ней приблизиться, хотя суровый взор Ба и без того останавливал всех заинтересованных джентльменов. Бабушка и внучка вышли в приемную залу, где Ба приказала лакею принести их накидки.
– Как жаль, что мы не можем должным образом поблагодарить герцога и герцогиню, – сказал Ба, окидывая взглядом толпившихся в приемной зале гостей. – Но в такой толчее они вряд ли заметят наше отсутствие. А завтра я пошлю ее светлости записку с благодарностью. Прекрасный бал, не правда ли?
– Да, – пробормотала Мэг, гадая, как долго ей еще удастся сохранять выдержку, когда сердце у нее разрывается и вот-вот начнет истекать кровью.
– О моя милая, – проговорила Ба и нежно потрепала Мэг по руке. – Ты действительно неважно себя чувствуешь? Будем надеяться, что твой брат уже нашел карету. Можно только надеяться, что часть экипажей разъехались и мы сможем спокойно выбраться из этой толчеи.
Лакей принес им их накидки, и дамы стали спускаться по широкой мраморной лестнице. У выхода их встретил Терренс, и – благодарение Богу! – у подъезда уже ждала карета. Молодой человек помог Мэг и Ба сесть в экипаж, быстро забрался туда сам и устроился напротив двух женщин. Всю дорогу до Дьюк-стрит, где Терренс снял дом, Мэг проехала с закрытыми глазами. Вне всякого сомнения, поверив, что она или спит, или плохо себя чувствует, ни бабушка, ни брат не заговаривали с ней по пути домой.
Когда карета покатила по улицам Мейфера, Мэг постаралась отвлечься от воспоминаний о немыслимо унизительном разговоре с Седжем и сосредоточилась на тряской езде, на том, как смягчают каждый толчок бархатные подушки, на ритмичном цоканье конских копыт по булыжной мостовой и зажмурилась покрепче, чтобы не дать пролиться слезам, подступившим к глазам.
Седж бесцельно бродил по темным аллеям парка, ему казалось, будто он забрел в чей-то чужой сон. Все было полной бессмыслицей. Все! Сначала Мэг холодно отвергла предложение руки и сердца. Затем до глубины души потрясла его своим только что сделанным предложением. Седжу случалось иметь дело с любовницами, которые хотели стать женами. Но он еще ни разу не встречал женщины, которая отказывалась стать женой и хотела стать любовницей. В этом не было никакого смысла.
На протяжении нескольких последних месяцев вся его жизнь казалось, превратилась в бессмыслицу. Все началось с этого нелепого инцидента с экипажем. Седж рассеянно провел пальцем по шраму на левым виском. Может, этот удар в конце концов и нанес ему вред. Возможно, из-за него он немного повредился в рассудке. Боже правый, может, он отчасти не в своем уме? Возможно ли это? Он слышал о том, как сильные удары по голове приводили к помутнению рассудка. Неужели с ним произошло именно это?
Седж набрел на деревянную скамью и без сил опустился на нее. Все еще потирая шрам, виконт начал обдумывать серьезную вероятность того, что несчастный случай стал причиной расстройства его умственной деятельности. Это было единственным объяснением. Как ни пытайся понять, никакого смысла в происходящем нет. Поведение Мэг здесь и в Торнхилле представлялось ему полной загадкой. Его собственные чувства подверглись таким потрясениям, что он уже и сам не знал, чего хочет. Минуту назад он хотел ее, теперь же не хочет.
Виконт почувствовал полную неспособность разобраться хоть в чем-нибудь. Он не мог логически проанализировать ситуацию, потому что просто не понимал ее. Никакой логики в ней, как ему казалось, не было.
Седж поднялся и побрел по саду, решив вернуться в дом, взять плащ и цилиндр и уехать. Он надеялся, что сможет найти дорогу. Он уже больше не бы уверен в своих умственных способностях. Возможно, он будет несколько часов беспомощно бродить по саду, пока какая-нибудь добрая душа не придет ему на помощь. Бедный старина Седж, скажут они. Надо за ним присматривать, потому что он больше не в состоянии сам о себе позаботиться.
Однако довольно скоро он обнаружил, что вышел к лестнице. Значит, дорогу найти он смог. Каким-то образом. Неплохо, подумал он, для жалкого полоумного типа.
А теперь только бы выбраться отсюда без новых неприятных неожиданностей.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Но сначала надо попросить Терренса, чтобы он вызвал их карету.
Мэг казалось, что танец никогда не кончится, и, когда к ней подошел Терренс, она уже была на грани срыва. Теперь у нее действительно разыгралась головная боль, оттого, без сомнения, что девушка пыталась обуздать свои чувства. На глаза Мэг начали наворачиваться слезы. Меньше всего на свете она хотела разрыдаться на публике. Но если она как можно быстрее не покинет это место, так и случится.
– Что такое, Мэгги? – спросил Терренс. Он мягко дотронулся до ее руки, и понизил голос до шепота. – Ты выглядишь не очень хорошо.
– А я не очень хорошо себя чувствую, – ответила Мэг. – У меня раскалывается голова. Я пока поищу Ба, а ты не мог бы вызвать нашу карету? Мне надо побыстрее попасть домой, пока я не упала здесь без чувств.
– О, бедняжка Мэгги. – Он погладил ее по щеке. – Ты и правда выглядишь неважно. Я отвезу тебя домой, милая. Но сначало я отведу тебя к Ба. Последний раз я видел ее вон там.
Терренс взял Мэг под руку и подвел к кружку вдов, сидевших у камина. Их увенчанные тюрбанами и перьями головы были наклонены друг к другу – дамы вели оживленную беседу. Ба сидела в центре группы, ее розовые перья колыхались, она со вниманием слушала одну из пожилых леди.
– Извини, Ба.
При этих словах Терренса перья замерли и все глаза обратились в его сторону.
– Здравствуйте, мои дорогие, – сказала Ба, сияя гордостью за своих двух внуков. – Вы знакомы с…
– Прошу простить, мэм, – перебил Терренс, – но Мэг почувствовала себя плохо. Ты проводишь ее до гардероба, пока я поищу нашу карету?
Ба встрепенулась словно марионетка, которую дернули за ниточки. Она озабоченно стала разглядывать Мэг.
– О моя бедная девочка, – проговорила она, подходя к Мэг. – Ты переутомилась, моя дорогая. Я так боялась, что это веселье ночи напролет в конце концов на тебе скажется. Я доставлю тебя домой в целости и сохранности и приготовлю чудесный отвар, чтобы ты как следует поспала.
Терренс бросился распорядиться насчет кареты, а Ба тем временем медленно повела Мэг к выходу. Девушка шла склонив голову, чтобы не встречаться взглядом ни с кем, кто решится к ней приблизиться, хотя суровый взор Ба и без того останавливал всех заинтересованных джентльменов. Бабушка и внучка вышли в приемную залу, где Ба приказала лакею принести их накидки.
– Как жаль, что мы не можем должным образом поблагодарить герцога и герцогиню, – сказал Ба, окидывая взглядом толпившихся в приемной зале гостей. – Но в такой толчее они вряд ли заметят наше отсутствие. А завтра я пошлю ее светлости записку с благодарностью. Прекрасный бал, не правда ли?
– Да, – пробормотала Мэг, гадая, как долго ей еще удастся сохранять выдержку, когда сердце у нее разрывается и вот-вот начнет истекать кровью.
– О моя милая, – проговорила Ба и нежно потрепала Мэг по руке. – Ты действительно неважно себя чувствуешь? Будем надеяться, что твой брат уже нашел карету. Можно только надеяться, что часть экипажей разъехались и мы сможем спокойно выбраться из этой толчеи.
Лакей принес им их накидки, и дамы стали спускаться по широкой мраморной лестнице. У выхода их встретил Терренс, и – благодарение Богу! – у подъезда уже ждала карета. Молодой человек помог Мэг и Ба сесть в экипаж, быстро забрался туда сам и устроился напротив двух женщин. Всю дорогу до Дьюк-стрит, где Терренс снял дом, Мэг проехала с закрытыми глазами. Вне всякого сомнения, поверив, что она или спит, или плохо себя чувствует, ни бабушка, ни брат не заговаривали с ней по пути домой.
Когда карета покатила по улицам Мейфера, Мэг постаралась отвлечься от воспоминаний о немыслимо унизительном разговоре с Седжем и сосредоточилась на тряской езде, на том, как смягчают каждый толчок бархатные подушки, на ритмичном цоканье конских копыт по булыжной мостовой и зажмурилась покрепче, чтобы не дать пролиться слезам, подступившим к глазам.
Седж бесцельно бродил по темным аллеям парка, ему казалось, будто он забрел в чей-то чужой сон. Все было полной бессмыслицей. Все! Сначала Мэг холодно отвергла предложение руки и сердца. Затем до глубины души потрясла его своим только что сделанным предложением. Седжу случалось иметь дело с любовницами, которые хотели стать женами. Но он еще ни разу не встречал женщины, которая отказывалась стать женой и хотела стать любовницей. В этом не было никакого смысла.
На протяжении нескольких последних месяцев вся его жизнь казалось, превратилась в бессмыслицу. Все началось с этого нелепого инцидента с экипажем. Седж рассеянно провел пальцем по шраму на левым виском. Может, этот удар в конце концов и нанес ему вред. Возможно, из-за него он немного повредился в рассудке. Боже правый, может, он отчасти не в своем уме? Возможно ли это? Он слышал о том, как сильные удары по голове приводили к помутнению рассудка. Неужели с ним произошло именно это?
Седж набрел на деревянную скамью и без сил опустился на нее. Все еще потирая шрам, виконт начал обдумывать серьезную вероятность того, что несчастный случай стал причиной расстройства его умственной деятельности. Это было единственным объяснением. Как ни пытайся понять, никакого смысла в происходящем нет. Поведение Мэг здесь и в Торнхилле представлялось ему полной загадкой. Его собственные чувства подверглись таким потрясениям, что он уже и сам не знал, чего хочет. Минуту назад он хотел ее, теперь же не хочет.
Виконт почувствовал полную неспособность разобраться хоть в чем-нибудь. Он не мог логически проанализировать ситуацию, потому что просто не понимал ее. Никакой логики в ней, как ему казалось, не было.
Седж поднялся и побрел по саду, решив вернуться в дом, взять плащ и цилиндр и уехать. Он надеялся, что сможет найти дорогу. Он уже больше не бы уверен в своих умственных способностях. Возможно, он будет несколько часов беспомощно бродить по саду, пока какая-нибудь добрая душа не придет ему на помощь. Бедный старина Седж, скажут они. Надо за ним присматривать, потому что он больше не в состоянии сам о себе позаботиться.
Однако довольно скоро он обнаружил, что вышел к лестнице. Значит, дорогу найти он смог. Каким-то образом. Неплохо, подумал он, для жалкого полоумного типа.
А теперь только бы выбраться отсюда без новых неприятных неожиданностей.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Мэг стоически молчала, пока горничная помогала ей снять темно-голубое шелковое платье. Она так радовалась этому платью. В нем она чувствовала себя искушенной светской женщиной. А теперь не могла дождаться, чтобы от него избавиться.
Как же ей хотелось оказаться сейчас в Торнхилле, где можно натянуть брюки и пустить Бристола Блю стремительным галопом. Здесь, в городе, негде насладиться такой полной свободой. Или таким благословенным одиночеством. Придется удовольствоваться уединением своей спальни. Только бы Пэнси, ее горничная, шевелилась побыстрее.
Пока Пэнси, все время болтая, чистила и аккуратно вешала платье в гардероб, Мэг начала вынимать из прически шпильки. Затем горничная расшнуровала корсет Мэг, помогла ей снять сорочку и надеть через голову свежую муслиновую ночную рубашку.
Отпустив служанку, Мэг, едва переставляя ноги, подошла к кровати. Упав на нее лицом вниз, девушка разразилась рыданиями: накопившиеся за вечер и долго сдерживаемые чувства нашли выход. Мэг плакала о своем разбитом сердце, своей наивности и глупой гордости. Она позволила своим чувствам– стыду, сердечной боли, растерянности – излиться в бурных слезах, от которых намокли льняные простыни.
Именно в этом состоянии полного отчаяния и нашла девушку Ба, когда вошла в комнату с чашкой травяного отвара.
– Боже милосердный, дорогая моя, – проговорила Ба и поторопилась войти, оставив в спешке дверь приоткрытой.
Поставив чашку на ночной столик, она села на кровать, обняла внучку за плечи и привлекла к себе.
– Будет, будет тебе, – приговаривала она успокаивающим тоном, покачивая Мэг на своей пышной груди, как она делала это, когда внучка была маленькой девочкой.
– О Б-ба! – выдавила сквозь слезы Мэг.
– Тише, тише, – успокаивала Ба, положив голову девушки себе на плечо и гладя ее по волосам. – Не надо, не разговаривай. Сначала нужно как следует выплакаться.
Мэг так и сделала. Она не знала, сколько проплакала в уютных объятиях бабушки. Но через некоторое время, почувствовав себя опустошенной, девушка отодвинулась и вытерла глаза. Некоторое время она сидела, делая глубокие вдохи, чтобы окончательно успокоиться. И все это время Ба мягко, ласково гладила ее по спине.
– Ну так что, Мэгги? Ты можешь сказать своей старой Ба, что тебя так расстроило?
– О Ба! – Мэг закрыла лицо руками. – Это все из-за лорда Седжвика.
Гладившая ее ласковая рука замерла.
– Из-за лорда Седжвика? Так, значит, ты его видела? И что он сделал? – Ба отвела ладони Мэг от лица и заставила девушку взглянуть на нее. – Мэг, что он тебе сделал?
– Н-ничего.
– Мэг! Ты должна мне сказать. – Ба сделала глубокий вдох, и ее голос стал спокойнее. – Пожалуйста, родная моя, скажи мне. Этот молодой человек… причинил тебе боль?
– Нет-нет, – выговорила Мэг. – Это все я. Не он. Это все я виновата. О Б.а-а! Что я наделала?
– Не знаю, моя хорошая. Так что ты наделала?
И тогда Мэг рассказала. Она рассказала Ба все. С начала и до конца, без утайки. Она рассказала, как еще шесть лет назад влюбилась в Седжа и как потом это чувство возродилось. Как крепла ее любовь, пока они вместе были в Торнхилле. Как она начала надеяться, что он тоже испытывает к ней похожие чувства. Как он поцеловал ее. И как она себя чувствовала, когда он ее целовал. И как он предложил ей стать его любовницей.
Привезя Мэг и Ба домой на Дьюк-стрит, Терренс пошел в свой кабинет и позволил себе стаканчик бренди. Было еще довольно рано, и у него были планы навестить друзей, отправившись к Пудлу. Но он не хотел уезжать, не убедившись, что Мэг стало лучше.
Бедная девочка. Она выглядела такой обессилевшей. Болела Мэг редко. Она была живой, энергичной и цветущей девушкой, выросшей в деревне, где всегда более чем достаточно физических упражнений. Похоже, что водоворот светских развлечений Лондона и в основном ночной образ жизни наконец сказались и на ней. Это да вдобавок плохой воздух, непривычная пища, слишком много вина и мало прогулок. Даже удивительно, как вообще можно остаться здоровым в таких условиях. Хотя Терренсу нравилось время от времени наезжать в Лондон, он все время с нетерпением ждал возвращения в Торнхилл. В душе он считал себя сельским жителем и знал, что так будет всегда.
Терренс допил бренди и поднялся из удобного кожаного кресла. Надо проведать, как там Мэг. Она уже, наверное, давно переоделась и легла в кровать. Он только заглянет в щелку и убедится, что все хорошо.
Поднявшись на второй этаж, Терренс услышал рыдания Мэг. Ужасные, душераздирающие рыдания болью отозвались в его сердце. Подойдя к спальне сестры, он через приоткрытую дверь услышал голос бабушки.
– Будет, будет тебе, – приговаривала она.
Не желая оказаться лишним, Терренс прошел в свою спальню напротив. Он никогда не слышал, чтобы его сестра так плакала. Что могло с ней случиться? Он потом спросит у Ба. Терренс подумал, что Мэг вряд ли захочет, чтобы он стал свидетелем ее слез. Кроме того, он не очень-то представлял, как вести себя с плачущими женщинами. Он никогда не знал, что делать, как утешить, и всегда чувствовал смущение и неловкость. Пусть ее успокоит Ба. Бедняжка Мэгги, как она горько плачет!
Терренс несколько минут походил по комнате, надеясь, что к тому времени, как он снова выйдет в коридор, слезы Мэг иссякнут. Терренс осмотрел в зеркало свой галстук и нашел, что он несколько ослаб после бала у Портлендов. Молодой человек взял другой галстук, освободился от того, что был у него на шее, и принялся за нелегкое дело завязывания великолепного узла под названием «математический».
Наконец после трех попыток Терренс удовлетворенно оглядел себя в высокое зеркало. Сняв с рукава ворсинку, он решил, что готов идти. Выйдя в коридор, он услышал голоса Ба и Мэг. По крайней мере сестра перестала плакать. Слава Богу! Мэг не из тех, кто плачет, и Терренс озабоченно подумал о том, что же все-таки могло стать причиной таких рыданий.
Закрыв дверь в свою комнату, он повернулся, чтобы идти к лестнице, когда донесшиеся из комнаты Мэг слова заставили его замереть на месте.
– Он предложил тебе стать его любовницей? – спросила Ба, повысив голос на последнем слове.
– Да, – тихо, дрожащим голосом ответила Мэг. – Он предложил мне все свои богатства. Он говорил о доме, драгоценностях и экипажах.
Терренс как вкопанный стоял посреди коридора, его руки непроизвольно сжались в кулаки. Кто-то предложил Мэг стать любовницей? Да кто же это? Какой мерзавец посмел так оскорбить его сестру?!
– Святые небеса! – произнесла Ба. – Боюсь, я очень обманулась в этом молодом человеке. Он казался таким приятным. Никак не ожидала, что лорд Седжвик способен на подобную низость.
Седжвик! Боже мой! Да как он посмел!
Терренс отошел от двери, боясь услышать другие подробности. Боясь не выдержать и излить свою ярость перед Мэг, которая подумает, что его гнев обращен против нее. Он стремительно сбежал по лестнице в холл. Должно быть, Седжвик был на балу у Портлендов. Так вот почему бедная Мэг была сама не своя, когда уехала с бала. Как он посмел так оскорбить ее!
Когда Терренс сел в карету, которая ждала около дома, гнев захлестнул его. За всю свою жизнь он не испытывал такой ярости. Милая, добрая, красивая Мэг. Невинная Мэг. Никто из мужчин и помыслить не мог сделать ей предложение такого рода! И из всех мужчин это сделал именно Седжвик. Человек, пользовавшийся гостеприимством Торнхилла. Которого спасли и практически вернули к жизни в доме Терренса. Который много дней провел под одной крышей с его сестрой.
О Боже! Как далеко он зашел в своих гнусных намерениях? Неужели он пытался соблазнить Мэг еще в Торнхилле?
Терренс вспомнил предостережение Альберта Хэрриота, кузена Седжвика. Тогда он посчитал его опасения смешными. Ему и в голову не приходило – ни разу, – что Хэрриот мог быть прав. Более того, ему никогда не приходило в голову, что Мэг может вызвать такие мысли.
Как он мог быть таким слепцом? Она превратилась в красивую женщину. Он это знал. Он уже довольно давно это понял, когда стал замечать, как конюхи глазеют на облаченные в брюки длинные ноги Мэг. Но она всегда казалась такой… девчонкой с мальчишескими ухватками. Он и представить не мог, что она вообще станет отвечать на мужское внимание.
Каким же он оказался дураком! С момента приезда в Лондон, – тут он впервые понял, почему она захотела поехать, – он видел в ней лишь красивую молодую женщину, какой она и была. Он видел, как вокруг нее вьются мужчины – словно пчелы над красным клевером. И видел, с какой легкостью она справляется с целой толпой поклонников. Когда же она успела вырасти?
Но ведь он знал о Седжвике. Хэрриот его предупреждал. Он знал и ничего не сделал, чтобы помешать этому. Боже мой, что же он наделал? Как он мог позволить, чтобы такое случилось с его сестрой!
О Мэг! Пожалуйста, прости меня!
Чем больше Терренс думал о Седжвике, тем сильнее разгоралась его ярость. Этот человек околдовал всю его семью. Ба души в нем не чаяла. Терренс сам моментально проникся к нему симпатией. Используя свою проклятую улыбку, он всех обвел вокруг пальца.
Да помогут ему небеса, он потребует у этого мерзавца с черной душой сатисфакции. Он выведет его на чистую воду – лицемера, совратителя молодых женщин. Терренс увидит Седжвика мертвым или изгнанным, ему было все равно, лишь бы никогда больше не видетьэтого мерзавца.
Никогда еще Терренс не испытывал такой ненависти, в ее силе было что-то языческое. Будь его воля, он задушил бы негодяя голыми руками. Схватил бы за горло и сдавливал до, тех пор, пока Седжвик не испустил бы последний вздох.
Но он не мог этого сделать. Как джентльмен, он был связан строгими законами честя. Но он получит сатисфакцию. Видит Бог, получит!
Пока карета пробиралась по переполненным улицам к дому Портлендов, Терренс стащил с правой руки перчатку и сидел, машинально похлопывая ею по левой руке.
Мэг села на постели, положив за спину подушку. Ба села с ней рядом, вытянув ноги, как и Мэг, и держа девушку за руку. Из-под подолов белых муслиновых ночных рубашек выглядывали две пары босых ног.
Какая Ба чудесная! Мэг не понимала, почему так долго держала свои тревоги при себе. Рассказав все Ба, она освободила свою душу от стыда и сердечной боли. Мэг стало намного лучше, она больше не чувствовала себя такой глупой. Потому что Ба поняла. Она не стала ее ругать, или читать нотации, или преуменьшать случившееся. Она просто все поняла.
– Я помню, как мой Генри поцеловал меня в первый раз, – сказал Ба.
– Дедушка?
– Да, хотя тогда он он еще не был ничьим дедушкой. Он еще даже не был моим мужем. – Ба улыбнулась, и ее взгляд обратился к чему-то давно прошедшему. – Он был таким красивым. Думаю, я полюбила его с первого взгляда. Однажды он повел меня на прогулку в сад моего отца. Он завел меня в грот – ну, ты его знаешь, Мэгги, – и поцеловал. – Ба тихо усмехнулась и сжала руку Мэг. – До этого меня никто не целовал, и я подумала, что это самая чудесная вещь на свете. Я только испугалась, что у меня сейчас подогнутся ноги.
– Точно! – воскликнула Мэг. – Я почувствовала то же самое. Так было каждый раз, когда Седж меня целовал. Это и… Это и кое-что еще.
– Внезапный жар и покалывание во всем теле? Особенно здесь?– Ба положила ладонь на низ живота девушки.
Щеки Мэгг запылали.
– Милая моя, не смущайся. Это чувствуют все женщины. С тем мужчиной, который им предназначен свыше.
– И как ты все понимаешь?– спросила Мэг. – Ведь именно поэтому я и подумала, что Седж и есть предназначенный мне мужчина. Поэтому я так бесстыдно и предложила себя. Он заставил меня испытать все эти ощущения. Меня с головы до ног как иголочками кололо. – Мэг снова покраснела, смутившись, что говорит о таких вещах. Да еще со своей собственной бабушкой! Но ей так много нужно было узнать. – Ба, это значит, что он и есть тот самый мужчина?
– Необязательно, – сказала Ба. – Мне не хочется верить, что человек, который оказался способен сделать подобное бесчестное предложение может быть для кого-то тем самым мужчиной. Это всего лишь значит, что он первый мужчина, который пробудил твои чувства. Особые ощущения, которые заставили тебя почувствовать себя женщиной. Когда-нибудь, милая, появится другой человек, который воспламенит тебя. Порядочный человек, который будет относиться к тебе подобающим образом.
– Ах, Ба, не знаю. Посмотри, как долго мне пришлось ждать этого!
Повернув голову, Мэг поймала бабушкин взгляд, и они обе рассмеялись.
– Ты только посмотри, как в этом сезоне тебя преследуют толпы молодых людей, – сказала Ба, когда они отсмеялись. – Вся гостиная уставлена цветами. И ни одного букета, насколько мне известно, от твоего драгоценного лорда Седжвика. Теперь, когда ты снова приехала в Лондон, а я умоляла тебя об этом все прошедшие годы, ты видишь, каким успехом ты пользуешься у мужчин. Любой из них может оказаться предназначенным тебе свыше, если только ты дашь ему возможность это доказать.
– Но никто из них не вызывает у меня тех же чувств, что Седж, – заметила Мэг. – Когда сегодня вечером я его увидела, то поняла, что ни к одному из этих джентльменов я никогда не испытаю того, что к Седжу. Все эти целования рук, стихи, комплименты и цветы ничуть меня не трогают. И в то же время при одном единственном взгляде на Седжа в бальной зале у меня подогнулись колени. Ни один другой мужчина не вызывает у меня подобной реакции.
– Но один сможет, – сказала Ба. – Когда-нибудь. Если ты будешь продолжать выезжать в свет, а не сидеть затворницей в Торнхилле, то станешь знакомиться со все новыми и новыми джентльменами. И в один прекрасный день, обещаю тебе, моя дорогая, в один прекрасный день при виде кого-то из них у тебя точно так же подогнуться колени, как и при виде этого недостойного человека.
– Ох… Но, Ба, я так его люблю!
– Да, я знаю, дорогая. – Пухлой рукой Ба обняла девушку за плечи и привлекла к себе. – Ничто не приносит такие страдания, как любовь.
– Мне кажется, я хочу вернуться в Торнхилл, – сказала Мэг, кладя голову на бабушкино плечо.
– Мне кажется, лучше не решать сгоряча, – сказала Ба. – Ты слишком взволнована, чтобы рассуждать спокойно. Кроме того, разумнее будет остаться в Лондоне. Мне бы очень не хотелось видеть, как ты спасаешься бегством.
– Разве я это делаю? Спасаюсь бегством?
– Возможно, – ответила Ба. – Не только от лорда Седжвика, но, как мне кажется, и от себя самой. А я никогда не видела, чтобы ты пасовала перед трудностями, Мэгги. Вспомни, как ты занимаешься лошадьми. Ты ставишь перед собой задачу и решаешь ее.
– Ты всегда говорила, что я такая же упрямая, как и длинная.
Ба засмеялась:
– А что, если я снова с ним встречусь? – спросила Мэг. – Мне кажется, я этого не вынесу. Что мне делать!
– После того, что он сделал, я бы рекомендовала нанести прямой удар.
Мэг уткнулась Ба в шею и улыбнулась.
Как же ей хотелось оказаться сейчас в Торнхилле, где можно натянуть брюки и пустить Бристола Блю стремительным галопом. Здесь, в городе, негде насладиться такой полной свободой. Или таким благословенным одиночеством. Придется удовольствоваться уединением своей спальни. Только бы Пэнси, ее горничная, шевелилась побыстрее.
Пока Пэнси, все время болтая, чистила и аккуратно вешала платье в гардероб, Мэг начала вынимать из прически шпильки. Затем горничная расшнуровала корсет Мэг, помогла ей снять сорочку и надеть через голову свежую муслиновую ночную рубашку.
Отпустив служанку, Мэг, едва переставляя ноги, подошла к кровати. Упав на нее лицом вниз, девушка разразилась рыданиями: накопившиеся за вечер и долго сдерживаемые чувства нашли выход. Мэг плакала о своем разбитом сердце, своей наивности и глупой гордости. Она позволила своим чувствам– стыду, сердечной боли, растерянности – излиться в бурных слезах, от которых намокли льняные простыни.
Именно в этом состоянии полного отчаяния и нашла девушку Ба, когда вошла в комнату с чашкой травяного отвара.
– Боже милосердный, дорогая моя, – проговорила Ба и поторопилась войти, оставив в спешке дверь приоткрытой.
Поставив чашку на ночной столик, она села на кровать, обняла внучку за плечи и привлекла к себе.
– Будет, будет тебе, – приговаривала она успокаивающим тоном, покачивая Мэг на своей пышной груди, как она делала это, когда внучка была маленькой девочкой.
– О Б-ба! – выдавила сквозь слезы Мэг.
– Тише, тише, – успокаивала Ба, положив голову девушки себе на плечо и гладя ее по волосам. – Не надо, не разговаривай. Сначала нужно как следует выплакаться.
Мэг так и сделала. Она не знала, сколько проплакала в уютных объятиях бабушки. Но через некоторое время, почувствовав себя опустошенной, девушка отодвинулась и вытерла глаза. Некоторое время она сидела, делая глубокие вдохи, чтобы окончательно успокоиться. И все это время Ба мягко, ласково гладила ее по спине.
– Ну так что, Мэгги? Ты можешь сказать своей старой Ба, что тебя так расстроило?
– О Ба! – Мэг закрыла лицо руками. – Это все из-за лорда Седжвика.
Гладившая ее ласковая рука замерла.
– Из-за лорда Седжвика? Так, значит, ты его видела? И что он сделал? – Ба отвела ладони Мэг от лица и заставила девушку взглянуть на нее. – Мэг, что он тебе сделал?
– Н-ничего.
– Мэг! Ты должна мне сказать. – Ба сделала глубокий вдох, и ее голос стал спокойнее. – Пожалуйста, родная моя, скажи мне. Этот молодой человек… причинил тебе боль?
– Нет-нет, – выговорила Мэг. – Это все я. Не он. Это все я виновата. О Б.а-а! Что я наделала?
– Не знаю, моя хорошая. Так что ты наделала?
И тогда Мэг рассказала. Она рассказала Ба все. С начала и до конца, без утайки. Она рассказала, как еще шесть лет назад влюбилась в Седжа и как потом это чувство возродилось. Как крепла ее любовь, пока они вместе были в Торнхилле. Как она начала надеяться, что он тоже испытывает к ней похожие чувства. Как он поцеловал ее. И как она себя чувствовала, когда он ее целовал. И как он предложил ей стать его любовницей.
Привезя Мэг и Ба домой на Дьюк-стрит, Терренс пошел в свой кабинет и позволил себе стаканчик бренди. Было еще довольно рано, и у него были планы навестить друзей, отправившись к Пудлу. Но он не хотел уезжать, не убедившись, что Мэг стало лучше.
Бедная девочка. Она выглядела такой обессилевшей. Болела Мэг редко. Она была живой, энергичной и цветущей девушкой, выросшей в деревне, где всегда более чем достаточно физических упражнений. Похоже, что водоворот светских развлечений Лондона и в основном ночной образ жизни наконец сказались и на ней. Это да вдобавок плохой воздух, непривычная пища, слишком много вина и мало прогулок. Даже удивительно, как вообще можно остаться здоровым в таких условиях. Хотя Терренсу нравилось время от времени наезжать в Лондон, он все время с нетерпением ждал возвращения в Торнхилл. В душе он считал себя сельским жителем и знал, что так будет всегда.
Терренс допил бренди и поднялся из удобного кожаного кресла. Надо проведать, как там Мэг. Она уже, наверное, давно переоделась и легла в кровать. Он только заглянет в щелку и убедится, что все хорошо.
Поднявшись на второй этаж, Терренс услышал рыдания Мэг. Ужасные, душераздирающие рыдания болью отозвались в его сердце. Подойдя к спальне сестры, он через приоткрытую дверь услышал голос бабушки.
– Будет, будет тебе, – приговаривала она.
Не желая оказаться лишним, Терренс прошел в свою спальню напротив. Он никогда не слышал, чтобы его сестра так плакала. Что могло с ней случиться? Он потом спросит у Ба. Терренс подумал, что Мэг вряд ли захочет, чтобы он стал свидетелем ее слез. Кроме того, он не очень-то представлял, как вести себя с плачущими женщинами. Он никогда не знал, что делать, как утешить, и всегда чувствовал смущение и неловкость. Пусть ее успокоит Ба. Бедняжка Мэгги, как она горько плачет!
Терренс несколько минут походил по комнате, надеясь, что к тому времени, как он снова выйдет в коридор, слезы Мэг иссякнут. Терренс осмотрел в зеркало свой галстук и нашел, что он несколько ослаб после бала у Портлендов. Молодой человек взял другой галстук, освободился от того, что был у него на шее, и принялся за нелегкое дело завязывания великолепного узла под названием «математический».
Наконец после трех попыток Терренс удовлетворенно оглядел себя в высокое зеркало. Сняв с рукава ворсинку, он решил, что готов идти. Выйдя в коридор, он услышал голоса Ба и Мэг. По крайней мере сестра перестала плакать. Слава Богу! Мэг не из тех, кто плачет, и Терренс озабоченно подумал о том, что же все-таки могло стать причиной таких рыданий.
Закрыв дверь в свою комнату, он повернулся, чтобы идти к лестнице, когда донесшиеся из комнаты Мэг слова заставили его замереть на месте.
– Он предложил тебе стать его любовницей? – спросила Ба, повысив голос на последнем слове.
– Да, – тихо, дрожащим голосом ответила Мэг. – Он предложил мне все свои богатства. Он говорил о доме, драгоценностях и экипажах.
Терренс как вкопанный стоял посреди коридора, его руки непроизвольно сжались в кулаки. Кто-то предложил Мэг стать любовницей? Да кто же это? Какой мерзавец посмел так оскорбить его сестру?!
– Святые небеса! – произнесла Ба. – Боюсь, я очень обманулась в этом молодом человеке. Он казался таким приятным. Никак не ожидала, что лорд Седжвик способен на подобную низость.
Седжвик! Боже мой! Да как он посмел!
Терренс отошел от двери, боясь услышать другие подробности. Боясь не выдержать и излить свою ярость перед Мэг, которая подумает, что его гнев обращен против нее. Он стремительно сбежал по лестнице в холл. Должно быть, Седжвик был на балу у Портлендов. Так вот почему бедная Мэг была сама не своя, когда уехала с бала. Как он посмел так оскорбить ее!
Когда Терренс сел в карету, которая ждала около дома, гнев захлестнул его. За всю свою жизнь он не испытывал такой ярости. Милая, добрая, красивая Мэг. Невинная Мэг. Никто из мужчин и помыслить не мог сделать ей предложение такого рода! И из всех мужчин это сделал именно Седжвик. Человек, пользовавшийся гостеприимством Торнхилла. Которого спасли и практически вернули к жизни в доме Терренса. Который много дней провел под одной крышей с его сестрой.
О Боже! Как далеко он зашел в своих гнусных намерениях? Неужели он пытался соблазнить Мэг еще в Торнхилле?
Терренс вспомнил предостережение Альберта Хэрриота, кузена Седжвика. Тогда он посчитал его опасения смешными. Ему и в голову не приходило – ни разу, – что Хэрриот мог быть прав. Более того, ему никогда не приходило в голову, что Мэг может вызвать такие мысли.
Как он мог быть таким слепцом? Она превратилась в красивую женщину. Он это знал. Он уже довольно давно это понял, когда стал замечать, как конюхи глазеют на облаченные в брюки длинные ноги Мэг. Но она всегда казалась такой… девчонкой с мальчишескими ухватками. Он и представить не мог, что она вообще станет отвечать на мужское внимание.
Каким же он оказался дураком! С момента приезда в Лондон, – тут он впервые понял, почему она захотела поехать, – он видел в ней лишь красивую молодую женщину, какой она и была. Он видел, как вокруг нее вьются мужчины – словно пчелы над красным клевером. И видел, с какой легкостью она справляется с целой толпой поклонников. Когда же она успела вырасти?
Но ведь он знал о Седжвике. Хэрриот его предупреждал. Он знал и ничего не сделал, чтобы помешать этому. Боже мой, что же он наделал? Как он мог позволить, чтобы такое случилось с его сестрой!
О Мэг! Пожалуйста, прости меня!
Чем больше Терренс думал о Седжвике, тем сильнее разгоралась его ярость. Этот человек околдовал всю его семью. Ба души в нем не чаяла. Терренс сам моментально проникся к нему симпатией. Используя свою проклятую улыбку, он всех обвел вокруг пальца.
Да помогут ему небеса, он потребует у этого мерзавца с черной душой сатисфакции. Он выведет его на чистую воду – лицемера, совратителя молодых женщин. Терренс увидит Седжвика мертвым или изгнанным, ему было все равно, лишь бы никогда больше не видетьэтого мерзавца.
Никогда еще Терренс не испытывал такой ненависти, в ее силе было что-то языческое. Будь его воля, он задушил бы негодяя голыми руками. Схватил бы за горло и сдавливал до, тех пор, пока Седжвик не испустил бы последний вздох.
Но он не мог этого сделать. Как джентльмен, он был связан строгими законами честя. Но он получит сатисфакцию. Видит Бог, получит!
Пока карета пробиралась по переполненным улицам к дому Портлендов, Терренс стащил с правой руки перчатку и сидел, машинально похлопывая ею по левой руке.
Мэг села на постели, положив за спину подушку. Ба села с ней рядом, вытянув ноги, как и Мэг, и держа девушку за руку. Из-под подолов белых муслиновых ночных рубашек выглядывали две пары босых ног.
Какая Ба чудесная! Мэг не понимала, почему так долго держала свои тревоги при себе. Рассказав все Ба, она освободила свою душу от стыда и сердечной боли. Мэг стало намного лучше, она больше не чувствовала себя такой глупой. Потому что Ба поняла. Она не стала ее ругать, или читать нотации, или преуменьшать случившееся. Она просто все поняла.
– Я помню, как мой Генри поцеловал меня в первый раз, – сказал Ба.
– Дедушка?
– Да, хотя тогда он он еще не был ничьим дедушкой. Он еще даже не был моим мужем. – Ба улыбнулась, и ее взгляд обратился к чему-то давно прошедшему. – Он был таким красивым. Думаю, я полюбила его с первого взгляда. Однажды он повел меня на прогулку в сад моего отца. Он завел меня в грот – ну, ты его знаешь, Мэгги, – и поцеловал. – Ба тихо усмехнулась и сжала руку Мэг. – До этого меня никто не целовал, и я подумала, что это самая чудесная вещь на свете. Я только испугалась, что у меня сейчас подогнутся ноги.
– Точно! – воскликнула Мэг. – Я почувствовала то же самое. Так было каждый раз, когда Седж меня целовал. Это и… Это и кое-что еще.
– Внезапный жар и покалывание во всем теле? Особенно здесь?– Ба положила ладонь на низ живота девушки.
Щеки Мэгг запылали.
– Милая моя, не смущайся. Это чувствуют все женщины. С тем мужчиной, который им предназначен свыше.
– И как ты все понимаешь?– спросила Мэг. – Ведь именно поэтому я и подумала, что Седж и есть предназначенный мне мужчина. Поэтому я так бесстыдно и предложила себя. Он заставил меня испытать все эти ощущения. Меня с головы до ног как иголочками кололо. – Мэг снова покраснела, смутившись, что говорит о таких вещах. Да еще со своей собственной бабушкой! Но ей так много нужно было узнать. – Ба, это значит, что он и есть тот самый мужчина?
– Необязательно, – сказала Ба. – Мне не хочется верить, что человек, который оказался способен сделать подобное бесчестное предложение может быть для кого-то тем самым мужчиной. Это всего лишь значит, что он первый мужчина, который пробудил твои чувства. Особые ощущения, которые заставили тебя почувствовать себя женщиной. Когда-нибудь, милая, появится другой человек, который воспламенит тебя. Порядочный человек, который будет относиться к тебе подобающим образом.
– Ах, Ба, не знаю. Посмотри, как долго мне пришлось ждать этого!
Повернув голову, Мэг поймала бабушкин взгляд, и они обе рассмеялись.
– Ты только посмотри, как в этом сезоне тебя преследуют толпы молодых людей, – сказала Ба, когда они отсмеялись. – Вся гостиная уставлена цветами. И ни одного букета, насколько мне известно, от твоего драгоценного лорда Седжвика. Теперь, когда ты снова приехала в Лондон, а я умоляла тебя об этом все прошедшие годы, ты видишь, каким успехом ты пользуешься у мужчин. Любой из них может оказаться предназначенным тебе свыше, если только ты дашь ему возможность это доказать.
– Но никто из них не вызывает у меня тех же чувств, что Седж, – заметила Мэг. – Когда сегодня вечером я его увидела, то поняла, что ни к одному из этих джентльменов я никогда не испытаю того, что к Седжу. Все эти целования рук, стихи, комплименты и цветы ничуть меня не трогают. И в то же время при одном единственном взгляде на Седжа в бальной зале у меня подогнулись колени. Ни один другой мужчина не вызывает у меня подобной реакции.
– Но один сможет, – сказала Ба. – Когда-нибудь. Если ты будешь продолжать выезжать в свет, а не сидеть затворницей в Торнхилле, то станешь знакомиться со все новыми и новыми джентльменами. И в один прекрасный день, обещаю тебе, моя дорогая, в один прекрасный день при виде кого-то из них у тебя точно так же подогнуться колени, как и при виде этого недостойного человека.
– Ох… Но, Ба, я так его люблю!
– Да, я знаю, дорогая. – Пухлой рукой Ба обняла девушку за плечи и привлекла к себе. – Ничто не приносит такие страдания, как любовь.
– Мне кажется, я хочу вернуться в Торнхилл, – сказала Мэг, кладя голову на бабушкино плечо.
– Мне кажется, лучше не решать сгоряча, – сказала Ба. – Ты слишком взволнована, чтобы рассуждать спокойно. Кроме того, разумнее будет остаться в Лондоне. Мне бы очень не хотелось видеть, как ты спасаешься бегством.
– Разве я это делаю? Спасаюсь бегством?
– Возможно, – ответила Ба. – Не только от лорда Седжвика, но, как мне кажется, и от себя самой. А я никогда не видела, чтобы ты пасовала перед трудностями, Мэгги. Вспомни, как ты занимаешься лошадьми. Ты ставишь перед собой задачу и решаешь ее.
– Ты всегда говорила, что я такая же упрямая, как и длинная.
Ба засмеялась:
– А что, если я снова с ним встречусь? – спросила Мэг. – Мне кажется, я этого не вынесу. Что мне делать!
– После того, что он сделал, я бы рекомендовала нанести прямой удар.
Мэг уткнулась Ба в шею и улыбнулась.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Прекрати смеяться, Джек. Это не смешно.
Лорд Пемертон помахал рукой, не в силах произнести ни слова из-за приступа хохота. Ноги откинувшегося в кресле и зашедшегося от смеха маркиза выстукивали по полу вдохновенную джигу, а рука хлопала по бедру.
– Джек, прошу тебя! – взмолился Седж.
Но его друг продолжал смеяться. Несколько джентльменов, привлеченных таким взрывом веселья, подошли поближе, чтобы узнать, в чем дело.
– Что это с Пемертоном? – спросил у Седжа лорд Элвенли, показав на Джека большим пальцем. – С чего это он так веселится, а?
Ответом на вопрос Элвенли стал новый приступ хохота, от которого Джек согнулся в кресле пополам.
– Говорю тебе, Седжвик, – сказал подошедший и вставший рядом с Элвенли Пудл Бинг, – ты должен сказать Пемертону, чтобы он держал себя в руках. Не очень-то подобающее поведение, сам понимаешь. Дурной тон и все такое. Очень дурной тон. А что его так развеселило, дружище?
– Если вы ничего не имеете против, – ответил Седж, раздраженный тем, что собралась толпа, – это дело личного свойства.
– Личная шутка, а? – спросил Элвенли.
– Совершенно верно, – сказал Седж.
– Тогда почему ты не смеешься? – спросил Пудл, нарочито растягивая слова, и, взяв между делом понюшку табаку, осторожно отправил ее в ноздрю.
– Про… прошу прощения, , джентльмены, – выдавил Джек, пытаясь взять себя в руки. – Надеюсь, я не помешал вашей игре. Это так… так…
Закончить ему помешал новый приступ хохота.
Седж уже горько пожалел, что, уходя с бала у Портлендов, повстречался с Джеком, что согласился пойти с ним к Уайту, а более всего, что поделился с ним своими страхами. До этого момента Джек был его лучшим другом. Но теперь Седжу хотелось его ударить.
– Видите ли, джентльмены, – все еще широко ухмыляясь, продолжал Джек, когда снова обрел способность говорить, – наш друг Седжвик недавно перенес удар по голове.
– Ах да, – протянул Пудл. – Кажется, я видел у него шрам. Весьма… вызывающе, Седжвик.
– И теперь, – с озорным блеском в глазах продолжал Джек, – бедняга Седж думает, что он мог… мог повредиться в рассудке. Вы только послушайте, он думает, что сошел с ума!
И Джек снова захохотал, вытирая салфеткой выступившие на глазах слезы.
– Что это он говорит про твое безумие, Седж? – спросил подошедший к собравшимся Альберт Хэрриот.
О, Боже, подумал Седж, Только не Альберт. Только этого ему не хватало.
– А что, мой милый мальчик, заставляет тебя думать, будто ты сошел с ума?– спросил Элвенли, приподняв уголки губ в пьяной улыбке.
– Подожди! – воскликнул Пудл. – Не говори. Я попробую догадаться.
Вынув из жилетного кармашка монокль и постукивая им по подбородку, он прищурился, изображая задумчивость.
– Я понял! – объявил он, выдержав театральную паузу, поднял голову и возвысил голос: – Женщина!
Седж уронил голову, закрыл лицо руками и застонал, в то время как собравшиеся вокруг него джентльмены разразились грубым хохотом.
Седж поднял глаза и сердито глянул на полного мужчину, но ничего не сказал. Боже, и зачем он только притащился сюда? Он с таким же успехом мог спокойно прогуляться до дома и там, в одиночестве, спокойно предаваться своему горю. Все это было ему совсем не нужно.
Лорд Пемертон помахал рукой, не в силах произнести ни слова из-за приступа хохота. Ноги откинувшегося в кресле и зашедшегося от смеха маркиза выстукивали по полу вдохновенную джигу, а рука хлопала по бедру.
– Джек, прошу тебя! – взмолился Седж.
Но его друг продолжал смеяться. Несколько джентльменов, привлеченных таким взрывом веселья, подошли поближе, чтобы узнать, в чем дело.
– Что это с Пемертоном? – спросил у Седжа лорд Элвенли, показав на Джека большим пальцем. – С чего это он так веселится, а?
Ответом на вопрос Элвенли стал новый приступ хохота, от которого Джек согнулся в кресле пополам.
– Говорю тебе, Седжвик, – сказал подошедший и вставший рядом с Элвенли Пудл Бинг, – ты должен сказать Пемертону, чтобы он держал себя в руках. Не очень-то подобающее поведение, сам понимаешь. Дурной тон и все такое. Очень дурной тон. А что его так развеселило, дружище?
– Если вы ничего не имеете против, – ответил Седж, раздраженный тем, что собралась толпа, – это дело личного свойства.
– Личная шутка, а? – спросил Элвенли.
– Совершенно верно, – сказал Седж.
– Тогда почему ты не смеешься? – спросил Пудл, нарочито растягивая слова, и, взяв между делом понюшку табаку, осторожно отправил ее в ноздрю.
– Про… прошу прощения, , джентльмены, – выдавил Джек, пытаясь взять себя в руки. – Надеюсь, я не помешал вашей игре. Это так… так…
Закончить ему помешал новый приступ хохота.
Седж уже горько пожалел, что, уходя с бала у Портлендов, повстречался с Джеком, что согласился пойти с ним к Уайту, а более всего, что поделился с ним своими страхами. До этого момента Джек был его лучшим другом. Но теперь Седжу хотелось его ударить.
– Видите ли, джентльмены, – все еще широко ухмыляясь, продолжал Джек, когда снова обрел способность говорить, – наш друг Седжвик недавно перенес удар по голове.
– Ах да, – протянул Пудл. – Кажется, я видел у него шрам. Весьма… вызывающе, Седжвик.
– И теперь, – с озорным блеском в глазах продолжал Джек, – бедняга Седж думает, что он мог… мог повредиться в рассудке. Вы только послушайте, он думает, что сошел с ума!
И Джек снова захохотал, вытирая салфеткой выступившие на глазах слезы.
– Что это он говорит про твое безумие, Седж? – спросил подошедший к собравшимся Альберт Хэрриот.
О, Боже, подумал Седж, Только не Альберт. Только этого ему не хватало.
– А что, мой милый мальчик, заставляет тебя думать, будто ты сошел с ума?– спросил Элвенли, приподняв уголки губ в пьяной улыбке.
– Подожди! – воскликнул Пудл. – Не говори. Я попробую догадаться.
Вынув из жилетного кармашка монокль и постукивая им по подбородку, он прищурился, изображая задумчивость.
– Я понял! – объявил он, выдержав театральную паузу, поднял голову и возвысил голос: – Женщина!
Седж уронил голову, закрыл лицо руками и застонал, в то время как собравшиеся вокруг него джентльмены разразились грубым хохотом.
Седж поднял глаза и сердито глянул на полного мужчину, но ничего не сказал. Боже, и зачем он только притащился сюда? Он с таким же успехом мог спокойно прогуляться до дома и там, в одиночестве, спокойно предаваться своему горю. Все это было ему совсем не нужно.