Страница:
Таким образом печаль осталась невысказанной, затаилась в сердце. Ночью я про себя читал молитвы Потаенных о душах матери и сестер. Однако молитвы о всепрощении, которым мать учила меня, я решил забыть. Я не намеревался любить своих врагов. Пусть горе питает жажду мести.
Тем вечером я последний раз виделся с Фумио. Когда мне удалось ускользнуть от Кенжи и добраться до порта, корабли Терады исчезли. От рыбаков я узнал, что однажды ночью они отчалили, гонимые высокими налогами и несправедливыми законами. Ходили слухи, что они бежали в Ошиму, откуда их семья и происходила. С базой на таком отдаленном острове они неизбежно превратятся в пиратов.
Примерно в ту пору, до проливных дождей, господин Шигеру заинтересовался сооружением чайной комнаты на крыше дома и стал воплощать замысел в жизнь. Я ходил вместе с ним выбирать дерево: для опоры крыши и пола — стволы кедра, а для стен — доски из кедра. Запах древесных опилок напомнил мне о горах, даже плотники походили на жителей моей деревни: большей частью молчаливые, они временами могли разразиться смехом над своими же, никому не понятными шутками. Я обнаружил, что сам вспоминаю и произношу слова, которые не употреблял несколько месяцев. Мой диалект позабавил рабочих.
Господина Шигеру занимали все стадии строительства, начиная с того, как валят деревья в лесу, до обтесывания досок и всевозможных способов кладки пола. Он часто ходил на склад пиломатериалов в сопровождении мастера по плотничьему делу Хиро, человека, выструганного из того же материала, который он так сильно любил, кровного брата кедру и кипарису. Он рассказывал о характере и душе каждого дерева, о том, что оно привносит с собой в дом из леса.
— Каждое дерево имеет свой голос, — говорил Хиро. — Каждый дом поет свою песню.
А я-то думал, что один знаю об этом. Уже несколько месяцев я прислушивался к жилью господина Шигеру, заметил, как оно утихомирилось к приходу зимы, как изменилась музыка балок и стен, придавленных к земле тяжестью снега, как они мерзли и грелись, как сжимались и разбухали. Теперь они снова поют песню вод.
Хиро наблюдал за мной, словно знал, о чем я думаю.
— Я слышал, господин Йода заказал себе этаж, который поет трелью соловья, — сказал он. — Но к чему навязывать полу голос птицы, когда у него уже есть своя песня?
— А с какой целью он строит этот этаж? — с притворным равнодушием спросил господин Шигеру.
— Он боится наемных убийц, а поющий пол — хороший способ защититься. Когда на него ступает нога человека, он начинает щебетать.
— Как его делают?
Старик взял незавершенный кусок настила и показал, как располагают балки, чтобы доски скрипели.
— Большинство людей предпочитает бесшумные полы, и заставляют перестилать их, если они скрипят. Но Йода не может спать по ночам. Боится, что кто-нибудь прокрадется в дом и убьет его. Лежит и ждет, не запоет ли этаж! — усмехнулся Хиро.
— А ты мог бы сделать такой пол? — поинтересовался господин Шигеру.
Хиро взглянул на меня и улыбнулся.
— Я могу сделать такой пол, что даже Такео его не услышит. Думаю, соорудить поющий пол мне не составит труда.
— Такео поможет тебе, — распорядился господин Шигеру. — Ему необходимо знать, как он устроен.
Я не посмел спросить, зачем мне это. Хоть я и догадывался, не хотелось произносить мысль вслух. Обсуждение переместилось в чайную, где Хиро, управлявший строительством комнаты, сделал небольшой поющий пол — дощатый настил вместо веранды. Я внимательно наблюдал, как он кладет каждую балку, вставляет каждый шип.
Шийо жаловалась, что от скрипа у нее болит голова, и что он больше похож на мышиный писк, нежели на пение птицы. Но в конце концов домашние привыкли к полу, и новый голос слился с повседневным звучанием дома.
Пол сильно позабавил Кенжи, который рассчитывал, что благодаря новому сооружению я буду сидеть дома. Господин Шигеру более не упоминал, почему мне важно знать конструкцию, но, видимо, чувствовал, как она притягивает меня. Я днями слушал пол, по шагам узнавал, кто идет, мог предсказать следующую ноту песни. Я старался ходить по нему, не пробуждая птиц. Это было нелегко — Хиро изрядно потрудился, — но достижимо. Я знал, что тут нет волшебства. Нужно всего лишь время, чтобы подчинить пол себе. С почти фанатичным терпением, которое, скорей всего, является чертой Племени, я тренировался ступать по нему.
Начались дожди. Однажды ночью воздух был столь теплым и влажным, что я не мог заснуть. Я решил сходить попить из бака и остановился в дверном проходе, созерцая простершийся передо мной пол.
Я пройду по нему, никого не разбудив.
Я быстро двинулся вперед, ноги знали, куда ступать и каким весом опираться о поверхность. Птицы молчали. Я чувствовал удовольствие, но оно было не сродни ликованию, которое доставляет обретение умений Племени. Послышалось чье-то дыхание. За мной наблюдал господин Шигеру.
— Вы услышали меня, — сказал я с огорчением.
— Нет, я проснулся раньше. Ты можешь проделать это еще раз?
Мгновение я стоял, нагнувшись, уйдя в себя, как человек из Племени. Из меня вытекло все, кроме осознания звуков ночи. Затем я пробежал обратно по соловьиному полу. Птицы продолжали спать.
Я представил, как Йода лежит в Инуяме и ждет поющих птиц. Я крадусь к нему по полу, в полной тишине, незамеченный.
Если господин Шигеру и думал о том же, он оставил свои мысли при себе.
— Я разочарован в Хиро. Я надеялся, пол будет мудрее тебя, — сказал он тогда.
Мы не спросили друг друга, можно ли перехитрить пол Йоды. Вопрос лишь повис в душном воздухе ночи шестого месяца.
Чайный домик был вскоре завершен, и мы часто вместе по вечерам пили чай, который напоминал мне о первом дорогом зеленом вареве, приготовленном госпожой Маруямой. Я чувствовал, что Шигеру построил домик в память о ней, хоть он об этом никогда не упоминал. У двери росла раздвоенная камелия — символ любви, скрепленной браком. Может, благодаря ей все и начали говорить о необходимости женитьбы. В особенности Ихиро торопил господина начать поиски новой жены.
— Смерть вашей матери и Такеши некоторое время служили отговоркой, но уже прошло десять лет, к тому же у вас нет детей. Это неслыханно!
Слуги предавались сплетням, забывая, что я могу слышать их с любого конца дома. То, что они говорили, было недалеко от правды, хотя они и сами не верили в свои слова. Все решили, что господин Шигеру влюблен в какую-то недоступную или неподходящую ему женщину. Служанки вздыхали, представляя, как они клянутся друг другу в верности, видимо, из-за этого он и не приглашает ни одну из них разделить с собой ложе. Женщины постарше, житейски более мудрые, полагали, что такое бывает только в песнях, а не в повседневной жизни сословия воинов.
— Может, он предпочитает мальчиков? — заявила Харука, самая беспардонная из девушек, и добавила хихикая: — Спросите Такео!
На что Шийо ответила, что предпочитать мальчиков — это одно, а женитьба — другое. Сравнивать такие вещи нельзя.
Господин Шигеру уклонялся от всех вопросов, связанных с браком, утверждая, что его более волнует процесс моего усыновления. От клана месяцами не было ни слуху ни духу: прошение рассматривали. У Отори хватало дел поважнее. Йода начал летний поход на Восточный Край и присоединял к Тогану феод за феодом, либо опустошал и уничтожал земли. Скоро он вновь обратит свой взор на Срединный Край, а Отори привыкли к миру. Дядюшки господина Шигеру не намеревались противостоять Йоде, в то же время мысль о подчинении клану Тоган щекотала нервы большинства Отори.
Хаги переполнялся слухами, во всем чувствовалось растущее напряжение. Кенжи забеспокоился. Он постоянно следил за мной, и это меня раздражало.
— С каждой неделей в городе становится все больше шпионов, — сказал он. — Рано или поздно кто-нибудь опознает Такео. Позволь мне забрать его.
— Как только все будет узаконено и он окажется под защитой клана, Йоде придется подумать дважды, прежде чем тронуть его, — ответил господин Шигеру.
— Боюсь, ты недооцениваешь Йоду. Он посмеет сделать что угодно.
— Может, в Восточном Крае оно и так, но не в Срединном.
Они часто спорили на эту тему. Кенжи настаивал, чтобы господин отпустил меня с ним, а тот уклонялся от подобного решения, не хотел принимать опасность всерьез и был твердо убежден, что с момента усыновления я буду чувствовать себя в Хаги безопасней, чем где бы то ни было.
Настроения Кенжи перешли ко мне. Я постоянно был начеку, всегда настороженно ожидал нападения. Я успокаивался только тогда, когда погружался в усвоение новых умений. Я одержимо оттачивал свои таланты.
В итоге в конце седьмого месяца из замка пришло сообщение: господин Шигеру должен отвести меня на прием на следующий же день. Тогда же моя судьба будет решена.
Шийо вычистила меня до блеска, помыла и постригла волосы, принесла новую одежду. Ихиро твердил об этикете и знаках любезности, о языке, которым я должен пользоваться, о том, насколько низко кланяться.
— Не опозорь нас, — прошипел он мне, когда мы покидали дом. — После всего, что сделал для тебя господин Шигеру, тебе нельзя его опозорить.
Кенжи не собирался идти с нами, но решил сопроводить нас до ворот замка.
— Просто держи ухо востро, — посоветовал он мне, будто я могу делать иначе.
Я восседал на Раку, светло-сером коне с черными гривой и хвостом. Господин Шигеру ехал впереди на своем черном скакуне Куи с пятью-шестью вассалами. Когда приблизились к замку, меня охватила паника. Мощь высившегося перед нами сооружения, его неоспоримое господство над городом привели меня в трепет. Что я делаю? Пытаюсь выдать себя за воина, за благородного человека? Члены клана Отори только взглянут на меня и поймут, что я собой представляю: сын крестьянки и наемного убийцы. Даже проезжая по многолюдной улице, я чувствовал себя обнаженным: мне казалось, что все смотрят только на меня.
Раку почувствовал мой страх и напрягся. Он вздрогнул от неожиданного волнения в толпе. Не раздумывая, я замедлил дыхание и расслабился. Раку тотчас успокоился, но он успел развернуться, и тут я уловил взглядом одного человека, лицо которого узнал сразу же. Справа болтался пустой рукав. Именно его портрет я как-то набросал для господина Шигеру и Кенжи. Именно он преследовал меня вверх по горной тропе, и его правую руку отсек Ято.
Я не смог определить, узнал ли меня негодяй: его взор на мне не остановился. Дернув коня за уздцы, я поехал дальше. Вряд ли я дал понять, что заметил его. Эпизод длился не более минуты.
Как ни странно, это успокоило меня. Вот она реальность, думал я. Не игра. Может, я и взял чужую роль, но если я проиграю, меня ждет смерть.
А затем я вспомнил, что я Кикута.
Я один из Племени и могу помериться силами с кем угодно.
Когда мы пересекали ров с водой, я заметил в толпе Кенжи — старика в выцветшей одежде. Затем для нас подняли главные ворота, и мы въехали в первый двор.
Там мы спешились. Вассалы остались позади, а нас с господином Шигеру встретил пожилой управляющий и повел в резиденцию.
Передо мной предстало величественное здание на морской стороне замка, защищенное небольшой стеной. Одна из его сторон была обращена на море, остальные части окружал ров с водой. Во внутреннем дворе красовался большой, искусно распланированный сад. За замком поднимался невысокий холм, густо усаженный деревьями, над которыми изгибалась крыша часовни.
Выглянуло солнце, и с горячих камней начала испаряться влага. Я чувствовал пот на лбу и под мышками. Как же мне хотелось окунуться в море, шумевшее внизу у скалы!
Мы сняли сандалии, и к нам подошли служанки с холодной водой, чтобы омыть ноги. Управляющий ввел нас в дом, которому не было конца: мы шли по бесчисленным, щедро украшенным комнатам. Наконец мы пришли в переднюю, где нас попросили немного подождать. Мы просидели на полу не меньше часа. Поначалу я был вне себя от ярости — из-за оскорбления, нанесенного господину Шигеру, из-за чрезмерной роскоши дома, источником которой, как я знал, были налоги, собираемые с фермеров. Я хотел рассказать господину Шигеру, что заметил в толпе человека Йоды, но не смел заговорить. Мой спутник рассматривал картины, нарисованные на дверях: в зеленой реке стояла серая цапля, взирающая на розовые и золотые горы.
Поразмыслив, я вспомнил совет Кенжи и провел остаток времени, прислушиваясь к дому. Он не пел рекой, как жилище господина Шигеру, но звучал более глубокой и серьезной нотой, то и дело сливающейся с подкатывавшими волнами моря. Я подсчитал, сколько поступей могу различить: в доме пятьдесят три человека. В саду три ребенка играют с двумя щенками. Женщины обсуждают прогулку на лодке, которую они предпримут, если хорошая погода не изменится.
В глубине дома тихо разговаривали двое мужчин. Они упомянули имя Шигеру. Я понял, что слышу дядей, произносящих вещи, которые никто не должен был услышать.
— Главная задача — убедить Шигеру согласиться на женитьбу, — сказал один из них.
Это был голос пожилого человека, сильный и уверенный. Я нахмурился, не понимая, что он имеет в виду. Разве мы приехали не по делу усыновления?
— Он всегда противился повторному браку, — проговорил другой с почтением в голосе, видимо, он был младше своего собеседника. — К тому же жениться ради заключения коалиции с кланом Тоган, против которого он так ревностно настроен… Это только подтолкнет его к открытому негодованию.
— Мы живем в опасное время, — ответил другой, — Вчера пришло сообщение о положении дел в Западном Крае. Судя по всему, Сейшу собираются бросить вызов Йоде. Араи, повелитель Кумамото, считает себя оскорбленным Ногучи и собирает армию, чтобы выступить против них и клана Тоган до следующей зимы.
— Шигеру держит с ним связь? Благоприятный был бы для него случай…
— Это и так ясно, — ответил старший из братьев. — Мне все уши прожужжали о популярности Шигеру среди членов клана. Если он вступит в союз с Араи, они вместе смогут свергнуть Йоду.
— Только если мы не… так скажем, не обезоружим его.
— Женитьба была бы как никогда кстати. Шигеру поехал бы в Инуяму, где некоторое время находился бы под присмотром Йоды. И у госпожи, ему предписанной, Ширакавы Каэдэ, нужная репутация.
— Ты же не имеешь в виду?..
— Двое мужчин уже погибли из-за нее. Будет очень жаль, если Шигеру ждет та же участь, но то не наша вина.
Младший брат тихо рассмеялся, от такого смеха мне захотелось убить его. Я глубоко вдохнул, пытаясь остудить свой гнев.
— А что, если он откажется вступить в брак? — спросил он.
— Женитьба будет обязательным условием для выполнения его прихоти — усыновить мальчика. Нам ведь от этого никакого вреда не будет.
— Я пытался проследить родословную мальчишки, — сказал младший брат голосом педантичного архивариуса. — Не понимаю, какое отношение он может иметь к покойной матери Шигеру. В генеалогическом древе о нем нет и следа.
— Надо полагать, он незаконнорожденный, — ответил второй. — Я слышал, он похож на Такеши.
— Да, учитывая его черты лица и телосложение, трудно возразить, что в нем течет кровь Отори, но если мы будем усыновлять всех наших незаконных детей…
— В обычной ситуации об этом, конечно, и речи не было бы. Но теперь…
— Согласен.
Заскрипел пол: они встали.
— И еще одно, — сказал старший брат. — Ты уверял меня, что Шинтаро не подведет. Что ему помешало?
— Я пытался выяснить это. Очевидно, мальчик услышал о его приближении и разбудил Шигеру. Шинтаро принял яд.
— Услышал о его приближении? Он тоже из Племени?
— Не исключено. В прошлом году в доме Шигеру поселился некий Муто Кенжи. По официальной версии, учитель. Не думаю, что он дает обычные уроки.
Младший брат опять рассмеялся, отчего у меня пошли мурашки по коже. Глупцы. Им известно о моем остром слухе, и даже в голову не пришло, что я могу подслушивать в их собственном доме.
Легкими шагами они покинули внутреннюю комнату, где вели свой тайный разговор, и вошли в залу за расписными дверьми.
Вскоре вернулся управляющий, плавно отодвинул дверь и пригласил нас войти в залу аудиенции. Два господина сидели рука об руку в низких креслах. Вдоль каждой стены на коленях стояло по нескольку человек. Господин Шигеру тотчас поклонился до пола, и я последовал его примеру, успев окинуть взглядом двух братьев, против которых восстало все мое нутро.
Старший, господин Отори Шойки, был высоким и жилистым. Худощавое угрюмое лицо завершалось бородой и маленькими усиками. Волосы тронула седина. Младший, Масахиро, был приземистей. Он держался противоестественно прямо, как все коротышки. Безбородое лицо имело болезненно-желтый цвет, в нескольких местах выпирали большие черные бородавки. Еще черные волосы поредели. Отличительные черты Отори — выступающие скулы и загнутый нос — огрубели от злой сущности каждого из них, отчего они выглядели жестокими, но слабыми.
— Добро пожаловать, господин Шигеру, наш уважаемый племянник, — великодушно произнес Шойки.
Господин Шигеру поднялся, я остался на коленях.
— Мы немало размышляли о тебе, — сказал Масахиро. — Волновались за тебя. Мы знаем, какую боль принесли тебе смерть брата, перешедшего в мир иной вскоре после матери, и твоя болезнь.
Слова искрились добротой, но я знал, что они лицемерны.
— Благодарен за заботу, — ответил Шигеру, — но позвольте мне поправить вас. Мой брат не перешел в мир иной, а был вероломно убит.
Он произнес это без лишних эмоций, просто констатировал факт. Не последовало никакой реакции. Только тишина.
Молчание прервал господин Шойки.
— А это твой юный подопечный? Мы рады его приветствовать. Как его имя? — сказал он с притворным оживлением.
— Мы зовем его Такео, — ответил господин Шигеру.
— Очевидно, он обладает очень острым слухом? — наклонился вперед Масахиро.
— Ничего из ряда вон выходящего, — сказал Шигеру. — У нас у всех в молодости острый слух.
— Поднимись, наш юный мужчина, — обратился ко мне Масахиро. Изучив мое лицо, он спросил: — Сколько человек в саду?
Я напряг брови, словно в первый раз собрался их посчитать.
— Двое детей и собака. — И потом добавил: — Садовник у стены?
— А сколько людей по твоим подсчетам во всем доме?
Я слегка пожал плечами, подумал, что это, наверно, невежливо, и попытался поклониться.
— Больше сорока пяти? Простите меня, мой господин, я не обладаю великим талантом.
— Сколько нас здесь, брат? — спросил господин Шойки.
— Полагаю, пятьдесят три.
— Впечатляет, — сказал старший брат, но я уловил, как он вздохнул с облегчением.
Я снова поклонился до пола.
— Мы столь длительное время откладывали дело об усыновлении, Шигеру, потому что сомневались в твоем душевном состоянии. Горе сделало тебя весьма уязвимым.
— Не стоит питать сомнения по поводу моего разума, — ответил Шигеру. — У меня нет детей, и поскольку умер Такеши, то нет и наследника. Я в долгу перед этим юношей, как и он передо мной. Его уже приняли у меня дома, где он обосновался. Я прошу лишь формального подтверждения данному положению: хочу, чтобы его признал клан Отори.
— А что думает об этом сам юноша?
— Говори, Такео, — одобрил господин Шигеру.
Я поднялся, проглотил слюну, неожиданно переполнившись глубокими чувствами. Мое сердце оробело, как у отпрянувшего от опасности коня.
— Я обязан господину Шигеру жизнью. Он мне — ничем. Честь, которую он дарует мне, слишком велика, но если на то его и ваша воля, я приму ее всей душой. Я буду верно служить клану Отори всю жизнь.
— Пусть тому и быть, — сказал господин Шойки.
— Бумаги готовы, — добавил господин Масахиро. — Мы подпишем их прямо сейчас.
— Мои дяди очень добры и великодушны, — сказал Шигеру. — Благодарю вас.
— Есть еще один вопрос, Шигеру, и мы очень надеемся на твое понимание.
Я снова пал на пол. Сердце рвалось из груди. Я хотел предостеречь его, но, конечно же, не мог сказать ни слова.
— Ты, безусловно, осведомлен о наших переговорах с кланом Тоган. Мы предпочитаем союз войне. Твое мнение по этому поводу нам известно. Юности свойственна опрометчивость суждений…
— В тридцать лет я вряд ли могу считаться юным, — спокойно заявил Шигеру, словно констатируя неоспоримый факт. — Я не жажду войны ради самой войны. И возражаю я не против союза. Мне не нравится переменчивый нрав и поведение людей Тогана.
Братья ничего на это не ответили, но словно холодный ветерок пролетел по залу. Шигеру молчал. Он четко обозначил свою позицию, более четко, чем то могло понравиться его дядям. Господин Шойки дал знак управляющему, тот тихо хлопнул в ладоши, и тут же появились служанки с чаем. Они вели себя так, будто хотели стать невидимыми. Трое господ Отори стали пить чай. Мне не предложили разделить с ними чаепитие.
— Что ж, переговоры о союзничестве будут продолжаться, — наконец сказал господин Шойки. — Господин Йода предложил скрепить его браком между кланами. У его ближайшего союзника, господина Ногучи, есть подопечная. Ее имя — госпожа Ширакава Каэдэ.
Шигеру восхищался чашкой, крутя ее в руке. Он аккуратно поставил ее на циновку перед собой и замер.
— Мы желаем, чтобы госпожа Ширакава стала твоей женой, — сказал господин Масахиро.
— Прости меня, дядя, но я не хочу вновь жениться. Я и не помышляю о браке.
— К счастью, у тебя есть родственники, которые подумали об этом за тебя. На браке настаивает господин Йода. От твоего решения фактически зависит судьба союза.
Господин Шигеру поклонился. Наступило длительное молчание. Я слышал, как издалека приближаются шаги, медленная размеренная поступь двух людей, один из которых что-то нес. За нами открылась дверь, и вошел человек, тотчас упавший на колени. За ним последовал слуга с лакированным письменным столиком, с чернилами, кисточкой и алым сургучом для печати.
— А, бумаги об усыновлении! — радушно сказал господин Шойки. — Поднесите их нам.
Секретарь на коленях подобрался ближе и поставил стол перед господами. Затем зачел соглашение вслух. Несмотря на витиеватый слог, суть была ясна: мне предоставлялось право носить имя Отори со всеми соответствующими привилегиями. Если в последующем браке Шигеру будут рождены дети, то мое положение приравняют к их, но не сверх того. Со своей стороны, я соглашался вести себя, как подобает сыну господина Шигеру, принять его власть над собой и поклясться в верности клану Отори. Если он умрет, не оставив иного законного наследника, то все его имущество перейдет ко мне.
Господа взяли печати.
— Свадьба состоится в девятом месяце, — сказал Масахиро, — когда закончится Фестиваль Мертвых. Господин Йода желает отпраздновать ее в Инуяме. Ногучи отправляют госпожу Ширакаву в Цувано. Ты встретишь ее там и сопроводишь до столицы.
Печати зависли в воздухе, словно остановленные сверхъестественной силой. Оставалось время заговорить, отказаться от усыновления на таких условиях, предупредить господина Шигеру о расставленном ему капкане. Но я промолчал. Происходившие события были неподвластны простому человеку — мы оказались в руках судьбы.
— Ставить ли нам печать, Шигеру? — спросил Масахиро с безмерной вежливостью.
Господин Шигеру не задумался ни на мгновение.
— Да, — сказал он. — Я согласен на брак и весьма рад угодить вам.
Таким образом печати были поставлены, я стал членом клана Отори и приемным сыном господина Шигеру. Но мы знали, что засохший сургуч на бумагах об усыновлении предрешил его судьбу.
Ветер быстро разносит новости, и когда мы вернулись домой, все было подготовлено для празднования. У нас с господином Шигеру были причины, чтобы не ликовать от всей души, но он, казалось, отбросил дурные предчувствия, связанные с браком, и искренне радовался. Как и весь дом. Я осознал, что за месяцы, проведенные здесь, я действительно стал своим. Меня обнимали, гладили по голове, суетились вокруг, накладывали горы красного риса, наливали на удачу специальный чай, приготовленный из засоленных слив и морских водорослей. Все это продолжалось, пока мое лицо не онемело от улыбки и не полились слезы радости, слезы, которые я сдерживал даже в горе.
Моя любовь и преданность господину Шигеру стали еще сильнее. Вероломство его дядюшек привело меня в ярость, а заговор, зреющий против него, — в ужас. А еще из головы не выходил однорукий. Весь вечер Кенжи не сводил с меня глаз: ждал рассказа о том, что я разузнал. Мне тоже не терпелось сообщить обо всем ему и Шигеру. Когда постлали кровати и слуги удалились, было уже за полночь, и мне не хотелось омрачать праздник дурными вестями. Я лег бы спать, никого не потревожив, но Кенжи, единственный абсолютно трезвый человек в доме, остановил мою руку, протянувшуюся к лампе:
— Сначала ты должен рассказать нам, что увидел и услышал.
— Дождемся утра, — ответил я и увидел, как сгущается темнота во взгляде Шигеру.
К сердцу подкатила непреодолимая грусть, полностью отрезвившая меня.
— Полагаю, мы должны узнать худшее, — сказал он.
— Отчего отпрянул конь? — спросил Кенжи.
— Оттого что я сильно нервничал. Когда мы развернулись, я увидел однорукого человека.
— Андо? Я тоже его видел, но не знал, заметил ли его ты: ты не подал виду.
— Он узнал Такео? — тотчас спросил Шигеру.
— Он внимательно смотрел на вас несколько секунд, а затем сделал вид, что вы ему более не интересны. Само его присутствие в городе подразумевает, что он что-то пронюхал. — Кенжи взглянул на меня и добавил: — Должно быть, твой коробейник проболтался!
Тем вечером я последний раз виделся с Фумио. Когда мне удалось ускользнуть от Кенжи и добраться до порта, корабли Терады исчезли. От рыбаков я узнал, что однажды ночью они отчалили, гонимые высокими налогами и несправедливыми законами. Ходили слухи, что они бежали в Ошиму, откуда их семья и происходила. С базой на таком отдаленном острове они неизбежно превратятся в пиратов.
Примерно в ту пору, до проливных дождей, господин Шигеру заинтересовался сооружением чайной комнаты на крыше дома и стал воплощать замысел в жизнь. Я ходил вместе с ним выбирать дерево: для опоры крыши и пола — стволы кедра, а для стен — доски из кедра. Запах древесных опилок напомнил мне о горах, даже плотники походили на жителей моей деревни: большей частью молчаливые, они временами могли разразиться смехом над своими же, никому не понятными шутками. Я обнаружил, что сам вспоминаю и произношу слова, которые не употреблял несколько месяцев. Мой диалект позабавил рабочих.
Господина Шигеру занимали все стадии строительства, начиная с того, как валят деревья в лесу, до обтесывания досок и всевозможных способов кладки пола. Он часто ходил на склад пиломатериалов в сопровождении мастера по плотничьему делу Хиро, человека, выструганного из того же материала, который он так сильно любил, кровного брата кедру и кипарису. Он рассказывал о характере и душе каждого дерева, о том, что оно привносит с собой в дом из леса.
— Каждое дерево имеет свой голос, — говорил Хиро. — Каждый дом поет свою песню.
А я-то думал, что один знаю об этом. Уже несколько месяцев я прислушивался к жилью господина Шигеру, заметил, как оно утихомирилось к приходу зимы, как изменилась музыка балок и стен, придавленных к земле тяжестью снега, как они мерзли и грелись, как сжимались и разбухали. Теперь они снова поют песню вод.
Хиро наблюдал за мной, словно знал, о чем я думаю.
— Я слышал, господин Йода заказал себе этаж, который поет трелью соловья, — сказал он. — Но к чему навязывать полу голос птицы, когда у него уже есть своя песня?
— А с какой целью он строит этот этаж? — с притворным равнодушием спросил господин Шигеру.
— Он боится наемных убийц, а поющий пол — хороший способ защититься. Когда на него ступает нога человека, он начинает щебетать.
— Как его делают?
Старик взял незавершенный кусок настила и показал, как располагают балки, чтобы доски скрипели.
— Большинство людей предпочитает бесшумные полы, и заставляют перестилать их, если они скрипят. Но Йода не может спать по ночам. Боится, что кто-нибудь прокрадется в дом и убьет его. Лежит и ждет, не запоет ли этаж! — усмехнулся Хиро.
— А ты мог бы сделать такой пол? — поинтересовался господин Шигеру.
Хиро взглянул на меня и улыбнулся.
— Я могу сделать такой пол, что даже Такео его не услышит. Думаю, соорудить поющий пол мне не составит труда.
— Такео поможет тебе, — распорядился господин Шигеру. — Ему необходимо знать, как он устроен.
Я не посмел спросить, зачем мне это. Хоть я и догадывался, не хотелось произносить мысль вслух. Обсуждение переместилось в чайную, где Хиро, управлявший строительством комнаты, сделал небольшой поющий пол — дощатый настил вместо веранды. Я внимательно наблюдал, как он кладет каждую балку, вставляет каждый шип.
Шийо жаловалась, что от скрипа у нее болит голова, и что он больше похож на мышиный писк, нежели на пение птицы. Но в конце концов домашние привыкли к полу, и новый голос слился с повседневным звучанием дома.
Пол сильно позабавил Кенжи, который рассчитывал, что благодаря новому сооружению я буду сидеть дома. Господин Шигеру более не упоминал, почему мне важно знать конструкцию, но, видимо, чувствовал, как она притягивает меня. Я днями слушал пол, по шагам узнавал, кто идет, мог предсказать следующую ноту песни. Я старался ходить по нему, не пробуждая птиц. Это было нелегко — Хиро изрядно потрудился, — но достижимо. Я знал, что тут нет волшебства. Нужно всего лишь время, чтобы подчинить пол себе. С почти фанатичным терпением, которое, скорей всего, является чертой Племени, я тренировался ступать по нему.
Начались дожди. Однажды ночью воздух был столь теплым и влажным, что я не мог заснуть. Я решил сходить попить из бака и остановился в дверном проходе, созерцая простершийся передо мной пол.
Я пройду по нему, никого не разбудив.
Я быстро двинулся вперед, ноги знали, куда ступать и каким весом опираться о поверхность. Птицы молчали. Я чувствовал удовольствие, но оно было не сродни ликованию, которое доставляет обретение умений Племени. Послышалось чье-то дыхание. За мной наблюдал господин Шигеру.
— Вы услышали меня, — сказал я с огорчением.
— Нет, я проснулся раньше. Ты можешь проделать это еще раз?
Мгновение я стоял, нагнувшись, уйдя в себя, как человек из Племени. Из меня вытекло все, кроме осознания звуков ночи. Затем я пробежал обратно по соловьиному полу. Птицы продолжали спать.
Я представил, как Йода лежит в Инуяме и ждет поющих птиц. Я крадусь к нему по полу, в полной тишине, незамеченный.
Если господин Шигеру и думал о том же, он оставил свои мысли при себе.
— Я разочарован в Хиро. Я надеялся, пол будет мудрее тебя, — сказал он тогда.
Мы не спросили друг друга, можно ли перехитрить пол Йоды. Вопрос лишь повис в душном воздухе ночи шестого месяца.
Чайный домик был вскоре завершен, и мы часто вместе по вечерам пили чай, который напоминал мне о первом дорогом зеленом вареве, приготовленном госпожой Маруямой. Я чувствовал, что Шигеру построил домик в память о ней, хоть он об этом никогда не упоминал. У двери росла раздвоенная камелия — символ любви, скрепленной браком. Может, благодаря ей все и начали говорить о необходимости женитьбы. В особенности Ихиро торопил господина начать поиски новой жены.
— Смерть вашей матери и Такеши некоторое время служили отговоркой, но уже прошло десять лет, к тому же у вас нет детей. Это неслыханно!
Слуги предавались сплетням, забывая, что я могу слышать их с любого конца дома. То, что они говорили, было недалеко от правды, хотя они и сами не верили в свои слова. Все решили, что господин Шигеру влюблен в какую-то недоступную или неподходящую ему женщину. Служанки вздыхали, представляя, как они клянутся друг другу в верности, видимо, из-за этого он и не приглашает ни одну из них разделить с собой ложе. Женщины постарше, житейски более мудрые, полагали, что такое бывает только в песнях, а не в повседневной жизни сословия воинов.
— Может, он предпочитает мальчиков? — заявила Харука, самая беспардонная из девушек, и добавила хихикая: — Спросите Такео!
На что Шийо ответила, что предпочитать мальчиков — это одно, а женитьба — другое. Сравнивать такие вещи нельзя.
Господин Шигеру уклонялся от всех вопросов, связанных с браком, утверждая, что его более волнует процесс моего усыновления. От клана месяцами не было ни слуху ни духу: прошение рассматривали. У Отори хватало дел поважнее. Йода начал летний поход на Восточный Край и присоединял к Тогану феод за феодом, либо опустошал и уничтожал земли. Скоро он вновь обратит свой взор на Срединный Край, а Отори привыкли к миру. Дядюшки господина Шигеру не намеревались противостоять Йоде, в то же время мысль о подчинении клану Тоган щекотала нервы большинства Отори.
Хаги переполнялся слухами, во всем чувствовалось растущее напряжение. Кенжи забеспокоился. Он постоянно следил за мной, и это меня раздражало.
— С каждой неделей в городе становится все больше шпионов, — сказал он. — Рано или поздно кто-нибудь опознает Такео. Позволь мне забрать его.
— Как только все будет узаконено и он окажется под защитой клана, Йоде придется подумать дважды, прежде чем тронуть его, — ответил господин Шигеру.
— Боюсь, ты недооцениваешь Йоду. Он посмеет сделать что угодно.
— Может, в Восточном Крае оно и так, но не в Срединном.
Они часто спорили на эту тему. Кенжи настаивал, чтобы господин отпустил меня с ним, а тот уклонялся от подобного решения, не хотел принимать опасность всерьез и был твердо убежден, что с момента усыновления я буду чувствовать себя в Хаги безопасней, чем где бы то ни было.
Настроения Кенжи перешли ко мне. Я постоянно был начеку, всегда настороженно ожидал нападения. Я успокаивался только тогда, когда погружался в усвоение новых умений. Я одержимо оттачивал свои таланты.
В итоге в конце седьмого месяца из замка пришло сообщение: господин Шигеру должен отвести меня на прием на следующий же день. Тогда же моя судьба будет решена.
Шийо вычистила меня до блеска, помыла и постригла волосы, принесла новую одежду. Ихиро твердил об этикете и знаках любезности, о языке, которым я должен пользоваться, о том, насколько низко кланяться.
— Не опозорь нас, — прошипел он мне, когда мы покидали дом. — После всего, что сделал для тебя господин Шигеру, тебе нельзя его опозорить.
Кенжи не собирался идти с нами, но решил сопроводить нас до ворот замка.
— Просто держи ухо востро, — посоветовал он мне, будто я могу делать иначе.
Я восседал на Раку, светло-сером коне с черными гривой и хвостом. Господин Шигеру ехал впереди на своем черном скакуне Куи с пятью-шестью вассалами. Когда приблизились к замку, меня охватила паника. Мощь высившегося перед нами сооружения, его неоспоримое господство над городом привели меня в трепет. Что я делаю? Пытаюсь выдать себя за воина, за благородного человека? Члены клана Отори только взглянут на меня и поймут, что я собой представляю: сын крестьянки и наемного убийцы. Даже проезжая по многолюдной улице, я чувствовал себя обнаженным: мне казалось, что все смотрят только на меня.
Раку почувствовал мой страх и напрягся. Он вздрогнул от неожиданного волнения в толпе. Не раздумывая, я замедлил дыхание и расслабился. Раку тотчас успокоился, но он успел развернуться, и тут я уловил взглядом одного человека, лицо которого узнал сразу же. Справа болтался пустой рукав. Именно его портрет я как-то набросал для господина Шигеру и Кенжи. Именно он преследовал меня вверх по горной тропе, и его правую руку отсек Ято.
Я не смог определить, узнал ли меня негодяй: его взор на мне не остановился. Дернув коня за уздцы, я поехал дальше. Вряд ли я дал понять, что заметил его. Эпизод длился не более минуты.
Как ни странно, это успокоило меня. Вот она реальность, думал я. Не игра. Может, я и взял чужую роль, но если я проиграю, меня ждет смерть.
А затем я вспомнил, что я Кикута.
Я один из Племени и могу помериться силами с кем угодно.
Когда мы пересекали ров с водой, я заметил в толпе Кенжи — старика в выцветшей одежде. Затем для нас подняли главные ворота, и мы въехали в первый двор.
Там мы спешились. Вассалы остались позади, а нас с господином Шигеру встретил пожилой управляющий и повел в резиденцию.
Передо мной предстало величественное здание на морской стороне замка, защищенное небольшой стеной. Одна из его сторон была обращена на море, остальные части окружал ров с водой. Во внутреннем дворе красовался большой, искусно распланированный сад. За замком поднимался невысокий холм, густо усаженный деревьями, над которыми изгибалась крыша часовни.
Выглянуло солнце, и с горячих камней начала испаряться влага. Я чувствовал пот на лбу и под мышками. Как же мне хотелось окунуться в море, шумевшее внизу у скалы!
Мы сняли сандалии, и к нам подошли служанки с холодной водой, чтобы омыть ноги. Управляющий ввел нас в дом, которому не было конца: мы шли по бесчисленным, щедро украшенным комнатам. Наконец мы пришли в переднюю, где нас попросили немного подождать. Мы просидели на полу не меньше часа. Поначалу я был вне себя от ярости — из-за оскорбления, нанесенного господину Шигеру, из-за чрезмерной роскоши дома, источником которой, как я знал, были налоги, собираемые с фермеров. Я хотел рассказать господину Шигеру, что заметил в толпе человека Йоды, но не смел заговорить. Мой спутник рассматривал картины, нарисованные на дверях: в зеленой реке стояла серая цапля, взирающая на розовые и золотые горы.
Поразмыслив, я вспомнил совет Кенжи и провел остаток времени, прислушиваясь к дому. Он не пел рекой, как жилище господина Шигеру, но звучал более глубокой и серьезной нотой, то и дело сливающейся с подкатывавшими волнами моря. Я подсчитал, сколько поступей могу различить: в доме пятьдесят три человека. В саду три ребенка играют с двумя щенками. Женщины обсуждают прогулку на лодке, которую они предпримут, если хорошая погода не изменится.
В глубине дома тихо разговаривали двое мужчин. Они упомянули имя Шигеру. Я понял, что слышу дядей, произносящих вещи, которые никто не должен был услышать.
— Главная задача — убедить Шигеру согласиться на женитьбу, — сказал один из них.
Это был голос пожилого человека, сильный и уверенный. Я нахмурился, не понимая, что он имеет в виду. Разве мы приехали не по делу усыновления?
— Он всегда противился повторному браку, — проговорил другой с почтением в голосе, видимо, он был младше своего собеседника. — К тому же жениться ради заключения коалиции с кланом Тоган, против которого он так ревностно настроен… Это только подтолкнет его к открытому негодованию.
— Мы живем в опасное время, — ответил другой, — Вчера пришло сообщение о положении дел в Западном Крае. Судя по всему, Сейшу собираются бросить вызов Йоде. Араи, повелитель Кумамото, считает себя оскорбленным Ногучи и собирает армию, чтобы выступить против них и клана Тоган до следующей зимы.
— Шигеру держит с ним связь? Благоприятный был бы для него случай…
— Это и так ясно, — ответил старший из братьев. — Мне все уши прожужжали о популярности Шигеру среди членов клана. Если он вступит в союз с Араи, они вместе смогут свергнуть Йоду.
— Только если мы не… так скажем, не обезоружим его.
— Женитьба была бы как никогда кстати. Шигеру поехал бы в Инуяму, где некоторое время находился бы под присмотром Йоды. И у госпожи, ему предписанной, Ширакавы Каэдэ, нужная репутация.
— Ты же не имеешь в виду?..
— Двое мужчин уже погибли из-за нее. Будет очень жаль, если Шигеру ждет та же участь, но то не наша вина.
Младший брат тихо рассмеялся, от такого смеха мне захотелось убить его. Я глубоко вдохнул, пытаясь остудить свой гнев.
— А что, если он откажется вступить в брак? — спросил он.
— Женитьба будет обязательным условием для выполнения его прихоти — усыновить мальчика. Нам ведь от этого никакого вреда не будет.
— Я пытался проследить родословную мальчишки, — сказал младший брат голосом педантичного архивариуса. — Не понимаю, какое отношение он может иметь к покойной матери Шигеру. В генеалогическом древе о нем нет и следа.
— Надо полагать, он незаконнорожденный, — ответил второй. — Я слышал, он похож на Такеши.
— Да, учитывая его черты лица и телосложение, трудно возразить, что в нем течет кровь Отори, но если мы будем усыновлять всех наших незаконных детей…
— В обычной ситуации об этом, конечно, и речи не было бы. Но теперь…
— Согласен.
Заскрипел пол: они встали.
— И еще одно, — сказал старший брат. — Ты уверял меня, что Шинтаро не подведет. Что ему помешало?
— Я пытался выяснить это. Очевидно, мальчик услышал о его приближении и разбудил Шигеру. Шинтаро принял яд.
— Услышал о его приближении? Он тоже из Племени?
— Не исключено. В прошлом году в доме Шигеру поселился некий Муто Кенжи. По официальной версии, учитель. Не думаю, что он дает обычные уроки.
Младший брат опять рассмеялся, отчего у меня пошли мурашки по коже. Глупцы. Им известно о моем остром слухе, и даже в голову не пришло, что я могу подслушивать в их собственном доме.
Легкими шагами они покинули внутреннюю комнату, где вели свой тайный разговор, и вошли в залу за расписными дверьми.
Вскоре вернулся управляющий, плавно отодвинул дверь и пригласил нас войти в залу аудиенции. Два господина сидели рука об руку в низких креслах. Вдоль каждой стены на коленях стояло по нескольку человек. Господин Шигеру тотчас поклонился до пола, и я последовал его примеру, успев окинуть взглядом двух братьев, против которых восстало все мое нутро.
Старший, господин Отори Шойки, был высоким и жилистым. Худощавое угрюмое лицо завершалось бородой и маленькими усиками. Волосы тронула седина. Младший, Масахиро, был приземистей. Он держался противоестественно прямо, как все коротышки. Безбородое лицо имело болезненно-желтый цвет, в нескольких местах выпирали большие черные бородавки. Еще черные волосы поредели. Отличительные черты Отори — выступающие скулы и загнутый нос — огрубели от злой сущности каждого из них, отчего они выглядели жестокими, но слабыми.
— Добро пожаловать, господин Шигеру, наш уважаемый племянник, — великодушно произнес Шойки.
Господин Шигеру поднялся, я остался на коленях.
— Мы немало размышляли о тебе, — сказал Масахиро. — Волновались за тебя. Мы знаем, какую боль принесли тебе смерть брата, перешедшего в мир иной вскоре после матери, и твоя болезнь.
Слова искрились добротой, но я знал, что они лицемерны.
— Благодарен за заботу, — ответил Шигеру, — но позвольте мне поправить вас. Мой брат не перешел в мир иной, а был вероломно убит.
Он произнес это без лишних эмоций, просто констатировал факт. Не последовало никакой реакции. Только тишина.
Молчание прервал господин Шойки.
— А это твой юный подопечный? Мы рады его приветствовать. Как его имя? — сказал он с притворным оживлением.
— Мы зовем его Такео, — ответил господин Шигеру.
— Очевидно, он обладает очень острым слухом? — наклонился вперед Масахиро.
— Ничего из ряда вон выходящего, — сказал Шигеру. — У нас у всех в молодости острый слух.
— Поднимись, наш юный мужчина, — обратился ко мне Масахиро. Изучив мое лицо, он спросил: — Сколько человек в саду?
Я напряг брови, словно в первый раз собрался их посчитать.
— Двое детей и собака. — И потом добавил: — Садовник у стены?
— А сколько людей по твоим подсчетам во всем доме?
Я слегка пожал плечами, подумал, что это, наверно, невежливо, и попытался поклониться.
— Больше сорока пяти? Простите меня, мой господин, я не обладаю великим талантом.
— Сколько нас здесь, брат? — спросил господин Шойки.
— Полагаю, пятьдесят три.
— Впечатляет, — сказал старший брат, но я уловил, как он вздохнул с облегчением.
Я снова поклонился до пола.
— Мы столь длительное время откладывали дело об усыновлении, Шигеру, потому что сомневались в твоем душевном состоянии. Горе сделало тебя весьма уязвимым.
— Не стоит питать сомнения по поводу моего разума, — ответил Шигеру. — У меня нет детей, и поскольку умер Такеши, то нет и наследника. Я в долгу перед этим юношей, как и он передо мной. Его уже приняли у меня дома, где он обосновался. Я прошу лишь формального подтверждения данному положению: хочу, чтобы его признал клан Отори.
— А что думает об этом сам юноша?
— Говори, Такео, — одобрил господин Шигеру.
Я поднялся, проглотил слюну, неожиданно переполнившись глубокими чувствами. Мое сердце оробело, как у отпрянувшего от опасности коня.
— Я обязан господину Шигеру жизнью. Он мне — ничем. Честь, которую он дарует мне, слишком велика, но если на то его и ваша воля, я приму ее всей душой. Я буду верно служить клану Отори всю жизнь.
— Пусть тому и быть, — сказал господин Шойки.
— Бумаги готовы, — добавил господин Масахиро. — Мы подпишем их прямо сейчас.
— Мои дяди очень добры и великодушны, — сказал Шигеру. — Благодарю вас.
— Есть еще один вопрос, Шигеру, и мы очень надеемся на твое понимание.
Я снова пал на пол. Сердце рвалось из груди. Я хотел предостеречь его, но, конечно же, не мог сказать ни слова.
— Ты, безусловно, осведомлен о наших переговорах с кланом Тоган. Мы предпочитаем союз войне. Твое мнение по этому поводу нам известно. Юности свойственна опрометчивость суждений…
— В тридцать лет я вряд ли могу считаться юным, — спокойно заявил Шигеру, словно констатируя неоспоримый факт. — Я не жажду войны ради самой войны. И возражаю я не против союза. Мне не нравится переменчивый нрав и поведение людей Тогана.
Братья ничего на это не ответили, но словно холодный ветерок пролетел по залу. Шигеру молчал. Он четко обозначил свою позицию, более четко, чем то могло понравиться его дядям. Господин Шойки дал знак управляющему, тот тихо хлопнул в ладоши, и тут же появились служанки с чаем. Они вели себя так, будто хотели стать невидимыми. Трое господ Отори стали пить чай. Мне не предложили разделить с ними чаепитие.
— Что ж, переговоры о союзничестве будут продолжаться, — наконец сказал господин Шойки. — Господин Йода предложил скрепить его браком между кланами. У его ближайшего союзника, господина Ногучи, есть подопечная. Ее имя — госпожа Ширакава Каэдэ.
Шигеру восхищался чашкой, крутя ее в руке. Он аккуратно поставил ее на циновку перед собой и замер.
— Мы желаем, чтобы госпожа Ширакава стала твоей женой, — сказал господин Масахиро.
— Прости меня, дядя, но я не хочу вновь жениться. Я и не помышляю о браке.
— К счастью, у тебя есть родственники, которые подумали об этом за тебя. На браке настаивает господин Йода. От твоего решения фактически зависит судьба союза.
Господин Шигеру поклонился. Наступило длительное молчание. Я слышал, как издалека приближаются шаги, медленная размеренная поступь двух людей, один из которых что-то нес. За нами открылась дверь, и вошел человек, тотчас упавший на колени. За ним последовал слуга с лакированным письменным столиком, с чернилами, кисточкой и алым сургучом для печати.
— А, бумаги об усыновлении! — радушно сказал господин Шойки. — Поднесите их нам.
Секретарь на коленях подобрался ближе и поставил стол перед господами. Затем зачел соглашение вслух. Несмотря на витиеватый слог, суть была ясна: мне предоставлялось право носить имя Отори со всеми соответствующими привилегиями. Если в последующем браке Шигеру будут рождены дети, то мое положение приравняют к их, но не сверх того. Со своей стороны, я соглашался вести себя, как подобает сыну господина Шигеру, принять его власть над собой и поклясться в верности клану Отори. Если он умрет, не оставив иного законного наследника, то все его имущество перейдет ко мне.
Господа взяли печати.
— Свадьба состоится в девятом месяце, — сказал Масахиро, — когда закончится Фестиваль Мертвых. Господин Йода желает отпраздновать ее в Инуяме. Ногучи отправляют госпожу Ширакаву в Цувано. Ты встретишь ее там и сопроводишь до столицы.
Печати зависли в воздухе, словно остановленные сверхъестественной силой. Оставалось время заговорить, отказаться от усыновления на таких условиях, предупредить господина Шигеру о расставленном ему капкане. Но я промолчал. Происходившие события были неподвластны простому человеку — мы оказались в руках судьбы.
— Ставить ли нам печать, Шигеру? — спросил Масахиро с безмерной вежливостью.
Господин Шигеру не задумался ни на мгновение.
— Да, — сказал он. — Я согласен на брак и весьма рад угодить вам.
Таким образом печати были поставлены, я стал членом клана Отори и приемным сыном господина Шигеру. Но мы знали, что засохший сургуч на бумагах об усыновлении предрешил его судьбу.
Ветер быстро разносит новости, и когда мы вернулись домой, все было подготовлено для празднования. У нас с господином Шигеру были причины, чтобы не ликовать от всей души, но он, казалось, отбросил дурные предчувствия, связанные с браком, и искренне радовался. Как и весь дом. Я осознал, что за месяцы, проведенные здесь, я действительно стал своим. Меня обнимали, гладили по голове, суетились вокруг, накладывали горы красного риса, наливали на удачу специальный чай, приготовленный из засоленных слив и морских водорослей. Все это продолжалось, пока мое лицо не онемело от улыбки и не полились слезы радости, слезы, которые я сдерживал даже в горе.
Моя любовь и преданность господину Шигеру стали еще сильнее. Вероломство его дядюшек привело меня в ярость, а заговор, зреющий против него, — в ужас. А еще из головы не выходил однорукий. Весь вечер Кенжи не сводил с меня глаз: ждал рассказа о том, что я разузнал. Мне тоже не терпелось сообщить обо всем ему и Шигеру. Когда постлали кровати и слуги удалились, было уже за полночь, и мне не хотелось омрачать праздник дурными вестями. Я лег бы спать, никого не потревожив, но Кенжи, единственный абсолютно трезвый человек в доме, остановил мою руку, протянувшуюся к лампе:
— Сначала ты должен рассказать нам, что увидел и услышал.
— Дождемся утра, — ответил я и увидел, как сгущается темнота во взгляде Шигеру.
К сердцу подкатила непреодолимая грусть, полностью отрезвившая меня.
— Полагаю, мы должны узнать худшее, — сказал он.
— Отчего отпрянул конь? — спросил Кенжи.
— Оттого что я сильно нервничал. Когда мы развернулись, я увидел однорукого человека.
— Андо? Я тоже его видел, но не знал, заметил ли его ты: ты не подал виду.
— Он узнал Такео? — тотчас спросил Шигеру.
— Он внимательно смотрел на вас несколько секунд, а затем сделал вид, что вы ему более не интересны. Само его присутствие в городе подразумевает, что он что-то пронюхал. — Кенжи взглянул на меня и добавил: — Должно быть, твой коробейник проболтался!