Гейдж Элизабет. Ящик Пандоры. Книги 1 – 2

   Он встал, надел очки и взглянул на приятеля.
   – Подумай о своей стране, как о себе, Хэл. Это все, о чем я прошу.
   Тот кивнул, оценивая слова Тома, затем тоже поднялся, улыбнулся и развел в стороны усталые руки.
   – Я тебе вот что скажу, – заявил он. – Хочу принять душ. Когда спустишься вниз, закажи мне мартини. Увидимся через пару минут.
   – О'кей.
   Том направился к двери, все еще выглядя обеспокоенным.
   – Спасибо, – произнес Хэл.
   Когда Том ушел, он опять сел и уставился в окно. Двусмысленная улыбка играла на его губах, хотя в глазах было страдание.
   Он знал заранее, что посоветует ему Том, но все равно должен был выслушать.
   Хэл уже принял решение. Завтра он полетит домой, поговорит с Дианой и сделает предложение Лауре.
   Хэл улыбнулся своей прошлой наивности. За все эти годы любовь никогда не принималась им в расчет. Но теперь он великолепно и самозабвенно влюбился. Его сердце принадлежало Лауре с того самого момента, когда он впервые увидел ее.
   Этот факт сделал все остальное неважным. На первом месте должна стоять Лаура.
   Любовь являлась новым переживанием для Хэла. Вначале чувство было таким болезненным, таким изматывающим, что он испугался, как бы не сойти с ума. Впервые в жизни он понял измученных любовью молодых людей, привязанных к девушке, отдающих ей себя, иногда даже кончающих жизнь самоубийством.
   Лаура была его сердцем. Без нее он превращался в ничто.
   Девушки для Хэла всегда были чем-то, преподносимым на тарелочке. Они бросались к нему без колебаний и не скрывали свой голод и желания. Неуклюжие и вялые в попытках быть женственными, они вызывали в Хэле чувство одиночества даже во время их самых горячих объятий. Поскольку девушки всегда стремились к нему, Хэл не ощущал, что по-настоящему необходим им. Зачем желать того, что каждый может получить по собственной прихоти?
   Но Лаура отличалась от всех. Она держала себя в руках, потому что имела характер. Другие женщины походили друг на друга во всем, но Лаура была другой.
   Однако не только глубина и достоинство сильно отличали ее от других в сексуальных отношениях, которые Хэл, как он думал, познал полностью. Она отдавала ему себя больше, чем любая женщина. Когда Лаура прикасалась к нему, улыбалась ему, занималась с ним любовью, она отдавала все свое сердце.
   И благодаря этому она завоевала его сердце.
   По словам Тома, без Дианы от Хэла осталось бы процентов двадцать пять, как от политика, Но без Лауры от него осталась бы только половина мужчины. Он не мог представить свою оставшуюся жизнь без нее. Все было очень просто.
   Хэл заплатил бы любую цену, пожертвовал бы всем ради Лауры. Она являлась самой жизнью.
   Приняв решение и почувствовав при этом огромное облегчение, Хэл взглянул на телефон. В Нью-Йорке сейчас около полудня. Лаура наверняка находилась в магазине, работала с заказчиками. Все, что ему сейчас требовалось, это позвонить, услышать ее голос и таким образом набраться смелости довести дело до конца.
   Хэл направился к телефону, но тот зазвонил раньше.
   Он снял трубку.
   – Ланкастер слушает.
   – Хорошо, что застал тебя, Хэл, – это был полковник Спрейдж, главный помощник генерала Грюнтера. – Нам нужно, чтобы ты остался. Франция имеет контрпредложения по Европейскому Союзу Обороны. Они хотят сесть за стол переговоров завтра. Генерал только что поговорил с Даллесом. Дуайт желает, чтобы мы бросили все и попытались договориться с французами за неделю или дней за десять. Извини, что нарушаю твои планы, но, боюсь, тебе придется отложить поездку домой.
   Хэл стиснул зубы.
   – Нет проблем. Встретимся утром в управлении.
   Он положил трубку и только через несколько минут вспомнил о звонке Лауре… Потом он решил, что все может подождать до его поездки домой.
   Хэл мог прожить без ответа Лауры еще десять дней.

XXVII

   Семнадцатого июня Лауре позвонил секретарь Дианы Столворт и передал ей приглашение на чай с Дианой в следующий понедельник.
   Подобное приглашение не было удивительным. Диана являлась самой уважаемой заказчицей Лауры, безусловно, самой известной, и прошло уже около месяца с тех пор, как женщины встречались последний раз.
   Тем не менее Лаура была несколько озадачена. Она не предусмотрела возможности более тесных отношений с Дианой именно сейчас.
   Лаура приехала вовремя и захватила с собой свой блокнот для набросков. Ее провели в солярий на втором этаже, где четыре месяца назад они с Хэлом познакомились. Она села в одно из симпатичных плетеных кресел и стала наблюдать за рыбками, плещущимися в крохотном бассейне, рядом с которым на бронзовом пьедестале стояла маленькая балерина. Глаза статуэтки выглядели детскими и невинными.
   Наконец появилась Диана в желтой шелковой блузке и темных габардиновых брюках, которые смоделировала для нее Лаура. Встав, чтобы обменяться рукопожатием, Лаура увидела в руках хозяйки маленький портфель на молнии, который та положила на стол рядом с чашками.
   – Будешь лимон, правда? – спросила Диана, демонстрируя хорошую память, являвшуюся частью ее арсенала настоящей хозяйки. Она осторожно налила чай, и Лаура заметила, что ее руки слегка подрагивали.
   – Как поживаешь, Лаура? – поинтересовалась Диана, протягивая гостье чашку.
   – О, все так же, – ответила Лаура может быть слишком мягко. – А ты?
   – Прекрасно, – улыбка Дианы была натянутой, а голос ломким.
   Тревога нахлынула на Лауру, но она решила ее проигнорировать.
   – Я захватила блокнот, – сказала она. – У тебя есть проекты?
   Диана покачала головой.
   – Разговор будет не об одежде.
   Лаура промолчала. Она наблюдала, как Диана взяла кожаный портфель и открыла его. Внутри находилось два огромных конверта. Диана открыла первый и протянула его Лауре.
   – Взгляни на это, – произнесла она.
   Лаура удивленно посмотрела на нее перед тем, как достать содержимое конверта.
   Там лежали фотографии. Около двух дюжин или даже больше. На всех были запечатлены она и Хэл.
   Лаура побледнела. Очевидно, кто-то следил за ними и сделал много снимков. На одном из них Лаура и Хэл улыбались в ожидании такси, на другом сидели в темном зальчике уютного ресторана, погруженные в беседу, не сводя друг с друга глаз.
   На одной фотографии они прогуливались в Центральном парке по их любимой уединенной аллее, ведущей к карусели, на другой заходили в кинотеатр. Опытный фотограф снял их держащимися за руки на ночной улице. Хуже того, здесь был снимок, где они целовались. Хэл обнимал Лауру за плечи, уверенный, что их никто не видит.
   Удивительно, но плавательный бассейн не входил в «коллекцию». Фотограф каким-то образом упустил это.
   Но все остальное здесь было представлено. Снимки свидетельствовали об их тайной, сладкой великолепной близости, что бы они ни делали: разговаривали, смеялись, обменивались взглядами, полными любовной нежности, и неизбежно прикасались друг к другу.
   Лаура тихо сложила фотографии вместе, положила их на стол и взглянула на Диану.
   Та смотрела на нее сквозь слезы.
   – Я считала тебя своей подругой, – произнесла она дрожащим от рыданий голосом.
   Чувство постепенного погружения куда-то усилилось у Лауры. Лицо Дианы выражало неподдельную боль, и Лаура была виновницей этого.
   Диана вытерла глаза носовым платком и глубоко вздохнула.
   – Мне жаль, что я сказала это, – произнесла она. – Предмет нашего разговора не имеет никакого отношения к дружбе.
   Эти слова ранили Лауру так же, как и предшествующие.
   – Лаура, – сказала Диана, с трудом подбирая нужные слова. – Ты мне очень нравишься. Я очень уважаю тебя за твой талант в работе. И как личность тоже. Если честно, я могу понять, почему Хэл увлекся тобой. Ты привлекательна. По-своему, ты даже прекрасна.
   Она сделала паузу, как бы размышляя, и посмотрела на маленькую балерину около бассейна.
   – Я знала с девяти лет, – продолжила Диана, – что выйду замуж за Хэла Ланкастера. Это являлось жизненным фактом для меня и Хэла все эти годы. Я уверена, тебе трудно представить, как мы живем, зная подобные вещи с детства, принимая это, вырастая с этим. Большинство не может представить. Но я и Хэл принадлежим к обществу с таким образом жизни. Оно – часть нас, а мы – часть его.
   Она опять сделала паузу и нахмурилась, сосредотачиваясь.
   – Лаура, я любила Хэла с того времени, когда была не больше этой статуэтки. И, хочешь, верь мне, хочешь, нет, он любит меня. Возможно, это несколько иное чувство, чем к тебе. Может, нет. Не знаю. Но я вижу, пропасть между нами растет. Хэл был со мной в самые трудные времена, о которых ты даже не знаешь. Он собирается жениться на мне по тысяче причин, о которых ты также не имеешь никакого представления. Я любила его и страдала из-за него, и все это из-за наших с ним общих дел, – Диана неожиданно вздохнула. – Не знаю, как объяснить тебе. Я даже не уверена, что должна пытаться. Я вообще не уверена, что это твое дело.
   Лаура ничего не сказала, но ее сердце тянулось к Диане, чье лицо превратилось в маску страдания. Лаура очень хорошо знала, что это такое. Она вспомнила собственные бессонные ночи, проведенные в раздумьях о Хэле, в бесконечных вопросах, где он, счастлив ли, с кем сейчас? Она вспомнила волны ужаса и страха перед тем, что что-нибудь может разлучить их. Сейчас все это ясно виднелось в горестных глазах Дианы. Сколько месяцев и лет бедняга должна страдать от этого?
   Диана снова глубоко вздохнула.
   – Лаура, – произнесла она, – Хэл в начале большой политической карьеры. Стоит только заглянуть в газеты или поговорить с кем-нибудь в Вашингтоне, чтобы понять это. Эйзенхауэр, похоже, станет на долгое время последним президентом от республиканцев. В следующую политическую эру будут доминировать демократы. Вместе с Джеком Кеннеди Хэл является самым многообещающим лидером у демократической партии. Много людей – я одна из них – считают однозначным, что Хэл в течение ближайших десяти лет будет баллотироваться в президенты. Мне хотелось бы, чтобы он выиграл.
   Диана опять сделала паузу, сосредоточилась, чтобы выбрать правильные слова. В этом был намек на снисходительность, словно Лаура была слишком ограниченной или равнодушной, чтобы понять, что поставлено на кон. Однако в позе Дианы сквозило что-то еще более глубокое и неприятное.
   – Ты понимаешь, что это значит, Лаура? – спросила Диана. – Это значит, что все нынешние дела Хэла направлены на будущее выдвижение его кандидатуры в президенты… а возможно, на его будущее как президента Соединенных Штатов. Каждый шаг Хэла связан с его шансами выполнить свое назначение и взять на себя ответственность за свою страну. Представляешь, какая случится трагедия, если какой-то его поступок, пусть невинный, заслуживающий прощения, скомпрометирует Хэла?.. – Она вздохнула. – Я уверена, ты знаешь, что Хэл выбрал политическую карьеру против воли своей семьи. Вот насколько это для него важно. И Ланкастеры уважают Хэла достаточно, чтобы поддерживать его политическую карьеру. Это, однако, палка о двух концах. Хэлу понадобится вся возможная поддержка семьи, если он собирается добиться успеха, – Диана покачала головой, успокаивая себя. – Но не это самое главное. Дело не в деньгах. Если бы это было так, Хэл отвернулся бы от своей семьи много лет назад. Нет, Лаура. Хэл – человек, чьи корни глубоко вросли в прошлое, гораздо глубже, чем можно понять по внешним чертам его личности. Как и я, он питается кровью из прошлого, чтобы жить, и из будущего, которому он принадлежит, нравится ему это или нет. Если ты – или любой другой – попросила бы его бросить все это, он лишился бы части самого себя. И никогда, никогда не стал бы прежним. Он не был бы Хэлом, которого ты знаешь. Поверь мне.
   Диана посмотрела Лауре в глаза.
   – Я знаю, Хэл, вероятно, испытывает к тебе какие-то чувства, – произнесла она. – Но никакие чувства не могут заслонить его сущность. Лаура, это может причинить боль, но я все равно скажу тебе, потому что это важно для нас обеих. Держу пари, Хэл не предлагал тебе выйти за него замуж.
   Диана смотрела, какой эффект произвели ее слова. Между двумя взволнованными женщинами воцарилось молчание. Огромными усилиями Лаура пыталась скрыть то, что происходило у нее в душе.
   – Полагаю, нет, – заключила Диана больше с сочувствием, чем с триумфом. – И никогда не предложит. Если бы ты знала его так, как я, то поняла бы это, – она глубоко вздохнула. – Тебе, Лаура, может прийти в голову проверить мои слова. На твоем месте я тоже попыталась бы. Но в таком случае, думаю, тебе нужно знать еще кое-что.
   Диана открыла кожаный портфель, достала второй конверт и протянула Лауре. Та взяла его и вытряхнула содержимое себе на колени. Это была новая стопка фотографий. Лаура еще не успела четко разглядеть, что на них, как слезы затуманили ей глаза.
   На снимках был Хэл с разными молодыми женщинами – с четырьмя или пятью. Одни снимки были сделаны недавно, другие – раньше. На одной фотографии Лаура узнала кашемировое пальто Хэла, на другой он был загорелым как никогда, а волосы длиннее обычного.
   Девушки на снимках имели сходство. Все они, несмотря на физические различия были симпатичными – о, какие милашки! – и с одинаковыми выражениями лиц. На их лицах была смесь радости, откровения, доверия и бесконечно волнующей надежды. Это же выражало лицо самой Лауры на совместных с Хэлом фотографиях.
   Яркое сияние женского восторга ударило ее в самое сердце, когда она просматривала снимки, глядя на девушек на руках Хэла, держащихся за его руки, прогуливающихся с ним по пляжу или по городской улице. Девушки счастливыми глазами смотрели на Хэла, любуясь его красотой.
   Со вздохом Лаура положила фотографии на стол рядом со своими и посмотрела на Диану.
   – Это фотограф из одной известной нью-йоркской газеты… Не буду говорить, какой… – сказала та. – Он следит за Хэлом, словно ястреб, уже несколько лет. С тех пор, как этот человек впервые… пришел ко мне, между нами установились натянутые, но удовлетворяющие нас обоих отношения. Я покупаю у него негативы. Он соглашается не публиковать снимки, и я… Ну, я поняла назначение Хэла. Знаю, это звучит мелко и патетично…
   Несмотря на боль в сердце, Лаура испытывала глубокую симпатию к Диане. Ведь снимки ранили ее так же, как Лауру. К тому же бедняжка имела больше времени рассмотреть их и рассчитать их значение для своей жизни с Хэлом.
   Слезы покатились по щекам Дианы, когда она опять взглянула на фотографии.
   – Я должна сделать это, – проговорила девушка. – Я должна защитить его. Никто другой так не внимателен и не предан ему. Хэл – эмоциональный мужчина. Ты знаешь его, Лаура. Ты знаешь, как он воевал. Хэл обладает огромной смелостью… он с радостью готов пожертвовать собой ради других… но никогда не позаботится о своей безопасности, – она посмотрела на многочисленные изображения Хэла, лежащие на столе. – Таков он, и ничто не может его изменить. Это человек, за которого я готовилась выйти замуж и заботиться о нем, как мне назначено судьбой.
   Наступило молчание. Наконец Диана из последних сил слабо улыбнулась.
   – Видишь, Лаура, – сказала она, – вот для чего мы, женщины, рождаемся на земле. Защищать наших мужчин, не позволяя им замечать того, что их защищают. Они не настолько мудры или смелы, как им хотелось бы. Вот почему им необходимы мы и наша любовь, – девушка глубоко вздохнула. – Не знаю, будет ли Хэл верным мужем. Надеюсь, будет. Но если нет, я смирюсь с этой неизбежностью. Я знаю, какие чувства он испытывает ко мне и, Бог свидетель, отдам всю жизнь за свое чувство к нему. Я уверена, ты понимаешь, что это значит. Я пригласила тебя сюда сегодня попросить принести Хэлу жертву, как делаю я.
   «Но он не любит тебя!»
   Эта мысль пронеслась в голове Лауры раньше, чем она успела остановить ее. Все логическое здание, так последовательно выстроенное убежденной в своей правоте Дианой, оказалось простым карточным домиком, когда столкнулось с разрушительными фактами. Хэл не любит Диану. Неужели их женитьба могла иметь какой-то смысл? Это умопомешательство, даже грех, и он может привести только к трагедии для них обоих.
   Но протест в сердце Лауры был опровергнут другим фактом, неизвестным Диане, но имевшим свою уничтожающую логику.
   Хэл никогда не говорил, что любит Лауру. И она никогда не признавалась ему в любви. С одной стороны, она боялась слов, которые могли отпугнуть его, убить стихийность их чувств, превратить их в обязанность. Лаура хотела, чтобы Хэл оставался свободным для выбранного им будущего. С другой, она просто любила его без всяких слов и не ощущала необходимости говорить о своем чувстве вслух.
   А Хэл… Кто знал, почему он молчал, и что скрывалось за этим молчанием? Лаура не могла заглянуть в его сердце. До этого ужасного момента ей это и не требовалось. Только сейчас она поняла, каким проклятьем была ее слепота.
   Лаура взглянула на снимки Хэла на столе, затем на его образ, который все это время хранила в себе, и увидела в последний раз удаляющуюся картину мира, где вещи являлись тем, чем они были на самом деле, где люди жили счастливо, где любовь соединяла их, а не отдаляла друг от друга… Она проследила, как видение перед ее глазами исчезло. Его место занял Хэл, мрачно марширующий через свои дни по планете, в раздоре с самим собой, но обреченный на выполнение своей миссии благодаря собственной силе и потому не способный освободиться.
   Возможно, так ему было назначено судьбой, которую женщины разделить с ним не могли. Значит, не удивительно, что Лаура ощутила сейчас странную солидарность с Дианой.
   Она посмотрела на маленькую бронзовую балерину, на фигурку, застывшую в том времени жизни, когда маленькая девочка еще не догадывается о болях в сердце, о страданиях, с которыми она столкнется, став женщиной.
   Потом Лаура посмотрела на Диану, взгляд который был устремлен мимо нее, будто на какого-то безликого соперника, более опасного, чем любая женщина из плоти и крови.
   Лаура улыбнулась, сдаваясь. В ее глазах появилась жалость.
   – Что я должна сделать, Диана?

XXVIII

    21 июня 1955 года
   «Мне тяжело писать это письмо, поэтому ради нас обоих я буду кратка.
   Не могу скрывать от тебя, что у меня сложились некоторые продолжительные отношения с одним человеком, которые, по моему мнению, должны продлиться дальше. В таких обстоятельствах нам не следует больше встречаться друг с другом.
   Наша дружба в течение нескольких последних месяцев остается для меня чудом. Ты помог мне почувствовать себя сильнее, счастливее и лучше, чем когда-либо.
   Хочу пожелать тебе успехов в твоей общественной и личной жизни. Я научилась восхищаться и уважать тебя, и, думаю, ты заслуживаешь всего самого лучшего.
   Пожалуйста, Хэл, не пытайся звонить или писать мне. Помоги мне оставить все так, как есть, чтобы прошлое запомнилось мне в хорошем свете.
   Живи своей жизнью, Хэл… и будь счастлив! Тот Хэл, которого я знала, всегда будет частью меня. Я не смогла бы избежать этого, даже если бы захотела. И не проси большего. Пожалуйста, не надо, поскольку это сделает тебя несчастным, а я… я хочу этого меньше всего.
   Лаура».

XXIX

   Лаура не знала, сколько прошло времени.
   Она ходила на работу, погружалась в привычную ежедневную рутину. У нее создалось впечатление, будто ее внутренности погрузили в лед или в вещество, бесконечно более холодное и твердое, чем лед, вещество, которое убивало все живое.
   Лаура задумывалась, могут ли другие не обратить внимания на ее горе. Сможет ли она носить свою мертвую плоть незаметно для остального мира? Поскольку женщина чувствовала, что внутри все омертвело, жизнь в ее сердце уничтожалась ее же действиями.
   Лаура перестала размышлять, было ли случившееся правильным или неправильным, честным или нечестным, логичным или нелогичным. Она знала только, что все касавшееся ее закончилось, и что предстоящие впереди дни не будут иметь никаких последствий. Эта мысль принесла ей некоторое успокоение. Лауре больше не требовалось принимать серьезные решения, раздумывать на перекрестках, поскольку ее жизнь уже осталась позади.
   Ирония судьбы: как она заметила будто издалека, фортуна вдруг повернулась лицом к фирме «Лаура, Лимитед». Благодаря большому интересу к ее моделям одежды самой Дианы Столворт и соответствующей поддержке высшего общества, два центральных национальных торговца наконец перестали сопротивляться и подписали контракт по продаже продукции Лауры по всей стране.
   Одежда должна была продаваться с ярлыками «Лаура, Лимитед». Фасоны различных размеров предоставлялись заказчикам согласно указаний Лауры и завоевали в салонах репутацию сочетания престижности и доступности. Основные рекламные компании планировали развернуть бурную деятельность, включая публикации в «Вог», «Харперс Базар» и в других ярких журналах.
   Все это было контрактно оформлено Тимом. Суммы прибыли превосходили все ожидания. Только теперь Лаура поняла, что значит, когда твои модели продаются по всей стране от побережья до побережья. За какой-то вечер она стала одним из самых известных в Штатах модельеров, одной из самых богатых женщин, занятых в бизнесе.
   Лаура приняла эту невероятную реальность одновременно с внутренним смущением и безразличием. Для сотрудников она надела на себя счастливую маску и наблюдала за своей жизнью как бы со стороны. Успех, ради которого женщина затратила столько сил, полностью обесценился ее горем. Лаура существовала только, чтобы следить, как проходит время, и надеяться, что пустота внутри углубится достаточно, чтобы сделать завтрашний день более выносимым, чем сегодняшний.
   Наконец как-то дождливым днем чей-то голос вывел ее из угнетенного состояния духа, в которое она с удовольствием погружалась.
   – Длинный выдался день, милашка?
   Это был Тим, который бесшумно вошел в ее кабинет в симпатичном блайзере и серых фланелевых брюках. Оживляющий красный галстук дополнял впечатление блестящей мужской уверенности. Тим улыбнулся.
   – Давай пообедаем вечером, – предложил он. – Мне нужно с тобой кое о чем поговорить.
   Несколько мгновений Лаура собирала силы, чтобы отказаться. Внутреннее страдание отталкивало ее от Тима.
   Возможно, ошибочно приняв слабость в глазах женщины за простую усталость, он обошел вокруг стола и обнял Лауру за плечи. Это был знакомый жест, который часто успокаивал ее раньше, когда темп работы окончательно выматывал.
   Лаура взглянула на их совместное отражение в стенном зеркале. Мощные руки и плечи Тима нависали над ней. Он напоминал взрослого, помогающего ребенку надевать коньки. Женщина почти поразилась комической разнице в их размерах. В самом деле ее отношение к Тиму было несколько детским и диктовалось его огромной физический силой, непробиваемым спокойствием, уверенностью и постоянной преданностью.
   – Тема не деловая, – сказал он. – Это личное. Думаю, ты поможешь мне разобраться.
   Лаура почувствовала тепло, исходившее от его рук, успокоилась от его улыбки в зеркале. Как глупо было все это время принимать Тима как что-то само собой разумеющееся! Каким же счастьем для нее было иметь подобного друга. Возможно, наступило время выразить ему благодарность.
   – Хорошо, – согласилась Лаура, прикоснувшись к руке Тима. – Идет.

* * *

   Они решили пообедать у Мичелини, в их любимом итальянском ресторане в Виллидж. Он был свидетелем не одного празднования и не одного «обеда катастрофы» в судьбе «Лаура, Лимитед», колебавшейся в течение трех лет.
   На столе стояла одна белая роза. Это был обычный жест нежности Тима, когда у него появлялась особая причина побеседовать с Лаурой.
   Лаура не смогла много съесть, но сегодня вечером Тим не упрекал ее за худобу и отсутствие аппетита. Она чувствовала себя странно спокойно, словно покинула оболочку и растворилась в звякании бокалов и серебряной посуды, шорохе шагов официантов по коврам, гуле разговоров. Женщина с удовольствием пила вино, поскольку оно посылало тепло в ее застывшее тело.
   Когда принесли кофе, она обнаружила, что смотрит на Тима. Тот тоже не сводил с нее глаз.
   – Ну? – улыбнулась Лаура. – Какие проблемы?
   Она подумала о его сестре, о семье в Ирландии. Какая проблема может быть у него на уме? Странно, но он не выглядел встревоженным. Наоборот, Тим казался возбужденным, словно имел какую-то тайну, как кот, съевший канарейку.
   – Не знаю, с чего начать, – произнес он, прикоснувшись к крохотной чашечке кофе своей огромной рукой. Лаура испугалась бы, что рука раздавит хрупкий китайский фарфор, если бы не знала, что эти пальцы никогда никому не причинят вреда.
   – Лаура, – сказал Тим, – ты – человек, которому я доверяю больше всех. В общем-то ты – единственный человек, которому я доверяю полностью. Вот почему я хочу попросить у тебя совета в очень личном деле.
   Она кивнула.