Гейман Александр. Сказка о быдле

   - Но между европейскими державами прежде было согласовано, что принцесса Саврасская отдает свою руку Бегонии! - снова вскинулся принц Евгений.
   - Молчите, принц! - гневно осадил его отец. - Об этом надо было думать раньше, когда вы загоняли армию в кочующее болото!
   Император Романики, оставшись с глазу на глаз с королем Вестландии, сказал ему в приватной беседе:
   - Ваше величество, у вас не складывается впечталения, что баронет Калдин слишком долго живет в Саврасии и принял ее интересы излишне близко к сердцу? Чем поднимать Саврасию из ничтожества, не лучше ли поддержать быдлоборческие устремления императора Гордея?
   - Я подумаю,- уклончиво отвечал король Вестландии.
   Вскоре Калдин получил из Вестландии указания, где сообщались решения высочайшего совета и предписывалось любыми средствами расстроить африканскую экспедицию. Посол согласовал с Вестландией сроки великого посольства и доставки жирафы и принялся действовать энергично. Прежде всего он явился к императору Гордею и известил его о королевском посольстве.
   Царь перепугался и полез прятаться под кровать.
   - Тревога вашего величества преждевременна,- успокаивал посол, нагнувшись к кровати,- посольство прибудет только через несколько месяцев.
   Император выбрался наружу. Он чуть не плакал:
   - Но это невозможно, посол, решительно невозможно! Что подумают обо мне заморские короли? Что они скажут, если узнают, что князь-правитель титулует меня по противоположности и не дает ключа от императорского лаватория? Ах, посол, нельзя ли отменить это посольство?
   - Это абсолютно исключено,- твердо отвечал Калдин.
   Император снова полез под кровать.
   - Ваше величество,- сказал посол, удерживая его,- ничего страшного не произойдет. Князь-правитель давно желает совершить путешествие по Саврасии. Можно так подгадать сроки, что великое посольство придется на время его отъезда из столицы. Я поговорю об этом с епископом Павсанием.
   - Да, да, сделайте что-нибудь! - взмолился император.
   - Но одно условие, ваше величество,- предостерег посол. - Это известие должно оставаться в полной тайне, иначе все расстроится.
   Император обещал никому не рассказывать, даже императрице и бывшему начальнику тайной полиции. Он все-таки проболтался Таисье Журавлевой, но та подумала-подумала и решила, что ей будет лучше сохранить все в секрете.
   А Калдин отправился к Павсанию и изложил ему все обстоятельства, умолчав о жирафе.
   - Не могли бы вы, ваше преосвященство,- попросил посол, - склонить его превосходительство князя-правителя к поездке по Саврасии на то время, пока у нас будет гостить королевское посольство? Разумеется, об этом посольстве лучше пока умолчать вовсе. Вы знаете мое уважение к его превосходительству, но в отношениях между ним и принцессой Анастасией сохраняется какая-то неопределенность, и я, признаться, опасаюсь какой-нибудь неожиданности с его стороны...
   Епископ не усмотрел в просьбе посла ничего предосудительного и согласился. После этого Калдин разыскал купца Терентьева и предложил ему:
   - Ермолай Егорович, как бы вы посмотрели на то, чтобы получить ту прибыль, на которую рассчитываете от африканской торговли, прямо сейчас, а экспедицию отменить, сохранив это в тайне?
   - А как это возможно? - спросил купец. - И потом, его превосходительство никогда не откажется от этой экспедиции из-за жирафы.
   - Жирафу ему доставят из другого места,- сказал посол.
   И он объяснил купцу Терентьеву все дело. Терентьев заколебался:
   - Все так, я уже потратился и не хотел бы понести убыток, но как-то это все опасно...
   - Другого выхода нет,- сказал посол. - Мы не можем рассказать его превосходительству о жирафе, не рассказав о посольстве, а этого делать нельзя.
   - Нам не провести это дело мимо казначея,- сказал купец.
   - С Карлом Федоровичем я берусь поговорить сам, - заверил Калдин.
   Он пришел к хранителю казны и сказал:
   - Карл Федорович, как бы вы посмотрели, если бы я подсказал вам способ резко сократить расходы на африканскую экспедицию?
   - Вам грешно шмеятша над штарым шеловеком, баронет, побагровел казначей.
   - Я говорю вполне серьезно, Карл Федорович, - успокоил его посол.
   Он изложил Карлу Федоровичу свой план:
   - ...Итак, жирафу привозят даром, и надобность в экспедиции отпадает. Мое предложение в том, чтобы выдать экспедицию за состояшуюся, а жирафу представить ее результатом. С Вестландией этот вопрос уже согласован, и теперь нужно только ваше согласие на возмещение наших с Ермолаем Егоровичем расходов.
   - А почему бы просто не отказаться от дальнейших расходов? - прищурился Карл Федорович.
   - Но, Карл Федорович, это невозможно,- сказал посол. Не исключено, что его превосходительство все равно будет настаивать на экспедиции. И наконец, затраты уже произведены, будет справделиво возместить их мне и Ермолаю Егоровичу.
   Карл Федорович побагровел:
   - Пожвольте, баронет! Вы же предлагаете мне в доле ш вами пришвоить шредштва кажны! Это гошударштвенное прештупление!
   - Карл Федорович,- принялся убеждать Калдин,- мне известно ваше бескорыстие, и я совсем не собирался приглашать вас, как вы изволили выразиться, в долю. Речь идет о простом покрытии убытков, при этом расходы казны не растут, но сокращаются,- сокращаются, Карл Федорович! Поймите, мы стоим перед лицом необходимости: рассказать о посольстве его превосходительству нельзя, следовательно, посольскую жирафу придется выдавать за нашу африканскую. Какой смысл в таких условиях продолжать бессмысленные расходы на экспедицию?
   Карл Федорович стал колебаться:
   - Но вы делаете меня швоим шоушаштником, пошол.
   - Карл Федорович,- сказал наконец посол Калдин,- мы с вами люди просвещения и не должны руководстоваться предрассудками. Давайте рассуждать логически. Что желает получить его превосходительство от экспедиции? Жирафу! - и получает ее, если мой план будет принят. Что желает от экспедиции коммерсант Терентьев? Получить прибыль! - и получает ее. Чего желаю я? Избежать встречи князя-правителя с великим посольством,- и достигаю этого. Чего желает вы? Сохранности казны,и успеваете в этом. Итак, каждый получает желаемое, риск полностью исключается, а расходы казны уменьшаются самое малое наполовину.
   Карл Федорович подумал, подумал - и нашел доводы посла убедительными. Несколько дней ему было как-то не по себе, но казначей спускался в сокровищницу и рассуждал логически:
   - Что желает получить его превосходительство? Жирафу! и получает ее! Что желает коммерсант Терентьев? Прибыль,- и получает... Риск полностью исключается, а расходы казны сокращаются минимум вдвое...
   Карл Федорович успокаивался, запевал "Горы Шань высоки" и отправлялся на прогулку в летний сад.
   А быдло действительно давно хотело посмотреть жизнь народа в разных концах Саврасии. Павсаний предложил ему совместное путешествие, и быдло с готовностью согласилось. Вызвался также ехать секретарь Ерофей. Еще взяли Ванятку, слуг, кое-кого из монашеской братьи и в срок, выбранный послом Калдиным, отправились по маршруту, составленному так, чтобы нигде не столкнуться с великим посольством. Государство оставили на князя Пескова и генерала Голованова.
   - Ты смотри, Потап Алексеич,- завещало быдло,- плешивому холую воли не давай. А как поступать, если что,- это тебе Настасья подскажет,- она умная!
   От оказанного доверия генерал прослезился.
   Первую неделю путешественники плыли на плотах до Хвалисского моря. Быдло долго рассматривало морские волны и мечтало об Африке, но ему сказали, что за Хвалисским морем лежит Персия, а дальше Индия.
   - Индия - тоже интересно,- вздохнуло быдло,- там енот говорящий и обезьяна ученая. Эх, скорей бы наши из Африки вернулись!
   От Хвалисского моря повернули на запад и пошли через Казацкое поле. В станицах встречали княжеский поезд хлебом-солью. Быдлу стали попадаться казаки, знакомые по Бегонской войне. Они звали быдло сходить с ними до Персии. Быдло отказывалось:
   - Зачем я вам? Не дам разбойничать ведь!
   - Да мы так прогуляемся, посмотреть, поторговать! говорили казаки.
   - Нет, ребята не могу,- жирафу из Африки жду. Вот дождусь, тогда может быть.
   На вторую неделю вышли к Горбатским горам. Быдлу понравились и горы.
   - Как ты думаешь, душа моя,- спросило оно Павсания,допускают ли эти вершины созерцать с них вселенную?
   Епископ отвечал утвердительно:
   - Всякое уединение с природой располагает к покаянию, ведь душа наша - та же вселенная.
   От Горбатских гор повернули на север к Архангельску. Дорогой у быдла с епископом состоялось несколько богословских бесед.
   - Дружочек,- спросил епископ Павсаний,- я приметил, что если где до тебя бывает какая нечистота, то после тебя она пропадает. Почему так?
   Быдло открылось епископу:
   - Когда я вижу что-то нечистое, то оно липнет ко мне, ибо по незрячести думает найти во мне свою природу, и его сила переходит на меня, а оно свою силу теряет. Итак, оно становится простой грязью и распадается, я же от этого только добрею.
   Епископ хранил этот разговор в тайне и поведал его лишь незадолго до смерти. О чем-то подобном, впрочем, епископ догадывался и раньше, и теперь он сказал:
   - Мне был сон, дружочек, что если я крещу тебя и приобщу Святых Таинств, то с тебя спадет твоя оболочка и ты откроешься в своем истинном виде. Подумай, дружочек: Саврасия уже не та, народ вздохнул свободней,- смотри, с каким почетом нас всюду встречают. И я так полагаю, тебе уже нет никакой необходимости таиться от мира.
   - Я ждал, что ты заговоришь об этом, душа моя,- смущенно отвечало быдло. - Но ведь земля и так Божья, поэтому, Павсаний, давай не будем торопиться с этим, ибо я чувствую, что утеряю тогда свои свойства, а Ванятка еще не вырос.
   - И потом,- добавило быдло,- мне кажется, что для моего преображения прежде должно случиться какое-то другое чудо. Вот, скажем, Настасья,- это я так только говорю, для примера...
   - Ты ее любишь? - спросил напрямик епископ.
   Быдло занервничало:
   - О чем это мы вчера с тобой говорили, Павсаний... Да, как ты думаешь, наша экспедиция уже достигла Африки?
   - Эх, чадо,- вздохнул епископ.
   Ночью быдло увидело вдалеке огонек костра и захотело узнать, каких людей и по какой причине он собрал. Оно пошло на этот костер. Ночь была тихой, и до быдла еще издали стали доноситься раскаты смеха, а подойдя ближе, оно услышало, как какой-то мужик расказывает двум другим про него и царя Гордея.
   - ... А царь и говорит:"Я такую харю наел, - ты ее за три дня не обсерешь!" А быдло отвечает:"Я, да не обосру?" и ну царя поливать! А при дворе живут две бл...шки, Таська и Настька, вот быдло и говорит:"Отдавай мне какую-нибудь, а не то каждый день обсирать буду!" А само все верхом на царе-то ездит. Царь и стонет:"Забирай хоть обеих, только с меня слезь!" Быдло-то забрало б...дей и пошло с ними в баню...
   Быдло появилось у костра и, ни слова не говоря, село напротив рассказчика. Тот сидел с отвисшей челюстью и тоже молчал. Быдло разглядывало его минут десять и сказало:
   - Слушай, ты мужик х...й!
   Х...й мужик продолжал сидеть разинув рот. Быдло так же молча поднялось и ушло в ночь. Вскоре его догнали двое других:
   - Дядюшка быдло, ты, никак, обиделся?
   - Ты не слушай его, дядюшка быдло,- у него язык червивый!
   - Его даже из ватаги Вальдемара Курносого за это выгнали!
   - Та Саврасия,- не оборачивась, отвечало быдло и ушло.
   К этому времени путешественники уже достигли Большой Саврасской дороги. Утром места показались быдлу знакомыми.
   - Где-то здесь,- сказало быдло,- я повстречалось с Ефимом Кулагиным.
   Ефим оказался легок на помине и попался навстречу княжескому поезду в тот же день. Не помня себя от радости, быдло соскочило с повозки и побежало к огороднику.
   - Ефимушка!
   - Здравствуй, дядюшка! - поклонился Кулагин.
   - Ну, как ты живешь? Репу с капустой сажаешь? - закидало его вопросами быдло. - Может, хочешь о чем меня попросить, так говори!
   - Но только,- нахмурилось быдло,- если ты, Ефим, заикнешься о своем огороде, я, честное слово, в этот раз тебя обосру!
   - Ну, что ты, дядюшка! - отвечал Ефим. - Мне стрельцы тогда сказывали,- от тебя в правительстве столько пользы, что куда уже моему огороду! Я ж это так сказал в тот раз, чтобы ты не заносился.
   - Экий ты хитрый, Ефим! Но ведь хочешь попросить что-то, - по глазам вижу.
   Ефим помялся.
   - Не обидишься?
   - Ну, говори, говори!
   - Врут, будто тебе, дядюшка, из Африки жирафу везут...
   - Ну?
   - Так ты ее, поди, кормить-то хорошо будешь?
   - А то как же! Грушами, молоком и отборной пшеницей,жирафа - животное изысканное.
   - Так вот, дяденька,- нельзя ли мне будет жирафий навоз себе на огород забирать?
   - Павсаний, какова сметливость простого народа! восхитилось быдло. - Ведь мне только сейчас открылась тайна африканского плодородия! Ну, конечно, у столь замечательного животного, как жирафа, и навоз должен обладать особыми качествами, и вот почему в Африке растительность пышна, как нигде.
   И быдло обещало Ефиму выполнить его просьбу.
   - Но у меня тоже есть просьба, Ефим,- сказало быдло. Ты не мог бы показать то место, где ты подсадил меня на свою телегу?
   - А что, помню,- согласился Ефим.
   Оказалось недалеко. Быдло с дороги рассматривало место и все узнавало:
   - Здесь, здесь было. Вон куст ракитовый, а вон и родничек! А по этому пригорку я к дороге карабкалось!
   Ефим сказал:
   - Про этот родник сказывают, будто от него недалече пустынник спасался, чудотворец. Говорят, раз в году в нем живая вода бежит.
   - Вон оно что! - встрепенулось быдло. - А я-то, наверное, в такой день здесь и оказалось!
   Таким образом, тайна происхождения быдла до некоторой степени прояснилась. От этого быдло до самого вечера пробыло в состоянии приподнятости, но ночью быдлу приснился страшный сон. Ему снилось, будто оно в детской играет с Ваняткой в "Акулю" и тут же сидят Павсаний, Ерофей, Настасья и все остальные, а в это время к дворцу подходит какой-то страшный человек с ледяными глазами. Он вошел в детскую, стал на пороге и велел быдлу:
   - Пойдем.
   Быдло ощутило великую тоску и необоримую слабость, оно встало и, как заколдованное, пошло за человеком с холодными глазами. Быдло хотело ему противиться - и не могло. Всего ужасней быдлу было то, что все, кто сидел в детской, не видели происходящего и продолжали заниматься своими делами и даже Ванятка, как ни в чем не бывало, стал играть в карты сам с собой. Быдло хотело позвать на помощь, но не могло и этого и только отчаянно надеялось, что кто-нибудь заметит его беспомощность и погибель и прогонит страшного человека, но никто не замечал происходящего, и быдло в молчании следовало за человеком с ледяными глазами и так ушло из дворца и брело в какой-то кромешной темноте.
   Утром быдло против обыкновения было мрачно и ни с кем не разговаривало. Так пропутешествовали день и вечером разбили бивак. Епископу Павсанию понадобилось по какому-то делу переговорить с быдлом, но он нигде не мог его найти.
   - Да вон он, на камень горевать ушел! - показали епископу.
   Павсаний посмотрел и увидел посреди равнины огромный серый валун, на котором в закатных лучах возвышалось быдло. Издалека его фигура показалась Павсанию какой-то неприкаянной, и сердце епископа защемило от неясной жалости. Ветер доносил какие-то слова. Епископ подошел ближе. Быдло сокрушалось:
   - Сирота я, сирота, одно-одинешенько на всем белом свете... Кто мои родители, где, да и были ли, - и того не ведаю... Всю страну на себя взвалило, а быдлу ли государством править? И положиться не на кого - людей нет... Ванятка мал, про плешивого холуя уж и не говорю, его и обсирать-то уже опротивело... Или вот Карл Федорович, жила, ну, ладно, хорошо, казну бережет, ладно, магу дулю подсунул, а вот на Африку поскупился! Если уж на жирафу денег жалеть, то на что ж тогда и казна? Или Настасья, - до Ванятки бы самое то на престол взойти, так нет, - она, видишь ли, ждет заморского принца, это, видишь ли, романтично! А, хрен ли, романтично, если все принцы от роду рас...дяи, - мне Ванятка читал из истории... Один ты, Павсаний, душа твоя голубиная, да ведь тоже,- и под ноги смотреть надо, и под ноги! "Кротки, яко голуби", но сказано: "и мудры, яко змии". А ты от плешивого холуя в монастырь сбежал, а я, значит, теперь обсирай вместо тебя! А то еще Калдин, сума переметная, холуй тот еще,- он, дескать, об одном просвещении радеет. А до дела дойдет,- и продаст, и все просвещение к свиньям...
   Как тонко быдло умело почувствовать человека, - просто поразительно!
   Желая как-то утешить быдло, епископ сказал:
   - Чадо, мы все одиноки перед Богом, ибо наги в его глазах от всего.
   Быдло вздохнуло и отвечало:
   - Эх, Павсаний! Легко тебе говорить так! Ведь Бог, как ты учишь, на небе, а на земле твои братья все люди. У меня же никого нет.
   - Я не знаю, какой ты творишь подвиг, чадо,- мягко возразил епископ,- но, значит, он нужен Богу, раз Он вдохнул в тебя живую душу. Ты горюешь о своем одиночестве, а Бог никого не оставляет, разве что душа сама оставит Бога. Пойми свое служение, следуй ему, тогда и забудешь печалиться о себе.
   Быдло задумалось.
   - Ты говоришь, Павсаний,- наконец заговорило оно,- что я зачем-нибудь нужно... Пусть так, но мне, зачем это нужно мне? И кому мне служить? И почему от этого рассеется мое одиночество?
   Епископ объяснил:
   - Смотри, чадо, вот мать приглядывает за малым ребенком, а он кричит: "Я сам! Я большой!" и ищет случая побыть сам по себе и все делать по-своему. И вот он убегает от матери куда-нибудь в лес или поле и там вдруг пугается, что остался один, и начинает плакать и зовет свою мать. Вот так и каждый. Пока он думает о себе, что велик, и хочет слушать только себя, то не дает позаботиться о себе Богу и страдает, что одинок на земле. Но, человече, забудь заботиться о себе и вверься Богу,и вот, не стало твоих печалей.
   - А как это - перестать заботиться о себе? - спросило быдло.
   Епископ объяснил:
   - В заботах о слабейшем забывают заботиться о себе, но когда ты забыл это, чадо, о тебе заботится Отец Небесный. Лучше же всего обретает себя душа в делах веры.
   Они замолчали. Епископ ушел, а быдло в глубокой задумчивости пребывало на камне.
   Ночью епископ с Ваняткой пошли на озеро удить рыбу. Они развели на берегу костер и только закинули удочки, как ночь прорезал радостный крик быдла:
   - Павсаний! Павсаний!
   - Тише ты, дядюшка быдло! - закричал Ванятка. - Ты нам всю рыбу отпугнешь!
   - А, вон вы где! Э, Ванятка, что тут рыба, я вам сейчас такое скажу!
   Запыхавшееся быдло появилось у костра и радостно сообщило:
   - Павсаний! Павсаний! Я решило принять ислам!
   - Ну вот всегда ты так, дружочек, - отвечал раздосадованный епископ,- вроде все с тобой хорошо, а потом не удержишься и, прости меня, Господи, как-нибудь да нагадишь!
   Быдло даже задохнулось от обиды:
   - Как тебе не стыдно, Павсаний! Ты же сам меня уговаривал поручить себя Богу! Что ж ты теперь отпираешься?
   Епископ понял, что быдло говорит всерьез. Он начал убеждать его в преимуществах православия, доказывая это в подробностях, но быдло не слушало. Тогда Павсаний зашел с другой стороны и попробовал объяснить быдлу неосуществимость его замысла.
   - Пойми, дружочек,- втолковывал епископ, - у нас здесь некому обучить тебя обрядам ислама. Где ты возьмешь коран и как ты сможешь молиться, если не знаешь в какой стороне расположена Мекка?
   - Как это - некому? Турок Ахметка научит меня всему!
   - Ахметка! - вскричал епископ. - Да ведь он даже не турок, а хазарин. Он сам рассказывал мне, что только по видимости изображал себя мусульманином, пока жил у султана, а настоящая его вера иудейская. Уж не хочешь ли ты принять ислам со слов иудея?
   - Что же в том, что он иудей? - не уступало быдло. Слово пророка вольно идти как ему ближе. Не сомневаюсь, что если Ахметка скажет что-нибудь не так, то пророк явится мне во сне и все поправит.
   - Но, дружочек, не находишь ли ты, что будет противоестественно иметь в христианской стране правителя-мусульманина? Как знать, а вдруг народ заподозрит, что ты передался турецкому султану?
   - Ничуть, это только подаст пример веротерпимости,отмело быдло возражение епископа. - Как знать, может быть, турецкий султан в ответ на это перейдет в христианство!
   - Но что же, дружочек,- спросил наконец расстроенный епископ,- побуждает тебя принять именно магометанство?
   - Нет, нет, Павсаний! Совсем не магометанство! Я решило принять ислам!
   - Ах, дружочек, ислам и магометанство - это одно и то же.
   - Душа моя, как ты можешь говорить такое, - не согласилось быдло,- если у географа ясно написано, что индийский народ в отличие - заметь, в отличие! - от турок держится магометанства.
   - Дружочек, твой географ пишет нелепицу. Магометанская вера называется так в честь Магомета, а он распространил по Турции ислам. Значит, это одна религия. Но хорошо, не будем сейчас об этом спорить, скажи мне все-таки, зачем же ты хочешь принять непременно эту веру?
   - Ну, как ты не понимаешь, Павсаний! - обиженно отвечало быдло. - Ведь жирафу мне привезут из Африки, а в Африке живут эфиопы, а они же исповедуют ислам! Значит, и я должно принять ислам!
   Увидев, что дело дошло до Африки, епископ понял тщетность всех уговоров. Он сильно опечалился, почувствовал недомогание и наутро совсем расхворался. Встревоженное быдло не отходило от епископа:
   - Душа моя, чем бы тебе помочь?
   - Дружочек, прошу тебя ради меня,- слабым голосом попросил епископ,- не принимай, пожалуйста, ислам!
   - Э, да что мне ислам, если ты так расхворался! Ты бы мне сразу сказал, что не хочешь этого, а то толкуешь, будто ислам и магометанство одно и то же.
   Ерофей, знаниям которого быдло доверяло, все-таки смог объяснить быдлу его заблуждение. Быдло со всем соглашалось, обещало Павсанию креститься у него в монастыре по завершению путешествия и вообще избегало богословских споров. Епископу как будто сделалось лучше, и все же он был очень слаб. Стало ясно, что путешествие придется прервать.
   Путь назад лежал по Большой Саврасской дороге, а до нее Ефим Кулагин взялся довести по прямушке. Княжеский поезд ехал все лесом, лесом и приехал на заимку. Здесь произошло непостижимое: еще издали до путешественников донесся какой-то глухой ропот, похожий на бой барабанов, а затем их взорам открылась поляна, на ней стояло несколько шатров, между ними расхаживали чернокожие эфиопы с серебряными кольцами на руках и в носу, и, главное, главное, посреди поляны стояла большая повозка, и на ней, обнесенная с четырех сторон высокой загородкой, возносила прекрасную длинную шею пятнистая жирафа. За палатками виднелся частокол и за ним несколько изб. Путешественники в изумлении остановились.
   - Ванятка! - изменившимся голосом произнесло быдло. Мы в Африке! А говорили, что до нее за море надо плыть! Смотри, Ванятка, а у эфиопов-то избы, как у нас.
   - Да нет, ваше превосходительство! - догадался секретарь Ерофей. - Это, наверное, вернулась наша африканская экспедиция. Когда только они успели так быстро?
   Приблизились к эфиопам.
   - Ты глянь, Ванятка! - воскликнуло быдло. - У эфиопов-то на шеях кресты! А я-то хотело принять магометанство!
   Действительно, сенегальских негров в Романике окрестили. Путешественники пробовали объясниться с ними, но те лопотали что-то по-своему, и даже Ерофей не мог разобрать ни слова. Один из эфиопов подошел к узкому высокому барабану и руками выстучал на нем дробь.
   А быдло тем временем подошло к клетке с жирафой и открыло ее. Жирафа вышагнула на поляну. Восторгам быдла не было предела. Оно три раза обошло вокруг жирафы, переживая минуты совершенного счастья. Жирафа нагнула шею и стала щипать траву.
   - Ты смотри, Ванятка, смотри,- траву щиплет, - совсем как корова! - восхитилось быдло.
   Жирафа оторвалась от травы, подошла к березе и попробовала ее листья. Быдло тут же отозвалось:
   - С самого верха достает, смотри, Ванятка! Вот уж так-то корова не сможет! На задние ноги встанет - и все равно не сможет!
   Жирафа отошла к ручью, широко расставила ноги и стала пить воду. Быдло озаботилось:
   - Когда приедем, скажу Калдину: пусть для жирафы высотную поилку придумает.
   Так прошло минут пятнадцать, а затем из леса показался какой-то человек, по виду моряк, с трубкой в зубах и с ружьем в руке, и это был капитан Алан Дук, и он отлучался от эфиопов в лес на охоту, а они вызвали его барабаном. Секретарь Ерофей вступил с ним в переговоры по-иноземному, но оказалось, что Алан Дук бывал в свое время в Архангельке и может говорить по-саврасски. Из беседы выяснилось, что Алан Дук везет жирафу в подарок правительству Саврасии от великого королевского посольства, но почему-то в пути ему велели отделиться и ждать с жирафой здесь, пока за ним не явятся. Жирафа же, как рассказал Дук, привезена из зоопарка императора Романики, от него же и негры, а о саврасской африканской экспедиции Алан Дук ничего не слышал.
   - Великое королевское посольство! - вскричало быдло, отрываясь от восхищенного созерцания жирафы. - Зачем же оно явилось к нам?
   - Цель посольства - просить руки принцессы Анастасии для принца Алданского Арнольда,- отвечал Алан Дук.
   - Руки Настасьи! - подскочило быдло. - Без моего ведома! Ну, не холуйство ли!
   - Дружочек,- слабым голосом позвал быдло епископ Павсаний. - Что ты так яришься, ведь не век же Насте сидеть одной. Ты же сам отказался тогда, помнишь ведь, пусть же сбудется Настенькина мечта о принце.
   - Наверное, ты прав, Павсаний,- неохотно признало быдло, - но мне не нравится, что все сделано за моей спиной. Ну да, что уж теперь...
   Секретарь Ерофей осведомился у Алана Дука, давно ли проехало королевское посольство. Оказалось, что Алан Дук отделился от них только утром.