Страница:
Работая на слух, Кузнецов в должной степени оценил свой природный дар (подкрепленный, впрочем, и собственными усилиями) - отличную память, поскольку делать какие-либо записи он, разумеется, не мог. Информация, намертво отпечатывавшаяся в его памяти, была чрезвычайно разнообразной по характеру и ценности. О гарнизоне Ровно. О дислокации и передвижениях войск. О расположенных в городе оккупационных учреждениях и штабах, их функциях и порядке работы. О деловых и личных качествах их руководителей, сотрудников, техническом персонале.
И верным помощником Зиберту было его владение несколькими диалектами немецкого языка. Он хорошо помнил (и пополнял копилку памяти каждый день), что берлинцы произносят не "их" (я), а "ика", что саксонцы вместо "пфенниг" и "Ляйпциг" говорят "пфенниш" и "Ляйпциш", не "натюрлих", а "натюрлиш". Это знание не только помогало, но и порой выручало. Поговорив две-три минуты со случайным соседом по столу, Кузнецов мгновенно определял, из какой земли Германии тот родом, и начинал говорить с оттенком диалекта земли, расположенной в другом конце страны. Это позволяло ему избегать встреч с "земляками", которые могли бы легко выяснить, что на самом деле он в том же Лейпциге или Гамбурге (в котором Фрицев принято сокращенно называть "Фите") никогда не был...1
Довольно скоро обер-лейтенант Зиберт обзавелся большим числом приятелей во многих кругах военного и чиновничьего аппарата Ровно, в том числе в таких его ключевых звеньях, как РКУ, некоторых штабах, даже в спецслужбах, коих в городе хватало с избытком. Что значит "столица"!
В Ровно в период оккупации на Дойчештрассе, 26 функционировал местный орган службы безопасности СД, возглавлял его штурмбаннфюрер СС и майор войск СС Карл Питц. Здесь же размещалось и главное управление фельджандармерии.
На Кенигсбергштрассе (она же Халлера, Коммунистическая и 16 Липня) одно время находился разведывательный орган абвера "Абверштелле" под командованием полковника Наумана. Затем он перебрался в Здолбунов, где шифровался воинским подразделением "фельдпост № 30719", потом снова вернулся в Ровно, на сей раз обосновавшись в парке Любомирского. "Абверштелле" имел филиалы и самостоятельные резидентуры во многих городах Украины. Они проводили активную контрразведывательную работу по выявлению советских разведчиков, партизан и подпольщиков.
На улице Сенкевича имелось еще одно военное учреждение - "Верк-Динст". Формально его задача состояла в демонтаже и вывозе промышленного оборудования с оккупированной территории Украины, но попутно оно занималось карательными операциями против партизан и массовым уничтожением еврейского населения. Перед отступлением немецких войск команды "Верк-Динст" производили взрывы заводов и мостов.
Целых три здания - номера 8,10 и 12 - по улице Корженевского занимал контрразведывательный "Зондерштаб-Р".
Приходилось считаться и с наличием в Ровно многочисленной полиции, ее управление находилось на Постштрассе (Почтовой), в доме номер 3, а личный состав размещался в общежитии по Дойчештрассе, 92. Начальником украинской уголовной полиции Ровно был Петр Грушевский. Полицейскую карьеру он начал еще при поляках в начале двадцатых годов. После оккупации города немцами Грушевский принимал личное участие в расстрелах многих тысяч евреев в Сосенках, при этом он не гнушался прикарманивать при предварительных обысках золотые вещи и другие ценности. Перед бегством из Ровно в конце 1943 года Грушевский сделал попытку ограбить... местный музей.
Особенно ценил Зиберт знакомство, перешедшее в приятельство (язык у него не поворачивался назвать это "дружбой"), с комендантом фельджандармерии майором Ришардом. В отличие от многих других кадровых офицеров, этот оказался падким на даровое угощение, к тому же Зиберт иногда очень естественно проигрывал ему в карты полсотни, сотню рейхсмарок. Умело подогреваемый Зибертом, майор сообщал ему о намечаемых в городе облавах, давал пропуска и пароли для ночного хождения. Эти сведения помогали обеспечивать безопасность разведчиков и связных, направляемых в город. В опасные дни их сюда не посылали.
Благодаря Ришарду Зиберт раздобыл ценный, хотя и не секретный документ - служебный перечень телефонов города Ровно на немецком языке. В нем содержались адреса всех учреждений и многих ответственных сотрудников оккупационных учреждений.
Источники информации Зиберта порой бывали странными и неожиданными. Так, обер-лейтенант свежие продукты покупал в маленькой лавочке, которая принадлежала некоему пану Померанскому (этот торгаш драл за куриное яйцо две оккупационные марки!). Проникнувшись доверием к постоянному покупателю - офицеру с двумя Железными крестами, - Померанский проболтался, что разрешение на торговлю ему выдал, а также выделил помещение руководитель одного из отделов СД доктор Йоргенс за то, что тот стал его секретным осведомителем. Померанский похвастался, что еще в 1941 году по его доносам немцы провели несколько успешных операций против местных партизан. К Померанскому часто захаживал его приятель, также информатор СД Янковский, который как-то, распив с хозяином бутылку водки, рассказал Зиберту, что в партизанских отрядах Волыни успешно действует очень ловкий немецкий агент Васильчевский. Он сумел втереться в доверие к некоторым командирам и стал связным между ними и рядом городских подпольщиков. Таким образом ему удалось провалить многих патриотов или же поставить их работу под контроль оккупантов. Янковский не только рассказал о методах работы Васильчевского, но и описал его внешность.
Эту информацию "Колониста" командование передало в Москву, а Центр, в свою очередь, предупредил штабы соответствующих отрядов об опасном провокаторе.
Но главным, конечно, в эти дни был сбор информации военного характера. Помимо Кузнецова ее добывали Шевчук, Гнидюк, Приходько, Довгер, здолбуновские подпольщики и многие другие. Небольшие размеры Ровно и установленный в нем службой безопасности режим исключали для Кузнецова возможность пользоваться рацией. Ее работа была бы быстро засечена. Поэтому собранную информацию он, как и другие разведчики, должен был либо доставлять в отряд лично, либо передавать через связных.
Доставка разведданных в отряд была делом и трудным и опасным. Связной на долгом пути должен был преодолеть многие препятствия. Самые серьезные неприятности доставляли жандармские и полицейские посты, а также вооруженные группы националистов. Они устраивали по дороге засады, пытаясь перехватывать связных. Случалось, им это удавалось - в стычках с ними погибло несколько медведевцев.
Разведчики и связные прямо в отряд никогда не шли. Как правило, их путь завершался, к примеру, на "зеленом маяке" близ села Оржева в четырех километрах от станции Клевань. Дежурными "смотрителями" маяков всегда назначались самые надежные, проверенные бойцы еще московского призыва: Валентин Семенов, Всеволод Папков, Борис Черный, Борис Сухенко, Николай Малахов. Когда установили "зеленый маяк" под Луцком, его "главным смотрителем" стал в недавнем прошлом студент Московского архитектурного института Владимир Ступин.
Чрезвычайно удобным маяком оказался хутор Вацлава Жигадло. Тут были три хаты и дворовые постройки, это позволяло порой разместиться в нем группе из тридцати-сорока бойцов, превращало его в настоящую партизанскую базу. Хутор располагался на пригорке, примерно в километре от него уже расстилался лес, по его опушке шла дорога, которая хорошо просматривалась из крайней хаты. Иногда к тому же партизаны высылали к лесу дозор из трех-четырёх человек, что исключало возможность внезапного нападения карателей.
Если дежурные по какой-либо причине уходили на время в другое место (к примеру в случае появления на хуторе чужого человека), то разведчик или связной оставлял донесение в своем личном "почтовом ящике": консервной банке, спрятанной под условленным камнем или в дупле. Когда на "маяке" появлялся Кузнецов, то его охраняли не только там, но и на всем пути до лагеря и обратно. Эти походы не всегда проходили спокойно, о чем свидетельствует, к примеру, такая радиограмма Медведева в Центр:
"4 января 1943 года. Вернулся "Колонист". Трижды был в Ровно. Встретить Коха не удалось. На обратном пути уничтожили три автомашины, перебили несколько офицеров".
Система "маяков" была настолько отлажена, что за все время своего существования ни разу не дала существенного сбоя. Кроме того, она позволяла строго соблюдать конспирацию - партизаны, вновь пришедшие в отряд, а потому не всегда достаточно проверенные, не соприкасались с городскими разведчиками, а если и видели их в отряде, то никак не выделяли из числа обычных бойцов. Понимая, что донесения и письменные задания могут быть перехвачены противником, командование именовало в них разведчиков только агентурными псевдонимами.
Первое время Кузнецов добирался из города до "маяка" и, соответственно, обратно лошадьми. Но вскоре в его распоряжении были уже и мотоциклы и машины. Все они были похищены разведчиками (особенно страдал при этом гараж ровенского гебитскомиссара Беера, потому что в нем работал не один человек Медведева), умело перекрашены и снабжены новыми номерными знаками. Делалось это весьма квалифицированно: никаких престижных "мерседесов" или "майбахов", на которых разъезжали только, как говорили немцы, "большие овощи", а по-русски "шишки", - самые обычные, наиболее ходовые марки, вроде "опелей". Иное дело, что отрядные механики тщательно следили, чтобы двигатели, тормоза, сцепление, зажигание и прочее были в идеальном порядке, чтобы в машине всегда имелось запасное колесо, весь инструментарий, лишняя канистра с бензином.
Однажды Кузнецов увидел в одном из многих в Ровно комиссионных магазинчиков яркую, цветастую шаль, по его мнению, испанскую или, во всяком случае, очень на испанскую похожую. Он немедленно купил ее и принес в подарок Африке. Молодая женщина, ходившая в зимнем, промозглом лесу как все радистки в подпоясанном армейским ремнем ватнике, таких же заправленных в валенки брюках, была безмерно рада нежданному подарку. Она знала его как Грачева, и лишь много лет спустя услыхала от товарищей, вернувшись в Москву из очередной командировки за кордон, настоящую фамилию разведчика. Ему же узнать ее подлинное имя и удивительную биографию было не суждено...
...19 ноября 1942 года начался наступательный период Сталинградской битвы. К 23 ноября в междуречье Волги и Дона была окружена огромная группировка врага - 330 тысяч человек! У немцев еще была возможность вырваться из кольца, оставив разрушенный город, но, вопреки настойчивым советам генералов своего штаба, Гитлер категорически запретил одному из авторов плана "Барбаросса", командующему 6-й армией генерал-полковнику Фридриху фон Паулюсу, оставить Сталинград. Фашистское командование предпринимало отчаянные попытки вырвать армию Паулюса из окружения ударами извне и гнало в этот район все новые соединения и части.
В декабре специально с целью деблокирования по приказу Гитлера на участке фронта протяженностью в 600 километров была сколочена группа армий "Дон" под командованием генерал-фельдмаршала Эриха фон Манштейна. В нее вошли 4-я танковая немецкая и 4-я румынская армии, другие сводные группы, оперативная группа "Холлидт" и - фактически номинально - окруженные в Сталинграде войска Паулюса, вернее то, что от них к тому времени оставалось.
Громоздкая, охватившая всю оккупированную Европу немецкая военная машина пришла в движение. Напрягая все силы, гитлеровцы отовсюду, откуда только можно, перебрасывали войска к Волге. Из оккупированных стран, с других участков Восточного фронта спешно гнали к Сталинграду дивизии и полки. О масштабе перевозок можно судить хотя бы по тому, что для переброски из Франции одной лишь 6-й танковой дивизии потребовались десятки тяжеловесных составов. Сюда же, в район Котельниково, был отправлен в обстановке особой тайны впервые скомплектованный батальон новейших сверхтяжелых танков T-VI ("тигров"). На эти машины немцы возлагали особые надежды. Но "тигры" оказались несостоятельными перед советской противотанковой артиллерией и советскими тяжелыми танками.
Штаб и разведчики отряда "Победители" работали в эти дни с крайним напряжением. В таких условиях налаженный способ передачи информации (а ее поступало от Кузнецова, здолбуновской и других групп очень много) в отряд, связанный с потерей времени, уже не устраивал командование. Медведев скрепя сердце решился на рискованный шаг - засылку в Ровно радистки с рацией. Выбор пал на Валентину Осмолову, дочь партизана гражданской войны, одну из первых девушек-парашютисток. За боевое происхождение и крутой нрав она получила от бойцов прозвище "Казачка".
По плану командования "Казачка" должна была остановиться на квартире Ивана Приходько. Доставить радистку в город поручили Николаю Кузнецову и Николаю Приходько, за чью невесту она и должна была сойти в Ровно. "Казачка" была первой девушкой, направляемой в город. В отряде радистки прекрасно чувствовали себя в парашютных комбинезонах, полушубках и армейских ушанках. Для Ровно эта экипировка, разумеется, не годилась. И отрядные интенданты сумели раздобыть для Вали вполне приличное пальто, два-три платья, туфли, сумочку, головной платок.
Для экипажа выбрали хорошую бричку, уложили в нее несколько охапок сена, сверху застелили ковром. Под сеном аккуратно разместили рацию, батареи питания, гранаты, автоматы, взрывчатку, рожки с патронами.
Когда все было готово, Валя и Кузнецов уселись в бричку, место на козлах занял Николай Приходько в форме немецкого солдата вспомогательных служб.
Поначалу ничто на шоссе Луцк-Ровно не сулило никаких неожиданностей. Пассажиры двух-трех встречных автомобилей не обратили на них никакого внимания. Никто не удосужился проверить документы, которые, впрочем, были в порядке.
Перед въездом в город бричка остановилась у моста через реку Горинь. Мосток небольшой, проехать его - пустячное дело. Но тогда, зимой, его затянул тонкий ледок, а бывший помощник машиниста Приходько последний раз управлял конным экипажем в далеком детстве. Напугавшись чего-то, лошади вдруг понесли, бричку круто накренило, и в следующий момент она перевернулась. Кузнецова, "Казачку" и Приходько выбросило на скользкий настил. Но это еще полбеды. Стряслось нечто гораздо худшее. Все тщательно припрятанное под сеном - рация, батареи, оружие - вывалилось прямо к ногам охранявших мост немецких солдат.
По непредвиденной, глупой случайности мог произойти неизбежный, казалось, провал. К счастью, Кузнецов, как это проявилось в данном, более чем драматичном положении, обладал драгоценным для разведчика даром не теряться в критических ситуациях. Его импровизация оказалась поразительно точной, потому что была рассчитана на психологию именно немецкого солдата. Прежде чем часовые успели сообразить, что, собственно, произошло, обер-лейтенант выхватил пистолет из кобуры, направил его на остолбеневшую Валю и, крепко выругавшись по-немецки, накинулся на оторопевших солдат:
- А вы что глазеете? Это арестованная русская партизанка. Ну-ка пошевеливайтесь, да поживее!
Ослушаться разгневанного офицера никто, разумеется, не посмел. Суетясь, солдаты кинулись выполнять приказание. Посмеиваясь про себя, им помогал Приходько.
Когда все было подобрано и погружено, разведчики смогли продолжить свой путь. Остыв, обер-лейтенант Зиберт все же поблагодарил солдат, угостил сигаретами, но строго распорядился, чтобы они скололи лед с настила и посыпали доски песком.
Данных с мест в эти дни поступало так много, что лучшие радисты отряда - сама командир радиовзвода Лидия Шерстнева, Виктор Орлов, Иван Строков - делали по несколько сеансов, чтобы успеть все вовремя передать в Москву. По указанию командования радисты постоянно меняли места передач. Под охраной нескольких бойцов они иногда удалялись от лагеря на двадцать километров. В результате этой предосторожности немцы так и не смогли точно определить местонахождение базы отряда.
Разумеется, службы радиоперехвата засекли интенсивную работу нескольких передатчиков в самом городе и в его окрестностях. На улицах Ровно появились неуклюжие высокие автомобили, похожие на крытые грузовики с характерными поворачивающимися кольцами антенн радиопеленгаторов.
Потом начались облавы. Не обычные, повальные, без определенной задачи, а вполне целеустремленные. Искали подпольную рацию. И вот однажды солдаты в шинелях цвета фельдграу появились в районе, где работала "Казачка". Врывались в дома, рыскали по всем закоулкам, отодвигали от стен и переворачивали мебель, заглядывали на чердаки и в погреба. Правда, никого не опрашивали и не арестовывали. Добирались именно до радиста.
Дошла очередь и до дома номер 6 по улице Ивана Франко. Громыхая сапогами по лестнице, в квартиру Ивана Приходько на втором этаже ввалились несколько солдат под командованием фельдфебеля и... вытянулись в струнку. За столом в гостиной мирно беседовали за рюмкой "айерликера" - любимого немцами яичного ликера - капитан войск СС и пехотный обер-лейтенант. Пехотинцем был Пауль Зиберт. Эсэсовец же самый настоящий, сотрудник СД Петер Диппен.
Фельдфебель доложил, что они ищут работающий где-то в этом районе русский передатчик. О существовании такового гауптштурмфюрер и сам прекрасно знал. Он пожелал фельдфебелю удачи и отпустил наряд.
Диппен был ценным источником информации. Жадного до житейских радостей эсэсовца Зиберт подкармливал испытанным способом: умело проигрывал нужную сумму в карты. Чтобы придерживать его на коротком поводке, иногда выигрывал, доведя до нужного состояния, спустя некоторое время восстанавливал положение - позволял и отыграться и снова выиграть.
В служебные обязанности гауптштурмфюрера входили, в частности, надзор и наблюдение за служащими РКУ и других гражданских учреждений негерманского происхождения: австрийцами, голландцами, словаками, украинцами и прочими. Разумеется, он был полностью в курсе дел этих организаций. Зиберт, следовательно, в определенной мере тоже.
Работа в Ровно сложилась для "Казачки" необычно. В соответствии с приказом командования, она передавала полученную от Кузнецова информацию в отряд, там ее должны были включать в общую сводку для Центра. Но в первый же день девушка обнаружила, что хотя сама она прекрасно слышала отрядных радистов, те ее почему-то не слышали. Что делать? И тогда Кузнецов, взяв на себя ответственность, приказал радистке передавать информацию сразу в Москву. В Центре ее слышали хорошо, но связь с Москвой можно было поддерживать лишь в определенные часы.
И вот однажды...
Шел очередной, особенно важный сеанс. Из разных источников поступили сведения, позволяющие предполагать, что на Восточный фронт спешно перебрасывается лучшее в немецкой армии крупное соединение: заново вооруженный, отдохнувший танковый корпус СС. В его состав входили дивизии "Лейбштандарте Адольф Гитлер", "Дас Рейх", "Мертвая голова", создавалась новая группа армий "Юг", в которую вошли тридцать танковых и механизированных дивизий.
Некоторые данные, касающиеся указанных событий, и должна была передать Валя Осмолова во время сеанса связи с Москвой. Она работала на ключе, расположив компактную рацию "Белка" на кровати, громоздкие батареи - под нею. Антенну Николай Приходько умело вывел наружу через печную трубу, после чего, измотавшись за тяжелый день (он только что вернулся из Здолбунова пешком), прилег на диване. Кузнецов, чтобы не мешать девушке, листал немецкий иллюстрированный журнал, время от времени поглядывая в окно. И вдруг сорвался со стула:
- Гости!
Действительно, шагах в ста по противоположной стороне улицы шли к дому два офицера из числа друзей обер-лейтенанта Зиберта. Один держал в руках большой бумажный сверток.
Сами по себе эти гости не были опасны, но только не во время передачи, когда уже не было времени спрятать рацию. Девушка вопросительно посмотрела на Кузнецова.
- Быстро раздевайся и в постель. Отстучи в Москву, что временно прерываешь связь. Рацию, ключ под одеяло. Ты больна. Очень страдаешь от зубной боли. Понятно? Николай - на кухню. Будь готов к любой неожиданности.
Николай Иванович стремительно выбежал в соседнюю комнату и тут же вернулся, держа в руках кусок ваты и теплый шарф.
- Забинтуй лицо, зубы у тебя так болят, что ты даже не можешь говорить, только мычать. Ясно?
Через минуту Валя стала похожа на ребенка, заболевшего детской болезнью свинкой.
А в дверь уже стучали незваные гости. Открыв, Пауль Зиберт широко развел руками:
- Ба! Кого я вижу! Мартин! Клаус! Хорошо, что заглянули. Всегда рад гостям.
Началась пирушка. Вдруг обер-лейтенант Мартин заметил на вешалке возле двери в соседнюю комнату женское пальто. Он радостно загоготал:
- Нет, вы только подумайте! У него в гостях дама, а он даже не покажет ее друзьям! Ну-ка, приглашайте сюда вашу красавицу!
- Да какая там красавица, - отмахнулся Кузнецов, - родственница моих хозяев, больная. Ну ее, только испортит компанию.
Зиберт как мог старался утихомирить разошедшихся приятелей, но это оказалось невозможным. С грохотом отодвинув стулья, пьяно ухмыляясь, Мартин и Клаус направились в комнату, где лежала "Казачка". Не спуская глаз с офицеров, Николай Иванович сунул руку в карман брюк и осторожно снял с предохранителя "вальтер", с которым не расставался ни при каких обстоятельствах. Зажав в ладони рукоятку пистолета, прислушиваясь к каждому шороху, замер за кухонной дверью Николай Приходько. Поначалу Клаус был галантен:
- Быть может, фрейлейн будет настолько любезна, что оденется и почтит наш стол своим присутствием?
Валя в ответ только простонала глухо, изобразив на лице гримасу крайнего страдания.
- Ох, зубы, понимаете, зубы...
- Прошу... Про-шу... фрейлейн...
У Вали все оборвалось внутри.
- Зубы болят, зубы! Не могу я! - На глазах девушки навернулись крупные слезы.
- Про-о-шу вас, фрейлейн...
Еле сдерживая бешенство, Кузнецов с трудом оттащил Клауса от кровати.
- Ну что вы привязались к несчастной девчонке? Зачем она нам нужна со своим кислым видом?
Мартин, не такой пьяный, как Клаус, понял, что от плачущей, забинтованной девушки веселья ждать не приходится, поддержал Зиберта и помог увести Клауса.
Лишь через полчаса Николай Иванович под предлогом, что ему рано вставать утром, выпроводил опасных, назойливых гостей. С облегчением выдохнув, прошел в комнату "Казачки".
- Все в порядке, Валя, можешь вставать.
Девушка сидела на кровати и, прижав руку к щеке, продолжала охать:
- Зу-у-бы!
Николай Иванович рассмеялся:
- Они уже ушли. Маскарад окончен. Давай я тебя размотаю.
- Зу-у-бы! Болят! По правде!
У изумленного Кузнецова опустились руки. Случилось, казалось бы, невероятное - у Вали Осмоловой от пережитой опасности и огромного нервного напряжения действительно впервые в жизни разболелись совершенно здоровые зубы!
...В условиях крайнего риска шестнадцать суток проработала Валя "Казачка" в квартире Ивана Приходько, передав за это время по радио много ценной информации для советского командования. Однако оставаться в городе дальше для нее стало слишком опасно. Да и соседка Приходько по дому стала проявлять излишнее любопытство к "невесте" Николая. Валентину отозвали обратно в отряд.
...Об этом эпизоде Валентина Константиновна рассказала автору полвека спустя.
"Грачев удивил меня тогда не только своей находчивостью, но и товарищеской заботой. В отряде он мне казался очень уж сухим, даже суровым. Всегда подтянутый, ровный, он держался со всеми очень сдержанно. Личных друзей в отряде у него не было, он всегда сохранял какую-то дистанцию между собой и другими бойцами. Весьма привлекательный объективно, как мужчина, он до этого у меня никакой симпатии не вызывал именно из-за этой своей сухости.
Теперь, спустя много лет я понимаю то, чего не могла понять тогда, будучи в сущности совсем еще девчонкой. Кузнецов постоянно пребывал в состоянии нечеловеческого напряжения и не мог себе позволить расслабиться даже в отряде, среди своих. Уж слишком трудно было бы потом снова преображаться в гитлеровского офицера. А в форме он был настоящий немецкий офицер, настолько убедительный, что я порой испытывала к нему неприязнь, словно забывая, что это не обер-лейтенант Зиберт, а наш товарищ, Николай Васильевич Грачев".
...После разгрома и пленения остатков группировки спешно произведенного в генерал-фельдмаршалы Паулюса (в телеграмме с поздравлением по этому поводу Гитлер недвусмысленно напомнил, что в истории Германии не капитулировал еще ни один ее фельдмаршал) Красная Армия перешла в наступление. Началось освобождение Кавказа, Верхнего Дона, Украины. Советские дивизии стали непосредственно угрожать немецким войскам в Донбассе.
И верным помощником Зиберту было его владение несколькими диалектами немецкого языка. Он хорошо помнил (и пополнял копилку памяти каждый день), что берлинцы произносят не "их" (я), а "ика", что саксонцы вместо "пфенниг" и "Ляйпциг" говорят "пфенниш" и "Ляйпциш", не "натюрлих", а "натюрлиш". Это знание не только помогало, но и порой выручало. Поговорив две-три минуты со случайным соседом по столу, Кузнецов мгновенно определял, из какой земли Германии тот родом, и начинал говорить с оттенком диалекта земли, расположенной в другом конце страны. Это позволяло ему избегать встреч с "земляками", которые могли бы легко выяснить, что на самом деле он в том же Лейпциге или Гамбурге (в котором Фрицев принято сокращенно называть "Фите") никогда не был...1
Довольно скоро обер-лейтенант Зиберт обзавелся большим числом приятелей во многих кругах военного и чиновничьего аппарата Ровно, в том числе в таких его ключевых звеньях, как РКУ, некоторых штабах, даже в спецслужбах, коих в городе хватало с избытком. Что значит "столица"!
В Ровно в период оккупации на Дойчештрассе, 26 функционировал местный орган службы безопасности СД, возглавлял его штурмбаннфюрер СС и майор войск СС Карл Питц. Здесь же размещалось и главное управление фельджандармерии.
На Кенигсбергштрассе (она же Халлера, Коммунистическая и 16 Липня) одно время находился разведывательный орган абвера "Абверштелле" под командованием полковника Наумана. Затем он перебрался в Здолбунов, где шифровался воинским подразделением "фельдпост № 30719", потом снова вернулся в Ровно, на сей раз обосновавшись в парке Любомирского. "Абверштелле" имел филиалы и самостоятельные резидентуры во многих городах Украины. Они проводили активную контрразведывательную работу по выявлению советских разведчиков, партизан и подпольщиков.
На улице Сенкевича имелось еще одно военное учреждение - "Верк-Динст". Формально его задача состояла в демонтаже и вывозе промышленного оборудования с оккупированной территории Украины, но попутно оно занималось карательными операциями против партизан и массовым уничтожением еврейского населения. Перед отступлением немецких войск команды "Верк-Динст" производили взрывы заводов и мостов.
Целых три здания - номера 8,10 и 12 - по улице Корженевского занимал контрразведывательный "Зондерштаб-Р".
Приходилось считаться и с наличием в Ровно многочисленной полиции, ее управление находилось на Постштрассе (Почтовой), в доме номер 3, а личный состав размещался в общежитии по Дойчештрассе, 92. Начальником украинской уголовной полиции Ровно был Петр Грушевский. Полицейскую карьеру он начал еще при поляках в начале двадцатых годов. После оккупации города немцами Грушевский принимал личное участие в расстрелах многих тысяч евреев в Сосенках, при этом он не гнушался прикарманивать при предварительных обысках золотые вещи и другие ценности. Перед бегством из Ровно в конце 1943 года Грушевский сделал попытку ограбить... местный музей.
Особенно ценил Зиберт знакомство, перешедшее в приятельство (язык у него не поворачивался назвать это "дружбой"), с комендантом фельджандармерии майором Ришардом. В отличие от многих других кадровых офицеров, этот оказался падким на даровое угощение, к тому же Зиберт иногда очень естественно проигрывал ему в карты полсотни, сотню рейхсмарок. Умело подогреваемый Зибертом, майор сообщал ему о намечаемых в городе облавах, давал пропуска и пароли для ночного хождения. Эти сведения помогали обеспечивать безопасность разведчиков и связных, направляемых в город. В опасные дни их сюда не посылали.
Благодаря Ришарду Зиберт раздобыл ценный, хотя и не секретный документ - служебный перечень телефонов города Ровно на немецком языке. В нем содержались адреса всех учреждений и многих ответственных сотрудников оккупационных учреждений.
Источники информации Зиберта порой бывали странными и неожиданными. Так, обер-лейтенант свежие продукты покупал в маленькой лавочке, которая принадлежала некоему пану Померанскому (этот торгаш драл за куриное яйцо две оккупационные марки!). Проникнувшись доверием к постоянному покупателю - офицеру с двумя Железными крестами, - Померанский проболтался, что разрешение на торговлю ему выдал, а также выделил помещение руководитель одного из отделов СД доктор Йоргенс за то, что тот стал его секретным осведомителем. Померанский похвастался, что еще в 1941 году по его доносам немцы провели несколько успешных операций против местных партизан. К Померанскому часто захаживал его приятель, также информатор СД Янковский, который как-то, распив с хозяином бутылку водки, рассказал Зиберту, что в партизанских отрядах Волыни успешно действует очень ловкий немецкий агент Васильчевский. Он сумел втереться в доверие к некоторым командирам и стал связным между ними и рядом городских подпольщиков. Таким образом ему удалось провалить многих патриотов или же поставить их работу под контроль оккупантов. Янковский не только рассказал о методах работы Васильчевского, но и описал его внешность.
Эту информацию "Колониста" командование передало в Москву, а Центр, в свою очередь, предупредил штабы соответствующих отрядов об опасном провокаторе.
Но главным, конечно, в эти дни был сбор информации военного характера. Помимо Кузнецова ее добывали Шевчук, Гнидюк, Приходько, Довгер, здолбуновские подпольщики и многие другие. Небольшие размеры Ровно и установленный в нем службой безопасности режим исключали для Кузнецова возможность пользоваться рацией. Ее работа была бы быстро засечена. Поэтому собранную информацию он, как и другие разведчики, должен был либо доставлять в отряд лично, либо передавать через связных.
Доставка разведданных в отряд была делом и трудным и опасным. Связной на долгом пути должен был преодолеть многие препятствия. Самые серьезные неприятности доставляли жандармские и полицейские посты, а также вооруженные группы националистов. Они устраивали по дороге засады, пытаясь перехватывать связных. Случалось, им это удавалось - в стычках с ними погибло несколько медведевцев.
Разведчики и связные прямо в отряд никогда не шли. Как правило, их путь завершался, к примеру, на "зеленом маяке" близ села Оржева в четырех километрах от станции Клевань. Дежурными "смотрителями" маяков всегда назначались самые надежные, проверенные бойцы еще московского призыва: Валентин Семенов, Всеволод Папков, Борис Черный, Борис Сухенко, Николай Малахов. Когда установили "зеленый маяк" под Луцком, его "главным смотрителем" стал в недавнем прошлом студент Московского архитектурного института Владимир Ступин.
Чрезвычайно удобным маяком оказался хутор Вацлава Жигадло. Тут были три хаты и дворовые постройки, это позволяло порой разместиться в нем группе из тридцати-сорока бойцов, превращало его в настоящую партизанскую базу. Хутор располагался на пригорке, примерно в километре от него уже расстилался лес, по его опушке шла дорога, которая хорошо просматривалась из крайней хаты. Иногда к тому же партизаны высылали к лесу дозор из трех-четырёх человек, что исключало возможность внезапного нападения карателей.
Если дежурные по какой-либо причине уходили на время в другое место (к примеру в случае появления на хуторе чужого человека), то разведчик или связной оставлял донесение в своем личном "почтовом ящике": консервной банке, спрятанной под условленным камнем или в дупле. Когда на "маяке" появлялся Кузнецов, то его охраняли не только там, но и на всем пути до лагеря и обратно. Эти походы не всегда проходили спокойно, о чем свидетельствует, к примеру, такая радиограмма Медведева в Центр:
"4 января 1943 года. Вернулся "Колонист". Трижды был в Ровно. Встретить Коха не удалось. На обратном пути уничтожили три автомашины, перебили несколько офицеров".
Система "маяков" была настолько отлажена, что за все время своего существования ни разу не дала существенного сбоя. Кроме того, она позволяла строго соблюдать конспирацию - партизаны, вновь пришедшие в отряд, а потому не всегда достаточно проверенные, не соприкасались с городскими разведчиками, а если и видели их в отряде, то никак не выделяли из числа обычных бойцов. Понимая, что донесения и письменные задания могут быть перехвачены противником, командование именовало в них разведчиков только агентурными псевдонимами.
Первое время Кузнецов добирался из города до "маяка" и, соответственно, обратно лошадьми. Но вскоре в его распоряжении были уже и мотоциклы и машины. Все они были похищены разведчиками (особенно страдал при этом гараж ровенского гебитскомиссара Беера, потому что в нем работал не один человек Медведева), умело перекрашены и снабжены новыми номерными знаками. Делалось это весьма квалифицированно: никаких престижных "мерседесов" или "майбахов", на которых разъезжали только, как говорили немцы, "большие овощи", а по-русски "шишки", - самые обычные, наиболее ходовые марки, вроде "опелей". Иное дело, что отрядные механики тщательно следили, чтобы двигатели, тормоза, сцепление, зажигание и прочее были в идеальном порядке, чтобы в машине всегда имелось запасное колесо, весь инструментарий, лишняя канистра с бензином.
Однажды Кузнецов увидел в одном из многих в Ровно комиссионных магазинчиков яркую, цветастую шаль, по его мнению, испанскую или, во всяком случае, очень на испанскую похожую. Он немедленно купил ее и принес в подарок Африке. Молодая женщина, ходившая в зимнем, промозглом лесу как все радистки в подпоясанном армейским ремнем ватнике, таких же заправленных в валенки брюках, была безмерно рада нежданному подарку. Она знала его как Грачева, и лишь много лет спустя услыхала от товарищей, вернувшись в Москву из очередной командировки за кордон, настоящую фамилию разведчика. Ему же узнать ее подлинное имя и удивительную биографию было не суждено...
...19 ноября 1942 года начался наступательный период Сталинградской битвы. К 23 ноября в междуречье Волги и Дона была окружена огромная группировка врага - 330 тысяч человек! У немцев еще была возможность вырваться из кольца, оставив разрушенный город, но, вопреки настойчивым советам генералов своего штаба, Гитлер категорически запретил одному из авторов плана "Барбаросса", командующему 6-й армией генерал-полковнику Фридриху фон Паулюсу, оставить Сталинград. Фашистское командование предпринимало отчаянные попытки вырвать армию Паулюса из окружения ударами извне и гнало в этот район все новые соединения и части.
В декабре специально с целью деблокирования по приказу Гитлера на участке фронта протяженностью в 600 километров была сколочена группа армий "Дон" под командованием генерал-фельдмаршала Эриха фон Манштейна. В нее вошли 4-я танковая немецкая и 4-я румынская армии, другие сводные группы, оперативная группа "Холлидт" и - фактически номинально - окруженные в Сталинграде войска Паулюса, вернее то, что от них к тому времени оставалось.
Громоздкая, охватившая всю оккупированную Европу немецкая военная машина пришла в движение. Напрягая все силы, гитлеровцы отовсюду, откуда только можно, перебрасывали войска к Волге. Из оккупированных стран, с других участков Восточного фронта спешно гнали к Сталинграду дивизии и полки. О масштабе перевозок можно судить хотя бы по тому, что для переброски из Франции одной лишь 6-й танковой дивизии потребовались десятки тяжеловесных составов. Сюда же, в район Котельниково, был отправлен в обстановке особой тайны впервые скомплектованный батальон новейших сверхтяжелых танков T-VI ("тигров"). На эти машины немцы возлагали особые надежды. Но "тигры" оказались несостоятельными перед советской противотанковой артиллерией и советскими тяжелыми танками.
Штаб и разведчики отряда "Победители" работали в эти дни с крайним напряжением. В таких условиях налаженный способ передачи информации (а ее поступало от Кузнецова, здолбуновской и других групп очень много) в отряд, связанный с потерей времени, уже не устраивал командование. Медведев скрепя сердце решился на рискованный шаг - засылку в Ровно радистки с рацией. Выбор пал на Валентину Осмолову, дочь партизана гражданской войны, одну из первых девушек-парашютисток. За боевое происхождение и крутой нрав она получила от бойцов прозвище "Казачка".
По плану командования "Казачка" должна была остановиться на квартире Ивана Приходько. Доставить радистку в город поручили Николаю Кузнецову и Николаю Приходько, за чью невесту она и должна была сойти в Ровно. "Казачка" была первой девушкой, направляемой в город. В отряде радистки прекрасно чувствовали себя в парашютных комбинезонах, полушубках и армейских ушанках. Для Ровно эта экипировка, разумеется, не годилась. И отрядные интенданты сумели раздобыть для Вали вполне приличное пальто, два-три платья, туфли, сумочку, головной платок.
Для экипажа выбрали хорошую бричку, уложили в нее несколько охапок сена, сверху застелили ковром. Под сеном аккуратно разместили рацию, батареи питания, гранаты, автоматы, взрывчатку, рожки с патронами.
Когда все было готово, Валя и Кузнецов уселись в бричку, место на козлах занял Николай Приходько в форме немецкого солдата вспомогательных служб.
Поначалу ничто на шоссе Луцк-Ровно не сулило никаких неожиданностей. Пассажиры двух-трех встречных автомобилей не обратили на них никакого внимания. Никто не удосужился проверить документы, которые, впрочем, были в порядке.
Перед въездом в город бричка остановилась у моста через реку Горинь. Мосток небольшой, проехать его - пустячное дело. Но тогда, зимой, его затянул тонкий ледок, а бывший помощник машиниста Приходько последний раз управлял конным экипажем в далеком детстве. Напугавшись чего-то, лошади вдруг понесли, бричку круто накренило, и в следующий момент она перевернулась. Кузнецова, "Казачку" и Приходько выбросило на скользкий настил. Но это еще полбеды. Стряслось нечто гораздо худшее. Все тщательно припрятанное под сеном - рация, батареи, оружие - вывалилось прямо к ногам охранявших мост немецких солдат.
По непредвиденной, глупой случайности мог произойти неизбежный, казалось, провал. К счастью, Кузнецов, как это проявилось в данном, более чем драматичном положении, обладал драгоценным для разведчика даром не теряться в критических ситуациях. Его импровизация оказалась поразительно точной, потому что была рассчитана на психологию именно немецкого солдата. Прежде чем часовые успели сообразить, что, собственно, произошло, обер-лейтенант выхватил пистолет из кобуры, направил его на остолбеневшую Валю и, крепко выругавшись по-немецки, накинулся на оторопевших солдат:
- А вы что глазеете? Это арестованная русская партизанка. Ну-ка пошевеливайтесь, да поживее!
Ослушаться разгневанного офицера никто, разумеется, не посмел. Суетясь, солдаты кинулись выполнять приказание. Посмеиваясь про себя, им помогал Приходько.
Когда все было подобрано и погружено, разведчики смогли продолжить свой путь. Остыв, обер-лейтенант Зиберт все же поблагодарил солдат, угостил сигаретами, но строго распорядился, чтобы они скололи лед с настила и посыпали доски песком.
Данных с мест в эти дни поступало так много, что лучшие радисты отряда - сама командир радиовзвода Лидия Шерстнева, Виктор Орлов, Иван Строков - делали по несколько сеансов, чтобы успеть все вовремя передать в Москву. По указанию командования радисты постоянно меняли места передач. Под охраной нескольких бойцов они иногда удалялись от лагеря на двадцать километров. В результате этой предосторожности немцы так и не смогли точно определить местонахождение базы отряда.
Разумеется, службы радиоперехвата засекли интенсивную работу нескольких передатчиков в самом городе и в его окрестностях. На улицах Ровно появились неуклюжие высокие автомобили, похожие на крытые грузовики с характерными поворачивающимися кольцами антенн радиопеленгаторов.
Потом начались облавы. Не обычные, повальные, без определенной задачи, а вполне целеустремленные. Искали подпольную рацию. И вот однажды солдаты в шинелях цвета фельдграу появились в районе, где работала "Казачка". Врывались в дома, рыскали по всем закоулкам, отодвигали от стен и переворачивали мебель, заглядывали на чердаки и в погреба. Правда, никого не опрашивали и не арестовывали. Добирались именно до радиста.
Дошла очередь и до дома номер 6 по улице Ивана Франко. Громыхая сапогами по лестнице, в квартиру Ивана Приходько на втором этаже ввалились несколько солдат под командованием фельдфебеля и... вытянулись в струнку. За столом в гостиной мирно беседовали за рюмкой "айерликера" - любимого немцами яичного ликера - капитан войск СС и пехотный обер-лейтенант. Пехотинцем был Пауль Зиберт. Эсэсовец же самый настоящий, сотрудник СД Петер Диппен.
Фельдфебель доложил, что они ищут работающий где-то в этом районе русский передатчик. О существовании такового гауптштурмфюрер и сам прекрасно знал. Он пожелал фельдфебелю удачи и отпустил наряд.
Диппен был ценным источником информации. Жадного до житейских радостей эсэсовца Зиберт подкармливал испытанным способом: умело проигрывал нужную сумму в карты. Чтобы придерживать его на коротком поводке, иногда выигрывал, доведя до нужного состояния, спустя некоторое время восстанавливал положение - позволял и отыграться и снова выиграть.
В служебные обязанности гауптштурмфюрера входили, в частности, надзор и наблюдение за служащими РКУ и других гражданских учреждений негерманского происхождения: австрийцами, голландцами, словаками, украинцами и прочими. Разумеется, он был полностью в курсе дел этих организаций. Зиберт, следовательно, в определенной мере тоже.
Работа в Ровно сложилась для "Казачки" необычно. В соответствии с приказом командования, она передавала полученную от Кузнецова информацию в отряд, там ее должны были включать в общую сводку для Центра. Но в первый же день девушка обнаружила, что хотя сама она прекрасно слышала отрядных радистов, те ее почему-то не слышали. Что делать? И тогда Кузнецов, взяв на себя ответственность, приказал радистке передавать информацию сразу в Москву. В Центре ее слышали хорошо, но связь с Москвой можно было поддерживать лишь в определенные часы.
И вот однажды...
Шел очередной, особенно важный сеанс. Из разных источников поступили сведения, позволяющие предполагать, что на Восточный фронт спешно перебрасывается лучшее в немецкой армии крупное соединение: заново вооруженный, отдохнувший танковый корпус СС. В его состав входили дивизии "Лейбштандарте Адольф Гитлер", "Дас Рейх", "Мертвая голова", создавалась новая группа армий "Юг", в которую вошли тридцать танковых и механизированных дивизий.
Некоторые данные, касающиеся указанных событий, и должна была передать Валя Осмолова во время сеанса связи с Москвой. Она работала на ключе, расположив компактную рацию "Белка" на кровати, громоздкие батареи - под нею. Антенну Николай Приходько умело вывел наружу через печную трубу, после чего, измотавшись за тяжелый день (он только что вернулся из Здолбунова пешком), прилег на диване. Кузнецов, чтобы не мешать девушке, листал немецкий иллюстрированный журнал, время от времени поглядывая в окно. И вдруг сорвался со стула:
- Гости!
Действительно, шагах в ста по противоположной стороне улицы шли к дому два офицера из числа друзей обер-лейтенанта Зиберта. Один держал в руках большой бумажный сверток.
Сами по себе эти гости не были опасны, но только не во время передачи, когда уже не было времени спрятать рацию. Девушка вопросительно посмотрела на Кузнецова.
- Быстро раздевайся и в постель. Отстучи в Москву, что временно прерываешь связь. Рацию, ключ под одеяло. Ты больна. Очень страдаешь от зубной боли. Понятно? Николай - на кухню. Будь готов к любой неожиданности.
Николай Иванович стремительно выбежал в соседнюю комнату и тут же вернулся, держа в руках кусок ваты и теплый шарф.
- Забинтуй лицо, зубы у тебя так болят, что ты даже не можешь говорить, только мычать. Ясно?
Через минуту Валя стала похожа на ребенка, заболевшего детской болезнью свинкой.
А в дверь уже стучали незваные гости. Открыв, Пауль Зиберт широко развел руками:
- Ба! Кого я вижу! Мартин! Клаус! Хорошо, что заглянули. Всегда рад гостям.
Началась пирушка. Вдруг обер-лейтенант Мартин заметил на вешалке возле двери в соседнюю комнату женское пальто. Он радостно загоготал:
- Нет, вы только подумайте! У него в гостях дама, а он даже не покажет ее друзьям! Ну-ка, приглашайте сюда вашу красавицу!
- Да какая там красавица, - отмахнулся Кузнецов, - родственница моих хозяев, больная. Ну ее, только испортит компанию.
Зиберт как мог старался утихомирить разошедшихся приятелей, но это оказалось невозможным. С грохотом отодвинув стулья, пьяно ухмыляясь, Мартин и Клаус направились в комнату, где лежала "Казачка". Не спуская глаз с офицеров, Николай Иванович сунул руку в карман брюк и осторожно снял с предохранителя "вальтер", с которым не расставался ни при каких обстоятельствах. Зажав в ладони рукоятку пистолета, прислушиваясь к каждому шороху, замер за кухонной дверью Николай Приходько. Поначалу Клаус был галантен:
- Быть может, фрейлейн будет настолько любезна, что оденется и почтит наш стол своим присутствием?
Валя в ответ только простонала глухо, изобразив на лице гримасу крайнего страдания.
- Ох, зубы, понимаете, зубы...
- Прошу... Про-шу... фрейлейн...
У Вали все оборвалось внутри.
- Зубы болят, зубы! Не могу я! - На глазах девушки навернулись крупные слезы.
- Про-о-шу вас, фрейлейн...
Еле сдерживая бешенство, Кузнецов с трудом оттащил Клауса от кровати.
- Ну что вы привязались к несчастной девчонке? Зачем она нам нужна со своим кислым видом?
Мартин, не такой пьяный, как Клаус, понял, что от плачущей, забинтованной девушки веселья ждать не приходится, поддержал Зиберта и помог увести Клауса.
Лишь через полчаса Николай Иванович под предлогом, что ему рано вставать утром, выпроводил опасных, назойливых гостей. С облегчением выдохнув, прошел в комнату "Казачки".
- Все в порядке, Валя, можешь вставать.
Девушка сидела на кровати и, прижав руку к щеке, продолжала охать:
- Зу-у-бы!
Николай Иванович рассмеялся:
- Они уже ушли. Маскарад окончен. Давай я тебя размотаю.
- Зу-у-бы! Болят! По правде!
У изумленного Кузнецова опустились руки. Случилось, казалось бы, невероятное - у Вали Осмоловой от пережитой опасности и огромного нервного напряжения действительно впервые в жизни разболелись совершенно здоровые зубы!
...В условиях крайнего риска шестнадцать суток проработала Валя "Казачка" в квартире Ивана Приходько, передав за это время по радио много ценной информации для советского командования. Однако оставаться в городе дальше для нее стало слишком опасно. Да и соседка Приходько по дому стала проявлять излишнее любопытство к "невесте" Николая. Валентину отозвали обратно в отряд.
...Об этом эпизоде Валентина Константиновна рассказала автору полвека спустя.
"Грачев удивил меня тогда не только своей находчивостью, но и товарищеской заботой. В отряде он мне казался очень уж сухим, даже суровым. Всегда подтянутый, ровный, он держался со всеми очень сдержанно. Личных друзей в отряде у него не было, он всегда сохранял какую-то дистанцию между собой и другими бойцами. Весьма привлекательный объективно, как мужчина, он до этого у меня никакой симпатии не вызывал именно из-за этой своей сухости.
Теперь, спустя много лет я понимаю то, чего не могла понять тогда, будучи в сущности совсем еще девчонкой. Кузнецов постоянно пребывал в состоянии нечеловеческого напряжения и не мог себе позволить расслабиться даже в отряде, среди своих. Уж слишком трудно было бы потом снова преображаться в гитлеровского офицера. А в форме он был настоящий немецкий офицер, настолько убедительный, что я порой испытывала к нему неприязнь, словно забывая, что это не обер-лейтенант Зиберт, а наш товарищ, Николай Васильевич Грачев".
...После разгрома и пленения остатков группировки спешно произведенного в генерал-фельдмаршалы Паулюса (в телеграмме с поздравлением по этому поводу Гитлер недвусмысленно напомнил, что в истории Германии не капитулировал еще ни один ее фельдмаршал) Красная Армия перешла в наступление. Началось освобождение Кавказа, Верхнего Дона, Украины. Советские дивизии стали непосредственно угрожать немецким войскам в Донбассе.