Гофман Генрих. Сотрудник гестапо

   - Не понимаю, что ты имеешь в виду?
   - Тут местные власти под эгидой немцев создают что-то вроде концертной бригады. Если согласна, я мог бы тебя пристроить. Это ведь тоже работа. И хлебную карточку получишь.
   - Если можно, я бы не отказалась.
   - Значит, договорились. А пока получай аванс.- Дубровский достал из кармана деньги, переданные ему Виктором, отсчитал сто марок и протянул их Алевтине.- На, возьми.
   - Зачем это? Тебе и самому деньги нужны.
   - Бери, бери, не теряй времени. Мне и без того хватит.
   - Спасибо, Леонид!
   Алевтина смущенно взяла измятые марки, зажала их в кулаке.
   - До свидания! - Дубровский быстрым шагом вышел на улицу.
   Прекрасное настроение не покидало его всю дорогу. Встреча с Пятеркиным вселила уверенность. За все время службы у немцев он впервые ощутил прилив новых сил. И все невзгоды - недружелюбные, осуждающие взгляды жителей, проживание в одной комнате с Потемкиным - казались ему теперь столь незначительными по сравнению с тем, что он делает для своего народа, что о них не хотелось думать.
   Окрыленный, вернулся он к себе в комнату. Потемкина не было. Дубровский зажег керосиновую лампу и только теперь вспомнил, что не успел уничтожить расписку Гаврилы Крючкина. Он извлек ее из заднего кармана брюк, поднес к огню. Уголок листка начал желтеть и тут же вспыхнул ярким пламенем. Дубровский дождался, пока пламя не охватило всю расписку, и лишь тогда положил тлеющий листок на одну из грязных тарелок, оставленных на столе после ужина. Когда бумага превратилась в комочек пепла, он растер его между ладонями и отряхнул руки у распахнутого настежь окна.
   С востока катились отзвуки далекой артиллерийской канонады. В южном, иссиня-черном небе сверкали россыпи мерцающих звезд. Где-то на большой высоте назойливо рокотал мотор неизвестного самолета. «Сколько людей не спит! Сколько их притаилось в этой темной, загадочной ночи! -подумал Дубровский.- Возможно, и капитан Потапов тоже не спит в своей хате. А может быть, он на передовой, может, переправляет через фронт новых разведчиков?»
   Уже раздевшись и забираясь под одеяло, Дубровский вновь вспомнил о Пятеркине. Нет, он не волновался за него. Почему-то он твердо верил, что этот мальчонка проскочит через линию фронта и доставит его донесение командованию третьей ударной армии. И он не ошибся. Интуиция не подвела его. Через четыре дня Виктора Пятеркина, уставшего и возбужденного, доставили с передовой к Потапову.
 

11

 
   Лейтенант, который привез Пятеркина в старой, потрепанной, видавшей виды «эмке» и решивший, что его заставили сопровождать сынишку какого-то большого начальника, стал невольным свидетелем того, как молчаливый, застенчивый паренек бойко отрапортовал капитану о выполнении боевого задания. А когда лейтенант удалился, высвободившийся из объятий капитана Потапова мальчуган тут же уселся на пол, снял ботинок, достал из него дотертую, грязноватую бумажку, обутый лишь на одну ногу, с ботинком в руке, вновь подошел к Потапову и с чувством величайшего достоинства передал ему эту бумажку.
   - От Борисова! - сказал он.
   - Молодец, Виктор! Отыскал-таки! Ну, рассказывай! Все по порядку рассказывай! - попросил Потапов.
   Виктор уже уселся на предложенную табуретку и, радостно поглядывая на капитана, увлеченно заговорил:
   - Фронт я перешел с разведчиками. Они и «языка»-то при мне взяли. За ночь я много прошел. Наверное, километров пять, а то и шесть. Днем в старом стоге отсиживался, а ночью опять шел. К утру далеко уже был. Самарские хорошо встретили. Евдокия Остаповна за письмо благодарила, обрадовалась, что муж живой. Я сказал, что Дубровского разыскиваю. Они ему отписали, что я у них нахожусь. Тогда он за мной какую-то тетку прислал. Она меня к нему и водила.
   - Куда водила? Где он? - нетерпеливо спросил Потапов.
   - В Кадиевке он. Работает переводчиком в… Гоголь, Фадеев, Пушкин! - тихо прошептал Пятеркин.- В ГФП-721. Это полевая полиция шестой армии. Еще он вам про женщину пишет. Это шпионка ихняя. Ее обязательно изловить надо. Он сказал, что она преступница опасная.
   Последние слова Пятеркина Потапов почти не слышал. Он развернул донесение Дубровского и впился глазами в неровные строки.
   - Так, так. И это важно. И это,- приговаривал он.- А это еще одно подтверждение переброски вражеских войск с нашего фронта. Молодец Леонид! - Потапов оторвал взгляд от листочка бумаги и, улыбаясь, посмотрел на Виктора:-А ты, малыш, молодец! Превеликая тебе благодарность.
   - Какой же я малыш? - обидчиво проговорил Виктор.- Мне пятнадцать еще в феврале исполнилось.
   - А ты не серчай, это я так, на радостях. Уж очень обрадовал ты меня донесением от Дубровского. А так какой же ты малыш, когда такие великие дела творишь! - попытался отшутиться Потапов.- К правительственной награде представлять тебя будем. А когда орден получишь, кто ж тебя малышом назовет? Огромный ты человек, Пятеркин. Так что зря обижаешься. Ты вот лучше расскажи мне, как тебя Леонид встретил? Как он выглядит? Что на словах просил передать?
   - Я ж говорю. Просил передать, что работает в ГФП-721 переводчиком. Ходит в немецкой форме и пистолет в кобуре носит. Это полевое гестапо. Штаб в Сталине. Комиссар Майсиер - начальник. А в Кадиевке секретарь Рун… Руц… Рунцхаймер командует. А в Таганроге - Брандт. Еще сказал, чтобы я недельку отдохнул, а потом назад в Малоивановку возвращался. Если понадоблюсь, он меня оттуда письмом вызовет. Или опять кого-нибудь за мной пришлет.
   - А что, в Кадиевке негде тебя пристроить?
   - Почему негде? Я там два дня у одной женщины жил. У той, которая в Малоивановку за мной приходила. Тетя Аля ее зовут. Она с бабкой живет. Комнатка у нее маленькая. Я там на полу спал. Она мне говорила, что дядя Леня ей жизнь спас.
   - Почему же он тебя у нее поселить не хочет?
   - Кто его знает. Ему виднее.
   - И то правда. Ему действительно виднее, - вздохнул Потапов. Потом, спохватившись, спросил: - Ты деньги-то не забыл ему передать?
   - Передал все полностью,- хмуро сказал Виктор, поднимаясь с табуретки.
   - Неужто опять обиделся?
   - А чего зазря спрашивать, будто я забывчивый?
   - Знаю, что не забывчивый, а для порядку спросить обязан. И не к лицу тебе на старших губы дуть. Твое дело отвечать, а мое спрашивать. Я ведь про все знать должен. И не серчай, ежели что не так. Я же на тебя не сердился, когда ты в санатории по лягушкам стрельбу открыл.
   - Да я не сержусь, Владимир Иванович! Я, наоборот, довольный очень.
   - А рана не беспокоит?
   - Не-е. Я про нее забыл, про рану-то. Совсем не болит.
   - Ну, тогда рассказывай, что на той стороне наблюдал. Как немцы?
   - Пушек у них меньше стало. Раньше-то, когда мы с Леонидом шли, считай, за каждым пригорком стволы торчали. А сейчас нет. Позиции для пушек понарыты, да так и стоят пустые. Редко где батарею увидишь. И танков тоже не так густо, как раньше… Только в Алчевске на краю города я их видел. Девять штук насчитал. Они там недалеко от дороги выстроились. Там же и зенитные пушки стояли - четыре штуки.
   Внимательно слушая рассказ паренька, Потапов карандашом делал пометки в своем блокноте. А Виктор спокойно говорил, временами умолкал, чтобы припомнить, и вновь продолжал, будто пересказывая школьному учителю хорошо выученный урок. И лишь когда он заговорил о железной дороге, вдоль которой лежал его путь, Потапов оторвал взгляд от блокнота.
   - Я там в кустарник передохнуть присел, устал очень. Пока сидел, эшелонов десять проследовало. К фронту крытые вагоны и платформы пустые шли. А на запад, в сторону Дебальцево, танки везли и пушки, и солдаты, конечно, с ними. А еще между Кадиевкой и Алчевском аэродром немецкий видел. Шестнадцать самолетов там было.
   - А какие самолеты? С одним мотором или с двумя?- торопливо проговорил Потапов.
   - Это истребители. «Мессершмитты» называются. Я их сразу узнал. Кончики крыльев у них будто обрубленные. А двухмоторных бомбардировщиков ни одного там не видел.
   - Молодец! Ты, Виктор, оказывается, и в авиации разбираешься.
   - Интересуюсь. Я же летчиком хочу стать, когда вырасту.
   - А что? У тебя получится. Парень ты храбрый, сообразительный. Такие в авиации нужны. Если потребуется, я сам тебя рекомендовать буду. Возможно, когда-нибудь и меня, старика, на своем самолете в небо поднимешь.
   - Сперва немцев прогнать надо.
   - И то верно.
   За окном послышался нарастающий гул, к которому вскоре примешался лязг и скрежет гусениц. Потапов, а за ним и Пятеркин подошли к распахнутому настежь окну как раз в тот момент, когда первый танк прогромыхал мимо хаты. За ним в клубах пыли проследовал второй, потом третий.
   - Четвертый, пятый, шестой…- считал вслух Пятеркин. Досчитав до двадцати семи, он сбился со счета. А танки все шли и шли, и казалось, не будет конца этому безудержному грохоту, переполнившему всю округу.
   - Вот она, силища! Смотри, Виктор! - прокричал Потапов.- К фронту подтягиваемся! Скоро так ударят по немцу, что небу жарко станет!
   Возбужденный, радостный, капитан положил руку Виктору на плечо и по-отечески ласково притянул его к себе.
   - Эх, нам бы в сорок первом такую мощь - давно бы в Берлине были,- проговорил он, провожая взглядом последний танк.- Ну да что теперь говорить. Впредь умнее будем.
   - Они что, уже в наступление пошли? - спросил Виктор.
   - Ишь ты какой шустрый. До наступления дело еще не дошло. Но и оно не за горами. А пока отдохнуть надо, сил набраться. Вот и тебе тоже. Отдыхай, набирайся сил.
   - Что, опять в санаторий?
   - Если хочешь - можно и в санаторий. А надо ли? Ты ведь теперь здоровый. Может, на недельку домой отправишься? С матерью поживешь. Она небось по тебе истосковалась.
   Виктор молча кивнул.
   - Вот и договорились. Я тебе сейчас записку напишу. Пойдешь с ней на продовольственный склад, получишь продукты. Матери отнесешь. А то неудобно разведчику с пустыми руками домой возвращаться! - рассмеялся Потапов.
   - А я не знаю, где он находится, этот склад.
   - Не беспокойся, найдем. Я тебе для такого случая сопровождающего выделю.
   Капитан Потапов присел к столу, быстро написал что-то на листочке бумаги. Потом позвонил по телефону и попросил прислать к нему сержанта Метелкина.
   - С этим Метелкиным и пойдешь,- обратился он вновь к Виктору.- Он там, на складе, все тебе сделает. Если надо, и до дома тебя проводит. Так что отдыхай. Ровно семь дней в твоем распоряжении. Постарайся надолго из дому не отлучаться. Может, понадобишься, тогда я за тобой автомашину пришлю.
   В дверь постучали.
   - Да-да! Войдите! - разрешил Потапов.
   В комнату шагнул молодцеватый сержант и, приложив руку к пилотке, доложил по форме.
   - Вот и Метелкин. Прошу любить и жаловать,- сказал Потапов Виктору. И тут же, обращаясь к сержанту, добавил, кивая на Пятеркина: - А это наш боевой товарищ. Только что вернулся после выполнения ответственного задания командования третьей ударной армии. Поэтому прошу отнестись к нему чутко и достойно. А задача у вас такая. Пойдете с ним на продовольственный склад, вот по этой записке получите для него продукты и проводите домой в город. Запомните, где он живет. Через несколько дней я вас за ним и пошлю… Ясно?
   - Ясно, товарищ капитан! Будет исполнено!
   - Вот и прекрасно. Ну, до свидания, Виктор. До скорой встречи! - Капитан поднялся из-за стола и, подойдя к Пятеркину, протянул ему руку.- Да! Не забудь матери привет от меня передать.
   - Передам, Владимир Иванович! Обязательно передам. До свидания!
 

* * *

 
   Как только за Виктором закрылась дверь, капитан Потапов подошел к телефонному аппарату и вызвал автомашину. Затем, присев к письменному столу, он достал донесение Дубровского и еще раз внимательно его перечитал.
   А через полтора часа он уже докладывал начальнику особого отдела фронта. Высокий, тучный полковник с двумя орденами боевого Красного Знамени на гимнастерке молча выслушал капитана и, улыбаясь, проговорил:
   - Что ж, поздравляю! Начало хорошее. Свой человек в тайной полевой полиции - это уже немало. Теперь необходимо поставить ему конкретные задачи. И главное, не разменивайтесь по мелочам. Насколько нам известно, ГФП выполняет не только карательные функции. Этот контрразведывательный орган предназначен еще и для вербовки агентов, засылаемых в расположение наших войск.- Полковник поднялся из-за стола и прошелся по комнате. Деревянные половицы деревенской хаты поскрипывали под его ногами.- Таким образом, деятельность Борисова не должна ограничиваться сбором сведений о предателях Родины на местах. Наибольшую ценность будут представлять донесения об агентах, готовящихся к переброске на нашу сторону. Пусть Борисов обратит на это особое внимание.
   - Ясно, товарищ полковник! Эти указания будут переданы Борисову с первой же оказией.
   - Когда собираетесь отправить к нему связника?
   - Он просил через неделю. В этот срок и отправим.
   - Хорошо! А теперь в отношении Светланы Поповой. У вас есть конкретные предложения?
   - Ориентировка довольно трудная, товарищ полковник. В словесном портрете нет ни одной характерной детали. Хоть бы какая-нибудь родинка, какой-нибудь физический недостаток!…
   - Согласен. Но ловить все равно придется. Причем брать ее надо тепленькой. Холодненькой она нам погоды не сделает. Было бы идеально, если бы смогли ее обнаружить и совсем не брать.
   Капитан Потапов настороженно посмотрел на полковника.
   - Да-да! - сказал тот, присаживаясь к столу.- Нам необходимо подсунуть немецкому командованию дезинформацию. Наилучшим обратом это может сделать Светлана Попова. Подключим к ней старшего лейтенанта Воробьева.
   - Красавец парень! -проговорил Потапов, начиная понимать замысел начальника.
   - Косая сажень в плечах,- поддержал тот.- Наденем на него форму полковника. Чем не офицер оперативного управления фронта? Снабдим его оперативной картой. Пусть немцы над ней головы поломают. Это просьба самого командующего фронтом.
   - Прекрасная мысль, товарищ полковник! Меня смущает лишь одно обстоятельство…
   - Какое?
   - Светланы Поповой пока нет. Ее еще обнаружить надо.
   - Это верно. В зависимости от поставленной цели и соответствующее обеспечение выделяется. Возьмем ее поиск на предельный режим. Мобилизуем всех специалистов для решения этой задачи. Думаю, пустышку не потянем. Не должны потянуть пустышку. Не имеем права. На то нас и держат.
   - Это точно,- согласился капитан.
   А полковник, переходя на деловой, официальный тон, продолжал:
   - Немедленно размножьте словесный портрет. Разошлите его в особые отделы частей и соединений, в наши отдельные подразделения. Я дам строгое указание, чтобы ее не спугнули.
   Потапов усмехнулся. Полковник бросил на него неодобрительный взгляд.
   - Извините, товарищ полковник! Не сдержался. Подумал, что ей и во сне не снилось, чтобы вся наша служба ее охраняла от задержания.
   - Да! Ситуация действительно необычная,- улыбнулся полковник.- Но ничего. На этот раз благополучно к немцам вернется. А уж в следующий мы с ней поквитаемся. Теперь за дело. Время не терпит. Свяжитесь с нашими людьми в штабе тыла. Выясните, кто из вольнонаемных женщин исчез в последнее время.
   - Возможно, ее по семейным обстоятельствам в отпуск пустили? - вставил капитан Потапов.
   - Не думаю. Но если есть такие - проверить и их. В отделе кадров тыла снять копии с их фотографий. Думаю, если она работала у нас даже под чужим именем, сличение фотографии со словесным портретом поможет выявить ее подлинное лицо. А это уже кое-что… Итак, не теряйте времени. Соответствующее указание службам я дам незамедлительно.
   Полковник встал, давая понять, что разговор окончен.
   - Я немедленно займусь этим делом,- сказал капитан Потапов, поднимаясь со стула.
   - Желаю успеха. О всех мероприятиях и результатах по этому делу докладывать мне каждые шесть часов.
   - Слушаюсь!
   Капитан Потапов направился к двери, а полковник взял телефонную трубку.
   Солнце еще не успело скатиться за горизонт, когда фотография Светланы Поповой уже лежала на столе начальника «Смерш» фронта.
 

12

 
   В последних числах мая солнце начисто выжгло траву. Земля пересохла от жажды. Даже чуть приметный легкий ветерок, невесть откуда нарождавшийся в знойном мареве, поднимал над степью вьющиеся столбики пыли. Жара изнуряла. Раскаленный воздух затруднял дыхание. И лишь вечерами, когда разрумяненное светило уползало за горизонт, дышать становилось легче.
   В один из таких вечеров, изрядно набегавшись за день с поручениями Рунцхаймера, Леонид Дубровский вернулся в свою комнату с единственным желанием отдохнуть. Потемкин еще накануне был командирован в Таганрог на три дня. Дубровский снял куртку, стянул с себя влажную майку. Его взгляд скользнул по расстеленной на столе газете и остановился на заголовке, набранном крупным шрифтом: «ПОСЛЕДНИЕ СООБЩЕНИЯ». Это была местная газета, выпускавшаяся на русском языке под эгидой бургомистра и под неусыпным надзором Рунцхаймера.
   Дубровский присел на краешек стула и начал читать сообщение из главной квартиры фюрера.
   «На всех фронтах происходили бои местного значения. У кубанского предмостного укрепления и у Новороссийска продолжались ожесточенные воздушные бои, в которых порой участвовало по нескольку сот самолетов. Германская авиация производила весьма успешные налеты на военные объекты по среднему течению Волги и бомбардировала станцию Елец.
   Германская и итальянская авиация многими последовательными волнами налетала на десантные войска и суда неприятеля, производившего высадку на острова Пантеллерия и Лампедуза. При этом был потоплен морской транспорт в 8000 тонн и 14 десантных ботов. Трем крейсерам и 14 другим военным кораблям, среди них нескольким миноносцам, равно как и 6 транспортным пароходам, были нанесены повреждения настолько сильные, что многие из этих судов можно считать погибшими…»
   «Ничего не скажешь, точнейшая информация! - усмехнулся Дубровский. И тут же подумал: - Лень даже цифры разные придумывать: 14 ботов потопили и столько же повредили. Да еще утверждают, что их можно считать погибшими».
   Взгляд его снова побежал по строчкам:
   «Прошлой ночью британские бомбардировщики произвели налет на Западную Германию. От воздушных бомб особенно пострадало население города Бохума. Здесь повреждено много жилых зданий и 2 больницы. 23 из налетевших бомбардировщиков были сбиты».
   На этом сообщение из главной квартиры фюрера заканчивалось. Но рядом в колонке пестрели абзацы с различной информацией.
   «Вчера сильное соединение германских бомбардировщиков бомбардировало английский город и порт Плимут, где возникли огромные пожары,- продолжал читать Дубровский.- Одновременно бомбардировались также важные военные объекты в южной Англии».
   Взгляд перескочил на соседнюю колонку:
   «В заключение министр отметил, что количество рабочих в военной промышленности все растет, что в строй вступают все новые и новые заводы. Запросы фронта родиной выполняются в кратчайшие сроки и в полном объеме. Фронт может быть спокоен - тыл ему будет доставлять больше оружия, и все лучшего качества. Только за один май 1943 года мы выпустили больше тяжелых танков, чем за весь 1941 год».
   Далее Геббельс в своем выступлении сказал:
   «Мы выжидаем, но только совсем в другом смысле, нежели думают враги. Фронт на Востоке стоит непоколебимо. Целый поток нового оружия и боеприпасов течет на Восток. Конечно, вы не станете требовать, чтобы я хоть словом обмолвился о ближайших намерениях нашего командования на Востоке. Могу сказать лишь одно: немецкий народ может быть совершенно спокойным; колоссальные напряжения его в течение тотальной войны не были напрасными. В один прекрасный день они будут использованы. Когда? И где? Пусть над этим поломают головы наши враги. Могу лишь заверить немецкий народ, что день сокрушительного разгрома России, а за ней и ее союзников гораздо ближе, чем это можно предположить».
   Дубровский поморщился, поднялся со стула и прошелся по комнате. За окном уже сгущались сумерки.
   «А что, если они действительно собрали новый мощный кулак и намереваются начать очередное летнее наступление? Недаром же несколько дивизий вермахта ушли с нашего фронта на север. Вероятно, где-то на центральном участке Гитлер готовит реванш за поражение под Сталинградом. Возможно, именно об этом так прозрачно намекает доктор Геббельс. Знает ли советское командование о конкретных планах немцев? Сумеют ли наши выстоять этим летом? Конечно, гитлеровцы уже не те, что были в сорок первом. Но и сейчас у них большая сила. А впрочем…- Дубровский вспомнил двух дезертиров, пойманных всего несколько дней назад и доставленных в ГФП к Рунцхаймеру.- Да-а, эти уже не вояки… Видно, плохи дела, если и того и другого по просьбе командира армейского корпуса Рунцхаймер приговорил к расстрелу».
   Дубровский вспомнил, как выглядел этот показательный расстрел. Вместе с Рунцхаймером он приехал на плац в расположение одного из полков. Перед огромным каре выстроившихся войск вывели этих двух, приговоренных к смерти. Сам генерал Рекнагель зачитал приговор и произнес короткую, но устрашающую речь. Потом прогремел залп. Дубровский был потрясен. Впервые на его глазах немцы стреляли в немцев. Рунцхаймер был зол в тот день и твердил не переставая, что и среди немцев появились трусы, что если не искоренить эту заразу в германской армии, то она может погубить нацию.
   Перед мысленным взором Дубровского вновь возникли перепуганные, искаженные страхом лица немецких дезертиров, которые с недоумением взирали на происходящее и все еще не верили, что это конец. Каждому из них не исполнилось и девятнадцати, и, быть может, потому они с детской наивностью поглядывали на генерала, ожидая после назидательной речи услышать из его уст слова прощения.
   И невольно вслед за немецкими дезертирами в памяти возникли образы девчонок из Первомайки, советской парашютистки, не сломившейся на допросах у Рунцхаймера, Михаила Высочина и конечно же не по-детски серьезное лицо Виктора Пятеркина.
   «Где-то ты сейчас, мой храбрый маленький друг, мой бесстрашный связной? - подумал Дубровский.- Добрался ли ты до капитана Потапова? Скоро ли подашь о себе знать?»
   Со дня на день ожидал Дубровский весточки о возвращении Виктора к сестрам Самарским. Уже много новых сведений успел накопить он для передачи через линию фронта. Потому-то с таким нетерпением ждал своего связного. Но война сурова и безжалостна. Люди гибли не только на фронтах. И естественно, Дубровский не знал, что больше никогда не увидит Виктора Пятеркина.
   Нет; не вражеская пуля, не снаряд, не бомба настигли маленького разведчика. Невероятный, непредвиденный случай оборвал его короткую жизнь. Школьные товарищи, проживавшие с Виктором на одной улице, отыскали в степи проржавевший немецкий пистолет. Долго мыкались с ним, пытаясь извлечь обойму. Но все их старания были тщетны. В эту пору и подоспел к ним Виктор. Узнав, в чем дело, он с видом знатока вызвался помочь друзьям. Взяв пистолет в руки, он авторитетно заявил:
   - Перво-наперво его надо поставить на предохранитель, чтобы не выстрелил.
   Но передвинуть предохранитель было тоже не просто. Ржавчина уже изрядно въелась в металл. Прилагая неимоверные усилия, чтобы передвинуть защелку, Виктор долго вертел пистолет в руках. И наконец защелка сдвинулась с места и со скрежетом приняла нужное положение.
   - Во! Теперь он ни за что не выстрелит,- сказал Пятеркин и, взведя курок, протянул пистолет одной девчонке: - На! Стреляй хоть в меня… Не бойся, ничего не будет.
   Девочка подняла пистолет на уровень глаз и спустила курок. Раздался оглушительный выстрел. Виктор Пятеркин двумя руками схватился за грудь и словно подкошенный повалился на землю. Как выяснилось впоследствии, патрон уже был в канале ствола, а найденный ребятами пистолет стоял на предохранителе.
   Виктора Пятеркина хоронили с почестями. И сегодня одна из улиц Ворошиловграда носит имя этого храброго паренька. А Дубровский ждал, ждал…
   Был душный майский вечер. Дубровский прилег на кровать и задумался: «Сегодня тридцать первое мая. Сколько же можно еще тянуть? Ведь Светлана Попова, вероятнее всего, уже на той стороне - вершит свои черные дела. Чего я стою, если капитан Потапов до сих пор не знает о ней, не знает, где я, чем занимаюсь? Необходимо немедленно подыскать человека. Надо вместе с новым донесением о себе повторить старое, то, что было послано с Пятеркиным. Жалко, если Виктор погиб. А может, ранен? Но откладывать нельзя. А кого послать? Алевтина Кривцова, вероятно, откажется - у нее на руках дочка. А если рискнуть и связаться с Михаилом Высочиным? Нет. Этот вряд ли поверит мне. Да и где его теперь сыщешь? Наверно, скрывается по тайникам. А что, если махнуть самому на ту сторону? - От этой мысли Дубровский даже съежился. Он представил себе суровое лицо капитана Потапова, его осуждающий взгляд. И сам себе ответил: - Что же ты? Столько сил, столько выдержки и старания потрачено на внедрение к немцам, да еще в гестапо, и все это ради одного донесения?! Не слишком ли дорого? К тому же война еще в самом разгаре. Нет, Потапову я нужен здесь, а не там. Надо выждать еще несколько дней. А попутно искать подходящего человека для перехода через линию фронта».
   Приняв окончательное решение, Дубровский заставил себя уснуть. Разбудил его громкий стук в дверь. Леонид открыл глаза, присел на кровати. Непотушенная керосиновая лампа излучала со стола желтый, тусклый свет.