Гофман Генрих. Сотрудник гестапо

   «Неплохая примета,- подумал Дубровский,- он снял передо мной головной убор».
   А полноватая фигура с одутловатым лицом, с усиками а-ля Гитлер на широкой верхней губе продолжала медленно двигаться вдоль шеренги. Наконец, оглядев левофлангового, полицайкомиссар Майснер вышел перед строем на середину, вновь протер лысину белым платком и, водрузив на голову высокую фуражку с кокардой, заговорил мягким, вкрадчивым голосом:
   - Господа, по докладам фельдполицайсекретаря Рунцхаймера я знаю, как славно потрудились вы в Кадиевке. Благодарю вас, господа! В ближайшие дни благодарность командования будет отражена в соответствующем приказе. Но, господа, война продолжается. После траурных дней Сталинграда наши враги во всем мире подняли голову. Вслед за ними поднимают голову и наши внутренние враги. Здесь, на освобожденной нами земле, начали активно действовать партизаны. Они хорошо вооружены и неплохо организованы. Но они просчитались. Мы еще крепко стоим на этой земле, и наш карающий меч не затупился…
   Партизанская банда Афонова в Таганроге уже ликвидирована. Капитан Дитман вскрыл такую же банду в Амвросиевке. Настало время обезвредить партизан здесь, в Сталино. Они воспользовались тем, что мы рассредоточили свои силы, направив внешние команды ГФП в Кадиевку, Таганрог и Амвросиевку. Они решили, что в Сталино можно действовать безнаказанно. Господа, я намерен показать им, как они ошиблись. Кое-что мы уже сделали до вашего возвращения. Но этого еще недостаточно.
   Вот почему я вновь призываю вас отдать все свои силы на борьбу с нашими внутренними врагами, которые здесь, в тылу нашей армии, могут помешать доблестным солдатам фюрера одержать историческую победу. Надеюсь, вы меня поняли, господа.
   Полицайкомиссару Майснеру на вид было не больше сорока-сорока двух, но чрезмерная полнота, говорившая о сидячем образе жизни, и огромная лысина делали его старше своих лет. Подозвав к себе Рунцхаймера, он дал ему какие-то указания и неторопливой походкой пошел к зданию ГФП.
   Рунцхаймер, повернувшись лицом к строю, начал распределять задания. На долю Дубровского выпала передача документов, привезенных из Кадиевки, в канцелярию штаба ГФП-721. В помощь ему для переноски громоздких ящиков Рунцхаймер выделил двух солдат.
   Так советский разведчик Леонид Дубровский познакомился с начальником канцелярии ГФП-721 фельдфебелем Георгом Вебером. Этот молодой, невысокий, худощавый немец придирчиво и дотошно пересчитывал каждый листок приказов и распоряжений по внешней команде Рунцхаймера, сверял и записывал в толстую тетрадь номера документов и только потом убирал их в специально отведенный шкаф. Все стены этой большой комнаты, в которой размещалась канцелярия, были уставлены различными шкафами и сейфами. И Георг Вебер с чисто немецкой педантичностью, не торопясь, без суеты, но довольно проворно определял надлежащее место для каждого документа.
   Выкладывая перед Георгом Вебером очередную стопку документов, Дубровский приметил на письменном столе листок с донесением из Таганрога. Пока фельдфебель записывал номера документов в свою тетрадь, взгляд Дубровского заскользил по строчкам.
   «Группа тайной полевой полиции № 721 Передовой штаб 2 № 236/43 СОДЕРЖАНИЕ: отличия и награждения служащих вспомогательной полиции. Группа Рекнагеля в Таганроге. В подавлении и обезвреживании партизанских банд Афонова наиболее отличились следующие нижеприведенные служащие вспомогательной полиции: 1. Стоянов Борис - начальник вспомогательной полиции. 2. Петров Александр - начальник политического отдела. 3. Ковалев Александр - специалист в политическом отделе. 4. Ряузов Сергей - специалист в политическом отделе. 5. Кашкин Анатолий - агент. 6. Бондарион Михаил - полицейский. Из перечисленных лиц представлены к награде: 1. Начальник вспомогательной полиции Стоянов Борис, который уже 20 апреля 1943 года был награжден за заслуги орденом служащих восточных народов 2-го класса в бронзе без мечей, награждается орденом еще более высокой степени-с мечами. 2. Петров Александр, Ковалев Александр награждаются орденами служащих восточных народов 2-го класса с мечами. Весь состав вышеупомянутых лиц неустрашимо, с оружием в руках принимал активное участие в задержании и уничтожении бандитов, поэтому пожалование наград с мечами справедливо. 3. Ряузов Сергей, который отличился упорной работой и беспредельной преданностью, согласно распоряжению штаба 6-й армии получит продукты питания. 4. Кашкин Анатолий и Бондарион Михаил получат из фонда тайной полевой полиции каждый по одной бутылке водки в награду. Сделано предложение, чтобы награждение и вручение наград производилось высшими военными чинами группы Рекнагеля, для чего и было приказано вспомогательной полиции собраться во дворе полицейского управления.

БРАНДТ».
   - Славно поработали, - проговорил Дубровский, прочитав до конца донесение Брандта.
   Георг Вебер оторвался от бумаг, поднял голову и вопросительно посмотрел на Дубровского. Потом, перехватив его взгляд, увидел донесение Брандта и, глубоко вздохнув, сказал:
   - Вам тоже представляется такая возможность. В зависимости от усердия можете заработать орден или бутылку водки. Для этого в Сталино широченное поле деятельности. На днях местные бандиты перерезали линию подземного кабеля, который связывает ставку фюрера с командованием группы армий «Юг». Попробуйте выйти на них - не одну бутылку водки можете обрести.
   - Спасибо за совет. Но я как-то не по этой части. Предпочитаю вести трезвый образ жизни.
   - Похвально, только вряд ли вас здесь поймут. Разве что полицайкомиссар Майснер? Он, пожалуй, единственный трезвенник во всей нашей организации.
   - А вы тоже поклоняетесь дурманящим напиткам?
   - Я - как все. А что остается делать? Так что, если раздобудете спиртное, не забывайте.
   - Учту и постараюсь составить компанию. На новом месте всегда приятно обретать друзей. А вы мне очень симпатичны. Если не секрет, откуда вы родом?
   - Я из Эссена. Там прошло мое детство.
   - О-о! Примите мое сочувствие. На днях газеты сообщали, что Эссен подвергся массированной бомбардировке. Говорят, что в налете участвовало более трехсот английских тяжелых бомбардировщиков.
   - Да. Я читал об этом. И девятнадцать из них были сбиты нашими ночными истребителями.
   - А ваши родители и теперь проживают в Эссене?
   - Нет. Я рано осиротел. И возможно, поэтому сумел достичь многого. Меня воспитывал союз немецкой молодежи. В тридцать восьмом году я уже был знаменосцем на молодежном митинге в Нюрнберге. Шестьдесят тысяч членов «Гитлерюгенд» собрались тогда на огромном стадионе. Под проливным дождем двигались мы через старый Нюрнберг. И чем сильнее хлестал дождь, тем громче мы пели: «Сегодня нам принадлежит Германия, завтра будет принадлежать весь мир!» А на стадионе раскинулось море знамен и транспарантов. К нам приехал сам фюрер. Адольф Гитлер стоял всего в двух шагах от меня. И когда он стал пожимать нам руки, он пожал и мою. Да-да! Вот полюбуйтесь! - Вебер левой ладонью осторожно поднял свою правую руку.- Эту руку пожимал сам фюрер! - воскликнул он.
   Георг Вебер говорил с такой страстью и так убедительно, что Дубровский подумал: «Типичный гестаповец. Такой пойдет на что угодно ради своего обожаемого фюрера». И чтобы перевести разговор на другую тему, сказал:
   - К сожалению, Нюрнберг тоже подвергся варварской бомбардировке англичан.
   - Им это дорого обойдется. Скоро англичане ощутят силу нашего нового оружия. В самое ближайшее время ракеты полетят через Ла-Манш. Так что возмездие не за горами.
   - Мне нравится ваша вера. Если бы все немцы были столь тверды и решительны…
   Георг Вебер не дал Дубровскому договорить:
   - Да-да! Я знаю, что вы имеете в виду. Достойно сожаления, но у некоторых действительно мозги вывихнулись после Сталинграда. Но скоро мы свернем шею всем этим нытикам, попомните мое слово. Надеюсь, вы, господин Дубровский, уверены в нашей конечной победе?
   - Естественно. Это не вызывает у меня никаких сомнений. Надо лишь побыстрее покончить с Советской Россией, чтобы помочь Роммелю в Африке. Иначе англичане и американцы могут сбросить его в Средиземное море.
   - Пожалуй, вы правы. Но предоставим решать эти вопросы верховному командованию германской армии. Я уверен, что в ставке фюрера позаботятся, чтобы этого не случилось. Однако мы отвлеклись от работы. Мне приятно с вами беседовать. Чувствуется, что вы мыслящий человек. До сих пор я был другого мнения о русских.
   В знак благодарности за комплимент Дубровский почтительно склонил голову. В следующий момент он уже достал из ящика пачку документов и положил их на стол перед фельдфебелем Вебером.
   Эта работа заняла почти весь день, если не считать небольшого перерыва на обед. Освободился Дубровский лишь около восьми часов вечера.
 

* * *

 
   Солнце еще не успело спрятаться за крышами зданий, но уже не палило так нещадно, как днем.
   Дубровский вышел на улицу. Захотелось отвлечься от невеселых дум. Он решил пройтись по городу. По тротуару брели притихшие люди с хмурыми лицами. Иногда слышалась громкая гортанная немецкая речь, и тогда люди, не останавливаясь, сторонились, пропуская солдат или офицеров германской армии. Изредка встречались и румыны. Но те вели себя тише, не так развязно, и на них горожане не обращали особого внимания.
   Дубровский бродил уже более двух часов, сворачивая с одной улицы на другую, высматривая размещение различных штабов и немецких учреждений. Вскоре сумерки начали спускаться на город. Чтобы не плутать напрасно по незнакомым закоулкам, он остановил первых попавшихся девушек и спросил:
   - Как ближе пройти на Смолянку?
   - А вот прямо,- ответила одна из девушек.- Мы тоже идем в ту сторону.
   - Тогда разрешите с вами…
   - Пожалуйста.
   Они двинулись вместе.
   - Вы что, доброволец? - презрительно спросила все та же девушка.
   - Почему же вы так решили?
   - Да форма на вас ихняя, а по-русски говорите как мы. Вы же русский?
   - Русский.
   - Ну доброволец, значит.
   - Выходит, что доброволец.
   Чтоб сменить разговор, Дубровский сказал:
   - Ну вот, мы вроде и познакомились.
   - Но мы даже не знаем, как вас зовут.
   - Леонид! - представился Дубровский.
   - А меня Лена,- сказала одна из девушек, протягивая руку. Ее подруга назвалась Валентиной.
   - Валя! Такая молоденькая и уже замужем? - спросил Дубровский, заметив колечко на руке девушки.
   - Что вы! Мне еще и двадцати нет.
   - В наше бурное время некоторые успевают и к восемнадцати замуж выскочить.
   - Почему «выскочить»? Наверно, влюбляются, а потом уж и замуж выходят.
   - А вы еще ни в кого не влюбились?
   - Я - нет.
   - А вы, Лена?
   - Не знаю,- смущенно ответила девушка.
   - Есть у нее один парень, - вмешалась в разговор Валентина.- У немцев в пекарне работает.
   - Доброволец?
   - Не доброволец он,- обиженно заговорила Лена, метнув на подругу недобрый взгляд.- Он в плен попал, вот и согласился в пекарне работать.
   - Я тоже поначалу в плен угодил. А теперь вот служу переводчиком. А вы, наверно, с родителями здесь живете?
   - Нет, мы одни.
   - На что же вы живете? - сочувственно спросил Дубровский.
   - Работаем.
   - Где?
   - Тут, на одной кухне… Уборщицами.
   - У немцев, значит.
   - Как и вы. А у кого теперь можно работать?
   Валентина пытливо посмотрела Леониду в глаза, перехватила его добрый, участливый взгляд и вдруг спросила:
   - Вы нас осуждаете?
   - Нет, почему же? Ведь жить-то надо. К тому же с работы вас и в Германию не отправят.
   - Мы знаем. А вы давно в этом городе?
   - Всего два дня. Кроме вас, еще ни с кем не успел познакомиться.
   - Значит, нам повезло. Мы первые! - рассмеялась Елена.
   - Надеюсь, и мне повезло. Я был бы рад снова встретиться с вами.
   - Когда?
   - Хоть завтра.
   - Мы подумаем,- сказала Елена.
   - А как же я узнаю, что вы надумали?
   - Знаете что, приходите завтра вечером в городской парк,- предложила Валентина.- Если мы надумаем, то придем обязательно. А если нет, значит, не судьба.
   - Я даже не знаю, где в этом городе парк.
   - О! Это пустяк. Очень легко найти.
   Валентина стала бойко объяснять, как пройти к городскому парку. Дубровский ее не перебивал.
   - Ну, теперь поняли? Он кивнул.
   - Только мы не договорились о времени.
   - Мы с Леной кончаем работать в восемь часов. В парке можем быть в половине девятого. Подождите минут десять.
   - Ждите не ждите - это не разговоры,- разочарованно произнес Дубровский.- А мне так хочется встретиться с вами еще.
   Он с мольбой заглянул в серо-голубые глаза Валентины, обратил внимание на румянец, вспыхнувший на щеках.
   - Так мы же и не отказываемся,- уже мягче и обнадеживающе ответила она.- Мы подумаем и придем.
   - Хорошо, я буду ждать вас до девяти часов у входа в парк. А в девять начало фильма. Если успеете, сходим в кино.
   - А какой фильм? Откуда вы узнали, что в девять часов начало, если вы только приехали? - насторожилась Валя.
   - Просто читать умею! - рассмеялся Дубровский.- Весь город обклеен афишами. Фильм называется «Средь шумного бала». В главной роли Цара Леандр. Это неплохая актриса. Так что не опаздывайте.
   - Ладно, уговорили. А теперь будем прощаться. За углом уже наша улица. И нам не хочется, чтобы нас кто-нибудь видел вместе с вами.
   Дубровский не стал спорить. Он попрощался с девушками. Больше ему понравилась Валентина. Она казалась более сдержанной, чем Елена, серьезнее, да и внешне она была привлекательней.
   На другой день Дубровский освободился раньше обычного и за час до назначенного времени пришел в парк. Решив рискнуть, он заранее приобрел три билета в кинотеатр на девятичасовой сеанс и теперь задумчиво прогуливался по тенистым аллеям парка. Ему было над чем поразмыслить. Сегодня на утреннем построении полицайкомиссар Майснер во всеуслышание объявил о том, что фельдполицайсекретарь Рунцхаймер освобождается от должности и после сдачи дел отправляется в Германию к новому месту службы.
   Нет, Дубровский не переживал за Рунцхаймера. Он больше раздумывал о себе. Все-таки положение личного переводчика Рунцхаймера открывало перед ним немалые возможности. А с этого дня он становился рядовым переводчиком тайной полевой полиции, которого может использовать любой следователь. Эта перспектива и радовала, и огорчала. Радовала потому, что наконец-то он избавлялся от всемогущего шефа с явными признаками садизма, и огорчала ввиду того, что отныне он лишался солидного источника, из которого черпал достоверную информацию. Одновременно его продолжала мучить мысль о возможной гибели Пятеркина, о недоставленном Потапову донесении, о необходимости срочно найти выход из создавшегося положения. Ровно в восемь тридцать Дубровский уже стоял у входа в парк. Девушки опоздали всего на пять минут.
   - А вот и мы! - сказала Валентина, подходя к Леониду.- Давно ждете?
   - А где же ваше «здравствуйте»? - спросил тот.
   - Ой! Извините. Мне показалось, что мы и не расставались. Я ведь все время думала о вас.
   - Что, понравился? - спросил он.
   - Нет, не то. Я думала: приходить сегодня в парк или нет?
   - А вы, Леночка?
   - И я думала.
   - Ну, раз пришли, значит, все в порядке,- заключил Дубровский.
   - Поживем - увидим.
   На щеках Валентины вновь запылал румянец. Она смущенно потупила взор, будто разглядывая камешек, который перекатывала по земле носком своего потрепанного, видавшего виды башмачка.
   - Вот и прекрасно. Пошли в кино, а то ведь так и опоздать можно.
   - Пойдемте. А вы думаете, мы достанем билеты? - спросила Валентина, обрадованная переменой темы разговора.
   - Конечно, достанем,- серьезно проговорил Дубровский, извлекая из кармана билеты.- Вот они. Двадцать первый ряд. Шестое, седьмое и восьмое место…
   - Ну, тогда все в порядке.- Валя облегченно вздохнула.- А то мы с Ленкой, наверно, год уже в кино не были. Помню, последний раз кинофильм «Истребители» видела.
   - А здесь, у немцев, неужто ни разу не ходили? - недоуменно спросил Дубровский.
   - Не-ет! Денег жалко. Да и не с кем.
   - Тогда я рад вдвойне, что пригласил вас в кино. Вскоре они уже сидели на своих местах, наблюдая, как быстро заполняется кинозал.
   - А двадцать первый ряд - это к счастью,- сказала Лена.
   - Почему? - не понял Дубровский.
   - Очко, значит. Без перебора.
   - Неужто вы в очко играете?
   - Не-ет. Это у нас во дворе мальчишки играли. От них я про это узнала.
   - То-то. Не пугайте меня раньше времени.
   Неожиданно в зале погас свет. На экране засверкали титры.
   Началось еженедельное кинообозрение. Возникли Бранденбургские ворота. Адольф Гитлер в черном кожаном реглане вышел из шикарного автомобиля и картинно вскинул руку. Начался военный парад. По обе стороны Унтер-ден-Линден стояли толпы народа, впереди инвалидные коляски: ветераны войны приветствовали боевую смену. Печатая шаг, проходили бравые молодцы - воспитанники «Гитлерюгенд», катились танки, мотопехота. Потом Гитлер обходил строй колясок, дружелюбно беседовал с инвалидами.
   В течение пятнадцати минут экран убеждал зрителей в скорой победе над всеми врагами великой Германии. Немецкие танки врывались в охваченные пламенем населенные пункты, гремела артиллерия, с закатанными по локоть рукавами шли по полям сражений загорелые, запыленные немецкие парни. Траншеи и артиллерийские позиции усеяны трупами русских, всюду исковерканные орудия. Изможденные лица военнопленных.
   И на море не сладко врагам великой Германии. Тревога на немецкой подводной лодке. Слаженные действия экипажа. На горизонте корабль под английским флагом. Маленький бурун за перископом. Корабль приближается, растет на экране. Залп. Пенистый след торпеды. Взрыв у самого борта. И вот уже уходящий под воду корабль, вздыбленная к небу корма - и множество людей беспомощно плавают на поверхности.
   Не забыт и тыл, обеспечивающий победу фронту. Голубоглазые блондинки - чистокровные представительницы арийской расы - собирают посылки для фронта. Согбенная старушка принесла теплые сапоги покойного мужа, маленькая девочка с пухленькими щечками отдает свою любимую гуттаперчевую собачку. И снова фронт. С полевого аэродрома взлетают «юнкерсы» с бомбами. И вот уже сыплются бомбы на города и населенные пункты. Будто смерч проносится по далекой земле, заволакивая ее клубами пыли и дыма.
   Дубровский почувствовал, как Валентина крепко сжала его руку.
   - Вот и наш Сталинград так же,- прошептала она.
   Но в это время экран вновь вспыхнул титрами. Начался художественный фильм «Средь шумного бала». И хотя этот фильм посвящался жизни великого русского композитора, он тоже был сделан на немецкий лад. Полногрудая немка фрау Мекк выводит в люди Петра Ильича Чайковского. По фильму получалось, что если бы не фрау Мекк, то никогда столь блистательно не проявился бы талант русского композитора.
   - Галиматья какая-то! - сказал Дубровский, когда они вышли из кинотеатра.- И подумать только, до чего примитивно все сделано.
   - А что, у Чайковского действительно была фрау Мекк? -спросила Валя.
   - Наверно, была. Да мало ли у него их было!… Возле великих людей всегда почитательницы вьются. Видел я однажды, как Лемешев из Большого театра выходил. Поклонницы чуть на кусочки его не разорвали, все автографы вымаливали. С большим трудом он от них отбился. А у Чайковского, думаете, меньше их было? Ничуть! Вон как Россию прославил. На весь мир прогремел.
   - А немцы в сорок первом его дом под Москвой осквернили,- с грустью сказала Валентина.
   - Откуда вы это взяли? - спросил Дубровский.
   - В наших газетах было написано. Только не помню, как этот город называется.
   - В Клину его дом, и музей там же,- напомнил Дубровский.
   - Да-да! Точно. Город Клин! - оживилась Валентина.- Там еще фотография была напечатана.
   - Вот вам и культурный народ,- вмешалась в разговор Елена.- А вы еще им служите,- сказала она, укоризненно глянув на Дубровского.
   - Но если не ошибаюсь, ведь и вы у них работаете.
   - У нас другого выхода нет. Иначе пошлют в Германию. Да и есть надо. Только на работе и кормимся.
   - А мне, думаете, слаще? И у меня небольшой выбор: или лагерь военнопленных, или служба в качестве переводчика. Не захотел пухнуть с голоду в лагере, вот и согласился у них работать.
   - Сейчас многие так. Иван Козюков тоже…- с грустью проговорила Валентина.
   - А-а! Это Леночкин приятель? - воскликнул Дубровский, припомнив разговор с девушками во время знакомства.
   - Он самый! - с достоинством ответила Елена.
   - Ну что ж, познакомили бы и меня с ним. Четверо - это уже компания.
   - Ой, правда, Ленка! - оживилась Валентина.- Давай познакомим его с Иваном. Вот увидишь, они подружатся.
   - Можно и познакомить,- согласилась та.- У Ивана, кроме нас, никого друзей нет.
   На другой день, вечером, как и договорились, подруги пришли в городской сквер вместе с Иваном Козюковым. Был он худощав, среднего роста, с целой россыпью веснушек на бледном лице. Протягивая Дубровскому руку, он настороженно разглядывал его немецкую форму. Но Валентина представила Дубровского как своего друга, и это несколько успокоило Козюкова. Когда же они вчетвером присели на пустующую скамейку, Леонид рассказал Ивану и девушкам о том, как попал в плен.
   Выслушав нехитрую историю, Иван Козюков оживился и стал рассказывать о себе:
   - Родился в двадцать втором году. Третьего июня сорок второго уехал на фронт. Был командиром пулеметного взвода. И двух месяцев не провоевал. В конце июля часть попала в окружение под Воронежем. Неравный бой… Ранение… Подобрали немцы. Очнулся у них в лазарете. Так и оказался в плену.
   - А как в пекарню попал? - спросил Дубровский.
   - Случай помог. Отбирали из лагеря на работу и меня выкликнули. Думал, в Германию повезут, а они в пекарню определили. Только надолго ли? Боюсь, как бы в добровольцы не заставили пойти.
   - А ты согласился бы? - вырвалось у Валентины. Козюков чуть склонил голову, исподлобья посмотрел на нее, перевел взгляд на Дубровского и как-то нерешительно пожал плечами. Помолчав немного, тихо, вполголоса, добавил:
   - Хлеб для них печь - это одно дело. А с винтовкой против своих я бы не смог.
   - Вот и я так же думаю,- поддержал его Дубровский.
   - Нет, добровольцем я не пойду,- уже решительно проговорил Козюков.- Уж лучше опять в лагерь.
   - В лагерь я тебя не пущу! - испуганно выпалила Елена.
   - А в добровольцы? - спросил Иван.
   - И в добровольцы тоже.
   - Что же прикажешь делать?
   - Тебя никто в добровольцы пока не тянет. А будут предлагать - тогда и решим, как быть.
   Дубровский молча слушал их перепалку. Он уже понял, что судьба Козюкова не безразлична Елене. И чтобы установить с ними дружеские отношения, он по-приятельски похлопал Ивана по плечу:
   - Чего спорите раньше времени? Возникнет необходимость, может, и я чем-нибудь смогу помочь.
   - Ой, правда? - обрадовалась Елена.
   - Конечно. У меня есть знакомые среди немцев. Пристроим Ивана так, чтобы в добровольцы не взяли. Мы же теперь друзья? Значит, должны помогать друг другу.
   - Спасибо вам, Леонид,- сказала с нежностью Валентина и погладила его руку.
   - А у меня завтра день рождения! - выпалила Елена.
   - Сколько же вам исполнится? - спросил Дубровский.
   - Ровно двадцать.
   - Счастливая,- мечтательно проговорила Валентина,- А мне двадцать будет только в декабре. Еще дожить надо…
   Дубровский и Козюков рассмеялись.
   - Чего вы смеетесь? - обиделась Валентина.
   - Смеемся, что и ты будешь счастливая в декабре,- ответил Дубровский,- К великому сожалению, не знаем, какого числа.
   - Восемнадцатого.
   - Эту дату я запомню. Если не будем вместе, письмо пришлю.
   Перед расставанием договорились отметить день рождения Елены.
   - Знаете, Леонид,- смущенно сказала Валентина,- если у вас есть гражданский костюм, то можно завтра вечером посидеть у нас дома. Правда, Ленка?
   Та молча кивнула.
   - А то нам перед соседями неудобно, если вы в немецкой форме придете,- пояснила Валентина.
   - Я понял. Осталось выяснить, где вы живете.
   - Иван знает. Договоритесь с ним. Вместе и приходите часов в восемь.
   Попрощавшись с девушками, Дубровский отправился провожать Ивана Козюкова. Оказалось, что тот работает всего в трех кварталах от здания, где располагался штаб тайной полевой полиции. По дороге Иван признался Леониду, что неравнодушен к Елене.
   - Хорошая девчонка. И товарищ настоящий.
   - А ты давно ее знаешь? - спросил Дубровский.
   - Почти полгода уже.
   - А Валентину?
   - И Валентину тоже. Они вместе дружат.
   - Валентина тебе нравится?
   - Она хорошая. Правда, несмышленая еще, все стесняется. А с Ленкой мы как муж и жена живем,- доверительно сказал Козюков.- Только расписываться пока не торопимся.
   - Почему так?
   Иван замялся, но потом ответил уклончиво:
   - Немецкие документы, они ведь сейчас хороши. А расписываться на всю жизнь надо.
   - Что ж, логично.
   Теперь Иван Козюков показался Дубровскому не таким уж простым и бесхитростным парнем, каким казался всего минуту назад. Они условились встретиться завтра вечером. Леонид пообещал раздобыть бутылку вина, а Иван заверил, что принесет свежий хлеб.
   И действительно, когда они увиделись на другой день, у Ивана как-то неестественно оттопыривалась куртка. Со стороны могло показаться, что у этого молодого парня уже обозначился живот.