Гофман Генрих. Сотрудник гестапо

   - А я вот двадцать минут назад проводил свою даму и ничего не знал, что делается на фронтах.
   - Ты прав. Лучше ухаживать за женщинами, чем думать о том, что нас ждет впереди. Как хорошо было в Кадиевке с твоими знакомыми… А здесь ты только даешь обещания, но ни с кем не знакомишь меня.
   - Обязательно познакомлю, Макс. Потерпи несколько дней, и я представлю тебя одной прелестной девочке.
   За окном рассыпалась дробью автоматная очередь. За ней вторая. Послышались частые, отрывистые пистолетные выстрелы. Дубровский вместе с Максом выскочили из комнаты и бросились вниз по лестнице. По улице в наступающих сумерках бежали несколько полицаев с белыми повязками на рукавах.
   Из подъезда торопливо выХодили сотрудники ГФП-721. Рядом с Дубровским оказался и Георг Вебер.
   - Леонид, что случилось? - спросил он, дохнув на Дубровского винным перегаром.
   - Ничего особенного. Видно, полицейские кого-то ловят. А ты, Георг, стал приобщаться к спиртному?
   - Шнапс помогает создать настроение.
   - А у тебя бывает плохое?
   - Иногда. Нечасто, но иногда.
   - Если хочешь, я тебя угощу. У меня еще осталась бутылка шнапса с прошлой выдачи. Пойдем ко мне.
   - Нет. На сегодня мне хватит. Спасибо, Леонид. Но придержи свой шнапс. Может быть, завтра выпьем.
   Георг Вебер повернулся и нетвердой походкой пошел в ГФП. Вслед за ним потянулись и остальные.
   Утром 24 августа немецкое радио передало важное сообщение из главной квартиры фюрера. Скорбным голосом диктор сообщил о новом сокращении линии фронта, в результате которого германские войска были вынуждены оставить город Харьков. Это известие ошеломило самого полицайкомиссара Майснера. Он долго ходил перед строем сотрудников ГФП-721, не находя слов для своего обычно пространного выступления. Наконец, сняв фуражку и протирая платком шею, он изрек:
   - Господа, в это тяжелое для всей немецкой нации время мы не должны терять самообладания. Нам нужно еще тверже и решительнее искоренять коммунистическую заразу на вверенной нам территории. Наши временные неудачи на фронте враги рейха расценили как нашу слабость. Бандиты так обнаглели, что разъезжают по городу на немецких мотоциклах и в форме наших унтер-офицеров.
   Вчера при проверке документов на одной из центральных улиц Сталино неизвестный мотоциклист в форме фельдфебеля сухопутных войск выстрелом из автомата убил солдата патрульной службы и ранил второго. К сожалению, поблизости не нашлось никого, кто помог бы задержать бандита. Мы немедленно перекрыли все дороги, ведущие из города. Я уверен, что бандит не успел выскользнуть из Сталино. И сегодня с девяти утра по всему городу проводится операция по изъятию. Мы намерены выловить дезертиров, которые, к нашему общему стыду, появились в германской армии. Все свободные от дежурства сотрудники ГФП подключаются к прочесыванию улиц в центре города. В этой облаве примут участие и войска, и русская вспомогательная полиция. Сейчас мой заместитель зачитает вам, кто с кем и на каких улицах проводит это мероприятие. Вся операция заканчивается ровно в полдень.
   Сухопарый, длинноногий Тео Кернер, стоявший рядом с полицайкомиссаром Майснером, сделал шаг вперед и, развернув свернутые в трубочку листы бумаги, начал выкликать фамилии и названия улиц.
   Леонид Дубровский стоял в строю и, ожидая, когда Тео Кернер назовет его фамилию, думал о том, что сегодня вечером ему не удастся навестить Валентину Безрукову. По опыту работы в ГФП он уже знал, что после подобных облав допросы задержанных затягиваются обычно далеко за полночь.
   Однако, сверх ожидания, в этот день в тайную полевую полицию доставили всего лишь восемь пойманных дезертиров германской армии, которых немцы предпочитали допрашивать без участия переводчиков. А около сорока местных жителей, прихваченных для выяснения личности, были отправлены по приказу полицайкомиссара Майснера в русскую вспомогательную полицию, где их поджидали свои следователи. Поэтому после облавы всю вторую половину дня Дубровский провел на бирже труда, выверяя последние списки подготовленных к отправке в Германию людей. А вечером, переодевшись в гражданский костюм, он отправился к Валентине Безруковой. По дороге он купил три больших алых гладиолуса. «Салют в честь освобождения Харькова!» - пронеслось у него в сознании. На душе потеплело от этой мысли. Он взял цветы и понес их, как знамя, в почти вытянутой руке.
   - Это тебе, Валюта! - сказал он, улыбаясь, как только переступил порог ее комнаты.
   - Ой какие огромные! - воскликнула она, принимая букет из его рук.- Спасибо, Леонид! Я таких никогда не видела. Садись, будем ужинать. У меня есть помидоры, есть соль. Жалко, хлеба нет.
   - Я уже поел. А ты ужинай. Вот что я прихватил с собой! - Он достал из кармана баночку французских сардин и положил на стол.
   - А можно, я их оставлю до Ленкиного прихода? Она ведь тоже голодная. Глядишь, и хлеб принесет.
   - Конечно, можно, глупенькая. Скажи, а как она себя чувствует?
   - По Ивану скучает. Волнуется за него. Ты думаешь, он дошел?
   - Наверно, дошел.
   Валентина убрала банку сардин в ящик комода, достала оттуда же помидоры и присела за стол против Дубровского.
   - Валюта, ты ешь, а я, пока Лены нет, запишу кое-что.
   Валентина молча кивнула. Дубровский достал из кармана листок бумаги, ручку и, задумавшись на мгновение, принялся писать.
   Елена пришла домой, когда Дубровский и Валентина уже пили чай.
   - А наши Харьков освободили! - сказала она с порога.
   - А мы уже знаем! - ответила в тон ей Валентина.- Садись чай с нами пить. Ты хлеб принесла?
   - Да, немножко.
   - Давай его сюда. Леонид сардины принес. Сейчас попробуем.
   Валентина подбежала к комоду, извлекла из ящика баночку и, вернувшись к столу, протянула сардины Дубровскому:
   - На! Открой чем-нибудь.
   Леонид не торопясь достал из кармана брюк большой перочинный нож и аккуратно вскрыл банку. Елена уже нарезала хлеб.
   - Нате, пируйте, девочки,- сказал он.
   - Представляю, как там наши сейчас радуются. В Москве, наверно, салют был,- сказала Валентина.
   Елена глубоко вздохнула.
   - Интересно, где Иван об этом узнал? На той стороне или еще на этой?
   - Думаю, что на той,- успокоил ее Дубровский.- Уже больше двух недель прошло. И знаешь, вовремя он ушел. Ведь немцы почти всех военнопленных, которые на свободе работали, в добровольческие батальоны сгребли. Неминуемо и он бы туда угодил.
   - Это я понимаю. И все же боязно за него.
   - Живы будем - не помрем,- пошутил Дубровский. Посерьезнев, добавил: - А Иван с головой. Неужто не перемахнул через фронт? Там он теперь. О нас беспокоится.
   - Хорошо бы…- с надеждой вымолвила Елена. Вскоре Дубровский распрощался с подругами и ушел.
   …Кроме Потемкина он с удивлением увидел за столом в своей комнате и Георга Вебера.
   - А вот и Леонид пришел. Садись выпей с нами,- предложил тот.
   - Долго же тебя не отпускала твоя дама,- с издевкой сказал Потемкин.
   - Не так уж и долго. Сейчас только половина одиннадцатого.- Дубровский придвинул к столу маленькую скамейку и присел на нее. Перед ним оказалась плоская тарелка, заваленная окурками. На столе возвышались две начатые бутылки шнапса. На клочке газеты лежали толстые ломтики сала, огурцы и куски серого хлеба.
   - Откуда такое богатство? - удивился Дубровский.
   - Если не хочешь услышать ложь, никогда не спрашивай. Жди, пока скажут,- ответил Георг Вебер.- Лучше выпей. На вот стакан. Из него Макс Борог пил.
   - А где он?
   - Сейчас не знаю. Полчаса назад заходил. Тебя спрашивал. Посидел с нами немного и ушел.
   Георг Вебер налил в стаканы прозрачную жидкость, поставил бутылку.
   - По какому поводу будем пить? - спросил он.
   - А бог его знает! Давайте за жизнь,- сказал Потемкин, поднимая свой стакан.
   - Нет, это банально. Хотя на войне и существенно,- ответил Георг Вебер.- Давайте выпьем за фюрера. За великого фюрера великой Германии.
   Все встали, со звоном сдвинули стаканы и, не поморщившись, выпили шнапс до дна. Первым опустился на стул Георг Вебер. За ним присели и остальные. Все-таки Вебер был чистокровным немцем, и русским переводчикам не пристало садиться раньше него.
   Молча съели по кусочку сала. Дубровского подмывало спросить, не слышал ли кто сообщения из главной квартиры фюрера. Но, поразмыслив, он решил подождать.
   Потемкин первым нарушил молчание.
   - Сегодня вечером девку одну доставили с биржи труда. Она, стерва, бланки для бандитов крала. Освобождала кого хотела от поездки в Германию.
   Дубровский насторожился.
   - А какая она из себя?
   - Да так. Девка как девка. Ничего примечательного. Тебе-то что?
   - Я там почти всех знаю. Ходил туда частенько по поручению шефа. Интересно, кто из них занимался такими делами?…
   - Завтра выяснишь, Леонид,- вмешался в разговор Георг Вебер.- Алекс тоже ничего не знает. А я знаю.
   - Что ты знаешь?
   - Знаю, что ее фамилия Чистюхина. По документам знаю.
   Дубровский не шелохнулся. Но сердце забилось чаще.
   «Неужели Ольга? А как она себя поведет? Будет молчать или проговорится? Что предпринять? Главное, спокойствие. Возьми себя в руки и не показывай вида, что тебя это взволновало». Чтобы разрядить обстановку, спросил:
   - А какие вести с фронта?
   - Я видел сводку для завтрашних местных газет,- сказал Георг Вебер.- Из главной квартиры фюрера сообщили, что продолжается выравнивание линии фронта. А от Харькова осталось одно географическое понятие. Как сообщает германское информационное бюро, советские войска заняли необитаемый город. Там полностью все разрушено. В Харькове русские не найдут ни одной фабрики, ни одного завода. Все жилые дома стоят без крыш. Таким образом, господа, можете себе представить, что это за город. Фюрер приказал применять тактику выжженной земли. Я-то знаю, что эте значит.
   - Но согласитесь, Георг, ведь населению где-то надо жить?
   - Всех жителей эвакуируют в Германию. Им там будет лучше.
   - Я не думаю. Покинуть дом, вещи, которые наживались годами…
   - А кого это интересует? - перебил Дубровского Вебер.- Сейчас война. Все переносят ее тяготы. Русские же на редкость выносливы, господа. Вы это знаете лучше меня. И они меня меньше всего беспокоят. Какая разница, будет у них кров или нет? Важно, чтобы они работали. Сейчас меня беспокоят итальянцы. Эти макаронники допустили высадку союзных войск в Сицилии. Это обстоятельство потребует нового напряжения сил. Германское командование вынуждено считаться с этим. Теперь мы не можем ожидать дополнительных резервов из центральной Европы. Но мы еще сильны здесь, в России. Я думаю, русским дорого обойдется эта попытка летнего наступления. Мы, немцы, умеем наслаждаться местью. Мы прольем реки крови, но не покинем эту землю. Русские свиньи будут помнить нас долго.
   - Господин фельдфебель,- переходя на официальный тон, оборвал его Дубровский,- не забывайте, что мы тоже русские. И, как вы знаете, честно служим немцам и новому порядку. Поэтому мне не понятны ваши обобщения.
   - Ха-ха! Неужели вы думаете, что мы и вас пустим в наш немецкий рай? Мы вас терпим, пока вы нам нужны. Это не мои слова! Это сказал фюрер!
   - Георг, вы просто пьяны,- брезгливо поморщился Дубровский.
   - Может быть, я и пьян, но я сказал правду. Так мыслят все немцы.
   Он с грохотом отодвинул стул и, пошатываясь, направился к двери. Над столом повисла тишина.
   - Видимо, действительно так думают все немцы,- задумчиво проговорил Дубровский.
   - Брось, Леонид! Выпил человек лишнее. Да еще расстроился. Пойми, что они могут сделать без нас в России? - примирительно сказал Потемкин.
   - В России-то, может быть, мы им и нужны. А вот понадобимся ли мы им в Германии?
   - Ну, до Германии еще далеко. Считай, половина России у них в руках.
   Дубровский смерил Потемкина недоуменным взглядом.
   - Так за Уралом разве Россия? Там одна тайга. Зверя много, а людей нет. Разве что заключенные?
   - Вот я и думаю, как бы нам с тобой туда не угодить со временем,- горько усмехнулся Дубровский.
   - Не-е-е, до этого не дойдет. Попомнишь мои слова. Давай лучше допьем, чтоб зла не оставлять.
   Он разлил по стаканам остаток шнапса.
   Дубровский вышел из-за стола и, подойдя к своей кровати, стал раздеваться.
   По железному оконному карнизу мелкой дробью забарабанил дождь. Дубровский с головой забрался под одеяло. Здесь, в темноте, было его царство. Тут никто не видел выражения его глаз, лица. Можно было улыбнуться своим мыслям или, наоборот, погрустить…
   Лежа под одеялом, Дубровский старался не слушать пьяную болтовню Потемкина. Он пытался до мелочей взвесить создавшееся положение. «Если Ольгу Чистюхину взяли только лишь за справки биржи труда, тогда ей нет никакого смысла впутывать в дело и меня. Может отговориться, что, мол, помогала знакомым. За это могут отправить в лагерь. Но это еще не самое страшное. Во всяком случае, вряд ли будут пытать. Обычное злоупотребление. Пусть даже уголовное дело. Можно чем-то помочь. А вот если ее взяли вместе с другими подпольщиками, тогда ситуация меняется. Для немцев это уже бандиты. Тогда…» Он прекрасно знал изощренные, садистские методы следствия в гестапо. Неприятный холодок пробежал по спине.- Тогда из нее вытянут жилы. Может назвать меня. А не стоит ли бежать отсюда, пока не поздно? Подожди! Решение принимать еще рано. Поначалу надо выяснить обстановку. Макс Борог наверняка должен быть в курсе дела. Быть может, он и искал меня в связи с этим?»
   Дубровский готов был пойти к Максу Борогу, но в последний момент заставил себя успокоиться. «Нельзя давать повод для лишних вопросов. Надо не показывать вида, что меня интересует судьба Чистюхиной. А утром схожу в домоуправление, где проживает Левина. Проверю домовую книгу, будто ищу кого-то. Невзначай спрошу, давно ли проживает здесь Мария Левина. Если она арестована, люди скажут… Во всяком случае, их поведение кое-что может мне подсказать. Тогда обратно в ГФП не вернусь. А ежели нет, повоюем еще на этом поприще».
   …Утреннее построение закончилось на редкость быстро. Полицайкомиссар Майснер у всех сотрудников на виду хлопнул дверцей «оппель-капитана» и укатил в штаб командующего 6-й армией. Еще до того как встать в строй, Макс Борог сказал Дубровскому:
   - Леонид, я заходил к тебе вчера вечером.
   - Что-нибудь случилось, Макс? - сдерживая волнение, спокойно спросил Дубровский.
   - Нет, ничего. Просто я стал теперь посвободнее. Вспомнил твое обещание, вот и зашел.
   - Какое обещание?
   - Ты собирался познакомить меня с хорошей девушкой.
   - Сначала я должен договориться с ними о времени. И потом я не знаю, когда ты свободен.
   - Мне хотелось бы сегодня провести вечер в женском обществе.
   - Я готов. Но тогда мне надо в рабочее время отлучиться хотя бы на час, чтобы договориться с ними.
   - Иди сейчас. Только скажи дежурному, что я послал тебя в город по делу. Возвращайся прямо ко мне. Я часок потяну с допросом. Познакомлюсь пока с документами. Сегодня ты весь день будешь работать со мной. Закончим к шести часам. На семь назначай встречу.
   - Хорошо, Макс! Мы славно проведем время! - обрадованно проговорил Дубровский.
   Он даже не предполагал, что так легко сможет вырваться утром с работы. Он ломал себе голову, как это сделать, а тут на тебе… Дубровский немного приободрился.
   Подходя к дому Марии Левиной, он увидел ее у ворот.
   - Мария! - окликнул он.
   Она остановилась и приветливо улыбнулась.
   - Здравствуйте, Леонид!
   - Здравствуйте. Куда путь держим?
   - К подружке зайти хочу.
   - А вы не слышали, что с Ольгой?
   - Вы уже знаете?
   Она перестала улыбаться, опустила глаза.
   - Знаю, что ее арестовали. Но с кем и за что?
   - Это вам лучше знать. Вы же с ней вместе служите.
   - Откуда вы взяли?
   - Ольга рассказывала, что познакомилась с вами на бирже труда.
   - Ну, это еще ни о чем не говорит.
   - А я думала, что и вы оттуда. Во всяком случае, она о вас хорошо говорила. Вероятно, что-нибудь со справками. Больше-то она ничем не занималась.
   - Да-а-а…- задумчиво протянул Дубровский.
   Он понял, что Мария не знает о подпольной деятельности Ольги Чистюхиной. Таким образом, опасения были напрасны. Члены подпольной группы, видимо, остались на свободе.
   - Мы хотим что-нибудь придумать, чтобы выручить Ольгу,- сказала Мария.- Она так много сделала людям добра.
   - А как вы можете ей помочь?
   - Один наш общий с Ольгой знакомый, узнав об аресте, обещал помочь. Он знает полицейского, который за деньги отпускает людей из лагеря. Правда, берет этот тип дорого.
   - Сколько?
   - Десять тысяч.
   - Марок? - удивился Дубровский»
   - Нет, рублей.
   - Ну это еще куда ни шло. Можно и наскрести. Только ведь она не в лагере, а в гестапо.
   Мария побледнела.
   - Ой, мамочка родненькая! За что же ее туда? Неужто из-за этих проклятых бланков?
   - Вы же сами сказали, что больше она ничем не занималась. Возьмите себя в руки и не волнуйтесь. Я постараюсь выяснить, где Ольга содержится. А вы не упускайте из виду того полицейского. Может случиться, Ольгу переведут скоро в лагерь. Тогда он пригодится. Это хорошо, что вы собираетесь ей помочь.
   - Да, мы хотим. Но я немного побаиваюсь мужа. Он ведь ничего не знает. Он только вчера приехал из Таганрога.
   - О чем не знает?
   Мария смутилась.
   - Ну-у… Не знает, что Ольга давала знакомым справки биржи труда.
   - Тем лучше. Незачем его посвящать в эти дела,- посоветовал Дубровский. - А нам с вами надо будет встретиться через день-другой. К тому времени я попытаюсь все выяснить.
   - Хорошо, заходите к нам. Вы ведь знаете, где я живу?
   - Знаю. Но мне бы не хотелось видеться с вашим супругом.
   - А как же тогда?
   - На Пятой линии есть кинотеатр. Приходите туда завтра вечером. В половине восьмого я вас буду ждать возле входа.
   - Ладно, приду.
   - Если я почему-либо не смогу быть, не поленитесь, придите на другой день в это же время.
   - Хорошо!
   - И еще! На всякий случай, где бы вас ни допрашивали по поводу Ольги, вы меня не знаете и никогда не видели. Ясно?
   Мария вздохнула, кивнула в знак согласия.
   - Так будет лучше. Со стороны я вам больше могу быть полезен. До свидания.
   Он повернулся и неторопливой походкой пошел обратно. Спешить было некуда. Требовалось еще придумать благовидную причину, по которой сегодня вечером девушки не могут встретиться с Максом Борогом. Неожиданно Дубровского осенила мысль. Он даже улыбнулся своей находчивости.
   - Послушай, Макс,- воскликнул он, входя в комнату, где перед папкой с бумагами сидел за столом Борог,- чертовщина какая-то! Пошел договариваться с девушкой, а ее, оказывается, еще вчера вечером доставили к нам в ГФП.
   - Кто такая?
   - Ольга Чистюхина. Работала на бирже труда. Я с ней там познакомился, когда ходил на биржу по заданию шефа.
   - Любопытно. А передо мной как раз ее дело. Конечно, я бы с большим удовольствием познакомился с ней в другой ситуации. Но что делать, служба есть служба.
   - Скажи хоть, что натворила эта девица?
   - Пока я вижу только фиктивные справки биржи труда об освобождении от трудовой повинности. Но эти справки дают право избавиться от поездки в Германию.
   - Макс, она местная жительница! У нее много подруг. Возможно, кому-нибудь из них она и оказала такую услугу. Нельзя же за это жестоко наказывать.
   - Здесь не только подруги. У нее были и друзья. Вот две справки на имя каких-то Дагаева и Дубенко. Их задержали во время облавы на вокзале. В русской вспомогательной полиции они предъявили эти справки. А проверкой установлено, что на бирже труда им справок не выдавали. Когда же стали выяснять, то оказалась виноватой Ольга Чистюхина. Это она использовала свое служебное положение и без соответствующего учета выдавала справки кому вздумается. Если это только глупость, без дурного умысла, тогда еще полбеды. А если за этим что-то кроется, сам понимаешь, чем это пахнет…
   - Я рад, Макс, что дело попало к тебе. Ты честный человек и сам увидишь, что все это выеденного яйца не стоит.
   - Оно попало и к тебе тоже. Я уже сообщил в канцелярию, что беру тебя переводчиком по этому делу! - Он глянул мельком на ручные часы.- Через десять минут нашу даму доставят сюда, и ты будешь иметь удовольствие лично побеседовать с нею.
   - Таким образом, я сдержу свое слово и познакомлю вас,- пошутил Дубровский.
   - Думаю, что теперь это уже ни к чему. Попробую поискать других фрау.
   - Ты считаешь, ей угрожает серьезное наказание?
   - Придется сделать скидку на знакомство с тобой. Но защитить от возмездия ее невозможно. Все зависит от того, как она поведет себя на допросе. В лучшем случае мы отправим ее в лагерь, а потом в Германию. Пусть сама отработает за тех, кого освободила от этого путешествия. Такой исход тебя устраивает?
   - Я был бы тебе признателен, Макс.
   - Тогда договорились. Я отпущу полицейского, а ты сам будешь бить ее шлангом по голой заднице… Можешь не сильно. Только попроси ее, чтобы кричала погромче.
   - Макс, но ты же джентльмен!
   - Именно поэтому я не желаю, чтобы потом били по голой заднице меня.
   Ты же знаешь привычку шефа прогуливаться по коридору и слушать за дверью, как ведутся допросы. Думаю, эта дама за свое спасение простит тебе такое некорректное обращение. Главное, шепни ей, чтобы громче кричала. Ты же имеешь опыт.
   Дубровский насторожился.
   - О чем ты, Макс?
   - Думаешь, я не слышал, что ты сказал тогда Шведову?
   - Ничего подобного не было, Макс. Ты же не знаешь русского языка.
   - Брось, Леонид! Я не выдам тебя бошам. Я понимаю твои национальные чувства, когда хочется помочь земляку. А насчет языка ты ошибаешься. Славянские корни очень схожи. Так что я, как умная собака, почти все понимаю, только сказать не могу.
   - И все же ты ошибаешься, Макс. Я ничего не говорил тогда Шведову.
   - Хорошо, Леонид, пусть это будет на твоей совести. Я не собираюсь тебя уличать. Наоборот, я еще больше тебя уважаю за это. Только обидно. Я тебе доверяю, а ты мне - нет.
   Они сидели друг против друга за письменным столом следователя. Правда, Дубровский присел на табуретку, предназначенную для арестованных, а Макс Борог восседал на своем законном стуле. За дверью послышался топот кованых сапог. Не прошло и минуты, как огромный верзила с повязкой полицейского на рукаве втолкнул в комнату перепуганную Ольгу Чистюхину.
   В первый момент, увидев Дубровского, она виновато улыбнулась. Но тут же улыбка исчезла с ее лица, она испуганно посмотрела на Макса Борога.
   - Садитесь! - сказал он вежливо, показывая жестом на табурет, с которого поднялся Дубровский.
   Отпустив полицейского, Макс Борог уставился на Чистюхину. Некоторое время он разглядывал ее молча. Взгляд его скользнул по растрепанным русым волосам, спадавшим на плечи девушки. Остановился на пухлых щеках, на подбородке с маленькой ямочкой.
   Допрос начался с обычных формальностей: фамилия, имя, год рождения, вероисповедание, откуда родом.
   Дубровский спокойно переводил вопросы, подбадривая Ольгу лишь участливым взглядом. Потом Борог спросил:
   - Откуда ты знаешь Александра Дубенко и Владимира Дагаева? Почему выдала им справки, освобождающие от поездки в Германию?
   Выслушав перевод, Ольга как-то съежилась и, глядя исподлобья, ответила:
   - Они же местные. Я с ними в школе училась, вот и захотела помочь.
   - Она их совсем не знает,- перевел Дубровский.- Ей деньги нужны были. А те по сто рублей за справку пообещали.
   - Леонид, она же сказала иначе. Почему ты неправильно переводишь?
   - Потому что доверяю тебе, Макс. Так же, как и ты доверяешь мне.
   - Хорошо,- улыбнулся Макс Борог,- я докажу тебе, что ты во мне не ошибся.
   Дубровский ободряюще подмигнул Ольге, сказал:
   - Ты их вовсе не знаешь. Увидела в первый раз, когда они предложили тебе по сто рублей за каждую справку. Ради денег и выдала.
   Она понимающе чуть приметно склонила голову.
   - Сколько же всего продала она таких справок? - спросил Макс Борог.
   Ольга пожала плечами.
   - Не считала. Может быть, восемь или десять. Дубровский перевел точно.
   - Но проверкой установлено, что на бирже труда исчезло девяносто семь бланков. Спроси у нее, Леонид, как она объяснит это?
   - Я не знала, что эти бланки так строго учитываются. Меня никто об этом не предупреждал. Поэтому я не считала бланки.
   - Макс, оказывается, ее не предупреждали о строгом учете бланков. Она не придавала этому никакого значения. И случалось, что, допустив ошибку при заполнении, рвала эти бланки в клочья и бросала в корзину для мусора,- объяснил Дубровский, выслушав Ольгу.
   - Я готов поверить, но пусть она покричит. Возьми в шкафу резиновый шланг и клади ее на парту.
   Дубровский открыл шкаф, взял шланг и, вернувшись к девушке, глубоко вздохнул:
   - Ольга, не обижайся. Я и так делаю все, что в моих силах. Сейчас ты снимешь кофточку и ляжешь на ту парту.- Он кивнул в сторону парты.- Я буду бить не сильно, а ты кричи во весь голос. Это надо для твоего спасения.
   Появившаяся было презрительная усмешка слетела с ее лица. Она послушно подошла к парте, сняла кофточку и, стыдливо прикрывая рукой бюстгальтер, легла на живот.
   Дубровский взмахнул шлангом и опустил его на ее спину. Хотя он ударил и не в полную силу, но все же так, чтобы пониже лопаток осталась малиновая полоса.
   Ольга взвизгнула.
   - Сильнее, бей сильнее! - закричал Макс Борог. Дубровский обернулся, не веря своим ушам.
   Макс Борог приложил к губам указательный палец и вдруг закричал еще громче: