Страница:
Джандер шагнул к двери.
Дрожа от возбуждения, вампир коснулся двери и, поколебавшись, распахнул ее. Она со скрипом отворилась, открыв проход в большую темную комнату. В нос ударил запах тлена. Его глаза быстро освоились в темноте, но он вынул из кольца в стене факел и зажег его от камина, полыхавшего в кабинете. Держа в руках факел, он вошел внутрь.
Перед ним протянулся длинный стол. Когда-то, как и все остальное в замке Равенлофт, этот стол был очень красив. Теперь его покрывал толстый слой пыли. Не это удивило эльфа, а то, что лежало на столе под пылью. Джандер изумленно поднял брови.
Стол был накрыт для так и не состоявшегося пиршества. В центре длинного стола высилось что-то сгнившее. Джандер шагнул вперед, подняв факел повыше.
Когда-то это был торт, и, судя по многочисленным лентам и белой женской фигурке наверху, торт свадебный.
Джандер уловил слабый запах страха. Что-то здесь произошло неладное. Очень плохое. Он сделал шаг от стола и наступил на что-то хрустнувшее под его ногой. Он нагнулся и увидел, что это, от чего встревожился еще сильнее. Вторая половина украшения торта – темная фигурка жениха. Головы у фигурки не оказалось.
Джандер оглядел все остальное пространство комнаты.
Стол и остатки торта свидетельствовали, что когда-то это был обеденный зал. И еще это была картинная галерея. Джандера окружили лица членов семейства фон Заровичей. Некоторые имена казались знакомыми, другие – совершенно новыми. Он остановился у портрета очаровательной молодой пары.
Согласно табличке внизу картины, этой парой были Баров и Равеновия фон Зарович. Картина была написана сразу после их свадьбы, и они были удивительно красивой парой. Судя по дате на картине и разительному сходству со Страдом, это, наверно, были родители графа, решил Джандер. Черты Барова явственно повторялись в сыне – темные глаза, благородно очерченные нос и скулы были почти такими же, как у Страда. Равеновия была сама красота, и умелый художник смог передать блеск и ум ее больших темных глаз.
Следующая картина изображала троих мужчин. Один из них был Страд. Он восседал в алом бархатном кресле. Со времени написания портрета граф почти не изменился внешне, и Джандер решил, что картина написана перед самым его превращением.
Слева от графа за спинкой кресла стоял мужчина лет под сорок. Он был довольно коренастым, выражение лица волевое и доброе, есть сходство со Страдом. Справа от графа, встав на колено и положив руку на подлокотник кресла, расположился самый красивый юноша, которого только видел Джандер за свою долгую жизнь. Он тоже был похож на Страда. Но он был другим – чище, с печатью юношеского задора и любопытной смесью силы, самонадеянности и невинности на лице. Юноше было лет двадцать. Он почему-то казался до боли знакомым Джандеру. На этом человеке и на Страде была военная форма, но с разными знаками различия. На груди молодого человека был красивый медальон в виде солнца. Мундир Страда украшали ряды медалей. Джандер прочел имена – Страд, Струм и Сергей фон Заровичи. Просто очень красивые братья – если бы художник не был столь внимателен и не передал в совершенстве состояние души Страда. Его темные глаза неумолимы, как у человека, не видящего ни в чем радости, красоты, губы плотно сжаты в тонкую линию. Даже в жизни, когда кровь и дыхание связывали его с солнечным миром, Страд был, очевидно, несчастным человеком, несмотря на все регалии, усыпавшие его грудь.
Здесь было еще много картин. С годами менялись костюмы, но некоторые военные доспехи и драгоценности присутствовали постоянно, будучи, очевидно, или передаваемыми по наследству, или знаками отличия. Джандер бесцельно ходил по комнате, рассматривая портреты.
В дальнем конце зала оказался небольшой столик, в отличие от всей мебели замка Равенлофт выглядевший ухоженно. На столе была постелена чистая белая ткань, поверх которой лежали драгоценные украшения: ожерелье, серьги и браслет. В два начищенных подсвечника были вставлены свечи, рядом лежали две книги в кожаных переплетах. Одна была очень старой и здорово потрепанной. Вторая выглядела гораздо новее.
Джандер поднял новую книжку, полистал. Она была исписана затейливой скорописью Страда, но за последние годы Джандер отлично научился разбирать эти закорючки. Он положил книгу на место, даже не взглянув на второй том.
Над столом висел еще один портрет. Он был завешен такой же тканью, что лежала на столе. Джандер нахмурился. Зачем закрывать этот портрет? Он быстро сдернул тряпку.
Ошеломленный, он уставился на две изображенные фигуры. Мужчина и женщина в свадебных нарядах. И кто-то несколько раз проткнул холст ножом там, где было лицо мужчины. Но не это поразило Джандера в самое сердце. Его потрясло лицо женщины, державшей жениха под руку. Это было лицо Анны. И ничье другое.
Она лучезарно улыбалась безликому теперь юноше. На лице ее были безграничная радость, в глазах светилась любовь. На ней было прелестное белое платье, в руках огромный букет. Волосы увенчивала белая вуаль. Это ее свадьбу готовились отпраздновать в этой комнате.
Джандер несколько минут смотрел на портрет, не в силах прийти в себя. Взгляд его скользнул ниже, туда, где было написано: «Сергей фон Зарович и Татьяна Федоровна в день свадьбы, 351 год».
Дрожа, эльф сделал шаг назад, не понимая, в чем дело. Значит, это не Анна, а какая-то Татьяна. Сестра? Может быть, близнец?
Его взгляд упал на книги. Может быть, там есть что-то про Татьяну. Он снова поднял ту же книгу и открыл ее в самом начале.
Книга называлась «Том Страда». Несмотря на все волнение, Джандер презрительно фыркнул. Лишь Страд мог назвать так многозначительно свой дневник. Он сел, положил «Том Страда» на колени, и обуреваемый одновременно и страхом, и нетерпением начал читать.
«Я – Изначальный, я – Земля. Мои корни теряются во мраке веков. Я был воином, я был добр и справедлив. Мое имя гремело по земле подобно имени бога, но годы войн и убийств опечалили мою душу, изнурили ее, как ветер превращает камень в песок…»
Джандер нахмурился. Это не летопись. Это измышления Страда. Его запись истории в том виде, как он хотел представить ее – подобной сказке, полной выдумок и обмана, как он рассказывал Джандеру много лет назад, повествуя, как Баровию окутали туманы. Дикая, несвязная история о сопернике, о женщине, и…
Джандер снова поднял взгляд на портрет. Это и есть тот блестящий юноша – соперник Страда, который «очаровал» Татьяну и «похитил» ее у графа? Ложь, все ложь, и он знал, что это так, но не понимал, почему знает это. Невозможно представить двоих, влюбленных друг в друга больше, чем эта пара на холсте, невозможно даже вообразить, что один из них – интриган, а вторая – рабыня.
Эльф с негодованием отложил «Том Страда», потянулся за второй книгой. Осторожно, видя как она хрупка, Джандер медленно открыл ее. Страницы пожелтели и грозили рассыпаться в прах под его пальцами. Написанное можно было разобрать с трудом, а скоропись не позволяла Джандеру читать быстро. Ему было достаточно увидеть, что это дневник, датированный 349 годом баровийского календаря. Почти двести пятьдесят лет тому назад.
До того, как Страд стал вампиром. Джандер содрогнулся. Вцепившись в книгу, он прошел в кабинет.
До заката у него еще несколько часов, и ему никто не помешает. Он поставил факел на место, уселся в одно из глубоких кресел и погрузился в чтение.
Глава 20
Дрожа от возбуждения, вампир коснулся двери и, поколебавшись, распахнул ее. Она со скрипом отворилась, открыв проход в большую темную комнату. В нос ударил запах тлена. Его глаза быстро освоились в темноте, но он вынул из кольца в стене факел и зажег его от камина, полыхавшего в кабинете. Держа в руках факел, он вошел внутрь.
Перед ним протянулся длинный стол. Когда-то, как и все остальное в замке Равенлофт, этот стол был очень красив. Теперь его покрывал толстый слой пыли. Не это удивило эльфа, а то, что лежало на столе под пылью. Джандер изумленно поднял брови.
Стол был накрыт для так и не состоявшегося пиршества. В центре длинного стола высилось что-то сгнившее. Джандер шагнул вперед, подняв факел повыше.
Когда-то это был торт, и, судя по многочисленным лентам и белой женской фигурке наверху, торт свадебный.
Джандер уловил слабый запах страха. Что-то здесь произошло неладное. Очень плохое. Он сделал шаг от стола и наступил на что-то хрустнувшее под его ногой. Он нагнулся и увидел, что это, от чего встревожился еще сильнее. Вторая половина украшения торта – темная фигурка жениха. Головы у фигурки не оказалось.
Джандер оглядел все остальное пространство комнаты.
Стол и остатки торта свидетельствовали, что когда-то это был обеденный зал. И еще это была картинная галерея. Джандера окружили лица членов семейства фон Заровичей. Некоторые имена казались знакомыми, другие – совершенно новыми. Он остановился у портрета очаровательной молодой пары.
Согласно табличке внизу картины, этой парой были Баров и Равеновия фон Зарович. Картина была написана сразу после их свадьбы, и они были удивительно красивой парой. Судя по дате на картине и разительному сходству со Страдом, это, наверно, были родители графа, решил Джандер. Черты Барова явственно повторялись в сыне – темные глаза, благородно очерченные нос и скулы были почти такими же, как у Страда. Равеновия была сама красота, и умелый художник смог передать блеск и ум ее больших темных глаз.
Следующая картина изображала троих мужчин. Один из них был Страд. Он восседал в алом бархатном кресле. Со времени написания портрета граф почти не изменился внешне, и Джандер решил, что картина написана перед самым его превращением.
Слева от графа за спинкой кресла стоял мужчина лет под сорок. Он был довольно коренастым, выражение лица волевое и доброе, есть сходство со Страдом. Справа от графа, встав на колено и положив руку на подлокотник кресла, расположился самый красивый юноша, которого только видел Джандер за свою долгую жизнь. Он тоже был похож на Страда. Но он был другим – чище, с печатью юношеского задора и любопытной смесью силы, самонадеянности и невинности на лице. Юноше было лет двадцать. Он почему-то казался до боли знакомым Джандеру. На этом человеке и на Страде была военная форма, но с разными знаками различия. На груди молодого человека был красивый медальон в виде солнца. Мундир Страда украшали ряды медалей. Джандер прочел имена – Страд, Струм и Сергей фон Заровичи. Просто очень красивые братья – если бы художник не был столь внимателен и не передал в совершенстве состояние души Страда. Его темные глаза неумолимы, как у человека, не видящего ни в чем радости, красоты, губы плотно сжаты в тонкую линию. Даже в жизни, когда кровь и дыхание связывали его с солнечным миром, Страд был, очевидно, несчастным человеком, несмотря на все регалии, усыпавшие его грудь.
Здесь было еще много картин. С годами менялись костюмы, но некоторые военные доспехи и драгоценности присутствовали постоянно, будучи, очевидно, или передаваемыми по наследству, или знаками отличия. Джандер бесцельно ходил по комнате, рассматривая портреты.
В дальнем конце зала оказался небольшой столик, в отличие от всей мебели замка Равенлофт выглядевший ухоженно. На столе была постелена чистая белая ткань, поверх которой лежали драгоценные украшения: ожерелье, серьги и браслет. В два начищенных подсвечника были вставлены свечи, рядом лежали две книги в кожаных переплетах. Одна была очень старой и здорово потрепанной. Вторая выглядела гораздо новее.
Джандер поднял новую книжку, полистал. Она была исписана затейливой скорописью Страда, но за последние годы Джандер отлично научился разбирать эти закорючки. Он положил книгу на место, даже не взглянув на второй том.
Над столом висел еще один портрет. Он был завешен такой же тканью, что лежала на столе. Джандер нахмурился. Зачем закрывать этот портрет? Он быстро сдернул тряпку.
Ошеломленный, он уставился на две изображенные фигуры. Мужчина и женщина в свадебных нарядах. И кто-то несколько раз проткнул холст ножом там, где было лицо мужчины. Но не это поразило Джандера в самое сердце. Его потрясло лицо женщины, державшей жениха под руку. Это было лицо Анны. И ничье другое.
Она лучезарно улыбалась безликому теперь юноше. На лице ее были безграничная радость, в глазах светилась любовь. На ней было прелестное белое платье, в руках огромный букет. Волосы увенчивала белая вуаль. Это ее свадьбу готовились отпраздновать в этой комнате.
Джандер несколько минут смотрел на портрет, не в силах прийти в себя. Взгляд его скользнул ниже, туда, где было написано: «Сергей фон Зарович и Татьяна Федоровна в день свадьбы, 351 год».
Дрожа, эльф сделал шаг назад, не понимая, в чем дело. Значит, это не Анна, а какая-то Татьяна. Сестра? Может быть, близнец?
Его взгляд упал на книги. Может быть, там есть что-то про Татьяну. Он снова поднял ту же книгу и открыл ее в самом начале.
Книга называлась «Том Страда». Несмотря на все волнение, Джандер презрительно фыркнул. Лишь Страд мог назвать так многозначительно свой дневник. Он сел, положил «Том Страда» на колени, и обуреваемый одновременно и страхом, и нетерпением начал читать.
«Я – Изначальный, я – Земля. Мои корни теряются во мраке веков. Я был воином, я был добр и справедлив. Мое имя гремело по земле подобно имени бога, но годы войн и убийств опечалили мою душу, изнурили ее, как ветер превращает камень в песок…»
Джандер нахмурился. Это не летопись. Это измышления Страда. Его запись истории в том виде, как он хотел представить ее – подобной сказке, полной выдумок и обмана, как он рассказывал Джандеру много лет назад, повествуя, как Баровию окутали туманы. Дикая, несвязная история о сопернике, о женщине, и…
Джандер снова поднял взгляд на портрет. Это и есть тот блестящий юноша – соперник Страда, который «очаровал» Татьяну и «похитил» ее у графа? Ложь, все ложь, и он знал, что это так, но не понимал, почему знает это. Невозможно представить двоих, влюбленных друг в друга больше, чем эта пара на холсте, невозможно даже вообразить, что один из них – интриган, а вторая – рабыня.
Эльф с негодованием отложил «Том Страда», потянулся за второй книгой. Осторожно, видя как она хрупка, Джандер медленно открыл ее. Страницы пожелтели и грозили рассыпаться в прах под его пальцами. Написанное можно было разобрать с трудом, а скоропись не позволяла Джандеру читать быстро. Ему было достаточно увидеть, что это дневник, датированный 349 годом баровийского календаря. Почти двести пятьдесят лет тому назад.
До того, как Страд стал вампиром. Джандер содрогнулся. Вцепившись в книгу, он прошел в кабинет.
До заката у него еще несколько часов, и ему никто не помешает. Он поставил факел на место, уселся в одно из глубоких кресел и погрузился в чтение.
Глава 20
«Двенадцатый месяц Луны, 347 год.
Наконец, через столько лет война закончена. Враг разбит, уничтожен или изгнан. Я обнаружил долину у развалин замка полководца. Я забрал обе…
Шестой месяц луны, 348 год.
Душа моя лишилась покоя. Мне не нравится это. Обитатели Баровии не любят меня. Мне нет дела…
Третий месяц Луны, 349 год.
В замке кипит работа. В честь матери я назову его Равенлофт. Он станет достойным домом для фон Заровичей…
Одиннадцатый месяц Луны, 349 год.
Все готово. Я призову все семейство, и этот холодный замок станет домом…
Четвертый месяц Луны, 350 год.
Они прибыли, и с ними приехал Сергей – мой самый младший брат, которого я раньше никогда не видел. Как он молод – душой и телом! Если бы он чуть не превзошел меня сегодня утром в поединке, я назвал бы его новобранцем, но, честно говоря, опыт его ошеломляет.
Мы быстро стали друзьями, оставаясь солдатами, связанными кровными узами. Он так же нелегко привыкает жить мирно – холод смерти в костях и вкус войны на языке не забудутся никогда. Я отдал бы все, чтобы стать таким же, как он – юным и беспечным, чтобы взгляды чужих черных глаз пленяли женщин! Какая доля – ему, как самому младшему сыну, должно стать священником! Наверно, я должен стареть – уже холодная ночь впереди, а он, рядом, лишь рассвет. Никогда раньше я не хотел иметь семью. Теперь, когда появился Сергей, я мечтаю о женщине рядом и ребенке на коленях.
Шестой месяц Луны, 350 год.
Неожиданно умер Первосвященник Кир, и Сергей настоял, чтобы я объявил в этот день всеобщий траур. Сергей теперь должен занять место Первосвященника – честь, которая просто вскружила парню голову. Ему еще не позволено надеть рясу, ведь он еще не рукоположен, но ему позволили надеть медальон священника – довольно симпатичную безделушку, к которой Сергей отнесся с большим, быть может, даже слишком большим трепетом».
Эта мысль не приносила удовлетворения – мало что радовало его в последние дни.
Несколько лет назад возникло такое движение, раздутое перепуганным бургомистром одной из деревушек – превратить день рождения графа во всенародный праздник. Бургомистр думал таким образом вернуть расположение графа, обнаружившего, что от него утаивают часть собранных налогов. Но бургомистр избрал неверную тактику. Страд никогда не праздновал свои дни рождения. Он однажды назвал их в шутку «днями смерти». С тех пор тема была закрыта. Юность Страда минула и была наполнена лишь сражениями и убийствами.
Несчастный бургомистр убит – голова одним уверенным ударом меча была отделена от его тела. С тех пор о днях рождения графа Страда вообще никто не говорил.
В этот день Страд вернулся в свой кабинет, взял дневник, который впервые начал вести после завоевания этой земли.
«Я ненавижу живущих в Баровии! Они тупы и не знают меры ни в чем. Неужели Сергей этого не видит?
Он взял привычку ходить в деревню, как он говорит: „сделать что-то доброе для этих людей“. Там к нему относятся как к юному божеству. Народ бросает цветы под копыта его лошади, они совсем оглушили мальчика воплями восторга. Ничего хорошего из этого не выйдет. Сергей должен быть над народом, здесь, в замке Равенлофт, как настоящий фон Зарович. Ему нечего болтаться в крестьянской грязи.
В дверь кабинета постучали.
– Войди, – сухо произнес Страд.
Это оказался Сергей. Его красивое лицо пылало, кудрявые темные волосы растрепались.
– О, Страд, я должен рассказать тебе, что случилось сегодня!
– Должен ли? – ответил его брат, неохотно отодвигая книгу. – Что вообще может случиться в этой жалкой деревне, что будет интересно фон Заровичу?
Страд нахмурился, когда Сергей подтащил к нему поближе свой стул. Он никогда не думал, что такой энтузиазм и простота подходят члену семьи правителя страны. Сегодня же Сергей вел себя просто несносно, как сумасшедший щенок. Наверно, и впрямь случилось что-то из ряда вон выходящее.
– Я встретил девушку.
Страд подождал, но, очевидно, это было все, что хотел сообщить ему Сергей. С неодобрением старший брат процедил, вновь обращаясь к своему дневнику.
– Бог мой, Сергей, если ты будешь вламываться ко мне всякий раз, когда захочешь „спасти“ кого-нибудь из местных шлюх…
– Если бы ты не был моим братом, я убил бы тебя за такие слова! – вскочил разгневанный Сергей. – Я встретил ее, она занимается тем же, чем я. Она помогает людям, она… Ты никогда не видел ее. Я скоро приведу ее сюда, и ты сам все увидишь.
– Нечего таскать сюда всяких шлюх! – Ты не смеешь так говорить о Татьяне!
– Ах, у проститутки есть, оказывается, имя!
С видимым усилием Сергей подавил вспышку ярости. Он неловко сел на место, помолчал, потом заговорил уже спокойнее.
– Брат, ты знаешь, как я люблю тебя. Я прошу не называть Татьяну ни шлюхой, ни проституткой, никаким другим плохим словом, выходящим за рамки приличий. Она – низкого происхождения, это так, но она – само совершенство. Я никогда не видел такой светлой души. Страд, она будет моей. Я хочу жениться на ней.
– Глупости. Во-первых, она не того рода. И, во-вторых, – он нагнулся вперед, дотронулся до амулета, висевшего на груди Сергея, – ты уже имеешь обязательства. Забыл?
– Ты знаешь, что мать и отец не особенно жаждут, чтобы я продолжал свое служение. Обычай, что младший брат становится священником, это просто традиция. Не закон!
– Раньше ты был согласен. Сергею пришлось кивнуть:
– Был.
И сейчас согласен.
Если бы мне было предначертано следовать этому пути, боги конечно же не позволили бы мне так полюбить Татьяну. Когда ты встретишь ее, ты тоже полюбишь. Ну и потом, какая разница, если я женюсь! Ты – наследник, после тебя – Струм. Видишь, – он умиротворяюще улыбнулся, – и у младшего брата есть свои преимущества.
– Сергей, – сказал Страд, начиная терять терпение, – женись на ком хочешь. Если нашел какую-то оборванку в деревне и сможешь ее отмыть так, чтобы слуги не воротили нос, можешь жениться хоть завтра! А теперь оставь меня, я очень занят.
Сергей нахмурился. Его ясные голубые глаза пристально смотрели на Страда.
– Я знаю, нас разделяет много лет. Я знаю, ты считаешь меня совсем маленьким и глупым. Я всегда восхищался тобой, брат, но никогда не мог понять, почему ты такой жестокий, ведь ты выиграл столько войн, одержал столько побед. Вся жизнь складывалась тебе на пользу, приносила удачу.
– Сергей…
– Проклятье, Страд! Никто лучше меня не знает, сколько ты сделал для всех нас. Ты положил конец войне, длившейся несколько десятилетий! Ты добыл для нас мир. Ты сделал свое дело, сделал прекрасно. Я не смогу испытать такую гордость. Я не смогу выиграть войну. Я лишь могу жить и делать то, что считаю правильным, здесь, в это мирное время.
Юноша порывисто встал:
– Мне жаль, что вся твоя юность прошла на поле брани, но в том нет моей вины.
Страд посмотрел ему вслед, покачал головой. Бывало, он совершенно разочаровывался в Сергее – а иногда восхищался им.
Сергей был последним и самым ярким цветком на ветви фон Заровичей. Он был утешением и любимым сыном родителей, пока Страд не переставал сражаться вдали от дома, а Струм, занятый своими делами, отделился от семьи. Сергей возмужал, не зная своего самого старшего брата, а когда Страд обосновался в Баровии и позвал туда всю семью, самый старший и самый младший братья встретились в первый раз.
На первый взгляд это было настоящее чувство братской любви. Сергей почитал Страда – отважного героя, блестящего победителя, и Страду это нравилось. А почему бы и нет? Это было так приятно принимать от Сергея. Умного, смешливого, отличного партнера для поединков. Страд любил Сергея так, как только может любить стареющий воин.
В замке Равенлофт не настало райского покоя. Страд хотел вернуть молодость. Он не только любил Сергея, он хотел быть Сергеем – двадцатишестилетним, перед которым в жизни открыты еще все дороги и который стоит еще в самом начале пути. Молодость Страда была принесена в жертву богам войны, и теперь, в сорок пять, у него было слишком мало дорогих сердцу воспоминаний. Ни семьи, ни близких друзей. Он не придумал такого закона, который бы изменил мир, не завоевал такой земли, которая дала бы ему новую жизнь. Это будет хороший урок Сергею, когда дочь какого-то крестьянина, копающегося в земле, захомутает его, горько подумал Страд.
Он взял перо и четкими жирными буквами вывел:
„При всей любви, что существует между нами, Сергей иногда здорово злит меня“.
Пятью днями позже, когда суженая Сергея вышла из кареты и смущенно огляделась вокруг, Страд почувствовал досаду.
Девушка была красива – действительно совершенство, как и уверял его Сергей. Она оказалась высокой, с длинными, густыми каштановыми волосами, спадавшими ей на спину и плечи. Ее простая одежда не скрывала высокой груди и тонкой талии. Кожа была золотистой от загара. Сергей крепко держал ее за руку, искрясь гордостью и любовью. А когда Татьяна подняла глаза на будущего супруга, в теплом взгляде светилась преданность. Страд как-то выдержал все церемонии и даже долгий торжественный ужин. Однако сердце его навсегда похитила эта прекрасная жемчужина, пришедшая из долины.
Ее неподдельная прелесть еще больше осложняла положение. Она часто брала Страда под руку, когда они шли рядом, называла его „брат“ и „старший“ с большим почтением. Откуда ей было знать, что тот ненавидит теперь своего брата всем сердцем.
Иногда графу даже казалось, что она тоже любит его, но всякий раз эта хрупкая иллюзия рушилась, когда она смотрела на Сергея. Тогда она чудесным образом наполнялась любовью лишь к нему. Все радовались, глядя на юную пару – столь очевидной была их взаимная любовь. Все, кроме графа Страда фон Заровича.
Он продолжал мечтать, что она полюбит его, и мечты эти становились все настойчивее и темнее по мере того, как шло время и приближался день свадьбы. Он перерыл множество книг заклинаний, но не мог найти ничего подходящего для своей цели. Страд осунулся, засиживался за книгами до рассвета, все искал что-то, хоть что-нибудь, что могло помочь ему.
Однажды днем он решил развеять свои мысли игрой на органе. Отчаяние охватывало его, когда музыка эхом отдалась в его душе. Его пальцы летали по клавишам, мощные аккорды, вызванные к жизни его переживаниями, немного помогали успокоить мятущийся рассудок.
Из задумчивости его вывели голоса, доносившиеся из зала. Он оборвал игру – хрупкий покой души рассыпался вдребезги. Нахмурившись, он очень недовольным пошел посмотреть, в чем дело. Это был не столь уж спокойный день, как могло показаться.
Смех и веселая болтовня заполняли тихие залы, когда охотники и гости проходили в обеденный зал. Когти собак постукивали по каменному полу, звери возбужденно лаяли, размахивая хвостами.
– Страд! – Сергей бросился навстречу брату. – Ты пропустил отличную охоту!
– И правда, старший брат, даже ты смеялся бы от радости, если бы нам удалось оторвать тебя от книг, – поддержала его улыбающаяся Татьяна.
Страд улыбнулся ей в ответ, хотя и через силу:
– Книги – хорошая компания. А охота на лис – пустая трата времени.
– Ну, эта бы тебе понравилась! И никогда не догадаешься, что случилось потом в трактире! – Сергей схватил брата за руку и потащил к столу, где проворные слуги откупоривали бутылки с вином и наполняли хрустальные бокалы. Сергей быстро вложил в сильную руку Страда бокал рубиновой жидкости.
– Сергей! – Лицо Татьяны стало почти такого же цвета, как и вино, она с коротким смешком доверчиво прижалась головкой к груди Страда – совершенно бессознательно. – Пожалуйста, старший брат, не разрешай ему рассказывать!
Страд прикрыл темные глаза, стараясь не выдать того смятения, что охватило его. Эх, сейчас головка Татьяны покоится на его груди, но ему никогда не добиться ее любви! Не в силах сдержать себя, он поднял руку и крепко обнял ее.
Но вдруг милое тепло в его груди пропало. Сергей высвободил свою невесту, привлек к себе и покрыл ее лицо поцелуями, не обращая внимания на ее смущение.
– Она преподала мне отличный урок, Страд.
– Боги знают, тебе многому надо учиться, – проворчал граф, и ревность ядом разлилась по его телу.
– Мы заказали по пинте пива вместе с деревенскими в трактире. И вдруг один здоровенный волосатый наглец сгреб бедную Татьяну. Просто схватил ее. И прежде чем мы опомнились, он попытался…
– Что?
Слово само выскочило из губ Страда. Ярость охватила его. Остальные участники охоты подались назад. Граф и так славился дурным нравом, но эта ярость на побагровевшем лице превосходила все то, с чем приходилось сталкиваться самым невезучим. Даже Татьяна испугалась и крепче прижалась к будущему супругу. Лишь Сергей, беспредельно любивший брата, остался невозмутим. Он продолжил рассказ.
– Он попытался ударить ее головой об пол, – закончил Сергей. – Ну, конечно, мы с этими парнями, как только пришли в себя, оттащили его, вышвырнули из трактира и хотели хорошенько намять бока, чтобы он это надолго запомнил, но Татьяна не дала.
Страд недоуменно посмотрел на девушку. Она зарделась, но выдержала его взгляд. Боги, что за глаза.
– Она сказала, что знает этого мужика, что они росли вместе. Она сказала, что он так разозлился потому, что ей посчастливилось выйти замуж за фон Заровича, а его семья помирает от голода. И знаешь, что потом сделала моя голубка?
Сергей гордо улыбнулся Татьяне, крепче обнял ее за плечи.
– Она сняла все украшения, что были на ней, и отдала этому парню. „Купи еды своим детям, – сказала она ему. – И пока я жива, твоя семья не будет голодать“. И это чучело, здоровенный косматый мужик, настоящий медведь, Страд, зарыдал, как ребенок, и целовал Татьяне руки. Ну разве она не чудо?
Охотники оживленно загудели, засмеялись, и был поднят тост за будущую супругу Сергея.
– Татьяна, ты вела себя глупо, – грубо сказал Страд. В ее взгляде появилась боль, хотя она продолжала счастливо улыбаться. Он не обратил на нее внимания, повернулся к Сергею.
– А ты, брат, поступил еще хуже. Ты замарал имя нашего семейства. Замарал в грязи этого вонючего поселка. Ты должен был прикончить эту собаку на месте. Если бы мой слуга поступил так, как ты, я бы нещадно выпорол его. К сожалению, ты мой близкий родственник, и я не могу так поступить с тобой. Поверь, я сожалею об этом. Извини меня.
Он вышел из обеденного зала, швырнув свой бокал на пол. Он удалился в мертвой тишине. Все были в замешательстве, никто не знал, что и сказать. Первой заговорила Татьяна.
– Бедный Страд. Думаю, мы должны пожалеть его и быть с ним поласковее.
– Милая моя, – ответил Сергей, целуя ее в голову. – Наверное, ты, как всегда, права.
Скрипя зубами, Страд излил свой гнев на страницы дневника:
„Я должен что-то найти, какое-то заклинание, какое-то зелье, которое сделает так, что этот ангел станет моим. Я должен! Я отдам все, лишь бы заполучить эту женщину!“
Страд еще не ложился спать, а уже настало утро. Он глубоко вздохнул, потер слипающиеся глаза. Все его уставшее тело ныло, требовало отдыха, покоя хотя бы сегодня.
Усилием воли граф все же стряхнул сонливость. Если он не найдет какой-нибудь волшебный способ сделать Татьяну своей, жестоко сказал он себе, у него впереди будет бессчетное число ночей, проведенных в полном одиночестве. Дрожащими от усталости руками Страд взял еще одну книгу заклинаний, тяжело опустился в кресло, начал листать.
Он переворачивал страницу, когда заметил, что два листа слиплись. Он нахмурился. Почему он раньше этого не заметил? Что еще за тайны на этом развороте, которых он пока не знает? Его охватило странное волнение, он теперь окончательно проснулся. Осторожно, боясь повредить старинный пергамент, он разъединил страницы и заулыбался, все отказываясь поверить собственным глазам.
Быстрым летящим почерком на пожелтевших от времени страницах рукой давно позабытого колдуна было выведено: „Заклинания для приворожения сердец“.
Он быстро прочитал заклинание. Ничего особенного, обычные магические фразы и ингредиенты. Шерсть летучей мыши – ну, это проще простого найти в этой проклятой дыре, рог единорога – если он не ошибается, этот драгоценный порошок где-то был у него. И тут случилось нечто любопытное.
На мгновение взор Страда затуманился. Он снова нетерпеливо потер уставшие глаза.
– Что такое? – пробормотал он, когда вновь посмотрел на слова заклинания и обнаружил, что список ингредиентов изменился.
Он видел, как буквы, извиваясь и поворачиваясь, сами обращались в новые слова. Встревоженный Страд отбросил книгу, она с громким хлопком упала на стол.
– Это очень старая книга. Ты должен обращаться с ней осторожнее, – раздался голос, от которого волосы у Страда зашевелились.
Он вскинул голову, быстро обернулся, оглядел комнату. В кабинете никого не было.
– Кто здесь? – требовательно спросил он.
– Ты должен знать, – вновь донесся голос – полный скрытой радости, казалось, он исходит со всех сторон. Он доходил до слуха Страда, как иссохший лист с шелестом опускается на могильную плиту. – Ты звал меня. Я услышал твою мольбу. Я пришел, чтобы дать тебе то сердце, которого ты добиваешься.
– Покажись, – потребовал Страд. Голос низко и сухо рассмеялся:
– Ты не вынесешь моего вида.
Страд вдруг поверил холодному шепоту, и какая-то часть его отчаянно рвалась убежать прочь из кабинета, от этого мертвого голоса, ядом проникавшего в его тело, оставить Татьяну Сергею.
– Нет, – прошептал Страд. – Она будет моей.
– Начнем?
– Я-я еще не готов, – запинаясь, пробормотал граф, пытаясь собраться с мыслями.
– Тебе не нужно готовиться. Заклинание оказалось здесь только для того, чтобы…, вызвать у тебя интерес. Как ты, несомненно, заметил, оно постоянно изменяется. Как рассудок любого смертного.
Наконец, через столько лет война закончена. Враг разбит, уничтожен или изгнан. Я обнаружил долину у развалин замка полководца. Я забрал обе…
Шестой месяц луны, 348 год.
Душа моя лишилась покоя. Мне не нравится это. Обитатели Баровии не любят меня. Мне нет дела…
Третий месяц Луны, 349 год.
В замке кипит работа. В честь матери я назову его Равенлофт. Он станет достойным домом для фон Заровичей…
Одиннадцатый месяц Луны, 349 год.
Все готово. Я призову все семейство, и этот холодный замок станет домом…
Четвертый месяц Луны, 350 год.
Они прибыли, и с ними приехал Сергей – мой самый младший брат, которого я раньше никогда не видел. Как он молод – душой и телом! Если бы он чуть не превзошел меня сегодня утром в поединке, я назвал бы его новобранцем, но, честно говоря, опыт его ошеломляет.
Мы быстро стали друзьями, оставаясь солдатами, связанными кровными узами. Он так же нелегко привыкает жить мирно – холод смерти в костях и вкус войны на языке не забудутся никогда. Я отдал бы все, чтобы стать таким же, как он – юным и беспечным, чтобы взгляды чужих черных глаз пленяли женщин! Какая доля – ему, как самому младшему сыну, должно стать священником! Наверно, я должен стареть – уже холодная ночь впереди, а он, рядом, лишь рассвет. Никогда раньше я не хотел иметь семью. Теперь, когда появился Сергей, я мечтаю о женщине рядом и ребенке на коленях.
Шестой месяц Луны, 350 год.
Неожиданно умер Первосвященник Кир, и Сергей настоял, чтобы я объявил в этот день всеобщий траур. Сергей теперь должен занять место Первосвященника – честь, которая просто вскружила парню голову. Ему еще не позволено надеть рясу, ведь он еще не рукоположен, но ему позволили надеть медальон священника – довольно симпатичную безделушку, к которой Сергей отнесся с большим, быть может, даже слишком большим трепетом».
* * *
Сейчас 350 год баровийского календаря. Граф Страд фон Зарович смотрел на реку Ивлис, двумя рукавами струящуюся через горы и Свалические леса, зная, что он – единственный и бесспорный хозяин всего того, что видит сейчас.Эта мысль не приносила удовлетворения – мало что радовало его в последние дни.
Несколько лет назад возникло такое движение, раздутое перепуганным бургомистром одной из деревушек – превратить день рождения графа во всенародный праздник. Бургомистр думал таким образом вернуть расположение графа, обнаружившего, что от него утаивают часть собранных налогов. Но бургомистр избрал неверную тактику. Страд никогда не праздновал свои дни рождения. Он однажды назвал их в шутку «днями смерти». С тех пор тема была закрыта. Юность Страда минула и была наполнена лишь сражениями и убийствами.
Несчастный бургомистр убит – голова одним уверенным ударом меча была отделена от его тела. С тех пор о днях рождения графа Страда вообще никто не говорил.
В этот день Страд вернулся в свой кабинет, взял дневник, который впервые начал вести после завоевания этой земли.
«Я ненавижу живущих в Баровии! Они тупы и не знают меры ни в чем. Неужели Сергей этого не видит?
Он взял привычку ходить в деревню, как он говорит: „сделать что-то доброе для этих людей“. Там к нему относятся как к юному божеству. Народ бросает цветы под копыта его лошади, они совсем оглушили мальчика воплями восторга. Ничего хорошего из этого не выйдет. Сергей должен быть над народом, здесь, в замке Равенлофт, как настоящий фон Зарович. Ему нечего болтаться в крестьянской грязи.
В дверь кабинета постучали.
– Войди, – сухо произнес Страд.
Это оказался Сергей. Его красивое лицо пылало, кудрявые темные волосы растрепались.
– О, Страд, я должен рассказать тебе, что случилось сегодня!
– Должен ли? – ответил его брат, неохотно отодвигая книгу. – Что вообще может случиться в этой жалкой деревне, что будет интересно фон Заровичу?
Страд нахмурился, когда Сергей подтащил к нему поближе свой стул. Он никогда не думал, что такой энтузиазм и простота подходят члену семьи правителя страны. Сегодня же Сергей вел себя просто несносно, как сумасшедший щенок. Наверно, и впрямь случилось что-то из ряда вон выходящее.
– Я встретил девушку.
Страд подождал, но, очевидно, это было все, что хотел сообщить ему Сергей. С неодобрением старший брат процедил, вновь обращаясь к своему дневнику.
– Бог мой, Сергей, если ты будешь вламываться ко мне всякий раз, когда захочешь „спасти“ кого-нибудь из местных шлюх…
– Если бы ты не был моим братом, я убил бы тебя за такие слова! – вскочил разгневанный Сергей. – Я встретил ее, она занимается тем же, чем я. Она помогает людям, она… Ты никогда не видел ее. Я скоро приведу ее сюда, и ты сам все увидишь.
– Нечего таскать сюда всяких шлюх! – Ты не смеешь так говорить о Татьяне!
– Ах, у проститутки есть, оказывается, имя!
С видимым усилием Сергей подавил вспышку ярости. Он неловко сел на место, помолчал, потом заговорил уже спокойнее.
– Брат, ты знаешь, как я люблю тебя. Я прошу не называть Татьяну ни шлюхой, ни проституткой, никаким другим плохим словом, выходящим за рамки приличий. Она – низкого происхождения, это так, но она – само совершенство. Я никогда не видел такой светлой души. Страд, она будет моей. Я хочу жениться на ней.
– Глупости. Во-первых, она не того рода. И, во-вторых, – он нагнулся вперед, дотронулся до амулета, висевшего на груди Сергея, – ты уже имеешь обязательства. Забыл?
– Ты знаешь, что мать и отец не особенно жаждут, чтобы я продолжал свое служение. Обычай, что младший брат становится священником, это просто традиция. Не закон!
– Раньше ты был согласен. Сергею пришлось кивнуть:
– Был.
И сейчас согласен.
Если бы мне было предначертано следовать этому пути, боги конечно же не позволили бы мне так полюбить Татьяну. Когда ты встретишь ее, ты тоже полюбишь. Ну и потом, какая разница, если я женюсь! Ты – наследник, после тебя – Струм. Видишь, – он умиротворяюще улыбнулся, – и у младшего брата есть свои преимущества.
– Сергей, – сказал Страд, начиная терять терпение, – женись на ком хочешь. Если нашел какую-то оборванку в деревне и сможешь ее отмыть так, чтобы слуги не воротили нос, можешь жениться хоть завтра! А теперь оставь меня, я очень занят.
Сергей нахмурился. Его ясные голубые глаза пристально смотрели на Страда.
– Я знаю, нас разделяет много лет. Я знаю, ты считаешь меня совсем маленьким и глупым. Я всегда восхищался тобой, брат, но никогда не мог понять, почему ты такой жестокий, ведь ты выиграл столько войн, одержал столько побед. Вся жизнь складывалась тебе на пользу, приносила удачу.
– Сергей…
– Проклятье, Страд! Никто лучше меня не знает, сколько ты сделал для всех нас. Ты положил конец войне, длившейся несколько десятилетий! Ты добыл для нас мир. Ты сделал свое дело, сделал прекрасно. Я не смогу испытать такую гордость. Я не смогу выиграть войну. Я лишь могу жить и делать то, что считаю правильным, здесь, в это мирное время.
Юноша порывисто встал:
– Мне жаль, что вся твоя юность прошла на поле брани, но в том нет моей вины.
Страд посмотрел ему вслед, покачал головой. Бывало, он совершенно разочаровывался в Сергее – а иногда восхищался им.
Сергей был последним и самым ярким цветком на ветви фон Заровичей. Он был утешением и любимым сыном родителей, пока Страд не переставал сражаться вдали от дома, а Струм, занятый своими делами, отделился от семьи. Сергей возмужал, не зная своего самого старшего брата, а когда Страд обосновался в Баровии и позвал туда всю семью, самый старший и самый младший братья встретились в первый раз.
На первый взгляд это было настоящее чувство братской любви. Сергей почитал Страда – отважного героя, блестящего победителя, и Страду это нравилось. А почему бы и нет? Это было так приятно принимать от Сергея. Умного, смешливого, отличного партнера для поединков. Страд любил Сергея так, как только может любить стареющий воин.
В замке Равенлофт не настало райского покоя. Страд хотел вернуть молодость. Он не только любил Сергея, он хотел быть Сергеем – двадцатишестилетним, перед которым в жизни открыты еще все дороги и который стоит еще в самом начале пути. Молодость Страда была принесена в жертву богам войны, и теперь, в сорок пять, у него было слишком мало дорогих сердцу воспоминаний. Ни семьи, ни близких друзей. Он не придумал такого закона, который бы изменил мир, не завоевал такой земли, которая дала бы ему новую жизнь. Это будет хороший урок Сергею, когда дочь какого-то крестьянина, копающегося в земле, захомутает его, горько подумал Страд.
Он взял перо и четкими жирными буквами вывел:
„При всей любви, что существует между нами, Сергей иногда здорово злит меня“.
Пятью днями позже, когда суженая Сергея вышла из кареты и смущенно огляделась вокруг, Страд почувствовал досаду.
Девушка была красива – действительно совершенство, как и уверял его Сергей. Она оказалась высокой, с длинными, густыми каштановыми волосами, спадавшими ей на спину и плечи. Ее простая одежда не скрывала высокой груди и тонкой талии. Кожа была золотистой от загара. Сергей крепко держал ее за руку, искрясь гордостью и любовью. А когда Татьяна подняла глаза на будущего супруга, в теплом взгляде светилась преданность. Страд как-то выдержал все церемонии и даже долгий торжественный ужин. Однако сердце его навсегда похитила эта прекрасная жемчужина, пришедшая из долины.
Ее неподдельная прелесть еще больше осложняла положение. Она часто брала Страда под руку, когда они шли рядом, называла его „брат“ и „старший“ с большим почтением. Откуда ей было знать, что тот ненавидит теперь своего брата всем сердцем.
Иногда графу даже казалось, что она тоже любит его, но всякий раз эта хрупкая иллюзия рушилась, когда она смотрела на Сергея. Тогда она чудесным образом наполнялась любовью лишь к нему. Все радовались, глядя на юную пару – столь очевидной была их взаимная любовь. Все, кроме графа Страда фон Заровича.
Он продолжал мечтать, что она полюбит его, и мечты эти становились все настойчивее и темнее по мере того, как шло время и приближался день свадьбы. Он перерыл множество книг заклинаний, но не мог найти ничего подходящего для своей цели. Страд осунулся, засиживался за книгами до рассвета, все искал что-то, хоть что-нибудь, что могло помочь ему.
Однажды днем он решил развеять свои мысли игрой на органе. Отчаяние охватывало его, когда музыка эхом отдалась в его душе. Его пальцы летали по клавишам, мощные аккорды, вызванные к жизни его переживаниями, немного помогали успокоить мятущийся рассудок.
Из задумчивости его вывели голоса, доносившиеся из зала. Он оборвал игру – хрупкий покой души рассыпался вдребезги. Нахмурившись, он очень недовольным пошел посмотреть, в чем дело. Это был не столь уж спокойный день, как могло показаться.
Смех и веселая болтовня заполняли тихие залы, когда охотники и гости проходили в обеденный зал. Когти собак постукивали по каменному полу, звери возбужденно лаяли, размахивая хвостами.
– Страд! – Сергей бросился навстречу брату. – Ты пропустил отличную охоту!
– И правда, старший брат, даже ты смеялся бы от радости, если бы нам удалось оторвать тебя от книг, – поддержала его улыбающаяся Татьяна.
Страд улыбнулся ей в ответ, хотя и через силу:
– Книги – хорошая компания. А охота на лис – пустая трата времени.
– Ну, эта бы тебе понравилась! И никогда не догадаешься, что случилось потом в трактире! – Сергей схватил брата за руку и потащил к столу, где проворные слуги откупоривали бутылки с вином и наполняли хрустальные бокалы. Сергей быстро вложил в сильную руку Страда бокал рубиновой жидкости.
– Сергей! – Лицо Татьяны стало почти такого же цвета, как и вино, она с коротким смешком доверчиво прижалась головкой к груди Страда – совершенно бессознательно. – Пожалуйста, старший брат, не разрешай ему рассказывать!
Страд прикрыл темные глаза, стараясь не выдать того смятения, что охватило его. Эх, сейчас головка Татьяны покоится на его груди, но ему никогда не добиться ее любви! Не в силах сдержать себя, он поднял руку и крепко обнял ее.
Но вдруг милое тепло в его груди пропало. Сергей высвободил свою невесту, привлек к себе и покрыл ее лицо поцелуями, не обращая внимания на ее смущение.
– Она преподала мне отличный урок, Страд.
– Боги знают, тебе многому надо учиться, – проворчал граф, и ревность ядом разлилась по его телу.
– Мы заказали по пинте пива вместе с деревенскими в трактире. И вдруг один здоровенный волосатый наглец сгреб бедную Татьяну. Просто схватил ее. И прежде чем мы опомнились, он попытался…
– Что?
Слово само выскочило из губ Страда. Ярость охватила его. Остальные участники охоты подались назад. Граф и так славился дурным нравом, но эта ярость на побагровевшем лице превосходила все то, с чем приходилось сталкиваться самым невезучим. Даже Татьяна испугалась и крепче прижалась к будущему супругу. Лишь Сергей, беспредельно любивший брата, остался невозмутим. Он продолжил рассказ.
– Он попытался ударить ее головой об пол, – закончил Сергей. – Ну, конечно, мы с этими парнями, как только пришли в себя, оттащили его, вышвырнули из трактира и хотели хорошенько намять бока, чтобы он это надолго запомнил, но Татьяна не дала.
Страд недоуменно посмотрел на девушку. Она зарделась, но выдержала его взгляд. Боги, что за глаза.
– Она сказала, что знает этого мужика, что они росли вместе. Она сказала, что он так разозлился потому, что ей посчастливилось выйти замуж за фон Заровича, а его семья помирает от голода. И знаешь, что потом сделала моя голубка?
Сергей гордо улыбнулся Татьяне, крепче обнял ее за плечи.
– Она сняла все украшения, что были на ней, и отдала этому парню. „Купи еды своим детям, – сказала она ему. – И пока я жива, твоя семья не будет голодать“. И это чучело, здоровенный косматый мужик, настоящий медведь, Страд, зарыдал, как ребенок, и целовал Татьяне руки. Ну разве она не чудо?
Охотники оживленно загудели, засмеялись, и был поднят тост за будущую супругу Сергея.
– Татьяна, ты вела себя глупо, – грубо сказал Страд. В ее взгляде появилась боль, хотя она продолжала счастливо улыбаться. Он не обратил на нее внимания, повернулся к Сергею.
– А ты, брат, поступил еще хуже. Ты замарал имя нашего семейства. Замарал в грязи этого вонючего поселка. Ты должен был прикончить эту собаку на месте. Если бы мой слуга поступил так, как ты, я бы нещадно выпорол его. К сожалению, ты мой близкий родственник, и я не могу так поступить с тобой. Поверь, я сожалею об этом. Извини меня.
Он вышел из обеденного зала, швырнув свой бокал на пол. Он удалился в мертвой тишине. Все были в замешательстве, никто не знал, что и сказать. Первой заговорила Татьяна.
– Бедный Страд. Думаю, мы должны пожалеть его и быть с ним поласковее.
– Милая моя, – ответил Сергей, целуя ее в голову. – Наверное, ты, как всегда, права.
Скрипя зубами, Страд излил свой гнев на страницы дневника:
„Я должен что-то найти, какое-то заклинание, какое-то зелье, которое сделает так, что этот ангел станет моим. Я должен! Я отдам все, лишь бы заполучить эту женщину!“
Страд еще не ложился спать, а уже настало утро. Он глубоко вздохнул, потер слипающиеся глаза. Все его уставшее тело ныло, требовало отдыха, покоя хотя бы сегодня.
Усилием воли граф все же стряхнул сонливость. Если он не найдет какой-нибудь волшебный способ сделать Татьяну своей, жестоко сказал он себе, у него впереди будет бессчетное число ночей, проведенных в полном одиночестве. Дрожащими от усталости руками Страд взял еще одну книгу заклинаний, тяжело опустился в кресло, начал листать.
Он переворачивал страницу, когда заметил, что два листа слиплись. Он нахмурился. Почему он раньше этого не заметил? Что еще за тайны на этом развороте, которых он пока не знает? Его охватило странное волнение, он теперь окончательно проснулся. Осторожно, боясь повредить старинный пергамент, он разъединил страницы и заулыбался, все отказываясь поверить собственным глазам.
Быстрым летящим почерком на пожелтевших от времени страницах рукой давно позабытого колдуна было выведено: „Заклинания для приворожения сердец“.
Он быстро прочитал заклинание. Ничего особенного, обычные магические фразы и ингредиенты. Шерсть летучей мыши – ну, это проще простого найти в этой проклятой дыре, рог единорога – если он не ошибается, этот драгоценный порошок где-то был у него. И тут случилось нечто любопытное.
На мгновение взор Страда затуманился. Он снова нетерпеливо потер уставшие глаза.
– Что такое? – пробормотал он, когда вновь посмотрел на слова заклинания и обнаружил, что список ингредиентов изменился.
Он видел, как буквы, извиваясь и поворачиваясь, сами обращались в новые слова. Встревоженный Страд отбросил книгу, она с громким хлопком упала на стол.
– Это очень старая книга. Ты должен обращаться с ней осторожнее, – раздался голос, от которого волосы у Страда зашевелились.
Он вскинул голову, быстро обернулся, оглядел комнату. В кабинете никого не было.
– Кто здесь? – требовательно спросил он.
– Ты должен знать, – вновь донесся голос – полный скрытой радости, казалось, он исходит со всех сторон. Он доходил до слуха Страда, как иссохший лист с шелестом опускается на могильную плиту. – Ты звал меня. Я услышал твою мольбу. Я пришел, чтобы дать тебе то сердце, которого ты добиваешься.
– Покажись, – потребовал Страд. Голос низко и сухо рассмеялся:
– Ты не вынесешь моего вида.
Страд вдруг поверил холодному шепоту, и какая-то часть его отчаянно рвалась убежать прочь из кабинета, от этого мертвого голоса, ядом проникавшего в его тело, оставить Татьяну Сергею.
– Нет, – прошептал Страд. – Она будет моей.
– Начнем?
– Я-я еще не готов, – запинаясь, пробормотал граф, пытаясь собраться с мыслями.
– Тебе не нужно готовиться. Заклинание оказалось здесь только для того, чтобы…, вызвать у тебя интерес. Как ты, несомненно, заметил, оно постоянно изменяется. Как рассудок любого смертного.