Голсуори Джон. Сага о Форсайдах 2

   Динни увидела, что плечи сестры презрительно приподнялись.
   - Как бы то ни было, - раздавался неторопливый низкий голос, - не подлежит сомнению, что на пароходе они были все время вместе, и я докажу, что перед концом рейса соответчика видели выходящим из каюты ответчицы.
   Голос долго разглагольствовал в том же роде и наконец заключил:
   - Господа присяжные, я не касаюсь результатов наблюдения, установленного за ответчицей и соответчиком: они будут изложены вам компетентными и достойными доверия свидетелями. Сэр Джералд Корвен!
   Не успела Динни поднять глаза, как Джерри уже стоял в ложе. Его черты показались ей еще жестче, чем она ожидала. Она видела, как лицо ее отца выразило негодование, как судья взялся за перо, как Клер стиснула лежащие на коленях руки, как прищурился "очень молодой" Роджер, как старшина приоткрыл рот, как третья женщина-присяжная еле удержалась, чтобы не чихнуть: она видела каждую мелочь - даже тот липкий бурый налет, который лежал на всем, что находилось в зале, и словно пачкал все краски человеческой жизни - розовую, голубую, серебряную, золотую и даже зеленую.
   Неторопливый голос перестал задавать вопросы так же внезапно, как и начал их задавать; обладатель его замолчал, словно опустил черные крылья. Сзади Динни раздался другой голос:
   - Вы считали, сэр, что начать процесс вас обязывает долг?
   - Да.
   - У вас не было никаких привходящих мотивов?
   - Никаких.
   - Но требование возмещения ущерба - довольно редкий случай среди порядочных людей.
   - Деньги будут положены на имя моей жены.
   - Дала ли вам ваша жена понять в той или иной форме, что ожидает от вас материальной поддержки?
   - Нет.
   - Удивит ли вас, если она откажется принять от вас хотя бы пенс независимо от того, чьи это деньги - соответчика или другого лица?
   Динни увидела, как под усиками Корвена заиграла кошачья усмешка.
   - Меня ничто не удивит.
   - Вас не удивило даже ее бегство?
   Динни перевела взгляд на адвоката, ведущего допрос. Так это и есть Инстон, про которого Дорнфорд говорил, что он любому даст очко вперед! "Человека с лицом, украшенным таким носом, действительно никому не заткнуть за пояс!" - подумала она.
   - Да, оно меня удивило.
   - Почему? Не опишите ли вы нам словами, сэр, ваше тогдашнее состояние?
   - Жены, как правило, не уходят от мужей без объяснения причин.
   - Да, кроме тех случаев, когда ввиду их очевидности нужда в объяснениях отпадает. У вас именно так и получилось?
   - Нет.
   - В чем же, по-вашему, заключалась причина? Кому, как не вам, знать об этом?
   - Нет, не мне.
   - А кому же?
   - Моей жене.
   - Но у вас же должны быть какие-то предположения. Не изложите ли их нам?
   - Изложил бы, если бы они у меня были.
   - Напоминаю, сэр, что вы принесли присягу. Скажите, не случалось ли вам дурно обращаться с женой?
   - Признаю, что был один прискорбный инцидент, но я за него извинился.
   - Какой инцидент?
   Динни, которая сидела между сестрой и отцом выпрямившись и всем существом чувствуя, что их и ее гордость натянута как струна, услышала за своей спиной неторопливый низкий голос:
   - Я полагаю, милорд, что мой коллега не уполномочен задавать подобный вопрос.
   - Милорд...
   - Я вынужден остановить вас, мистер Инстон.
   - Подчиняюсь, милорд... Вы вспыльчивый человек, сэр?
   - Нет.
   - И вы обычно более или менее обдумываете ваши поступки?
   - Смею надеяться.
   - Даже когда это поступки не слишком, так сказать, доброжелательные?
   - Да.
   - Понимаю. Присяжные, несомненно, тоже понимают. Теперь, сэр, с вашего позволения перейдем к другому пункту. Утверждаете ли вы, что ваша жена и мистер Крум встречались на Цейлоне?
   - Понятия не имею, встречались они или нет.
   - Известно ли вам лично, что они были там знакомы?
   - Нет.
   - Мой коллега уверил нас, что докажет факт их встреч.
   - Возможность их встреч, - поправил неторопливый низкий голос.
   - Пусть так. Были у вас, сэр, основания предполагать, что они воспользовались такой возможностью?
   - Не было.
   - Встречали вы мистера Крума на Цейлоне или хоть слышали о нем?
   - Нет.
   - Когда вам впервые стало известно о существовании этого джентльмена?
   - В ноябре прошлого года здесь, в Лондоне, я видел, как он выходил из дома, где остановилась моя жена, и я спросил у нее, как его зовут.
   - Она пыталась это скрыть?
   - Нет.
   - И больше вы с этим джентльменом не встречались?
   - Нет.
   - Почему вы сочли его именно тем человеком, который может послужить вам предлогом для развода?
   - Я возражаю против такой постановки вопроса.
   - Что ж, тогда поставим его по-другому: почему именно этот джентльмен привлек к себе ваше внимание как возможный соответчик?
   - Потому что я кое-что слышал о нем на пароходе, с которым возвращался в ноябре из Порт-Саида на Цейлон. Это было то же самое судно, на котором моя жена и соответчик плыли в Англию.
   - Что же вы слышали?
   - Что они проводили все время вместе.
   - Довольно частое явление в плавании, не так ли?
   - В пределах благоразумия - да.
   - Вам это известно по собственному опыту?
   - Насколько помнится, нет.
   - Что еще побудило вас возыметь подозрения?
   - Стюардесса сказала мне, что видела, как он выходил из каюты моей жены.
   - В какое время? Днем или ночью?
   - Перед самым обедом.
   - Вам по долгу службы, наверно, не раз приходилось совершать поездки морем?
   - Да, много раз.
   - И вы не замечали, что пассажиры частенько заходят друг к другу в каюты?
   - Замечал.
   - Это всегда наводило вас на подозрение?
   - Нет.
   - Не вправе ли я пойти дальше и заключить, что раньше у вас в таких случаях никогда не возникало подозрений?
   - Нет, не вправе.
   - Вы по природе человек подозрительный?
   - Не нахожу.
   - Или, что называется, ревнивый?
   - Не сказал бы.
   - Намного вы старше вашей жены?
   - На семнадцать лет.
   - Тем не менее вы не в таких годах, чтобы не знать, как непринужденно и почти не считаясь с разницей полов держатся друг с другом молодые люди и женщины наших дней?
   - Если вас интересует мой возраст, то мне сорок один.
   - То есть практически вы принадлежите к послевоенному поколению?
   - Я воевал.
   - Тогда вам, вероятно, известно, что многое, считавшееся до войны подозрительным, давно уже не рассматривается как таковое?
   - Мне известно, что теперь ко всему относятся легко и просто.
   - Благодарю вас. Скажите, случалось ли вам подозревать в чем-нибудь вашу жену до того, как она покинула вас?
   Динни подняла глаза.
   - Не случалось.
   - И тем не менее такого ничтожного обстоятельства, как то, что соответчик вышел из ее каюты, оказалось достаточно, чтобы вы установили за ней наблюдение?
   - Да. Кроме того, они все время на пароходе проводили вместе, и я своими глазами видел, как он выходил в Лондоне из дома, где она остановилась.
   - Говорили вы ей, будучи в Лондоне, что, если она не вернется к вам, все последствия лягут на нее?
   - Едва ли я мог употребить подобные выражения.
   - А какие же вы употребили?
   - Я сказал ей, что она имеет несчастье быть моей женой и поэтому не может вечно оставаться соломенной вдовою.
   - Тоже не слишком изящный оборот, правда?
   - Допускаю.
   - Итак, вы стремились воспользоваться любым предлогом и любым ее знакомством, чтобы освободиться от нее?
   - Нет, я стремился вернуть ее.
   - Невзирая на ваши подозрения?
   - В Лондоне у меня еще не было подозрений.
   - Остается предположить, что вы дурно обращались с ней и намеревались освободиться от брачного союза, унижавшего вашу гордость.
   Неторопливый низкий голос вставил:
   - Протестую, милорд.
   - Милорд, поскольку истец признал...
   - Согласен, мистер Инстон, но кто из мужей не совершает поступков, за которые потом хочется извиниться?
   - Как угодно вашей милости... Во всяком случае, вы распорядились установить наблюдение за вашей женой. Когда именно?
   - Как только вернулся на Цейлон.
   - Сразу же?
   - Почти.
   - Это не свидетельствует о горячем желании вернуть ее. Не правда ли?
   - После того что мне рассказали на пароходе, мои намерения решительно изменились.
   - Ах, на пароходе. А ведь выслушивать сплетни о своей жене не очень красиво. Вы не находите?
   - Нахожу. Но она отказалась вернуться, и я должен был внести ясность в положение вещей.
   - Всего спустя два месяца после ее ухода от вас!
   - Прошло уже больше двух месяцев.
   - Но меньше трех. Мне кажется, вы просто вынудили ее покинуть вас, а затем использовали первую же возможность застраховать себя от ее возвращения.
   - Неправда.
   - Хорошо, допускаю. Скажите, вы обратились в сыскное агентство до отъезда из Англии на Цейлон?
   - Нет.
   - Вы можете подтвердить это под присягой?
   - Да.
   - Как же вы вошли с ним в контакт?
   - Я поручил сделать это моим поверенным.
   - О, так, значит, до отъезда вы беседовали с вашими поверенными?
   - Да.
   - Невзирая на то, что у вас еще не было подозрений?
   - Когда человек уезжает так далеко, он должен побеседовать со своими поверенными. Это естественно.
   - Вы беседовали с ними о вашей жене?
   - И о ней и о других делах.
   - Что же вы сказали им о вашей жене?
   Динни опять подняла глаза. Ей было все омерзительнее видеть, как травят человека, пусть даже ее противника.
   - По-моему, я сказал только, что она остается здесь у своих родителей.
   - И это все?
   - Возможно, я прибавил, что наши отношения усложнились.
   - И это все?
   - Помнится, я сказал еще: "Пока что не представляю себе, чем все это кончится".
   - Готовы ли вы подтвердить под присягой, что не сказали: "Я, может быть, поручу вам установить за ней наблюдение".
   - Готов.
   - Готовы ли вы присягнуть, что не сказали вашим поверенным ничего, наводящего их на мысль о желательности для вас развода?
   - Не могу отвечать за мысли, на которые навели их мои слова.
   - Попрошу не отклоняться в сторону, сэр. Упомянули вы о разводе или нет?
   - Не помню.
   - Не помните? Сложилось или не сложилось у них мнение, что вы намерены начать дело?
   - Не знаю. Я сказал им только, что наши отношения усложнились.
   - Мы это уже слышали, и это не ответ на мой вопрос.
   Динни увидела, как судья высунул голову.
   - Мистер Инстон, истец показал, что не знает, какое мнение сложилось у его поверенных. Что еще вы хотите услышать?
   - Милорд, существо порученного мне дела, - я рад возможности кратко резюмировать его, - сводится к тому, что, как только истец так или иначе вынудил свою жену покинуть его, он решил развестись с ней и был готов схватиться за любой предлог, могущий послужить основанием для развода.
   - Что ж, вам предоставлено право вызвать его поверенного.
   - Ваша милость!..
   Этот краткий возглас прозвучал так, словно адвокат собрался пожать плечами, но передумал и переложил этот жест на слова.
   - Хорошо, продолжайте.
   Динни со вздохом облегчения уловила заключительные нотки в голосе Инстона "не-заткнешь-за пояс".
   - Итак, хотя вы начали дело, основываясь только на сплетнях, и осложнили его, потребовав возмещения ущерба от человека, с которым не сказали и двух слов, вы пытаетесь внушить присяжным, что вы терпимый и благоразумный супруг, чье единственное желание - вернуть жену обратно?
   Динни в последний раз подняла глаза на лицо Корвена, скрытое под еще более непроницаемой, чем обычно, маской.
   - Я вовсе не намерен что-либо внушать присяжным.
   - Очень хорошо!
   За спиной девушки зашуршал шелк мантии.
   - Милорд, - произнес неторопливый звучный голос, - поскольку мой коллега придает этому такое значение, я вызову поверенного истца.
   "Очень молодой" Роджер, перегнувшись к Динни, шепнул:
   - Дорнфорд приглашает вас всех позавтракать с ним...
   Девушка почти ничего не ела: она испытывала нечто вроде тошноты. Такого ощущения не вызывало у нее ни дело Хьюберта, ни расследование смерти Ферза, хотя и то и другое стоили ей гораздо больших страхов и волнений. Она впервые столкнулась с той безмерной злобой, которая сопровождает тяжбу между частными лицами. Упорное стремление уличить противника в низости, злонамеренности, лживости, проявлявшееся в каждой реплике перекрестного допроса, тяжело сказывалось на ее нервах.
   Когда они возвращались в суд, Дорнфорд заметил:
   - Я знаю, каково вам сейчас. Но не забудьте, что процесс - своего рода игра: обе стороны подчиняются одинаковым правилам, а судья присматривает, чтобы они их не нарушали. Я много раз прикидывал, нельзя ли устроить все это по-другому, но так ничего и не придумал.
   - Посидев на таком процессе, перестаешь верить, что в мире есть что-нибудь до конца чистое.
   - А я вообще в этом сомневаюсь.
   - Здесь даже Чеширский кот разучится улыбаться, - отозвалась Динни.
   - Здесь не улыбаются, Динни. Эти слова следовало бы высечь над входом в суд.
   То ли благодаря этому краткому разговору, то ли потому, что она уже притерпелась, Динни легче перенесла дневное заседание, целиком ушедшее на простой и перекрестный допрос стюардессы и агентов частного сыска. К четырем часам допрос истца и свидетелей обвинения закончился, и "очень молодой" Роджер подмигнул Динни с таким видом, словно хотел сказать: "Сейчас суд удалится и я позволю себе взять понюшку".
   XXX
   Возвращаясь в такси на Саут-сквер, Клер долго молчала и, лишь когда машина поравнялась с Большим Бэном, вдруг заговорила:
   - Подумать только, Динни! Он заглянул в автомобиль, когда мы спали! А может быть, он просто приврал?
   - Будь это так, его показания были бы еще убедительнее.
   - Разумеется, я положила голову на плечо Тони. Как же иначе? Пусть попробуют сами поспать в двухместной машине.
   - Удивляюсь, как он не разбудил вас своим фонарем.
   - Вероятно, все-таки будил. Я припоминаю, что несколько раз просыпалась как от толчка. Нет, глупей всего я вела себя в тот вечер, после кино и обеда, когда пригласила Тони зайти ко мне и чего-нибудь выпить. Мы были до того наивны, что даже не подумали о возможной слежке. В зале было много публики?
   - Да. Завтра будет еще больше.
   - Ты видела Тони?
   - Мельком.
   - Напрасно я тебя не послушалась. Надо было предоставить события их течению. Эх, если бы я любила его!..
   Динни промолчала.
   В гостиной Флер они застали тетю Эм. Она подплыла к Клер и уже открыла рот, но спохватилась, пристально взглянула на племянницу и ни с того ни с сего объявила:
   - Все едино! Ненавижу это выражение! От ко'о оно у меня? Динни, расскажи мне про судью. Он длинноносый?
   - Нет. Но сидит он очень низко и все время высовывает голову вперед.
   - Зачем?
   - Я его не спрашивала, тетя.
   Леди Монт повернулась к Флер:
   - Можно подать Клер обед в постель? Ступай, доро'ая, прими хорошую ванну, ложись и не вставай до утра. Перед таким судьей нужно выглядеть свежей. Флер тебя проводит, а я по'оворю с Динни.
   Когда они ушли, леди Монт подошла к камину, где горели дрова:
   - Утешь меня, Динни. Как в нашей семье мо'ла случиться такая история? Это не к лицу никому из Черрелов, кроме разве твое'о прадеда, но он ведь родился раньше королевы Виктории.
   - Вы хотите сказать, что он был беспутным от природы?
   - Да. И'рок. Любил удовольствия и компанию. Е'о жена мучилась с ним всю жизнь. Шотландка. Очень странно!
   - В этом, наверно, и заключается причина того, что мы стали добропорядочными, - отозвалась Динни.
   - В чем?
   - В комбинации.
   - Нет, скорее в день'ах, - возразила леди Монт. - Он их промотал.
   - А их было много?
   - Да. Е'о отец разбо'ател на хлебе.
   - Нечестное богатство.
   - Почему? Во всем виноват Наполеон. У нас было то'да шесть тысяч акров, а после твое'о прадеда осталось только тысяча сто.
   - И те большей частью под лесом.
   - Да, чтобы стрелять вальдшнепов. Успеет процесс попасть в вечерние газеты?
   - Разумеется. Джерри - человек на виду.
   - Надеюсь, туалета Клер не коснутся. Понравились тебе присяжные?
   Динни пожала плечами:
   - Я не умею читать чужие мысли по лицам.
   - Это все равно как щупать нос у собаки: тебе кажется, что он горячий, а на самом деле она здорова. А что с молодым человеком?
   - Он - единственный, кого мне по-настоящему жаль.
   - Да, - согласилась леди Монт. - Каждый мужчина прелюбодействует, но в своем сердце, а не в автомобилях.
   - Людям важно не то, что есть, а то, что кажется, тетя Эм.
   - По мнению Лоренса, косвенные улики доказывают, что совершилось то, чего на самом деле никто не совершал. Он полагает, что так даже лучше: все равно Клер сочтут виновной в том, в чем она не виновата. Разве это справедливо, Динни?
   - Нет, тетя.
   - Ну, мне пора домой, к твоей матери. Она ниче'о не ест, только сидит, читает и все больше бледнеет. А Кон забыл даже про свой клуб. Флер собирается увезти их и нас на своей машине в Монте-Карло, ко'да все кончится. Она говорит, что нам будет там очень хорошо и что Ригз умеет держаться правой стороны, если не забывает об этом.
   Динни покачала головой:
   - Лучше всего у себя в норе, тетя.
   - Не люблю ползать, - изрекла леди Монт. - Поцелуй меня и поскорей выходи замуж.
   Когда тетка выплыла из комнаты, Динни отошла к окну и стала смотреть на сквер.
   Это становится у них навязчивой идеей! Все - тетя Эм, дядя Эдриен, ее отец, мать. Флер, даже Клер - жаждут выдать ее за Дорнфорда, и поскорее!
   Им-то какое дело? Откуда в них инстинктивное стремление толкать людей в объятия друг друга? Раз ей нечего делать в жизни сейчас, брак ничего не изменит. Зачем он ей? "Дабы множить потомство свое", - вспомнилась ей заповедь прошлого. Жизнь должна продолжаться. Но для чего? В наши дни ее никто не называет иначе как адом. А впереди - тоже ничего, кроме "прекрасного нового мира".
   "Или католицизма, - мысленно добавила она. - Но я не верю ни в тот, ни в другой".
   Она распахнула окно и облокотилась на подоконник. Вокруг девушки, жужжа, заметалась муха. Динни отогнала ее, но та сейчас же вернулась. Мухи! У них тоже есть свое назначение в жизни. Но какое? Они если уж существуют, так существуют; если умирают, так умирают, но никогда не живут наполовину. Она снова отогнала муху, которая на этот раз не вернулась.
   За спиной Динни раздался голос Флер:
   - Вы тут не простудитесь, дорогая? Ну и весна! Впрочем, я повторяю то же самое из мая в май. Пойдем выпьем чаю. Клер сидит в ванне с чашкой в одной руке и сигаретой в другой. Выглядит совершенно прелестно. Надеюсь, завтра все кончится.
   - Ваш троюродный брат уверяет, что да.
   - Он придет к обеду. К счастью, его супруга в Дройтиче.
   - Почему "к счастью"?
   - Ну, знаете, это такая дама!.. Если ему понадобится поговорить с
   Клер, я отведу его к ней: она к тому времени уже вылезет из ванны. Впрочем, вы ее вполне можете заменить. Как вы думаете, Клер будет хорошо держаться во время допроса?
   - Разве это кому-нибудь удается?
   - Мой отец уверял меня, что я держалась хорошо, но он был лицеприятен. Да ведь и вас хвалил следственный судья, который вел дело Ферза, верно?
   - Тогда не было перекрестного допроса. Флер. А Клер к тому же нетерпелива.
   - Посоветуйте ей поднимать брови и считать до пяти перед каждым ответом. Это выведет Броу из себя.
   - У него такой голос, что с ума сойти можно, - сказала Динни. - А паузы он делает такие, словно у него впереди целый свободный день.
   - Обычный прием. Вся эта церемония сильно смахивает на инквизицию. Как вы находите защитника Клер?
   - Будь я на другой стороне, я его возненавидела бы.
   - Значит, хорош. Ну, Динни, какая же мораль вытекает из всей этой истории?
   - Не выходи замуж.
   - Несколько смелый вывод: мы еще не научились выращивать детей в бутылках. Вам не приходило в голову, что основа цивилизации - инстинкт материнства?
   - А я думала - земледелие.
   - Под цивилизацией я разумею все, что не сводится к применению голой силы.
   Динни посмотрела на свою циничную и порой чуточку болтливую родственницу. Та выглядела такой уравновешенной, нарядной и тщательно отманикюренной, что девушке стало стыдно. Неожиданно Флер объявила:
   - Вы - милая.
   Обед, который Клер подали в постель и за которым не было посторонних, кроме "очень молодого" Роджера, прошел в высшей степени оживленно. Адвокат очень занятно рассказывал о том, как его семья реагировала на повышение налогов. Его дядя Томас Форсайт поселился на Джерси, но с возмущением покинул остров, как только там пошли разговоры о местном налоге. Он написал об этом в "Тайме" под псевдонимом "Индивидуалист", реализовал все свои ценности и поместил деньги в бумаги, не подлежащие обложению, но зато дающие гораздо меньший доход, чем те, которые ему подлежат. На последних выборах он голосовал за национальное правительство, но как только оно опубликовало новый бюджет, стал думать, какой партии он отдаст свой голос на следующих выборах. Сейчас он живет в Борнмауте
   - Он замечательно сохранился, - заключил "очень молодой" Роджер. Флер, вы имели дело с пчелами?
   - Да, я однажды села на пчелу.
   - А вы, мисс Черрел?
   - Мы их разводим.
   - Занялись бы вы пчеловодством на моем месте?
   - А где вы живете?
   - Сразу за Хетфилдом. Там кругом большие посевы клевера. Теоретически пчелы меня привлекают: они живут цветами и клевером с чужих участков; когда вы находите рой, вы можете его присвоить. А в чем минусы пчеловодства?
   - Если пчелы роятся на чужом участке, вы их теряете в девяти случаях из десяти. Кроме того, всю зиму их нужно кормить. Наконец они требуют времени, ухода и жалят вас.
   - Последнее не страшно: заниматься ими пришлось бы моей жене, - отозвался "очень молодой" Роджер, подмигнув одним глазом. - У нее ревматизм, а я слышал, что пчелиный яд - самое лучшее лекарство.
   - Сперва нужно проверить, будут ли они ее кусать, - заметила Динни. Пчел не заставишь жалить тех, кого они любят.
   - Ну, в крайнем случае на них можно садиться, - бросила Флер.
   - Нет, серьезно, - настаивал "очень молодой" Роджер. - Полдюжины укусов не повредили бы ей, бедняжке.
   - Почему вы пошли в адвокатуру, Форсайт? - вмешался в разговор
   Майкл.
   - Во время войны я был уволен вчистую по ранению, и мне пришлось подыскать себе сидячее занятие. И потом, знаете, отчасти это ремесло мне нравится, отчасти...
   - Понятно, - перебил Майкл. - У вас был дядя по имени Джордж?
   - Старый Джордж? А как же! Когда я учился в школе, он всегда давал мне десять шиллингов и совет, на какую лошадь ставить.
   - И вы часто выигрывали?
   - Ни разу.
   - Вот что, скажите откровенно: кто выиграет завтра?
   - Говоря откровенно, - ответил адвокат, посмотрев на Дин ни, - все зависит от вашей сестры, мисс Черрел. Свидетели обвинения хорошо справились со своей задачей. К ним не подкопаешься, и показания их покамест не опровергнуты. Но если леди Корвен не потеряет самообладания, мы как-нибудь отобьемся. Если же хоть по одному из пунктов возникнет сомнение в ее правдивости, тогда... - Он пожал плечами и, как показалось Динни, разом постарел. - Среди присяжных есть несколько субъектов, которые мне не нравятся. Например, старшина. Для среднего человека жена, бросающая мужа без всякого предупреждения, - конченая личность. У меня было бы спокойней на душе, если бы ваша сестра рассказала о своей семейной жизни. Время еще есть.
   Динни покачала головой.
   - Ну что ж, тогда остается уповать на ее личное обаяние. Но вообще-то людям не нравится такое положение: нет кота дома, мыши ходят по столу.
   Динни легла в постель с тяжелым чувством человека, которому предстоит наблюдать, как будут пытать другого.
   XXXI
   Дни проходят, а каменное здание суда высится все так же неизменно. В зале повторяются одни и те же движения, скрипят одни и те же, скамейки, разносятся одни и те же запахи, не слишком острые, но достаточно крепкие.
   На второй день Клер явилась туда вся в черном, с узким зеленым пером на черной шляпке, плотно облегающей голову. Бледная, с едва подкрашенными губами, она сидела так неподвижно, что никто не решался с ней заговорить. Слова "Бракоразводный процесс в высшем свете" и "броский" заголовок "Ночь в машине" возымели должное действие: зал не мог вместить всех желающих. Динни заметила Крума: он сидел позади своего защитника. Она заметила также, что вид у женщины-присяжной с птичьим обликом менее простуженный, а старшина не сводит бесцветных глаз с Клер. Судья, казалось, сидел еще ниже, чем раньше. Он слегка приподнялся, когда прозвучал голос Инстона:
   - Итак, с позволения вашей милости и господ присяжных, ответом на обвинение в прелюбодеянии, якобы совершенном ответчицей и соответчиком, будет простое и полное отрицание. Попрошу ответчицу в ложу.
   Динни подняла глаза на сестру с таким чувством, словно видела ее впервые. Клер, как советовал ей Дорнфорд, стояла в глубине ложи, и тень балдахина, ложившаяся на ее лицо, сообщала ему отрешенное и таинственное выражение. Однако говорила она ясным голосом, и, вероятно, только одна Динни заметила, что он несколько более сдавлен, чем обычно.
   - Правда ли, что вы изменили мужу, леди Корвен?
   - Нет, неправда.
   - И вы готовы подтвердить это под присягой?
   - Готова.
   - Между вами и мистером Крумом не было никакой интимной близости?
   - Никакой.
   - Вы готовы подтвердить это под присягой?
   - Готова.
   - Здесь говорилось, что...
   Вопрос следовал за вопросом, Динни сидела и слушала, не спуская с сестры глаз, восхищаясь отчетливостью ее ответов, невозмутимым спокойствием ее лица и жестов. Девушка с трудом узнавала голос Инстона, он звучал совсем по-иному, чем накануне.