Гомонов Сергей. Послания себе (Книга 3)

   Они посидели в молчании. Первым не вытерпел Тессетен:
   - Подземелье - не твоя стихия, золотая муза. Ты увидела, чем я тут занимаюсь, убедилась, что никакой крамолы не затеваю - так пойдем на свет, на воздух! Иногда здесь так трясет, что даже с каким-то облегчением думаешь: вот обвалились бы сейчас разом все эти мегалиты... Творческий кризис...
   Танрэй, словно опомнившись, встала. Ей было и впрямь неуютно в темном подвале, где пахло песком, глиной и известью.
   - Ты похож на полярную сову, Сетен. Сидишь и поджидаешь мышку, - подколола она.
   - А мышка - тут как тут, - он снова подал ей руку, но молодая женщина отказалась, хотя подъем обещал быть труднее спуска. - Да, сестричка, любишь ты всякие трудности...
   Как ни странно, они не успели оглянуться, как выбрались на поверхность. Завидя их, Нат распрямился и, перебирая передними лапами, сел.
   - Твой старик - как изваяние! - сказал Кронрэй. - Да только это изваяние никого и близко не подпускало к ступенькам...
   Сетен и Танрэй переглянулись. И снова экономист натолкнулся на стену безразличия. Она думала совершенно о другом.
   - Я обойду комплекс, - сказала она созидателю.
   В этот момент Нат уловил новую струю запаха. Ошибки не было: с юга приближались хозяин и эйрмастер. Волк бросился им навстречу. Он бежал, то вытягиваясь в струну в затяжном прыжке, то сокращая тело для следующего рывка и при этом едва касаясь лапами земли. Солнце выглянуло из-за туч и позолотило его сказочную, диковинно-красивую фигуру...
   Танрэй уже обходила вокруг северную башню. Камни на внешней стороне конуса были покуда сложены "наживую", но не подогнаны и не скреплены раствором.
   Сетен плюнул на ладонь, где присохшее глинистое пятно никак не желало убраться с кожи, и вдруг совершенно случайно почувствовал сигнал, который заставил его поднять голову и посмотреть вслед жене друга. Может быть, это был подземный толчок, может - что-то иное...
   Медленно, неохотно, от стены отделился плохо пригнанный камень. На миг перед глазами мелькнула улыбающаяся в окне храма Ормона...
   Тессетен не успел подумать - некогда было, роскошь непозволительная. Он притормозил время и бросился к Танрэй. Ему показалось, что он настиг ее в два или три прыжка, но на самом деле она была так далеко, что почти пропадала из виду рядом с каменным исполином-башней.
   Экономист кинулся на нее и что есть сил отшвырнул женщину в траву за строительной платформой. Время покарало его за преступление: каменная глыба ухнула прямо на ногу Сетена. Как зверь, пойманный в капкан, Тессетен дернулся было в сторону - и потерял сознание от дошедшей до рецепторов мозга адской боли и от удушливой пыли, поднятой мегалитом.
   Он не видел, как подоспели к нему на помощь Ал, Зейтори и Кронрэй, как они левитируют глыбу в сторону и как кулаптр присаживается рядом, чтобы оказать ему первую помощь...
   Придя в сознание в машине, Сетен лишь договорил недосказанную фразу, которую Танрэй должна была услышать именно от него. Она склонялась над ним, осторожно поддерживая разлохмаченную голову экономиста у себя на коленях и плача.
   - Беги отсюда, сестренка неразумная! Спасайся, пока не поздно, поняла меня?
   - Поздно, Сетен... - шепнула она и погладила холодными пальцами его щеку, покрытую преждевременными морщинами.
   - Тебе нечего с нами делать. Все мы не боги...
   Она снова не поняла. Только плакала и прижимала свое милое личико к его пыльной и безобразной физиономии. Кто вел машину и кто был с ними рядом, Тессетен не знал. В тот миг во Вселенной существовали только они с Танрэй. И малыш-Ал, как часть ее чистое сознание, ждущее своего часа, чтобы испортиться...
   И снилось Тессетену в его мучительном сне, что стоит он на берегу гладкого, как зеркало, озера. За его спиной растет величественное древо, простирающее в небо раскидистые ветви. Сетен заглянул в воду и увидел там то же дерево, только наоборот, вверх корнями. А сам он не отражался, точно и не было его здесь никогда. На противоположном берегу стоит женщина, тонкая, высокая и темноволосая. Но стоит она не там же, где Сетен, а в отражении, в воде. Он окликнул ее, и озерная гладь заволновалась, пошла рябью. Это было невыносимо - не видеть ту женщину... Очертя голову экономист бросился в воду...
   ...И проснулся. Ормона пришла к нему после всех. Он лежал в кулаптории, его изувеченная нога была прооперирована Паскомом и покоилась в специальном зажиме. Тессетен прекрасно знал, что пролежит он здесь до тех пор, пока полностью не сформируется новая кость - от прежней остались одни осколки.
   Ормона взглянула ему в глаза, слегка двинула головой и стиснула узкие губы.
   - Нет. Я не судья тебе, - тихо ответил Тессетен.
   Тонкие черные брови чуть дрогнули, взгляд похолодел.
   - Ты права, но... еще не время... Я не потерял надежду, что он когда-нибудь...
   Ормона отрицательно покачала головой, затем, опустив ресницы, спрятала глаза. Одного мига промедления ему хватило, и они поняли друг друга.
   - Ступай, - сказал ей Тессетен. - Еще не время...
   Она повернулась и молча вышла. Но на губах ее играла улыбка победителя...
   Возвращаясь из кулаптория, Ал и Танрэй не разговаривали. Она по-прежнему плакала, астрофизик же, обняв её за плечи, смотрел в окно машины.
   Ал не хотел, но помимо воли вновь и вновь прокручивал в голове ту секунду: несущийся им навстречу Нат и каменная глыба, которая падает с башни... Что было бы, опоздай Сетен хоть на долю мгновения?.. Едва астрофизик задавался этим вопросом, в его воображении камень повисал на высоте человеческого роста и плавал в воздухе, точно время остановилось для него навсегда. Какой-то внутренний цензор не пускал негативную фантазию дальше. При этом Ал четко осознавал, что им просто в очередной раз повезло, а везти постоянно не может. Если человек - игрушка судьбы, то когда-нибудь у этой игрушки обязательно полетит голова, сколько бы ни улыбалась ей удача перед этим. Жизнь всегда ласкала их с Танрэй, была к ним незаслуженно благосклонна, и они привыкли принимать ее щедрые дары. Что теперь? Не ощущая сопротивления, не зная, что это такое, они все быстрее теряют природную смекалку, способность выживать несмотря ни на что, утрачивают нормальную для любого существа чуткость, становясь все более похожими на механизмы, в которые кто-то вложил определенную программу. Ал вспомнил свои давние слова, когда он еще по молодости в высокопарном порыве (или в споре, не суть важно) поклялся Танрэй, что с ним она будет, как за каменной стеной. И вот они вместе упустили тот момент, когда каменная стена превратилась в каменные застенки. Они целиком зависят от удачи, как две куклы на веревочках. От волеизъявления Ала не меняется ничего. Хорошо, он ведет за собой людей - люди идут за ним, зная, что он видит конкретную цель. Но что, если бы не было Сетена, Ормоны, Зейтори? Кто помог б ему организовать Миссию? Разве это он - Ал?! Его "куарт" никогда не был беспомощной щепкой, барахтающейся в волнах... Что произошло с ними со всеми?! Что произошло с ним? Как оборвать веревочки и не погибнуть при этом?!
   Ал закрыл лицо ладонью. Его пожирал стыд. Он никого не пустил бы подсмотреть, что творится в области, где обитает его малодушие, но есть вероятность, что Сетен уже не раз проникал туда и знает все его слабости. Знает и пользуется ими. Однако то, что произошло на стройке, не было похоже на тонкий расчет. Если бы экономист не увернулся, его не спасло бы уже ничего. Он действовал откровенно по наитию, а потому едва не погиб. Какой уж тут расчет? Случайностей, конечно, не бывает, однако никто не мог заведомо предугадать, что башня не выдержит небольшого землетрясения. Кронрэй всегда выверял все с точностью до волоска...
   Танрэй начала успокаиваться. Ал погладил ее по плечу. Они оба - в каменных застенках капризной удачи...
   Зейтори посигналил, чтобы рассеять толпу, которая собралась на подъезде к дому астрофизика. Дикари вперемежку с оританянами расходиться не спешили, и все они были возбуждены.
   - Я выясню, в чем дело, - Ал коснулся губами виска жены и вышел из машины.
   Люди тотчас обступили его. Держась за холку Натаути, Танрэй тоже выбралась наружу несколько секунд спустя. Увидев волка, все подались назад и образовали полукруг. На лицах было напряжение и страх.
   Нат уловил запах ужаса, направленный в его сторону, но не мог понять, что вызвало его у людей, с которыми прожил уже очень долго.
   Из толпы выступил один пожилой ори, северянин с темными волосами и голубыми глазами. Он обратился к Алу:
   - Ал, у нас большие неприятности. Горожане принесли плохую весть: твой волк в джунглях загрыз человека...
   После этих слов толпа загудела. Астрофизик поглядел в глаза мужчины:
   - Загрыз? - переспросил он. - Почему вы уверены, что это сделал Нат?
   - Все ведет к нему...
   Зейтори тоже выбрался из-за руля и присоединился к спутникам. Танрэй инстинктивно заслонила собой Ната, но тот не позволил ей этого и вышел из-за нее, чтобы сесть слева от хозяина.
   - Идемте, мы покажем, - сказал оританянин. - Они, - он кивнул на дикарей, - перенесли его в хижину... Этот человек не из Кула-Ори, вот в чем вся беда... Он - посланник соседей...
   Ал оглянулся на жену:
   - Танрэй, - произнес он, - идите с Натом домой...
   Она покачала головой:
   - Нет, мы тоже пойдем!
   Волк поднялся и встал на сторону хозяйки. Ал понял, что спорить бесполезно, и кивнул. В окружении толпы они отправились в поселок - в тот самый, где впервые появились после приземления "Саха". Люди сторонились Натаути и поглядывали на него с разными выражениями эмоций: кто-то со страхом, кто-то с ненавистью, а кто-то - с суеверным ужасом, словно волк был не животным, а за что-то прогневавшимся на людей богом-оборотнем.
   Возле хижины с покойником стояло несколько человек соседнего племени. И без того эмоциональный их язык теперь был откровенно враждебным. Какая-то женщина не удержалась и швырнула в волка камнем. Нат отскочил и зарычал. Танрэй знала, что просто так он не кинется ни на кого, но ворчание остальные расценили как очередное подтверждение его виновности в убийстве.
   - Они зря перетащили его с места смерти, - тихо сказал Зейтори на языке Оритана.
   Голубоглазый ори услышал его.
   - Мы тоже просили их оставить труп на месте, но они не послушали. Сказали, птицы и звери растащат останки...
   Навстречу собравшимся шла хозяйка рода, полная туземка в одежде, отдаленно напоминающей облачение Ормоны. Если на жене экономиста ее "змеиная" броня была из искусственного материала и смотрелась неотразимо, то дикарка выглядела как-то нелепо: коричневатый жир свисал и выпирал отовсюду, где тело не было закрыто плохо заштопанной чешуей, грудь болталась, а не выведенные под мышками волосы смотрелись и того неприятнее. Но шла она величественно, и дикари склонились перед нею в почтении. Женщина подозвала к себе девушку из своей свиты и что-то сказала ей. Хозяйка не изучала искусственного языка, привезенного орийцами, и потому нуждалась в переводчике. Девушка кивнула и, скрестив ноги, села на землю возле нее. Полнотелая туземка заговорила. Несмотря на отрывистость фраз, речь ее не казалась раздраженной, да и взгляд главы рода был покоен и полон достоинства.
   - Хозяйка говорит, - перевела девушка, - что пришла, чтобы разобраться в происшедшем... - она вопросительно взглянула на Танрэй: являясь ученицей "златовласой богини", дикарка всегда испрашивала у нее одобрения - правильно ли она говорит; это уже вошло у нее в привычку, и даже необычность ситуации не заставила ее изменить правилу.
   - Мы тоже, - ответил Ал.
   Хозяйка посмотрела на Танрэй и что-то добавила. Девушка-переводчица смутилась и явно через силу перевела:
   - Хозяйка спрашивает, не лучше ли будет, если атме не станет смотреть на это?
   Ал промолчал. Он был того же мнения, что и хозяйка племени, но если жена что-то решила, то ее все равно не переубедишь.
   - Передай хозяйке, - проговорила Танрэй, - что это касается и меня, и в стороне я не останусь.
   Услышав перевод, полная туземка склонила голову в знак приятия этого решения. Затем подняла руку, как бы отсекая себя, Ала, Танрэй и Зейтори от всех остальных. Переводчице она сделала отдельный знак, и та поднялась.
   Толпа осталась снаружи, а все, кого "выделила" хозяйка, вошли в хижину. Нат держался между Алом и Танрэй, и вряд ли что-то смогло бы послужить ему препятствием на пути.
   На утоптанном земляном полу жилища лежал завернутый в окровавленную шкуру быка труп. Возле него сидел туземец из соседнего племени. При виде вошедших он выпрямился и что-то резко сказал хозяйке. Та не изменилась в лице и коротко ответила. Туземец подобрался, встал и, с негодованием взглянув на волка, но при этом обогнув его, вышел наружу. Хозяйка указала переводчице на шкуру. Девушка откинула край и отступила в священном трепете, пряча глаза и склоняясь. Глазам людей представилось жуткое зрелище. Танрэй с глухим вскриком прижалась лицом к плечу мужа.
   Труп был полуобглодан, и только по некоторым деталям одежды еще можно было установить, к какому племени принадлежал погибший. При этом сразу становилось понятно, что рвал его не тигр и не пантера, а зверь помельче, вроде волка или шакала. Правую руку долго мусолили зубами, но оторвать ее до конца хищнику так и не удалось, а тигр сделал бы это в один прием, даже не задумываясь. Нат прикинул и решил, что будь он на месте убившего, то не стал бы связываться с суставом и сухожилиями, а отхватил бы где-нибудь в более хрупком месте, где косточки раздваиваются и кажутся тоненькими, как у птицы.
   Рядом с покойником лежала заостренная палка, которую тоже порядком погрызли все те же зубы. Если убитый был не из робкого десятка, то такой палкой он вполне мог бы отбиться от одного зверя. От одного. И, видимо, отбивался: недаром убийца потом в слепой ярости кромсал и руку, которая нанесла удар, и орудие, причинившее столь сильную боль... Волк уже по запаху знал, кто это. Если бы он умел говорить! Если бы не наказание немотой! Животное, обреченное жить среди людей, но немое - это суровое проклятье...
   - Я вижу, что это сделал зверь, похожий на волка, осторожно проговорил Ал, стараясь изъясняться на искусственном языке как можно проще и понятнее для переводчицы, дабы его не истолковали неправильно и не вынесли Нату несправедливый приговор, - но ничего не указывает на МОЕГО волка... Кто решил, что это сделал Натаути?
   Хозяйка выслушала его слова и перевод, взглянула на волка, на Танрэй, на убитого.
   - На твоего волка указывает одно, - произнесла вслед за нею девушка и тоже указала на недавно разорванное ухо Ната.
   Доселе молчавший Зейтори решил вмешаться:
   - Досточтимая атме, - сказал он, складывая руки на груди и глядя прямо в лицо хозяйке, - все можно сделать гораздо проще, чтобы доказать, что Натаути ту не при чем. Мы возьмем образцы слюны и крови с трупа и с посоха и выясним, кому что принадлежит. В джунглях достаточно зверей кроме Ната. Волки здесь тоже водятся. И шакалы.
   Хозяйка покачала головой. Девушка выслушала ее ответ.
   - Хозяйка говорит, что всех диких волков и шакалов давно распугал прирученный волк, потому что он - оборотень, а лесные звери боятся духов тьмы так же, как и люди. Поначалу и она считала это за добрый знак: хищники перестали нападать на людей. Но то, что случилось, перечеркивает все заслуги оборотня...
   - Именно поэтому мы и проведем экспертизу. У тримагестра Солондана есть все для проведения такого исследования, бесстрастно парировал эйрмастер.
   Пышнотелая туземка призадумалась, не сводя глаз с трупа, над которым кружились насекомые. Наконец она поведала о своем решении:
   - Хорошо, - сказала она устами своей переводчицы. - Но что вы сделаете с вашим волком, если это окажется он?
   Ал и Зейтори переглянулись и поняли друг друга без слов: несмотря на власть, хозяйка все равно оставалась женщиной и торопила события, как все женщины, обыгрывая в уме всякие ситуации и получая от этого удовлетворение. Ал кивнул на бессловесное предложение эйрмастера подыграть ей и положил руку на затылок Ната:
   - Если это окажется он, мы отдадим его в ваше распоряжение.
   Нат почувствовал импульс, ушедший в мозг: "Я знаю, что это не ты, дружище, а потому не принимай слова близко к сердцу: это только слова, сказанные человеком для того, чтобы усыпить тщеславие и оскорбленные чувства другого человека"... Он и так не поверил бы хозяину, даже если бы тот прицелился в него из плюющегося огнем оружия.
   - Как мы узнаем, что вы не обманете нас, чтобы выгородить своего пса? - запинаясь от страха и ужасаясь дерзости хозяйки, посмевшей заявить такое пред лицом богов, спросила переводчица.
   - Мы заинтересованы в установлении порядка не меньше, чем вы, - сказал Зейтори. - Даже если ваши люди ничего не поймут в ходе исследования, для этих целей в Кула-Ори можно привлечь немало наших соотечественников, которые тоже не хотели бы, чтобы их посреди бела дня загрыз на улице взбесившийся зверь...
   Его спокойная и уверенная речь произвела благотворное впечатление и на хозяйку, и на девушку-переводчицу. Первая увидела, что боги не отделяют себя от смертных и не покрывают преступления себе подобных, а вторая убедилась, что они не гневаются на дерзкие обвинения хозяйки и готовы вместе с ними прояснить ситуацию.
   - Да будет так! - поднимая руки кверху, произнесла хозяйка, и все поняли ее без перевода. - Но пусть волк остается на привязи, пока все не закончится...
   Ал кивнул. Танрэй подумала, что он мог бы воспользоваться своей "божественной" привилегией и дать понять дикарям, что его волк так же священен и неприкосновенен, как они сами. Это не составило бы для него никакого труда. Но он в очередной раз пошел на маленькое предательство друга, чтобы не показаться плохим перед другими людьми и сделать что-то в угоду их интересам, нарушив свободу преданного ему существа. Молодая женщина присела на корточки и обняла Ната. Волк попятился и освободился, не принимая жалости. Нат покорно подошел к хозяину, сел возле него и безропотно подставился, когда тот снял со стены хижины сплетенную из шерсти веревку и привязал его за шею.
   Танрэй поднялась. Ей было обидно. Она пыталась доказать себе, что не права, считая Ала предателем, но душа ее бунтовала. Она не хотела разочаровываться в любимом человеке, но разочаровывалась всякий раз, когда Ал проявлял признаки малодушия.
   Хозяйка объявила роду о принятом решении. Люди начали расходиться.
   Танрэй увидела стоящую невдалеке кучку своих давних знакомцев, пятерых парней с выбритыми затылками. Они не принимали участия в собрании, но присутствовали, наблюдая за происходящим и переговариваясь. Ей захотелось прикрыть от их взглядов привязанного Ната, чтобы они не увидели позора ее любимца. Однако волк снова не позволил ей этого и оттеснил молодую женщину за себя.
   Уже следующим утром Нат был оправдан: проведенная Солонданом экспертиза показала, что слюна, обнаруженная на трупе, и кровь с посоха принадлежат, несомненно, животному, и даже не одному, но волк оританян был не при чем. Для проведения более точных опытов у тримагестра не было возможностей и оборудования, но Солондан посчитал и проделанную работу достаточным основанием для снятия всех подозрений с Ната.
   Ему поверили не все, как и ожидалось. Единственной мерой, которую могла предложить хозяйка рода, был запрет без надобности и в одиночку уходить в джунгли.
   В Кула-Ори поселился Страх.
   ВТОРАЯ РЕАЛЬНОСТЬ
   Когда же кончится эта проклятая война?! Никто не помнит ее причин и истоков, но все воюют с одинаковым упорством и ожесточением, никогда не задумываясь хотя бы о временном перемирии. По сути своей, она давно никому уже не нужна - так думает Он. Война-привычка. Война-инстинкт...
   Отчаянный приверженец Черного Горизонта давно уже искал только одного: средства от жизни. Неподготовленному нельзя быть "посередине". Для этого нужна мудрость, которую не хочет давать дракон Дневного и Ночного света. Он предоставляет знания, навыки, он вручает своим воинам все, чтобы они побеждали и не гибли, но не хочет снарядить их одним - Мудростью.
   Воин бился и побеждал, бился и падал сраженным. И не знал, зачем Он это делает. Юноша жаждал понять хоть кого-то - или своих сторонников, или врага. Выбор был сделан уже очень давно, в незапамятные времена, но ни понять, ни принять, что движет его господином и повелителем, черный воин уже не мог...
   Андрей отбился от группы туристов, щелкающих затворами фотокамер и весело переговаривавшихся на самых разных языках. Ему надоело представлять то, что так живописно и с увлечением рассказывал гид, а подходить ближе и прикасаться к чему-либо было запрещено (впрочем, за дополнительную плату, пожалуй... Но Андрею не хотелось никого и ни о чем просить, даже если, отдав деньги, он стал бы господином положения).
   Сухой, знойный ветер пустыни нес в себе что-то зловещее. Где-то вдалеке, в мареве, поднимавшемся с раскаленного песка, должен был быть виден Каир.
   Внезапно Андрей с устрашающей четкостью понял, что в двух, всего в двух шагах от него, везде и всюду - следы трагически погибшей цивилизации, невысказанные слова, вмурованные в камень.
   "Да, сынок, встретились нынче немой и слепой... Ты не догадываешься, чье перед тобою послание? Маленький слабый мальчик, потерявшийся в огромной и грозной Вселенной... Среди звезд он ищет миры своих родителей и кричит, кричит, кричит им немым криком, а они, как и ты, не слышат его, потому что разучились слышать. Назови мне имя его, ученик!"
   - Я не знаю... - растрескавшимися губами беззвучно пробормотал Андрей: голос был таким отчетливым...
   Звонкий женский смех, рассыпавшийся колокольчиками по ветру и превратившийся вначале в сиплый мужской кашель, а затем в смех толпы туристов, Скорпиону непонятный и кажущийся кощунственным.
   Андрей закрылся руками и бросился в пустыню. Все были заняты, слишком заняты, чтобы заметить его бегство. Постепенно Скорпион перешел на шаг и брел под палящим солнцем, куда - и сам не ведал...
   Ему было абсолютно все равно, всюду было одно и то же темно-розовая мгла и скрипящий на зубах песок.
   Он слегка удивился, услышав два одиночных выстрела откуда-то справа: в него, что ли?! как это?!
   Третий принес с собой разрывающую мозг боль. Проседая на песок, Андрей почувствовал, как что-то льется с затылка на спину. Темно-розовое потемнело, почернело и куда-то свернулось...
   - Ой, устала-устала-устала! - Рената скинула туфли, добралась до кресла и стала растирать немного опухшие ступни. Люда!
   Няня выглянула из кухни. Рассеянная она какая-то в последнее время: глаза, вроде бы, горят, а ничего не видят, ни на чем не останавливаются, даже на любимчике-Сашкине. Что с нею происходит? И мальчик, как будто, сильнее ушел в себя, хоть веди к психиатру с подозрением на аутизм. А тут и так голова кругом, не знаешь, за что хвататься... Так, в первую очередь надо успокоиться самой. Приспичило Гроссману открывать это дело...
   - Люда, у нас есть что-нибудь перекусить?
   Та блаженно улыбнулась и секунд через десять кивнула.
   - А где Сашкин?
   - Да... здесь где-то был...
   Стоп! Зацепочка! Чтобы Людмилка не знала доподлинно, что происходит с ее воспитанником?! Да быть такого не может!
   - Люд, а Люд! Ты у меня не заболела? А? - Рената обула домашние тапочки и отбросила накрученную прядь волос за плечо. Длинные локоны, как расплавленное золото, заливали всю спину, небрежно прихваченные заколкой.
   "Ох, мне бы такие!" - подумала няня и погляделась в зеркало. Её непонятного цвета "обглодыши" показались ей сейчас особенно отвратительными.
   - И все-таки, - хозяйка поднялась, - где Сашкин? Обычно стоит двери щелкнуть - он летит встречать. Сынуля! Ты где? она направилась по коридору к детской.
   Саша сидел и сосредоточенно играл, не замечая ничего вокруг. Пирамиды, выстроенные три дня назад, до сих пор не претерпели никаких изменений и не обновлялись. Что-то шепча под нос, мальчик водил чем-то черным по полу, как бы заставляя это "что-то" прогуливаться между постройками.
   Рената из любопытства прислушалась, что он там бормочет, и похолодела:
   - ...Будь он проклят! - говорил Сашкин, как бы озвучивая тем самым темный предмет. - Я навеки отделил его душу от разума. Будь он проклят!..
   Само по себе сказанное не соответствовало речам ребенка, не достигшего четырехлетнего возраста. Но, кроме того, Ренату сковало такое знакомое ощущение "дежа вю", якобы ложной памяти, от которого изо всех сил отбивался измученный рассудок.
   Другой рукой мальчик держал маленькую фарфоровую куколку из набора, подаренного Маргаритой на их новоселье. Сделав резкое движение, Саша "заставил" куколку взбежать на вершину самой большой пирамиды. Темная игрушка в правой руке "последовала" за нею.
   - Тогда пусть так! Негромко воскликнул он за куколку и отпустил ее. Пощелкивая, куколка покатилась по ступенькам пирамиды. Рев темной фигурки получился у малыша особенно достоверно.