Гомонов Сергей. Послания себе (Книга 3)

   Подумав об этом, у самой машины Дрэян собрал все силы, оттолкнул от себя верзилу-охранника, махнул через ограду и ощутил, как за спиной выросли крылья - еще не веря своей удаче, боясь оглянуться, боясь разделить участь Хадда...
   Ветки кустов больно хлестнули по лицу, пропустили его, сомкнулись. Словно ничего и не было...
   Впереди его ждала темнота. Впереди его ждали джунгли... Но это лучше, чем суд и тюрьма...
   Танрэй со слезами на глазах отвернулась от мужа:
   - Неужели нельзя подождать? Почему для вас, для мужчин, важно все, что угодно, только не собственные жены?!
   Ал вздохнул, воздел глаза к потолку и терпеливо объяснил:
   - Но послушай, малыш! Ты ведь ни в чем точно не уверена, а все люди не могут сидеть и ждать просто так, тебе ведь это ясно...
   Он решительно не понимал, почему должен растолковывать ей такие простые истины и почему она так цепляется за древние традиции, давно обесцененные жизнью. Она ведь всегда была умной женщиной. Право же, "священное состояние" плохо действует на ее разум...
   - Ты постоянно думаешь о чем угодно, только не обо мне! сквозь зубы пробормотала Танрэй.
   - Деточка моя, ради того, чтобы что-то получить, нужно и чем-то пожертвовать...
   - Хватит! Хватит твоей риторики! Поезжай! - оборвала она. Поезжай, куда хочешь!
   - Малыш, - Ал понял, что там, где не действуют слова, должна сработать ласка. Он обнял жену за плечи и выглянул в раскрытое окно. Танрэй не выдержала и расплакалась. - Малыш, ну почему у тебя в последнее время глаза постоянно на мокром месте? Ведь душой я все равно всегда буду рядом с тобой... - и Ал взглянул в сторону Ната, дремлющего внизу в густой траве. Я больше, чем уверен, что успею вернуться.
   - Куда, куда вы собираетесь, когда землетрясение с каждым днем все сильнее?! - проскулила она.
   - Тепманора находится на равнине...
   - Да я о Кула-Ори говорю! - пораженная его черствостью, вскричала Танрэй.
   - А, о Кула-Ори... - он был рассеян и думал явно о другом. - Все будет в порядке, вот увидишь. Наш малыш подождет меня. Правда, зайчик? - он со смехом прикоснулся к ее животу, и в голове Танрэй проскользнула мысль, которую она тут же отмела: вскрикнуть бы да изобразить, что у нее начались схватки. В первую очередь она отказалась от этой идеи, потому что Ал, когда того желал, чувствовал ее лучше нее самой. Астрофизик же весело продолжал: - Он сказал, что подождет. Он дал мне слово мужчины.
   - Сетен поехал бы вместо тебя, - прибегла она к последнему доводу.
   - Сетен? - Ал усмехнулся. - Да он и так поедет.
   Нат проснулся и посмотрел на них. Хозяин взял жену за подбородок и повернул ее лицо в сторону волка:
   - Вот твой сторож. Он надежнее меня.
   Танрэй непокорно дернула головой и отодвинулась.
   - Это точно... - глухо сказала она. - Поезжай.
   Ал поцеловал ее, но губы и руки Танрэй были холодны.
   Летящий в ледяной пустоте по своей орбите синий шарик был таким же, как миллионы лет прежде... Кутаясь в кружево облаков, которые причудливыми завихрениями обволакивали мерцающее на солнце круглое голубое тело, этот шарик таил в себе тайну. Тысячи лет на нем ничего не менялось, а потом он вдруг, словно безумный, вздрагивал и в один день менял свое обличье - так прихорашивается красотка, собираясь туда, где ее увидит много глаз: два взмаха руками - и вот она та и, одновременно, уже не та. Новая. Ее можно узнать, но при виде нее сердце замирает от ощущения происшедшей метаморфозы. И пусть она, вернувшись, снова прижмет к груди своего младенца, станет взбалмошной и немного растрепанной, и будет нежна с ним, как ни в чем не бывало. А бунт уже случился...
   Так было и теперь. Голубой шарик встряхнулся, поправил на себе кружевное одеяние, повернул ожерелье, сменил прическу, нисколько не интересуясь, каково будет волосам и как почувствуют себя бусины на новом месте...
   Новая Земля в танцевальном па сделала красивый поворот вокруг своей оси, чтобы предстать иной. Возрожденной. В легкомысленной безжалостности отбросившей прежний облик...
   Но как бы ни вертелась красотка, постоянное Солнце всегда улыбается любым ее причудам. Пусть другие звезды любуются ветреницей, но они далеко, а ветреница будет принадлежать одному светилу...
   "Сах" заходил на посадку над лугами Тепманоры. Волна, на которую Зейтори настроил свой коммуникатор, несла тревожные вести: за четыре часа температура на Оритане понизилась в среднем на десять градусов. Их родной континент трясло, как от лихорадки. Огромные волны бороздили океаны, в своей дикой мощи обрушивались на сушу и меняли рельеф континентов. Льды, оказавшиеся уже не на прежнем месте, таяли быстрее, чем намерзали в другом... Земля захлебывалась под водой.
   Сетен покосился на упрямца-Ала. Тот был озабочен. Так тебе и надо, братишка. Я ли не говорил тебе? Да что там! Ты веришь в свою удачу, и тебе покуда везет... Счастливые звезды светят тебе, но они далеко. Теперь тебя грызет страх и раскаяние, но уже поздно: корабль садится на землю в Стране деревьев с белыми стволами, в городе Зейкроно.
   Как легко тебе все давалось, любимчик судьбы! Никакого сопротивления! Ты как шальной школьник, Ал - всегда был отличником, тебя часто хвалили, и ты зазнался. И вот теперь вынужден жить на багаже знаний, который у тебя остался, но который ты не пополняешь и не можешь пополнить... Мило, братишка? Душа не нарадуется видеть тебя таким вот растерянным и несчастным!
   Экономист посмотрел на свою жену. Та улыбалась и смотрела на приближающуюся землю. Чему она-то радуется? Неизвестно: она не пускает к себе. Другое дело - тепманорийцы. Они у себя дома, они в восторге, что путешествие заканчивается и что их так славно подкинули до места... Зима с вами, братцы!
   В Тепманоре шел дождь, и тримагестр Солондан начал ныть еще до захода на посадку. Когда же пришло время покидать корабль, пожилой ученый муж замучил всех упреками. Если бы Сетен знал его меньше, он не понял бы, для чего Солондан вызвался лететь с Миссией...
   Светлобородый красавец-Коэтл шагнул на трап, развернулся и подал руку Ормоне. Сетен запахнул плащ-накидку: снаружи дохнуло холодной сыростью и осенью. Совсем как на Оритане... Запах родины заставил его сердце заколотиться, и Тессетен едва удержался от яростного вопля. Если ты считаешь себя бессмертным, то будь им и сделай бессмертной свою землю! Не можешь? Тогда ты не бог, а дерьмо! И твое место - в отхожей яме. Ради этого они, видимо, и прилетели в эту страну вечных холодов...
   - Дождь! - держась за руку бородача, Ормона оглянулась на Ала. - настоящий, холодный дождь, Ал... Вот чего мне не хватало все эти годы: дождя, как у нас... Помнишь?
   Сетен ухмыльнулся и, ковыляя, спустился вслед за ними на взлетную полосу:
   - Забористая штука - ностальгия! Правда, дорогая?
   Она ответила ему ледяным взглядом. Он кивнул:
   - Бывает, бывает...
   Несмотря на непривычное для этих мест землетрясение, отвратительную погоду и прочие "прелести" климата Тепманоры, встречала их едва ли не треть населения Зейкроно, если верить словам одного из спутников Коэтла. Тессетену не нужно было и пересчитывать, чтобы выяснить пропорции: с населением тут негусто. В одном-единственном Кула-Ори жителей, наверное, больше, чем во всей суровой Северной Стране...
   - Молодые люди! Мы так и будем мокнуть под дождем до ломоты в суставах? - послышался сварливый и каркающий голос Солондана, который цеплялся за астрофизика трясущейся рукой.
   - А, Солондан... - тот отцепил его пальцы от своего плеча.
   - А вы думали кто?! Вы, юноша, на каком свете находитесь?! Я начисто разорю нашего маразматика-кулаптра на таблетках после этой поездки, а вы так просто говорите "А, Солондан"!..
   Тессетен обозревал окрестности до тех пор, пока вслед за Коэтлом и Ормоной не ступил на неверную землю, ходуном ходившую под ногами. И право же: здесь действительно растут деревья с белой корой, сменяющие ажурную листву по сезонам... Экзотика, мы уже от такого успели отвыкнуть... А лица людей! Упаси Природа! Бледнокожие, больные, без блеска в глазах... Лица понурых существ...
   И тут по небу пронесся продолжительный и оглушительный (гром таким не бывает) треск, затем сменившийся воем. От неожиданности все присели и зажали уши. Никто не понимал, что происходит. Нет, понимали, впрочем, все, но никто не хотел в это поверить...
   От перелеска в сторону взлетного поля со сгрудившимися на нем людьми по земле побежала широкая трещина, а река за их спинами забурлила, вспенилась, вышла из берегов и тоже рванулась к ним.
   "Плотина!" - уловил Тессетен мысль Коэтла и метнулся разумом к Алу. "Танрэй!" - подумал сей "талисман удачи" и дернулся в сторону "Саха". Корабль дрогнул, и трап начал отламываться от него, уходить куда-то вбок, и наконец с грохотом обрушился на землю, высекая из гладкого покрытия целый фейерверк искр.
   Зейтори еще не успел покинуть воздушное судно. Цепляясь за металлическую обшивку люка, эйрмастер пытался вскочить на ноги.
   Так бывает, когда ты стоишь на ковре, и вдруг кто-то без предупреждения выдергивает его у тебя из-под ног...
   Земля, точно вспоротая тупым предметом, вздыбилась по одну сторону расходящейся раны. Прокладывая себе дорогу, ров, словно разумное и враждебно настроенное существо, несся на людей, которые в панике метались из стороны в сторону, тщетно пытаясь угадать, куда направит смерть перст судьбы. Клокочущий поток ревел и приближался с другой стороны.
   Тессетен кинулся к Ормоне и выдернул ее из рук бородача. Коэтл что-то кричал людям, которые, конечно, не слышали его в нескончаемом вопле свихнувшейся планеты. Солондан мертвой хваткой впился в Ала, и тот поневоле волок его тушу на себе, не желая понять и принять того, что все равно не успеет.
   А корабль кренило все больше...
   Дрэян обтер ладонью потное лицо. Не иначе, как наступает конец света, который столько предрекали информационные средства! Но тупое безразличие овладело им. Он заблудился. Уже который день он почти без пищи плутал по джунглям, терял сознание от голода, бредил, приходил в себя и снова ходил кругами. Дружкам все же лучше: в тюрьме их хотя бы кормят...
   Невдалеке, за кустами, ему почудилось чье-то дыхание. Так и есть: к нему кто-то идет...
   Обрадованный, он кинулся навстречу. Пусть это будет кто угодно, лишь бы его вытащили из этого поганого леса, накормили. А потом хоть четвертуйте!
   - О-ой, соба-а-ачки! - вырвалось у него, когда он увидел трусцой приближавшуюся к нему стаю желтых псов с крысиными мордами и хвостами.
   Те не лаяли, вопреки своему обыкновению. Дрэян поздно понял, что они быстро и очень умело рассыпались и окружили его. Первым бросился крупный вожак. Он метил в горло. Дрэян взмахнул руками и, опрокидываясь, захрипел.
   Единожды испробовав человеческого мяса давным-давно, десять Селенио назад, желтые псы поняли, что нет ничего слаще человеческого мяса, и никого не бывает так легко убить, как двуногого - неважно, пришелец он или бывший хозяин...
   Натаути выскочил из ложбины и насторожил длинные уши. Где-то в небесах звучал страшный вой. Солнце из предосторожности закрывало свой светлый лик клубящимися свинцовыми тучами. Скоро ему предстоит смениться: в земле Рэйсатру дремлет Пятое Солнце, оно ворочается и вздыхает во сне.
   Не помня себя, Нат поставил передние лапы на поваленный ствол, изогнулся и послал светилу прощальную песнь. Горловой, полный безысходной тоски вой перешел в рычание, а затем впервые за свою долгую жизнь Нат заскулил, как щенок. Последний луч, сверкнув напоследок, погас.
   Натаути съежился, опустил голову к земле, исподлобья взглянул назад. Надо уходить. Всем надо уходить. Он должен вернуться в город и увести хозяйку. Сегодня будет много смертей. Все они разные...
   Пятое Солнце начало просыпаться. Пошел новый отсчет...
   Волк со всех ног побежал в Кула-Ори.
   И тут он почуял близость своих завзятых врагов. Собаки боялись и ненавидели огромного серебристого волка, прилетевшего, как верили их хозяева, вместе с богами и принесшего с собой запах юга...
   Ах как не вовремя налетел он на их пиршество! Вот бы видели их сейчас, окровавленных, обожравшихся, безумных от свирепого разгула, их хозяева...
   Позже, позже, не теперь...
   И впервые Нат свернул со своей тропы...
   После первого же толчка, начавшегося сегодня внезапно после долгого затишья, с потолка и стен посыпалась облицовка. Танрэй бросила готовить и, в чем была, выбежала на улицу. Руки ее дрожали от страха и внезапно накатившей слабости. Женщина поняла: еще два шага - и больше она не сможет сдвинуться с места. Но сделала три и упала в траву.
   И тогда со своей возвышенности она увидела жуткую картину: прекрасный город рушился. Раньше отсюда была видна даже тюрьма, а теперь здание развалилось и, вероятно, погребло под обломками всех, кто там находился. На мгновение в памяти всплыло воспоминание про тех парней с выбритыми затылками...
   Очередь дошла и до ее дома. Он затрещал. Затем как-то просел. Застонал...
   Танрэй закричала, потому что представила вдруг, что еще немного - и этот шар покатится на нее...
   Скала разделилась пополам, и разомкнутый почти пополам дом ушел в другую сторону. Танрэй все равно чувствовала, как шевелятся у нее волосы.
   Она не сразу сообразила, почему пронзительная боль вдруг впилась ей в ноги. Молодая женщина подумала даже, что провалилась в какую-то яму, и ее стискивает камнями... И стискивало ей живот. Танрэй рванулась, но ничто ее не держало, она была свободна. В следующее мгновение тело расслабилось. Она крепко зажмурилась: произошло то, чего она видела в страшных снах. Живот то сводило, превращая его в камень, то отпускало, наводняя тело ужасной, ни на что не похожей болью...
   - Только не здесь! - простонала она. - Только не сейчас! Я не хочу! Не надо... Я на все согласна, только не надо!..
   Ноющая боль держала в лапах и спину. Вот, оказывается, каково это - умирать...
   - Девочка, потерпи, маленькая! - словно во сне, Танрэй увидела, как перед глазами всплыло бронзовое лицо кулаптра. Ни откуда он взялся, ни куда тянул ее сейчас, она не понимала. Ясно только одно: смерть отсрочена. Но не побеждена...
   То и дело припадая на колени в траву и поднимаясь при помощи Паскома, Танрэй бежала, влекомая скорее инстинктом, нежели рассудком...
   Нат понял: его маневр не прошел. Собаки сомкнули круг. Осталось одно - удар направо, налево, кувырок, перекат... А потом - бежать, бежать, бежать во весь опор!
   Волк шумно встряхнулся, ощетинился и стал набирать скорость. Мышцы катались на его широкой, истерзанной шрамами, груди, все еще хранившей следы роскошного серебристого воротника.
   Круг сжимался со всех сторон. А они поумнели, эти жалкие выродки волчьего племени...
   Нат сморщил нос, и тот вздернулся блестящим черным кончиком над разверстой пастью и кинжалами потемневших от старости, но по-прежнему несущих смерть зубов. Он вихрем налетел на перегородившего топу вожака, но тот - о, проклятье! - удачно извернулся, и острые клыки, не причинив никакого вреда, скользнули по бедру его задней лапы и лишь чуть-чуть оцарапали сустав. Удар налево был более результативным, но волк, вцепившись в плечо спутнику вожака, не успел вовремя выдернуть зубы из надорванных связок завывшего пса и кувыркнулся вместе с ним. Ослепленные жаждой мести, собаки тотчас бросились на сбитого с ног и поверженного на землю врага.
   Нат выпустил свою жертву. Пес вскочил, но его рана доставляла невыносимую боль: половина левого бока была практически освежевана, шкура лохмотьями волоклась за ним. Обезумев от страха, собака завертелась на месте и пронзительно завизжала.
   Ничего этого Нат уже не видел: на него навалилось сразу три пса, в их числе - вожак стаи, тот самый, которому несколько Селенио назад отбивавшийся туземец из соседнего племени посохом перешиб ногу. Волк знал сейчас только две вещи. Первая: убить их всех. Вторая: найти хозяйку. Зубы его клацали, глаза горели красноватыми кружочками, он не тратил сил даже на рычание, он только резал, втыкал, рвал, трепал, отбрасывал и снова трепал. И наконец Нат пробил себе дорогу и бросился бежать. В другое время собаки, быть может, и отстали от него, но сегодня был особенный день, и вели они себя по-особенному.
   Ветки хлестали волка по окровавленному телу. Он был изорван до неузнаваемости и страшен, как злые духи из сказок дикарей. Ни единого живого места уже не было на нем.
   За плечами послышалось тяжелое дыхание псов. Они еще молоды, сильны и - самое главное - не очень покалечены в этом бою. А сегодня, видят боги, в которых верят их хозяева, сегодня они решили раз и навсегда извести того, кто никогда не подчинится их законам, кто похож и не похож на них одновременно, кто видел то, чего никогда не увидеть им... Сегодня все на их стороне - и Природа, и Удача.
   Натаути резко развернулся всем корпусом, и задние ноги вынесло вперед. Мотнув хвостом, он восстановил равновесие и нагнул голову, но при этом ни на секунду не сводил глинисто-серых глаз с неприятеля. Подействовало: псы затормозили и, как всегда, отшатнулись в сторону. Нат щелкнул зубами, и собаки, как зачарованные этим сверлящим, словно бы слегка косившим - вот самое жуткое в разъяренном волке взглядом, поджав хвосты, шарахнулись еще дальше, но тут подоспел чуть прихрамывающий вожак, а он на то и вожак, чтобы выгонять из стаи трусость.
   Волк стиснул зубы на его горле, но несколько алчущих пастей уже трепали его самого...
   Зейтори сделал почти невозможное: когда корабль уже заваливался набок, он сумел поднять его в воздух. И тотчас трещина прошлась под тем местом, где только что находилось его шасси.
   Тессетена отшвырнуло от жены в сторону, и он закувыркался по земле, кляня все на чем свет стоит и даже более. Ал и впрямь был словно заговоренный: трещина очертила вокруг них эдакую параболу, распалась на две части, и заключила островок, получившийся при этом, в огненные тиски. И в это русло, превращаясь в кипяток, выпуская такой пар, что не было видно ни зги в двух шагах от себя, хлынула вода из прорванной плотины.
   Что стало с Коэтлом и остальными тепманорийцами, в ту минуту не знал никто. Сетен увидел только, что все тем же рывком Ормону отбросило на край трещины.
   - Держись! - заорал он так, что тотчас охрип и зашелся кашлем.
   Ал отшвырнул от себя Солондана и бросился к жене экономиста. Она держалась за вывороченный бетонный блок и висела над кипящей, клокочущей, светящейся водой. Но тогда толчком еще большей силы сбило с ног и Ала, и вскочившего Сетена. Астрофизик отделался от запутавшего тело плаща и на коленях пополз к Ормоне:
   - Руку, Ормона! Подтянись чуть-чуть! Руку! Сконцентрируй силу и - руку! - скороговоркой кричал он, хотя в свистопляске всемирного рева вряд ли она могла его услыхать.
   Она через плечо оглянулась вниз. На дне горела кровь земли - жаркая лава, и ее было видно, когда порывами ветра сносило пар. Ормона повернула лицо к Алу. Еще чуть-чуть - вот он уже почти отделался от плаща, сковавшего движения - и он схватит ее за руку. И снова прикоснется НЕ ТАК , совсем НЕ ТАК.
   - Руку! - срывая связки, кричал он.
   "Руку!" - услышала она мысленный вопль безгласного мужа, который никак не поспевал к разлому, и почувствовала, что не до конца зажившая нога его снова треснула в нескольких местах.
   - Руку! - завопил тримагестр, теряя все свои лекарства, что пучком вывалились из карманов и разлетелись в разные стороны.
   "Руку!" - молил Сетен, уже все поняв.
   И тут Ормона медленно, слабо - так, что заметил только Ал улыбнулась узкими губами. Его рука схватила раскаленный воздух: она разжала пальцы.
   - Ормона!.. - просипел Тессетен и ткнулся лицом в обезображенный дорожный настил.
   Над ними вертелся "Сах", но Зейтори уже ничем не мог помочь.
   Сетен дополз до Ала, грубо оттолкнул его от разлома и торопливо склонился над кипящей бездной. Тело его содрогнулось.
   - Что он делает?! - в ужасе вопил тримагестр, подбегая к опустошенному Алу. - Это незаконно! Что он делает?!
   - Заткнись! - сквозь зубы со злобой прошипел астрофизик.
   Солондан едва не подавился собственным языком. Он хотел уговорить Ала, чтобы тот остановил Тессетена, но побоялся, что во второй раз тот уже перейдет к действию.
   - Это незаконно... так нельзя поступать...
   Корабль так и эдак пытался приткнуться на островке, но, словно громадная стрекоза, вновь вспархивал и взлетал. То место, куда можно было бы приземлиться, сейчас занимала эта троица. Как выгнать оттуда этих идиотов, которые сами себе своими руками готовят похоронный огонь?! Зейтори мог бы тоже орать, как все они, да только смысла от этого было бы чуть. Он молча держал штурвал и висел над ними.
   Перепачканный грязью, сажей, чем-то еще, Тессетен отвалился от края и уперся обеими ладонями в землю. Изо рта его хлестнула темно-серая пена. Дунувший с той стороны ветер донес до Ала и Солондана запах тухлятины и прокисшего молока.
   - Ее тело не восстановить... Там, на дне - пекло... бормотал тримагестр. - Зачем?! На что он надеется...
   Благо, что его не слышал Ал. Астрофизик понял маневры Зейтори и, схватив дошедшего до изнеможения Сетена под мышки, поволок его в сторону. Из того продолжала хлестать темная пенистая жидкость.
   "Сах" медленно приземлился. Тессетен, который потерял остатки сил вместе с последней каплей жидкости, вышедшей из его рта, переместился с коленей назад и, скорчившись, сел на земле.
   - Будь ты проклят... - сквозь зубы прошипел он и покосился на Ала, который метнулся к кораблю и стал помогать Зейтори открывать заклинивший при взлете люк. - Будь проклят...
   - Атме нужно оставить одну! - напомнил Ишвар, когда машина наконец вырвалась на более или менее безопасный участок близ погибшего города Ори.
   Танрэй стонала и металась на заднем сидении. Кулаптр отмахнулся, и туземец ушел один, не понимая, почему боги не соблюдают священных законов, которые сами же предписали его племени с незапамятных времен?
   Ночь опускалась на мятежный континент.
   Танрэй маялась уже не от боли - боль кулаптр устранил древнейшим способом. Весь организм ее работал теперь только на то, чтобы освободиться и отдохнуть. Ни о чем другом она не могла думать - ни о светопреставлении (свершилось оно или еще нет?), ни о муже (жив ли он еще, отыщет ли их?).
   От страха Ишвар тянул песни шаманов. Кулаптр не обращал на них внимания, а Танрэй и подавно. Пусть уж лучше воет, чем пристает с различной чепухой...
   - Девочка-ласточка, еще немножечко... - уговаривал Паском. - Головка, угу... Помоги ему, ты же все умеешь...
   Она сжала искусанные губы, мелко закивала и в последнем крике избавилась от плода. Кулаптр ловко подхватил сморщенного, всего в складках - Танрэй ни разу таких не видела - младенца и заулыбался, ожидая, когда в пуповине прекратит пульсировать частая кровь.
   - Почему он такой, Паском?
   - Какой-какой - "такой"?! Самый лучший! - он приподнял орущего малыша и засмеялся.
   - Они что, все такие бледные и... страшные?..
   - Да уж, девочка, все мы через это прошли. Картинки - это одно... Во-о-от... - он положил сына к матери и занялся своим делом. - Не бойся, дочка, месяца не пройдет, как он у тебя будет лучше всякой картиночки! Страшный! Скажешь-скажешь тоже, мама, да?! - пробасил кулаптр, лишь изредка взглядывая на малыша и адресуя свои последние слова именно ему; тот уже пригрелся, замолчал и стал жадно искать грудь. - Кстати, знаешь, кто "куарт" твоего сына, Танрэй?
   На Оритане это было равносильно фразе "Знаешь, как тебе назвать своего ребенка?".
   - Это Кор...
   Если бы у нее родилась девочка, то имя пришлось бы несколько видоизменить - "Кора" звали бы малышку... Так установили предки... Танрэй кивнула:
   - Я назову его этим же именем...
   - Тебе решать. Сейчас законы меняются, это уже не так важно...
   - Я назову его этим же именем... Ты говорил, что "куарт" Кора почти всегда был сыном наших с Алом "куарт"... разглагольствовала она так, словно несколько часов назад едва не умерла он страха и от того же не родила на несколько дней раньше ожидаемого срока, что, в принципе, было не суть важно.
   - Ну, почти всегда. Если ваши "куарт" успевали обзаводиться детьми. Знаешь, поначалу ведь много сложностей было... кулаптр не стал распространяться на эту тему, да Танрэй не очень-то его и слушала: она уже вовсю болтала с сыном, который прильнул к ее груди. Ишь, уже и не страшный. А завтра, глядишь, и самым красивым будет. Мамаши... И Паском усмехнулся, прибираясь в машине.
   Когда закричал младенец, Ишвар отошел еще дальше и завыл того истошней: слышать первый писк юного бога имеют право, наверное, только шаманки, но уж во всяком случае никак не он. Новорожденный атме будет счастлив: счастливы и отмечены благосклонностью судьбы все, родившиеся в дороге...
   Из темноты послышалось хриплое дыхание. Два красноватых огонька сверкнули в нескольких шагах от Ишвара.
   - Дух тьмы! - вскочил тот. - Атме! Берегитесь!
   Охваченный первобытным ужасом, туземец бросился к машине, забыв о священном долге перед богами. Танрэй попыталась выглянуть и посмотреть, в чем все-таки дело, но кулаптр быстро усыпил и ее, и ребенка, проведя ладонью над их лицами. Обняв Кора, молодая мать безмятежно заснула, склонив голову на вытянутую руку.
   - Ишвар-Атембизе! - выйдя наружу, строго сказал Паском. Постыдился бы уже!
   - Там...там... - Ишвар от страха перешел на свои язык, начисто забыв все слова на ори или на синтетическом. Он указал в сторону, откуда услышал звуки и кое-как прошептал: - Там были глаза того, о ком нельзя говорить!
   - Ну вот и не говори! - с досадой проворчал старик. Чепуху придумываешь, право!
   И тут в круг света, излучаемого осветительными приборами на машине, ступило какое-то приземистое серое существо.