Гомонов Сергей. Послания себе (Книга 3)

   - Ни о чем хорошем, конечно.
   - Ну, это как взглянуть... Я думаю: интересно, а у нее такая же бархатная кожа на животике, как и на персиковых щечках? И еще: если взять кусочек льда и приложить...
   - Сетен! - оборвала она. - Срочно обратись к Паскому! Твой случай безнадёжен...
   - Вот именно... Прости, сестренка. Это всего лишь физиология. По-моему, любой мужчина, находясь с тобою рядом, через совсем малый промежуток времени обречен почувствовать себя несколько неудобно и в физиологическом, и в физическом плане. Я не виноват...
   - Значит, я виновата?!
   - Нет, такой тебя создала наша общая Мать, сестренка... Если ты мне не веришь, то...
   Она не знала, как он сделал то, что сделал. Просто в какую-то секунду до нее дошло, насколько сильно его желание, и поразилась, что такую бурю способен скрывать и удерживать в путах всего-навсего один человек. Слава Природе, Тессетен тут же провел пальцами по ее лицу, и острое, ослепительное впечатление померкло, сгладилось, не оставив в ее душе почти ничего:
   - Тебе не нужно этого знать. Прости еще раз...
   Танрэй выдохнула и моргнула:
   - Сетен! Если ты не прекратишь, я закончу танец не с тобой!
   Его рука невольно сжала ее запястье, но ладонью другой он беспечно хлопнул себя по лбу:
   - Ты опозоришь меня на все стадо... извини: племя!.. Нет, на это я пойти не могу! Закончить танец не со мной - это надо же до такого додуматься! Отрежь мой язык, сестренка, и прими его в жертву, но не бросай меня во имя нашей общей Матушки!..
   Тут Танрэй не выдержала и засмеялась. За время общения с Тессетеном ее гнев, обрушившись было на него, утонул, как тот камень. Ей действительно стало гораздо легче. И не было ничего драматичного в том, что Ал не сумел избавить себя и ее от Ормоны. Все страхи Танрэй - не более, чем иллюзия и домыслы. Вот и Сетена впутала... Так ему и надо, конечно, но она-то, она-то какова! Это некрасиво, подло и недостойно для той, которая сама учит людей высокому и светлому...
   Внезапно Сетен сделал эдакий пируэт и поставил ее позади себя. Это была последняя фаза танца, который они исполняли вдвоем. И, словно тень, Танрэй повторила каждое его движение, а в иные моменты чувствовала себя единым целым с ним и не замечала ничего страшного в этом человеке. Перед глазами откуда ни возьмись развернулась картинка из прошлого:
   Стоя на ступенях здания института, Ал машет ей рукой, и она подходит, по дороге пытаясь угадать, что за мужчина находится подле него и, щурясь от солнца, неприятным, тяжелым взглядом рассматривает её. Если бы она увидела его неожиданно и не знала бы, что он - друг Ала, то непременно бы отшатнулась или даже вскрикнула от испуга. Лицо незнакомца было безобразным даже тогда, когда он был серьезен, а уж если смеялся...
   - Знакомься, Танрэй: это мой друг, Тессетен...
   Она до сих пор не могла понять, в какую минуту и что выражает его взгляд, а в тот момент ей и подавно показалось, будто этот Тессетен, лучший экономист Эйсетти, за что-то возненавидел ее и даже не пытается этого скрыть...
   И еще одна мысль мелькнула у нее теперь - такая, от которой ей стало стыдно, гадко и тошно. Она вдруг вспомнила свою недавнюю - и пяти минут, наверное, не прошло - импульсивную и бредовую идею отомстить этим двоим сразу: просто изменить Алу с его лучшим другом. Сейчас, когда тот вроде как немного открылся ей, Танрэй живо представила себе, что это могло бы произойти (и очень даже могло, как оказалось!), а потому вздрогнула. Наверное, для подобного шага ей нужно было бы напиться до беспамятства. О, Природа! Что только ни делают люди под влиянием преходящих, мимолетных эмоций! Мало того, Танрэй подумала, что оскорбила бы тем самым и не повинного в их дрязгах Тессетена: он мог дать ей все, она поняла это в ослепительный миг прозрения; взамен - не получил бы ничего, кроме глубокого отвращения... Какая странная эта жизнь... Пройдя ее от края до края, едва ли научишься жить правильно...
   - Научишься, если вспомнишь кое-что! - раскрутив девушку и поймав за талию, сказал Сетен, а затем поцеловал её руку и отпустил: - Это был незабываемый танец, сестренка! И все-таки, как насчет бархатного пупочка? Ну, да... да... беги... - он посмотрел вслед изящной и ускользающей фигурке. - Беги... А я мог бы научить тебя... Ну, не судьба... Не судьба...
   Дрэян с любопытством наблюдал за перестановками в обществе первых миссионеров и посмеивался: вот они, "правильные" оританяне! "Змея", то есть, жена чудовищного урода-северянина, изнывая от похоти, трется бедрами и вовсю прижимается к "непорочному и принципиальному" Алу (надо понимать, изголодалась по мужикам с нормальной внешностью), а училка, словно пятнадцатилетняя дурочка, зацепилась за этот "отброс", повисла на нем и вовсю старается быть с ним любезной. Милые порядки тут у вас, атмереро!
   Но это еще не все. По окончании длинного танца эти две пары снова разъединились, а так как крутили хвостами они в разных секторах, разделенных лишь прозрачными стенами, то теперь, дабы вернуться к своему супругу, каждая из женщин должна была миновать смутно светящуюся тропинку в узком проходе между помещениями. И на этом пути одна из них неизбежно будет вынуждена уступить другой дорогу. Тут-то, Дрэян предчувствовал, произойдет самое интересное, и он не ошибся.
   Откинув плечи и голову, крошка-училка с вызовом смотрела в черные глаза "змеи", а тонкие губы последней кривились от холодной усмешки превосходства. Так, девочки, а вот и не подеретесь, спорим?! В этот момент Ал оглянулся на жену и улыбнулся, но его тут же отвлек архитектор, нетвердые ноги которого носили хозяина от одной компании к другой. Однако призыв, посланный Алом, достиг Танрэй. "Змеи" для нее больше не существовало. Она сделала шаг в сторону и, пропустив ее, нетерпеливо бросилась к мужу.
   В этот момент "змеюка" вдруг развернулась и схватила ее за локоть. Бедная училка по инерции пробежала по дуге и едва не упала. Тогда черноволосая южанка впилась длинными пальцами одной руки ей в затылок, а другой - в подбородок, дернула к себе и присосалась своим ртом к ее губам.
   Вот это беспредел! И они - наши будущие правители?! Законодатели? Судьи! Дрэян был в восторге, ибо наконец-то понял, что легендарные миссионеры - вовсе не дяди и тети с облачка, а вполне земные и натуральные преступники, вроде него и других "габ-шостеров". Преступники - от слова "переступить": через законы предков, Природы, морали. "Габ-шостеры" рано или поздно станут среди них своими...
   Тут Саткрон толкнул его носком ботинка в щиколотку и показал на ворота:
   - Дрэян! Идем, ты!
   - Спишь, что ли? - буркнул Хадд, которого интересовала не элита Кула-Ори, а сам народ, и пошел первым.
   Дрэян не понял, и Саткрон пояснил:
   - Там одна из обезьян ушла за пределы здания. Совсем одна. Понял? Ну? - он защипнул пальцами верхнее и нижнее веко.
   Дрэян высоко хохотнул, изобразил некое па средней сложности и, сунув руки в карманы, завилял бедрами в направлении выхода.
   Танрэй поняла, что, скорее всего, еще не проснулась, и кошмарный сон продолжается. Ядовитый язык жены Сетена дерзко скользнул ей в рот и, словно жало, впился в нёбо, а затем потянул за собой ее собственный. Танрэй беспомощно заколотилась в ее руках. Она никогда не подозревала, что Ормона столь сильна. И тогда девушка просто стиснула зубы с такой силой, что в момент ощутила, как слюна приобрела интенсивно-медный привкус. Ормона не вскрикнула, но мгновенно выдернула поврежденный язык, отпрянула и, вытирая с подбородка брызнувшую кровь, так заглянула в глаза Танрэй, что у той затряслись поджилки.
   - Вкусно, сестричка? - спросила жена Сетена, провела указательными пальцами под нижней губой и, улыбнувшись, повернулась к ней спиной.
   Проклятая извращенка! Танрэй проморгалась, чтобы на всякий случай удостовериться в реальности происходящего, подбежала к фонтанчику и основательно прополоскала рот. Добро же, кобра! Ты обо мне еще вспомнишь! Я уж я тебе точно этого - не забуду!..
   Ал потерял ее из виду, но тут же напряг мысленный центр и прислушался к себе. Кронрэй преследовал его, отвлекая тем, что в десятый раз пересказывал какую-то историю.
   Наконец клубок смятенных мыслей Танрэй зацепил его ниточку и повлек за собой. Астрофизик не на шутку встревожился, почуяв, что с женой что-то случилось, но еще не разобрав, что именно. Котел кипел так сильно, что не пускал его и не позволял оценить диапазон разброса негативной энергии... Ал встряхнулся, как это делал Нат, если на него попадала вода, и бросился навстречу немому воплю.
   Танрэй сидела возле фонтанчика, неподвижная и прямая, словно статуя, с опущенными на колени ладонями и отсутствующим взглядом. В этот момент все они ощутили довольно сильный подземный толчок, и где-то в городе тоскливо взвыли многочисленные собаки.
   - Ты что?! - Ал схватил жену под локти и поднял на ноги.
   Танрэй даже не заметила волнений почвы.
   - Ал! Мы становимся чужими друг другу, Ал! - выдавила она и расплакалась.
   - О-о-о! - простонал Кронрэй, который был настроен только на положительные эмоции и бесконечное удовольствие. Закрываясь от них руками, словно Ал и Танрэй могли помешать его благополучию, созидатель отступил на три шага: - Ухожу, ухожу! Ради Природы, я ничего не слышал! Я здесь ни при чем!
   Тут не пожелал б вмешиваться даже мудрый кулаптр Паском...
   - Идем отсюда! - скороговоркой пробормотал Ал, подхватил ее на руки и почти бегом выскочил из амфитеатра.
   Неподалеку, в зарослях парка, сверкнуло несколько двойных красноватых и зеленоватых огоньков.
   Астрофизик поставил жену на слабо содрогавшуюся землю и, взяв за руку, повлек за собой.
   - Куда? - хлюпая носом, пробасила уничтоженная Танрэй, но продолжала следовать за Алом, как на поводке - без желания, но и без протеста.
   - На берег Кула-Шри. На наше место, там поговорим с тобой спокойно...
   - Я хочу вернуться на Оритан, Ал, - сказала она тогда.
   Он ничего не ответил, пока они не достигли берега. Там Ал усадил жену на затянутое лианами громадное бревно, а сам пристроился у ее ног, как это часто делал верный Натаути:
   - В чем дело, малыш?
   - Моих сил больше нет, Ал... Я иссякла... Видеть, как с каждым днем мы все сильнее отдаляемся друг от друга, чувствовать себя никчемным балластом, бездарем, пустышкой! Зачем я здесь нужна тебе? Я никогда не заговорю языком твоих звезд, для этого надо родиться гением... и... не женщиной, ты был прав... Не женщиной...
   Ал поцеловал ее в коленку и поднял голову:
   - Ты же так не думаешь...
   - Зато я так чувствую! И знаю, что не ошибаюсь.
   - Еще как ошибаешься, солнышко. Ты обязательно заговоришь! Они... - он указал на Шагающее созвездие, - они не умеют лгать, в отличие от нас...
   Танрэй наклонилась к нему, но отпрянула, вспомнив о том, что губы ее осквернены кровью ненавистной Ормоны. Ал понял ее, но привлек к себе...
   А где-то, шагах в пятидесяти от них, в кустах улегся Нат "Хранитель". Так и переводилось его имя с языка ори на любой другой: Натаути - "Хранитель-Волк"...
   Переводя дух после быстрого бега, волк все оглядывался за спину, но быть ему предначертано здесь, и он не посмеет ослушаться...
   - Ты! Эй, пошли с нами, что покажем! - догоняя на темной тропинке парка намеченного Хаддом аборигена, выкрикнул разгоряченный Саткрон.
   Туземец оглянулся с непонимающей, но приветливой улыбкой. Он безгранично доверял народу "Богов Первого Времени" и, самое главное, златовласой атме Танрэй. Между тем языка ори он не знал, а "тес-габы" не потрудились выучить дантипадовский искусственный ради "темнорожих выродков".
   Хадд сделал знак рукой, указывая в сторону джунглей. Дрэян подыграл, усердно щелкая пальцами. Дикарь хлопнул в ладоши и вопросительно посмотрел вначале на Хадда, затем - на Дрэяна.
   - Вот-вот! Точно! - согласились "тес-габы" и без труда потащили его в темноту.
   Дрэян на ходу вытащил из-за голенища ботинка свинцовый утяжелитель с острыми шипами и продел в него пальцы, заметив краем глаза, что и Саткрон снаряжает кастет, только без шипов. Хадд радушно водил руками, раздвигал ветки и расчищал дорогу перед тупым дикарем. Тропинка становилась все уже и все дальше уводила их от Кула-Ори в непролазные джунгли. Вскоре абориген попытался что-то объяснить им и напрочь отказался идти дальше. "Тес-габы" поняли его жест, которыми он убеждал их, что в джунглях опасно из-за диких зверей...
   Острый слух Ната уловил сокрушенный шепот хозяйки:
   - Но ведь я чувствую, что не нужна тебе, Ал!..
   Вот глупости! Волк завернул уши назад. Нет, теперь эти двуногие далеко. Их можно было бы еще найти. По едва уловимому пока сладковатому запаху. Но это лишь при условии, что он сейчас же решится бросить здесь эту безалаберную пару. Они думают, что ни звери, ни прямоходящие ни разу не нападали на них просто так, за их чистые души и красивые глаза... Ох, хозяева, сдается мне, звезды отвернулись в другую сторону, когда ваши родители мастерили вас обоих...
   Натаути отчаянно хотелось раздвоиться и оказаться сразу в двух местах. Но так не бывает. И он выбрал хозяев. Нат знал, что очень скоро ему придется горько пожалеть об этом, но инстинкт не позволил ему поступить иначе. В эту ночь он должен присутствовать неподалеку, потому что... потому что... Да откуда ему знать, почему?! Должен - и все! Так велела ему общая для всех мать-Природа... И еще Натаути пожалеет, что не родился человеком, ведь в этом случае он наверняка нашел бы правильный выход. Может быть, нашел бы...
   Дрэян ударил первым. Дикарь нелепо взмахнул руками и, освещенный Селенио, широко раскрытыми глазами уставился на него. Был он похож на ребенка, которому досталось за проделки старших сверстников и который даже не знал, что именно они натворили.
   - Получи же и от меня, смердящая мартышка! - Саткрон всадил свинцовый утяжелитель в впирающую над нижней частью лица переносицу аборигена. Его кастет был без шипов, но кровь все равно брызнула в разные стороны.
   Двое других внесли свой "вклад" вслед за ними, а Хадд присоединился потом, когда те гоняли пинками окровавленное, еще живое, тело.
   Нат напряг слух. Кажется, там тихо, но, скорее всего, это из-за того, что двуногие нелюди и их наивная жертва ушли слишком далеко. Волк был чересчур стар и не так уж далек от смерти, чтобы не уметь почуять ее приближение к кому бы то ни было...
   Уши его двигались точно локаторы - "звездные тарелки" на бывшей работе хозяина, там, на далекой родине. Ал брал его с собой в институтскую обсерваторию. Его, хозяйку, своего друга и его спутницу. Друг хозяина очень долго смотрел в отверстие громадной черной трубы, нацеленной в небо, а потом сказал:
   - Поверить трудно, братишка, на сколько она увеличивает! Так поглядишь на звездное небо, кажется, черную землю припорошило первым снегом... А в телескопе твоем одна-единственная звездочка на всю Вселенную...
   - Подожди, я параметры не сменил... - спохватился Ал и добавил: - Звезды - сложная вещь. Просто так на них смотреть не интересно. Лучше я покажу вам Селенио, она видна почти полностью сегодня ночью...
   И Танрэй вскрикнула от восхищения, ибо ей показалось, что призрачные желтые кряжи начинаются сразу за пределами обсерватории, с другого конца трубы...
   - Ты уверена, что тебе уже необходима такая зависимость? тихо спросил хозяин сейчас; он говорил это на ухо Танрэй, закрывая ее от всего мира, и никто, кроме них троих, не должен был услышать ни этой фразы, ни того, что она ответит...
   Волк дернул ухом. Конечно, она уверена. Давно пора было помочь ей разобраться в собственной душе. А как еще она сможет это сделать, если не проверенным тысячелетиями способом ответственностью за того, кто зависит от тебя, кто слаб и беззащитен, кто погибнет, если ты не вспомнишь ВСЁ?!
   Легкий, мелодичный стон, донесшийся с берега - это был ее голос, и она была уверена - затмился вдруг предсмертным хрипением, которого Нат не мог слышать, но которое звучало у него в голове, отображалось приторно-гадким запахом погибающей плоти...
   Да, хозяин, со звездами всегда сложно. Не поймешь ведь сразу, какие из них дают жизнь, а какие - наоборот, отнимают... При этом и то, и другое, происходит прямо перед глазами, почти совсем рядом...
   Разные бывают звезды, хозяин... Разные...
   Все продолжается... У меня есть тринадцать Попутчиков, а Третий поведал, что отныне Он будет моим спутником и Проводником, потому что мой Учитель больше не сможет вернуться сюда - даже в том случае, если у него ничего не получится и на этот раз. Просто это - последняя ступенька. Дальше - лишь вершина. Или ничто. Передо мной же расстилается Путь, и пока не видно ему конца.
   Все впереди...
   ВТОРАЯ РЕАЛЬНОСТЬ
   Она отбросила с его лица капюшон:
   - Это ты?.. - жрица не ожидала увидеть его. В первый момент её взяла оторопь: но... как же это?.. И - озарение! Она все вспомнила. Да, Он. Помощник Верховного Жреца не может не быть магом, чародеем, кудесником, звездочетом, колдуном... Колдуном! Это Он! Смягчившиеся черты, новый взгляд темно-карих глаз. Как бы другой, но - Он! У него много имен - тысяча или больше. Но это неважно. - Это ты... - выдохнула она, обессилев, словно долго-долго, до изнеможения, карабкалась на неприступную скалу и вдруг, совершенно неожиданно, рука ее нащупала спасительный уступ, и готовое упасть в пропасть тело последним рывком вкатилось в расщелину. Последний приют... Больше не будет... Это - последний...
   Он поднял руки к небу и воздал хвалу богам. Падая к его ногам, жрица закричала, словно избавилась от непосильного бремени, камнем лежавшего на плечах. Колдун опустился на колени и обнял ее. Словно в хмельном бреду, покачиваясь, с мутным взглядом, женщина взглянула в его глаза и уронила голову на закрытое черной хламидой плечо Помощника Верховного Жреца, своего вечного попутчика, который постоянно был рядом и которого она никогда не узнавала. В этом была ее беда. В этом состояло их проклятье...
   Колдун прижался щекой к разметавшимся, без крылатой короны, золотым волосам и закрыл глаза со словами:
   - Здравствуй, Танрэй...
   - Я так ждала тебя...
   И Рената повернула голову на подушке. Ник спал почти на животе, аккуратно положив руку на ее талию. Она вздохнула и потянулась: ей все казалось, что где-то что-то разрешилось, и ей было легко. Потом она поняла, что все - сон... Все было сном. И, всхлипнув, рывком свернулась змеей. Рука Гроссмана при этом скатилась на постель, но он не проснулся.
   Рената дернулась именно из-за того, что вспомнила с отчетливой ясностью позавчерашний день... Вспомнила два взгляда Ромальцева - и сердце заколотилось, словно осатаневший метроном безумного музыканта.
   Это все ерунда! Что бы она там ни нафантазировала - ерунда. Искушение темных сил, которые за что-то возненавидели ее и теперь доканывают не одним, так другим способом...
   Но этот взгляд, этот неповторимый взгляд, который, как ей казалось, она знала тысячу лет... Влад все время был в темных очках, однако кому, как не ей, знать причину таких взглядов, которые чувствуешь, как раскаленное шило, воткнутое в свод черепа - в том самом месте, где он сочленяется с позвоночником...
   Только-только светает, но ей уже не уснуть. Рената должна раз и навсегда решить для себя этот вопрос...
   Во-первых, почему он так смотрел на нее - причем с самого первого дня встречи, когда Рената по ошибке, еще не до конца выздоровев после рождения Сашки, бросилась к нему в стихийном порыве с именем, которое редко срывалось у нее с губ, но ни на минуту не шло из головы?! Разум отказывается верить... А тогда, в ателье? В затылке кололо и жгло сильнее обычного, дыхание заходилось от предчувствия чего-то... чего-то... лишь протянуть руку и взять... но... Но - нет!
   А во-вторых, если все же допустить такую вещь, просто сойти с ума и допустить - то КАК?! Как он сделал это? С этим надо заканчивать. Теперь - или никогда. И не оглядывайся.
   Рената быстро и тихо оделась, чтобы выскользнуть за дверь. Сашкин еще спит: он любит спать. Ник... впрочем, почему нет? Ей нужно уладить внутренний конфликт - и все. При чем тут Ник? Захочет - поймет. Ей нет никакой разницы.
   "Ну, держись!" - почему-то подумала она и вылетела из дома, а ноги сами привели ее к "Бенну" зданию, на фронтоне которого раскинула крылья стилизованная египетская птица в короне, увенчанной солнечной ладьей. Сердце вновь бешено заколотилось. Это просто совпадение, исключительно совпадение. И при чем здесь, черт возьми, вся та чепуха, которая набилась ей в голову?! Все так материально, что это видит глаз, может коснуться рука, а душа молчит. Под карнизом пролегла небольшая трещина, пересекающая угол дома и уходящая на торец. И что в этом возвышенного, необычайного, я тебя спрашиваю?! Ты просто сошла с ума... Хотя... Надо же, удивила! Ты в него и не возвращалась...
   Чтобы окончательно убедиться в своей ошибке, Рената коснулась холодного камня. Кое-где облицовка уже облупилась, и сквозь нее проглядывает кирпичная кладка. Издалека этого не заметно, здание фирмы выглядит почти новым и кажется игрушкой, занимательной и симпатичной. Но, если приглядеться, в глаза уже бросается и трещина, и разъедающая гранитное покрытие плинтусов пыль, и слабые потеки от недавних ливней...
   Захотелось плакать. Так она плакала, когда ей исполнилось четырнадцать и когда она поняла, что мир - это что-то другое, нежели она представляла в безмятежном детстве. Она плакала, когда ушли все гости, плакала безутешно, навзрыд. Ей было очень плохо. Как сейчас...
   Было светло, но солнце до сих пор еще не встало. Время будто задумалось и не спешило вперед...
   И Рената пошла к перекрестку, загадав по пути: если придет троллейбус, она отправится на работу, а если трамвай - домой. И еще жутко хочется есть. А на самом деле - умереть...
   Она даже вздрогнула, когда из-за угла вынырнул знакомый "Паджеро". Не заметив ее среди густо цветущих вишневых деревьев и сирени, Влад остановился у крыльца здания, отстегнул ремешок и повернул ключ в замке зажигания.
   Рената круто развернулась и, подлетев к его машине, бесцеремонно плюхнулась в кресло слева.
   - Поехали! - сказала она, краем глаза замечая крайнюю степень изумления Ромальцева. Он даже выпустил ключи, и они упали ему под ноги. Была не была, Владик... Потерпи. Ведь все знают, что я дура, вот и тебе представился шанс убедиться в этом... Может быть, он решил, что она перепутала его джип с такси? Рената повернула голову и посмотрела на него. Он выглядел растерянным, как пес, до которого не дошел смысл приказа хозяина. Тогда она повторила: - Ну, поехали же!
   Влад наклонился и нащупал на резиновом коврике свои ключи.
   - Куда? - еще не выпрямившись, уточнил он.
   - Пока - прямо.
   Кажется, он справился с собой. Машина вновь завелась и тронулась с места. Рената уставилась на дорогу. Влад сглотнул и постучал пальцами по баранке руля. "Паджеро" выкатился на перекресток и притормозил у мигавшего желтым светофора.
   - Дальше?
   - Прямо.
   - Там знак.
   - Тогда направо. Мне без разницы.
   Влад перекрутил руль, и послушная махина, вывернув колеса, двинулась направо. Тогда Ромальцев поинтересовался:
   - А куда вы стремитесь, Рената? Это не секрет?
   - Во-первых, доброе утро.
   Он кивнул в ответ.
   - Во-вторых, куда глаза глядят. Ведь на работу никто из нас двоих не опаздывает? - и тут на верхушках деревьев и зданий разлился нежно-персиковый свет зари; в этот момент Ренату осенило: - А вот вы держите курс туда, где взойдет солнце!
   Вопросов он больше не задавал. Наверное, понял, что с чокнутыми лучше не препираться... Верно, Владик, верно. А на обратном пути завезешь меня в дом для душевнобольных...
   И Ромальцев привез ее в место, как нельзя лучше подходящее для разговора, намеченного Ренатой. Этим местом был берег озера, поросший скорбными ивами, ветви которых плавали в воде, словно девичьи косы. Румяная заря уже царила на каменных грядах у обрыва. А вдалеке, за холмами, всходило солнце в золотой ладье...
   Рената вышла из машины и посмотрела на горизонт, а затем оглянулась на Влада. Тот в задумчивости сидел в своем кресле и не двигался. Что-то мелькнуло у нее в душе. Еще чуть-чуть - и она совсем догадалась бы, почему так тяжело ему быть в этом месте. Еще чуть-чуть... И тогда Рената заговорила:
   - Ты помнишь? "Заря, свет которой отливал на боках белоснежных шаров зданий... Мы с тобой любили смотреть на нее"...
   Ромальцев сочувственно посмотрел на нее, вышел наружу и огляделся по сторонам. Ей показалось, будто он втайне надеется, что сейчас им кто-нибудь помешает.
   - Это ничего не напоминает тебе? А это: "Твой покровитель бог-звезда... душа твоя переправилась, твое тело обрело силу... Двери сокрытой земли распахнуты перед тобой... Осирис, покоритель миллионов лет, приходит к тебе"***...
   *** "Тексты Пирамид"
   Влад кашлянул, повел бровями и в ожидании развязки положил руки в карманы брюк. И вот тут уж Ренате стало невыносимо смешно. Ду-у-ура! Она прикрылась ладонью и тихонько застонала от неудержимого смеха.
   - И что? - уточнил Владислав. - Приходит - и что дальше?
   Рената не заметила, что его интонацию можно было интерпретировать двояко: не то он хотел объяснить, что её представление уже утомляет, не то решил стать экзаменатором и вытянуть из заядлого "двоечника" хоть какие-то знания. А не заметила она именно от того, что сотрясалась от смеха. Едва слышно пискнув, молодая женщина замахала на него рукой. Наконец приступ прошел.
   - Извините меня ради бога, Влад! Я понимаю, что выглядело все это в высшей степени по-идиотски, но мне надо было выяснить... - она села в машину.
   - Выяснить что?
   - Ничего. Все, что я хотела, я выяснила. Извините меня...
   - Да нет, в общем-то не страшно... - пожав плечами, сказал Ромальцев таким тоном, каким обычно произносят присловье "бывает хуже, но реже".