Страница:
А что касается меня, - произнес Петров, - то мне все это до крайности надоело, и я хочу отдохнуть.
Тогда я громко и отчетливо произнес: - Вам обоим нужно отдохнуть. Конечно хорошо абстрактно толковать о марксизме, ленинизме и сталинизме. Как вы знаете, Дуся, я тоже ничего не имею против этого. Но, лично я полагаю, что лучше всего было бы распахнуть все границы, чтобы люди могли свободно ехать туда, где им нравится.
Петров сразу же поддержал меня: - Это правильно, я тоже так считаю. Какая у нас с тобой, Дуся, была жизнь? Они преследовали нас и жестоко с нами обращались. А почему? Потому, что мы говорили правду. Господин "Большая шишка" Генералов не любит правды. Именно поэтому мы сейчас находимся в этом положении. Почему не сказать правду об условиях жизни в Советском Союзе? Знаешь, Дуся, ты поступай, как знаешь, а мне все это осточертело. Довольно, я сыт этим по горло.
Дуся не ответила, и если её как-то задели наши слова, то она не показала виду.
- Я лучше пойду приготовлю что-нибудь перекусить для нас, - сказала она и отправилась на кухню.
Петров тихо произнес: - Ничего, Майкл, не беспокойтесь, скоро мы займемся фермой.
- Кстати, Владимир, вы хоть раз говорили с ней о ферме ? - спросил я Петрова.
- Нет, только намекал, - ответил он. Ничего пока не говорите ей об этом.
Когда Дуся вернулась, я не стал пытаться возобновить нашу дискуссию. Мне хотелось предоставить ей эту возможность. Однако она проявила себя как истинная хозяйка и пригласила нас садиться за стол. По мере того, как мы ели, напряженность за столом ослабевала. Когда мы закончили еду, обстановка практически вернулась к норме.
Петров первым решил переменить царящий за столом настрой. Сложив руки на столе, он начал вслух рассуждать на тему "этот ублюдок Генералов".
Внезапно он взорвался: - Я, Дуся, поражен тем, что ты сказала. Ты проработала многие годы и что ты за это получила ?
Дуся не ответила на его вопрос и повернулась ко мне.
Вся моя семья, Майкл, находится в Москве, вы ведь знаете. Я очень беспокоюсь о моей матери и сестре.
Не сказав более ни слова, она пошла на кухню, а Петров сразу же произнес торопливым шепотом: Не беспокойтесь, Майкл, она изменит мнение. Она всего лишь боится за свою семью. Продолжайте в том же духе.
Когда Дуся вернулась, разговор перешел не жену посла.
- Она - стерва, - сказала Дуся эмоционально, - и не отвечает требованиям, которым должна соответствовать жена посла. Она не умеет одеваться, не умеет вести беседу, а её манеры . . . . Мне приходилось повсюду сопровождать её - в магазины, на встречи с людьми и т.д., так как она не имеет ни малейшего представления о языке или обычаях страны. И, судя по всему, она и не собирается осваивать это. Она ненавидит меня, так как я умею пользоваться косметикой, умею одеваться и знаю, как вести себя в обществе.
Петров прервал её. - И вот такие они все в Советском Союзе. Зачем притворяь-тся ? Там у них нечего одеть на себя, но если вы попытаетесь им это сказать, они вам глотку перережут.
Эмоциональная разрядка привела Дусю в благодушное настроение и она согласилась с тем, что в Советском Союзе многого не хватает. Затем Дуся вспомнила о своих обязанностях хозяйки и предложила Петрову принести сигарет. Не успел он выйти из комнаты, как она принялась устраивать мне допрос с пристрастием.
- Видели ли вы в последнее время кого-либо из супругов Антоновых? Они когда-нибудь были у вас дома ? Я ответил как есть, что уже несколько месяцев не видел никого из них. Она задала мне ряд других вопросов о моей жизни в Сиднее.
- А вы почему не приезжаете ко мне в гости ? - спросил я. - Вы уже давно здесь, а туда ни разу не съездили.
В этот момент в комнату вошел Петров. - Конечно, - сказал он. Тебе следует взять пару недель отпуска и провести их в Сиднее.
- Ты всегда это говоришь, - сказал Дуся, - но этим все и заканчивается.
Она была права. Он часто говорил об этом, но никогда не выполнял своих обещаний. Было очевидно, что он хотел сохранить свою сиднейскую жизнь только для себя. Я громко произнес: Давайте договоримся по поводу поездки Дуси.
Дуся сразу же согласилась. Хорошо, Майкл, сказала она. Я бы хотела поехать. Мы здесь же наметили план её поездки в ближайшее время.
На этой дружеской ноте я и уехал от Петровых. Я был рад узнать, что Дуся совсем не была категорически против планов Владимира.
Кроме этого я узнал ещё кое-что важное. Решение об отъезде супругов Петровых уже принято, и намеченный срок их отъезда примерно совпадал с датой, которую Петров выбрал для заключения сделки по ферме 5 апреля.
Вечером обдумав все это, я пришел к выводу, что заявление Дуси об их отъезде в Советский Союз было сделано ею специально для проверки моей реакции. Ее последующее возмущение в связи с моим предложением остаться в Австралии и заявление о приверженности сталинизму были естественной реакцией, которую и следовало ожидать в таких обстоятельствах от сотрудника советского учреждения, проявляющего осторожность. Я понимал, что этот момент в её поведении вполне можно не принимать в расчет, так как он не отражает истинных настроений Дуси в этой ситуации.
Как я полагал, значительно большее значение имела перемена в её поведении сразу же после того, как она демонстративно изложила свое политическое кредо. Именно после этого она заговорила об опасениях за безопасность своей семьи в Советском Союзе, что дает основания предположить, что, несмотря на её протесты в духе политической преданности, она уже обдумывала возможность остаться в Австралии.
Кроме того, определенное значение имели также вопросы, которые Дуся задала мне, когда мы с ней остались одни. Не могли ли они быть заранее согласованы между ней и Владимиром как дополнительная проверка моих связей?
Все это порождало новые соображения и давало основания полагать, что отношения между Петровым и его женой более тесные, чем он до этого пытался внушить мне. Не исключено, что все это время он скрытно манипулировал развитием ситуации, причем его жена выполняла одни его инструкции, а я другие. То, что в ходе разговора они выходили из комнаты и вновь возвращались в нее, могло быть составной частью разработанного ими плана.
Все вышеизложенное привело меня к одному важному вопросу: Сообщил ли Петров своей жене о моей роли и планах, которые он разработал вместе со мной?
Совершенно очевидно, что он не сказал мне всего о своих отношениях с женой. Только время могло дать ответ на этот вопрос, однако я все таки понял, что, каким бы ни был конечный результат, Дуся никогда не выдаст наш секрет советскому посольству.
На следующий день после моего возвращения в Сидней от Дуси пришло письмо. Это было милое дружеское послание, в котором она сообщила, что не сможет приехать, как планировалось, и что она отменила заказ авиабилета, который я сделал для нее. Она писала, что надеется прилететь в Сидней в другой раз.
Письмо произвело впечатление на Ричардса и Норта. Они согласились, что это убедительное свидетельство того, что Дуся ничего не расскажет своему послу о том, что происходило. Они также пришли к выводу, что это многообещающее свидетельство того, что у Дуси нет безоговорочного настроя вернуться обратно в Советский Союз.
Ваша поездка в Канберру была не напрасной, сказали они мне.
Было ясно, что от поездки в Сидней Дусю отговорил Петров. На это у него был ряд причин, не считая его желания сохранять для себя раздельно обстановку в Канберре и Сиднее. Вполне возможно, что для него было удобнее использовать Дусю в качестве предлога для оттягивания решающего момента в принятии решения тогда, когда она находилась в отдалении, на заднем плане. Другим объяснением могло быть то, что он использовал её в значительной мере втемную, сообщая ей лишь какую-то часть всей этой истории, и скрывая от неё всю картину целиком.
У него были серьезные основания для того, чтобы скрывать от неё суть дела. Она со своим прямолинейным подходом пришла бы в негодование, если бы узнала, насколько далеко он зашел в этом деле, не посвящая её в его суть.
Один из этих выводов наверняка был верным, но в моих расчетах для планирования следующих шагов следовало учитывать все выводы.
Глава двадцать шестая
Затягивание с решением поставленных вопросов и игра Петрова на времени начали действовать мне на нервы. Я уже пришел в состояние отчаяния, когда 19 февраля он внезапно приехал ко мне и мы оправились на ленч.
Когда я увидел, как он пролил содержимое одного из блюд по всему столу - а он никогда не умел держаться за столом элегантно - я почувствовал, что прихожу в ещё более раздраженное состояние. Надо было что-то делать, чтобы довести дело до какого-то логического результата и ради этого стоило решиться на прямолинейный подход. Худшее, что могло произойти, так это то, что в этих обстоятельствах он откажется обсуждать эту тему. Едва ли он решит, что я рукодствуюсь какими-то скрытыми мотивами.
- Вам не кажется, что пора поговорить сегодня вечером с доктором Бекетом, чтобы он уже обратился к своим влиятельным друзьям? - спросил я напрямую.
Лицо Петрова приобрело темно-красный цвет.
- С какой целью ? - спросил он. Вопрос застал его врасплох и он явно пытался выиграть время.
Я продолжал гнуть свое: - В случае, если вы остаетесь здесь, вам необходимо подготовить почву для этого. Представьте себе, что будет, если вы этого не сделаете. Ваше посольство сразу же начнет вас преследовать, а заодно и меня. Кроме того, вам необходимо заранее знать, чего в дальнейшем ждать, а также каковы будут ваши права. Нужно заранее подготовить множество вещей - заявление с просьбой о политическом убежище, защите и т.д.
Согласен, сказал Петров. - Это важные вещи, а я до сих пор нахожусь в подвешенном состоянии и не знаю, каким образом пойдет дело. Кто этот приятель доктора Бекета?
Я ответил, что, по-видимому, это директор Службы безопасности Австралии и затем добавил: Он располагает полномочиями действовать от имени федерального правительства.
Слова о директоре Службы безопасности я произнес с большим трудом. Я опасался, что Петров может быть не совсем готов к этому и при упоминании о Службе безопасности даст обратный ход.
Какое-то время он колебался, и я уже было подумал, не зашел ли я слишком далеко. И наконец с большим облегчением я услышал от него: Хорошо. Я поговорю сегодня вечером с доктором Бекетом.
Когда Петров ушел на какую-то встречу, я договорился с Бекетом о визите к нему и связался со Службой безопасности. Затем я получил от них магнитофон, поехал в свой офис и установил его там, а после этого встретил Петрова.
Перед тем как поехать на встречу с Бекетом мы выпили с ним по несколько рюмок спиртного и это дало мне время проинструктировать Петрова перед беседой.
Я тщательно подготовил свой план и за несколько дней до этого проинструктировал Бекета.
Наилучший вариант провести это мероприятие, сказал я ему, будет состоять в том, чтобы перед деловым разговором выпить несколько порций спиртного. Желательно, чтобы инициатива этого исходила от вас. Я принесу с собой бутылку водки. Петрову я скажу, что вы никогда её не употребляли и посоветую ему научить вас пить водку по-русски.
Теперь я изложил Петрову, как следовало бы провести беседу с Бекетом.
Хорошо бы слегка "разогреть "Бекета перед беседой, сказал я.
Хорошая идея, ответил он.
Я возьму с собой бутылку водки, продолжал я, и поскольку он никогда её не пил, вы покажете ему, как это делается. После того, как он примет несколько рюмок, он расслабится и разговор пойдет значительно легче.
Мой совет Бекету сам по себе не имел особого значения. Цель состояла в том, чтобы он просто подготовился к тому, что следует ожидать. Намного большее значение имел мой совет Петрову, который, как я надеялся, создаст у него впечатление, что он сохраняет за собой инициативу.
Само собой разумеется, и это тоже очень важно, что этот разговор с Петровым был записан мною на магнитофон. Запись должна была подтвердить, что он сам проявляет желание уйти на Запад и планировал подпоить своего собеседника для того, чтобы облегчить достижение своей цели.
Во время встречи оба моих "подопечных" безупречно следовали моему инструктажу. Бекет проявил нужную меру общительности, а Петров сыграл свою роль просто великолепно. Он встал посреди комнаты, налил в рюмки водку, пригубил её и сказал: Вот как это у нас делается. Вы дегустируете её. При этом не будет никаких неприятных ощущений.
Бекет сделал так, как ему было показано, и как раз в той мере, чтобы продемонстрировать свое желание научиться, но не более того. Петров также не очень настаивал. Оба понимали, что беседа слишком важна, чтобы приступать к ней с затуманенным сознанием.
После этого я объявил о том, что нам предстоит обсудить серьезное дело. Выждав немного, я обратился к Петрову по-русски: Думаю, что уже пора.
Да, согласился он, приступайте.
Я повернулся к Бекету и серьезным и мрачным тоном произнес: Мы пришли к вам сегодня потому, что мистер Петров принял нелегкое решение, и нам нужна ваша помощь. Мистер Петров решил остаться в Австралии.
Бекет повернулся к Петрову. Мистер Петров, то, что сказал доктор Бялогуский, правда ?
Ответ Петрова прозвучал четко. Да, это правда.
Я вновь продолжил. Я полагаю, доктор Бекет, что среди ваших связей есть человек с соответствующими полномочиями, который мог бы помочь нам. Каково его официальное положение ?
Это мистер Ричардс заместитель Директора Службы безопасности. Он имеет право от имени федерального правительства предоставить всю информацию и помощь, в которой нуждается мистер Петров. Вы хотели бы, чтобы я связался с ним прямо сейчас ? У меня есть номер его телефона.
Я повернулся к Петрову и спросил его по-русски. Как вы считаете ?
Пусть звонит.
Да, свяжитесь с ним, если это можно, сказал я Бекету.
Бекет пошел к телефону.
У меня здесь мистер Петров и доктор Бялогуский. Мистер Петров очень хочет встретиться с вами и просит вашего совета и содействия. Он говорит, что намерен остаться здесь.
Бекет некоторое время слушал, а затем подошел к нам со словами: Мистер Ричардс будет рад встретиться с вами. Какое время для вас удобно?
Мы с Петровым коротко посовещались. Завтрашнее утро подойдет, сказал я, и Бекет пошел обратно к телефону.
После этого он ещё несколько раз ходил к телефону и обратно, и несколько раз состоялись трехсторонние переговоры с участим Бекета, Петрова и меня, к которым подключался и Ричардс через Бекета, как через передаточное звено.
В результате мы договорились о том, что Ричардс встретится с Петровым на следующий день у меня на квартире.
После этого Петров и я не стали задерживаться у Бекета. Возникло некоторое ощущение напряженности, и никто из нас не был более расположен вести светские разговоры. Значение этого вечера давило на всех нас.
Но мы не поехали прямо ко мне домой. У меня были ещё свои дела до окончания этого вечера. Основной задачей было как можно скорее передать Ричардсу магнитофонную запись разговора. Ему нужно было подготовиться к завтрашней встрече.
Наши действия лучше всего отражены записями в моем дневнике:
Ушел вместе с Петровым от Бекета в 9:30 вечера. Поехал в свой кабинет под предлогом взять там инструменты. Петрова оставил в машине.
Запер двери, снял с себя магнитофон, позвонил Ричардсу и сказал ему, что аппарат он найдет в багажнике моей автомашины, которую я поставлю в гараж около полуночи.
Запер аппарат в багажник, угостил Петрова кофе и приехал домой как раз около полуночи.
Привез Петрова к себе домой, предложил ему выпить и под благовидным предлогом спустился к машине, чтобы отпереть замок багажника.
Вернулся в квартиру. Петров заснул около часа ночи.
Снова прокрался в гараж, проверил изъятие аппарата и поехал к телефону - автомату, чтобы связаться с Ричардсом. Встретился с ним снова, взял у него аппарат, представил ему полный отчет о событиях и обсуждал тактику действий на следующий день.
Настроил аппарат, вновь положил его в багажник автомобиля.
Вернулся в квартиру. Петров все ещё спал.
События развивались так быстро, что для контроля за ситуацией потребовалось сформировать команду. Теперь я работал с Ричардсом, Нортом и Истом.
Петров поднялся с постели рано утром, и к тому времени, когда я проснулся, он уже был одет. Ему было явно не по себе.
У меня встреча в Кирктон Отеле, сказал он мне. Я должен туда пойти.
А как в отношении встречи в 10 часов с Ричардсом ?
К десяти часам я вернусь.
Петров быстро ушел, не сказав более ни слова.
Поспешность его ухода создала у меня ощущение, что он не планировал вернуться к встрече.
Незадолго до 10 часов утра позвонил Ричардс. Я сообщил ему, что Петров ушел и, по моему мнению, не придет на встречу. Но, само по себе это не обязательно является признаком того, что он изменил свое решение, - добавил я.
В 10:30 я позвонил в отель Кирктон и сумел связаться с Петровым. Я сообщил ему, что звонил Ричардс. Петров сказал, что он задерживается и вернется к полудню.
К полудню он, конечно, не появился, и всякий раз, когда звонил Ричардс, я отмечал возрастающее беспокойство в его голосе. Я, также как и Ричардс, не знал, что именно Петров может выкинуть дальше, но я чувствовал, что нужно приготовиться к любой неожиданности, и навесил на себя портативный магнитофон.
Петров появился в 3 часа дня. Я сообщил ему, что неоднократно звонил Ричардс и проявлял озабоченность по поводу несостоявшейся встречи. Мне надо бы позвонить ему, сказать, что с вами все в порядке, и назначить новое время встречи. Он оставил мне свой номер телефона. Не надо бы обижать людей без необходимости.
Петров согласился с тем, что мне лучше позвонить. Я позвонил прямо в его присутствии и при включенном магнитофоне, и представился доктором Бялогуским. Пришло время для Джека Бейкера уйти со сцены .
Петрову нужно было возвращаться в Канберру этим же вечером, поэтому мы договорились, что он встретится с Ричардсом на следующей неделе в моей квартире.
Мой разговор с Ричардсом был более чем обычным разговором. Он превратился в дискуссию между тремя участниками ( частично она шла на русском языке между Петровым и мною и все это записывалось на магнитофон.), в ходе которой были получены дополнительные свидетельства того, что Петров, по-прежнему, намерен остаться в Австралии.
Его последующее поведение служило этому несомненным подтверждением. Он действовал, слабо себя контролируя, но явно как человек, которому предстоит принять решение, определяющее всю его дальнейшую жизнь. Его поведение свидетельствовало о его душевном смятении, утрате ориентации и страхе. Он явно не мог найти себе места и бродил по квартире как человек, пытающийся убежать от самого себя. При этом он постоянно принимал алкоголь, но я не пытался воспрепятствовать ему. Я считал, что в этой ситуации алкоголь может дать ему облегчение.
Для меня его поведение было даже более убедительным подтверждением его намерения перейти на Запад, чем любое словесное заявление с его стороны. Я видел человека в состоянии душевного смятения по той причине, что приближался час его разрыва с его Родиной.
Хотя я верил в его морально-психологическую устойчивость и силу его характера, я не мог не беспокоиться по поводу серьезности его эмоционального напряжения, которое могло привести к потере им контроля над собой в присутствии его коллег. Это, по-видимому, было вполне возможно в тот день, когда он уклонился от встречи с Ричардсом. Мое беспокойство улеглось, когда я позвонил в Канберру и поговорил с Дусей. Она сказала мне, что Владимир сидит в посольстве, погруженный в работу, и она не знает, когда он освободится. Я то знал, что если Петров так работает, значит он хорошо себя контролирует.
На следующий день Петров внезапно отправился в Сидней и, позвонив по телефону, попросил меня встретить его в аэропорту. У меня не было ни малейшего представления о том, что у него на уме, поэтому я предупредил Службу безопасности о необходимости быть наготове на случай любого варианта развития событий и нацепил на себя магнитофон. Когда мы встретились с ним, я сразу же приступил к делу.
Меня разыскал Ричардс, сказал я. Он, судя по всему, беспокоится, все ли у вас благополучно. Вам бы надо с ним встретиться. Если вы решили остаться в Австралии, вам необходимо увидеться с ним, как можно скорее. А с другой стороны, если вы решили вернуться в Советский Союз, то тоже ничего непоправимого не произошло. Ничто не мешает вам ещё раз с ним встретиться.
Поймите и меня, Владимир. Я беспокоюсь за вас и готов оказать вам помощь. Но, я всего лишь могу дать вам деньги. Я ничего не могу сделать для вашей защиты, да и для своей тоже. Если вы, по-прежнему, намерены остаться здесь, вам лучше всего связаться с Ричардсом.
Петров глубоко вздохнул.
Хорошо, сказал он. Звоните ему. Я готов говорить с ним.
Глава Двадцать седьмая
Я тотчас же позвонил Ричардсу, не оставляя Петрову возможности переменить решение.
Мистер Ричардс? Говорит доктор Бялогуский. Со мной мистер Петров. Он очень хочет увидеться с вами. Вы не могли бы приехать ко мне? - произнес я в трубку.
Ричардс ответил, что будет у меня через десять минут.
Когда прошло четверть часа, а Ричардса все ещё не было, на лбу Петрова стали появляться крупные капли пота. Сидя на кушетке, он нервно ерзал. Надо было что-то делать, чтобы снять его напряжение. Как насчет того, чтобы выпить, Владимир?
Я ничего не хочу, Майкл.
Он быстро поднялся и прошел в темную столовую. Там он подошел к стеклянной двери, ведущей на балкон, осторожно раздвинул край жалюзей и посмотрел наружу. Я присоединился к нему. На улице уже стемнело и не было никакого движения.
Мы простояли так две или три минуты, и затем большая черная автомашина проехала вдоль дома, развернулась и встала на противоположной стороне улицы. Фары машины погасли, но никто из неё не вышел.
Это они, сказал Петров.
Мы ждали наверное с минуту, а может быть всего лишь тридцать секунд, когда из машины вышел мужчина и направился к дому.
Петров какое-то время молча наблюдал. В машине кто-то остался, произнес он.
Я выглянул и смог заметить огонек горящей сигареты. Это, скорее всего водитель, ободрил я его.
Мы вернулись обратно в гостиную и сели таким образом, как будто только и ждали гостя. Ну вот и он, сказал я Петрову, когда послышался звук дверного звонка.
Вошел Ричардсон, держа в руке атташе-кейс. Он не произнес никаких извинений за свое опоздание.
Мистер Ричардс? В моем голосе прозвучал вопрос, так как , согласно тому, что я говорил Петрову, я никогда до этого не встречался с Ричардсом. Ричардс кивнул, и я представил ему Петрова.
Я сделал так, чтобы расположиться между ними с магнитофоном наготове. Перед тем как сесть, я догадался включить радио для того, чтобы заглушить шум работающего магнитофона.
Разговор начал я и обратился напрямую к Ричардсу.
Прежде всего позвольте мне объяснить мое положение. Я друг мистера Петрова и в этом качестве хотел бы сделать все, чтобы помочь ему.
Должен признать, что я вами интересовался, произнес Ричардс. Ваше имя в прошлом неоднократно попадалось мне на глаза в связи с вашей деятельностью в различных организациях сторонников мира. Насколько мне известно, вы тесно связаны с коммунистическими кругами.
Это, по-видимому, обеспокоило Петрова и он ринулся на мою защиту. Он не коммунист, сказал он с натянутой улыбкой. Я знаю его уже давно. Он хороший человек.
Я заговорил снова: Я хочу пояснить, что именно мистер Петров привил мне понимание того, что лезть в политическую деятельность глупо. Именно благодаря его влиянию я отошел от моих друзей-коммунистов.
Ричардс закруглил эту вводную часть разговора и перешел к делу. Я сообщил ему, что Петров пожелал остаться в Австралии и хотел бы узнать, могут ли ему гарантировать защиту и достаточное материальное содействие для того, чтобы он мог остаться здесь как австралийский гражданин.
Ричардс указал, что для этого требуется подтверждение его лояльности и пояснил, что в качестве первого шага Петрову следует подписать документ о том, что он добровольно просит о предоставлении ему политического убежища.
Ваша жена останется вместе с вами ? спросил Ричардс.
Не знаю, ответил Петров. Возможно да, а может быть и нет. Вся её семья находится в Советском Союзе. Это может вынудить её вернуться. В любом случае я останусь в Австралии, даже если она вернется в Советский Союз.
Затем Ричардс заверил Петрова, что если он обратится с просьбой о предоставлении ему убежища, то оно ему будет предоставлено. Нет никаких сомнений, что ему будет оказано всяческое содействие и помощь для устройства здесь. Однако Ричардс заметил, что ему, как Заместителю директора Службы безопасности, было бы интересно узнать, захочет ли Петров после своего ухода и сможет ли он оказать австралийскому правительству помощь путем передачи ему информации, которую он сочтет важной для обеспечения государственной безопасности Австралии.
Ричардс подчеркнул, что это отнюдь не является условием предоставления убежища. Это просто момент, в отношении которого он проявляет интерес как руководитель Службы безопасности в штате Новый Южный Уэльс.
Тогда я громко и отчетливо произнес: - Вам обоим нужно отдохнуть. Конечно хорошо абстрактно толковать о марксизме, ленинизме и сталинизме. Как вы знаете, Дуся, я тоже ничего не имею против этого. Но, лично я полагаю, что лучше всего было бы распахнуть все границы, чтобы люди могли свободно ехать туда, где им нравится.
Петров сразу же поддержал меня: - Это правильно, я тоже так считаю. Какая у нас с тобой, Дуся, была жизнь? Они преследовали нас и жестоко с нами обращались. А почему? Потому, что мы говорили правду. Господин "Большая шишка" Генералов не любит правды. Именно поэтому мы сейчас находимся в этом положении. Почему не сказать правду об условиях жизни в Советском Союзе? Знаешь, Дуся, ты поступай, как знаешь, а мне все это осточертело. Довольно, я сыт этим по горло.
Дуся не ответила, и если её как-то задели наши слова, то она не показала виду.
- Я лучше пойду приготовлю что-нибудь перекусить для нас, - сказала она и отправилась на кухню.
Петров тихо произнес: - Ничего, Майкл, не беспокойтесь, скоро мы займемся фермой.
- Кстати, Владимир, вы хоть раз говорили с ней о ферме ? - спросил я Петрова.
- Нет, только намекал, - ответил он. Ничего пока не говорите ей об этом.
Когда Дуся вернулась, я не стал пытаться возобновить нашу дискуссию. Мне хотелось предоставить ей эту возможность. Однако она проявила себя как истинная хозяйка и пригласила нас садиться за стол. По мере того, как мы ели, напряженность за столом ослабевала. Когда мы закончили еду, обстановка практически вернулась к норме.
Петров первым решил переменить царящий за столом настрой. Сложив руки на столе, он начал вслух рассуждать на тему "этот ублюдок Генералов".
Внезапно он взорвался: - Я, Дуся, поражен тем, что ты сказала. Ты проработала многие годы и что ты за это получила ?
Дуся не ответила на его вопрос и повернулась ко мне.
Вся моя семья, Майкл, находится в Москве, вы ведь знаете. Я очень беспокоюсь о моей матери и сестре.
Не сказав более ни слова, она пошла на кухню, а Петров сразу же произнес торопливым шепотом: Не беспокойтесь, Майкл, она изменит мнение. Она всего лишь боится за свою семью. Продолжайте в том же духе.
Когда Дуся вернулась, разговор перешел не жену посла.
- Она - стерва, - сказала Дуся эмоционально, - и не отвечает требованиям, которым должна соответствовать жена посла. Она не умеет одеваться, не умеет вести беседу, а её манеры . . . . Мне приходилось повсюду сопровождать её - в магазины, на встречи с людьми и т.д., так как она не имеет ни малейшего представления о языке или обычаях страны. И, судя по всему, она и не собирается осваивать это. Она ненавидит меня, так как я умею пользоваться косметикой, умею одеваться и знаю, как вести себя в обществе.
Петров прервал её. - И вот такие они все в Советском Союзе. Зачем притворяь-тся ? Там у них нечего одеть на себя, но если вы попытаетесь им это сказать, они вам глотку перережут.
Эмоциональная разрядка привела Дусю в благодушное настроение и она согласилась с тем, что в Советском Союзе многого не хватает. Затем Дуся вспомнила о своих обязанностях хозяйки и предложила Петрову принести сигарет. Не успел он выйти из комнаты, как она принялась устраивать мне допрос с пристрастием.
- Видели ли вы в последнее время кого-либо из супругов Антоновых? Они когда-нибудь были у вас дома ? Я ответил как есть, что уже несколько месяцев не видел никого из них. Она задала мне ряд других вопросов о моей жизни в Сиднее.
- А вы почему не приезжаете ко мне в гости ? - спросил я. - Вы уже давно здесь, а туда ни разу не съездили.
В этот момент в комнату вошел Петров. - Конечно, - сказал он. Тебе следует взять пару недель отпуска и провести их в Сиднее.
- Ты всегда это говоришь, - сказал Дуся, - но этим все и заканчивается.
Она была права. Он часто говорил об этом, но никогда не выполнял своих обещаний. Было очевидно, что он хотел сохранить свою сиднейскую жизнь только для себя. Я громко произнес: Давайте договоримся по поводу поездки Дуси.
Дуся сразу же согласилась. Хорошо, Майкл, сказала она. Я бы хотела поехать. Мы здесь же наметили план её поездки в ближайшее время.
На этой дружеской ноте я и уехал от Петровых. Я был рад узнать, что Дуся совсем не была категорически против планов Владимира.
Кроме этого я узнал ещё кое-что важное. Решение об отъезде супругов Петровых уже принято, и намеченный срок их отъезда примерно совпадал с датой, которую Петров выбрал для заключения сделки по ферме 5 апреля.
Вечером обдумав все это, я пришел к выводу, что заявление Дуси об их отъезде в Советский Союз было сделано ею специально для проверки моей реакции. Ее последующее возмущение в связи с моим предложением остаться в Австралии и заявление о приверженности сталинизму были естественной реакцией, которую и следовало ожидать в таких обстоятельствах от сотрудника советского учреждения, проявляющего осторожность. Я понимал, что этот момент в её поведении вполне можно не принимать в расчет, так как он не отражает истинных настроений Дуси в этой ситуации.
Как я полагал, значительно большее значение имела перемена в её поведении сразу же после того, как она демонстративно изложила свое политическое кредо. Именно после этого она заговорила об опасениях за безопасность своей семьи в Советском Союзе, что дает основания предположить, что, несмотря на её протесты в духе политической преданности, она уже обдумывала возможность остаться в Австралии.
Кроме того, определенное значение имели также вопросы, которые Дуся задала мне, когда мы с ней остались одни. Не могли ли они быть заранее согласованы между ней и Владимиром как дополнительная проверка моих связей?
Все это порождало новые соображения и давало основания полагать, что отношения между Петровым и его женой более тесные, чем он до этого пытался внушить мне. Не исключено, что все это время он скрытно манипулировал развитием ситуации, причем его жена выполняла одни его инструкции, а я другие. То, что в ходе разговора они выходили из комнаты и вновь возвращались в нее, могло быть составной частью разработанного ими плана.
Все вышеизложенное привело меня к одному важному вопросу: Сообщил ли Петров своей жене о моей роли и планах, которые он разработал вместе со мной?
Совершенно очевидно, что он не сказал мне всего о своих отношениях с женой. Только время могло дать ответ на этот вопрос, однако я все таки понял, что, каким бы ни был конечный результат, Дуся никогда не выдаст наш секрет советскому посольству.
На следующий день после моего возвращения в Сидней от Дуси пришло письмо. Это было милое дружеское послание, в котором она сообщила, что не сможет приехать, как планировалось, и что она отменила заказ авиабилета, который я сделал для нее. Она писала, что надеется прилететь в Сидней в другой раз.
Письмо произвело впечатление на Ричардса и Норта. Они согласились, что это убедительное свидетельство того, что Дуся ничего не расскажет своему послу о том, что происходило. Они также пришли к выводу, что это многообещающее свидетельство того, что у Дуси нет безоговорочного настроя вернуться обратно в Советский Союз.
Ваша поездка в Канберру была не напрасной, сказали они мне.
Было ясно, что от поездки в Сидней Дусю отговорил Петров. На это у него был ряд причин, не считая его желания сохранять для себя раздельно обстановку в Канберре и Сиднее. Вполне возможно, что для него было удобнее использовать Дусю в качестве предлога для оттягивания решающего момента в принятии решения тогда, когда она находилась в отдалении, на заднем плане. Другим объяснением могло быть то, что он использовал её в значительной мере втемную, сообщая ей лишь какую-то часть всей этой истории, и скрывая от неё всю картину целиком.
У него были серьезные основания для того, чтобы скрывать от неё суть дела. Она со своим прямолинейным подходом пришла бы в негодование, если бы узнала, насколько далеко он зашел в этом деле, не посвящая её в его суть.
Один из этих выводов наверняка был верным, но в моих расчетах для планирования следующих шагов следовало учитывать все выводы.
Глава двадцать шестая
Затягивание с решением поставленных вопросов и игра Петрова на времени начали действовать мне на нервы. Я уже пришел в состояние отчаяния, когда 19 февраля он внезапно приехал ко мне и мы оправились на ленч.
Когда я увидел, как он пролил содержимое одного из блюд по всему столу - а он никогда не умел держаться за столом элегантно - я почувствовал, что прихожу в ещё более раздраженное состояние. Надо было что-то делать, чтобы довести дело до какого-то логического результата и ради этого стоило решиться на прямолинейный подход. Худшее, что могло произойти, так это то, что в этих обстоятельствах он откажется обсуждать эту тему. Едва ли он решит, что я рукодствуюсь какими-то скрытыми мотивами.
- Вам не кажется, что пора поговорить сегодня вечером с доктором Бекетом, чтобы он уже обратился к своим влиятельным друзьям? - спросил я напрямую.
Лицо Петрова приобрело темно-красный цвет.
- С какой целью ? - спросил он. Вопрос застал его врасплох и он явно пытался выиграть время.
Я продолжал гнуть свое: - В случае, если вы остаетесь здесь, вам необходимо подготовить почву для этого. Представьте себе, что будет, если вы этого не сделаете. Ваше посольство сразу же начнет вас преследовать, а заодно и меня. Кроме того, вам необходимо заранее знать, чего в дальнейшем ждать, а также каковы будут ваши права. Нужно заранее подготовить множество вещей - заявление с просьбой о политическом убежище, защите и т.д.
Согласен, сказал Петров. - Это важные вещи, а я до сих пор нахожусь в подвешенном состоянии и не знаю, каким образом пойдет дело. Кто этот приятель доктора Бекета?
Я ответил, что, по-видимому, это директор Службы безопасности Австралии и затем добавил: Он располагает полномочиями действовать от имени федерального правительства.
Слова о директоре Службы безопасности я произнес с большим трудом. Я опасался, что Петров может быть не совсем готов к этому и при упоминании о Службе безопасности даст обратный ход.
Какое-то время он колебался, и я уже было подумал, не зашел ли я слишком далеко. И наконец с большим облегчением я услышал от него: Хорошо. Я поговорю сегодня вечером с доктором Бекетом.
Когда Петров ушел на какую-то встречу, я договорился с Бекетом о визите к нему и связался со Службой безопасности. Затем я получил от них магнитофон, поехал в свой офис и установил его там, а после этого встретил Петрова.
Перед тем как поехать на встречу с Бекетом мы выпили с ним по несколько рюмок спиртного и это дало мне время проинструктировать Петрова перед беседой.
Я тщательно подготовил свой план и за несколько дней до этого проинструктировал Бекета.
Наилучший вариант провести это мероприятие, сказал я ему, будет состоять в том, чтобы перед деловым разговором выпить несколько порций спиртного. Желательно, чтобы инициатива этого исходила от вас. Я принесу с собой бутылку водки. Петрову я скажу, что вы никогда её не употребляли и посоветую ему научить вас пить водку по-русски.
Теперь я изложил Петрову, как следовало бы провести беседу с Бекетом.
Хорошо бы слегка "разогреть "Бекета перед беседой, сказал я.
Хорошая идея, ответил он.
Я возьму с собой бутылку водки, продолжал я, и поскольку он никогда её не пил, вы покажете ему, как это делается. После того, как он примет несколько рюмок, он расслабится и разговор пойдет значительно легче.
Мой совет Бекету сам по себе не имел особого значения. Цель состояла в том, чтобы он просто подготовился к тому, что следует ожидать. Намного большее значение имел мой совет Петрову, который, как я надеялся, создаст у него впечатление, что он сохраняет за собой инициативу.
Само собой разумеется, и это тоже очень важно, что этот разговор с Петровым был записан мною на магнитофон. Запись должна была подтвердить, что он сам проявляет желание уйти на Запад и планировал подпоить своего собеседника для того, чтобы облегчить достижение своей цели.
Во время встречи оба моих "подопечных" безупречно следовали моему инструктажу. Бекет проявил нужную меру общительности, а Петров сыграл свою роль просто великолепно. Он встал посреди комнаты, налил в рюмки водку, пригубил её и сказал: Вот как это у нас делается. Вы дегустируете её. При этом не будет никаких неприятных ощущений.
Бекет сделал так, как ему было показано, и как раз в той мере, чтобы продемонстрировать свое желание научиться, но не более того. Петров также не очень настаивал. Оба понимали, что беседа слишком важна, чтобы приступать к ней с затуманенным сознанием.
После этого я объявил о том, что нам предстоит обсудить серьезное дело. Выждав немного, я обратился к Петрову по-русски: Думаю, что уже пора.
Да, согласился он, приступайте.
Я повернулся к Бекету и серьезным и мрачным тоном произнес: Мы пришли к вам сегодня потому, что мистер Петров принял нелегкое решение, и нам нужна ваша помощь. Мистер Петров решил остаться в Австралии.
Бекет повернулся к Петрову. Мистер Петров, то, что сказал доктор Бялогуский, правда ?
Ответ Петрова прозвучал четко. Да, это правда.
Я вновь продолжил. Я полагаю, доктор Бекет, что среди ваших связей есть человек с соответствующими полномочиями, который мог бы помочь нам. Каково его официальное положение ?
Это мистер Ричардс заместитель Директора Службы безопасности. Он имеет право от имени федерального правительства предоставить всю информацию и помощь, в которой нуждается мистер Петров. Вы хотели бы, чтобы я связался с ним прямо сейчас ? У меня есть номер его телефона.
Я повернулся к Петрову и спросил его по-русски. Как вы считаете ?
Пусть звонит.
Да, свяжитесь с ним, если это можно, сказал я Бекету.
Бекет пошел к телефону.
У меня здесь мистер Петров и доктор Бялогуский. Мистер Петров очень хочет встретиться с вами и просит вашего совета и содействия. Он говорит, что намерен остаться здесь.
Бекет некоторое время слушал, а затем подошел к нам со словами: Мистер Ричардс будет рад встретиться с вами. Какое время для вас удобно?
Мы с Петровым коротко посовещались. Завтрашнее утро подойдет, сказал я, и Бекет пошел обратно к телефону.
После этого он ещё несколько раз ходил к телефону и обратно, и несколько раз состоялись трехсторонние переговоры с участим Бекета, Петрова и меня, к которым подключался и Ричардс через Бекета, как через передаточное звено.
В результате мы договорились о том, что Ричардс встретится с Петровым на следующий день у меня на квартире.
После этого Петров и я не стали задерживаться у Бекета. Возникло некоторое ощущение напряженности, и никто из нас не был более расположен вести светские разговоры. Значение этого вечера давило на всех нас.
Но мы не поехали прямо ко мне домой. У меня были ещё свои дела до окончания этого вечера. Основной задачей было как можно скорее передать Ричардсу магнитофонную запись разговора. Ему нужно было подготовиться к завтрашней встрече.
Наши действия лучше всего отражены записями в моем дневнике:
Ушел вместе с Петровым от Бекета в 9:30 вечера. Поехал в свой кабинет под предлогом взять там инструменты. Петрова оставил в машине.
Запер двери, снял с себя магнитофон, позвонил Ричардсу и сказал ему, что аппарат он найдет в багажнике моей автомашины, которую я поставлю в гараж около полуночи.
Запер аппарат в багажник, угостил Петрова кофе и приехал домой как раз около полуночи.
Привез Петрова к себе домой, предложил ему выпить и под благовидным предлогом спустился к машине, чтобы отпереть замок багажника.
Вернулся в квартиру. Петров заснул около часа ночи.
Снова прокрался в гараж, проверил изъятие аппарата и поехал к телефону - автомату, чтобы связаться с Ричардсом. Встретился с ним снова, взял у него аппарат, представил ему полный отчет о событиях и обсуждал тактику действий на следующий день.
Настроил аппарат, вновь положил его в багажник автомобиля.
Вернулся в квартиру. Петров все ещё спал.
События развивались так быстро, что для контроля за ситуацией потребовалось сформировать команду. Теперь я работал с Ричардсом, Нортом и Истом.
Петров поднялся с постели рано утром, и к тому времени, когда я проснулся, он уже был одет. Ему было явно не по себе.
У меня встреча в Кирктон Отеле, сказал он мне. Я должен туда пойти.
А как в отношении встречи в 10 часов с Ричардсом ?
К десяти часам я вернусь.
Петров быстро ушел, не сказав более ни слова.
Поспешность его ухода создала у меня ощущение, что он не планировал вернуться к встрече.
Незадолго до 10 часов утра позвонил Ричардс. Я сообщил ему, что Петров ушел и, по моему мнению, не придет на встречу. Но, само по себе это не обязательно является признаком того, что он изменил свое решение, - добавил я.
В 10:30 я позвонил в отель Кирктон и сумел связаться с Петровым. Я сообщил ему, что звонил Ричардс. Петров сказал, что он задерживается и вернется к полудню.
К полудню он, конечно, не появился, и всякий раз, когда звонил Ричардс, я отмечал возрастающее беспокойство в его голосе. Я, также как и Ричардс, не знал, что именно Петров может выкинуть дальше, но я чувствовал, что нужно приготовиться к любой неожиданности, и навесил на себя портативный магнитофон.
Петров появился в 3 часа дня. Я сообщил ему, что неоднократно звонил Ричардс и проявлял озабоченность по поводу несостоявшейся встречи. Мне надо бы позвонить ему, сказать, что с вами все в порядке, и назначить новое время встречи. Он оставил мне свой номер телефона. Не надо бы обижать людей без необходимости.
Петров согласился с тем, что мне лучше позвонить. Я позвонил прямо в его присутствии и при включенном магнитофоне, и представился доктором Бялогуским. Пришло время для Джека Бейкера уйти со сцены .
Петрову нужно было возвращаться в Канберру этим же вечером, поэтому мы договорились, что он встретится с Ричардсом на следующей неделе в моей квартире.
Мой разговор с Ричардсом был более чем обычным разговором. Он превратился в дискуссию между тремя участниками ( частично она шла на русском языке между Петровым и мною и все это записывалось на магнитофон.), в ходе которой были получены дополнительные свидетельства того, что Петров, по-прежнему, намерен остаться в Австралии.
Его последующее поведение служило этому несомненным подтверждением. Он действовал, слабо себя контролируя, но явно как человек, которому предстоит принять решение, определяющее всю его дальнейшую жизнь. Его поведение свидетельствовало о его душевном смятении, утрате ориентации и страхе. Он явно не мог найти себе места и бродил по квартире как человек, пытающийся убежать от самого себя. При этом он постоянно принимал алкоголь, но я не пытался воспрепятствовать ему. Я считал, что в этой ситуации алкоголь может дать ему облегчение.
Для меня его поведение было даже более убедительным подтверждением его намерения перейти на Запад, чем любое словесное заявление с его стороны. Я видел человека в состоянии душевного смятения по той причине, что приближался час его разрыва с его Родиной.
Хотя я верил в его морально-психологическую устойчивость и силу его характера, я не мог не беспокоиться по поводу серьезности его эмоционального напряжения, которое могло привести к потере им контроля над собой в присутствии его коллег. Это, по-видимому, было вполне возможно в тот день, когда он уклонился от встречи с Ричардсом. Мое беспокойство улеглось, когда я позвонил в Канберру и поговорил с Дусей. Она сказала мне, что Владимир сидит в посольстве, погруженный в работу, и она не знает, когда он освободится. Я то знал, что если Петров так работает, значит он хорошо себя контролирует.
На следующий день Петров внезапно отправился в Сидней и, позвонив по телефону, попросил меня встретить его в аэропорту. У меня не было ни малейшего представления о том, что у него на уме, поэтому я предупредил Службу безопасности о необходимости быть наготове на случай любого варианта развития событий и нацепил на себя магнитофон. Когда мы встретились с ним, я сразу же приступил к делу.
Меня разыскал Ричардс, сказал я. Он, судя по всему, беспокоится, все ли у вас благополучно. Вам бы надо с ним встретиться. Если вы решили остаться в Австралии, вам необходимо увидеться с ним, как можно скорее. А с другой стороны, если вы решили вернуться в Советский Союз, то тоже ничего непоправимого не произошло. Ничто не мешает вам ещё раз с ним встретиться.
Поймите и меня, Владимир. Я беспокоюсь за вас и готов оказать вам помощь. Но, я всего лишь могу дать вам деньги. Я ничего не могу сделать для вашей защиты, да и для своей тоже. Если вы, по-прежнему, намерены остаться здесь, вам лучше всего связаться с Ричардсом.
Петров глубоко вздохнул.
Хорошо, сказал он. Звоните ему. Я готов говорить с ним.
Глава Двадцать седьмая
Я тотчас же позвонил Ричардсу, не оставляя Петрову возможности переменить решение.
Мистер Ричардс? Говорит доктор Бялогуский. Со мной мистер Петров. Он очень хочет увидеться с вами. Вы не могли бы приехать ко мне? - произнес я в трубку.
Ричардс ответил, что будет у меня через десять минут.
Когда прошло четверть часа, а Ричардса все ещё не было, на лбу Петрова стали появляться крупные капли пота. Сидя на кушетке, он нервно ерзал. Надо было что-то делать, чтобы снять его напряжение. Как насчет того, чтобы выпить, Владимир?
Я ничего не хочу, Майкл.
Он быстро поднялся и прошел в темную столовую. Там он подошел к стеклянной двери, ведущей на балкон, осторожно раздвинул край жалюзей и посмотрел наружу. Я присоединился к нему. На улице уже стемнело и не было никакого движения.
Мы простояли так две или три минуты, и затем большая черная автомашина проехала вдоль дома, развернулась и встала на противоположной стороне улицы. Фары машины погасли, но никто из неё не вышел.
Это они, сказал Петров.
Мы ждали наверное с минуту, а может быть всего лишь тридцать секунд, когда из машины вышел мужчина и направился к дому.
Петров какое-то время молча наблюдал. В машине кто-то остался, произнес он.
Я выглянул и смог заметить огонек горящей сигареты. Это, скорее всего водитель, ободрил я его.
Мы вернулись обратно в гостиную и сели таким образом, как будто только и ждали гостя. Ну вот и он, сказал я Петрову, когда послышался звук дверного звонка.
Вошел Ричардсон, держа в руке атташе-кейс. Он не произнес никаких извинений за свое опоздание.
Мистер Ричардс? В моем голосе прозвучал вопрос, так как , согласно тому, что я говорил Петрову, я никогда до этого не встречался с Ричардсом. Ричардс кивнул, и я представил ему Петрова.
Я сделал так, чтобы расположиться между ними с магнитофоном наготове. Перед тем как сесть, я догадался включить радио для того, чтобы заглушить шум работающего магнитофона.
Разговор начал я и обратился напрямую к Ричардсу.
Прежде всего позвольте мне объяснить мое положение. Я друг мистера Петрова и в этом качестве хотел бы сделать все, чтобы помочь ему.
Должен признать, что я вами интересовался, произнес Ричардс. Ваше имя в прошлом неоднократно попадалось мне на глаза в связи с вашей деятельностью в различных организациях сторонников мира. Насколько мне известно, вы тесно связаны с коммунистическими кругами.
Это, по-видимому, обеспокоило Петрова и он ринулся на мою защиту. Он не коммунист, сказал он с натянутой улыбкой. Я знаю его уже давно. Он хороший человек.
Я заговорил снова: Я хочу пояснить, что именно мистер Петров привил мне понимание того, что лезть в политическую деятельность глупо. Именно благодаря его влиянию я отошел от моих друзей-коммунистов.
Ричардс закруглил эту вводную часть разговора и перешел к делу. Я сообщил ему, что Петров пожелал остаться в Австралии и хотел бы узнать, могут ли ему гарантировать защиту и достаточное материальное содействие для того, чтобы он мог остаться здесь как австралийский гражданин.
Ричардс указал, что для этого требуется подтверждение его лояльности и пояснил, что в качестве первого шага Петрову следует подписать документ о том, что он добровольно просит о предоставлении ему политического убежища.
Ваша жена останется вместе с вами ? спросил Ричардс.
Не знаю, ответил Петров. Возможно да, а может быть и нет. Вся её семья находится в Советском Союзе. Это может вынудить её вернуться. В любом случае я останусь в Австралии, даже если она вернется в Советский Союз.
Затем Ричардс заверил Петрова, что если он обратится с просьбой о предоставлении ему убежища, то оно ему будет предоставлено. Нет никаких сомнений, что ему будет оказано всяческое содействие и помощь для устройства здесь. Однако Ричардс заметил, что ему, как Заместителю директора Службы безопасности, было бы интересно узнать, захочет ли Петров после своего ухода и сможет ли он оказать австралийскому правительству помощь путем передачи ему информации, которую он сочтет важной для обеспечения государственной безопасности Австралии.
Ричардс подчеркнул, что это отнюдь не является условием предоставления убежища. Это просто момент, в отношении которого он проявляет интерес как руководитель Службы безопасности в штате Новый Южный Уэльс.