Горбатко И.. Дело полковника Петрова

   _ Какого черта он собирается с ними делать? - задавал я себе вопрос.
   Петров ответил мне на него, когда мы привезли их в мою квартиру. Он тщательно показал мне, как собирать их и как с ними обращаться, а затем сказал: - Это только часть фотооборудования, которое вам потребуется. Давайте сейчас съездим в город и купим все остальное.
   Стало ясно, что Петров хотел, чтобы я научился пользоваться оборудованием для проявления и увеличения фотографий, однако у меня не было ни малейшего представления о том, что предстояло фотографировать. Первой пришла в голову мысль о том, что он, вероятно, предпринимает шаги по созданию фотолаборатории, как оборудования для нелегального аппарата, который может стать необходимым в случае объявления чрезвычайной обстановки.
   Тем не менее, я поехал с ним в магазин, где мы купили все необходимое оснащение и материалы для процессов проявления и печатания фотографий.
   Впоследствии Петров дал мне дополнительные инструкции на случай ряда обстоятельств, однако он никогда не касался вопросов практического использования этого оборудования, хотя и настоятельно предупредил, что его необходимо постоянно держать надежно спрятанным, за исключением тех периодов, когда он обучает меня его использованию. Это подтверждало мои догадки о том, что Петров хотел снабдить меня оборудованием и обучить правилам пользования им в порядке подготовки меня к той работе, которая может потребоваться, если мне когда-либо придется остаться в Австралии одному в качестве советского агента.
   Что касается мистера Х и его диаграмм, то через несколько месяцев после того, как я принял от него конверт с бумагами, я пошел в Ассоциацию писателей на лекцию, которую должна была прочесть Хелен Палмер, незадолго до этого возвратившаяся из Китая. Мистер Х был среди присутствующих и кивнул мне в знак того, что узнал меня. После лекции мистер Х приблизился ко мне и тихо произнес: - Мне до сих пор ничего не известно о тех материалах.
   Я ответил ему, что они остались у Петрова и что я выясню, как можно ускорить это дело.
   Излишне говорить, что я, конечно, ничего не сделал в этом плане, но несколькими неделями позднее Петров сам сообщил мне, что советская Академия наук сочла материалы не представляющими интереса. В её ответе говорилось, что такое устройство уже известно.
   Я мог бы сказать мистеру Х каков будет ответ и не дожидаясь сообщения из Москвы. Все произошло по типичному для таких ситуаций шаблону. Советская бюрократия никогда не признает, что у неё чего-то нет или ей что-то не известно, и таким образом она получила информацию, вне зависимости от её ценности, задаром.
   Петров теперь все чаще приезжал в Сидней, и моя активность в качестве агента возросла многократно. Затраты времени на работу по линии Службы безопасности увеличились настолько, что это стало негативно влиять на мою профессиональную деятельность и серьезно сокращать мои заработки. Период, когда моя деятельность в качестве агента занимала лишь мое свободное время, безвозвратно прошел. Работа в интересах Службы безопасности стала составлять подавляющую часть моей деятельности.
   Я встретился с Нортом и прямо обрисовал ему суть сложившейся ситуации.
   Я сказал ему, что из-за недостаточного внимания к моей профессиональной работе я упускаю такую часть заработка, что мое финансовое положение становится неустойчивым. Если не будет найдено какое-либо подходящее решение этой проблемы, то мне придется просить у них неоплачиваемый отпуск, чтобы посвятить все время моей медицинской практике и поправить мои финансовые дела. Я выразил удивление тем, что Служба не замечает, насколько возрос объем моей работы в её интересах, который выполняется за счет моей профессиональной деятельности как врача.
   Норт ответил, что понимает мое положение и пообещал доложить об этом своему руководству. В результате довольно долгой дискуссии, в ходе которой Служба не проявила склонности к щедрости, была достигнута договоренность о регулярной выплате мне двадцати долларов еженедельно, а также компенсации моих расходов по мере представления детальных отчетов. Это до некоторой степени облегчило мое положение, и следует отметить, что Служба не стала заниматься мелочной проверкой представляемых мною отчетов.
   По моему мнению, не было никаких сомнений в том, что Служба пошла на эту договоренность лишь по той причине, что её руководство начало осознавать реальное значение моей работы с Петровым. Теперь они почувствовали, что мои отношения с Петровым дошли до той стадии, на которой стало возможным получение важной информации из советского посольства.
   Глава четырнадцатая
   Теперь Служба безопасности внесла существенные изменения в мои отношения и условия связи с Нортом. Были приняты меры по повышению конспирации в работе, хотя и до этого не отмечалось явных проколов.
   Отныне наши встречи с Нортом стали назначаться только на вечерние или ранние утренние часы. Для проведения встреч мы всегда выезжали за город, причем каждый ехал в своей автомашине, приняв самые серьезные меры по выявлению возможной слежки. Машины парковали в разных местах. Обычно я сидел в своей автомашине с погашенными огнями и незапертой дверью. Через одну или две минуты пешком, как будто из ниоткуда, подходил Норт и садился ко мне в машину.
   Затем мы обычно уезжали в другое место за несколько миль. После того, как я парковал машину, мы пересаживались на заднее сидение, где и проводили беседу при свете специального электрического фонаря, который Норт всегда возил с собой. Свет его лампы был приглушен, однако при малейшем признаке движения мы гасили его совсем и сидели в полной темноте до тех пор, пока не исчезала причина беспокойства.
   По окончании беседы, я отвозил Норта на первоначальное место встречи. Он покидал меня так же бесшумно, как и появлялся. Я никогда не знал и не пытался выяснить, где и как далеко он прятал свою автомашину.
   Некоторые из тех мест, которые мы выбирали для наших встреч, подошли бы для произведений Эдгара По. Я вспоминаю моменты суеверного страха, возникавшего у нас в уединенных местах, где ветер вздыхал в деревьях, а неподалеку вырисовывались могильные плиты.
   К этому времени я был вынужден прекратить мое сотрудничество с сиднейским симфоническим оркестром. Фактически я был оттуда уволен из-за соглашения между Австралийской радиовещательной комиссией и Союзом музыкантов о том, что среди музыкантов оркестра должно быть не больше десяти процентов лиц, родившихся за рубежом. Гражданство здесь не имело значения; речь шла просто о том, родились ли вы в Австралии или за её пределами.
   Теперь, после прекращения занятий музыкой, у меня появилось больше свободного времени, и я стал чаще встречаться с Петровым, который, судя по всему, испытывал необходимость во мне все больше и больше. Мы много раз вместе обедали, и он неоднократно намекал, что мне следует обзавестись значительно большей квартирой. Очевидно, ему требовалось в Сиднее укромное место, которое он мог бы использовать в своих целях.
   Однажды вечером Петров, вопреки своему прежнему совету, пригласил меня пойти с ним в Русский общественный клуб. По-видимому, у него была при этом какая-то цель, так как я уверен в искренности его прежних слов о том, что он предпочитает не посещать этого места. Пробыв в клубе недолго, мы отправились выпить на квартиру супругов Кларк на улице Макли. Это стало началом странного знакомства и первым из наших с Петровым впоследствии частых визитов в дом супругов Кларк.
   После моей первой встречи с Кларками Петров немало рассказал мне о них. Мистер Кларк был старым коммунистом и имел хорошие связи в кругах высоких политических деятелей и государственных чиновников. По словам Петрова, "он лично знаком даже с государственными министрами". По другим высказываниям Петрова я понял, что Кларк был в дружественных отношениях с Пахомовым, который незадолго до этого возвратился в Советский Союз. Кларк занимался стоматологической практикой в Сиднее и, по-видимому, довольно много путешествовал по миру. Он оставлял впечатление процветающего человека и похвалялся тем, что в качестве тайного "красного" агента вступил в члены Либеральной партии, что, якобы, открыло ему вход в высокие политические круги.
   Я никогда не выяснял, правда это или нет, но Петров воспринимал его бахвальство всерьез и, по крайней мере, на этой стадии считал, что он может быть полезен. Если Кларк и не был "красным" агентом, то он вел себя явно в расчете на то, чтобы создать о себе такое впечатление. Поступая таким образом, он мог нанести вред своим связям из числа политических деятелей.
   Отношения с ним развивались, и в ноябре 1952 года Петров пригласил супругов Кларк на прием в советское посольство в Канберре по случаю советского государственного праздника, попросив меня привезти их туда.
   Торжество состоялось в здании посольства, что дало мне возможность составить впечатление о его внутренней обстановке и освоиться в ней.
   Сама церемония стоит того, чтобы остановиться на ней особо, так как она отличалась от принятой у нас на праздниках такого рода. Когда супруги Кларк и я вошли в вестибюль, мы встретили сцену с восковыми фигурами. Сотрудники посольства и их жены неподвижно и чопорно стояли вдоль стены в порядке старшинства и с таким видом, будто им предстоял некий торжественный ритуал, для участия в котором им нужно было собрать все свои силы.
   Петров стоял отдельно в стороне с таким же церемонным и чопорным видом и представлял гостей в манере, которая соответствовала церемонности и чопорности общей атмосферы. Каждый гость в его сопровождении шел вдоль ряда дипломатов и пожимал руки с таким видом, как будто ему приходится обмениваться рукопожатиями со статуей. Когда это тяжелое испытание закончилось, нас провели в следующее помещение, которое было значительно больше, и где группы людей уже выпивали и закусывали.
   Мои обязанности на такого рода мероприятиях состояли в том, чтобы вести наблюдение и пытаться запомнить присутствующих лиц, их численность, а также кто с кем общается. В то же время мне нужно было укрепить свой собственный статус, ненавязчиво демонстрируя мои хорошие отношения с четой Петровых, другими сотрудниками посольства, а также с известными коммунистическими функционерами. Я знал, что это вызовет уважение ко мне со стороны прочей мелкой сошки. Кроме того, при знакомствах с новыми лицами мои связи из числа сотрудников посольства, с которыми я познакомился через Петрова, служили залогом моей надежности.
   Например когда я заметил Джима Хили, коммуниста и секретаря Австралийского профсоюза портовых рабочих, я немедленно поприветствовал его. Хили - влиятельный человек в Австралии. Одного его слова достаточно, чтобы у любого судна возникли серьезные затруднения в портах Содружества . И он это уже неоднократно демонстрировал. Ни одна судоходная компания не осмелится бросить ему вызов в сфере трудовых отношений, а попытка любой группы из состава его профсоюза оказать ему противодействие будет быстро подавлена. По вопросам, касающимся положения в промышленности и в области трудовых отношений, он имеет прямой выход на чиновников самого высокого уровня, министров и даже на премьер-министра.
   Хили - грубовато-прямой и общительный человек с открытыми и обезоруживающими манерами. Он приятен в компании, а также учтивый и информированный собеседник. В противоположность истеричности многих коммунистов, Хили с его внешностью крупного и добродушного человека производит впечатление устойчивой личности с сильным характером.
   Каждому становится ясно, что если когда - либо коммунистическая партия окажется способна использовать в своих целях какой-либо кризис в Австралии, то не номинальные лидеры партии, а именно он станет человеком, определяющим судьбу нации.
   Конечно, у Хили множество политических противников, но удивительно то, что те же люди, которые готовы видеть его повешенным за его политическую и профсоюзную деятельность, в личных отношениях с ним проявляют только дружественные чувства. Однако дружеские связи Хили с "враждебными капиталистами" не уменьшают его влияния среди коммунистов. Поэтому с моей стороны было правильным делать так, чтобы меня видели с ним при любой возможности.
   Как раз в тот момент, когда мы с Хили, беседуя, потягивали из своих стаканов, я по мимолетным брошенным в моем направлении взглядам понял, что являюсь предметом обсуждения между Петровым и стройным темноволосым молодым человеком. До этого я никогда его не видел и поэтому поставил себе задачу посмотреть на него поближе.
   Он был в компании привлекательной молодой женщины, вероятно его жены. Мне удалось незаметно приблизиться к ней и я предложил ей выпить со мной. Выяснилось, что в 1949 году она была в Польше и в Советском Союзе, и её высказывания давали основания полагать, что она благожелательно относится к политическим режимам в обеих этих странах. Она сообщила, что живет в Дарлингтон поинт - одном из фешенебельных пригородов Сиднея.
   Я уже подготовил почву для дальнейших расспросов, когда молодой человек, который очевидно наблюдал за нами, появился рядом с ней. Она представила его как своего мужа, и с этого момента мне уже больше ничего не удалось узнать. Он появлялся как будто из ниоткуда именно тогда, когда я был готов возобновить разговор с его женой.
   Я был достаточно благоразумен, чтобы не обсуждать в его присутствии вопросы личного плана и ушел с приема, узнав очень немного об этой супружеской паре. Тем не менее для Службы безопасности я сообщение подготовил.
   Несколькими месяцами позднее я увидел фотографию в газете, в которой сообщалось, что эта молодая женщина была женой второго секретаря одной из дипломатических миссий. Я снова проинформировал Службу безопасности и, насколько мне тогда стало известно, на этом все дело и закончилось. Однако после этого дипломат и его супруга покинули страну при весьма таинственных обстоятельствах. Эта история показывает, как внешне безобидная встреча может позднее оказаться весьма важной. Хороший агент может почувствовать определенные возможности в ситуации, которая для неподготовленного человека представляется весьма заурядной.
   Прием в посольстве и вечеринка у Петровых завершили нашу поездку в Канберру. По крайней мере, внешне все подтверждало, что эти общественные мероприятия укрепили связь между Петровым и четой Кларк. Петров, по-видимому, счел их не только полезными людьми, но и приятными партнерами по вечеринке. Эта новая дружба привела к занятному эпизоду, происшедшему после нашего возвращения в Сидней. История не имела прямого отношения к делу, но о ней стоит рассказать, так как она показывает фривольную сторону характера Петрова, если такого бесстрастного человека можно назвать фривольным.
   Кларк всегда называл своих женщин-друзей "своим гаремом" и часто вставлял в разговор упоминания о своих поездках по Египту.
   - Вам следует познакомиться с моим гаремом, - часто говорил Кларк как Петрову, так и мне.
   И Петров и я были убеждены, что все это пустое хвастовство, поэтому решено было устроить ему проверку. Мы предложили ему провести в его квартире "ночь в гареме", при этом я должен был предстать как египтянин, принц Али Мохамед, а Петров - как паша из моей свиты.
   Для завязки затеи я написал Кларку письмо, в котором вспоминал нашу с ним дружбу в Египте и сообщал, что надеюсь с ним увидеться во время моей предстоящей поездки инкогнито в Австралию. К нашему удивлению Кларк не сделал никакой попытки уклониться от такой встречи. Он принял все меры к тому, чтобы в один из вечеров "прибывающему принцу" были представлены три молодые женщины.
   Для того, чтобы Петров и я имели хоть какое-то сходство с внешностью реальных египтян, я взял напрокат из костюмерной две фески. При моем темном цвете кожи лица и бороде, а также с феской на голове я довольно легко мог сойти за египтянина. Петрову же при наличии фески вообще не требовалось более никаких театральных реквизитов - он на все сто процентов выглядел как восточный владыка египетский или турецкий. Я приехал на вечеринку один, а Петров должен был прибыть вслед за мной.
   Кларк и его жена уже ждали нас, и с ними находились три молодые привлекательные женщины: Мария, Мэри и Джоан, одетые в изысканные вечерние наряды, которых Кларк представил с тщательно подготовленным церемониалом. Кларк хорошо отработал свою часть сценария, а три молодые женщины делали книксены с такой легкостью, которая свидетельствовала о долгой и тщательной подготовке.
   Я с напускным равнодушием убедил молодых женщин в моем монархическом происхождении и любезно, но с соответствующим достоинством, принял после ужина чашу с водой и лепестками роз для омовения рук. Для сохранения в отношениях определенной дистанции в разговоре я обращался в основном к Кларку, а уже через него и к остальным членам компании.
   - Мой дворец ? О, да, прекрасный дворец. Мраморные колонны и полы. Сераль ? Конечно, конечно.
   - Сколько жен ? Позвольте-ка я взгляну . . . . Да, да, тридцать восемь - именно столько . . . . да, тридцать восемь.
   - Нет, нет. Они не создают для меня никаких проблем. Конечно, я не нахожусь там постоянно.
   Поговорив в таком духе некоторое время, я дал понять, что уделю каждой женщине отдельно по десять минут аудиенции.
   - Сейчас я устраиваю визит ко мне компании моих друзей, - сказал я каждой из них. - Они будут моими гостями с момента их отъезда из Австралии и до возвращения обратно, а во время пребывания в Египте они будут располагаться в моем дворце.
   - Им будут предоставлены все удовольствия, и я сделаю все возможное для их удобства и развлечений. Однако, справедливости ради я должен упомянуть об одном обычае моей страны, который вы можете счесть довольно своеобразным.
   - Нет, нет, позвольте мне договорить. По традиции, существующей уже сотни лет, любая женщина, посещающая мой дворец, который является дворцом моих предков, должна присоединится к обитательницам гарема. Она должна не только расположиться в гареме, но и принять на себя все соответствующие обязанности, равно как и привилегии постоянных обитательниц гарема.
   - Это, конечно, могло бы послужить неким препятствием, которое . . . . Как, совсем не препятствие ? Как это мило с вашей стороны ! Я уверен, что вы не пожалеете об этом решении.
   Я раздумывал над этими неожиданными ответами, которые свидетельствовали, что для этих молодых женщин пустячок типа гаремных обязанностей не мог стать препятствием для поездки за границу и ощутил некоторую неловкость, когда появился Петров. Вскоре он начал представление, на фоне которого мои аудиенции стали выглядеть просто школьной шалостью.
   С феской на голове он не только выглядел как восточный владыка, но и вел себя соответственно. Не испытывая ограничений, которые налагал на меня мой высокий титул, он неумеренно расточал свое расположение во всех направлениях. Одну молодую женщину он ущипнул здесь, другую - там, и с вожделением смотрел на третью. Я никогда не видел Петрова в таком игривом настроении. Он настолько разошелся, что Кларку (уже немного обеспокоенному) с трудом удалось завершить вечеринку к общепринятому в обществе времени, т.е. к одиннадцати часам.
   Глава Пятнадцатая
   К концу 1952 и началу 1953 года основным предметом озабоченности в кругах коммунистов стало дело супругов Розенберг. Многие припомнят историю этой еврейской супружеской пары, арестованной в Соединенных Штатах по обвинению в шпионаже в пользу Советского Союза и впоследствии казненной.
   Коммунисты в Сиднее решили, что Австралия должна принять активное участие в кампании организованных протестов против смертного приговора. В качестве одного из шагов в этом направлении планировалось отправить делегацию к послу США в Канберре.
   Основная идея состояла в том, что делегация должна представлять все слои населения страны, а связи делегатов с Коммунистической партией и организациями коммунистического фронта следует максимально завуалировать.
   Вероятно, именно поэтому я получил приглашение войти в состав участников делегации.
   Однажды утром мне позвонила Лили Уильямс, которая в то время была секретарем Еврейского совета по борьбе с фашизмом и антисемитизмом штата Новый южный Уэльс. Предложив мне войти в состав делегации, она сказала, что её будет возглавлять Том Райт - секретарь профсоюза металлопрокатчиков и член коммунистической группы городского Совета Сиднея.
   История, в результате которой Райт и другие коммунисты стали членами городского Совета Сиднея сама по себе представляет интерес. Для того, чтобы захватить контроль над Советом, который управляет финансами города и определяет процент владельцев собственности, лидеры Лейбористской партии убедили лейбористское правительство страны ввести при выборах Совета всеобщее избирательное право и сделать голосование обязательным. Это привело к тому, что все избиратели города по федеральным спискам и спискам штата должны были, вне зависимости от того, являются ли они владельцами собственности или нет, принимать участие в выборах членов городского Совета Сиднея.
   Получив таким образом контроль над Советом, лейбористские боссы начали искать возможности сделать этот контроль постоянным. Они решили, что этого можно достичь путем введения в практику выборов системы пропорционального представительства. При этой системе избрание двух коммунистических кандидатов стало на практике автоматическим.
   Наличие в городском Совете двух членов - коммунистов вызвало серьезные проблемы во время королевского визита6 в Австралию в феврале 1954 года. Лорд-мэр и члены городского Совета были гостями королевы и герцога эдинбургского7 и, естественно, должны были часто контактировать с ними. Об исключении коммунистов из этого процесса нечего было и думать, тем более, что их поведение не вызывало нареканий. Однако Служба безопасности гудела как растревоженный пчелиный улей до самого завершения королевского визита.
   Лили Уильямс устроила мне встречу с Томом Райтом. Мне он показался скромным человеком с хорошими манерами. Он рассказал мне, что относит себя к числу основателей коммунистического движения в Австралии.
   С того времени я взял себе за правило время от времени обедать вместе с Томом Райтом, и делать это, в первую очередь, потому, что он симпатичный человек, а кроме того, руководствуясь моей тактикой поддерживать связи с любым высокопоставленным функционером из партийной иерархии.
   Став членом делегации, я получил от Лили Уильямс ориентировку по делу супругов Розенберг, а также юридическое заключение по их приговору, которые давали нам возможность подготовиться к встрече с послом США.
   Занимаясь общественными делами, я всегда советовался с Петровым и, если бы встретил возражения с его стороны, то отказался бы от участия в любом деле, дав понять какому-либо коммунистическому лидеру, например Джиму Хили, что мне порекомендовали не светиться с этим. Я бы сделал это так, чтобы мой собеседник легко догадался, откуда исходит рекомендация.
   Петрова не было в Канберре, и когда я связался с его женой, она сказала, что он находится в Мельбурне вместе с человеком по имени Аркадий Васильев. Я позвонил туда. В подобной ситуации я обязательно поступил бы таким образом и не только для того, чтобы получить мнение Петрова, но так же и с целью проверки информации о его местонахождении.
   Петров не высказал возражений в отношении моего участия в делегации.
   Этот Васильев, с которым он находился в Мельбурне, позднее оказался важным свидетелем Королевской комиссии, которая расследовала дело Петрова. Будучи натурализованным иностранцем, он работал на машиностроительном заводе в Мельбурне, который производил во время войны узлы для самолетов. Сообщалось, что при этом применялись некоторые секретные технологии.
   Петров сообщил Комиссии, что Васильеву был присвоен псевдоним КУСТАР и подтвердил выдержку из документа, направленного из Москвы в резидентуру МВД в Австралии, в котором говорилось: Как вам известно, КУСТАР неоднократно сообщал ряду советских официальных представителей, что он располагает секретами производства авиационных подшипников, предназначенных для работы в тяжелых условиях.
   Петров также подтвердил истинность выдержки из другого документа, полученного из Москвы: В целях принятия окончательного решения, просим получить от КУСТАРА и направить нам технологию производства и один - два образца подшипников.
   Петров утверждал, что получил от Васильева эти образцы и направил их в Москву, однако Васильев в ответ на это заявил, что передал второму секретарю советского посольства в Канберре Кислицину только не имеющие существенного значения части подшипников.
   Нашей делегации к американскому послу по делу Розенбергов после завершения мероприятия не удалось получить ничего, кроме групповой фотографии рядом со стенами посольства.
   Встречи с послом не получилось, так как он был в отъезде. Нас выслушал в приемной советник Бэрд. Если бы тема, которую делегация хотела изложить, не была столь серьезной, то ситуация вообще превратилась бы в комическую. Мы все сели полукругом вдоль стен, а Бэрд расположился в несколько удаленном центре полукруга за блестящим столом.