Сколько времени минуло с тех пор?… По крайней мере, достаточно, чтобы Ирасек превратился в мужчину, а Ева стала его женой и хозяйкой Барсова ущелья. А скоро она станет матерью…
   Ирасек снова погладил рукой Материнское око, и ему показалось, что оно потеплело и засветилось изнутри едва заметным мерцающим светом. Он сидел на Черной скале у Материнского ока, где ему легко думалось и где он обычно искал ответы, которых не находил в Оранжевой книге.
   «Зачем я живу?» — думал Ирасек, не подозревая, что этот наивный вопрос таит в себе больше опасности, чем все хищники Барсова ущелья…
   А далеко внизу над хижиной вился легкий дымок. Ева готовила на обед пойманного им павлина.
   «Это любимое блюда отца, — думала Ева, — молодой павлин, нашпигованный орехами и запеченный в золе… Отец обрадуется, если прилетит на своей большой стрекозе. Он давно не был у нас и может заявиться в любую минуту. Ирасек тоже ждет его, часами пропадает у Материнского ока…»
   Ева повернула голову в сторону Черной скалы и невольно поежилась. Может, это смешно и глупо, как говорит Ирасек, но Ева ничего не могла с собой поделать: она боялась Материнского ока, от взгляда которого нельзя было ни спрятаться, ни убежать…

IX

   Крус дремал в кресле, а может быть, думал с закрытыми глазами, когда раздался телефонный звонок. Детектив лениво потянулся, взял трубку.
   — Крус слушает.
   Трубка загрохотала:
   — Говорит Фоббс! Ты в курсе, детка?
   — По-моему, да, — Крус зевнул. — Случайно — включил девятый канал, и как раз…
   — Три трупа в течение двух месяцев! Ты представляешь, чем это пахнет?!
   Крус брезгливо поморщился, вероятно, представив себе, чем пахнут три трупа по истечении двух месяцев…
   — Проклятье, снова проворонили! Ну да теперь поздно рвать волосы!
   — Вам уже поздно, шеф, — съязвил Крус.
   Однако шефу апримской полиции было не до шуток:
   — Это дело рук Цезаря, детка!
   — Опять «вале Бесс, аве Цезарь»?
   — Наглость потрясающая! Так может действовать или стопроцентный идиот, или профессиональный убийца, уверенный на все сто в своей неуязвимости!
   Крус снова зевнул, притом нарочито громко, чтобы мог слышать Фоббс:
   — Таковых в природе не существует, шеф. На девяносто девять — другое дело.
   В голосе Фоббса зазвучали не свойственные ему просительные нотки:
   — Помоги мне, детка, нащупать этот уязвимый процент!…
   Крус молчал, сонно посапывая.
   — Мы задержали всех мало-мальски подозрительных, но я почти уверен, что ни Цезаря, ни его подручных нет среди них.
   Нам нужна твоя помощь, детка!
   Волоча за собой телефонный шнур, Кpyc подошел к бару, чтобы налить себе очередную тройную порцию живительного напитка. Услышав звон бокала, у его ног появилась Изабелл, заискивающе помахивая хвостиком.
   — Иначе повторится история с Россом, Зотосом и злым духом! — рокотала телефонная трубка.
   Внимательно отмеряя в мензурку две порции для Изабелл, Крус скорее констатировал, чем спросил:
   — А вы хотите, чтобы повторилась история с Гаррасом?
   — Не надо быть таким злопамятным, детка, — в басе Фоббса послышалась отеческая интонация. — Я запретил тебе заниматься делом Гарраса в твоих же интересах. Ты зашел тогда в слишком высокие сферы и, свалившись оттуда, сломал бы шею не только себе, но и мне.
   С отеческой улыбкой Крус наблюдал, как Изабелл лакает свой ужин.
   — Откуда у вас уверенность, что Цезарь и компания не причастны к этим высоким сферам?
   Трубка помолчала, вероятно, такой поворот событий не был предусмотрен Фоббсом, затем загрохотала с новой силой:
   — Я никогда ни в чем и ни в ком не уверен, детка! Даже в самом себе! Иначе меня бы не держали столько лет шефом апримской полиции!… Цезарь или тот, кто выступает под этим именем, — убийца, мы должны найти его и посадить на электрический стул. А какие там сферы он представляет, меня не касается. По крайней мере, на данном этапе!… Но по-моему, он просто маньяк, иначе зачем ему убирать без разбору лидеров всех мастей?… Ты слушаешь меня, детка?
   — Слушаю, — лениво протянул Крус.
   — Но маньяк необычайной изобретательности, я бы сказал, гениальный маньяк. И ты найдешь его, детка. Если в ближайшие дни убийца не будет найден, наша песенка спета, детка!
   Крус взглянул на стенные часы и понял, что пора спать.
   — Извините, шеф, — бесстрастным голосом произнес детектив, — но я даже не знаю слов вашей песенки, и мне, право же, наплевать, будет ли она спета и если да, то в чьем исполнении. Кроме того, у меня болят зубы, шеф.
   — Попадись ты мне сейчас, детка, я навсегда бы вылечил твои молочные зубки!
   В трубке раздался треск, видимо, проломленного стола. С минуту слышалось лишь грозное сопение Фоббса.
   За это время Крус, зажав трубку между щекой и плечом, выдвинул из стены две кровати — большую и маленькую. На последнюю тут же прыгнула Изабелл. Но Крус решительным жестом заставил ее спуститься и тщательно вытереть ноги о коврик.
   — Ладно, — в голосе Фоббса слышалось глухое отчаяние. — Значит, отказываешься помочь старику?
   Укладываясь с телефоном в большую кровать, Крус спокойно ответил:
   — Отнюдь… Я даже кое-что обдумал, пока вы своим изящным кулаком испытывали столешницу на прочность…
   — Не тяни из меня жилы, детка! — взмолился Фоббс.
   — Свяжитесь с телевидением, пусть «Камера обскура» предоставит вам видеозапись.
   — Я уже распорядился, детка. Ведь «Камера обскура» является, так сказать, главным свидетелем обвинения…
   — В равной степени и защиты, шеф. Возможно, и не только свидетелем…
   — Ты на что-то намекаешь, детка?
   — Как только получите видеозапись, тщательно изучите, является ли она идентичной первичному живому изображению.
   — Что ты хочешь сказать, детка?
   — Что копия всегда хуже оригинала, шеф, — Крус взглянул на притихшую Изабелл и перешел на шепот: — И еще я хочу пожелать вам покойной ночи. Изабелл только что уснула, а у вас такой голос… Знаете ведь, какой чуткий сон у малышки…
   — Знаю, — обиженно проворчал Фоббс, — как у собаки.
   Услышав последнее слово, детектив тоже обиделся и бросил на постель телефонную трубку, из которой еще продолжал доноситься рокот.
   Крус склонился над Изабелл и поправил на ней одеяло. Сонная собачонка благодарно лизнула ему руку.
   — Только без нежностей, — с напускной строгостью проговорил Крус. — Это расслабляет служителя абсолютного правосудия.
   Изабелл угрожающе зарычала.
   Крус одобрительно кивнул:
   — Вот в таком духе. Покойной ночи, малышка.
   Он поднял с постели трубку, не слушая, шепнул в нее:
   — Я отключаюсь. Все!…
   И, опустив ее на вилку, стал раздеваться.
   Стенные часы пробили десять раз.
   Перед тем, как уснуть, Крус еще раз прокрутил в памяти сцену убийства Бесса. У него было такое ощущение, что в видеозаписи чего-то не хватает, пропущен какой-то кадр, важный, если не решающий для будущего следствия. При мысли о следствии у Круса действительно заныл зуб мудрости… Стоп! Вот он, этот исчезнувший кадр! Представим его еще раз… Да, сомнения быть не могло, это он!…
   Когда сразу же после убийства все устремились к трибуне, в левом верхнем углу экрана Крус заметил фигуру, бежавшую от трибуны. И именно этот кадр «Камера обскура» утаила при повторном показе…
   Верный давней привычке — наводить перед сном порядок в своих дневных впечатлениях, — Крус попытался также вспомнить, кому принадлежит бархатный баритон, известивший его о «небольшом сюрпризе»… Кажется, он слышал его прежде, но где и когда? Нет, в фонотеке его памяти такового вроде бы не значилось, хотя, если хорошенько порыться в архивах подсознания… А почему, скажите на" милость, он должен там рыться?…
   Супердетектив решительно повернулся на правый бок и моментально уснул. Он спал и видел белые сны, как простыни, на которых никто не спал…

Х

   По безлюдному Априму деловито шныряли привидения и полицейские. Каждый был занят своим: привидения искали любителей мистики, полицейские — Мистикиса…
   Из ротационной машины, как из рога изобилия, сыпались, накрывая друг друга, отпечатанные листы. Дежурный печатник выдернул наугад один из них. Это был нерезкий профиль Мистикиса, переснятый, судя по горизонтальным линиям, с телеэкрана. Левая часть лица скрывалась за поднятым воротником. Над снимком было набрано крупным шрифтом:
 
РАЗЫСКИВАЕТСЯ ОПАСНЫЙ ПРЕСТУПНИК
 
   Под фотографией было помещено обращение полиции ко всем сознательным элементам Гураррского королевства, которые призывались к спокойствию, повышенной бдительности и к неукоснительному соблюдению закона и порядка. Заканчивалось обращение традиционной фразой о том, что лица, знающие о местонахождении преступника, должны незамедлительно заявить об этом в ближайший полицейский участок.
   Печатник повертел головой и среди машин заметил своего напарника. Тот стоял в профиль и, вероятно, дремал, уткнувшись носом в поднятый воротник спецовки. На лице печатника появилось хищное выражение. Он стал подкрадываться к напарнику, ища сходство между ним и разыскиваемым преступником. Особенно были похожи поднятые воротники…
   По пустынному переулку шла старушка. Заметив на освещенной уличным фонарем стене портрет Мистикиса, она остановилась, стала вглядываться.
   — Руки! — послышалось из темноты.
   Рядом со старушкой возникли две фигуры. Это был Абабас со своим помощником. Абабас поставил старуху к стенке, принялся обыскивать. Когда он дошел до подмышек, старуха нервно захихикала — боялась щекотки. Абабас повернул ее лицом в профиль и стал сравнивать с висевшим рядом портретом Мистикиса. Естественно, большого сходства не обнаружилось. Абабас вопросительно взглянул на помощника, тот отрицательно качнул головой. Рассвирепевший Абабас поднял старухе воротник и снова сравнил: увы, старуха упорно не желала походить на опасного преступника…
   Напарник потянул Абабаса за рукав, тот обернулся: в конце переулка замаячила чья-то фигура.
   Абабас пригрозил старухе кулаком и поспешил туда вслед за агентом.
   Старуха опустила воротник и снова стала вчитываться в обращение.
   — Ра-зыс-ки-ва-ет-ся, — по слогам разобрала старуха и всплеснула руками. — Батюшки, это ж Мистикис! Опять из госпиталя удрал, вот непутевый!
   Она хотела было пойти вслед за агентами, но потом раздумала, махнула рукой и засеменила своей дорогой, бормоча под нос:
   — И чего он такого мог натворить? Он же мухи не обидит! А ежели обидит, так извиняться начнет, а то я плакать, как малое дитя…
   Это была та самая старуха, которая утром принесла Мистикису бандероль с пистолетом…

XI

   Согнав с кресла сонного диспетчера, Фоббс сел у пульта и, выпучив глаза, уставился на светящуюся карту Апррма. На ней то и дело вспыхивали сигнальные лампочки, одновременно по селектору слышались разные голоса:
   — Я Б-18, перехожу в Б-20.
   — Я И-47, закончил. Жду дальнейших приказаний!
   — И-47! — крикнул Фоббс в микрофон. — Подключайтесь к этому… И-281
   — Я И-47, вас понял!
   — Я И-28, в помощи не нуждаюсь!
   — А тебя не спрашивают, кретин! — взревел Фоббс. — Ты уже напортачил в И-12, так что помалкивай!
   — Я И-28, вас понял.
   — Я А-36, перехожу в А-40.
   — Почему не в А-38? — спросил Фоббс.
   — А-38 занимает РАП.
   — Какой арап? — не понял шеф.
   — Резиденция андулийского посла, господин Фоббс, неприкосновенная территория…
   — Черт бы побрал этих послов! Ладно, приступайте!
   Фоббс вытер взмокшую лысину, повернулся к понуро стоявшему рядом диспетчеру:
   — Найди что-нибудь выпить, только не ион, прошу тебя!
   Заметив, что тот переминается с ноги на ногу, добавил:
   — Можно той дряни, ну, конфискованной у контрабандистов!
   Диспетчер заметно оживился, покопался в металлическом шкафу и вручил шефу плоскую жестяную флягу, на которой были нарисованы череп и кости.
   Фоббс отвинтил крышку, хлебнул изрядный глоток и крякнул от удовольствия. Вид у него был возбужденный и даже веселый. Возможно, сказалось действие горячительного напитка, а может, он был доволен ходом операции.
   — Покажи кино! — крикнул он диспетчеру, который за его спиной тоже сделал глоток из жестяной фляги.
   Диспетчер нажал одну из кнопок пульта, и на стене, у которой стояла статуя Фемиды, возник стоп-кадр с панорамой Площади Воркующих Голубей. Он был снят после убийства Бесса: участники митинга хлынули к трибуне и лишь в верхнем левом углу кадра была жирно обведена фигура в светлом плаще, метнувшаяся в противоположную сторону, как бы стараясь спрятаться за спиной Фемиды…
   — Теперь, голубь, ты от меня не уйдешь, — глядя на стоп-кадр, ласково сказал Фоббс. Он снова отпил из фляги:
   — Фу, прямо огонь!… Давай следующий!
   На экране появился другой стоп-кадр: спрятав голову в поднятый воротник светлого плаща, Мистикис испуганно таращился на возникшего перед ним Абабаса. С этого кадра и была увеличена и размножена фотография «опасного преступника»…
   Обычно скупой на похвалу, Фоббс на этот раз не удержался:
   — Молодец, Абабас! Мозги у тебя куриные, зато нюх на ублюдков собачий!
   На карте зажглась сигнальная лампочка, и голос агента оповестил:
   — Я Б-20, не могу перейти в Б-22!
   — Что такое? — недовольно проворчал Фоббс. Диспетчер подскочил к пульту, щелкнул тумблером:
   — Б-20, объясните причину!
   — В Б-22 действует К-65!
   Диспетчер вопрошающе посмотрел на Фоббса. Тот поднялся с кресла, подошел к микрофону и гаркнул;
   — А какого черта он туда сунулся? К-65, отвечай, болван!
   Издалека послышался торопливый голос агента:
   — Я К-65, рапортую: заметив подозрительную фигуру в светлом плаще с поднятым воротником, которая двигалась по направлению к дому Б-22, я проявил инициативу и начал преследование! Разрешите продолжать?
   — А кто произведет обыск в К-67?
   — Я думал…
   Но Фоббс грубо оборвал агента:
   — Чем ты думал, я знаю! А о чем думал — и знать не хочу!
   Вот что, К-65, у тебя жена есть?
   — Есть, господин Фоббс!
   — А-1, а не господин Фоббс, понял?!
   — Понял, господин… А-1.
   — Так вот, со своей бабой в постели можешь проявлять любую инициативу, а на работе ты обязан беспрекословно выполнять инструкцию, понял?… Кстати, что с той подозрительной фигурой, задержали?
   — Никак нет, господин Фоббс… один, пока я говорил с вами, она исчезла!
   — Так какого же черта ты болтал со мной в момент задержания?!
   — Я действовал согласно инструкции, господин А-1, которая гласит, что агент, находящийся при исполнении служебных обязанностей, должен немедленно отзываться на…
   — Ты что, осел, решил устроить мне громкую читку инструкции?! А ну-ка марш на свой объект! И чтобы твоего духу не было больше в эфире, понял?
   Фоббс щелкнул тумблером:
   — А-2, А-2, ответь!
   В эфир ворвался хриплый голос Абабаса:
   — Я, Абабас-2, докладываю: кончаю обыск в ночном кабаре, хочу перейти наверх, в меблир… ну в эти комнаты!
   — Нет, дорогой, если ты попадешь в меблированные комнаты, тебя оттуда и за уши не оттащишь! Валяй-ка ты лучше в управление, сменишь меня у пульта, А-3 останется вместо тебя, понял?
   — Понял, шеф, — тоскливо прохрипел Абабас.
   — И поживей!
   Пока Фоббс вел переговоры, диспетчер успел за его спиной еще раз приложиться к фляжке и теперь пребывал в радужном настроении. Фоббе подозрительно покосился на него, взболтнул флягу и все понял.
   — Как тебя звать? — спросил он диспетчера.
   — Базинас, — глуповато улыбаясь, ответил тот.
   — После сдачи дежурства пойдешь под арест, Базинас.
   — За что, господин Фоббс? — оторопел тот.
   Шеф показал ему на череп и кости, изображенные на фляге:
   — За то, что во время дежурства пытался отравиться и отравить своего начальника зельем иноземного происхождения!
   Довольный шуткой, Фоббс раскатисто захохотал и, прихватив с собой флягу, вышел из диспетчерской. На пороге обернулся:
   — Я буду у себя, Базинас. Попытаюсь соснуть. Беспокоить в экстренном случае, понял?

XII

   Положив ноги на стол, Фоббс сидел у себя в кабинете. В одной руке он держал почти пустую флягу, в другой телефонную трубку. Он был во хмелю, пребывал в прекрасном расположении духа, и в такие минуты ему не хватало только одного — общения с «деткой». Немного помедлив, Фоббс решительно набрал номер и развалился в кресле.
   Ждать пришлось долго, пока трубка соблаговолила ответить сонным голосом:
   — Крус слушает.
   Лицо Фоббса растянулось в пьяной улыбке:
   — О, лучезарный вершитель судебных дел, смиренномудрый питон, питающийся молоком молодых кобылиц, отчаянный вегетарианец, грозный непротивленец…
   — Я хочу спать, шеф, — недовольно прошептал Крус.
   — Спи, детка! Думаю, что на этот раз мы обойдемся без твоей помощи!
   — И чтобы сказать это, вы поднимаете меня среди ночи?
   — Не только для этого, но и чтобы еще раз выразить тебе мое стариковское восхищение. Ты действительно супердетка, как тебя величают наши газеты!
   — Они называют меня супердетективом, шеф.
   — Навряд ли они преувеличивают!
   Фоббс хлебнул из фляги и, крякнув от удовольствия, продолжал:
   — Я бы долго ломал голову над твоей фразой, что копия всегда хуже оригинала, если бы «Камера обскура» сама не пришла нам на помощь. Она уступила нам кадры, которые не показала при повторном просмотре телезрителям. Так вот, этим кадрам нет цены, детка!
   В трубке послышался шумный зевок, тихий звон бокала, затем голос Круса:
   — Тип в светлом плаще, удирающий в верхний левый угол экрана?
   Фоббс восхищенно щелкнул языком:
   — Но как ты запомнил? Ведь кадр длился шесть десятых секунды! Так вот, благодаря этому кадру дело шагнуло далеко вперед. Мы размножили физиономию этого типа; все улицы, аэропорт, вокзал, дороги находятся под нашим контролем! Мальчики прочесывают сейчас весь город, так что улизнуть мерзавцу никак не удастся!
   В дверь кабинета просунулась челюсть Абабаса:
   — Шеф, тут доставили одного ублюдка! Заняться им или вы сами?
   Фоббс махнул рукой:
   — Потом! Ты тоже не отвлекайся, следи за пультом! Нам, Абабас, не ублюдок, а убийца нужен, понял?
   Челюсть понятливо щелкнула и скрылась за дверью. Фоббс вылил в себя остатки горячительного напитка, отшвырнул фляжку и снова заговорил в трубку:
   — Кольцо вокруг Цезаря сжимается, детка, и скоро…
   — А почему, — перебил его Крус, голос которого заметно приободрился, — «Камера обскура» не показала этот кадр сразу же после убийства?
   — Син-син объяснил нам, что они не хотели вспугнуть преступника и его вероятных сообщников. Узнав, что они разоблачены телекамерой, бандиты Цезаря постарались бы убрать типа, а сами бы скрылись. Если же Цезарь действовал в одиночку, тем лучше, пусть думает, что он снова вышел сухим из воды. Полагаю, что «Камера обскура» поступила разумно.
   — Допустим, — голос Круса окончательно окреп, а звон стекла указывал на то, что супердетектив готовит себе очередную порцию живительного напитка. — Но почему «Камера обскура» не сразу оповестила полицию? Или опасалась, что в полиции тоже могут быть сообщники убийцы? А, может, для того, чтобы дать ему возможность скрыться?
   Фоббс рассмеялся:
   — У тебя слишком развито воображение, детка, но, к сожалению, в нем не укладываются такие понятия, как презренный металл! Да, детка, все дело в деньгах! «Камера обскура» сразу же сообщила нам, что располагает ценными свидетельскими показаниями, но заломила за них такую сумму, что я стушевался…
   — И решили прибегнуть к моей бескорыстной помощи? — нанес легкий угол Крус.
   — Почему бескорыстной? Насколько мне известно, твои запасы иона на исходе и с сегодняшнего дня ты снова у меня в штатах, детка!
   Наступила пауза, вероятно, Крус пересчитывал бутылки, затем он бодро оповестил:
   — Шеф, вы несколько опередили события! Еще целых два дня я могу вести прекрасную жизнь безработного, так что на меня не очень рассчитывайте!
   В дверь снова просунулась челюсть Абабаса, но энергичным взмахом руки Фоббс заставил ее исчезнуть.
   — Ну, на службу, детка, можешь не являться, а в консультации по телефону ты ведь и так не отказывал мне, верно?
   — Значит, «Камера обскура» заломила кругленькую сумму, и что дальше? — судя по всему, окончательно проснулся не только супердетектив, но и его ненасытное детское любопытство…
   — Дальше я занимался вымогательством — выпрашивал субсидию у правительства. Ну, да это все позади. Сейчас главное — поймать птичку.
   — А если это не та птичка?
   Фоббс потянулся к столу, включил проектор и на стене возник перевернутый портрет мужчины.
   — Будет надеяться, что нам повезло, — сказал Фоббс, копаясь в проекторе. — Опрос свидетелей показал, что этот тип нервничал во время митинга, все время озирался по сторонам и не выпускал руку из кармана…
   Портрет на стене принял нормальное положение. Говоря по телефону, Фоббс время от времени переключал ручку проектора и на экране проходила портретная галерея свидетелей.
   — Когда на трибуну взобрался Бесс, мир праху его, тип забеспокоился и поднял воротник плаща. Когда все скандировали, он молчал. Сразу же после выстрела он скрылся в строительных лесах.
   На стене возник стоп-кадр с убегающим Мистикисом.
   — Так вот, детка, — с воодушевлением произнес Фоббс, — в лесах обнаружен пистолет системы «чао», а именно из такого был убит Бесс. Словом, конец нитки в наших руках, а клубок размотается сам.
   — Бывают клубки из рваных ниток, шеф, — сказал на том конце Крус, и было слышно, как он протяжно, со стоном зевнул.
   — Ты на что намекаешь, детка?
   — На то, что я не выспался, шеф.
   — Ладно, валяй. Мне тоже не мешает вздремнуть.
   Фоббс медленно опустил трубку и, взглянув еще раз на бегущего Мистикиса, ласково процедил:
   — Нет, голубь, от меня ты никуда не уйдешь.
   Вдруг на экране вспыхнуло пламя и стало пожирать кадр как раз с левой стороны, где находился Мистикис.
   Фоббс выключил перегревшийся проектор и стал испуганно дуть на рамку, но было уже поздно: от вещественного доказательства, на приобретение которого потребовалась субсидия у правительства, не осталось ничего, даже пепла…
   «И тогда я сжег свои ленты и на их символическом пепле поклялся…» — вспомнил Фоббс слова Син-сина и, перед тем как погрузиться в сон, поклялся, что обязательно посадит под арест Базинаса за преступную халатность в обращении с вещественными уликами…

XIII

   Стенные часы пробили восемь раз.
   Изабелл спрыгнула с кровати, подбежала к Крусу и стянула с него одеяло. Когда тот нехотя поднялся, собачонка подбежала к двери и замахала хвостиком. Он открыл ей, приказав:
   — Смотри, не задерживайся, Изабелл, через полчаса начинается восьмая серия. И с бездомными псами, пожалуйста, не путайся, они тебе не чета!
   Изабелл высокомерно фыркнула и исчезла за дверью.
   Крус налил себе иону, с грустью взглянул на оставшиеся бутылки, плеснул в блюдце для Изабелл и, убрав постели, свернулся калачиком в кресле. Вспомнив о вчерашних событиях, он потянулся к телевизору и включил девятый канал.
   На экране появился портрет Бесса в траурной рамке и в сопровождении скорбной органной музыки. «Камера обскура» продолжала прощаться со своим великим клиентом и благодетелем. Затем Бесса сменил комментатор Касас. Было заметно, что он с трудом сдерживает распирающую его радость.
   — Дамы и господа, мы вчера показали вам несколько раз видеозапись исторической трагедии, — на одном дыхании выпалил он, — наш телефон не умолкал ни на минуту, детективы-любители наперебой предлагали нам версии — одна убедительнее другой. Компетентное жюри взвесило их, сопоставило, систематизировало…
   На экране появилось «компетентное жюри» и Крус невольно улыбнулся: это были самые бездарные сыщики, не сумевшие доказать свою профессиональную пригодность даже на фоне «мальчиков» Фоббса!… -…и результаты, точнее, наиболее правдоподобные гипотезы, — трещал закадровый голосок Касаса, — были любезно отданы телекомпанией «Камера обскура» и распоряжение полиции, которая, как и следовало ожидать, оставила за собой право решающего голоса. Самой счастливой оказалась версия нашего главного режиссера господина Син-сина, который предположил, что убийца — вот этот! Пожалуйста, включите запись!
   На экране возник стоп-кадр с бегущим Мистикисом. Объектив медленно надвигался на его фигуру, обведенную рамкой.
   — Большинство из вас просто не заметило этого мгновенного кадра и этого подозрительного движения в левом углу экрана. Потребовалась поистине ястребиная зоркость глаза, чтобы в таком хаосе, неразберихе, сумятице отыскать ту маленькую, но фатальную для преступника деталь. И господин Син-син отыскал ее! Покажите еще раз, пожалуйста, сначала!
   На экране снова ожила панорама Площади Воркующих Голубей, заснятая сразу же после убийства.
   — Когда все участники митинга, — затараторил Касас еще быстрее, чтобы уложиться в отведенное ему время, — словно поддавшись огромной центростремительной силе, хлынули к трибуне, соколиный глаз Син-сина заметил в верхнем левом углу экрана небольшую фигуру, метнувшуюся в противоположную сторону. В тот роковой миг это был единственный человек на площади, подвластный иной, центробежной силе! Стоп, вот он!