Страница:
Под арку въехал белый автофургон. Пересекая линию ворот, машина подпрыгнула, и задние дверцы распахнулись, показав ахнувшему (подумал режиссер) зрителю, что кузов фургона был совершенно пуст…
Син-син снова разразился детским смехом, хлопнул в ладоши и включил следующую камеру.
По безлюдной улице неслась свора собак всевозможных мастей. Впереди своры, естественно, бежала Изабелл!
— Сукина дочь! — восторженно шепнул режиссер, глядя, как из-под заборов, из дверей, окон, подворотен, подвалов появлялись новые четвероногие друзья человека и присоединялись к своре…
Перед режиссером светилось множество контрольных экранов, и на всех разворачивались бурные события. И от него, Син-сина, зависело, что и в какой последовательности увидят телезрители. Надо отдать ему должное: Син-син был превосходным монтажером — на глазах у всей Гурарры он превращал серию прямых передач, сухих репортажей с места событий в канву захватывающего детектива!
Двери и окна мясной лавки были широко распахнуты. Оттуда доносилось кровожадное урчание, визг дерущихся собак. Из окна выпрыгнул огромный волкодав с целым окороком в зубах. В дверях показалась Изабелл, неся в зубах целлофановый пакетик с петушиными гребешками…
Сняв шляпу, Крус стоял у витрины, на которой в богатом ассортименте было представлено мыло фирмы «Рекс».
По щеке детектива ползла скупая слеза.
Послышался радостный лай, и Крус увидел Изабелл!
Скупая слеза уползла обратно…
Крус сидел на садовой скамейке и кормил Изабелл петушиными гребешками. Мимо, что-то выкрикивая, прошел продавец газет. Крус купил «Гураррский экспресс», развернул. В центре страницы была помещена большая фотография улыбающегося Гриса с дорисованной на голове маленькой короной, которая одновременно была и одним из наручников. Другой свисал из-за уха огромной серьгой, придавая Грису вид заправского пирата. Крус пробежал глазами заголовки:
ЦЕЗАРЬ В РУКАХ ПОЛИЦИИ
«КАМЕРА ОБСКУРА» ВЫСТАВЛЯЕТ УБИЙСТВЕННЫЕ УЛИКИ
СУПЕРДЕТЕКТИВ КРУС БЕЗДЕЙСТВУЕТ
ИЗАБЕЛЛ ВОЗВРАТИЛАСЬ К БРОДЯЧЕЙ ЖИЗНИ
СЛЕДИТЕ ЗА ДЕВЯТЫМ КАНАЛОМ
Крус усмехнулся и, протянув Изабелл последний гребешок, стал медленно натягивать белые перчатки.
— Наконец-то! — воскликнул Син-син, глядя, как на одном из экранов Крус натягивает перчатки.
На втором экране был виден кабинет Фоббса; шеф апримской полиции допрашивал Гриса.
— Касас! — включив ревербератор, заорал Синсин.
Комментатор проснулся: многократное эхо на разные голоса повторяло его имя. Он повернулся к перекочевавшему за его спину первому экрану: прямо на него бежала Изабелл. За нею быстро шагал Крус.
— Касас, приготовиться! Крус выходит на нас!
— Давно пора, — зевнул Касас.
Син-син щелкнул тумблером «глав. оператор».
— Зольдатт, ты готов?
— Фсекта катоф! — бодро ответил оператор.
XVI
Когда Крус и Изабелл проскользнули в кабинет Фоббса, допрос подходил к концу.
Перед шефом сидел Грис. Он то и дело улыбался, обнажая ряд неестественно белых зубов, сидел, небрежно закинув ногу на ногу, как на великосветском рауте, даже наручники на его холеных руках выглядели скорее экстравагантными манжетами.
Шеф апримской полиции глядел на него, как скульптор на свое лучшее творенье:
— Да, Цезарь Грис, много горя принесли вы Гурарре, которая еще долго будет оплакивать великих мужей, погибших от вашей руки! Вы были неуловимы, Цезарь! — в голосе Фоббса появилась чуть ли не отеческая теплота. — И если бы не ваше безрассудное покушение на Сирену Сириас, как знать, сколько бы нам еще пришлось охотиться за вами!…
Фоббс глядел на Цезаря, как охотник на долго выслеживаемую и наконец подстреленную дичь:
— Но, видно, и у таких опытных душегубов, как вы, рано или поздно сдают нервы! Однако теперь, когда все кончено, когда вы в наших руках, как говорится, с потрохами, стоит ли отпираться, Цезарь?
Одарив телезрителей (оператор взял крупный план) очередной белозубой улыбкой, «опытный душегуб» томно произнес:
— Мне незачем отпираться, господин Фоббс, я невиновен.
Крус тихо присвистнул, заставив нескольких полицейских обернуться. Он приложил палец к губам и шепнул Изабелл:
— Это тот самый дядя, который сообщил нам о небольшом сюрпризе, помнишь, я тебе рассказывал?
Изабелл понимающе кивнула мордочкой.
— Я был о вас лучшего мнения, Цезарь, — лицо шефа начинало традиционно багроветь (на черно-белых экранах — темнеть).
— Неизвестно, на что вы надеетесь, но, располагая таким количеством улик, я могу вас заверить, — Фоббс глянул в глазок телекамеры, — перед лицом телезрителей, что очень скоро вам придется пересесть на другой стул, электрический!
Услышав последнее слово, Цезарь Грис привычно дернулся, словно через него опять пропустили электроток.
— Конечно, вы предпочли бы императорский трон, не так ли? — упиваясь трудным триумфом, продолжал рокотать Фоббс. — Внешние данные у вас есть, ничего не скажешь, но за этой аристократической внешностью…
Что скрывается за аристократической внешностью Цезаря Гриса, Фоббс не договорил; к нему склонился неизвестно откуда возникший Касас и, что-то прошептав на ухо, так же неожиданно исчез.
Фоббс откашлялся, поправив пластырь на лбу и, глядя прямо в объектив телекамеры, произнес:
— Поскольку с помощью телекомпании «Камера обскура», которая столько сделала для успешного завершения этого следствия, вся Гурарра присутствует на данном допросе, мы еще раз подведем итоги.
Он зашелестел бумагами, разбросанными по всему столу:
— Итак, на пистолетах, которые вы подсовывали споим жертвам Мистикису и Сирене Сириас — отпечатки ваших музыкальных пальцев… В вашей камере обнаружен пистолет. Одной пули не хватает — ее нашли в груди Сирены Сириас… Чтобы ввести в заблуждение полицию, вы отнесли к оружейному мастеру несколько пистолетов системы «чао» и просили его сделать в стволах одинаковые насечки. Так я говорю, мастер Канатис?
От стены отделился сухонький старичок и охотно подтвердил:
— Так точно, господин начальник. Этот молодой человек приятной наружности принес мне пару месяцев назад пять пистолетов системы «чао» и один ствол неизвестной системы и попросил, чтобы, значит, я сделал во всех пистолетах такую же насечку, как в том стволе. Заказ я выполнил в срок, господин начальник.
— Идем дальше! — Фоббс входил в раж, и его рокочущий бас походил на голос рока. — Установлено, что вы, угрожая смертью Сирене Сириас, приказали ем по телефону явиться к зданию управления и застрелить Мистикиса! Правда, застрелили его вы, а Сирена нужна была вам лишь для отвода глаз полиции! Кстати, Цезарь, никакой тотальной фонотеки у нас нет! — Фоббс пребывал на краю полицейского блаженства. — Это был наш холостой выстрел, которого вы испугались до такой степени, что пошли на безрассудство — покушение на Сирену в здании внутренней тюрьмы! Но Сирена жива, Цезарь, и узнала ваш голос. И я, Цезарь, узнал его, голос похабного сквернослова и подлого убийцы!
— Я никого не убивал! — пискнул подлый убийца, пытаясь вскочить со стула.
Абабас без труда и с явным удовольствием вдавил его обратно в сиденье.
Тут Фоббс заметил Круса и нахмурился. Детектив приветливо махнул рукой и сделал знак, чтобы шеф продолжал допрос, а сам пробрался вдоль стены и пристроился на свободном стуле вне поля зрения телекамеры. У его ног легла Изабелл.
— И наконец, Цезарь, — обвинительная речь Фоббса достигла апогея и теперь никто, даже Крус с его насмешливым взглядом, не мог остановить его, — у нас есть кадры…
Фоббс попытался открыть шкатулку, где он хранил наиболее ценные улики, но она, как обычно, оказала достойное сопротивление, и Фоббс отставил ее, чтобы проза жизни не принизила исторического значения момента:
— … у нас есть кадры, которые запечатлели ваш медальный профиль на Площади Воркующих Голубей и перед этим зданием незадолго до убийства, вернее, до убийств! И на всех кадрах, Цезарь, вы почему-то стыдливо прячетесь в тени телекамеры, из-за которой стрелял убийца, чтобы не попасть в поле зрения объектива! Вам этого недостаточно? Спасибо компании «Камера обскура», которая любезно собрала и передала в распоряжение полиции эти убийственные улики!…
Фоббс сделал медвежий реверанс в сторону оператора Зольдатта и усталый, опустошенный, но чертовски счастливый откинулся в кресле.
— Есть улики еще убийственней, — раздался спокойный голос Круса.
Все повернулись к нему. Стоящий спиной Зольдатт тут же развернул камеру. Не поднимаясь со стула, Крус пристально смотрел в объектив. Не поднимаясь с пола, туда же смотрела Изабелл.
— Есть улики еще убийственней, — повторил Крус, не спуская глаз с телекамеры. Он знал, что сейчас на него смотрит вся Гурарра, и он не мог поклясться, что ему это неприятно.
Собачье чутье подсказало Изабелл, что она не в кадре, и она не могла поклясться, что ей это приятно. Чтобы исправить ошибку оператора, собачонка поднялась на задние лапы, положив передние на колени Круса.
— Вместо того, чтобы позировать, ты лучше подумала бы о страховке, — шепнул ей детектив и медленно поднялся со стула.
Он подтянул перчатки и пружинистым шагом направился к столу шефа. Поравнявшись с камерой, Крус неожиданно нырнул под нее, в мгновение ока вынул из-под самого объектива какой-то продолговатый предмет и одним прыжком очутился у стола Фоббса.
— Господин Канатис! — позвал Крус оружейного мастера. — Узнаете тот пистолетный ствол, с которого вы делали насечки?
В кабинете воцарилась гробовая тишина, затем послышалось грозное рычание.
Изабелл прыгнула на оператора Зольдатта и повисла на его руке как раз в тот момент, когда он вставлял в отверстие под объективом другой пистолетный ствол. Через секунду Изабелл уже стояла перед Крусом с пистолетным стволом в зубах. Крус взял ствол и потрепал собачонку по загривку.
Раздался дикий хохот. Крус обернулся.
Это смеялся Зольдатт, сжимая в зубах кончик своего грязного воротничка.
— Контшил тело, куляй смело, — выдохнул он и замертво рухнул на пол.
Подождав, пока вынесут труп оператора, Крус вновь обратился к оружейному мастеру:
— Узнаете?
— Так точно, господин начальник, — живо ответил Канатис, польщенный тем, что его показания представляют такую ценность. — Только ствол узнаю, остальную музыку они, видать, потом приделали. Башковитые чертяки, господин начальник!
— А действует эта музыка таким образом… — сказал Крус.
Он подошел к телекамере, вставил капсулу на место и поискал глазами предмет, который мог бы послужить мишенью. Взгляд Круса остановился на статуе Фемиды с завязанными глазами, и он направил на нее объектив.
Раздался сухой хлопок, еще один, и на повязке, напротив глазниц богини правосудия, зазияли черные дыры.
— Порядок! — появляясь из-за камеры, весело сказал детектив. — Вот и прозрела наша Фемида, хотя бы на один глаз! Надеюсь, телерь ей будет легче установить в Гурарре закон и порядок!
— Увести! Всех увести! — прорычал Фоббс. Шеф вроде бы пришел в себя, но не совсем: кроме Цезаря, уводить было некого. Да и тот никак не мог оторваться от стула — ноги отказывались повиноваться неудавшемуся императору…
Перед шефом сидел Грис. Он то и дело улыбался, обнажая ряд неестественно белых зубов, сидел, небрежно закинув ногу на ногу, как на великосветском рауте, даже наручники на его холеных руках выглядели скорее экстравагантными манжетами.
Шеф апримской полиции глядел на него, как скульптор на свое лучшее творенье:
— Да, Цезарь Грис, много горя принесли вы Гурарре, которая еще долго будет оплакивать великих мужей, погибших от вашей руки! Вы были неуловимы, Цезарь! — в голосе Фоббса появилась чуть ли не отеческая теплота. — И если бы не ваше безрассудное покушение на Сирену Сириас, как знать, сколько бы нам еще пришлось охотиться за вами!…
Фоббс глядел на Цезаря, как охотник на долго выслеживаемую и наконец подстреленную дичь:
— Но, видно, и у таких опытных душегубов, как вы, рано или поздно сдают нервы! Однако теперь, когда все кончено, когда вы в наших руках, как говорится, с потрохами, стоит ли отпираться, Цезарь?
Одарив телезрителей (оператор взял крупный план) очередной белозубой улыбкой, «опытный душегуб» томно произнес:
— Мне незачем отпираться, господин Фоббс, я невиновен.
Крус тихо присвистнул, заставив нескольких полицейских обернуться. Он приложил палец к губам и шепнул Изабелл:
— Это тот самый дядя, который сообщил нам о небольшом сюрпризе, помнишь, я тебе рассказывал?
Изабелл понимающе кивнула мордочкой.
— Я был о вас лучшего мнения, Цезарь, — лицо шефа начинало традиционно багроветь (на черно-белых экранах — темнеть).
— Неизвестно, на что вы надеетесь, но, располагая таким количеством улик, я могу вас заверить, — Фоббс глянул в глазок телекамеры, — перед лицом телезрителей, что очень скоро вам придется пересесть на другой стул, электрический!
Услышав последнее слово, Цезарь Грис привычно дернулся, словно через него опять пропустили электроток.
— Конечно, вы предпочли бы императорский трон, не так ли? — упиваясь трудным триумфом, продолжал рокотать Фоббс. — Внешние данные у вас есть, ничего не скажешь, но за этой аристократической внешностью…
Что скрывается за аристократической внешностью Цезаря Гриса, Фоббс не договорил; к нему склонился неизвестно откуда возникший Касас и, что-то прошептав на ухо, так же неожиданно исчез.
Фоббс откашлялся, поправив пластырь на лбу и, глядя прямо в объектив телекамеры, произнес:
— Поскольку с помощью телекомпании «Камера обскура», которая столько сделала для успешного завершения этого следствия, вся Гурарра присутствует на данном допросе, мы еще раз подведем итоги.
Он зашелестел бумагами, разбросанными по всему столу:
— Итак, на пистолетах, которые вы подсовывали споим жертвам Мистикису и Сирене Сириас — отпечатки ваших музыкальных пальцев… В вашей камере обнаружен пистолет. Одной пули не хватает — ее нашли в груди Сирены Сириас… Чтобы ввести в заблуждение полицию, вы отнесли к оружейному мастеру несколько пистолетов системы «чао» и просили его сделать в стволах одинаковые насечки. Так я говорю, мастер Канатис?
От стены отделился сухонький старичок и охотно подтвердил:
— Так точно, господин начальник. Этот молодой человек приятной наружности принес мне пару месяцев назад пять пистолетов системы «чао» и один ствол неизвестной системы и попросил, чтобы, значит, я сделал во всех пистолетах такую же насечку, как в том стволе. Заказ я выполнил в срок, господин начальник.
— Идем дальше! — Фоббс входил в раж, и его рокочущий бас походил на голос рока. — Установлено, что вы, угрожая смертью Сирене Сириас, приказали ем по телефону явиться к зданию управления и застрелить Мистикиса! Правда, застрелили его вы, а Сирена нужна была вам лишь для отвода глаз полиции! Кстати, Цезарь, никакой тотальной фонотеки у нас нет! — Фоббс пребывал на краю полицейского блаженства. — Это был наш холостой выстрел, которого вы испугались до такой степени, что пошли на безрассудство — покушение на Сирену в здании внутренней тюрьмы! Но Сирена жива, Цезарь, и узнала ваш голос. И я, Цезарь, узнал его, голос похабного сквернослова и подлого убийцы!
— Я никого не убивал! — пискнул подлый убийца, пытаясь вскочить со стула.
Абабас без труда и с явным удовольствием вдавил его обратно в сиденье.
Тут Фоббс заметил Круса и нахмурился. Детектив приветливо махнул рукой и сделал знак, чтобы шеф продолжал допрос, а сам пробрался вдоль стены и пристроился на свободном стуле вне поля зрения телекамеры. У его ног легла Изабелл.
— И наконец, Цезарь, — обвинительная речь Фоббса достигла апогея и теперь никто, даже Крус с его насмешливым взглядом, не мог остановить его, — у нас есть кадры…
Фоббс попытался открыть шкатулку, где он хранил наиболее ценные улики, но она, как обычно, оказала достойное сопротивление, и Фоббс отставил ее, чтобы проза жизни не принизила исторического значения момента:
— … у нас есть кадры, которые запечатлели ваш медальный профиль на Площади Воркующих Голубей и перед этим зданием незадолго до убийства, вернее, до убийств! И на всех кадрах, Цезарь, вы почему-то стыдливо прячетесь в тени телекамеры, из-за которой стрелял убийца, чтобы не попасть в поле зрения объектива! Вам этого недостаточно? Спасибо компании «Камера обскура», которая любезно собрала и передала в распоряжение полиции эти убийственные улики!…
Фоббс сделал медвежий реверанс в сторону оператора Зольдатта и усталый, опустошенный, но чертовски счастливый откинулся в кресле.
— Есть улики еще убийственней, — раздался спокойный голос Круса.
Все повернулись к нему. Стоящий спиной Зольдатт тут же развернул камеру. Не поднимаясь со стула, Крус пристально смотрел в объектив. Не поднимаясь с пола, туда же смотрела Изабелл.
— Есть улики еще убийственней, — повторил Крус, не спуская глаз с телекамеры. Он знал, что сейчас на него смотрит вся Гурарра, и он не мог поклясться, что ему это неприятно.
Собачье чутье подсказало Изабелл, что она не в кадре, и она не могла поклясться, что ей это приятно. Чтобы исправить ошибку оператора, собачонка поднялась на задние лапы, положив передние на колени Круса.
— Вместо того, чтобы позировать, ты лучше подумала бы о страховке, — шепнул ей детектив и медленно поднялся со стула.
Он подтянул перчатки и пружинистым шагом направился к столу шефа. Поравнявшись с камерой, Крус неожиданно нырнул под нее, в мгновение ока вынул из-под самого объектива какой-то продолговатый предмет и одним прыжком очутился у стола Фоббса.
— Господин Канатис! — позвал Крус оружейного мастера. — Узнаете тот пистолетный ствол, с которого вы делали насечки?
В кабинете воцарилась гробовая тишина, затем послышалось грозное рычание.
Изабелл прыгнула на оператора Зольдатта и повисла на его руке как раз в тот момент, когда он вставлял в отверстие под объективом другой пистолетный ствол. Через секунду Изабелл уже стояла перед Крусом с пистолетным стволом в зубах. Крус взял ствол и потрепал собачонку по загривку.
Раздался дикий хохот. Крус обернулся.
Это смеялся Зольдатт, сжимая в зубах кончик своего грязного воротничка.
— Контшил тело, куляй смело, — выдохнул он и замертво рухнул на пол.
Подождав, пока вынесут труп оператора, Крус вновь обратился к оружейному мастеру:
— Узнаете?
— Так точно, господин начальник, — живо ответил Канатис, польщенный тем, что его показания представляют такую ценность. — Только ствол узнаю, остальную музыку они, видать, потом приделали. Башковитые чертяки, господин начальник!
— А действует эта музыка таким образом… — сказал Крус.
Он подошел к телекамере, вставил капсулу на место и поискал глазами предмет, который мог бы послужить мишенью. Взгляд Круса остановился на статуе Фемиды с завязанными глазами, и он направил на нее объектив.
Раздался сухой хлопок, еще один, и на повязке, напротив глазниц богини правосудия, зазияли черные дыры.
— Порядок! — появляясь из-за камеры, весело сказал детектив. — Вот и прозрела наша Фемида, хотя бы на один глаз! Надеюсь, телерь ей будет легче установить в Гурарре закон и порядок!
— Увести! Всех увести! — прорычал Фоббс. Шеф вроде бы пришел в себя, но не совсем: кроме Цезаря, уводить было некого. Да и тот никак не мог оторваться от стула — ноги отказывались повиноваться неудавшемуся императору…
XVII
В кабинете остались Фоббс, Крус и Изабелл.
— Мы пойдем тоже, — кротко сказал Крус.
Шеф схватил его за руку:
— Погоди, детка, вначале расскажи все, что ты знаешь!
— То, что знаю, я уже показал, шеф. Правда, я хотел сделать это несколько раньше…
— Прости меня, детка!
— Бывает, — с ангельской улыбкой констатировал Крус.
— Но скажи, как ты догадался? Ведь за все это время ты ни разу не покидал своей виллы!
Небрежно опустившись на стул, на котором только что сидел Цезарь Грис, и сняв одну из перчаток, чтобы дать возможность Изабелл вылизать руку победителя — этот ритуал, в несколько измененной форме повторяющий известный поступок Понтия Пилата, всегда венчал крестовые походы, — Крус заговорил, снисходительно поглядывая на поникшего Фоббса:
— Мне незачем было выходить из дому, шеф, поскольку убийца постоянно находился в моем доме. Да, шеф, меня сразу насторожило то обстоятельство, что во всех случаях преступник стрелял из-за ближней камеры пистолетом ближнего боя и поражал жертвы с первого выстрела. Почему снайпер облюбовал себе такое неудобное оружие и еще более неудобное место — в гуще толпы? Ведь каким бы ловким стрелком он ни был, необходимо какое-то время на то, чтобы достать оружие, прицелиться, произвести выстрел и снова спрятать пистолет. Притом, чтобы никто из стоящих рядом ничего не заметил. Мне показалось это маловероятным, шеф. Я допускал, что пистолет усовершенствованной системы, что он совершенно бесшумный, хотя свидетели и говорили о каких-то хлопках, что убийца в совершенстве владеет оружием, что он хитер, смел и хладнокровен, и все-таки я не мог поверить в эту версию, шеф. Но траектории пуль неизбежно пересекались в непосредственной близости от ближней телекамеры, в центре толпы. И я подумал, что это весьма неудобное место для обычной стрельбы может стать самым удобным для необычной — для стреляющей камеры, шеф. А после убийства Мистикиса я был уже в этом уверен. У меня было такое чувство, что я стрелял в этого человека. Оставалось лишь проверить гипотезу, для чего я и затребовал все материалы, связанные с делом Цезаря. Проверка была несложной: я начертил на стене мишень по размеру экрана и спроецировал на нее все кадры, снятые в момент убийства. Все четыре смертельные раны очень кучно легли под яблочко, в девятку. Потом я сравнил эти кадры с остальными — до и после убийства — и убедился, шеф, что по резкости они чуть-чуть уступают им: сказалась небольшая отдача после выстрела… И наконец, оставалось найти то место, где мог быть вмонтирован бандитский обрез. Я порылся в справочнике и нашел его: сечение запасного клиссера идеально подходит для ствола «чао». Втулка клиссера незаменима и по другим причинам: она находится прямо под объективом, который может служить отличным оптическим прицелом. Да и разрядить стреляющую капсулу ничего не стоит — достаточно нажать кнопку. Вот и все, шеф.
Фоббс молчал, старательно промокая лысину заключением какой-то экспертизы. Увидев на его лбу рядом с пластырем чернильное пятно, Крус рассмеялся:
— Цезарь в застенке, но клеймение жертв продолжается!
Шеф провел рукой по лбу и, сообразив, в чем дело, горько усмехнулся:
— Поделом мне, старому хрычу! Опозорился на всю Гурарру! «Фоббс поймал неуловимого Цезаря!» Тьфу ты, черт!
— Отчего же? Цезарь Грис тоже из их компании. Правда, в качестве наказания ему вполне достаточно ночного электрогоршка.
Изабелл весело взвизгнула — ей нравился юмор Круса.
Фоббс хмуро покосился на нее — ему сейчас было не до шуток — и тяжело поднялся с кресла:
— Но как быть дальше, детка? Убийца покончил самоубийством, но за ним стоит «Камера обскура»…
— «Камера обскура» должна не стоять, а сидеть в темной камере, шеф.
— Это сложно, детка, очень сложно, — Фоббс подошел к нему вплотную и перешел на шепот. — «Камера обскура» — одна из самых мощных компаний, детка. Это не только телевидение, это десятки предприятий, научно-исследовательских институтов, это целая отрасль! Среди держателей ее акций есть члены правительства, среди которых и «квадратура круга»! Они сомнут нас, детка…
Крус поднялся со стула и стал медленно натягивать белую перчатку:
— Случилось то, чего я боялся, шеф, повторяется история с Гаррасом. Хотя сейчас мы сильны, как никогда, — ведь вся Гурарра увидела, кто настоящий убийца! «Камера обскура» никак не может отвертеться, шеф!
— Может, детка! Вся Гурарра видела стреляющую камеру и знает, что убийца — какой-то оператор. Но у компании одних лишь операторов около сотни, а всего на нее гнут спины сотни тысяч человек. И завтра, а то и сегодня их представитель, тот же Касас, к примеру, объявит скорбным голосом, что в их здоровое стадо забилась паршивая овца, какой-то маньяк-кровопийца, так с помощью супердетектива Круса он разоблачен и, боясь заслуженной кары, покончил с собой. Следствие над остальными членами его банды продолжается. И будет продолжаться до второго пришеетвия, детка, подоверь мне!
— Я постараюсь ускорить его, — сказал Крус. — Пойдем, Изабелл.
И Крус направился к выходу.
— Ты куда?
— Для начала к Син-сину. По-моему, он руководил операцией «АВЦ», и мне хотелось бы уточнить у него ряд деталей, скажем, как он клеймил свои жертвы, откуда у него это увлечение оранжевым цветом, но самое главное…
— Крус, я прошу тебя!
— …Но самое главное — зачем он инсценировал этот кровавый фарс?
Шеф схватил Круса за руку:
— Я запрещаю тебе идти туда, это чистое безумие!… «Камера обскура» никогда не выдаст своего лучшего режиссера, ибо тем самым она выдаст себя! Давай-ка лучше я отвезу вас домой! И несколько ящиков иона прихватим, а?
Услышав о ионе, Изабелл с готовностью облизнулась и взглянула на Круса. Тот отрицательно покачал головой.
— Если тебе наплевать на свою жизнь, детка, то пожалей хотя бы мою! — взмолился Фоббс. — На днях жена родила мне еще одну дочку, девятую по счету! Кто прокормит эту ораву, если меня вытурят со службы?
Крус порылся в кармане и вручил шефу свой жетон:
— Господин Фоббс, с этой минуты я частное лицо, просто Крус, бывший детектив, ныне праздный обыватель, страдающий избыточным любопытством.
И Крус направился к двери, где его поджидала нетерпеливая Изабелл. Проходя мимо телекамеры, «праздный обыватель» бросил на нее прощальный взгляд и застыл на месте: забытая всеми камера продолжала работать!…
Кивком головы он подозвал Фоббса. Увидев кровавый свет контрольного глазка, тот глухо зарычал и, как разъяренный бык, ринулся на камеру. Она опрокинулась, раздался треск, посыпались искры, в кабинете запахло дымом. Крус поспешно разъединил электрошнур и вышел, предоставив Фоббсу возможность хоть частично выместить злобу на этом металлическом чудовище, которое обладало не только всевидящим оком, но и всеслышащим ухом…
— Мы пойдем тоже, — кротко сказал Крус.
Шеф схватил его за руку:
— Погоди, детка, вначале расскажи все, что ты знаешь!
— То, что знаю, я уже показал, шеф. Правда, я хотел сделать это несколько раньше…
— Прости меня, детка!
— Бывает, — с ангельской улыбкой констатировал Крус.
— Но скажи, как ты догадался? Ведь за все это время ты ни разу не покидал своей виллы!
Небрежно опустившись на стул, на котором только что сидел Цезарь Грис, и сняв одну из перчаток, чтобы дать возможность Изабелл вылизать руку победителя — этот ритуал, в несколько измененной форме повторяющий известный поступок Понтия Пилата, всегда венчал крестовые походы, — Крус заговорил, снисходительно поглядывая на поникшего Фоббса:
— Мне незачем было выходить из дому, шеф, поскольку убийца постоянно находился в моем доме. Да, шеф, меня сразу насторожило то обстоятельство, что во всех случаях преступник стрелял из-за ближней камеры пистолетом ближнего боя и поражал жертвы с первого выстрела. Почему снайпер облюбовал себе такое неудобное оружие и еще более неудобное место — в гуще толпы? Ведь каким бы ловким стрелком он ни был, необходимо какое-то время на то, чтобы достать оружие, прицелиться, произвести выстрел и снова спрятать пистолет. Притом, чтобы никто из стоящих рядом ничего не заметил. Мне показалось это маловероятным, шеф. Я допускал, что пистолет усовершенствованной системы, что он совершенно бесшумный, хотя свидетели и говорили о каких-то хлопках, что убийца в совершенстве владеет оружием, что он хитер, смел и хладнокровен, и все-таки я не мог поверить в эту версию, шеф. Но траектории пуль неизбежно пересекались в непосредственной близости от ближней телекамеры, в центре толпы. И я подумал, что это весьма неудобное место для обычной стрельбы может стать самым удобным для необычной — для стреляющей камеры, шеф. А после убийства Мистикиса я был уже в этом уверен. У меня было такое чувство, что я стрелял в этого человека. Оставалось лишь проверить гипотезу, для чего я и затребовал все материалы, связанные с делом Цезаря. Проверка была несложной: я начертил на стене мишень по размеру экрана и спроецировал на нее все кадры, снятые в момент убийства. Все четыре смертельные раны очень кучно легли под яблочко, в девятку. Потом я сравнил эти кадры с остальными — до и после убийства — и убедился, шеф, что по резкости они чуть-чуть уступают им: сказалась небольшая отдача после выстрела… И наконец, оставалось найти то место, где мог быть вмонтирован бандитский обрез. Я порылся в справочнике и нашел его: сечение запасного клиссера идеально подходит для ствола «чао». Втулка клиссера незаменима и по другим причинам: она находится прямо под объективом, который может служить отличным оптическим прицелом. Да и разрядить стреляющую капсулу ничего не стоит — достаточно нажать кнопку. Вот и все, шеф.
Фоббс молчал, старательно промокая лысину заключением какой-то экспертизы. Увидев на его лбу рядом с пластырем чернильное пятно, Крус рассмеялся:
— Цезарь в застенке, но клеймение жертв продолжается!
Шеф провел рукой по лбу и, сообразив, в чем дело, горько усмехнулся:
— Поделом мне, старому хрычу! Опозорился на всю Гурарру! «Фоббс поймал неуловимого Цезаря!» Тьфу ты, черт!
— Отчего же? Цезарь Грис тоже из их компании. Правда, в качестве наказания ему вполне достаточно ночного электрогоршка.
Изабелл весело взвизгнула — ей нравился юмор Круса.
Фоббс хмуро покосился на нее — ему сейчас было не до шуток — и тяжело поднялся с кресла:
— Но как быть дальше, детка? Убийца покончил самоубийством, но за ним стоит «Камера обскура»…
— «Камера обскура» должна не стоять, а сидеть в темной камере, шеф.
— Это сложно, детка, очень сложно, — Фоббс подошел к нему вплотную и перешел на шепот. — «Камера обскура» — одна из самых мощных компаний, детка. Это не только телевидение, это десятки предприятий, научно-исследовательских институтов, это целая отрасль! Среди держателей ее акций есть члены правительства, среди которых и «квадратура круга»! Они сомнут нас, детка…
Крус поднялся со стула и стал медленно натягивать белую перчатку:
— Случилось то, чего я боялся, шеф, повторяется история с Гаррасом. Хотя сейчас мы сильны, как никогда, — ведь вся Гурарра увидела, кто настоящий убийца! «Камера обскура» никак не может отвертеться, шеф!
— Может, детка! Вся Гурарра видела стреляющую камеру и знает, что убийца — какой-то оператор. Но у компании одних лишь операторов около сотни, а всего на нее гнут спины сотни тысяч человек. И завтра, а то и сегодня их представитель, тот же Касас, к примеру, объявит скорбным голосом, что в их здоровое стадо забилась паршивая овца, какой-то маньяк-кровопийца, так с помощью супердетектива Круса он разоблачен и, боясь заслуженной кары, покончил с собой. Следствие над остальными членами его банды продолжается. И будет продолжаться до второго пришеетвия, детка, подоверь мне!
— Я постараюсь ускорить его, — сказал Крус. — Пойдем, Изабелл.
И Крус направился к выходу.
— Ты куда?
— Для начала к Син-сину. По-моему, он руководил операцией «АВЦ», и мне хотелось бы уточнить у него ряд деталей, скажем, как он клеймил свои жертвы, откуда у него это увлечение оранжевым цветом, но самое главное…
— Крус, я прошу тебя!
— …Но самое главное — зачем он инсценировал этот кровавый фарс?
Шеф схватил Круса за руку:
— Я запрещаю тебе идти туда, это чистое безумие!… «Камера обскура» никогда не выдаст своего лучшего режиссера, ибо тем самым она выдаст себя! Давай-ка лучше я отвезу вас домой! И несколько ящиков иона прихватим, а?
Услышав о ионе, Изабелл с готовностью облизнулась и взглянула на Круса. Тот отрицательно покачал головой.
— Если тебе наплевать на свою жизнь, детка, то пожалей хотя бы мою! — взмолился Фоббс. — На днях жена родила мне еще одну дочку, девятую по счету! Кто прокормит эту ораву, если меня вытурят со службы?
Крус порылся в кармане и вручил шефу свой жетон:
— Господин Фоббс, с этой минуты я частное лицо, просто Крус, бывший детектив, ныне праздный обыватель, страдающий избыточным любопытством.
И Крус направился к двери, где его поджидала нетерпеливая Изабелл. Проходя мимо телекамеры, «праздный обыватель» бросил на нее прощальный взгляд и застыл на месте: забытая всеми камера продолжала работать!…
Кивком головы он подозвал Фоббса. Увидев кровавый свет контрольного глазка, тот глухо зарычал и, как разъяренный бык, ринулся на камеру. Она опрокинулась, раздался треск, посыпались искры, в кабинете запахло дымом. Крус поспешно разъединил электрошнур и вышел, предоставив Фоббсу возможность хоть частично выместить злобу на этом металлическом чудовище, которое обладало не только всевидящим оком, но и всеслышащим ухом…
XVIII
Такси искать не пришлось. У подъезда полицейского управления стояла оранжевая «анаконда», приветливо мигая зеленым глазом.
Крус и Изабелл сели в машину.
— Пожалуйста, отвезите нас… — начал Крус.
— К Син-сину? — с нагловатой усмешкой перебил водитель.
В его голосе «праздный обыватель» уловил скорее повелительную, чем вопросительную интонацию.
— Да, к Син-сину.
— Глоток иона? — водитель протянул Крусу бутылку.
Он хотел отказаться, но умоляющий взгляд Изабелл заставил его уступить.
— Во время операции можно было бы и воздержаться, — проворчал Крус, натягивая на горлышко бутылки припасенную для таких случаев соску.
Изабелл смущенно моргала, глотая обильную слюну. Она догадывалась, что Крус не меньше ее жаждет иона. Но он прав, думала она, что скрывает это, настоящий мужчина не должен показывать своих слабостей. Другое дело она, Изабелл…
Крус и Изабелл сели в машину.
— Пожалуйста, отвезите нас… — начал Крус.
— К Син-сину? — с нагловатой усмешкой перебил водитель.
В его голосе «праздный обыватель» уловил скорее повелительную, чем вопросительную интонацию.
— Да, к Син-сину.
— Глоток иона? — водитель протянул Крусу бутылку.
Он хотел отказаться, но умоляющий взгляд Изабелл заставил его уступить.
— Во время операции можно было бы и воздержаться, — проворчал Крус, натягивая на горлышко бутылки припасенную для таких случаев соску.
Изабелл смущенно моргала, глотая обильную слюну. Она догадывалась, что Крус не меньше ее жаждет иона. Но он прав, думала она, что скрывает это, настоящий мужчина не должен показывать своих слабостей. Другое дело она, Изабелл…
XIX
«Анаконда» неслась по вечернему Апраму. Улицы были безлюдны; гураррцы дежурили у телевизоров, жаждая узнать подробности о новом преступлении века.
Но телекомпания «Камера обскура» почему-то не спешила их обнародовать. По девятому каналу сплошным потоком шла самая разнообразная реклама. Сгорающему от нетерпения зрителю подолгу демонстрировали средство для депиляции, которым пользовалась Сирена Сириас, зубную пасту, которой Цезарь Грис надраивал свои искусственные зубы андулийского производства, безразмерные подтяжки, которые предпочитал носить покойный лидер неумеренных либералов, ампулы с мгновенно действующим ядом, одна из которых спасла от электростула оператора Зольдатта, и, конечно же, ион, могущественный ион, благодаря которому Ясноглазый Шпик успешно завершал свои крестовые походы. Однако о самом походе больше не было сказано ни слова: многосерийный телевизионный репортаж «Девятый вал» прервался со смертью Зольдатта, а точнее, сразу же после эпизода с прозревшей Фемидой…
Такси остановилось у массивной каменной арки.
— Приехали, — сказал водитель, открывая перед ними дверцу.
— Крус приблизился к воротам и при тусклом свете уличного фонаря прочел медную табличку:
Крус стал искать глазами дверной звонок, но тут услышал мелодичный женский голос:
— Господин Син-син ждет вас, господин Крус.
Он оглянулся — вокруг ни души. Такси тоже исчезло.
Изабелл настороженно покосилась на него — из всех игр меньше всего ей нравилась игра в прятки…
В это время нижняя часть одной из дверных створок бесшумно раздвинулась, образовав небольшую щель в рост человека. Крус направился к щели, но Изабелл зубами ухватилась за его штанину и решительно потянула назад.
— Я не привык отступать, Изабелл, — спокойно сказал Крус, — все будет в порядке. Отпусти, прошу тебя.
Изабелл продолжала тянуть его прочь от мрачных ворот.
— Тебе не стыдно, Изабелл?
Не разжимая зубов, собачонка отрицательно мотнула головой.
Крусу пришлось пустить в ход сакраментальную фразу:
— Так надо, Изабелл.
Она тут же отпустила штанину и, глухо зарычав, первой бросилась в щель.
Усмехнувшись, Крус шагнул следом и оказался на полутемной аллее. Причудливо извиваясь, она вела к старинному особняку, контуры которого виднелись в глубине двора.
Когда Крус взошел по высоким ступеням парадной лестницы, наружные двери особняка распахнулись. Дамский голос проинструктировал:
— Прямо по коридору до конца, затем налево, господин Крус.
Изабелл подбежала к дверям, чтобы проскользнуть первой, но они захлопнулись перед ее носом. Тот же голос проворковал, как бы извиняясь:
— Господин Син-син может принять только вас, господин Крус.
— Подожди меня здесь, Изабелл, — сказал Крус.
Поджав хвост, собачонка тихо заскулила. На этот раз не помогла ни сакраментальная фраза, ни ласковое поглаживание по загривку, ни попытка напоить ее остатками иона. Изабелл продолжала скулить, а когда Крус, сняв белые перчатки и сунув их в карман, решительно шагнул в распахнутые двери, она пулей бросилась за ним. Однако створки мгновенно сомкнулись за Крусом, больно прищемив собачонке нос.
Изабелл с визгом отпрянула от дверей, но тут же опять вернулась к ним, стала скрести лапой и громко, требовательно лаять. Поняв, вероятно, что плетью обуха не перешибешь, она уселась на ступени и, задрав мордашку, протяжно завыла на одной щемящей, выворачивающей душу, известной лишь бездомной собаке ноте.
И, словно услышав этот вой, из косматых облакоч выглянула луна и забрызгала двор грязным оранжевым светом…
Но телекомпания «Камера обскура» почему-то не спешила их обнародовать. По девятому каналу сплошным потоком шла самая разнообразная реклама. Сгорающему от нетерпения зрителю подолгу демонстрировали средство для депиляции, которым пользовалась Сирена Сириас, зубную пасту, которой Цезарь Грис надраивал свои искусственные зубы андулийского производства, безразмерные подтяжки, которые предпочитал носить покойный лидер неумеренных либералов, ампулы с мгновенно действующим ядом, одна из которых спасла от электростула оператора Зольдатта, и, конечно же, ион, могущественный ион, благодаря которому Ясноглазый Шпик успешно завершал свои крестовые походы. Однако о самом походе больше не было сказано ни слова: многосерийный телевизионный репортаж «Девятый вал» прервался со смертью Зольдатта, а точнее, сразу же после эпизода с прозревшей Фемидой…
Такси остановилось у массивной каменной арки.
— Приехали, — сказал водитель, открывая перед ними дверцу.
— Крус приблизился к воротам и при тусклом свете уличного фонаря прочел медную табличку:
СИН-СИН,
главный режиссер
телекомпании «Камера обскура»
Крус стал искать глазами дверной звонок, но тут услышал мелодичный женский голос:
— Господин Син-син ждет вас, господин Крус.
Он оглянулся — вокруг ни души. Такси тоже исчезло.
Изабелл настороженно покосилась на него — из всех игр меньше всего ей нравилась игра в прятки…
В это время нижняя часть одной из дверных створок бесшумно раздвинулась, образовав небольшую щель в рост человека. Крус направился к щели, но Изабелл зубами ухватилась за его штанину и решительно потянула назад.
— Я не привык отступать, Изабелл, — спокойно сказал Крус, — все будет в порядке. Отпусти, прошу тебя.
Изабелл продолжала тянуть его прочь от мрачных ворот.
— Тебе не стыдно, Изабелл?
Не разжимая зубов, собачонка отрицательно мотнула головой.
Крусу пришлось пустить в ход сакраментальную фразу:
— Так надо, Изабелл.
Она тут же отпустила штанину и, глухо зарычав, первой бросилась в щель.
Усмехнувшись, Крус шагнул следом и оказался на полутемной аллее. Причудливо извиваясь, она вела к старинному особняку, контуры которого виднелись в глубине двора.
Когда Крус взошел по высоким ступеням парадной лестницы, наружные двери особняка распахнулись. Дамский голос проинструктировал:
— Прямо по коридору до конца, затем налево, господин Крус.
Изабелл подбежала к дверям, чтобы проскользнуть первой, но они захлопнулись перед ее носом. Тот же голос проворковал, как бы извиняясь:
— Господин Син-син может принять только вас, господин Крус.
— Подожди меня здесь, Изабелл, — сказал Крус.
Поджав хвост, собачонка тихо заскулила. На этот раз не помогла ни сакраментальная фраза, ни ласковое поглаживание по загривку, ни попытка напоить ее остатками иона. Изабелл продолжала скулить, а когда Крус, сняв белые перчатки и сунув их в карман, решительно шагнул в распахнутые двери, она пулей бросилась за ним. Однако створки мгновенно сомкнулись за Крусом, больно прищемив собачонке нос.
Изабелл с визгом отпрянула от дверей, но тут же опять вернулась к ним, стала скрести лапой и громко, требовательно лаять. Поняв, вероятно, что плетью обуха не перешибешь, она уселась на ступени и, задрав мордашку, протяжно завыла на одной щемящей, выворачивающей душу, известной лишь бездомной собаке ноте.
И, словно услышав этот вой, из косматых облакоч выглянула луна и забрызгала двор грязным оранжевым светом…
XX
Глубокий сумрак царил под высокими сводами коридора, скорее походившего на пещеру. Крус прошел добрую сотню метров и не встретил ни одной двери!
Детектив двигался осторожно, вытянув руки вперед, и у него мелькнула мысль, что повстречай он сейчас Тарантуса, тот навряд ли возобновил бы агитацию за его вступление в королевское общество «Слепое счастье», ибо сейчас Крус походил на настоящего, а не на мнимого слепца…
Наконец он свернул налево и увидел в конце тупика приоткрытую дверь, сквозь которую просачивалась полоска света.
Крус приблизился к ней и остановился в ожидании дальнейших инструкций. Но бархатный голосок невидимого гида молчал. Воспитанный в лучшем детском приюте Гурарры, Крус предупредительно кашлянул и, выждав несколько мгновений, осторожно толкнул дверь.
Он оказался в просторном зале с высоким сводчатым потолком, с которого налитыми оранжевым соком гроздями свисали три люстры. У противоположной стены на фоне огромного гобелена, изображавшего битву падших ангелов с землянами, на высоком старомодном ложе под балдахином возлежал Син-син. У его изголовья стояло несколько человек в белых халатах, выжидательно глядя на Круса.
Детектив продолжал стоять у дверей, тщательно осматривая помещение, скорее напоминавшее музей, чем резиденцию процветающего режиссера. Легкий шорох за спиной заставил его обернуться: дверь, возле которой он только что стоял, исчезла!
Крус провел по стене рукой, но не обнаружил ни малейших следов дверного проема. Он нервно усмехнулся: как любой уважающий себя детектив, Крус не любил попадать в мышеловки, а если судьба и бросала его в одну из них, то, как правило, мышеловка надолго выходила из строя…
— Как я рад, что вы пришли, коллега! — услышал он голос Син-сина.
Приподнявшись на локтях, режиссер делал ему знаки рукой:
— Прошу вас, не стесняйтесь и не обращайте внимания на мой вид — небольшое переутомление, и только!
Крус неторопливо направился через залу.
— Господа, — обратился режиссер к белым халатам, — прошу вас, оставьте нас наедине с господином Крусом.
Коротко посовещавшись, те с достоинством раскланялись и двинулись навстречу Крусу. Трое были ему незнакомы, четвертым оказался Абабас!
«Неужели шеф в последний момент передумал и опередил меня, послав сюда своего помощника? — размышлял Крус, кивая приветливо ухмыляющемуся Абабасу. — Нет, тут что-то другое…»
Крус оглянулся, чтобы увидеть, как они выйдут из залы. То, что он увидел, подтвердило его подозрения. Трое приблизились к стенке и замерли, поджидая Абабаса. Тот не спеша подошел и принялся беспорядочно шарить руками по стене, подражая Крусу.
Детектив двигался осторожно, вытянув руки вперед, и у него мелькнула мысль, что повстречай он сейчас Тарантуса, тот навряд ли возобновил бы агитацию за его вступление в королевское общество «Слепое счастье», ибо сейчас Крус походил на настоящего, а не на мнимого слепца…
Наконец он свернул налево и увидел в конце тупика приоткрытую дверь, сквозь которую просачивалась полоска света.
Крус приблизился к ней и остановился в ожидании дальнейших инструкций. Но бархатный голосок невидимого гида молчал. Воспитанный в лучшем детском приюте Гурарры, Крус предупредительно кашлянул и, выждав несколько мгновений, осторожно толкнул дверь.
Он оказался в просторном зале с высоким сводчатым потолком, с которого налитыми оранжевым соком гроздями свисали три люстры. У противоположной стены на фоне огромного гобелена, изображавшего битву падших ангелов с землянами, на высоком старомодном ложе под балдахином возлежал Син-син. У его изголовья стояло несколько человек в белых халатах, выжидательно глядя на Круса.
Детектив продолжал стоять у дверей, тщательно осматривая помещение, скорее напоминавшее музей, чем резиденцию процветающего режиссера. Легкий шорох за спиной заставил его обернуться: дверь, возле которой он только что стоял, исчезла!
Крус провел по стене рукой, но не обнаружил ни малейших следов дверного проема. Он нервно усмехнулся: как любой уважающий себя детектив, Крус не любил попадать в мышеловки, а если судьба и бросала его в одну из них, то, как правило, мышеловка надолго выходила из строя…
— Как я рад, что вы пришли, коллега! — услышал он голос Син-сина.
Приподнявшись на локтях, режиссер делал ему знаки рукой:
— Прошу вас, не стесняйтесь и не обращайте внимания на мой вид — небольшое переутомление, и только!
Крус неторопливо направился через залу.
— Господа, — обратился режиссер к белым халатам, — прошу вас, оставьте нас наедине с господином Крусом.
Коротко посовещавшись, те с достоинством раскланялись и двинулись навстречу Крусу. Трое были ему незнакомы, четвертым оказался Абабас!
«Неужели шеф в последний момент передумал и опередил меня, послав сюда своего помощника? — размышлял Крус, кивая приветливо ухмыляющемуся Абабасу. — Нет, тут что-то другое…»
Крус оглянулся, чтобы увидеть, как они выйдут из залы. То, что он увидел, подтвердило его подозрения. Трое приблизились к стенке и замерли, поджидая Абабаса. Тот не спеша подошел и принялся беспорядочно шарить руками по стене, подражая Крусу.