— Дамы и господа, мы позволим себе, — затараторил комментатор, — от вашего имени приветствовать великого Рыцаря Правосудия, и пожелать ему счастливого крестового похода! Господин Крус, телезрители видят, что вы в белых, хм, относительно белых перчатках!… — Касас толкнул в бок оператора, чтобы тот показал руки детектива. — Означает ли это, что вы решили обойтись без кровопролития?
   — Хватит крови, — с достоинством произнес Крус заготовленную фразу.
   — Ответ, достойный супердетектива! — воскликнул Касас и, заглянув в шпаргалку, хитровато прищурился. — Но в таком случае, господин Крус, зачем вы везете с собой столько этих… продолговатых ящиков?
   Касас снова толкнул оператора, и объектив телекамеры заскользил по лакированным гробам. Крус растерянно заморгал глазами и захлопнул дверь фургона. Машина тронулась, сквозь шум мотора доносился жизнерадостный смех Касаса.

V

   Опутанный разноцветными проводами Грис сидел на стуле и нервно дрожал. В нескольких шагах от него стоял Абабас и, тихо хихикая, вращал ручку мудреной машины с надписью «генератор смеха». Фоббс расхаживал по кабинету, хмуро поглядывая на Гриса.
   — Абабас, прибавь! — скомандовал Фоббс.
   Ручка завертелась быстрее, Абабас соответственно засмеялся громче. Стрелка генератора поползла от отметки «СМЕШНО» к «ОЧЕНЬ СМЕШНО». Грис лихорадочно стучал зубами, но не смеялся.
   — Еще прибавь! — рявкнул Фоббс.
   Сотрясаясь от смеха, Абабас стал крутить ручку генератора обеими руками. Стрелка поползла к отметке «ГОМЕР. СМЕХ».
   Грис стал вибрировать вместе со стулом, но смеяться не собирался. Разъяренный Фоббс схватил гогочущего Абабаса за плечо, чтобы оторвать его от неисправного генератора, но тут же сам затрясся в приступе оглушительного хохота. Ладонь Фоббса словно приросла к плечу Абабаса, а стрелка указателя стала приближаться к последней отметке «ЛОПН. ОТ СМЕХА»…
   Кабинет заполнился сбежавшимися полицейскими чиновниками. Они окружили хохотунов и вскоре заразились их безумным весельем. Давясь от смеха, какой-то «мальчик» согнал Гриса со стула и, усевшись на него, тут же умолк, забившись в конвульсиях. А Грис, наоборот, разразился истерическим хохотом. В дверях показалась тележка с телекамерой.

VI

   По одному из трех контрольных каналов за всем этим раздраженно следил Син-син. Он находился в телестудии у режиссерского пульта. Когда хохот стал невыносимым, Син-син убрал звук и нажал кнопку «Глав.оператор»:
   — Зольдатт, что там происходит?
   Оператор Зольдатт, ведущий передачу из кабинета Фоббса, был единственным, кто не смеялся. Стиснув зубы, он приник к телекамере, как к пулемету. Услышав через наушники вопрос Син-сина, Зольдатт прошептал с сильным андулийским акцентом:
   — Они ест тураки. Фрасчают не тута.
   — Как не туда?
   — Хенератор слетует фрасчат протиф часовой стрелки, ф протифном случае тейстфует опратная сфясь.
   — Ну так помоги им, черт подери! — воскликнул режиссер. — Они же срывают нам передачу!
   — Это не есть фосмошно, — спокойно ответил оператор.
   — Что невозможно?
   — На миеня тоше тейстфует опратная сфясь.
   — Почему же ты не смеешься?!
   — Сольдатт никокта не смеется фо фремя рапоты, косподин Син-син!
   — О, боги! — застонал режиссер и включил другой канал.
   На нем появилось жующее лицо Касаса.
   — Касас! — крикнул Син-син. — Кончай трапезу!
   Кабинет начальника полиции превратился в комнату смеха. Надо что-то придумать, иначе наша трагедия тоже превратится в дешевый фарс! Внимание, выходишь в эфир!
   Касас смахнул со стола крошки и повернулся к возникшему за его спиной экрану, на котором предстал кабинет Фоббса. Несколько секунд комментатор с удивлением вглядывался в искаженные смехом лица, затем с улыбкой обратился к телезрителям:
   — Дамы и господа, мы являемся свидетелями интереснейшего и, я бы сказал, уникального психопатологического эксперимента, цель которого — поскорее изобличить преступника, поразить его, так сказать, грозным оружием смеха! Как известно из теории и практики отечественной судебной психиатрии, закоренелые убийцы в своем подавляющем большинстве страдают болезненным самолюбием. Нередко они способна вынести любые пытки, кроме одной — пытки смехом! Да, дамы и господа, мы можем с уверенностью сказать, что смех — это уязвимое место преступников, это, так сказать, их ахиллесова пята! Как правило, преступник такого ранга полностью лишен чувства юмора, на малейшую насмешку он реагирует, хватаясь за нож или за пистолет! Давайте же проследим за его инстинктивными хватательными движениями!…
   Согнувшись в приступе смеха, все полицейские хлопали себя по бедрам, на одном из которых висела кобура, а на другом ножны. Одному лишь Грису не за что было хвататься, и он просто всплескивал руками,
   — Паяц! — процедил Син-син и включил третий канал.
   На нем появилось лицо автоинспектора: он жезлом приказывал остановиться белому автофургону.

VII

   Автоинспектор не спеша взял у водителя автофургона удостоверение, повертел в руке:
   — Господин Тарантус?
   Водитель кивнул, нервно поправляя черные очки.
   — Есть сведения, — медленно растягивая слова, сказал автоинспектор, — что вы угробили двенадцать человек.
   — Это недоразумение, — сказал водитель.
   — Что везете?
   — Тару, господин старший сержант.
   — Какую тару?
   — Сосновые э-э… ящики.
   Автоинспектор открыл двери автофургона и, увидев гробы, отшатнулся. Тарантус умоляюще протянул к нему руки:
   — Это недоразумение!
   На его запястьях щелкнули наручники.
   Автоинспектор считал гробы:
   — Одиннадцать, двенадцать… ого, даже тринадцать!
   — Нет, двенадцать, — послышалось из верхнего гроба.
   Крышка отлетела в сторону, и из гроба восстали помятый Крус и взъерошенная Изабелл. Автоинспектор снова отшатнулся, словно увидел пришельцев с того света. Изабелл и Крус спрыгнули на землю. Тарантус поспешил им навстречу:
   — Господин Крус, объясните ему, пожалуйста, что…
   Черные очки соскользнули с его переносицы и теперь все трое — автоинспектор, Крус и Изабелл — в ужасе попятились назад: водитель автобуса был слеп!…
   — Это недоразумение, — растерянно произнес Тарантус и, опустившись на корточки, стал на ощупь искать очки.
   Потом автоинспектор вталкивал Тарантуса в полицейскую машину. Растопырив руки, тот упорно сопротивлялся. На помощь автоинспектору подоспел Крус, и через мгновение слепой был в машине.
   — Забавная история, — сказал Крус, отряхивая белые перчатки.
   Тут автоинспектор заметил, что Крус и Тарантус одеты как близнецы.
   — Забавная, — согласился он, и на запястьях Круса засверкали новенькие наручники.
   С детективом не пришлось возиться, он добровольно уселся на заднее сидение рядом с Тарантусом. Автоинспектор извлек из кармана совсем крохотные наручники, точнее, «налапники» и, присев на корточки, позвал Изабелл.
   Собачонка окрысилась, угрожающе зарычала.
   — Так надо, Изабелл, — сказал Крус.
   Услышав сакраментальную фразу, Изабелл подошла и нехотя встала на задние лапы, протянув передние автоинспектору…

VIII

   Касас опять что-то жевал, когда услышал голос Син-сина:
   — Касас, приготовиться, выходишь на Круса.
   Комментатор недовольно промычал и смахнул со стола невидимые крошки. За его спиной возник экран: машина автоинспекции увозила задержанных. Проводив машину долгим взглядом, видимо, собираясь с мыслями, Касас обратился к телезрителям:
   — Да, дамы и господа, мы только что были свидетелями весьма огорчительного инцидента. Господин Крус и его обворожительная ассистентка задержаны по поводу какого-то незначительного дорожного происшествия! А ведь у нашего детектива на счету каждая минута, сегодня ему предстоит большая, может быть, самая крупная в его практике операция по раскрытию преступления века. И малейшее промедление чревато печальными последствиями…

IX

   Тарантус, Крус и Изабелл сидели на заднем сидении и слушали голос Касаса, доносившийся из радиоприемника:
   — … чревато печальными последствиями. Этот обидный инцидент лишний раз свидетельствует о том, что в действиях нашей в общем-то замечательной полиции порой не хватает должной согласованности, четкого взаимодействия всех ее звеньев! В результате важнейшая операция, над разработкой которой трудились лучшие полицейские умы нашего отечества, может быть сорвана по прихоти какого-то твердолобого сержанта. Да, дамы и господа, мы…
   Сидевший за рулем автоинспектор что-то промычал и рывком выключил радиоприемник.
   — Господин Крус, — шепнул Тарантус, — примите мои искренние соболезнования. Теперь он вас так просто не отпустит!
   — Еще бы, — прошептал в ответ детектив, — обозвать на всю Гурарру твердолобым…
   — Совсем не поэтому, — возразил Тарантус, — его назвали сержантом, а он старший сержант, понимаете?
   Крус вытянул шею, чтобы взглянуть на погоны инспектора, затем с изумлением повернулся к Тарантусу:
   — Так вы… видите?!
   — Не хуже, чем вы! — осклабился тот. — Иначе как бы я вел машину?…
   Глядя на его белые зрачки, детектив растерянно протянул:
   — Да, но…
   — Это искусственные бельма, — зашептал ему на ухо Тарантус, — без них меня бы сразу бросили в каталажку, а так кого-либо из твердолобых посадят, — кивнул он на автоинспектора. — Ведь водительские права они мне выдали, а я, как-никак, вице-президент королевского общества «Слепое счастье»!
   И он захихикал, довольный.
   — И чем занимается ваше общество? — спросил детектив, которого вся эта история с мнимым слепым начинала интересовать.
   — Всем понемножку, — уклончиво ответил Тарантус.
   — Но настоящие слепые у вас есть?
   — А зачем они нам? — Тарантус искренне удивился столь наивному вопросу. — Мы принимаем только люден со стопроцентным зрением!
   — Любопытно… А трупы откуда?
   Тарантус смущенно улыбнулся:
   — Издержки производства… Как-никак, действуем-то мы, как говорится, вслепую!
   Крус тоже виновато улыбнулся вице-президенту:
   — Вы оказали мне большую услугу, господин Тарантус, что подвезли меня на своем катафалке, но во имя закона и порядка я буду вынужден вас разоблачить.
   — Не советую, — продолжая улыбаться, шепнул Тарантус, — иначе членов моего общества может охватить приступ… слепой ярости!
   — А кто президент вашего общества?
   Тарантус ухмыльнулся:
   — Один очень дальновидный человек… Кстати, о вас он очень высокого мнения и мечтает видеть вас и наших рядах, господин Крус.
   — Боюсь, что его мечтам не суждено сбыться, — парировал Крус.
   Тарантус весело блеснул бельмами:
   — Поживем — увидим!… Да, я забыл вас спросить: зачем вы спрятались в гроб? У вас тоже есть серьезные основания бояться автоинспектора?
   — Нет, — ответил Крус, — просто я думал, что это снова из телевидения.
   — Надоело быть героем сериала?
   — Болтовня Касаса надоела.
   — А, по-моему, это образованнейший человек, — возразил Тарантус.
   Машина со скрежетом затормозила перед крыльцом полицейского участка. Автоинспектор повернул к задержанным злорадное лицо:
   — До утра покормите наших тюремных вшей, потом разберемся…
   — Вшей все же лучше, чем червей, — философски изрек Тарантус, покидая машину. Вспомнив об Изабелл, добавил: — Хотя наша дама, несомненно, предпочитает блох…
   Крус взглянул на чистоплотную Изабелл, ожидая ее гневной реакции. Но увы, упоминание о маленьком прыгающем паразите всколыхнуло в сердце бывшей обитательницы апримских подворотен, казалось бы, навсегда уснувший инстинкт бродяжничества. И вместо того, чтобы хватить обидчика за ногу или хотя бы зарычать на него, Изабелл благодарно лизнула его черный лакированный ботинок!
   Крус с возмущением отвернулся, не подозревая, что этим унизительным актом лизания дело не кончится и что проснувшийся в Изабелл бродяжнический инстинкт едва не станет причиной непоправимой беды для них обоих…

Х

   Тыча пальцем в брошюру, Фоббс распекал Абабаса, который спешно — с помощью ломика — демонтировал генератор смеха:
   — Тут же ясно написано: "Для передачи рецептеру «смехус диаболикус» вращать рукоятку слева направо, — Фоббс сделал несколько вращательных движений по ходу часовой стрелки. — Слева направо, слева направо, а ты куда крутил, болван?
   Абабас сделал ломиком несколько оборотов против часовой стрелки:
   — Так и я слева направо, слева направо!
   Озадаченный Фоббс описал рукой круг по ходу часовой стрелки:
   — Слева направо…
   Затем сделал круг против часовой стрелки:
   — Тоже слева направо… Что за чертовщина?… Вызвать ко мне автора инструкции, я с него семь шкур…
   Взглянув на обложку брошюры, Фоббс прикусил язык: в левом углу, поверх грифа «совершенно секретно» стояла резолюция самой королевы: «И совершенно смешно. Браво!»
   Фоббс спрятал в карман инструкцию:
   — Отставить, я поговорю с ним потом. Давай сюда этого Цезаря!
   В кабинет ввели Гриса.
   — Прошу, — Фоббс указал ему на стул, с которого свисали обрывки разноцветных проводов. Грис передернулся.
   — Нет, он уже не работает.
   Видя, что Грис колеблется, Фоббс приказал Абабасу:
   — Сядь!
   Абабас осторожно опустился на краешек стула и испустил короткий хриплый смешок.
   — Что такое?! — взревел шеф.
   Абабас вскочил со стула и вытянулся в струнку:
   — Все в порядке, шеф.
   — Убирайся, — бросил Фоббс и снова обратился к Грису:
   — Прошу вас, Цезарь, садитесь.
   Грис присел и по его холеным щекам потекли холеные слезы.
   — Будьте мужчиной, — ласково заговорил Фоббс. — Не к лицу Цезарю лить слезы перед каким-то полицейским. Я понимаю, нервное потрясение: наломать столько дров и потом так глупо попасться! Ну что ж, как говорят в народе, сколько веревочке ни виться, а пора и, на электростул садиться.
   Грис задергался, словно через него снова пропустили электрический ток.
   — Нет, нет, это я так, к слову, — успокоил его Фоббс, — за искреннее признание гарантирую вам пожизненное заключение в санатории тюремного типа.
   — Я никого не убивал, — пролепетал Грис.
   — Все идет, как по писаному, — усмехнулся Син-син и перевернул страницу лежавшего перед ним режиссерского сценария.

XI

   Крус и Изабелл сидели на нарах, слушая господина Тарантуса. Вице-президент общества мнимых слепых увлеченно говорил, расхаживая по камере:
   — Даже у нас, на родине ангелов-брахицефалов, сохранились останки какого-то милосердия. Вот на эти реликтовые чувства сострадания мы и рассчитывали, создавая королевское общество слепых. Ведь в понятии рядового гураррца, который не мыслит себе жизни без телевизора, самый несчастный человек — это, конечно же, слепой! Следует признать, господин Крус, что результаты превзошли наши самые дерзкие ожидания! Стоило нам притвориться, что мы ничего не видим, как мы стали видеть все, что творится в нашем королевстве, и даже за его пределами!… Да, да, у нас есть и зарубежные филиалы, но об этом как-нибудь в другой раз…
   Тарантус вынул из кармана блокнот, полистал его:
   — Надеюсь, вы не станете возражать против рабочей гипотезы, что перспективность любого предприятия определяется в первую очередь индексом прибыли? Так вот, по разделу «шантаж на семейной почве» за пять месяцев текущего года мы имеем… один момент, у меня всe записано… вот — два миллиона сто двадцать тысяч сорок восемь гурарров чистого дохода! Для сравнения напомню, что за тот же период королевское семейство увеличило свой доход лишь на два миллиона тринадцать тысяч гурарров — сведения получены из самого надежного источника, но об этом позже… Хотите еще пример?… Тогда возьмем графу «злоупотребление служебным положением»…
   Дверь распахнулась:
   — Гражданин Крус и гражданка Изабелл на выход!
   — Так что передать президенту нашего общества? — захлопнув блокнот, шепотом спросил Тарантус.
   Крус бросил с порога:
   — Передайте, что я доберусь до него!
   — Боюсь, как бы для этого вам не понадобился поводырь! — крикнул вдогонку Тарантус. — До скорого, зайчик!
   Последнее относилось к Изабелл, которой из-за «налапников» пришлось действительно прыгать по-заячьи…

XII

   Автоинспектор вежливо протянул Крусу телефонную трубку и шепотом произнес:
   — Господин Фоббс.
   Крус молча показал на наручники.
   — Одну секунду, господин Фоббс, — пролебезил в трубку автоинспектор и, бережно опустив ее на стол, снял с детектива наручники.
   Крус молча показал на Изабелл.
   И лишь убедившись, что с Изабелл сняты так безобразившие ее «налапники», детектив взял трубку;
   — Крус слушает.
   — Что случилось, детка? — послышался голос шефа. — Опять влип в историю?
   — Да, презабавная история, шеф. Есть тут один любопытный слепой. Как только покончим с Цезарем, я обязательно им займусь… вместе со старшим сержантом…
   Крус вопрошающе взглянул на автоинспектора.
   — Брумс, — подсказал тот.
   — …Брумсом, который, может быть, сам того не желая, оказал мне неоценимую услугу, посадив в одну камеру с этим субъектом!
   Трубка весело заклекотала:
   — Если тебе уж очень не терпится, детка, можешь заняться твоим слепым прямо сейчас! С Цезарем уже покончено, он сидит у меня, ха-ха, в симпатичных наручниках! Клюнул на голый крючок, болван!
   — Вы имеете в виду того красавчика, которого вытащили из угловой камеры?
   — Вот-вот, Цезаря Гриса! Мы собрали против него столько улик, что…
   — Извините, шеф, — перебил его Крус, — но вы тоже клюнули на голый крючок!
   — Что ты хочешь сказать, детка?
   — Я хочу просить, требовать, чтобы вы без меня ничего не предпринимали, шеф!
   — Ага, понимаю, — в голосе Фоббса зазвучали издевательские нотки, — супердетектив Крус выступил в поход и вдруг, оказывается, его опередил начальник полиции! Тогда он советует ему приостановить наступление, чтобы иметь возможность первым вступить в освобожденный город — на белом коне! Вся Гурарра ликует: «Новая блестящая победа Ясноглазого Шпика»!…
   — Шеф, вы несете чушь!
   — Ну вот что, полководец, — прорычала трубка, — займись-ка лучше тем слепым! А еще лучше — возвращайся домой вместе со своей сучкой!
   Крус побледнел и медленно опустил трубку.
   — Вы слышали? — обратился он к автоинспектору, и голос его дрогнул. — Он снова назвал ее сучкой!
   Старший сержант Брумс внимательно посмотрел на Изабелл и, не заметив никаких опровергающих фактов, шепотом спросил:
   — Извиняюсь, а кто — она?
   — Изабелл, — сказал Крус и направился к двери. — Пошли, Изабелл.

XIII

   Режиссер нервно расхаживал у пульта, поглядывая на контрольные экраны. На одном Крус и Изабелл шли по безлюдной улице. На другом Абабас двигался по тюремному коридору. С третьего экрана смотрело жующее лицо Касаса.
   — Касас, ты скоро? — не скрывая раздражения, бросил режиссер. — Опять ЧП: по-моему, Крус выходит из игры!
   — Вы дадите мне, наконец, поесть по-человечески? — возмущенно икнул комментатор. — Включите пока музыку!
   Син-син тихо выругался на отборной латыни и включил кнопку «муз.»
   В эфир полилась музыка — тревожная, местами зловещая, развивающая «тему преступления» из предыдущих серий «Необыкновенных приключений»…
   Син-син увидел, как под эту музыку (естественно, не слыша ее), Абабас вошел в тюремную камеру, в которой находился Грис. Пинком согнав с нар арестанта, Абабас выхватил нож и распорол подушку. Оттуда вместе с опилками посыпались бумажные банкноты, притом последних было больше, чем опилок…
   У Гриса затряслась нижняя челюсть, и он в ужасе закрыл глаза. Абабас осклабился, еще одним пинком заставив Гриса собрать деньги обратно в подушку. Когда Грис поднялся и протянул подушку полицейскому, его челюсть все еще продолжала дрожать. Возможно, в душе Абабаса проснулось «реликтовое чувство сострадания», и он молниеносным ударом возвратил челюсть неудавшегося императора в состояние относительного покоя. Грис рухнул на колени и, выпучив глаза, уставился прямо в объектив телекамеры, как бы вновь выступая в роли рекламного актера, на этот раз рекламируя не зубную пасту, а зуботычины бравых гураррских полицейских…
   — Несравненный Нарцисс! — брезгливо процедил Син-син и врубил в эфир другую телекамеру,

XIV

   Зрители увидели полицейскую машину, которая с визгом остановилась у дверей с вывеской:
 
ОРУЖЕЙНЫХ ДЕЛ МАСТЕР КАНАТИС
 
   Из машины вылез Фоббс и вломился в двери мастерской. Через несколько секунд оттуда вылетел сухонький старичок с каким-то металлическим блином в руках и шлепнулся на заднее сиденье машины. Старичок вежливо поклонился сидящему за рулем полицейскому и опустил блин рядом с собой.
   В машину влез Фоббс и грузно опустился на блин. Раздался стук часового механизма. Машина с ревом рванулась с места. Старичок попытался что то сказать Фоббсу, но перед его лицом возник такой огромный кулак, что он умолк и, закрыв глаза, стал молитвенно шевелить губами.
   Раздался взрыв. Машина подпрыгнула и остановилась.
   Старичок приоткрыл один глаз и покосился в сторону Фоббса: тот был цел и невредим, лишь в недоумении озирался. Старичок показал рукой, чтобы тот встал. Фоббс приподнялся и взглянул под себя: в сиденье зияла рваная сквозная дыра, из которой вился легкий дымок…
   Старичок с нескрываемым восхищением уставился на нижнюю часть спины Фоббса, но перед ним снова возник мощный кулак…
   Режиссер Син-син смеялся, как ребенок, наблюдая по контрольному экрану за этой непредвиденной интермедией. И чуть было не упустил из виду неожиданный поворот событий на другом экране, по которому шли Крус и Изабелл.
   Крус швырнул в урну пустую бутылку из-под иона и, обнаружив в кармане несколько талонов, вошел в питейное заведение, приказав Изабелл ждать на тротуаре.
   Едва детектив исчез в дверях, как рядом с собачонкой остановился белый автофургон. Оттуда вылез Тарантус и, открыв заднюю дверцу, ласково позвал Изабелл. В фургоне было полно собак. Увидев Изабелл, они призывно заскулили. Помешкав немного. Изабелл прыгнула в кузов: проснувшийся инстинкт бродяжничества позвал ее в дорогу!
   С бутылкой в руке из дверей питейного заведения вышел детектив. Мимо него промчался белый автофургон, на борту которого вместо прежнего названия бюро гражданских услуг темнела новая надпись:
 
ОБЪЕДИНЕНИЕ МЫЛОВАРЕННЫХ ЗАВОДОВ «PЕKC»
 
   Поняв, что может произойти непоправимое, Крус выбежал на проезжую часть улицы, чтобы остановить попутную машину.
   Ею оказалась машина Фоббса. Водитель вопросительно взглянул на шефа. Тот надменно отвернул голову.
   Машина с ревом пронеслась мимо голосующего Круса. Разъяренный детектив швырнул ей вслед бутылку и угодил в заднее стекло. Машина остановилась, раздались полицейские свистки. Крус бросился бежать и исчез в первой подворотне, словно в нем тоже проснулся великий дух бродяжничества…
   — Этот идиот испортит мне весь сценарий! — воскликнул Син-син и склонился над пультом. — Касас! Касас! Все летит к чертям, ты слышишь?…
   С контрольного экрана, погруженного в темноту, доносился мерный храп. Как ни колдовал режиссер над кнопками, экран не зажигался и не отвечал: комментатор решил устроить себе послеобеденный тайм-аут…
   Син-син снова выругался, на этот раз на вульгарной латыни, и пустил в эфир телекамеру, установленную в тюремном госпитале.

XV

   В больничной палате лежала забинтованная Сирена Сириас. Даже в таком состоянии она сумела подать себя телезрителям: тугие бинты выгодно подчеркивали ее роскошные формы.
   К Сирене приблизился Абабас и, осклабившись, протянул ей пунцовую розу.
   («Штучки Зольдатта!» — догадался Син-син, знавший слабость своего оператора, который отказывался снимать, если в кадре нет красного пятна.)
   Сирена мученически улыбнулась и с трудом пошевелила пальцами. Абабас понимающе прохрипел и поискал глазами, куда поставить цветок. Через несколько секунд роза украшала плевательницу…
   Довольный своей находчивостью, Абабас еще раз ухмыльнулся, склонился над Сиреной и что-то объяснил ей.
   (Все это телезрители видели под музыкальное сопровождение, поскольку Син-сину не хватило синхронных камер, а комментатор Касас бесстыдно храпел.)
   Абабас жестами изобразил, как он набирает номер телефона и слушает. Сирена понимающе кивнула. Абабас вытащил из-под ее койки телефонную трубку, что-то сказал в нее и приложил к уху Сирены. В глазах Сирены промелькнул ужас, и она закивала. Абабас смачно чмокнул ее в забинтованную щеку и, забросив трубку обратно под койку, выбежал из палаты.
   Он ворвался в другую палату, охраняемую двумя полицейскими. Там стоял Грис с телефонной трубкой и руках. На радостях Абабас обнял Гриса, затем, опомнившись, ткнул его трубкой в живот. И уже в который раз новоявленный Цезарь согнулся в три погибели, заставив режиссера брезгливо переключить камеру.
   Телезрители увидели ворота, над которыми приветливо светилась неоновая реклама:
 
МЫЛОВАРЕННЫЙ ЗАВОД «РЕКС»