Горохов Александр. Бабы нас погубят

   - НЕ СКАЖЕМ ПАРТНЕРУ О СВОИХ ДЕЛАХ?!
   - Да, - решительно ответил Вадим. - Не скажем, ради его собственного блага. Старик окончательно разучился держать язык за зубами.
   - Как хочешь, может быть ты и прав.
   Они покинули кабинет, спустились по лестнице вниз и через минуту оказались в Большом зале.
   Ни Вадим, ни Голубев не заметили под лестницей притаившуюся Мартышку. С бутылкой джина "Бифетер" в руках она выждала, пока в холле никого не осталось, прислушалась, потом быстро поднялась по лестнице и вошла в кабинет. Кроме предельного обозления в душе её сейчас ничего не было. Она знала, где в кабинет расположен бар для гостей, а где компаньоны держат напитки для себя. Она знала, совершенно точно, что все трое любят джин "Бифетер", глушат его неразбавленным - именно потому она и подобрала эту бутылку.
   Она встала на диван, отодвинула в сторону большую фотографию великого теннисиста Калашникова, за ней оказалась маленькая, незапертая дверца, а за дверцей - глубокая ниша, где уже стояло несколько бутылок очень дорогих напитков. Свой "Бифетер" она поставила с краю. И прикинула, что поутру, проводив гостей, друзья решат отметить удачно проведенный праздник дружеской рюмкой джина. Эта их привычка ей тоже была знакома. По рюмке и порядок. Вот и все.
   Выключив свет в кабинете она спустилась вниз, зашла в туалет, ополоснула лицо и вернулась в Большой зал.
   Но на входе её приостановила грубо размалеванная девица и сказала весело.
   - Эй, нищенка, а ты старых подруг не признаешь?
   Мартышка презрительно глянула на неё и ответила.
   - Таких как вы не признаю и новых.
   - Да ты что? - возмутилась Ольга. - А подвал мой помнишь? С крысами?
   - Сама ты крыса. - с этими словами она затесалась в толпу, и почти сразу наткнулась на Вадима, который тут же обхватил её за талию, прокричав..
   - Ай, ты гарна дивчина! Не вешай носа, мы что-нибудь придумаем, чтоб все были счастливы!
   - Конечно, парубок, - весело ответила она и они кинулись в перепляс под бурный грохот динамиков, и уже через десяток секунд Мартышка забыла, вернее - вышвырнула из сознания всякую память о своих действиях в кабинете фирмачей, и до утра даже не пыталась себе представить желанной картины, как трое мерзавцев будут корчится в судорогах, умирая от достаточно хорошей порции яда - крысы в подвале мрут, сработает и на вас, поскольку крыса потребляет алкоголь капельками, а вы, мерзавцы - кружками.
   ...Бал закончился около четырех утра. К пяти часам в Клубе никого не осталось. Свалившегося с ног от усталости Олега Михайловича повез к себе домой бывший чемпион Европы по боксу, ныне один из тренеров сборной команды России - чемпион знал старика со времен своей славной молодости, был ему многим обязан , а потому и принял на себя заботы об пьяном и уставшем теле бывшего массажиста.
   ...Голубев, полупьяный и расстроенный, уселся за руль своего "опеля" и, ни с кем не прощаясь, уехал домой один. Сложившееся состояние дел ему не нравилось, он не понимал, куда все катится и то ощущал в себе какую-то вину, то злился на самое близкое свое окружение. Дома его ждало письмо из Америки с требованием денег - жена перевела дочь в более престижный колледж. Он решил, что даст телеграмму с текстом, в котором должна прозвучать по мужски решительная мысль: "Приезжай и все будет: деньги, счастье, семейная жизнь. В России колледжи ничуть не хуже. А не приедешь иди к черту" Но тут он понял, что вовсе и не ждет приезда жены, а достаточно было бы повидать только дочь. Так что решительная телеграмма отменялась (да и не было в его характере мужской решительности) а вот деньги следовало наскрести и - послать.
   ...Всю четверку девушек отвез на своем роскошном лимузине Тигр - жена его по дряхлости лет напряжения бала не выдержала и сбежала домой чуть за полночь. Тигр так и не переодевался, плевать ему было на условности, а быть Тигром - нравилось. Он довез девушек до общежития, но никаких своих услуг не предлагал, всяких скользких и многообещающих разговоров не вел, поскольку придерживался жесткого правила - с подругами близких партнеров по бизнесу и друзьями ничего общего не иметь, иначе затрещит твой собственный бизнес. Он подарил на прощанье каждой из девушек по флакону французских духов (всегда держал запас в барадачке лимузина) расцеловал им ручки и поехал вершить свои дела.
   ...Полковник Скрастин уехал неизвестно когда и непримеченный при отьезде никем - у него с утра было какое-то дежурство .
   ...Все разъезжались и разбредались по домам, как всегда в таких случаях усталые и душевно опустошенные, так что и не могли даже оценить получили ли удовольствие, было ли весело, или пришлось отработать тяжкую трудовую смену в забое угольной шахты.
   ...Целенаправленно и бодро вернулась в свой крысиный подвал только Ольга - она выполнила поставленную задачу, о чем тотчас следовало доложить, не смотря на поздний час. Она нашла таксофон, набрала номер. Лешка Толбуев поднял трубку почти сразу, словно бы и не спал. Информация о том, что девчонка со СПИДом, укрывшая стрихнин - пасется при Клубе "Тайм-брэк", его весьма воодушевила.
   - Молодец! - похвалил он. - Хорошо сработала!
   - Да. Ты знаешь еще, эта стерва, кажется зарядила стрихнин этим мужикам в Клубе.
   - Ты подсмотрела?!
   - Да. Мне так кажется.
   - Вот и хорошо. Можешь ехать домой, в Питер, будь здорова.
   Ольга застыла с трубкой в руках. Ни о какой оплате её трудов - Лешка Толбуев не сказал, даже не намекнул.
   Она поняла, что Лешка Толбуев её обманет и никаких денег она уже не получит. А потому не сумеет вырваться в Америку, к тому самому врачу, который её вылечит.
   Разом ослабев до того, что затряслись ноги, она вернулась в свой подвал, и упала на топчан. Ей показалось, что слабость - это первый сигнал болезни, резко взявшей старт. Теперь она начнет хиреть, гнить и не поможет уже никто - даже в Америке. Лешка Толбуев отнял последнюю надежду.
   Она с трудом поднялась, нашла в сумке записную книжку и нашла номер телефона того самого дяди Лешки, которого племянник собирался прикончить.
   Потом она снова вышла из подвала и добралась до телефона. С третьего гудка трубку подняли и сонный голос спросил.
   - Кто там в такую рань?
   - Это Ольга, - жестко сказала она. - Вы меня помнимте, Максим Петрович? Нас знакомил Леша.
   - Помню, Оля. Но звонить так рано...
   - Подождите. - оборвала она. - Сколько вы мне заплатите, если я скажу, что вас хотят убить?
   В трубке повисло молчание, потом Максим Петрович спросил сдавленно.
   - Лешка, племянник, надо понимать? Фирму решил присвоить? Ты врешь.
   Ольга с опозданием сообразила, что вымогателство начала неправильно, новой тактики изобрести не было времени и она бросилась вперед, очертя голову.
   - Я больна СПИДом. Он хотел вас заразить через меня и убить. Вы понимаете?
   - И эти труды твои... Собирался оплатить? - мрачно прозвучало в трубке.
   - Да.
   - Ну, так с него и получай деньги, сволочь!
   Связь оборвалась и Ольга поняла, что повторный выход на разговор ничего не даст. Максим Петрович был крутым человеком и решения принимал мгновенные, это Ольга знала. И ясно было, что никаких денег от него она не получит.
   Но меры своей безопасности - Максим Петрович непременно примет. И Леше Толбуеву наверняка не поздоровится.
   Хотя бы такая расплата, равнодушно подумала Ольга, каждый мерзавец доложен получить свое.
   С тем же безразличием она вспомнила, что в подвале не осталось стрихнина, но это было делом поправимым. Умирать в муках и уродстве она не собиралась.
   ...У Вадима не доставало даже сил подняться в кабинет, где он обычно спал, когда не добирался до дому. Он застрял в домике, где дежурила охрана кортов, и сказал Мелентьеву.
   - Петр, обойди всю территорию, все закрой и вали домой. Я сам посторожу.
   Он повалился на жесткий топчан, уже теряя реальную оценку окружающей обстановки и писк мобильного телефона под рукой выдернул его в сознание лишь на половину. Он прижал аппарат к уху и с трудом произнес.
   - "Тайм-брэк"... Малкин.
   Незнакомый молодой голос произнес напористо.
   - Вадим Васильевич, нам нужно срочно поговорить.
   - Кто вы такой?
   - Это не имеет значения, я...
   - Тогда пошел к черту! - решительно сказал Вадим.
   - Вадим Васильевич, вам грозит серьезная опасность. Вас и ваших друзей хотят отравить!
   - Ты что, плохо меня понял? Или тебя подальше послать? - заорал Вадим решительно ничего не понимая из сказанного.
   - Во всяком случае не пейте больше ничего! Ни из одной бутылки! Вас хотят отравить, я позвоню завтра!
   - Только попробуй! - рявкнул Вадим и выронил аппарат на топчан, абсолютно не понимая, о чем шла речь Охранник топтался перед ним, прикидывая, что из такого состояния своего шефа можно бы извлечь и личную пользу.
   - Вадим Васильевич, а вы меня тоже уволите?
   - Да, Петр, не обижайся. - Вадим натягивал на себя бараний полушубок. - Из всей охраны оставляем только вашего семейного... Дотяни как-нибудь до весны, а там посмотрим.
   - Так я бы тоже мог жить здесь с семьей....
   Вадим с трудом оценивал обстановку - в голове гремел отбойный молоток и все тело не подчинялось никаким командам, он распластался на топчане и даже фигуру своего охранника различить уже не мог.
   - Ты, Петр - убил Валерку Сенчукова... Ты - его не уберег. .. Нам такая охрана не нужна. Иди.
   Не нужна так не нужна, без особой обиды решил Мелентьев и пошагал осматривать территорию. Но через минуту он пришел к выводу, что эти обязанности ему теперь ни к чему, что ему и вообще плевать на этот Клуб, на эти корты, потому что надо думать о будущей жизни. А от этой - поиметь хоть какой-то прок, то есть последнее заключение представляло из себя возникшую традиционную идею русского человека : "А чтобы здесь можно было украсть на прощанье?" В принципе охранник мог бы, конечно, обогатится весьма солидно, если б даже только на себе поволок краденное - видеомагнитофоны, телевизоры, телефоны и прочее барахлишко, а уж если б подогнал грузовичок, то обеспечил бы себя по гроб жизни. Но настоящим вором он не был, к настоящему воровству испытывал презрительную брезгливость, а потому ограничивался опять же русской целью воровства: попятим бутылку водки и нам достаточно И вообще, стибрить бутылку водки, с русской точки зрения это вовсе и не воровство.
   Все что надо было запереть, Мелентьев все же запер, все что надо было выключить - выключил, врубил сигнализацию и поднялся в кабинет шефов.
   Все полки бара оказались пусты - гости вылакали все подряд. Но Мелентьев, как и девочки "курятника", как вся обслуга Клуба прекрасно знал, где хранится запас спиртное личного потребления содержателей Клуба. Он встал на диван, отодвинул в сторонку фотографию великого русского теннисиста, открыл дверцу, взял первую попавшуюся бутылку, восстановил порядок и через четверть часа уже шагал домой, прижимая к груди бутыль джина "Бифетер".
   Наличие выпивки радовало, однако создавало и серьезные проблемы. Возвращатся в мрачный туман времен хронического алкоголизма Мелентьев никак не хотел. Почти год трезвой жизни ему понравился. Жаль было и жену, жаль хворого ребенка - наверняка сгибнут, если он опять запьет по черному. Однако и выпить с горя было необходимо. Мелентьев нашел выход из положения. Улицы были пусты (он жил в семи минутах хода от кортов) и Мелентьев встал на колени прямо между трамвайных рельс, воздел руки к небу и закричал.
   - Господи, услышь мою клятву! Я сегодня выпью! Но если я выпью больше ста грамм, то продам душу дьяволу и пусть умрут моя жена и сын!
   На этом он успокоился и заспешил домой, несколько не обращая внимания на любопытное обстоятельство своего поступка - он был наглухо неверующим, ни разу в жизни не был в церкви, не знал с какого плеча на какое крестятся и разницы, скажем, между Евангелием, Кораном или еврейской Торой не ведал никакой. Так что клятва его была весьма условной, как, между нами говоря, и все клятвы - на Евангелии, на Крови, на Могиле Родителей, всем клятвам грош цены и свершают их только с единственной целью - оправдать свои прошлые и грядущие безобразия.
   В такие рассуждения Мелентьев, естественно, не вдавался, а явился домой заставши свою супругу в нескрываемой тревоге - она знала о состоянии дел мужа, знала про бал и очень боялась, что Петр соскочит с катушек, напьется и тогда всей жизни конец.
   Появление на пороге трезвого супруга было для неё сравни явлению Христа для верующего.
   - Покушаешь, Петя? Покушаешь и приспнешь! - засуетилась она. - А мальчонка наш сегодня уже не кашляет, все хорошо, Петя.
   - Не очень. - сказал Мелентьев. - Работы у меня больше нет.
   - Это ничего, ничего, я к Малкину сама схожу, или к Голубеву, ну зачем им было тебя из пьянки вытаскивать, чтоб теперь погубить? Ты, конечно, виноват был тогда, если все правильно сделал, то Сенчукова бы не убили, но я их уговорю, не может быть, чтоб такие приличные люди дали тебе сгибнуть.
   В глубине души Мелентьев тоже был уверен, что шефы не покинут его на произвол судьбы, а просто сейчас свели маленькие счеты за его промашки, но жене сказал решительно.
   - И без них проживем, Анастасия. Найду я где на кусок хлеба заработать.
   После этого заверения он прошел в туалет, прихватив на кухне стакан. Заперся в темном совмещенном сортире, вытащил из-за пазухи бутыль, с некоторым недоумением обнаружил, что напиток ему не знаком, отвинтил пробку, отмерил дозу в обещанные Господу сто грамм и выпил их, не пытаясь определить тонкости и сложности вкусового букета. Оставшийся в достаточном количестве напиток в бутылке он собрался было вылить в унитаз - но дрогнула рука бывшего пьяницы. Не мог позволить себе такого святотатства, завинтил пробку и упрятал бутыль под ванну. Правда снова повторил свои клятвы Всевышнему и пошел на кухню кушать горячий борщ, уже подогретый женой Алкоголь начал действовать на него через восемь минут, а стрихнин ещё не работал. Через одиннадцать минут Анастасия со страхом пришла к выводу, что, кажется, ошибалась, посчитав поначалу мужа за трезвого. Чего-то он все же глотнул. Еще через какое-то непродолжительное время Мелентьев посмотрел на лампу, висевшую над столом и сказал.
   - Чего - то сегодня так тускло свет горит? Напряжение что ли маленькое?
   - Нормальный свет, Петя... Скажи честно, ты немного принял сегодня на грудь?
   - М-м, - замычал Мелентьев зная, что у жены острый глаз, а наглое отрицание её только разозлить и убедит, что он врет - С собой ещё принес?
   - Нет. - твердо ответил Меленьев, поскольку клятве изменять не собирался.
   - Ну, допей компот и иди спать.
   Судороги у Мелентьева начались ещё до того, как он успел заснуть. А потом его тут же вырвало.
   Да, не собираюсь оскорблять тонких чувств верующих, но согласитесь, что не Господу Богу надо было молится Мелентьеву за то, что остался жив, а своей многострадальной жене. Медсестра по профессии, за шестнадцать лет работы много чего насмотревшаяся, она разом определила, что судороги его вовсе не алкогольного происхождения, да и то что свет лампы у него мутился в глазах тоже кое-что напомнили.
   - Что ты пил, ирод? - закричала она в полный голос, не боясь, что проснется сын. - Какой дряни ты наглотался, ты же здохнешь сейчас!
   - Не знаю. - сумел проговорить Мелентьев.
   - Домой принес? Где упрятал?
   Ответа у него не сложилось, но Анастасия вспомнила, что прежде чем от дверей пройти к кухонному столу, супруг завернул в тауалет. Она метнулась туда и без труда нашла початую бутылку с незнакомой этикеткой.
   Дальнейшие действия Анастасии отличались классическим, просто блистательным профессионализмом. Без паники и крика она подняла с постели соседа и заставила того завести "запорожец". Вместе с соседом перенесла тело мужа в тесный салон автомобиля, прихватила с собой бутылку "Бефитора" и уже через тринадцать минут седой токсиколог щупал, тискал живот теряющего сознание Мелентьева, а в лаборатории делали экспресс-анализ пробы из бутылки джина.
   К рассвету, после всех пыточных процедур, Мелентьева перевезли в реанемацию, но было сделано заключение, что непосредственной опасности его жизни - нет. А в бутылке растворена такая лошадиная доза стрихнина, что можно уложить наповал футбольную команду вместе с самыми преданными болельщиками.
   Сам же Мелентьев, прочухавшись и сообразив со слов жены, что с ним произошло, твердо решил крестится в церкви, едва у него восстановятся силы, чтоб дойти до Храма Божьего. Анастасии же он не сказал, где раздобыл бутылку - решил, что это дело темное, опасное и лучше он сообщит об этом своему начальству.
   ... Забыт бывший милиционер Феликс Цапин. А ведь для него эта ночь прошла страшней, чем для кого бы то ни было. Раз десять он терял сознание, задыхаясь в духовке, переполненной газом. Почти сразу он понял, что вырваться силой ему не удасться, руки были очень прочно привязаны к газовой плите скрученными полотенцами и требовалась какая-то идея, а не физические усилия, чтоб спасти свою жизнь Газ продолжал шипеть в духовке и он представлял из себя первейшую опасность, как бы ни ухищрялся Цапин поменьше его вдыхать. Но все же голова его лежала с краю духовки, его засунули лишь по плечи, ему удавалось перехватить и не отравленного воздуха, однако долго это продолжаться не могло.
   После очередной неудачной попытки вырваться силой, Цапин попытался оценить как бы со стороны свое положение. До краника на плите, чтоб перекрыть газ, он не мог дотянутся: руки были привязаны. Но внезапно он вспомнил, что должен быть ещё один - общий кран на трубе, подающей газ ко всем конфоркам. Цапин его не мог видеть, но знал, что как правило, он расположен над плитой, где нибудь сантиметрах в восьмидесяти над конфорками.
   Дальнейшие действия Цапина были редкостным цирковым номером, который можно было выполнить только в стрессовом состоянии. Для начала он, упираясь носками туфлей в каблуки - скинул обувь. Потом умудрился принять вертикальную стойку ногами вверх, перегнулся и босыми ступнями принялся шарить по стене, пока не нашел подающую газ вертикальную трубу. Как у него не сломалась шея и не треснули позвонки - осталось неизвестным. Но он нащупал таки пальцами ног основной кран и после неимоверных усилий перекрыл его!
   Потом принялся "продувать" духовку, используя собственные легкие как вентилятор и опять потерял сознание. Но когда очнулся и сделал несколько вздохов-выдохов, стало полегче. Через четверть часа он пришел в себя настолько, что сместился вдоль плиты так, что правая, связанная рука попала на острый угол крыла плиты и он принялся перетирать, перепиливать свои путы. Сколько времени продолжалась эта работа, он не мог определить, но в конце концов правую руку удалось выдернуть, а ещё через минуту он уже сидел на полу и не верил своему спасению.
   Потом он обулся и тут же покинул место своих мучений. Он не стал ничего осматривать, не пытался понять, что с ним произошло. Для него и так все было ясно.
   Замки дверей легко открылись изнутри. Цапин вышел на лестничную площадку, спустился со второго этажа вниз и определил, что оказался в Южном Измайлово, в двух километрах от своего дома. Обшарив свои карманы, он обнаружил, что исчезли только блокнот и удостоверение, а деньги остались. Машину он поймал сравнительно быстро и за несколько минут езды тут же составил план действий.
   Он очень хорошо знал мир людей с которыми опять столкнулся, а потому действовал без промедления.
   Заспанная жена только раскрыла было рот, чтоб сообщить, как она волновалась, как приходили неизвестные люди, сообщившие что он задерживается - Цапин её оборвал.
   - Пять минут. Одень дочь, собери деньги, документы, уезжаем.
   По его тону жена бывшего милиционера тут же сообразила, что все вопросы сейчас ни ко времени.
   Рассвет застал их уже на перроне Курского вокзала и до отхода поезда южного напраления оставалось двадцать минут. Пятилетняя дочь Цапина ежилась на прохладном ветру, жена молчала, готовя свои неизбежные вопросы, а Цапин колебался между чувством долга и стремлением умчатьсяч подальше и бесследно, укрыться до лучших времен. Он слишком хорошо знал тех людей, с которыми столкнулся после многолетнего перерыва. Понимал, что за это время они ещё более обнаглели, как озверел весь российский криминал.
   Подошел поезд, Цапин усадил свою семью в купе и побежал на вокзал искать телефон. Он набрал номер того аппарата, который стоял под рукой охранника медцентра "Знахарь" и едва трубку сняли, как сказал.
   - Цапин говорит. Терехов, ты дежуришь?
   - Я...
   - Запиши быстро! Меня долго не будет. Месяц или два. Первое. Сообщищь в милицию, лучше всего в район, полковнику Скрастину. Бандит Маркаров по кличке Резак, обьявленный год назад в федеральный розыск, прячется в фирме "Восточный ветер". Усек?
   - Так точно!
   - Второе. Записывай. Девчонка со СПИДОм, которую я упустил... Дубина... Шорина... Бондарева или Винокурова. Та из них, которая вторая по росту. Все - студентки Архитектурного лицея. И позвони в лицей Голубеву Андрею! Обязательно про это скажи, иначе эти бабы его погубят! Записал?
   - Так точно.
   - Скрастину ещё добавь, что "Восточный ветер" занимается криминалом! Вся их деятельность - ширма! Понял? Они торгуют проститутками! Или оружием, а может наркотиками! Резак - наркоман со стажем! Ты понял меня?
   - Так точно! Когда тебя ждать, начальник?
   - Не скоро! - ответил Цапин и положил трубку.
   - Пошел ты к черту! - со смаком сказал Терехов и бросил трубку ничего не записав.
   Что-либо передавать он и не собирался. Он понял, что бывший милиционер - снова "допрыгался", вернется сюда не скоро,(если вернется) а потому должность его - вакантна. Впутываться же в криминал Терехов никак не желал. Зато получить место начальника службы охраны было более чем соблазнительно, и он знал, что эту должность теперь получит.
   глава 8
   В это воскресенье полковник Скрастин заглянул на службу около одиннадцати часов утра. Штатной нужды в этом не было, но он с юности привык каждый день забегать на работу, даже в свободные дни, чтоб держать состояние своей подведомственной территории под неусыпным контролем. Тем более - после ночи с субботы на воскресенье.
   Дежурный лейтенант Чечулин доложил полковнику, что ничего особенного в районе не произошло: две драки на дискотеке, но без поножовщины и членовредительства; одна попытка изнасилованная весьма подозрительная студент Архитектурного института в парке заваливал в кустах дамочку, числившуюся в проститутках, скорее всего не сговорились в цене; в больницу доставили человека с огнестрельным ранением груди - без документов, в сознание не пришел; в той же больнице случай отравления; в ресторане "Кормчий" прямо у стойки упал и умер немолодой мужчина - инфаркт, установлено врачами без всяких сомнений; в парке всю ночь гуляли на кортах клуба "Тайм-брэк", но все спокойно, иначе и быть не могло; несколько выездов на разбор семейных скандалов - без кровопускания, короче сказать на редкость спокойная ночь для субботы. Скрастин хотел было уже уйти по своим воскресным делам, но оперативник - старлей Демидов, дежуривший ночью приостановил его, отвел в сторону и проговорил без большой уверенности.
   - Василий Степанович, я ездил в больницу, когда они сообщили, что к ним привезли раненого пулей в грудь и без документов.
   - Да? Ну и что?
   Старлей Демидов отличался тем, что поначалу докладывал о мелких деталях, тянул резину, нагнетая атмосферу событий, а уж под конец глушил собеседника убийственным фактом.
   - Мужика прооперировали, лежит без сознания.
   - Так.
   - Пуля из пистолета ТТ.
   - Ну?
   - Врачи за его жизнь не отвечают, даже не уверены, придет ли он в сознание.
   - Его заботы. Дальше, - начинал уже раздражаться Скрастин.
   - У него на груди татуировка. Три церковных купола.
   - Ну, сделал три ходки в зону. Что еще?
   - Рожа заросшая, побитая, опознанию не поддается.
   - Понятно.
   - На пальцах руки татуировка "ВАСЯ"
   - Так и что, черт тебя дери?!
   - Мне показалось, что это Василий Горбенко.
   Полковник сел на подвернувшийся стул.
   - Ты уверен?
   - Почти. Я его видел пять лет назад, когда ему дали двенадцать лет за убийство.
   У полковника Скрастина засосало под правой ключицей. Именно в это место вошла пуля из пистолета "беретта", которая была выпущена именно Василием Горбенко семнадцать лет назад. Тот срок бандит отсидел, получил новый, в двенадцать лет, бежал из зоны, полтора года находился в розыске и Скрастин считал его близким для себя человеком, настолько близким, что жаждал увидеть, как можно скорее.
   - Едем, Демидов.
   На личном "ауди" Скрастина они приехали в больницу, давно знакомый врач препятствовать Скрастину не стал и провел его в палату реанимационного отделения, где разделенные перегородками, в большом и светлом зале лежали те, кто вчера находился на грани между жизнью и смертью, да и сегодня ещё танцевали на этой грани пляску смерти.
   Едва Скрастин глянул в небритое лицо мужчины с оплывшими щеками, небритого, с маленькими ушами - как именно по этим ушам тут же убедился: Горбенко. Допрыгался, наконец.
   - Шансов мало, Василий Степанович, - негромко сказал врач, а Скрастин и не знал, как ему к этому относится. Ему казалось, что если бандит умрет, то и для него самого, полковника Скрастина это будет нечто вроде смерти уходило время их жизни, которая в определенном смысле проходила бок о бок.
   - Когда очнется... Если очнется, позвоните, мы поставим здесь пост охраны.
   - Если и очнется, то никуда не убежит очень долго.
   - Во - первых, этот и мертвый убежать может, во - вторых, те, кто в него стрелял, вполне возможно будут контролировать результаты своего попадания в цель, и коль он выживет, то повторят свои намерения. Будет транспортабелен, перевезем в тюремный госпиталь.