Казалось, никто не обратил никакого внимания на то, как Анжела и Лерой вышли из такси.
   Естественный смуглый цвет лица Анжелы и его слегка подгримированная внешность не вызвали особого интереса у местной публики и позволили им влиться в нее незамеченными. Да и кроме того, это не тот район, где можно ждать неприятностей. По крайней мере, так казалось. Все жертвы «Головореза» жили в тихих пригородных поселках. Этот район был самым ближним, который «Головорез» только мог найти в Гарлеме.
   Где-то в глубине сознания Лероя возник вопрос. Зачем убийце столько хлопот, чтобы зарезать кого-нибудь в таком многолюдном городском квартале? Шансы быть замеченным здесь слишком велики. Даже в час ночи, когда семья Валь-ехо была убита, здесь должны быть люди. Зачем рисковать? Или в этом риске и кроется ключ к разгадке? Было ли это каким-то способом самовыражения убийцы? Или это закодированное послание? Неважно, где ты живешь, но если ты испанец — тебе угрожает смертельная опасность.
   Миссис Розита Вальехо была одета в черное и говорила почти шепотом. Маленькая женщина, которая, если бы не горе, была бы похожа на птичку с блестящими глазами. Но тяжелая утрата навсегда лишила ее покоя. В ее глазах была ужасная пустота, которая до глубины души тронула Лероя. Трехкомнатная квартира напоминала огромную пещеру. Они прошли ее всю, прежде чем попали в гостиную, которая по какой-то причине располагалась в самом конце. Лерой, хоть и слабо, но все же ощутил на каком-то сверхъестественном уровне насилие, свидетелями которого были эти стены. Этого оказалось недостаточно, чтобы пытаться получить какую-нибудь телепатическую информацию, но хватило для того, чтобы знать, что призраки все еще бродят по гулким коридорам. На стене гостиной висел групповой снимок семьи, окантованный черным шелковым материалом.
   Анжела объяснила, почему они с Лероем пришли сюда. Миссис Вальехо была рада услышать, что еще кто-то со стороны занимается расследованием убийств. Она не особенно верила, что нью-йоркское управление полиции чего-либо добьется.
   Там считали ее горе уже вчерашней новостью. Конечно, она будет счастлива помочь сеньору Де Карло всем, чем может. Это была единственная фраза вдовы, произнесенная ею с заинтересованностью. Лерой заметил, что жизнь вернулась в глаза женщины, но это длилось слишком недолго.
   Через Анжелу, выступившую в роли переводчицы, Лерой узнал, что миссис Вальехо приехала сюда из Пуэрто-Рико после того, как ее муж погиб в автомобильной катастрофе. Хосе не нравилось, что она живет одна на острове, он послал ей деньги на авиабилет и нашел работу уборщицы. Розита стала работать в ночную смену.
   Она скоро переедет из этой квартиры. Чрезмерно большой стала она теперь, да и хранит слишком много воспоминаний. И кроме того, ее зарплаты теперь не хватает для оплаты такого жилья. Будет нелегко найти маленькую квартиру, так как цены в этом городе слишком высокие. В ее мыслях Лерой «прочитал» беспокойство — миссис Вальехо всерьез опасалась превратиться в одну из тех бедных старушек, что бродят по улицам Манхэттена, неся все свои пожитки в сумке.
   Он попросил Анжелу расспросить Розиту о той ночи, когда произошло убийство ее семьи.
   Медленно, ох как медленно, она начала рассказ. Она произносила не более двух предложений подряд, давая Анжеле много времени на перевод.
   Она рассказала, что примерно в 11:20, незадолго до полуночи, один ее друг, с которым она вместе трудится, предложил проводить ее на работу. Это стало у них привычкой. Почти вся семья к тому времени уже находилась в постели. Хосе еще не ложился: смотрел по телевизору новости. Он попросил ее купить молока утром по дороге домой. Все было нормально. Невозможно даже представить себе то ужасное зрелище, которое она увидела, возвратившись домой.
   Ее смена закончилась как обычно, когда стало вставать солнце. Она постучалась в дверь дома примерно в 7:30 утра. На работе у них нет регистратора времени, который нужно нажимать, уходя, поэтому она отправляется домой, как только работа сделана.
   По дороге домой она забежала в магазинчик за молоком и на углу улицы рассталась со своим другом. Дома все обычно вставали и начинали свой рабочий день, когда она возвращалась после ночной смены. Она поздоровалась с несколькими своими знакомыми по дороге домой. У жены Хосе тоже была работа, поэтому дом оставался пустым весь день. Именно тогда она и ложилась спать и спала до тех пор, пока дети не возвращались из школы около трех часов дня.
   Как только она вошла в квартиру, то сразу почувствовала, что случилось что-то ужасное. На стенах была кровь. На полу — тоже. Слова, написанные кровью. Кровь — везде! Все двери спален были открыты. Она зашла в ближайшую, детскую спальню...
   Розита Вальехо больше не могла держать себя в руках и зарыдала, закрыв лицо руками. Анжела протянула ей носовой платок, неизвестно откуда взявшийся. Он стал мокрым уже через несколько секунд. Лерой поднялся на ноги и спокойно сказал:
   — Скажите ей, что не надо рассказывать о том, что она обнаружила здесь. Я уже все это знаю из полицейских отчетов. Попробуйте ее успокоить.
   Анжела придвинулась к подлокотнику кресла, в котором сидела миссис Вальехо, и обняла маленькую женщину за плечи, пытаясь успокоить. Лерой вышел из комнаты и прошел по коридору на кухню. Ему было интересно, кто мыл стены после того, как полиция закончила расследование. Конечно, не полиция. Розита? Ее друг с работы? Лерой надеялся, что это была не Розита.
   Лерой шарил по кухонным шкафам до тех пор, пока не нашел то, что искал. Он плеснул рома в фужер и возвратился в гостиную, чтобы дать его хозяйке. Она взяла бокал и потихоньку отпивала из него, пока наконец не пришла в себя.
   Когда Лерой увидел, что она может продолжать, он попросил Анжелу расспросить Розиту о жизни семьи Вальехо до того момента, как она переехала жить к ним, и после ее приезда.
   В течение следующего получаса Розита говорила о своей семье, которая кое-как перебивалась, чтобы выжить в этом безжалостном городе. Хосе работал в системе транспортных перевозок. Зарабатывал неплохие деньги. Но этого было недостаточно, чтобы содержать семью, так как цены все время ползли вверх. Поэтому пять лет назад, вскоре после рождения младшего ребенка, Долорес Вальехо получила должность секретарши. За детьми присматривала соседка. Они были хорошими детьми, с ними совсем не было никаких хлопот.
   Розита рассказала, как добры к ней были в семье после смерти мужа. Она понимала, что была им обузой, так как не знала языка и долго не могла найти работу. Но они никогда не жаловались. Она ведь была членом их семьи. А в семье не бросают друг друга на произвол судьбы. Розита пыталась отплатить им за их доброту, стараясь поскорее найти работу. Она не любила свою работу, но была рада немного облегчить финансовое положение семьи.
   Лерой внимательно слушал ее рассказ, пытаясь найти хоть что-нибудь, что связывало бы ее семью с другими жертвами. Розита продолжала свое повествование, пытаясь вспомнить все, что ей было известно о жизни семьи до ее прибытия. Семья Долорес приехала из Пуэрто-Рико вскоре после Второй мировой войны. Ее отец служил в военно-морском флоте во время того конфликта.
   Хосе приехал в Штаты в конце шестидесятых. Он встретил Долорес, молодые люди полюбили друг друга и поженились. Первые годы их совместной жизни были трудными. Хосе ходил в вечернюю школу, чтобы улучшить свой английский, а днем работал. Скоро Долорес забеременела. Первый ребенок, Хулио, родился как раз тогда, когда бензозаправка, где работал Хосе, закрылась. Розита вспомнила, как Хосе говорил, какие это были трудные для них времена. Безработица вынудила их сесть на пособие. К счастью, в конце концов он получил работу. И с того времени все наладилось. Трудно, конечно, но жить можно.
   Лерой и Анжела обменялись взглядами при упоминании о пособии.
   Когда Розита не смогла больше ничего вспомнить, Анжела подумала, что пора заканчивать беседу. Но разговор продолжился, и она удивилась тому, о чем Лерой дальше попросил госпожу Вальехо. Он решил повторить сеанс, который проводил с Ральфом Хантером днем раньше, и Анжела перевела на испанский его просьбу.
   — Миссис Вальехо, не могли бы вы расслабиться и закрыть глаза? Мы хотим, чтобы вы снова мысленно прошли со своим другом весь путь от дома до работы. Попробуйте восстановить все детали и рассказать нам обо всем, что вы видите.
   Анжела никогда не видела по телевидению ни одного сыщика, использующего подобную технологию расследования. Но Де Карло был профессионалом и, наверно, знал, что делал. Миссис Вальехо, поколебавшись, согласилась попробовать, не понимая, какая от этого будет польза. Откинувшись в кресле, она попробовала устроиться поудобнее. Анжела заметила, что Лерой тоже закрыл глаза вскоре после миссис Вальехо.
* * *
   Слушая рассказ во второй раз, Лерой уже направлял ее мысли в нужное русло. Прошлый опыт показал ему, что «взгляд» в мозг человека, не говорящего по-английски, ничем не отличался от проникновения в мозг того, кто говорит по-английски. Большая часть телепатической связи — это зрительные образы и слуховые ощущения с некоторыми обонятельными впечатлениями и огромным количеством эмоциональных переживаний.
   Слова тоже присутствуют, но они значимы в меньшей степени, чем это можно себе представить. «Заглядывая» в мозг человека, не говорящего по-английски, Лерой терял лишь малую часть информации из-за языкового барьера. Но девяносто процентов ее он схватывал. Пока миссис Вальехо говорила, Лерой приспосабливался к ее личному образу мышления.
   Он знал, что Розита Вальехо не будет образцовым объектом для глубокого анализа, таким, каким был Ральф Хантер. Она все еще была слишком угнетена своим собственным горем, чтобы расслабиться полностью, особенно перед двумя незнакомыми людьми, сидящими рядом. Но вдруг ему удастся что-нибудь «ухватить»...
   Наконец миссис Вальехо решила, что готова начать. Глаза ее были закрыты, а напряженные черты лица смягчились, когда она начала рассказывать о том, как вышла из дома.
   Связь оказалась плохой. Образы были расплывчатыми, они как бы подпрыгивали, исчезали и появлялись вновь. Временами миссис Вальехо удавалось хорошо сконцентрировать внимание, но она быстро уставала. Лерой был уже почти уверен, что зря тратит время. Словно откуда-то издалека он слышал, как эта женщина говорит, а Анжела переводит. Расшифровать слова было невозможно. То же самое касалось и мыслей миссис Вальехо. Контакта на уровне подсознания на этот раз не получилось.
   Лерой и миссис Вальехо мысленно спускались по ступенькам, выходя из дома. Их сопровождал ее друг, господин Бернард Ковен. Он о чем-то говорил, но Розита не слушала его, думая о предстоящей работе.
   Затем все стало расплывчатым и стремительно замелькало, как изображение на видеопленке, которую крутят с большой скоростью. Лерой едва мог видеть ноги Вальехо, когда она спускалась вниз по лестнице. Отчетливо слышно ее дыхание. Голос мистера Ковена превратился в непрерывный гул.
   «Картинка» сфокусировалась, когда они достигли площадки второго этажа. Лерой и Розита поздоровались с миссис Васкес, которая жила двумя этажами ниже квартиры Вальехо. Жуткая сплетница.
   Оставшаяся часть пути вниз по лестнице была сплошным туманом. Очевидно, Розита считала, что ничего сколько-нибудь важного не было, о чем следовало бы помнить. Когда они достигли входной двери, она сосредоточила внимание на мистере Ковене, который, широко улыбаясь, открыл ей дверь. Это был ее первый ясный взгляд на Ковена, который запомнил Лерой. Это был рослый, хорошо выглядящий чернокожий лет сорока пяти, аккуратно одетый. Очевидно, ему было приятно общество Розиты.
   На улице миссис Вальехо заметила прогуливающуюся молодую парочку, которую она знала. Лерой не уловил их имена. Затем визуальный образ снова стал мелькать. Розита не слишком-то обращала внимание на то, что происходило вокруг. А зачем ей это? Она шла по улице, по которой ходила сотни раз. Черт возьми! В этом нет ничего хорошего для Лероя! Как ему найти разгадку того, кто же был «Головорезом», если свидетельница не побеспокоила себя даже взглядом, куда идет в ночь преступления и что ее окружает?
   Образы продолжали прыгать, то становясь четкими, то снова теряя резкость, когда Лерой и два его спутника вместе шли по кварталу. Он едва мог разобрать расплывчатые очертания людей, проходящих мимо, и проезжавших автомобилей. Но все было настолько нечетким, что никаких деталей не удавалось разобрать. Лерой был уже готов отказаться от продолжения работы, когда стало приближаться нечто бесформенное бежевого цвета.
   На удивление, «это» вдруг попало в фокус. Лерой вздрогнул от неожиданности, когда понял, что «оно» не было бежевым. Цвет был скорее рыжевато-коричневым! Надпись на боку автомобиля на этот раз оказалась исключительно отчетливой.
   — Вы видели фургон, не так ли? — Лерой почти вскрикнул, подскочив на стуле. Анжела и Розита посмотрели на него как на сумасшедшего.
   — Она спрашивает: «Неужели это что-то значит?» — перевела Анжела.
   — Спросите у нее, какого цвета он был.
   Анжела перевела и ответила:
   — Светло-коричневого. Очень светлого. Я думаю, это называется рыжевато-коричневым цветом.
   — Почему она заметила его?
   Анжела перевела и, получив ответ, сказала:
   — В квартире были тараканы. Во всем доме их полно. Фургон принадлежал компании, занимающейся уничтожением насекомых. Розита собиралась поговорить со своим братом, чтобы вызвать их.
   Лерой закрыл глаза и увидел рыжевато-коричневый фургон с четкими черными буквами на двери. «Таглиа экстерминаторз» — гласила надпись. Под ней находился номер телефона. Надпись и цифры мгновенно отложились в памяти.
   «Экстерминаторы» — значит, истребители, уничтожители. Вот уж, в самом деле, черный юмор.

Глава 7

   Первая половина дороги домой прошла в молчании. И Лерой, и Анжела думали каждый о своем. Рассказ Розиты Вальехо, безусловно, произвел на обоих сильное впечатление. Неоновые огни города, мелькающие в окнах такси, не отвлекали их от своих мыслей. Наконец, резко повернувшись, Анжела спросила:
   — Это связано с социальным пособием? Вы думаете, «Головорез» убивает только те семьи, которые получали пособие?
   — Или получают его сейчас, как семья Делмалия. Хесус Делмалия потерял руку в аварии на производстве шесть месяцев назад. Их включили в списки на пособие, и они в течение последних двух месяцев его получали. Я уверен, что семья Менгуэлли тоже жила на социальное пособие время от времени.
   — Убивают семьи, живущие на социальное пособие! Но зачем?
   — Я не выясню этого до тех пор, пока не схвачу убийцу. И даже тогда причины, по которым он убивал людей, могут быть непонятны ни вам, ни мне, ни другим нормальным людям.
   Анжела внимательно смотрела на Лероя, пытаясь его понять.
   — Вы получили сегодня важнейший ключ к разгадке, не так ли? Светло-коричневый фургон.
   — Может быть. Похожий фургон стоял в их районе в ночь убийства семьи Делмалия. Человек, который видел его, не запомнил его номер. Но стоит проверить.
   Поняв по его лицу, что больше ничего выяснить не удастся, Анжела решила, что не стоит на него давить, но не отвела глаза от своего странного спутника. Этот загадочный человек ужасно привлекателен, сказала она себе. Его черные блестящие волосы и бородка делали его просто неотразимым...
   Такси подкатило прямо к дому. Они вышли, и Анжела пошла к входной двери. Только после того, как она открыла ее ключом, Анжела заметила, что Лерой не пошел следом за ней. Он стоял у лестницы и смотрел на нее.
   — Я думаю поехать сейчас поискать комнату в гостинице.
   Не думая ни о чем, Анжела спустилась к нему, взяла за руку и, глядя ему прямо в глаза, сказала:
   — Не надо.
   Это прозвучало одновременно и как просьба и как приказание.
   Лерой знал, что если бы он и хотел, то не смог бы уйти сейчас. Он потерялся в этих глазах, он попал в ее сети, поэтому отбросил в сторону мелочные опасения и предчувствия.
   Анжела прошла все пять лестничных пролетов в полном молчании и только после того, как закрыла дверь квартиры, она сказала:
   — Не оставляйте меня одну сегодня. Было слишком много смертей. Я... я... не смогла бы...
   Она подняла к нему лицо. Не осознавая, что делает, Лерой поцеловал ее. Это был нежный, долгий поцелуй. Мягкие, влажные губы, слегка приоткрытый рот. Он нежно привлек ее к себе. Лерой почувствовал, как ее руки ласково обхватили его шею. Жар от поцелуя усилился. Это мгновение превратилось в вечность.
   Когда они отодвинулись друг от друга, он жадно, как утопающий, схватил ртом воздух. В груди горело. Но это не принесло ему облегчения.
   Анжела прижалась лицом к его шее, целовала ее и гладила своей щекой. Он губами нашел мочку ее уха. Дыхание его участилось. Их губы встретились снова. Ее язык скользнул в его рот.
   Затем он поднял ее на руки, не прерывая поцелуя. Теперь и его язык проник к ней в рот. Он лишь смутно представлял себе, что идет к спальне. Казалось, что все происходит как в замедленной съемке или под водой. Ощущение времени терялось. Такое путешествие по квартире с остановками, во время которых он ничего окружающего не видел и не ощущал, длилось долго. Лерой не мог вспомнить, как он прошел все двери и избежал столкновения с углами мебели. Все окружающее воспринималось фрагментарно, словно распадалось на куски. Но было так чертовски хорошо, что это не имело никакого значения.
   Следующее, что он понял, — они были в постели Анжелы, гладя и лаская друг друга. Одежду сбрасывали постепенно, целуя и лаская каждый обнажившийся сантиметр тела, который они могли отыскать друг у друга. Не возникло никакой неловкости, это было очень похоже на танец. Их хореографии могла бы позавидовать сама Туайла Тарп. Лерой чувствовал, что куда-то уплывает. Он сливался с этой прекрасной женщиной, становясь ее частью, соединяясь с ней не только телом, но и душой. Волшебство!
   Лерой целовал ее, трогал языком шею, плечи и груди. Найдя соски, он стал нежно их сосать, чувствуя, как они твердеют во рту. Ее стоны от удовольствия звучали словно музыка. Даже Шуберт никогда не сочинял такой нежной мелодии. Его сердце билось так, словно хотело вырваться из груди. Комната наполнилась ароматом свежего мускуса, исходящего от их тел. Отчаянный зной! Сумасшествие!
   Потом они стояли на коленях посередине кровати. Их тела, крепко прижатые друг к другу, ритмично двигались. Лерой чувствовал ее руки, ласкающие его, доводящие до сладострастного безумия. Все это слишком хорошо! Он не может больше продолжать, просто умрет или сгорит в пожирающем его пламени. Скоро голова его взорвется, как вулкан Кракатау, и отлетит от туловища. Умирать от удовольствия — просто безумие. Нужно остановиться! Но никак не удается.
   Его собственные руки нежно гладили ее по спине вверх и вниз, вызывая тихие стоны удовольствия. Она обхватила его бедрами, двигаясь в ритме, старом как мир.
   Теперь они лежали на боку, совершенно не понимая, как это получилось. Его рука у нее между ног нежно и ритмично двигалась, возбуждая ее. Анжела выгнулась и вдруг словно взорвалась от внезапного облегчения. Ее громкий, гортанный крик эхом отразился от стен слабо освещенной комнаты. Странно, что человек от удовольствия издает такие же звуки, как и от боли. Все как во сне.
   Целуя Анжелу в живот, ниже, еще ниже, зарыв лицо в ее мягкий пушок, работая языком, он блаженствовал, наслаждаясь ею. Его богиня еще раз взорвалась под ним. Еще раз он потерял от удовольствия голову.
   А сейчас, сомкнувшись воедино, вцепившись друг в друга руками, каждый пытался притянуть другого к себе. Где-то под ними простыни то скатывались, укрывая их, то снова распрямлялись, сопровождая этот неистовый танец, который все так же продолжался, словно энергии танцоров не было конца. Они поднимались на такие вершины чувственности, о которых никогда не могли даже мечтать. Покоренный ее красотой, грацией, силой, весь растворившись в ней, он словно летел сквозь Вселенную, завладев неуемным существом, приводящим его в такой восторг, которого он никогда не испытывал в своей жизни.
   Вся Вселенная взрывается в безумном, крутящемся калейдоскопе. Все вокруг озаряется вспышкой молнии. И все, кроме «ты и я», сметается ослепительной вспышкой. Они страстно прильнули друг к другу, словно весь мир был охвачен огнем.
   Все. Влажные от пота, они откинулись на спину, продолжая обмениваться короткими поцелуями, все еще чувствуя тела друг друга.
   Дэвид Вандемарк отгонял любую мысль, приходившую ему на ум. Это было прекрасно. Божественно. Нет нужды говорить ей об этом. Она все знает так же, как и он. Но она не знает единственного — почему. Почему все было так необычно? Потому что впервые за семнадцать лет он занимался любовью с женщиной, которая ему по-настоящему нравилась. Дэвид триумфально пронес с собой эту мысль в царство Морфея.
* * *
   Повернувшись во сне, Анжела разбудила Дэвида. Он открыл глаза, не понимая, где находится. Слабый свет из другой комнаты, проникая в спальню, создавал полумрак.
   Где я? Не знаю, но чувствую себя просто здорово.
   Наконец до него дошло, где он. Дэвид посмотрел на прекрасную женщину, лежавшую рядом с ним. Нежный поцелуй в ухо был вознагражден приятным сонным мурлыканием. В комнате было тихо, и ее ровное дыхание так успокаивало.
   Дэвид потянул край простыни, заботливо накрыл ей плечо и тихо встал с кровати.
   Теперь это был Дэвид, не Лерой. Точно Дэвид. Не одеваясь, он вышел в гостиную и выключил свет. Сидя на подлокотнике дивана, Дэвид смотрел из окна на ночной город. Вдруг он понял, что весь дрожит. Да, он Дэвид Вандемарк! И всегда им был. Маскарад кончился. И символическая маска-домино лежала на полу спальни среди вороха одежды. Стена была пробита сегодня ночью. И сделала это женщина! Сделала своим поцелуем.
   Но прошлое не повторяется. Иллюзия, что он и Дэвид Вандемарк — два разных человека, исчезла раз и навсегда. Кто бы мог подумать?
   Дэвид был восхищен этой безмятежной революцией. Что ж, король мертв. Да здравствует король! Это он, оказывается, король, про которого все думали, что он умер. Но он не умер. Просто все так думали. Какое счастье, что они ошибались!
   Так ведь?
   Дэвид знал, что во всем он разберется позже. Попытка расшифровать случившееся прямо сейчас доставит ему лишь головную боль. Да и кроме того, не так уж это важно.
   Важным было то, как он себя сейчас чувствовал. Просто потрясающе! Словно с души у него свалился огромный груз. Дэвид вздохнул с облегчением: теперь ему не надо больше думать о том, что никогда не коснется его. Сколько это отнимало у него энергии! Напрасно потраченной энергии.
   Нет больше бесчувственного ангела-мстителя! Дэвид Вандемарк снова превратился в живого человека. Правда, у него, как у фокусника в рукаве, по-прежнему кое-что спрятано. Но за всеми этими причудливыми телепатическими играми скрывался Дэвид Вандемарк, самый обыкновенный человек.
   Понимание всего этого, решил он, не изменит ничего. Работу все-таки надо сделать. Бог-Отец и Мать-Природа или еще какие-нибудь влиятельные родственники решили даровать ему эту способность и определили курс, по которому он плыл. И он не видел причин, зачем все это менять. Для этой работы вряд ли найдется более подходящий человек, чем он.
   Возможно, прежний Дэвид Вандемарк не смог бы справиться с такой ситуацией и наверняка стал бы искать для себя надежное прикрытие. Но теперешний Дэвид Вандемарк как бы рентгеном просвечивал «внутренности» окружающих и воспринимал это как данность. Послушай, парень! Кому-то все равно надо выходить на арену цирка и лопатой убирать слоновое дерьмо. А если у тебя есть для этого хорошая сноровка, то почему нет?! Что ты собираешься делать теперь? Возвратиться к «Брэдхерсту, Вайсу и Лоуву»? Ну уж нет!
   Заглянув в спальню, он принялся спокойно обдумывать то, как ему придется относиться к личности, которая теперь будет сопровождать его в новом постижении жизни. Может быть, он слишком долго был одинок? Его теперь кое-что поджидает в будущем. Наверняка поджидает.
   Человек с множеством имен и легенд тем не менее любил эту жизнь. Нельзя сблизиться с кем-нибудь, сохраняя к нему равнодушие. Это значит, что, сближаясь с кем-то, ты ранишь себя. Но замена в ходе игры приводит к потере мяча. Если же ты удерживаешь его из последних сил, то вскоре тебе самому потребуется отдых. Хотя бы кратковременный.
   Как бы то ни было, но у Дэвида Вандемарка выбили почву из-под ног. Снова пришла пора вызывать огонь на себя. Нет причин идти дальше одному. Скорее всего, будет серьезной ошибкой позволить жизни идти своим чередом. Снова одному. Дэвид провел долгих семнадцать лет, думая, что в нем живут, по крайней мере, два человека. Без посторонней помощи он может снова вернуться к этому. Ведь он не остров. Он человек. Ему нужны люди, такие, в которых когда-то нуждался прежний Дэвид Вандемарк...
   Понимание этого навалилось на него с яростью, которую он не мог даже предполагать. Он стал снова задыхаться, чувствуя себя так, словно тонет. Дэвид был так занят, обдумывая настоящее, что отбросил полностью всякую возможность возврата к прошлому, которое уже готово было мертвой хваткой вцепиться в него. Но он ничего не мог сделать, чтобы отразить этот натиск. Все это слишком долго копилось в нем. Дэвид понял, что его захлестнула еще одна волна.