Страница:
Выяснив, что «Тигры» продули вчерашнюю игру несмотря на дополнительное время, Дэвид выглянул в окно и увидел Дженифер и ее подружку из соседнего дома. Как зовут эту малышку? Кати? Карен? Он не был уверен. Ну да ладно... Дети бросили качели и теперь с удовольствием возились в песочнице. Вчера прошел дождь, и обе девочки так вывалялись в липком песке, что стали похожи на прянички. «Стоит ли сообщить об этом Кристине? Ведь эта милая забава тут же прекратится. Правда, придется все отстирывать, но все же можно подождать», — подумал Дэвид. Ему так нравилось находиться рядом с Кристиной, что он не мог вот так сразу отослать ее с карательной миссией.
Бросив беглый взгляд на все, что его окружало, Дэвид решил, что долгие часы работы стоили того. Просто сказать, что он всем этим доволен, было мало. У него была прекрасная жена-блондинка, которую он не только не обманывал, но даже мысли такой не допускал, и очаровательная дочурка — поразительная смесь всех лучших черт и его, и Кристины. Ну, за исключением тех случаев, когда она плохо вела себя, конечно. Но, к счастью, такое случалось все реже, потому что она взрослела на глазах, ей было уже три года.
Они еще долго жили бы счастливо в этом удобном трехкомнатном домике, если бы Кристина, да и он сам, не стремились иметь жилище попросторнее. Они мечтали, что когда-нибудь переберутся в дом поближе к работе. Но придется подождать, пока его не повысят в должности.
Тогда он сможет позволить себе дорогой дом в Блумфилд-Хилз. Может быть, тогда он сможет вернуться к настоящей юридической практике...
Ну а пока что приходится платить по счетам. Кристина поставила перед ним завтрак и села рядом за кухонную стойку с чашкой кофе в руке.
— Мы идем к Ранстромам сегодня вечером? — спросила она.
— Конечно. Я с удовольствием пойду в гости. К пяти я закончу красить гараж и вымоюсь.
— О боже, я чуть не забыла!
Дэвид посмотрел на жену, догадываясь, о чем она вспомнила, но явно не желая ничего слышать об этом.
— Мне звонили, пока я спал? Ведь так?
Прежде чем ответить, Крис закусила нижнюю губу и посмотрела на Дэвида полным нежного сочувствия взглядом.
— Звонил папа и сказал, что господин Малдун встретит тебя на заводе на Касс-авеню в час дня.
— О Господи! Этот проклятый Малдун избегал моих звонков всю неделю, а сейчас хочет, чтобы я занимался этим делом в свой выходной! Извини, парень, так не пойдет. Он может подождать до понедельника.
— Я так папе и сказала, но, оказывается, Малдун летит в Чикаго в понедельник. В банке хотят посмотреть смету господина Малдуна на восстановительные работы до того, как они выделят ссуду господину Скарпелли. Если ты сегодня не позаботишься об этом, то соглашение окажется под угрозой.
Жениться на дочери босса — это равносильно шпаге с двумя острыми краями. Дэвиду повезло в том смысле, что жена не относилась к его работе как к сопернице. Ее отец, Артур Лоув из компании «Брэдхерст, Вайс и Лоув», внушил своей дочери, что принадлежащая им юридическая фирма является необходимой частью жизни их семьи. Кристина и ее брат Том усвоили это без особых затруднений. Каждый устроился в жизни по-своему. Том сам стал юристом, а Кристина вышла замуж за подающего большие надежды младшего компаньона фирмы. Их это ничуть не беспокоило, это было у них в крови.
Единственной загвоздкой являлось то, что Дэвид не видел в своей жене союзника, если хотел увильнуть от работы. Не потому, что она, допустим, не позвонила бы, подтверждая, что якобы он заболел, такое ей просто даже в голову не пришло бы. Она не понимала подобных вещей. Фирма была семейным бизнесом, и Дэвиду, конечно, повезло. С одной стороны — брак был по взаимной любви, а с другой — он не связывал его по рукам и ногам в профессиональном плане. Его никогда не заставляли делать то, что вызывало в нем протест. Брэдхерст, Вайс и Лоув прекрасно умели ладить с ним. Кто-нибудь из компаньонов фирмы мог проявить непорядочность, но они никогда не допускали того, чтобы на фирму легла хотя бы легкая тень. Никогда не требовалось и отсиживать на работе положенные часы. Обычно все делалось разумно.
Это как раз и было то, чего Дэвид желал больше всего. Ему всегда хотелось, чтобы Кристина относилась с пониманием к его рабочему времени. Все жены, как правило, ревнуют своих мужей к любовницам на работе. Но Кристина являлась полной противоположностью подобному типу замужних женщин, и это немного раздражало.
«Тебе надоела идеальная жена? — подумал он. — Смотри, сглазишь!»
Дэвид глубоко вздохнул, принимая судьбу такой, какая она есть. У него просто идеальная, восхитительная жизнь. Казалось, что кто-то трижды благословил ее, и ему просто нужно учиться так жить.
Он взъерошил жене волосы и сказал:
— Господин Скарпелли тоже собирается туда приехать?
— Не знаю. Я не подумала, что следовало об этом спросить.
Дэвид довольно хмыкнул, затем все свое внимание сосредоточил на завтраке, жадно накинувшись на яичницу. По крайней мере, жена хоть не была всезнающей.
Движение на дороге 1-75 оказалось не таким интенсивным, как обычно, и Дэвид Вандемарк ехал с нормальной скоростью. Направлялся он в Детройт. Его автомобиль «Олдс-88» бежал несколько неровно, и про себя Дэвид отметил, что неплохо бы на следующей неделе отдать его в мастерскую немного подрегулировать. Жизнь Вандемарка была связана с автомобилями, можно сказать, с пеленок. Он был прирожденным водителем и сейчас с наслаждением мчал по шоссе в своем огромном восьмицилиндровом автомобиле. Нефтяное эмбарго было отложено еще на четыре года. Переход на японские малолитражки — предвестники краха человеческих ожиданий и надежд в будущем — не имел ничего общего с его мировосприятием.
Подкатывая на Касс-авеню, Дэвид заметил господина Джозефа Скарпелли, ожидающего его. С ним был Горас Малдун. Скарпелли — маленький тщедушный человек, не склонный выражать какие-либо эмоции. Дэвид всегда чувствовал себя несколько неловко в его обществе. Холодные, просто безжизненные глаза Скарпелли никогда ничего не выражали. Время от времени возникали слухи, что он связан со всякой мразью, но Дэвид сам ничего точно не знал об этом итальянском бизнесмене в Детройте. Но в силу определенных причин он верил этим сплетням о Скарпелли. За те два года, пока этот итальянец был клиентом фирмы, он сумел прокрутить пять-шесть дел с холодной расчетливостью и безжалостностью змеи, пожирающей загнанную в угол мышь. Все, что касалось этого человека, настораживало Дэвида.
Пусть все идет как идет. Никто в юридической школе не говорил о том, что клиентов нужно выбирать. Бизнес есть бизнес, и тут самое главное — как все устроить. Именно это и являлось частью его работы, и Дэвид не сомневался, что сможет свести контакты со Скарпелли до минимума.
Он не мог не заметить, что Малдун появился здесь, чтобы обменяться мнениями со Скарпелли. Обычно развязный и несносный человек, Малдун, кажется, старался вести себя как можно лучше в присутствии змеиноглазого. С итальянцем он говорил доверительно, склоняясь к нему, так как сам был намного выше и плотнее его. Вонючей, вечно торчащей изо рта сигары Малдуна сегодня не было видно. Это определенно было знаком большого уважения.
В течение всего следующего часа Малдун с важным видом водил своих компаньонов по пустынному заводу. Их шаги гулким эхом отдавались где-то в глубинах заброшенного здания. Было насквозь видно, что Малдун со своей командой собираются здесь делать, ну а Дэвид и Скарпелли были впервые внутри этого здания. Дэвид удивился, каким неприглядным оно оказалось изнутри. Оттого, что дождь затекал внутрь здания, большая часть пола на верхнем этаже прогнила, а семь нижних этажей выглядели ничуть не лучше. Из файлов, которые он бегло просмотрел на компьютере сегодня утром, Дэвид узнал, что у Скарпелли имелся другой подрядчик, который уже приходил осматривать эту собственность, но на него были возложены невыполнимые обязательства. Дэвид начал сомневаться в возможностях и этого подрядчика. Здание находилось в ужасном состоянии.
Малдун эхом вторил Дэвиду, выражавшему большую озабоченность по поводу реальности этого проекта, когда они ходили по заводу, но вместе с тем заверял господина Скарпелли в том, что не было еще такого дела, с которым бы он не справился. Одно было плохо — денег на восстановление предприятия требовалось значительно больше, чем предполагалось раньше. Скарпелли пожимал плечами. Новость эта его отнюдь не шокировала. Он лишь жестом указал на контору Малдуна, находившуюся на первом этаже, как бы приглашая всех отдохнуть и обсудить подробности дела.
Ожидая подхода очень старого грузового лифта, который, казалось, пробирался на восьмой этаж из глубины веков, Дэвид осматривал помещение, пытаясь представить себе вид новых офисов издательского центра еще не родившегося журнала. Этот этаж как раз и предполагалось переоборудовать под издательство. Дэвид уже видел подобные превращения, но все же каждый раз восхищался способностью таких людей, как Малдун, преображать старые сырые помещения в современные и вполне приличные центры бизнеса.
Он снова вернулся к действительности, когда услышал вопрос Скарпелли:
— А как обстоят дела с лифтами? Инженер уже побывал здесь?
Малдун одобрительно ответил:
— Нет еще, господин Скарпелли. Эти «институтские мальчики» всегда находят уважительную причину для того, чтобы не выполнять работу вовремя. Этот шутник утверждает, что занят другим подрядом, который отнимает у него больше времени, чем он думал.
— Это задержит начало работ здесь?
— Боюсь, что да, господин Скарпелли. Кое-какое оборудование, которое я собираюсь завезти сюда, довольно громоздкое. Не уверен, что эти старые развалюхи смогут поднять его. Надо сначала проверить лифты. Им, наверное, уже сто лет в обед.
По звукам, доносившимся из шахты лифта, Дэвид предположил, что, скорее всего, лифты давно никто не смазывал. Он уже собирался предложить всем спуститься в контору по лестнице, но в последний момент передумал. По известным причинам Дэвид не мог допустить проявления слабости или страха, особенно в глазах Скарпелли. Он молча проклинал итальянца за то, что тот заставляет его быть мужественным. Множество людей чувствуют себя не в своей тарелке в лифтах. И нечего тут стесняться. Но тем не менее он отбросил все эти уважительные причины.
В конце концов, он не раз пользовался лифтами, которые скрипели даже похуже этого. И ни один из них ни разу не сломался. Кроме того, Малдун, возможно, уже проверял грузоподъемность лифта. «Да не такие уж мы и тяжелые: втроем весим не более двухсот килограммов», — успокоил он себя.
Конечно, это логическое сопоставление фактов ничуть не успокоило нервы Дэвида. Лифт наконец прибыл. Малдун открыл внешние деревянные двери, а затем, распахнув внутренние двери грузовой кабины лифта, шагнул внутрь без тени сомнения. Скарпелли тут же последовал его примеру, и они оба повернулись к Дэвиду, вопросительно глядя на него. Вандемарк хотел придумать, что выронил что-то, пока они ходили по заводу, и сказать, что присоединится к ним в конторе внизу, как только найдет оставленную вещь. Но он колебался слишком долго, и Малдун по его глазам понял, что молодой юрист нервничает.
— Пошли, мальчик, лифт не кусается. Я уже гонял тут вверх-вниз всю неделю. Все нормально, — сказал он, словно бросив перчатку, как это делали, вызывая соперника на дуэль. Он ждал ответа Дэвида, стоя у пульта управления.
Дэвид заметил со смешанным чувством смущения и облегчения, что на пульте стояла кнопка управления от более современных лифтов. Это был положительный знак и неопровержимое доказательство того, что на этих лифтах кто-то работал за последние пятьдесят лет. Дэвид ступил в кабину с какой-то горестной улыбкой, маскировавшей его раздражение, словно он почувствовал запах смерти. Будь проклят этот Малдун. Это он выставил его в таком неприглядном свете перед клиентом.
Малдун, смакуя смущение Вандемарка, захлопнул двери лифта и нажал на кнопку первого этажа. Невидимые механизмы лифта с шумом стали спускать кабину вниз. Не успели пассажиры спуститься на один этаж, как кабину затрясло.
Лифт стал дергаться то вверх, то вниз. Затем звук лопнувшей гигантской струны сменил жуткий скрежет, донесшийся сверху, Дэвид встревоженно отступил к задней стенке кабины, чувствуя полнейшую беспомощность. Сейчас не время обвинять друг друга.
Малдун стоял в оцепенении, глядя куда-то вверх на невидимые провода, шестерни и мотор. Скарпелли с неожиданным проворством кинулся к панели управления лифтом, оттолкнув Малдуна.
— Подвинься, жирный дурак! — закричал он и ударил кулаком по кнопке экстренной остановки. Лифт немедленно прекратил дергаться, и кабина наполнилась звуком аварийной сирены. Малдун потерял равновесие и упал возле двери. Он пытался встать на ноги, желая восстановить утраченное достоинство.
— Черт побери, мистер Скарпелли, я как раз собирался это сделать. Мне не надо было...
Скарпелли не обратил никакого внимания на увещевания толстяка. Они с Дэвидом вслушивались в непрекращающийся зловещий скрежет металла, который доносился откуда-то сверху сквозь продолжающийся вой сирены. Какое-то шестое чувство подсказывало им, что сейчас произойдет, и они оба плотно прижались к стенам кабины. Малдун все еще пытался убедить Скарпелли в том, что он контролирует ситуацию, когда первая секция подъемника лифта пробила потолок кабины.
В лифт вломилось что-то похожее на опорную стойку, хотя Дэвид не был в этом уверен. Ему больше так и не удалось рассмотреть ее. Стойка проломила крышу и похоронила себя в Малдуне. Она пронзила насквозь его правую грудную мышцу, проникла в грудную клетку и наконец остановилась, частично выехав наружу. Малдун стоял на своем прежнем месте, уставившись на Скарпелли и Дэвида, пытаясь что-то сказать.
Кровь из него била фонтаном. Его губы шевелились, но ничему членораздельному уже не суждено было сорваться с них. Скарпелли и Дэвид с ужасом наблюдали за этим потоком слов умирающего человека, даже не пытаясь понять, что тот хотел сказать. Дэвид ощутил непреодолимое желание освободиться от сегодняшнего завтрака, которое, однако, быстро прошло. Не было времени, ибо через считанные секунды после падения крепежной стойки в кабину рухнула остальная часть сломавшегося механизма. Каждый мускул Дэвида мгновенно напрягся, сопротивляясь смерти, если, конечно, она уже пришла.
Грязь и пыль, скопившаяся за пятьдесят лет, обрушилась вниз ослепляющим облаком, затрудняющим дыхание, вслед за упавшим механизмом. Но, словно в подтверждение теории вероятности, ни один из десятков осколков от сломавшегося механизма, градом сыпавшихся в образовавшийся проход, не попали ни в Скарпелли, ни в Вандемарка. Удивительно, но оба остались целы и невредимы.
Через несколько мгновений Дэвид уже мог видеть, что происходит вокруг. Скарпелли оказался удачливее. Коротышка-итальянец все еще тер глаза, совершенно не подозревая о зрелище, которое предстало перед Дэвидом. Молодой юрист в мгновение ока понял всю трагичность возникшей ситуации.
В потолке и полу кабины зияли огромные дыры. Два толстых троса, опережая друг друга, стремительно скользили вниз сквозь эти отверстия. Малдуна нигде не было видно. Лишь кровь, разбрызганная по кабине, являлась немым свидетельством его недавнего присутствия здесь.
Внезапно они услышали, будто что-то чиркнуло сзади лифта, за той стенкой, к которой прижимался Дэвид. Что это было?
Нет! Только не это! Неужели противовес?!
Противовес с размаху ударился в то, что осталось наверху от подъемного механизма лифта и словно во что-то влип. Дэвид услышал резкий звук лопнувших тросов где-то сверху и метнулся в угол кабины. Скарпелли все еще тер глаза, когда толстые тросы, внезапно освободившись от противовеса, устремились вниз сквозь то, что осталось от пола лифта. Затем Джозеф Скарпелли увидел, как трос отрубил его вытянутую правую руку и продолжил свое разрушительное падение. Широко раскрытыми глазами итальянский бизнесмен уставился на окровавленный обрубок руки, удивляясь, почему он не испытывает боли. Внезапный приступ головокружения свалил его с ног. Потеряв равновесие, он упал прямо в дыру в полу. После чего молча пролетел семь этажей в смертоносную бездну.
Дэвиду был слышен глухой звук полета Скарпелли в вечность. Он не мог припомнить какой-нибудь другой звук, который бы поразил его так сильно. Ни звук падающего подъемника, ни Малдун или провода... Он забился в угол кабины, словно хотел распластаться по стенкам, вжаться в них. Усилия его оправдались. Он все еще был жив. Но сколько это может продолжаться?
Как можно спокойнее он осмотрел все, что его окружало. Ничего хорошего ждать не приходилось. То, что осталось от пола, сильно накренилось по направлению к зияющей в центре дыре. Стенки кабины во многих местах расслоились, и огромные куски их держались лишь по углам.
Тоненький лучик дневного света пробивался сквозь дыру в потолке. Все вокруг было забрызгано кровью. Если в лифте и осталось такое место, где было менее опасно, все равно перебраться туда из-за скользкого пола очень трудно.
Дэвид решил, что единственное, что ему остается, — это сидеть тихо и ждать помощи. После того как рухнул подъемник, вой сирены прекратился, но, наверняка, кто-нибудь на улице все-таки слышал ее и весь этот ужасный грохот. Вообще-то, кто-нибудь мог бы прийти, чтобы поинтересоваться, что случилось, и прислать помощь. Но была суббота... Да и не так много людей прогуливается по улицам возле этого заброшенного здания в выходной. Дэвид внезапно понял, что обречен провести здесь всю ночь.
Кристина в конце концов позвонит отцу и сообщит, что Дэвид не вернулся домой. Господин Лоув пришлет сюда кого-нибудь посмотреть, здесь ли он и не случилось ли чего. Рано или поздно они приедут за ним. Все, что ему остается, — это сохранять спокойствие и равновесие. Он как-нибудь переживет этот кошмар.
Так он там и сидел в тусклом свете дня, размышляя о том, что могли думать Скарпелли и Малдун перед смертью. У него не было ни малейшего сомнения в том, что оба мертвы. Были ли у них перед смертью какие-то вспышки обостренного сознания или озарения? Или они как-то пытались скрыть свой страх и панику перед смертью, зная, что Дэвид является свидетелем их кончины? Вандемарку было ясно, что никогда не узнает ответа. Мертвецы уже ничего не расскажут.
Неожиданный треск, опять донесшийся сверху, насторожил Дэвида. Он так испугался, что едва не выпустил из рук поручни, в которые вцепился во время этого смертельно опасного дождя из падающих механизмов и железа. Треск также сопровождался каким-то скрежетом и грохотом. Господи, неужели там еще что-то осталось, что может упасть?...
Дэвид понимал, что не сможет просто так вот сидеть и ждать, ждать, возможно, даже долгие часы, того, что еще может произойти. Он осторожно придвинулся к переднему краю кабины, мертвой хваткой вцепившись в поручень. Приблизившись к стене, он заглянул в дыру в потолке.
Так и есть. Противовес. Он все еще ненадежно висит на месте рухнувшего подъемника, поддерживаемый оставшимися опорными балками, выдранными из задней стены. Сколько эта штука может весить? По меньшей мере полтонны, может быть, даже больше. Если она упадет, то разнесет вдребезги заднюю часть лифта. Говорить «если» было бы неправильно — совершенно очевидно, что долго он не провисит. Дэвид передвинулся к передней части лифта, ближе к пульту управления, от которого теперь совершенно нет пользы.
Или он еще мог пригодиться?
Над пультом находилась маленькая прямоугольная дверца. Может быть, за ней телефон? Дэвид осторожно придвинулся к ней и, ломая ногти, наконец открыл ее. Телефон, вероятно, все равно бы не работал, даже если бы трубка и была, но она отсутствовала. Дэвид присел, изможденный и вынужденный подчиниться судьбе. Похоже, ему придется пройти все круги ада. Он снова сидел и ждал, когда кто-нибудь придет и спасет его. Только теперь он размышлял, смогут ли спасатели прийти вовремя. Немного подумав, Дэвид пришел к выводу, что до сих пор тормоза безопасности лифта вели себя просто прекрасно. Сработают ли они нормально, когда противовес ударится о кабину? В этом он сомневался. Дэвид решил, что если его не спасут раньше, чем обрушится противовес, он умрет. Все очень просто.
Он закрыл глаза и попытался вспомнить какую-нибудь молитву, которую знал в детстве. Его родители никогда не были слишком религиозны, да и тетушка Руфь, к которой он потом переехал жить, тоже. Фактически ему удалось заучить только несколько молитв — от другой его тети, которая приезжала навестить его, когда ему было пять или шесть лет. Он мог прочитать наизусть только пять разных стихов, обращенных к Господу. Тетя Ширли любила, когда в конце ее двухнедельного визита он мог читать молитвы. Но все ее огромные усилия оказались напрасны. Сейчас, когда он действительно нуждался в слове Божьем, ничего не шло на ум.
Скрежет металла возобновился. Это действовало Дэвиду на нервы. И как он ни старался не обращать внимания на эти роковые звуки, это ему не удавалось.
Он заставил себя расслабиться, надеясь забыться. Мысли сразу же перенесли его к жене и дочери.
Что Крис и Дженни будут делать, если ему не удастся выбраться отсюда? Выйдет ли Кристина снова замуж? Будет ли Дженни называть нового отца «папочкой»?
Глупо думать об этом. Дэвид Вандемарк был все еще жив и упорно стремился сохранить свою жизнь. Он пока не знал, как это сделать, но не терял надежды выкарабкаться из этой ситуации. И неважно, что все эти неприятности слишком затянулись. Разве не восхищался он всего лишь несколько часов назад тем, как прекрасна жизнь? Восхитительная жизнь не обязательно приводит к такому дрянному концу.
Мысли Дэвида были прерваны ужасающим звуком ломающегося металла. Все. Это конец. Он зажмурился и весь сжался в комок. Дэвид лишь смутно представлял, что именно происходило, когда противовес, пробив кабину лифта, увлек ее за собой вниз. Все, что он чувствовал — это страх падения. Страх. Словно какое-то бешеное, только что вырвавшееся на свободу существо вселилось в него. Его глаза широко открылись, и вырвался нечеловеческий крик ужаса. Казалось, что этот предсмертный крик будет длиться вечно... Наполняя душу ужасом и эхом отдаваясь в шахте лифта, сверху надвигался звук летящей огромной гири. Казалось, что мозг Дэвида вот-вот лопнет, как стекло, от неистовой силы этого завывания. Его мир взорвался и превратился во всепоглощающую боль. Дух, стоны которого предвещают смерть, затих. Воцарились тьма и безмолвие.
Глава 8
Бросив беглый взгляд на все, что его окружало, Дэвид решил, что долгие часы работы стоили того. Просто сказать, что он всем этим доволен, было мало. У него была прекрасная жена-блондинка, которую он не только не обманывал, но даже мысли такой не допускал, и очаровательная дочурка — поразительная смесь всех лучших черт и его, и Кристины. Ну, за исключением тех случаев, когда она плохо вела себя, конечно. Но, к счастью, такое случалось все реже, потому что она взрослела на глазах, ей было уже три года.
Они еще долго жили бы счастливо в этом удобном трехкомнатном домике, если бы Кристина, да и он сам, не стремились иметь жилище попросторнее. Они мечтали, что когда-нибудь переберутся в дом поближе к работе. Но придется подождать, пока его не повысят в должности.
Тогда он сможет позволить себе дорогой дом в Блумфилд-Хилз. Может быть, тогда он сможет вернуться к настоящей юридической практике...
Ну а пока что приходится платить по счетам. Кристина поставила перед ним завтрак и села рядом за кухонную стойку с чашкой кофе в руке.
— Мы идем к Ранстромам сегодня вечером? — спросила она.
— Конечно. Я с удовольствием пойду в гости. К пяти я закончу красить гараж и вымоюсь.
— О боже, я чуть не забыла!
Дэвид посмотрел на жену, догадываясь, о чем она вспомнила, но явно не желая ничего слышать об этом.
— Мне звонили, пока я спал? Ведь так?
Прежде чем ответить, Крис закусила нижнюю губу и посмотрела на Дэвида полным нежного сочувствия взглядом.
— Звонил папа и сказал, что господин Малдун встретит тебя на заводе на Касс-авеню в час дня.
— О Господи! Этот проклятый Малдун избегал моих звонков всю неделю, а сейчас хочет, чтобы я занимался этим делом в свой выходной! Извини, парень, так не пойдет. Он может подождать до понедельника.
— Я так папе и сказала, но, оказывается, Малдун летит в Чикаго в понедельник. В банке хотят посмотреть смету господина Малдуна на восстановительные работы до того, как они выделят ссуду господину Скарпелли. Если ты сегодня не позаботишься об этом, то соглашение окажется под угрозой.
Жениться на дочери босса — это равносильно шпаге с двумя острыми краями. Дэвиду повезло в том смысле, что жена не относилась к его работе как к сопернице. Ее отец, Артур Лоув из компании «Брэдхерст, Вайс и Лоув», внушил своей дочери, что принадлежащая им юридическая фирма является необходимой частью жизни их семьи. Кристина и ее брат Том усвоили это без особых затруднений. Каждый устроился в жизни по-своему. Том сам стал юристом, а Кристина вышла замуж за подающего большие надежды младшего компаньона фирмы. Их это ничуть не беспокоило, это было у них в крови.
Единственной загвоздкой являлось то, что Дэвид не видел в своей жене союзника, если хотел увильнуть от работы. Не потому, что она, допустим, не позвонила бы, подтверждая, что якобы он заболел, такое ей просто даже в голову не пришло бы. Она не понимала подобных вещей. Фирма была семейным бизнесом, и Дэвиду, конечно, повезло. С одной стороны — брак был по взаимной любви, а с другой — он не связывал его по рукам и ногам в профессиональном плане. Его никогда не заставляли делать то, что вызывало в нем протест. Брэдхерст, Вайс и Лоув прекрасно умели ладить с ним. Кто-нибудь из компаньонов фирмы мог проявить непорядочность, но они никогда не допускали того, чтобы на фирму легла хотя бы легкая тень. Никогда не требовалось и отсиживать на работе положенные часы. Обычно все делалось разумно.
Это как раз и было то, чего Дэвид желал больше всего. Ему всегда хотелось, чтобы Кристина относилась с пониманием к его рабочему времени. Все жены, как правило, ревнуют своих мужей к любовницам на работе. Но Кристина являлась полной противоположностью подобному типу замужних женщин, и это немного раздражало.
«Тебе надоела идеальная жена? — подумал он. — Смотри, сглазишь!»
Дэвид глубоко вздохнул, принимая судьбу такой, какая она есть. У него просто идеальная, восхитительная жизнь. Казалось, что кто-то трижды благословил ее, и ему просто нужно учиться так жить.
Он взъерошил жене волосы и сказал:
— Господин Скарпелли тоже собирается туда приехать?
— Не знаю. Я не подумала, что следовало об этом спросить.
Дэвид довольно хмыкнул, затем все свое внимание сосредоточил на завтраке, жадно накинувшись на яичницу. По крайней мере, жена хоть не была всезнающей.
Движение на дороге 1-75 оказалось не таким интенсивным, как обычно, и Дэвид Вандемарк ехал с нормальной скоростью. Направлялся он в Детройт. Его автомобиль «Олдс-88» бежал несколько неровно, и про себя Дэвид отметил, что неплохо бы на следующей неделе отдать его в мастерскую немного подрегулировать. Жизнь Вандемарка была связана с автомобилями, можно сказать, с пеленок. Он был прирожденным водителем и сейчас с наслаждением мчал по шоссе в своем огромном восьмицилиндровом автомобиле. Нефтяное эмбарго было отложено еще на четыре года. Переход на японские малолитражки — предвестники краха человеческих ожиданий и надежд в будущем — не имел ничего общего с его мировосприятием.
Подкатывая на Касс-авеню, Дэвид заметил господина Джозефа Скарпелли, ожидающего его. С ним был Горас Малдун. Скарпелли — маленький тщедушный человек, не склонный выражать какие-либо эмоции. Дэвид всегда чувствовал себя несколько неловко в его обществе. Холодные, просто безжизненные глаза Скарпелли никогда ничего не выражали. Время от времени возникали слухи, что он связан со всякой мразью, но Дэвид сам ничего точно не знал об этом итальянском бизнесмене в Детройте. Но в силу определенных причин он верил этим сплетням о Скарпелли. За те два года, пока этот итальянец был клиентом фирмы, он сумел прокрутить пять-шесть дел с холодной расчетливостью и безжалостностью змеи, пожирающей загнанную в угол мышь. Все, что касалось этого человека, настораживало Дэвида.
Пусть все идет как идет. Никто в юридической школе не говорил о том, что клиентов нужно выбирать. Бизнес есть бизнес, и тут самое главное — как все устроить. Именно это и являлось частью его работы, и Дэвид не сомневался, что сможет свести контакты со Скарпелли до минимума.
Он не мог не заметить, что Малдун появился здесь, чтобы обменяться мнениями со Скарпелли. Обычно развязный и несносный человек, Малдун, кажется, старался вести себя как можно лучше в присутствии змеиноглазого. С итальянцем он говорил доверительно, склоняясь к нему, так как сам был намного выше и плотнее его. Вонючей, вечно торчащей изо рта сигары Малдуна сегодня не было видно. Это определенно было знаком большого уважения.
В течение всего следующего часа Малдун с важным видом водил своих компаньонов по пустынному заводу. Их шаги гулким эхом отдавались где-то в глубинах заброшенного здания. Было насквозь видно, что Малдун со своей командой собираются здесь делать, ну а Дэвид и Скарпелли были впервые внутри этого здания. Дэвид удивился, каким неприглядным оно оказалось изнутри. Оттого, что дождь затекал внутрь здания, большая часть пола на верхнем этаже прогнила, а семь нижних этажей выглядели ничуть не лучше. Из файлов, которые он бегло просмотрел на компьютере сегодня утром, Дэвид узнал, что у Скарпелли имелся другой подрядчик, который уже приходил осматривать эту собственность, но на него были возложены невыполнимые обязательства. Дэвид начал сомневаться в возможностях и этого подрядчика. Здание находилось в ужасном состоянии.
Малдун эхом вторил Дэвиду, выражавшему большую озабоченность по поводу реальности этого проекта, когда они ходили по заводу, но вместе с тем заверял господина Скарпелли в том, что не было еще такого дела, с которым бы он не справился. Одно было плохо — денег на восстановление предприятия требовалось значительно больше, чем предполагалось раньше. Скарпелли пожимал плечами. Новость эта его отнюдь не шокировала. Он лишь жестом указал на контору Малдуна, находившуюся на первом этаже, как бы приглашая всех отдохнуть и обсудить подробности дела.
Ожидая подхода очень старого грузового лифта, который, казалось, пробирался на восьмой этаж из глубины веков, Дэвид осматривал помещение, пытаясь представить себе вид новых офисов издательского центра еще не родившегося журнала. Этот этаж как раз и предполагалось переоборудовать под издательство. Дэвид уже видел подобные превращения, но все же каждый раз восхищался способностью таких людей, как Малдун, преображать старые сырые помещения в современные и вполне приличные центры бизнеса.
Он снова вернулся к действительности, когда услышал вопрос Скарпелли:
— А как обстоят дела с лифтами? Инженер уже побывал здесь?
Малдун одобрительно ответил:
— Нет еще, господин Скарпелли. Эти «институтские мальчики» всегда находят уважительную причину для того, чтобы не выполнять работу вовремя. Этот шутник утверждает, что занят другим подрядом, который отнимает у него больше времени, чем он думал.
— Это задержит начало работ здесь?
— Боюсь, что да, господин Скарпелли. Кое-какое оборудование, которое я собираюсь завезти сюда, довольно громоздкое. Не уверен, что эти старые развалюхи смогут поднять его. Надо сначала проверить лифты. Им, наверное, уже сто лет в обед.
По звукам, доносившимся из шахты лифта, Дэвид предположил, что, скорее всего, лифты давно никто не смазывал. Он уже собирался предложить всем спуститься в контору по лестнице, но в последний момент передумал. По известным причинам Дэвид не мог допустить проявления слабости или страха, особенно в глазах Скарпелли. Он молча проклинал итальянца за то, что тот заставляет его быть мужественным. Множество людей чувствуют себя не в своей тарелке в лифтах. И нечего тут стесняться. Но тем не менее он отбросил все эти уважительные причины.
В конце концов, он не раз пользовался лифтами, которые скрипели даже похуже этого. И ни один из них ни разу не сломался. Кроме того, Малдун, возможно, уже проверял грузоподъемность лифта. «Да не такие уж мы и тяжелые: втроем весим не более двухсот килограммов», — успокоил он себя.
Конечно, это логическое сопоставление фактов ничуть не успокоило нервы Дэвида. Лифт наконец прибыл. Малдун открыл внешние деревянные двери, а затем, распахнув внутренние двери грузовой кабины лифта, шагнул внутрь без тени сомнения. Скарпелли тут же последовал его примеру, и они оба повернулись к Дэвиду, вопросительно глядя на него. Вандемарк хотел придумать, что выронил что-то, пока они ходили по заводу, и сказать, что присоединится к ним в конторе внизу, как только найдет оставленную вещь. Но он колебался слишком долго, и Малдун по его глазам понял, что молодой юрист нервничает.
— Пошли, мальчик, лифт не кусается. Я уже гонял тут вверх-вниз всю неделю. Все нормально, — сказал он, словно бросив перчатку, как это делали, вызывая соперника на дуэль. Он ждал ответа Дэвида, стоя у пульта управления.
Дэвид заметил со смешанным чувством смущения и облегчения, что на пульте стояла кнопка управления от более современных лифтов. Это был положительный знак и неопровержимое доказательство того, что на этих лифтах кто-то работал за последние пятьдесят лет. Дэвид ступил в кабину с какой-то горестной улыбкой, маскировавшей его раздражение, словно он почувствовал запах смерти. Будь проклят этот Малдун. Это он выставил его в таком неприглядном свете перед клиентом.
Малдун, смакуя смущение Вандемарка, захлопнул двери лифта и нажал на кнопку первого этажа. Невидимые механизмы лифта с шумом стали спускать кабину вниз. Не успели пассажиры спуститься на один этаж, как кабину затрясло.
Лифт стал дергаться то вверх, то вниз. Затем звук лопнувшей гигантской струны сменил жуткий скрежет, донесшийся сверху, Дэвид встревоженно отступил к задней стенке кабины, чувствуя полнейшую беспомощность. Сейчас не время обвинять друг друга.
Малдун стоял в оцепенении, глядя куда-то вверх на невидимые провода, шестерни и мотор. Скарпелли с неожиданным проворством кинулся к панели управления лифтом, оттолкнув Малдуна.
— Подвинься, жирный дурак! — закричал он и ударил кулаком по кнопке экстренной остановки. Лифт немедленно прекратил дергаться, и кабина наполнилась звуком аварийной сирены. Малдун потерял равновесие и упал возле двери. Он пытался встать на ноги, желая восстановить утраченное достоинство.
— Черт побери, мистер Скарпелли, я как раз собирался это сделать. Мне не надо было...
Скарпелли не обратил никакого внимания на увещевания толстяка. Они с Дэвидом вслушивались в непрекращающийся зловещий скрежет металла, который доносился откуда-то сверху сквозь продолжающийся вой сирены. Какое-то шестое чувство подсказывало им, что сейчас произойдет, и они оба плотно прижались к стенам кабины. Малдун все еще пытался убедить Скарпелли в том, что он контролирует ситуацию, когда первая секция подъемника лифта пробила потолок кабины.
В лифт вломилось что-то похожее на опорную стойку, хотя Дэвид не был в этом уверен. Ему больше так и не удалось рассмотреть ее. Стойка проломила крышу и похоронила себя в Малдуне. Она пронзила насквозь его правую грудную мышцу, проникла в грудную клетку и наконец остановилась, частично выехав наружу. Малдун стоял на своем прежнем месте, уставившись на Скарпелли и Дэвида, пытаясь что-то сказать.
Кровь из него била фонтаном. Его губы шевелились, но ничему членораздельному уже не суждено было сорваться с них. Скарпелли и Дэвид с ужасом наблюдали за этим потоком слов умирающего человека, даже не пытаясь понять, что тот хотел сказать. Дэвид ощутил непреодолимое желание освободиться от сегодняшнего завтрака, которое, однако, быстро прошло. Не было времени, ибо через считанные секунды после падения крепежной стойки в кабину рухнула остальная часть сломавшегося механизма. Каждый мускул Дэвида мгновенно напрягся, сопротивляясь смерти, если, конечно, она уже пришла.
Грязь и пыль, скопившаяся за пятьдесят лет, обрушилась вниз ослепляющим облаком, затрудняющим дыхание, вслед за упавшим механизмом. Но, словно в подтверждение теории вероятности, ни один из десятков осколков от сломавшегося механизма, градом сыпавшихся в образовавшийся проход, не попали ни в Скарпелли, ни в Вандемарка. Удивительно, но оба остались целы и невредимы.
Через несколько мгновений Дэвид уже мог видеть, что происходит вокруг. Скарпелли оказался удачливее. Коротышка-итальянец все еще тер глаза, совершенно не подозревая о зрелище, которое предстало перед Дэвидом. Молодой юрист в мгновение ока понял всю трагичность возникшей ситуации.
В потолке и полу кабины зияли огромные дыры. Два толстых троса, опережая друг друга, стремительно скользили вниз сквозь эти отверстия. Малдуна нигде не было видно. Лишь кровь, разбрызганная по кабине, являлась немым свидетельством его недавнего присутствия здесь.
Внезапно они услышали, будто что-то чиркнуло сзади лифта, за той стенкой, к которой прижимался Дэвид. Что это было?
Нет! Только не это! Неужели противовес?!
Противовес с размаху ударился в то, что осталось наверху от подъемного механизма лифта и словно во что-то влип. Дэвид услышал резкий звук лопнувших тросов где-то сверху и метнулся в угол кабины. Скарпелли все еще тер глаза, когда толстые тросы, внезапно освободившись от противовеса, устремились вниз сквозь то, что осталось от пола лифта. Затем Джозеф Скарпелли увидел, как трос отрубил его вытянутую правую руку и продолжил свое разрушительное падение. Широко раскрытыми глазами итальянский бизнесмен уставился на окровавленный обрубок руки, удивляясь, почему он не испытывает боли. Внезапный приступ головокружения свалил его с ног. Потеряв равновесие, он упал прямо в дыру в полу. После чего молча пролетел семь этажей в смертоносную бездну.
Дэвиду был слышен глухой звук полета Скарпелли в вечность. Он не мог припомнить какой-нибудь другой звук, который бы поразил его так сильно. Ни звук падающего подъемника, ни Малдун или провода... Он забился в угол кабины, словно хотел распластаться по стенкам, вжаться в них. Усилия его оправдались. Он все еще был жив. Но сколько это может продолжаться?
Как можно спокойнее он осмотрел все, что его окружало. Ничего хорошего ждать не приходилось. То, что осталось от пола, сильно накренилось по направлению к зияющей в центре дыре. Стенки кабины во многих местах расслоились, и огромные куски их держались лишь по углам.
Тоненький лучик дневного света пробивался сквозь дыру в потолке. Все вокруг было забрызгано кровью. Если в лифте и осталось такое место, где было менее опасно, все равно перебраться туда из-за скользкого пола очень трудно.
Дэвид решил, что единственное, что ему остается, — это сидеть тихо и ждать помощи. После того как рухнул подъемник, вой сирены прекратился, но, наверняка, кто-нибудь на улице все-таки слышал ее и весь этот ужасный грохот. Вообще-то, кто-нибудь мог бы прийти, чтобы поинтересоваться, что случилось, и прислать помощь. Но была суббота... Да и не так много людей прогуливается по улицам возле этого заброшенного здания в выходной. Дэвид внезапно понял, что обречен провести здесь всю ночь.
Кристина в конце концов позвонит отцу и сообщит, что Дэвид не вернулся домой. Господин Лоув пришлет сюда кого-нибудь посмотреть, здесь ли он и не случилось ли чего. Рано или поздно они приедут за ним. Все, что ему остается, — это сохранять спокойствие и равновесие. Он как-нибудь переживет этот кошмар.
Так он там и сидел в тусклом свете дня, размышляя о том, что могли думать Скарпелли и Малдун перед смертью. У него не было ни малейшего сомнения в том, что оба мертвы. Были ли у них перед смертью какие-то вспышки обостренного сознания или озарения? Или они как-то пытались скрыть свой страх и панику перед смертью, зная, что Дэвид является свидетелем их кончины? Вандемарку было ясно, что никогда не узнает ответа. Мертвецы уже ничего не расскажут.
Неожиданный треск, опять донесшийся сверху, насторожил Дэвида. Он так испугался, что едва не выпустил из рук поручни, в которые вцепился во время этого смертельно опасного дождя из падающих механизмов и железа. Треск также сопровождался каким-то скрежетом и грохотом. Господи, неужели там еще что-то осталось, что может упасть?...
Дэвид понимал, что не сможет просто так вот сидеть и ждать, ждать, возможно, даже долгие часы, того, что еще может произойти. Он осторожно придвинулся к переднему краю кабины, мертвой хваткой вцепившись в поручень. Приблизившись к стене, он заглянул в дыру в потолке.
Так и есть. Противовес. Он все еще ненадежно висит на месте рухнувшего подъемника, поддерживаемый оставшимися опорными балками, выдранными из задней стены. Сколько эта штука может весить? По меньшей мере полтонны, может быть, даже больше. Если она упадет, то разнесет вдребезги заднюю часть лифта. Говорить «если» было бы неправильно — совершенно очевидно, что долго он не провисит. Дэвид передвинулся к передней части лифта, ближе к пульту управления, от которого теперь совершенно нет пользы.
Или он еще мог пригодиться?
Над пультом находилась маленькая прямоугольная дверца. Может быть, за ней телефон? Дэвид осторожно придвинулся к ней и, ломая ногти, наконец открыл ее. Телефон, вероятно, все равно бы не работал, даже если бы трубка и была, но она отсутствовала. Дэвид присел, изможденный и вынужденный подчиниться судьбе. Похоже, ему придется пройти все круги ада. Он снова сидел и ждал, когда кто-нибудь придет и спасет его. Только теперь он размышлял, смогут ли спасатели прийти вовремя. Немного подумав, Дэвид пришел к выводу, что до сих пор тормоза безопасности лифта вели себя просто прекрасно. Сработают ли они нормально, когда противовес ударится о кабину? В этом он сомневался. Дэвид решил, что если его не спасут раньше, чем обрушится противовес, он умрет. Все очень просто.
Он закрыл глаза и попытался вспомнить какую-нибудь молитву, которую знал в детстве. Его родители никогда не были слишком религиозны, да и тетушка Руфь, к которой он потом переехал жить, тоже. Фактически ему удалось заучить только несколько молитв — от другой его тети, которая приезжала навестить его, когда ему было пять или шесть лет. Он мог прочитать наизусть только пять разных стихов, обращенных к Господу. Тетя Ширли любила, когда в конце ее двухнедельного визита он мог читать молитвы. Но все ее огромные усилия оказались напрасны. Сейчас, когда он действительно нуждался в слове Божьем, ничего не шло на ум.
Скрежет металла возобновился. Это действовало Дэвиду на нервы. И как он ни старался не обращать внимания на эти роковые звуки, это ему не удавалось.
Он заставил себя расслабиться, надеясь забыться. Мысли сразу же перенесли его к жене и дочери.
Что Крис и Дженни будут делать, если ему не удастся выбраться отсюда? Выйдет ли Кристина снова замуж? Будет ли Дженни называть нового отца «папочкой»?
Глупо думать об этом. Дэвид Вандемарк был все еще жив и упорно стремился сохранить свою жизнь. Он пока не знал, как это сделать, но не терял надежды выкарабкаться из этой ситуации. И неважно, что все эти неприятности слишком затянулись. Разве не восхищался он всего лишь несколько часов назад тем, как прекрасна жизнь? Восхитительная жизнь не обязательно приводит к такому дрянному концу.
Мысли Дэвида были прерваны ужасающим звуком ломающегося металла. Все. Это конец. Он зажмурился и весь сжался в комок. Дэвид лишь смутно представлял, что именно происходило, когда противовес, пробив кабину лифта, увлек ее за собой вниз. Все, что он чувствовал — это страх падения. Страх. Словно какое-то бешеное, только что вырвавшееся на свободу существо вселилось в него. Его глаза широко открылись, и вырвался нечеловеческий крик ужаса. Казалось, что этот предсмертный крик будет длиться вечно... Наполняя душу ужасом и эхом отдаваясь в шахте лифта, сверху надвигался звук летящей огромной гири. Казалось, что мозг Дэвида вот-вот лопнет, как стекло, от неистовой силы этого завывания. Его мир взорвался и превратился во всепоглощающую боль. Дух, стоны которого предвещают смерть, затих. Воцарились тьма и безмолвие.
Глава 8
14 июля 1989 года.
Мемориал-парк, Вашингтон.
— Вандемарк, конечно, выжил, но это была изрядная переделка, имевшая неожиданный поворот через некоторое время.
Айра замолчал. Они с Видой проходили мимо Мемориала и наблюдали за прогуливающимися неподалеку туристами.
— Они фактически потеряли его на операционном столе. Его сердце остановилось. Правда, им удалось запустить его снова. Заставили тикать его мотор.
Вида взглянула на своего нового напарника, наполовину слушая его, наполовину думая о нем.
— Вы сказали, всем было бы лучше, если бы его не стало...
— Да, иногда я так думаю. Если бы Вандемарк сыграл в ящик, может быть тогда ни вы, ни я не занимались бы такой неблагодарной работой. А жертвы Вандемарка были бы все еще живы. Вот что я имел в виду.
Айра повернулся к Виде:
— Черт возьми, мы бы этого не хотели! От этих слов у Виды отвисла челюсть.
— Вы что же, хотите сказать, что Вандемарк всем сделал большую услугу, убив, как вы сказали, восемнадцать человек?
— Насколько мне известно, это так. В некотором смысле те убийства обществу были только на пользу. Именно на пользу. Но позвольте мне рассказывать дальше, о'кей?
— Я надеюсь, вы не обиделись, что я вас перебила, но то, как вы все это излагаете, начинает меня доставать. Вы уже битый час пичкаете меня подробностями этого дела, а я до сих пор даже не знаю, кого же Вандемарк убил.
— Именно поэтому я и хочу, чтобы вы как можно точнее поняли, что это за птица, за которой мы гоняемся. Вы должны знать, с кем имеете дело, до того как начнете выслеживать его.
Вида покачала головой и, улыбнувшись, подняла обе руки:
— Хорошо, сдаюсь. Вы — начальник. Расскажите мне о том, что с Вандемарком было в больнице.
Айра неуклюже опустился на скамейку, не сводя глаз с вьетнамского Мемориала. Вида села рядом с ним, время от времени поглядывая на странно улыбающегося великана, с которым она сейчас работала. Ей казалось, что рядом с этим огромным человеком она выглядит просто гномом и с каждой секундой становится все меньше и меньше. Совсем как Алиса в Стране Чудес. А он, казалось, воплотил в одном лице всех этих забавных сказочных существ.
— Знаете, Вида, Вандемарк когда-то служил в Национальной Гвардии. Он никогда не летал во Вьетнам, но Дядя Сэм все-таки потратил на него кучу денег, обучая обращению с огнестрельным оружием. А сейчас правительство платит, чтобы отловить его как раз за то, что он использует эти самые навыки.
— Так что же в больнице, Айра?
— Да-да. Так вот, Дэвид пробыл после операции без сознания две недели. У него был разбит череп во время того несчастного случая. А еще он в двух местах сломал ногу и пару ребер. Но врачи больше всего тревожились по поводу травмы черепа. Вандемарка лечил доктор Филипп Крейгмор, первоклассный нейрохирург. Он выполнил сложнейшую операцию, в результате которой череп освободился от жидкости, скопившейся после удара. Доктор наблюдал за Вандемарком, пока тот был в коматозном состоянии, и даже пытался помочь, когда он пришел в сознание. Правда, последнее у него не очень получалось. Предполагаю, что Вандемарку тогда не было ни до чего дела, он еле-еле выкарабкался.
Мемориал-парк, Вашингтон.
— Вандемарк, конечно, выжил, но это была изрядная переделка, имевшая неожиданный поворот через некоторое время.
Айра замолчал. Они с Видой проходили мимо Мемориала и наблюдали за прогуливающимися неподалеку туристами.
— Они фактически потеряли его на операционном столе. Его сердце остановилось. Правда, им удалось запустить его снова. Заставили тикать его мотор.
Вида взглянула на своего нового напарника, наполовину слушая его, наполовину думая о нем.
— Вы сказали, всем было бы лучше, если бы его не стало...
— Да, иногда я так думаю. Если бы Вандемарк сыграл в ящик, может быть тогда ни вы, ни я не занимались бы такой неблагодарной работой. А жертвы Вандемарка были бы все еще живы. Вот что я имел в виду.
Айра повернулся к Виде:
— Черт возьми, мы бы этого не хотели! От этих слов у Виды отвисла челюсть.
— Вы что же, хотите сказать, что Вандемарк всем сделал большую услугу, убив, как вы сказали, восемнадцать человек?
— Насколько мне известно, это так. В некотором смысле те убийства обществу были только на пользу. Именно на пользу. Но позвольте мне рассказывать дальше, о'кей?
— Я надеюсь, вы не обиделись, что я вас перебила, но то, как вы все это излагаете, начинает меня доставать. Вы уже битый час пичкаете меня подробностями этого дела, а я до сих пор даже не знаю, кого же Вандемарк убил.
— Именно поэтому я и хочу, чтобы вы как можно точнее поняли, что это за птица, за которой мы гоняемся. Вы должны знать, с кем имеете дело, до того как начнете выслеживать его.
Вида покачала головой и, улыбнувшись, подняла обе руки:
— Хорошо, сдаюсь. Вы — начальник. Расскажите мне о том, что с Вандемарком было в больнице.
Айра неуклюже опустился на скамейку, не сводя глаз с вьетнамского Мемориала. Вида села рядом с ним, время от времени поглядывая на странно улыбающегося великана, с которым она сейчас работала. Ей казалось, что рядом с этим огромным человеком она выглядит просто гномом и с каждой секундой становится все меньше и меньше. Совсем как Алиса в Стране Чудес. А он, казалось, воплотил в одном лице всех этих забавных сказочных существ.
— Знаете, Вида, Вандемарк когда-то служил в Национальной Гвардии. Он никогда не летал во Вьетнам, но Дядя Сэм все-таки потратил на него кучу денег, обучая обращению с огнестрельным оружием. А сейчас правительство платит, чтобы отловить его как раз за то, что он использует эти самые навыки.
— Так что же в больнице, Айра?
— Да-да. Так вот, Дэвид пробыл после операции без сознания две недели. У него был разбит череп во время того несчастного случая. А еще он в двух местах сломал ногу и пару ребер. Но врачи больше всего тревожились по поводу травмы черепа. Вандемарка лечил доктор Филипп Крейгмор, первоклассный нейрохирург. Он выполнил сложнейшую операцию, в результате которой череп освободился от жидкости, скопившейся после удара. Доктор наблюдал за Вандемарком, пока тот был в коматозном состоянии, и даже пытался помочь, когда он пришел в сознание. Правда, последнее у него не очень получалось. Предполагаю, что Вандемарку тогда не было ни до чего дела, он еле-еле выкарабкался.