Грегори Джил. Побещай мне рассвет

   Дрожа от холода, она сполоснула лицо и руки ледяной водой, принесенной из колодца накануне вечером. Быстро оделась в темноте, закоченевшими пальцами застегнула пуговицы простого черного шерстяного платья, размеренными, быстрыми движениями расчесала огненные волосы, тщательно собрала их в пучок и стянула черной лентой. Потом надела белый кружевной чепец. «Я похожа на старую, уродливую каргу», – с горечью подумала она. Лишенная зеркала, Белинда не знала, что ни темным, грубым одеждам, ни целомудренному чепцу не дано испортить ее живой красоты.
   Девушка торопливо спустилась с чердака и, сбежав по ступенькам, проскользнула в комнату кузена Джонатана. Ее первой обязанностью было выгрести пепел, оставшийся в камине со вчерашнего вечера, потом с помощью сосновых щепок снова развести огонь, чтобы и в кухне, и в гостиной воцарилось уютное тепло. Затем она набросила плащ и выбежала на улицу, чтобы принести колодезной воды. С трудом, дрожа от утреннего мороза, Белинда подтащила к дому тяжелое деревянное ведро, до краев наполненное водой.
   Когда она вошла, кузен Джонатан как раз спускался по лестнице с таким же суровым, неулыбчивым выражением лица, как обычно. Взглянув на ненавистного тирана, Белинда почувствовала, как ее передернуло от отвращения.
   – Доброе утро, кузина, – произнес кузен холодно, прошествовав мимо нее в гостиную. – Будь любезна, поторопись с завтраком. Сегодня мне предстоят важные дела в молитвенном доме.
   Белинда скорчила у него за спиной гримасу и, отнеся воду на кухню, принялась готовить мучной пудинг в специальном железном котле. Потом, пока закипала вода для кофе, подогрела в духовке вчерашние маисовые лепешки. Она знала, что за дела у кузена в молельном доме, и с удовольствием помешала бы ему явиться туда. Происходило очередное судилище над ведьмами, и сегодня Кэди, как главному мировому судье этой деревни, снова предстояло вынести приговор.
   На сей раз судили женщину средних лет, вдову, мать пятерых детей. Как слышала Белинда, все улики против нее сводились к обвинению, выдвинутому Фрэнсис Майлз, восемнадцатилетней девицей, принадлежавшей к одному из самых почитаемых сейлемских семейств. Та утверждала, что вдова «истязала» ее при помощи черной магии. Это подтвердили друзья Фрэнсис.
   Какая чушь! Женщине грозит смерть из-за свидетельских показаний горстки суеверных, мнительных девчонок. Белинда не была знакома ни с обвиняемой, вдовой Смит, ни с Фрэнсис Майлз, но Гудуайф Флетчер, жившая в миле от дома Кэди, призналась ей сегодня, что она просто уверена – девица Майлз лжет.
   – Ей нравится находиться в центре внимания, устраивать все эти припадки и обмороки, – прошептала Гудуайф, беспокойно озираясь по сторонам, желая убедиться, что их не подслушивают. – Думаю, по большей части она просто выдумывает все свои хвори… – продолжала она, покачав седой головой. – Но что тут поделаешь?
   – Но кто-то же должен сказать об этом! – воскликнула Белинда, с досадой глядя на сердобольную толстуху, одну из немногих, кто благожелательно отнесся к ее появлению в деревне. – Нельзя допускать, чтобы она оговаривала невинных людей – ведь их потом судят за колдовство и вешают… Это ужасно!
   Гудуайф Флетчер устало кивнула, и ее голубые глаза стали еще грустнее.
   – Некоторые попытались выступить против нее и ей подобных. Тогда их тоже обвинили и повесили, как и остальных. Прямо не знаю, как быть. Стоит не согласиться с этими девчонками, как деревенские станут косо на тебя поглядывать. У меня не хватает духу даже видом своим показать истинное отношение ко всему, что здесь творится. Но… я не одобряю. Да, детка, не одобряю. – Женщина заплакала. – Есть и другие люди, которые думают так же, как я. Но нас слишком мало, и мы не смеем восстать против тех, кому на каждом углу мерещится ведьма. Не смеем высказать вдруг сомнения, даже проявить жалость к тем, кого судят.
   Эти признания потрясли Белинду. Утром, прислуживая Джонатану за завтраком, она думала о вдове Смит, заточенной в ужасную тюрьму, в оковах ожидающей, пока решится ее судьба. Надо высказаться, напряженно размышляла девушка, хотя внутренний голос взывал к благоразумию. «Нельзя допустить, чтобы женщина погибла, и даже не попытаться переубедить кузена! Я не могу».
   Белинда набрала побольше воздуху в легкие.
   – Кузен Джонатан, – начала она с деланным спокойствием, наливая кофе в его блестящую оловянную кружку. – Могу я поговорить с вами… о суде над вдовой Смит?
   Кэди смерил ее презрительным взглядом:
   – Что ты можешь знать об этом, девчонка? Ты ведь не ходила в молельный дом.
   – Н-нет… но я слышала об этом процессе от… от разных людей, – промямлила Белинда, боясь чем-нибудь выдать Гудуайф Флетчер. – И должна сказать вам, кузен, что не понимаю, как можно по первому слову Фрэнсис и ее подружек судить такую женщину, как вдова Смит. Говорят, это достойная женщина, которая за всю свою жизнь никому не причинила зла.
   – Кузина Белинда! Ты обвиняешь несчастных, измученных девушек в лжесвидетельстве? – с нажимом спросил Джонатан. Его маленькие, близко посаженные глазки излучали холодный свет.
   – Нет… Нет, просто… Я не знаю. Может быть, они лгут, а может быть, девушкам всего лишь показалось, что кто-то истязает их при помощи колдовства…
   – Довольно болтать! Ты просто не видела, как они рыдали в суде. Не слышала их истошных криков… Дьявол орудует исподтишка и подбирает себе в услужение весьма неожиданные кандидатуры. Ясно, что вдова Смит попалась на его крючок и действует в его интересах, и мой долг – остановить ее. Я обязан защитить людей!
   – Неужели вы даже не можете предположить, что тут кроется ошибка, чудовищное недоразумение? – воскликнула Белинда и посмотрела на Кэди умоляюще, но он ответил ей взглядом, исполненным ледяного презрения.
   – Молчать! Да кто ты такая, чтобы давать мне советы относительно законности и правосудия? Займись домашними делами, девчонка, и не испытывай больше моего терпения!
   Он решительно зашагал через комнату и снял с вешалки у двери свой длинный алый плащ.
   – Кузен Джонатан, вы не можете так поступить! Вы не должны отправлять на смерть ни в чем не повинную женщину!
   Джонатан медленно повернулся к девушке, и она прочла непреклонность в его холодных, жестоких глазах.
   – Еще одно слово, кузина Белинда, и я посажу тебя в колодки на целый день. Может быть, тогда ты научишься держать язык за зубами. – Открыв дверь, он чуть помедлил и снова взглянул на нее. – Скоро должна прийти Люси Бруер, служанка Майлзов. Она принесет одежду, которую нужно расшить для мисс Фрэнсис. И не вздумай болтать с ней и бездельничать. Поскорее выпроводи ее и возвращайся к домашним делам. Я вернусь обедать в середине дня и надеюсь, что ты накормишь меня как следует.
   Он плотно притворил за собой дверь.
   Убирая со стола, Белинда боролась с искушением запустить через всю комнату оловянным блюдом. Покусывая губы, она мрачно размышляла, не навредила ли еще больше вдове Смит своим заступничеством, вместо того чтобы помочь. Ей до сих пор не верилось, что подобные вещи творятся в такой тихой с виду, маленькой деревеньке. А скольким людям еще суждено погибнуть, прежде чем закончится эта жуткая охота на ведьм? Кто станет следующей жертвой разыгравшегося воображения Фрэнсис Майлз?
   Тут она увидела девушку, идущую по дороге к дому, и узнала в ней служанку Фрэнсис Майлз. Белинда отставила груду тарелок и, поспешив к дверям, распахнула их навстречу медленно наступающему дню. Теперь, когда солнце стояло в зените, мороз почти не чувствовался в свежем мартовском воздухе, и Белинда лишь слегка поежилась, наблюдая за приближавшейся к дому фигуркой.
   Люси Бруер, тоненькая девушка лет семнадцати, одетая в длинный серый плащ, быстро шагала по тропинке с корзиной в руке. В солнечном свете ее черты казались размытыми и невыразительными, но стоило Люси подойти поближе, ступив в тень деревянного дома, как стало видно, что девица прехорошенькая. Светлая, матовая кожа, бархатистые карие глаза и пепельные волосы, маленький точеный нос, прелестный подбородок и необычайно изящные руки.
   Люси приблизилась и робко улыбнулась Белинде:
   – Доброе утро, госпожа Кэди. Я принесла кое-что из нарядов моей хозяйки, которые она хотела бы расшить. За то короткое время, что вы живете в Сейлеме, все успели узнать, как искусно вы владеете иглой.
   Белинда скептически усмехнулась. Обнаружив, что она великолепная швея, кузен Джонатан, не тратя времени даром, стал торговать ее мастерством. Вдобавок к дневным хлопотам по дому она каждый вечер по нескольку часов расшивала изящными тонкими стежками богатые наряды из кружев и шелка для местной знати. Беднякам запрещалось носить украшения, зато богачи и власть имущие беспрепятственно выставляли напоказ свои сокровища. Белинда хоть и усматривала в этом безвкусицу и лицемерие, все же была благодарна за подвернувшуюся работу. Кузен Джонатан позволял ей оставлять себе половину выручки от шитья, и она втайне надеялась скопить немного денег – они помогли бы ей вырваться на свободу.
   Белинда гостеприимным жестом пригласила Люси Бруер в дом.
   – Пожалуйста, называй меня Белинда, – сказала она девушке и улыбнулась. – Я такая же служанка, как и ты. Так к чему все эти церемонии?
   Счастливая улыбка озарила лицо Люси.
   – Вы очень добры. Спасибо, Белинда. Девушка открыла корзину и достала оттуда веерообразный воротник и винного цвета платье с бело-розовой атласной юбкой. Тонкие яркие ткани окружили ее маленькую фигурку в сером плаще, словно облака, подкрашенные радугой. Она почтительно отдала наряды Белинде.
   Белинда поняла, что сама Люси Бруер в жизни не носила подобной роскоши. Нет, шелк и атлас предназначались таким, как Фрэнсис Майлз, а не служанкам. В бархатных карих глазах девушки не было зависти, когда она отдавала Белинде это великолепие. И все-таки если одеть Люси понаряднее, она станет настоящей красавицей, подумала Белинда. Ее отличали спокойная грация и элегантность, которые не скрывала даже грубая домотканая одежда. В роскошном платье с кружевным воротом, с шелковыми цветными лентами в светлых волосах, она затмила бы любую знатную особу. К несчастью, подумала Белинда, Люси никогда не представится такой возможности. Она служанка, и, облачившись в пышные наряды, даже будь они ей по карману, навлекла бы на себя суровые порицания.
   Мягкий голос Люси прервал ход ее мыслей.
   – Госпожа Майлз хочет, чтобы вы украсили оборками и кружевами юбку и рукава. Она также просила оторочить кружевами ворот.
   Белинда кивнула, ощупывая мягкую ткань:
   – Очень хорошо. К какому сроку нужно сделать работу? Я уже получила несколько заказов, и их, само собой разумеется, нужно выполнить в первую очередь.
   В глазах Люси промелькнула тревога.
   – Да-да, я понимаю, но… но госпожа Фрэнсис хотела бы, чтобы вещи были готовы к концу недели. Она… Она не слишком терпеливая дама.
   Белинда тряхнула головой, подумав о девице, которая явилась причиной гибели стольких жителей деревни. Да, возможно, всех остальных обитателей Сейлема Фрэнсис Майлз уже запугала, но ее – нет.
   – Так пусть наберется терпения. По крайней мере на этот раз, – холодно ответила она Люси.
   Та широко раскрыла глаза:
   – О, пожалуйста… Белинда, нельзя ли как-нибудь побыстрее? Я боюсь, что госпожа Фрэнсис очень рассердится!
   – В самом деле? – Нежное лицо Белинды выразило решительность. – Ну и на здоровье. Я руководствуюсь в работе собственным распорядком, а не желаниями Фрэнсис Майлз.
   Тревога Люси росла. Девушка нервно заломила руки:
   – Но она… особо обговорила со мной, что хочет получить свое платье немедленно. Это… Это приказ!
   – В таком случае ее ждет разочарование. Это невозможно.
   К изумлению Белинды, лицо Люси вдруг сморщилось. Она залилась слезами, ее рыдания гулко отдавались в тихой, залитой солнцем гостиной. Белинда посмотрела на нее с досадой:
   – Пожалуйста, успокойся. Объясни мне, в чем дело? Я не понимаю!
   Люси закрыла лицо руками, горестно всхлипывая. Однако она позволила отвести себя к сосновой скамье, стоявшей возле стола, и присела вместе с Белиндой. Белинда обняла ее за плечи и мягко заговорила:
   – Это ведь твоя госпожа, правильно? Ты боишься ее? – Когда Люси кивнула, она закусила губу. – Ты хочешь сказать, что если за неделю наряды не будут закончены, то тебе несдобровать?
   – Д-да, – выдохнула Люси, – и тебе тоже! Ты здесь новенькая, ты не знаешь мою госпожу!
   Лучистые глаза Белинды заблестели.
   – А я ее не боюсь! Я наслышана о Фрэнсис Майлз. Это та, которая обвинила вдову Смит в колдовстве, а также дала показания против Элизабет Фостер. Судя по всему, ее не заподозришь в излишней доброте!
   – Она ужасная! – Люси снова заплакала, дрожа как осиновый лист. – А если она когда-нибудь узнает обо мне всю правду…
   – О тебе? А что о тебе можно узнать?
   Девушка вдруг перестала плакать и лицо ее перекосилось от ужаса. Она смотрела на Белинду широко раскрытыми глазами.
   – Ничего! Н-ничего! Пожалуйста, госпожа… Белинда. Не обращайте внимания. Я совсем голову потеряла и веду себя глупо. Я пойду, пожалуй, а вы занимайтесь своими делами.
   Она бросилась к двери, но Белинда нагнала ее и ласково положила ладонь ей на плечо.
   – Подожди, Люси, не бойся. Я не сделаю тебе ничего плохого. Ты можешь мне довериться.
   Люси настороженно смотрела на нее. Видимо, то, что она прочла на лице Белинды, убедило ее в правдивости этих слов, потому что девушка успокоилась и перевела дух. Слабая улыбка проступила на ее бледном лице.
   – Да… да, я вижу – вы добрая, – сказала она негромко. – Только не просите меня ничего объяснять. Я не могу! Я не должна! Не то чтобы я не доверяла вам… но я так боюсь!
   – Тс-с… Ладно, не хочешь – не надо, – улыбнулась Белинда.
   С чем бы ни была связана тайна Люси, бедняжка была слишком напугана, а ее страх перед Фрэнсис Майлз еще больше осложнял дело. Белинда поняла, что сейчас бесполезно продолжать расспросы, – Люси твердо решила хранить свой секрет. Однако Белинда поняла, что девушка нуждается в подруге, и поэтому снова повела Люси в гостиную.
   – Почему бы нам не выпить по чашке чаю? Я мигом поставлю чайник, – предложила она радушно.
   – О нет, я не могу! Мне нужно поскорее возвращаться. – Люси потянулась за корзиной. – Хозяин и барышня велели мне поторопиться…
   – Всего десять минут, – заверила Белинда, – а потом можешь возвращаться к своей госпоже. Скажешь ей, что шитье будет готово через неделю.
   Люси подняла голову. В ее теплых карих глазах еще стояли слезы.
   – Ты очень добра, – сказала она простодушно. Белинда улыбнулась:
   – Я не допущу, чтобы из-за меня тебе влетело от хозяйки. Мне больше нравится помогать тебе, чем доставлять неприятности. – Вдруг она рассмеялась, и озорной огонек вспыхнул в ее зеленых глазах. – По такому случаю я даже принесу блюдечко меда, чтобы нам было что намазывать на лепешки, – только не проболтайся кузену Джонатану, а не то он точно отправит меня к позорному столбу. Мой дражайший кузен никому, кроме самого себя, не позволяет лакомиться сладким, будь то меласса^[2], мед или сахар. Но я не покоряюсь ему по мере сил!
   – Ты такая храбрая. Мировой судья Кэди – суровый человек.
   – Он деспот, и я его ненавижу, – искренне призналась Белинда. – Судя по всему, твоя госпожа Майлз не лучше.
   Люси опустила глаза.
   Тогда Белинда сменила тему. Энергично снуя между кухней и гостиной, она с помощью Люси накрыла на стол. Уже через каких-то несколько минут они с удобством расположились возле пылающего камина, в тепле и уюте, и непринужденно, по-дружески болтали за чаем с хлебом и медом. Это было маленькое пиршество. Белинда заметила, как робость Люси постепенно исчезает, да и самой ей становится легче на душе. Чувство одиночества, не покидавшее ее в последние недели, ушло, и она снова воспрянула духом. До чего это замечательно – найти себе подругу! Белинда так привыкла к резкому тону и надменно сдвинутым бровям кузена Джонатана, что уже стала сомневаться – неужели она когда-нибудь вновь встретится с добротой? И вот сейчас она чувствовала себя почти такой же счастливой, как некогда в Суссексе, в окружении дорогих для нее людей.
   Несмотря на добрый нрав Гудуайф Флетчер, Белинда не чувствовала себя с ней так свободно, как со своей ровесницей. Хотя Люси и Белинда провели вместе, за чаем, совсем немного зремени, но, прощаясь, обе ощутили, что их связали прочные узы. Теперь они с большей надеждой смотрели в будущее, и им легче было переносить настоящее. Обе вернулись к своим домашним делам, согретые теплом только что обретенной дружбы.
   Белинда много узнала о Люси за этот короткий разговор. Девушка была, подобно ей, сиротой, которую взяли служанкой в дом Майлзов в десятилетнем возрасте. Она выросла вместе с Фрэнсис Майлз, они были одногодками, хотя разница в их положении всегда очень ощущалась. В прошлом году у Люси состоялась помолвка с Генри Марчем, двадцатилетним парнем, сыном фермера, которого, как поняла Белинда, девушка очень любила. Стоило Люси заговорить о нем, как глаза ее загорались. К несчастью, прошлой осенью Генри уехал в Филадельфию. Дядя предложил взять его в свое дело – дубление кож. Генри, которого не слишком прельщало фермерство, охотно воспользовался этой возможностью. Люси с гордостью поведала Белинде, что однажды Генри унаследует предприятие своего дяди и станет важным человеком. Лишь одно препятствие стояло на пути к их счастью. Генри придется жить порознь с Люси до тех пор, пока он не встанет на ноги и не начнет зарабатывать достаточно, чтобы обеспечивать семью. Люси вот уже почти три месяца не получала от него никаких известий.
   Белинда с жалостью подумала, что, возможно, этим и объяснялась грусть Люси. Она продолжала теряться в догадках: что за страшный секрет утаивает от нее Люси? Однако от дальнейших расспросов воздержалась, рассудив так: если Люси захочет поделиться с ней своими проблемами, то сама сделает это. После ухода Люси Белинда почувствовала, что дела пошли веселее. Ну что ж – пусть ее повседневная жизнь тяжка и безрадостна, но по крайней мере она нашла себе подругу.
   Неделя тянулась за неделей в бесконечной череде дел. Холодный, серый март уступил место апрелю, провозвестнику весны. Теплые, резкие ветры задували с гор и врывались из залива. Дни стали солнечнее, небо посветлело, сменив бледно-серый цвет на великолепный ярко-синий. Однако Белинде, жизнь которой подчинялась скучной рутине, некогда было наблюдать за изменениями в природе. По утрам она растапливала камины, приносила воду, готовила завтрак, тщательно мыла весь дом – от полов до стропил. Днем подавала Джонатану Кэди обед, обычно тушеную говядину, баранину или свежую рыбу, пастернак и лук, за которыми следовал десерт – «пудинг индейцев» – мешанина из кукурузной муки и мелассы, запиваемая сидром.
   Остаток дня Белинда проводила, ухаживая за садом, взбивая масло или у большого прядильного колеса, установленного возле кухонной печи. Она же выполняла обязанности прачки. Стирала одежду в сарае в большой деревянной лохани – особенно изнурительное и ненавистное ей занятие. Ужин подавался к закату, а потом, вычистив последний котел и подбросив дров в печь, девушка возвращалась к себе на чердак. Там, при неровном пламени свечи, она корпела над шитьем, сгорбившись от усталости, и ее измученные пальцы механически двигались, делая изящные стежки.
   Один-два раза в неделю Белинда отправлялась в деревню за покупками. Эти поездки, хотя и вносили приятное разнообразие в ее серые будни, омрачались хмурыми взглядами и перешептываниями деревенского люда. Люси однажды объяснила ей, что столь подозрительно к Белинде относятся из-за ее красоты и что воображение местных жителей будоражат великолепные огненно-рыжие волосы, пусть даже и спрятанные под строгий чепец.
   – Они говорят, что такие волосы может иметь только дитя дьявола, – рассказала ей Люси, когда девушки повстречались на дороге, и в ее ласковых карих глазах промелькнуло беспокойство. Люси шла пешком, Белинда ехала в повозке. Она тут же посадила подругу к себе.
   – Будь осторожнее, Белинда. Стоит тебе допустить оплошность, и поползут разные слухи.
   – Ты имеешь в виду слухи о том, что я ведьма? – насмешливо и презрительно спросила Белинда. – Но ведь не до такой же степени суеверны эти деревенские?
   Люси покачала головой:
   – Это еще как сказать. Они все просто с ума посходили. Готовы обвинить в своих бедах любого, кто им не по нраву. Малейшего предлога достаточно. Умоляю тебя: будь осторожна во всем, что бы ты ни делала, о чем бы ни говорила!
   Золотисто-зеленые глаза Белинды вспыхнули.
   – Меня так легко не запугаешь! – воскликнула она. – До чего же мне хочется выбросить в грязь этот гнусный чепчик, распустить волосы и сплясать посреди деревни! Представляю, как бы они рты поразевали!
   – О нет, даже и не думай об этом, – взмолилась Люси, и ее глаза округлились от ужаса. – В лучшем случае тебя посадят в колодки, а потом – кто знает, что им еще взбредет в голову.
   – Мерзкие фанатики, дураки! – с ненавистью процедила Белинда. – Когда-нибудь мы сбежим от них, Люси, сбежим вместе – ты и я. Ты поселишься в Филадельфии с Генри, а я… я тоже начну новую жизнь – только еще не решила где. Но вначале нужно скопить денег, потому что, вырвавшись из этих мест, я уже никогда сюда не вернусь – как бы мне туго ни пришлось.
   – А что, если тебе выйти замуж, Белинда? Ты такая красавица – я уверена, многие парни из деревни с радостью бы…
   – Нет, – поджав губы, твердо произнесла Белинда. – Нет, я никогда не выйду замуж. Я еще не встречала мужчины, который не оказался бы дураком. – Она с сожалением улыбнулась, и по ее хорошенькому личику пробежала тень мимолетной грусти. – Я не желаю выходить замуж за человека, которого не уважаю, человека, уступающего мне по уму, и я… я уже не надеюсь встретить достойного. Они все или варвары, или идиоты. А эти деревенские парни – я видела, что это за увальни. Тупое, вялое стадо. Ни у кого из них не хватает мозгов задуматься, что за жизнь они ведут, усомниться в дурацких законах этих суеверных пуритан, которые им шагу не дают свободно ступить.
   – Ну, это здесь, в деревне. Возможно, в других краях ты встретишь мужчину, который…
   – Нет. – Белинда покачала головой. – В Суссексе было то же самое. Мужчины – глупцы, Люси. Они напиваются до бесчувствия, гоняются за проститутками и без конца разглагольствуют о том, что долг женщины – подчиняться своему мужчине. Они ждут от нас покорности, а я на это никогда не соглашусь. Так привязать себя к мужу еще страшнее, чем прислуживать Кэди! Этот по крайней мере не считает себя вправе… прикасаться ко мне. – Она содрогнулась от отвращения, вспомнив о слюнявых поцелуях и жадных ручищах Фелпса. Нет-нет, если с мужчинами все происходит таким вот образом, то они ей совершенно ни к чему. Да она скорее умрет, чем позволит так с собой обращаться!
   – Ты еще встретишь своего мужчину, – прошептала Люси ласково, едва слышно. – Ты влюбишься… безнадежно влюбишься… и очень скоро.
   – Да неужели? – смеясь спросила Белинда, но, заглянув в лицо своей подруги, вдруг умолкла в изумлении.
   Люси сидела совершенно неподвижно, как статуя. Ее прекрасные карие глаза остекленели, взор был прикован к дороге. Казалось, она ничего не видит. Люси не моргала, ее зрачки не двигались, она вообще не подавала никаких признаков жизни. Лишь губы шевелились – она что-то негромко говорила.
   – У тебя будет мужчина… возлюбленный… красивый и грозный… Ты изведаешь боль, и радость… и…
   Внезапно глаза Люси закрылись. Тело ее обмякло, словно она полностью лишилась сил. Белинда поспешно схватила Люси за руку, чтобы та не свалилась на дорогу. Девушка затрепетала и, приоткрыв глаза, стала озираться вокруг, словно не понимала, где находится.
   – Люси, с тобой все в порядке? – Белинда остановила повозку и в испуге посмотрела на подругу. – Ты так странно себя вела, говорила какие-то непонятные вещи.
   Люси побледнела, паника охватила ее.
   – Нет, о… нет, – прошептала она, вздрагивая. Люси схватила Белинду за руку. – Пожалуйста, забудь обо всем, что я говорила. Забудь о том, что видела. Пожалуйста!
   – Люси, я не понимаю!
   – Когда-нибудь… возможно, я тебе объясню… Но только не сейчас. – Люси вдруг спрыгнула с повозки. – Мне нужно идти! – Не сказав больше ни слова, она бросилась к дому Майлзов. Белинда смотрела ей вслед в тревоге и недоумении.
   При следующей встрече ни та ни другая не упоминали об этом происшествии, но Белинда размышляла над ним еще не один вечер. Она никак не могла забыть странный взгляд Люси, ее нелепые речи. В тот момент она не поверила своей подруге, с горечью твердя себе, что проведет всю оставшуюся жизнь в одиночестве, и все-таки… Иногда по ночам, лежа на своем тюфяке, она испытывала смутное томление, и ей страстно хотелось, чтобы ее обнимали, ласкали, прикасались к ней. Не такой грубиян, как Фелпс, а кто-нибудь нежный, ласковый и… Но все это были бесплодные мечтания. Она заставляла себя думать о чем-нибудь другом, но посреди ночи вдруг просыпалась без всякой причины и начинала плакать. Одиночество пожирало ее, насыщаясь, словно огромный червь, болью ее сердца.
   Однажды утром, в середине апреля, Джонатан Кэди отправился в город по делу. Ему предстояло явиться в суд высшей инстанции, чтобы получить инструкцию, какие улики следует принимать к сведению в будущем во время судилищ над ведьмами. Он собирался отсутствовать весь день и предупредил Белинду, чтобы та не ждала его раньше заката солнца.