За неделю до смерти Лестер написал королеве письмо с просьбой помочь его старому слуге. Она написала на полях этого листка: «Его последнее письмо». И хранила его в шкатулке возле своей постели до самой смерти. Однако Елизавета так и не простила вдову Лестера Летисию и заставила ее продать большую часть ее собственности, чтобы расплатиться с долгами Лестера казне, не принимая в расчет драгоценности, которые Лестер завещал Елизавете.
Глава 28
Глава 29
Глава 30
Глава 28
Стареющая королева
Шли годы, и сподвижники королевы Елизаветы, начинавшие свой путь с первых лет ее правления, ее ближайшие советники, так много сделавшие для укрепления ее власти, постепенно уходили в мир иной.
Умер Лестер, умер Хэттен, умер Уолсингем, Берли был стар и болен.
На смену им приходило молодое поколение государственных деятелей. Среди этого поколения выделялся Роберт Девере, граф Эссекс. Ему, казалось, сама судьба предопределила занять высокое положение при королевском дворе. Роберту Девере было всего семь лет, когда умер его отец и мальчик унаследовал титул графа Эссекса. Его опекуном был назначен не кто иной, как сам лорд Берли. Семейными узами Роберт был тесно связан с влиятельными сторонниками пуританства. Его мать была дочерью Ноллиса и после смерти отца Роберта она вышла замуж за Лестера. Сам Роберт женился на дочери Уолсингема. Имея Ноллиса дедом, Лестера отчимом, Берли опекуном, а Уолсингема тестем, он был представлен королеве, когда ему исполнилось всего девять лет. Королева хотела поцеловать его, но перепуганный мальчик вырвался. В другом случае он растерялся и забыл снять шляпу в присутствии королевы. Но ни одна из этих оплошностей не настроила Елизавету против красивого молодого человека, который в 1587 году был представлен ко двору.
Ему тогда было двадцать лет. Елизавете – пятьдесят три.
Королева отнюдь не скрывала своей симпатии к графу Эссексу. Как когда-то с Робертом Дадли, которого она сделала графом Лестером, Елизавета часто выезжала с Эссексом на прогулки верхом, на охоту. По вечерам они проводили долгие часы за карточным столом.
Елизавету очень волновала поездка Эссекса во Францию, где шла гражданская война. Она боялась за его жизнь, то и дело в письмах требовала, чтобы он вернулся в Англию. Казалось бы, все так же прекрасно, как тогда, в молодости. Но Елизавета была женщина умная, незаурядная и прекрасно понимала, что все совсем не так.
Она старела. Нет ничего страшнее для женщины. По утрам Елизавета вглядывалась в свое лицо, отраженное в зеркале, и придирчиво отмечала, что кожа, когда-то гладкая и словно светившаяся, постепенно тускнеет, становится дряблой, что увеличивается сеть морщинок вокруг глаз.
Придворные знали, что нет более верного способа завоевать расположение королевы, чем ввернуть в разговоре с ней фразочку о том, как молодо она сегодня выглядит.
Дело доходило до курьезов. В 1597 году Энтони Радд, епископ собора святого Давида, читая проповедь во время Великого поста, избрал ее темой девяностый псалом, где упоминается цифра 63. А Елизавете в тот год как раз исполнилось шестьдесят три года. И она сочла ссылку на цифру 63 намеком на ее возраст и пришла в ярость. Заметив негодование королевы, епископ поспешно стал обыгрывать цифру 666 – число зверя, намекая на главу Римско-католической церкви. Однако Елизавета не успокоилась: по окончании службы было принято, что королева открывала окошечко своей ложи и благодарила пастыря, но на этот раз Елизавета резко и громко сказала, что епископу было бы лучше держать при себе свое мнение, и добавила: «Однако, я вижу, что самые большие церковнослужители отнюдь не самые умные люди».
Все иностранцы, посещавшие Лондон и бывавшие на королевских приемах, неизменно поражались, как величественно держится Елизавета. Немец Хецкер, видевший ее в Гринвиче в 1598 году, описывал ее как «очень величественную даму» с длинным лицом, прекрасным, но уже изборожденном морщинами, маленькими черными глазами, носом с небольшой горбинкой, маленькими ручками с длинными красивыми пальцами и в рыжем парике. А вот зубы у Елизаветы, как и у всех английских дам, были черными от сахара. Королева была в белом шелковом платье, груди ее, как диктовала тогдашняя мода незамужним женщинам, оставались приоткрытыми.
Когда она приходила в свою часовню, то милостиво разговаривала со своими подданными и с иностранцами, обращаясь к ним по-французски и по-итальянски. Все они опускались на колени, когда королева обращалась к ним. Хецкер был поражен церемонией, сопровождавшей обед. Каждое блюдо пробовали прежде, чем подать на стол королеве. При этом подававшие блюдо трижды преклоняли колени. Аппетит у Елизаветы был отменный, она ела с удовольствием и плотно. Вообще на свое физическое состояние Елизавете было грех жаловаться. Дважды в неделю она выезжала верхом, охотилась на лисиц, регулярно совершала дальние пешие прогулки по паркам Хэмптокорта и других поместий, где она останавливалась.
Она по-прежнему с увлечением танцевала не только медленные танцы, но и более быстрый галлард, хотя уже избегала не совсем пристойного танца вальс, который они любили танцевать с Лестером, когда кавалер берет даму за талию и поднимает в воздух.
Елизавета теперь не уезжала в дальние поездки, как в молодые годы, но это было вызвано, скорее, не столько возрастом, сколько опасностью покушения.
С тех пор, как она в 1582 году провожала Анжу в Кентербери, когда он отплывал в Нидерланды, Елизавета не выезжала из Лондона дальше, чем в Виндзор. Хотя часто путешествовала между Гринвичем, Ричмондом, Ноксфел и Остэндом. Иногда она навещала Бергли в его поместьи в Теобальди в Хартфордшире.
Летом и осенью 1592 года королева совершила более дальнее путешествие, отправившись через Бекршир и Оксфордшир в Олдерган и Стадли Касти в Глочестершире, Вудсток и Оксфорд, где двадцать шесть лет назад ее приветствовали в университете. Как и тогда, Елизавета выступила с речью перед студентами и профессорами, очаровав их своим латинским языком и изяществом своего обращения. Когда королева произносила речь в университетской церкви святой Марии, она заметила среди слушателей стоявшего на ногах Берли, которому как-никак исполнилось семьдесят два года. Она прервала свою речь, пока не принесли стул, чтобы он мог сесть.
Елизавета обладала несомненным талантом по части ораторского искусства. Но этим ее способности не ограничивались. Она прекрасно музицировала, любила и знала литературу, причем не только английскую, но и других европейских стран.
Большим достоинством Елизаветы было то, что она никак не вмешивалась в духовную жизнь своих подданных даже в вопросах религиозных. А оказывать какое-то давление на творческие личности ей и в голову не приходило. Может, именно поэтому при правлении Елизаветы, особенно в последние годы ее царствования, в Англии появились выдающиеся драматурги, поэты и композиторы. Среди драматургов той поры достаточно назвать Марлоу, Бен Джойсона, Вебстера и, конечно, начинавшего тогда молодого Шекспира. Это поколение драматургов так и называли «елизаветинцами».
Впрочем, справедливости ради надо признать, что в этот последний период правления Елизаветы не все в Англии обстояло благополучно. Летом 1594 года в мае, июне и июле шли сильные дожди. После короткого перерыва в августе дожди с новой силой полили в сентябре, погубив урожай, в результате чего цены на продовольствие резко подскочили.
В следующем году лето было холодным как никогда. Цены на продукты опять подскочили, так как третье лето шли сплошные дожди и третий урожай был очень плохим. За эти четыре года цены на продовольствие в Лондоне выросли на сорок восемь процентов, а заработная плата не повышалась.
Правительство пыталось сгладить ситуацию, закупая зерно за границей, но это мало помогало – в 1595 году в Лондоне вспыхнули голодные волнения, а в следующем году бунты охватили Оксфордшир.
Вообще, покоя у королевы Елизаветы и у ее советников как не было раньше, так не прибавилось и теперь. В 1593 году в Лондоне арестовали группу португальцев, которые оказались испанскими шпионами. Эти аресты вывели на след врача Елизаветы – португальца, доктора Родриго Лопеса, которого заподозрили в заговоре с целью отравить королеву. Еврей по национальности, он в течение тридцати пяти лет жил в Лондоне как христианин и протестант. Он практиковал в качестве домашнего врача при больнице Святого Бартоломео и лечил многих представителей высшего общества. Свою врачебную практику доктор Лопес сочетал с функциями главы испанской шпионской разведывательной службы в Англии. На свою беду Лопес оказался в эпицентре борьбы двух конкурирующих группировок при королевском дворе – во главе одной стоял граф Эссекс, во главе другой – Роберт Сесил, сын лорда Берли. Интрига закрутилась вокруг государственного секретаря в правительстве испанского короля Филиппа II Антонио Переса, которого арестовали по обвинению в убийстве известного испанского политика. В действительности Перес выполнял поручение Филиппа II, но козлом отпущения сделали именно его. Он бежал из тюрьмы и нашел убежище в Англии, где Эссекс принял его с распростертыми объятиями как видного перебежчика. Перес разоблачил Лопеса как испанского агента и убедил Эссекса в его вине, тогда как Берли и его сын Роберт были убеждены в его невиновности.
Елизавета поначалу поверила Роберту Сесилу и бросила Эссексу оскорбительную фразу, что он изображает из себя дурака. Но Эссекс был человеком упрямым и занялся поисками доказательств вины Лопеса. Он нашел нужные ему доказательства в показаниях португальских агентов Филиппа II и в письмах Лопеса к ним и сумел убедить Елизавету изменить свое мнение и судить Лопеса за государственную измену. Родриго Лопеса осудили на смертную казнь через повешение, утопление и четвертование. Елизавета четыре месяца не подписывала приказ о его казни, но в конце концов подписала.
Казнь Лопеса очень укрепила позиции Эссекса, но в июне 1596 года, когда Эссекс воевал в Кадисе, Берли убедил Елизавету назначить его сына, Роберта Сесила, государственным секретарем. Спустя два года, в августе 1598 года, Берли умер в возрасте семидесяти восьми лет.
Елизавета часто навещала его перед смертью и собственноручно кормила супом с ложечки.
Умер Лестер, умер Хэттен, умер Уолсингем, Берли был стар и болен.
На смену им приходило молодое поколение государственных деятелей. Среди этого поколения выделялся Роберт Девере, граф Эссекс. Ему, казалось, сама судьба предопределила занять высокое положение при королевском дворе. Роберту Девере было всего семь лет, когда умер его отец и мальчик унаследовал титул графа Эссекса. Его опекуном был назначен не кто иной, как сам лорд Берли. Семейными узами Роберт был тесно связан с влиятельными сторонниками пуританства. Его мать была дочерью Ноллиса и после смерти отца Роберта она вышла замуж за Лестера. Сам Роберт женился на дочери Уолсингема. Имея Ноллиса дедом, Лестера отчимом, Берли опекуном, а Уолсингема тестем, он был представлен королеве, когда ему исполнилось всего девять лет. Королева хотела поцеловать его, но перепуганный мальчик вырвался. В другом случае он растерялся и забыл снять шляпу в присутствии королевы. Но ни одна из этих оплошностей не настроила Елизавету против красивого молодого человека, который в 1587 году был представлен ко двору.
Ему тогда было двадцать лет. Елизавете – пятьдесят три.
Королева отнюдь не скрывала своей симпатии к графу Эссексу. Как когда-то с Робертом Дадли, которого она сделала графом Лестером, Елизавета часто выезжала с Эссексом на прогулки верхом, на охоту. По вечерам они проводили долгие часы за карточным столом.
Елизавету очень волновала поездка Эссекса во Францию, где шла гражданская война. Она боялась за его жизнь, то и дело в письмах требовала, чтобы он вернулся в Англию. Казалось бы, все так же прекрасно, как тогда, в молодости. Но Елизавета была женщина умная, незаурядная и прекрасно понимала, что все совсем не так.
Она старела. Нет ничего страшнее для женщины. По утрам Елизавета вглядывалась в свое лицо, отраженное в зеркале, и придирчиво отмечала, что кожа, когда-то гладкая и словно светившаяся, постепенно тускнеет, становится дряблой, что увеличивается сеть морщинок вокруг глаз.
Придворные знали, что нет более верного способа завоевать расположение королевы, чем ввернуть в разговоре с ней фразочку о том, как молодо она сегодня выглядит.
Дело доходило до курьезов. В 1597 году Энтони Радд, епископ собора святого Давида, читая проповедь во время Великого поста, избрал ее темой девяностый псалом, где упоминается цифра 63. А Елизавете в тот год как раз исполнилось шестьдесят три года. И она сочла ссылку на цифру 63 намеком на ее возраст и пришла в ярость. Заметив негодование королевы, епископ поспешно стал обыгрывать цифру 666 – число зверя, намекая на главу Римско-католической церкви. Однако Елизавета не успокоилась: по окончании службы было принято, что королева открывала окошечко своей ложи и благодарила пастыря, но на этот раз Елизавета резко и громко сказала, что епископу было бы лучше держать при себе свое мнение, и добавила: «Однако, я вижу, что самые большие церковнослужители отнюдь не самые умные люди».
Все иностранцы, посещавшие Лондон и бывавшие на королевских приемах, неизменно поражались, как величественно держится Елизавета. Немец Хецкер, видевший ее в Гринвиче в 1598 году, описывал ее как «очень величественную даму» с длинным лицом, прекрасным, но уже изборожденном морщинами, маленькими черными глазами, носом с небольшой горбинкой, маленькими ручками с длинными красивыми пальцами и в рыжем парике. А вот зубы у Елизаветы, как и у всех английских дам, были черными от сахара. Королева была в белом шелковом платье, груди ее, как диктовала тогдашняя мода незамужним женщинам, оставались приоткрытыми.
Когда она приходила в свою часовню, то милостиво разговаривала со своими подданными и с иностранцами, обращаясь к ним по-французски и по-итальянски. Все они опускались на колени, когда королева обращалась к ним. Хецкер был поражен церемонией, сопровождавшей обед. Каждое блюдо пробовали прежде, чем подать на стол королеве. При этом подававшие блюдо трижды преклоняли колени. Аппетит у Елизаветы был отменный, она ела с удовольствием и плотно. Вообще на свое физическое состояние Елизавете было грех жаловаться. Дважды в неделю она выезжала верхом, охотилась на лисиц, регулярно совершала дальние пешие прогулки по паркам Хэмптокорта и других поместий, где она останавливалась.
Она по-прежнему с увлечением танцевала не только медленные танцы, но и более быстрый галлард, хотя уже избегала не совсем пристойного танца вальс, который они любили танцевать с Лестером, когда кавалер берет даму за талию и поднимает в воздух.
Елизавета теперь не уезжала в дальние поездки, как в молодые годы, но это было вызвано, скорее, не столько возрастом, сколько опасностью покушения.
С тех пор, как она в 1582 году провожала Анжу в Кентербери, когда он отплывал в Нидерланды, Елизавета не выезжала из Лондона дальше, чем в Виндзор. Хотя часто путешествовала между Гринвичем, Ричмондом, Ноксфел и Остэндом. Иногда она навещала Бергли в его поместьи в Теобальди в Хартфордшире.
Летом и осенью 1592 года королева совершила более дальнее путешествие, отправившись через Бекршир и Оксфордшир в Олдерган и Стадли Касти в Глочестершире, Вудсток и Оксфорд, где двадцать шесть лет назад ее приветствовали в университете. Как и тогда, Елизавета выступила с речью перед студентами и профессорами, очаровав их своим латинским языком и изяществом своего обращения. Когда королева произносила речь в университетской церкви святой Марии, она заметила среди слушателей стоявшего на ногах Берли, которому как-никак исполнилось семьдесят два года. Она прервала свою речь, пока не принесли стул, чтобы он мог сесть.
Елизавета обладала несомненным талантом по части ораторского искусства. Но этим ее способности не ограничивались. Она прекрасно музицировала, любила и знала литературу, причем не только английскую, но и других европейских стран.
Большим достоинством Елизаветы было то, что она никак не вмешивалась в духовную жизнь своих подданных даже в вопросах религиозных. А оказывать какое-то давление на творческие личности ей и в голову не приходило. Может, именно поэтому при правлении Елизаветы, особенно в последние годы ее царствования, в Англии появились выдающиеся драматурги, поэты и композиторы. Среди драматургов той поры достаточно назвать Марлоу, Бен Джойсона, Вебстера и, конечно, начинавшего тогда молодого Шекспира. Это поколение драматургов так и называли «елизаветинцами».
Впрочем, справедливости ради надо признать, что в этот последний период правления Елизаветы не все в Англии обстояло благополучно. Летом 1594 года в мае, июне и июле шли сильные дожди. После короткого перерыва в августе дожди с новой силой полили в сентябре, погубив урожай, в результате чего цены на продовольствие резко подскочили.
В следующем году лето было холодным как никогда. Цены на продукты опять подскочили, так как третье лето шли сплошные дожди и третий урожай был очень плохим. За эти четыре года цены на продовольствие в Лондоне выросли на сорок восемь процентов, а заработная плата не повышалась.
Правительство пыталось сгладить ситуацию, закупая зерно за границей, но это мало помогало – в 1595 году в Лондоне вспыхнули голодные волнения, а в следующем году бунты охватили Оксфордшир.
Вообще, покоя у королевы Елизаветы и у ее советников как не было раньше, так не прибавилось и теперь. В 1593 году в Лондоне арестовали группу португальцев, которые оказались испанскими шпионами. Эти аресты вывели на след врача Елизаветы – португальца, доктора Родриго Лопеса, которого заподозрили в заговоре с целью отравить королеву. Еврей по национальности, он в течение тридцати пяти лет жил в Лондоне как христианин и протестант. Он практиковал в качестве домашнего врача при больнице Святого Бартоломео и лечил многих представителей высшего общества. Свою врачебную практику доктор Лопес сочетал с функциями главы испанской шпионской разведывательной службы в Англии. На свою беду Лопес оказался в эпицентре борьбы двух конкурирующих группировок при королевском дворе – во главе одной стоял граф Эссекс, во главе другой – Роберт Сесил, сын лорда Берли. Интрига закрутилась вокруг государственного секретаря в правительстве испанского короля Филиппа II Антонио Переса, которого арестовали по обвинению в убийстве известного испанского политика. В действительности Перес выполнял поручение Филиппа II, но козлом отпущения сделали именно его. Он бежал из тюрьмы и нашел убежище в Англии, где Эссекс принял его с распростертыми объятиями как видного перебежчика. Перес разоблачил Лопеса как испанского агента и убедил Эссекса в его вине, тогда как Берли и его сын Роберт были убеждены в его невиновности.
Елизавета поначалу поверила Роберту Сесилу и бросила Эссексу оскорбительную фразу, что он изображает из себя дурака. Но Эссекс был человеком упрямым и занялся поисками доказательств вины Лопеса. Он нашел нужные ему доказательства в показаниях португальских агентов Филиппа II и в письмах Лопеса к ним и сумел убедить Елизавету изменить свое мнение и судить Лопеса за государственную измену. Родриго Лопеса осудили на смертную казнь через повешение, утопление и четвертование. Елизавета четыре месяца не подписывала приказ о его казни, но в конце концов подписала.
Казнь Лопеса очень укрепила позиции Эссекса, но в июне 1596 года, когда Эссекс воевал в Кадисе, Берли убедил Елизавету назначить его сына, Роберта Сесила, государственным секретарем. Спустя два года, в августе 1598 года, Берли умер в возрасте семидесяти восьми лет.
Елизавета часто навещала его перед смертью и собственноручно кормила супом с ложечки.
Глава 29
Граф Эссекс
Среди молодых людей, пользовавшихся благорасположением Елизаветы, выделялся один – граф Эссекс. Он был статен и красив; происходил из хорошей аристократической семьи; был честолюбив, горд и независим; не признавал над собой никакой власти, даже власти королевы; мечтал о воинской славе.
Вот это безудержное стремление делать военную карьеру, столь свойственное молодым дворянам того времени, и стало первым камнем преткновения между Елизаветой и ее любимчиком. Королева трепетала за его жизнь и не хотела отпускать ни на какие войны. Он должен был находиться при дворе, при ее королевской особе.
Началось все с того, что граф Эссекс, вопреки желанию Елизаветы, в 1589 году присоединился к экспедиции в Португалию. Посылая свои инструкции Дрейку и Ноллису, командовавшим английскими экспедиционными войсками в Португалии, королева специально подчеркнула, что они должны немедленно отправить графа Эссекса домой. Когда же Эссекс отказался подчиниться королевскому распоряжению, Елизавета отправила новое письмо, в котором еще более настойчиво приказывала отправить Эссекса в Англию. В случае неповиновения ее приказам она угрожала Дрейку и Ноллису своим гневом.
Эссексу пришлось вернуться и предстать перед весьма рассерженной королевой.
Строптивый характер Эссекса проявлялся и в других случаях. Однажды, когда Елизавета заметила Эссексу, что будет сурово наказывать всех, кого застанут за чтением памфлета прелата Мартина Мара, он вытащил из кармана такой памфлет и заявил, что первым она должна покарать его.
Но главным образом Эссекс был озабочен соперничеством с Робертом Сесилом, который после 1591 года стал государственным секретарем. Приходилось ему интриговать и против Уолтера Хейли, джентльмена из Девона, завоевавшего при дворе явное расположение королевы.
Сэр Хейли был типичным для того времени английским авантюристом, придворным интриганом, но и известным мореплавателем, открывателем новых земель. В Северной Америке он образовал большую колонию, назвав ее Вирджинией в честь Вирджин Куин (Непорочной королевы). Елизавете он понравился. Она, в частности, с удовольствием курила табак, который Хейли привез из Америки.
Елизавета даже назначила Хейли капитаном своей гвардии и часто одаривала его ценными подарками. Но серьезным соперником графу Эссексу он не мог стать – отношения между Елизаветой и графом Эссексом становились все более тесными.
Прибавилось у Елизаветы треволнений летом 1591 года, когда Эссекс отправился во Францию, чтобы принять там участие в гражданской войне между гугенотами и католиками. Генрих Наваррский принял его с распростертыми объятиями, пригласил в свой лагерь около Компьена, где они целую неделю развлекались – играли в теннис, устраивали конные состязания.
Елизавета была очень рассержена сообщением о поездке Эссекса в Компьен – она боялась за его жизнь. Она послала ему гневное письмо: «Это страшная оплошность, – писала королева, – что Вы направились так близко к Руану и демонстрировали свою лихость перед врагом на глазах у всего города, где Вы понесли страшную потерю в результате Вашего безрассудства, которое стоило жизни Вашему брату».
Прошло два месяца, на которые Елизавета отпустила Эссекса во Францию, и она потребовала, чтобы он вернулся. Эссекс, Уильямс и другие английские офицеры попросили королеву разрешить им и дальше воевать во Франции на стороне гугенотов, так как, если она их отзовет, то это пагубно отразится на армии Генриха Наваррского. Елизавета разрешила им остаться – всем, кроме графа Эссекса.
Отношения Елизаветы с графом Эссексом становились все более напряженными. Летом 1598 года между ними вспыхнула публичная ссора. Причина заключалась в том, что Елизавета колебалась с назначением одного из его друзей на должность. Эссекс разозлился и повернулся к Елизавете спиной, она тоже разъярилась и ударила Эссекса по уху. Граф схватился за рукоятку своей шпаги, выкрикнул ей, что не терпел таких оскорблений даже от ее отца, и выбежал из зала. Елизавета заключила его под домашний арест и ждала от него письма с извинением. Вместо этого Эссекс послал письмо, полное упреков оскорбленного мужского самолюбия: «Я предпочитал Вашу красоту всему на свете, и не было для меня ничего драгоценнее в мире, чем Ваше расположение ко мне, но Ваше Величество совершило непоправимую ошибку по отношению ко мне и к себе, не только нарушив все законы приверженности, но честь Вашего женского рода».
Елизавета не стала применять никаких мер в отношении Эссекса, а через несколько недель он опять оказался у нее в фаворе.
Весной 1599 года королева назначила графа Эссекса командующим английскими войсками, сражавшимися в Ирландии.
Эссекс жаждал завоевать в Ирландии славу полководца, но при этом он не хотел подолгу отсутствовать при королевском дворе, уступая тем самым место своему сопернику Сесилу.
Эссекс должен был начать свое плавание в Ирландию из Честера. Сначала проехал торжественной процессией по улицам Лондона, где восторженные толпы приветствовали его так бурно, как приветствовали обычно королеву. Народ был уверен, что Эссекс вернется из Ирландии увенчанным лаврами победителя.
Когда пьеса Уильяма Шекспира «Генрих V» игралась на сцене театра «Глобус», как дань военной славе Англии в недавнем прошлом, то хор сравнивал возвращение Генриха V после победы при Аджинкорте с предстоящим триумфальным шествием – возвращением из Ирландии «победоносного генерала нашей великой королевы».
Во время Ирландской кампании в полной мере вновь проявился строптивый характер Эссекса. Он не выполнял приказы Елизаветы, действовал по своему усмотрению. И в итоге Ирландская кампания была безнадежно проиграна.
Но Эссекс верил, что стоит ему оказаться рядом с королевой, как она по-женски растает, простит ему все его прегрешения. Он был убежден, что по-прежнему обладает над ней мужской властью.
Когда Эссекс, вопреки распоряжению королевы, вернулся в Англию, он был исполнен самых честолюбивых замыслов. Его друг, сэр Христофер Блоунт, предупредил его, что если он попробует осуществить свой первоначальный план возглавить небольшую армию, которая выступила бы из Уэлси в Лондон с тем, чтобы отстранить Сесила от власти, то это приведет к гражданской войне. Лучше, – сказал сэр Блоунт, – взять несколько сотен своих сторонников и совершить государственный переворот.
По дороге в Нантуич Эссекс встретил лорда Грея, сторонника Сесила, который направлялся ко двору. Эссекс попросил лорда Грея уступить ему дорогу, чтобы он смог первым доложить королеве о своем приезде. Однако лорд Грей, у которого конь был быстрее, чем у Эссекса, поскакал вперед и доложил обо всем Сесилу. Хитрый Сесил решил ничего не предпринимать, а занять выжидательную позицию. Эссекс, не умывшись и не переодевшись, ворвался без приглашения в спальню королевы. Угадать настроение Елизаветы было невозможно, ему показалось, что она довольна его появлением. Королева, смеясь, приказала ему переодеться и дать ей возможность привести себя в порядок. Вернувшись, Эссекс полтора часа разговаривал с Елизаветой, а потом обедал с ней, благодаря Бога, что после стольких бурь он обрел тихий приют дома.
Но Эссекс заблуждался – Елизавета задавала ему пугающие вопросы, а его ответы явно раздражали ее. В конце концов королева объявила Эссексу, что он должен объяснить свое поведение Тайному совету. В одиннадцать часов вечера Эссекс получил распоряжение королевы не выходить из своих апартаментов. На следующий день Эссекс предстал перед Тайным советом.
Елизавета лишила его всех военных и государственных постов и приказала Тайному совету опубликовать документ с перечислением прегрешений графа Эссекса.
Когда спустя несколько месяцев Харрингтон, один из тех, кого Эссекс в Ирландии произвел в рыцари, приехал к Елизавете с письмом от Эссекса, она пришла в ярость, схватила его за портупею и закричала: «Клянусь Сыном Божьим, я не королева, этот человек стоит надо мной!»
Немногим более года прожил Эссекс в своем доме на Стренде в позорной ссылке, и в феврале 1601 года он задумал государственный переворот. Его сообщники должны были изолировать королеву в Ричмонде, а сам Эссекс собирался арестовать своих соперников и захватить контроль над Лондоном.
Весьма примечательно, что, желая привлечь на свою сторону симпатии лондонцев, Эссекс заказал шекспировской труппе в театре «Глобус» сыграть пьесу Шекспира о Ричарде II, в которой речь шла об отстранении короля от власти.
Вопреки надеждам Эссекса, лондонцы его не поддержали, и он и еще пять его сторонников были брошены в Тауэр и приговорены к смертной казни по обвинению в государственной измене. Елизавета тянула с приказом о казни, ожидая, что Эссекс пришлет ей кольцо, которое она ему когда-то подарила, как знак того, что он просит у нее прощения. Но это кольцо так и не попало в руки Елизаветы. Служанка Эссекса переправила это кольцо для передачи королеве леди Ноттингем, жене лорда-адмирала, злейшего врага Эссекса, и та не вручила его Елизавете.
В итоге этих дворцовых интриг граф Эссекс был казнен через усекновение головы.
Характерно для Елизаветы, что она никак не стала преследовать актеров театра «Глобус», сыгравших пьесу Шекспира «Ричард II». Пьеса продолжала идти на сцене «Глобуса». Только эпизод с отречением короля от престола был вымаран.
Елизавета вообще любила театр и охотно бывала на спектаклях. Особенно она любила комедию Шекспира «Виндзорские проказницы».
Казалось бы, все хорошо в Английском королевстве – тишь, гладь и Божья благодать.
Однако, за горизонтом собиралась туча, предстояли новые большие перемены.
Эпоха близилась к своему концу.
Вот это безудержное стремление делать военную карьеру, столь свойственное молодым дворянам того времени, и стало первым камнем преткновения между Елизаветой и ее любимчиком. Королева трепетала за его жизнь и не хотела отпускать ни на какие войны. Он должен был находиться при дворе, при ее королевской особе.
Началось все с того, что граф Эссекс, вопреки желанию Елизаветы, в 1589 году присоединился к экспедиции в Португалию. Посылая свои инструкции Дрейку и Ноллису, командовавшим английскими экспедиционными войсками в Португалии, королева специально подчеркнула, что они должны немедленно отправить графа Эссекса домой. Когда же Эссекс отказался подчиниться королевскому распоряжению, Елизавета отправила новое письмо, в котором еще более настойчиво приказывала отправить Эссекса в Англию. В случае неповиновения ее приказам она угрожала Дрейку и Ноллису своим гневом.
Эссексу пришлось вернуться и предстать перед весьма рассерженной королевой.
Строптивый характер Эссекса проявлялся и в других случаях. Однажды, когда Елизавета заметила Эссексу, что будет сурово наказывать всех, кого застанут за чтением памфлета прелата Мартина Мара, он вытащил из кармана такой памфлет и заявил, что первым она должна покарать его.
Но главным образом Эссекс был озабочен соперничеством с Робертом Сесилом, который после 1591 года стал государственным секретарем. Приходилось ему интриговать и против Уолтера Хейли, джентльмена из Девона, завоевавшего при дворе явное расположение королевы.
Сэр Хейли был типичным для того времени английским авантюристом, придворным интриганом, но и известным мореплавателем, открывателем новых земель. В Северной Америке он образовал большую колонию, назвав ее Вирджинией в честь Вирджин Куин (Непорочной королевы). Елизавете он понравился. Она, в частности, с удовольствием курила табак, который Хейли привез из Америки.
Елизавета даже назначила Хейли капитаном своей гвардии и часто одаривала его ценными подарками. Но серьезным соперником графу Эссексу он не мог стать – отношения между Елизаветой и графом Эссексом становились все более тесными.
Прибавилось у Елизаветы треволнений летом 1591 года, когда Эссекс отправился во Францию, чтобы принять там участие в гражданской войне между гугенотами и католиками. Генрих Наваррский принял его с распростертыми объятиями, пригласил в свой лагерь около Компьена, где они целую неделю развлекались – играли в теннис, устраивали конные состязания.
Елизавета была очень рассержена сообщением о поездке Эссекса в Компьен – она боялась за его жизнь. Она послала ему гневное письмо: «Это страшная оплошность, – писала королева, – что Вы направились так близко к Руану и демонстрировали свою лихость перед врагом на глазах у всего города, где Вы понесли страшную потерю в результате Вашего безрассудства, которое стоило жизни Вашему брату».
Прошло два месяца, на которые Елизавета отпустила Эссекса во Францию, и она потребовала, чтобы он вернулся. Эссекс, Уильямс и другие английские офицеры попросили королеву разрешить им и дальше воевать во Франции на стороне гугенотов, так как, если она их отзовет, то это пагубно отразится на армии Генриха Наваррского. Елизавета разрешила им остаться – всем, кроме графа Эссекса.
Отношения Елизаветы с графом Эссексом становились все более напряженными. Летом 1598 года между ними вспыхнула публичная ссора. Причина заключалась в том, что Елизавета колебалась с назначением одного из его друзей на должность. Эссекс разозлился и повернулся к Елизавете спиной, она тоже разъярилась и ударила Эссекса по уху. Граф схватился за рукоятку своей шпаги, выкрикнул ей, что не терпел таких оскорблений даже от ее отца, и выбежал из зала. Елизавета заключила его под домашний арест и ждала от него письма с извинением. Вместо этого Эссекс послал письмо, полное упреков оскорбленного мужского самолюбия: «Я предпочитал Вашу красоту всему на свете, и не было для меня ничего драгоценнее в мире, чем Ваше расположение ко мне, но Ваше Величество совершило непоправимую ошибку по отношению ко мне и к себе, не только нарушив все законы приверженности, но честь Вашего женского рода».
Елизавета не стала применять никаких мер в отношении Эссекса, а через несколько недель он опять оказался у нее в фаворе.
Весной 1599 года королева назначила графа Эссекса командующим английскими войсками, сражавшимися в Ирландии.
Эссекс жаждал завоевать в Ирландии славу полководца, но при этом он не хотел подолгу отсутствовать при королевском дворе, уступая тем самым место своему сопернику Сесилу.
Эссекс должен был начать свое плавание в Ирландию из Честера. Сначала проехал торжественной процессией по улицам Лондона, где восторженные толпы приветствовали его так бурно, как приветствовали обычно королеву. Народ был уверен, что Эссекс вернется из Ирландии увенчанным лаврами победителя.
Когда пьеса Уильяма Шекспира «Генрих V» игралась на сцене театра «Глобус», как дань военной славе Англии в недавнем прошлом, то хор сравнивал возвращение Генриха V после победы при Аджинкорте с предстоящим триумфальным шествием – возвращением из Ирландии «победоносного генерала нашей великой королевы».
Во время Ирландской кампании в полной мере вновь проявился строптивый характер Эссекса. Он не выполнял приказы Елизаветы, действовал по своему усмотрению. И в итоге Ирландская кампания была безнадежно проиграна.
Но Эссекс верил, что стоит ему оказаться рядом с королевой, как она по-женски растает, простит ему все его прегрешения. Он был убежден, что по-прежнему обладает над ней мужской властью.
Когда Эссекс, вопреки распоряжению королевы, вернулся в Англию, он был исполнен самых честолюбивых замыслов. Его друг, сэр Христофер Блоунт, предупредил его, что если он попробует осуществить свой первоначальный план возглавить небольшую армию, которая выступила бы из Уэлси в Лондон с тем, чтобы отстранить Сесила от власти, то это приведет к гражданской войне. Лучше, – сказал сэр Блоунт, – взять несколько сотен своих сторонников и совершить государственный переворот.
По дороге в Нантуич Эссекс встретил лорда Грея, сторонника Сесила, который направлялся ко двору. Эссекс попросил лорда Грея уступить ему дорогу, чтобы он смог первым доложить королеве о своем приезде. Однако лорд Грей, у которого конь был быстрее, чем у Эссекса, поскакал вперед и доложил обо всем Сесилу. Хитрый Сесил решил ничего не предпринимать, а занять выжидательную позицию. Эссекс, не умывшись и не переодевшись, ворвался без приглашения в спальню королевы. Угадать настроение Елизаветы было невозможно, ему показалось, что она довольна его появлением. Королева, смеясь, приказала ему переодеться и дать ей возможность привести себя в порядок. Вернувшись, Эссекс полтора часа разговаривал с Елизаветой, а потом обедал с ней, благодаря Бога, что после стольких бурь он обрел тихий приют дома.
Но Эссекс заблуждался – Елизавета задавала ему пугающие вопросы, а его ответы явно раздражали ее. В конце концов королева объявила Эссексу, что он должен объяснить свое поведение Тайному совету. В одиннадцать часов вечера Эссекс получил распоряжение королевы не выходить из своих апартаментов. На следующий день Эссекс предстал перед Тайным советом.
Елизавета лишила его всех военных и государственных постов и приказала Тайному совету опубликовать документ с перечислением прегрешений графа Эссекса.
Когда спустя несколько месяцев Харрингтон, один из тех, кого Эссекс в Ирландии произвел в рыцари, приехал к Елизавете с письмом от Эссекса, она пришла в ярость, схватила его за портупею и закричала: «Клянусь Сыном Божьим, я не королева, этот человек стоит надо мной!»
Немногим более года прожил Эссекс в своем доме на Стренде в позорной ссылке, и в феврале 1601 года он задумал государственный переворот. Его сообщники должны были изолировать королеву в Ричмонде, а сам Эссекс собирался арестовать своих соперников и захватить контроль над Лондоном.
Весьма примечательно, что, желая привлечь на свою сторону симпатии лондонцев, Эссекс заказал шекспировской труппе в театре «Глобус» сыграть пьесу Шекспира о Ричарде II, в которой речь шла об отстранении короля от власти.
Вопреки надеждам Эссекса, лондонцы его не поддержали, и он и еще пять его сторонников были брошены в Тауэр и приговорены к смертной казни по обвинению в государственной измене. Елизавета тянула с приказом о казни, ожидая, что Эссекс пришлет ей кольцо, которое она ему когда-то подарила, как знак того, что он просит у нее прощения. Но это кольцо так и не попало в руки Елизаветы. Служанка Эссекса переправила это кольцо для передачи королеве леди Ноттингем, жене лорда-адмирала, злейшего врага Эссекса, и та не вручила его Елизавете.
В итоге этих дворцовых интриг граф Эссекс был казнен через усекновение головы.
Характерно для Елизаветы, что она никак не стала преследовать актеров театра «Глобус», сыгравших пьесу Шекспира «Ричард II». Пьеса продолжала идти на сцене «Глобуса». Только эпизод с отречением короля от престола был вымаран.
Елизавета вообще любила театр и охотно бывала на спектаклях. Особенно она любила комедию Шекспира «Виндзорские проказницы».
Казалось бы, все хорошо в Английском королевстве – тишь, гладь и Божья благодать.
Однако, за горизонтом собиралась туча, предстояли новые большие перемены.
Эпоха близилась к своему концу.
Глава 30
Конец жизни, конец эпохи
Ушел в прошлое XVI век, канул в Лету, но отнюдь не в небытие. Он остался красной нитью в истории Англии. Олицетворяла этот век королева Англии Елизавета I. Век так и остался в истории как эпоха Елизаветы, Елизаветинская эпоха.
Вместе с веком уходила из жизни и королева Елизавета, живой символ эпохи.
Заговор Эссекса и его казнь нанесли королеве непоправимый удар. В письме одного из придворных отмечалось: «Она почти не спит днем и не отдыхает ночью. Ее единственная радость – сидеть в темноте и проливать слезы, сокрушаясь об Эссексе».
Месяцами она то и дело возвращалась к шекспировской пьесе «Ричард II», которую артисты театра «Глобус» сыграли по заказу Эссекса накануне его путча. Принимая в своих покоях антиквара Ломбарде, вручившего ей свои исторические заметки, Елизавета, долистав до эпохи правления Ричарда II, сказала ему: «Это я – Ричард II, вы понимаете это?»
«Столь жестокое воображение, – сказал Ломбарде, – может родиться в голове очень недоброго человека, любимого мужчины, которым Ваше Величество гордилось».
«Он, который забыл Господа Бога, – заметила королева, – забыл и своих благодетелей». Говоря о прошлой истории Англии, Елизавета сказала: «В те дни господствовали сила и оружие, а сейчас повсюду крадутся лисицы, трудно встретить хоть одного верного и мужественного человека».
Ее состояние менялось день ото дня. Был такой момент, когда по Лондону разнесся слух, что королева умерла. Услышав это, Елизавета произнесла: «Умерла, но еще не похоронена».
Угасание королевы не могло не вызвать лихорадочную деятельность в английском правительстве и в придворных кругах. Государственный секретарь Сесил, понимая неотвратимость конца, готовил переход престола в руки Джеймса VI, короля шотландцев, сына Марии Стюарт и Дарнлея, который оказался единственным наследником бездетной Елизаветы. Сесил предупредил Джеймса, чтобы он был готов при известии о кончине Елизаветы немедленно выехать в Лондон.
Сесил хотел выполнить все формальности – Тайный совет собрался у постели королевы, ей был задан вопрос – согласна ли она, чтобы Джеймс VI был ее преемником. Она подняла руку к голове, что было принято за знак согласия.
Придворные королевы тоже были охвачены волнением. Большинство фрейлин, десятилетиями служивших Елизавете, жалели ее и одновременно беспокоились о своей дальнейшей судьбе. Но были и другие, которые прислуживали королеве, но втайне ненавидели ее, завидовали ей. В этом плане отличалась леди Мери Хоуард, которая в свое время весьма активно заигрывала с графом Эссексом, вызывая тем самым раздражение Елизаветы.
Бывали такие периоды, когда казалось – она освобождается от своей меланхолии.
Наступила зима, и аллеи дворцового парка стали белыми. Холод, напоминая о смерти, проникал в вены королевы. И тут, как на грех, одна за другой последовали смерти нескольких ее приближенных фрейлин, усиливая меланхолию Елизаветы.
Многие придворные отмечали в эти дни атмосферу нереальности, царившую в королевском дворце. Так, лорд Симпол, выглянув однажды из окна дворцовых покоев, увидел картину поистине феерическую – фрейлина леди Уорвик, верная подруга королевы на протяжении сорока лет, играла на трубе, отбивая такт на тамбурине, а Елизавета, вся в белом, кружилась по аллеям в каком-то фантасмагорическом танце.
Любопытная деталь: во время одного из приступов острой меланхолии Елизавета потребовала, чтобы ей разыскали и принесли зеркало, в которое она однажды смотрелась двадцать лет назад. То ли ей казалось, что она может сравнить, насколько постарела за эти годы, то ли ей показалось, что она увидит себя в этом зеркале такой, какой была двадцать лет назад.
Четырнадцатого января 1603 года, когда ее одолевала двухдневная простуда, астролог Бэк предупредил ее, чтобы она остерегалась Уайтхолла, и королева переехала во дворец в Ричмонде, говоря, что это подходящее «теплое зимнее убежище для ее старых костей».
Были какие-то дни, когда Елизавета чувствовала себя лучше, но 28 февраля ее здоровье ухудшилось. Вызвали ко двору кузена королевы Роберта Керри, впоследствии графа Моннета. Он записал в своей автобиографии: «Я застал королеву в очень дурном состоянии, она оставалась в своих внутренних покоях, но, узнав, что я приехал, послала за мной. Я застал ее в одной из гостиных, где она полулежала, окруженная подушками. Она подозвала меня, я поцеловал ей руку и сказал, что счастлив видеть ее в благополучии и добром здравии. Она взяла мою руку и крепко сжала ее со словами: „Нет, Роберт, я плоха“. Она стала жаловаться на нездоровье и сказала, что вот уже дней десять или двенадцать у нее тяжело на сердце, и это проходит только после того, как она сделает сорок или пятьдесят глубоких вздохов. Я был весьма огорчен, увидев ее в таком состоянии. За всю свою жизнь я никогда не видел ее тяжело вздыхающей, кроме как в то время, когда была казнена королева шотландцев».
Это было в субботу вечером, королева распорядилась, чтобы на следующее утро для нее приготовили в церкви большую молельню. Однако в воскресенье утром придворные долго и тщетно ожидали ее появления. После одиннадцати пришел слуга и стал готовить маленькую молельню. Мы долго томились в ожидании ее прихода, в конце концов ей приготовили ложе из подушек у самой двери маленькой молельни, где она могла слушать церковную службу. Начиная с этого дня ее состояние стало резко ухудшаться – четыре дня и ночи она не поднималась с подушек, плакала и вздыхала. Один из придворных спросил ее, нет ли у королевы причин для какой-нибудь тайной скорби. Она ответила, что не знает в этом мире ничего, что могло бы тревожить ее.
В среду вызвали кузена королевы, лорда-адмирала, он опустился на колено около нее, целовал ей руку, поил ее с ложечки и со слезами на глазах умолял съесть что-нибудь. Она упорно отказывалась лечь в постель.
Своему кузену она сказала: «У меня вокруг шеи железная цепь, я прикована, прикована, и со мной все кончено».
Французский посол в Лондоне сообщал своему королю: «В конце концов ее уложили в постель почти силой. Но как только ее оставили, она вернулась на свои подушки. Она часами молчала, причем сосала свой большой палец». В один из дней она встала на ноги и стояла так в течение пятнадцати часов».
23 марта, когда ее силой уложили в постель, она произнесла: «Я не хочу больше жить, я хочу умереть».
Так завершилась эта героическая жизнь Елизаветы I, королевы Англии.
Эпоха кончилась.
Вместе с веком уходила из жизни и королева Елизавета, живой символ эпохи.
Заговор Эссекса и его казнь нанесли королеве непоправимый удар. В письме одного из придворных отмечалось: «Она почти не спит днем и не отдыхает ночью. Ее единственная радость – сидеть в темноте и проливать слезы, сокрушаясь об Эссексе».
Месяцами она то и дело возвращалась к шекспировской пьесе «Ричард II», которую артисты театра «Глобус» сыграли по заказу Эссекса накануне его путча. Принимая в своих покоях антиквара Ломбарде, вручившего ей свои исторические заметки, Елизавета, долистав до эпохи правления Ричарда II, сказала ему: «Это я – Ричард II, вы понимаете это?»
«Столь жестокое воображение, – сказал Ломбарде, – может родиться в голове очень недоброго человека, любимого мужчины, которым Ваше Величество гордилось».
«Он, который забыл Господа Бога, – заметила королева, – забыл и своих благодетелей». Говоря о прошлой истории Англии, Елизавета сказала: «В те дни господствовали сила и оружие, а сейчас повсюду крадутся лисицы, трудно встретить хоть одного верного и мужественного человека».
Ее состояние менялось день ото дня. Был такой момент, когда по Лондону разнесся слух, что королева умерла. Услышав это, Елизавета произнесла: «Умерла, но еще не похоронена».
Угасание королевы не могло не вызвать лихорадочную деятельность в английском правительстве и в придворных кругах. Государственный секретарь Сесил, понимая неотвратимость конца, готовил переход престола в руки Джеймса VI, короля шотландцев, сына Марии Стюарт и Дарнлея, который оказался единственным наследником бездетной Елизаветы. Сесил предупредил Джеймса, чтобы он был готов при известии о кончине Елизаветы немедленно выехать в Лондон.
Сесил хотел выполнить все формальности – Тайный совет собрался у постели королевы, ей был задан вопрос – согласна ли она, чтобы Джеймс VI был ее преемником. Она подняла руку к голове, что было принято за знак согласия.
Придворные королевы тоже были охвачены волнением. Большинство фрейлин, десятилетиями служивших Елизавете, жалели ее и одновременно беспокоились о своей дальнейшей судьбе. Но были и другие, которые прислуживали королеве, но втайне ненавидели ее, завидовали ей. В этом плане отличалась леди Мери Хоуард, которая в свое время весьма активно заигрывала с графом Эссексом, вызывая тем самым раздражение Елизаветы.
Бывали такие периоды, когда казалось – она освобождается от своей меланхолии.
Наступила зима, и аллеи дворцового парка стали белыми. Холод, напоминая о смерти, проникал в вены королевы. И тут, как на грех, одна за другой последовали смерти нескольких ее приближенных фрейлин, усиливая меланхолию Елизаветы.
Многие придворные отмечали в эти дни атмосферу нереальности, царившую в королевском дворце. Так, лорд Симпол, выглянув однажды из окна дворцовых покоев, увидел картину поистине феерическую – фрейлина леди Уорвик, верная подруга королевы на протяжении сорока лет, играла на трубе, отбивая такт на тамбурине, а Елизавета, вся в белом, кружилась по аллеям в каком-то фантасмагорическом танце.
Любопытная деталь: во время одного из приступов острой меланхолии Елизавета потребовала, чтобы ей разыскали и принесли зеркало, в которое она однажды смотрелась двадцать лет назад. То ли ей казалось, что она может сравнить, насколько постарела за эти годы, то ли ей показалось, что она увидит себя в этом зеркале такой, какой была двадцать лет назад.
Четырнадцатого января 1603 года, когда ее одолевала двухдневная простуда, астролог Бэк предупредил ее, чтобы она остерегалась Уайтхолла, и королева переехала во дворец в Ричмонде, говоря, что это подходящее «теплое зимнее убежище для ее старых костей».
Были какие-то дни, когда Елизавета чувствовала себя лучше, но 28 февраля ее здоровье ухудшилось. Вызвали ко двору кузена королевы Роберта Керри, впоследствии графа Моннета. Он записал в своей автобиографии: «Я застал королеву в очень дурном состоянии, она оставалась в своих внутренних покоях, но, узнав, что я приехал, послала за мной. Я застал ее в одной из гостиных, где она полулежала, окруженная подушками. Она подозвала меня, я поцеловал ей руку и сказал, что счастлив видеть ее в благополучии и добром здравии. Она взяла мою руку и крепко сжала ее со словами: „Нет, Роберт, я плоха“. Она стала жаловаться на нездоровье и сказала, что вот уже дней десять или двенадцать у нее тяжело на сердце, и это проходит только после того, как она сделает сорок или пятьдесят глубоких вздохов. Я был весьма огорчен, увидев ее в таком состоянии. За всю свою жизнь я никогда не видел ее тяжело вздыхающей, кроме как в то время, когда была казнена королева шотландцев».
Это было в субботу вечером, королева распорядилась, чтобы на следующее утро для нее приготовили в церкви большую молельню. Однако в воскресенье утром придворные долго и тщетно ожидали ее появления. После одиннадцати пришел слуга и стал готовить маленькую молельню. Мы долго томились в ожидании ее прихода, в конце концов ей приготовили ложе из подушек у самой двери маленькой молельни, где она могла слушать церковную службу. Начиная с этого дня ее состояние стало резко ухудшаться – четыре дня и ночи она не поднималась с подушек, плакала и вздыхала. Один из придворных спросил ее, нет ли у королевы причин для какой-нибудь тайной скорби. Она ответила, что не знает в этом мире ничего, что могло бы тревожить ее.
В среду вызвали кузена королевы, лорда-адмирала, он опустился на колено около нее, целовал ей руку, поил ее с ложечки и со слезами на глазах умолял съесть что-нибудь. Она упорно отказывалась лечь в постель.
Своему кузену она сказала: «У меня вокруг шеи железная цепь, я прикована, прикована, и со мной все кончено».
Французский посол в Лондоне сообщал своему королю: «В конце концов ее уложили в постель почти силой. Но как только ее оставили, она вернулась на свои подушки. Она часами молчала, причем сосала свой большой палец». В один из дней она встала на ноги и стояла так в течение пятнадцати часов».
23 марта, когда ее силой уложили в постель, она произнесла: «Я не хочу больше жить, я хочу умереть».
Так завершилась эта героическая жизнь Елизаветы I, королевы Англии.
Эпоха кончилась.