– Сколько же вы ей заплатили? – спросил Албректсен.
– Начиная с того времени, я платил в среднем по двадцать пять тысяч крон в год.
– Каким образом вы переводили эти деньги?
– Я их не переводил! Я покупал бриллианты и разные драгоценные камни. Ежегодно я ездил в Италию и отправлял их… на почтовый ящик, который она абонировала в Бриндизи.
– Где вы покупали бриллианты?
– В Амстердаме. Чеки я, естественно, не мог хранить у себя, поэтому, к сожалению, не могу точно сказать, в каких магазинах я их покупал.
– А где письмо с требованием денег?
– Неужели вы не понимаете, что я не мог хранить у себя такое письмо? – Бек с обидой взглянул на Рудольфа, задавшего столь глупый вопрос. – Я потому сразу обратился в полицию, что мне стало ясно: Маргит проведала о предстоящей перевозке графопостроителей Оружейного завода в Конгсберге. Ей, наверно, казалось, что она получила от меня еще слишком мало денег, и она решила сорвать самый большой куш в своей жизни. Это очень напугало меня. Ведь Луиджи Тартани – правая рука Бертелли!
– А что вы можете рассказать о деле Свендберга?
Бек вздрогнул.
– Вы правы. Я об этом тоже подумал. Подозреваю, что и тогда не обошлось без Маргит. Но никаких доказательств у меня не было. Разве я мог пойти. в полицию и сказать, что подозреваю женщину? Это же немыслимо! Вы бы решили, что я сумасшедший. – Он помолчал. – Я отдаю себе полный отчет в том, что признался в занятиях контрабандой. Но это моя единственная вина! Можете конфисковать все мое состояние, можете посадить меня в тюрьму, только разберитесь в истории с этими трейлерами! Мне давно следовало во всем признаться! Но врач, который в тот раз производил вскрытие, сказал, что Свендберг умер от удара… О господи, что я наделал!..
Албректсен с презрением посмотрел на Бека и попросил Рудольфа объяснить, что случилось со Свендбергом. Когда Рудольф закончил рассказ, Бек был бледен как полотно, казалось, самообладание вот-вот изменит ему.
– Я умываю руки! – со стоном воскликнул он, и в самом деле ломая руки, словно был охвачен сильным волнением. – Я признался, что покупал за границей бриллианты. Что незаконно вывозил валюту. Но убийство!.. Помилуйте! Неужели вы не понимаете, что я не имею никакого отношения к этим убийствам! Наверно, за ними стоит какая-нибудь крупная организация, небось и Маргит только угрозами втянули в это дело. Сама бы она никогда не пошла на убийство!
В кабинете воцарилась мертвая тишина.
– Я понимаю, что Лиллиан и Уле должны узнать о… о моих внебрачных детях, – медленно сказал Бек. – Если можно, я сам расскажу им об этом. Они должны узнать все от меня, а не от вас, это их право.
– Где живет ваша бывшая жена?
– В Канаде. Больше я ничего про нее не знаю. Каждый месяц я перевожу на ее счет в Оттаве две тысячи канадских долларов. Счет открыт на ее девичье имя – Огот Краг. Я писал ей на банк, но ответа не получил. Сожалею, но больше ничем не могу вам помочь… С другой стороны… – Он нерешительно замолчал. – Мне бы хотелось, чтобы вы ее не трогали. В последнее время у нее было неважно с нервами. Она не виновата в том, что я стал жертвой вымогательства.
– Сейчас, пока перепечатывают ваши показания, мы съездим с вами в Берумскую больницу, – решил Албректсен. – Может быть, вы узнаете женщину, которую сегодня чуть не убили.
Бек тяжело вздохнул, но промолчал. В больнице при виде раненой у него на лице не выразилось ничего, кроме отвращения.
– Нет, не знаю! – ответил он на прямой вопрос Рудольфа.
У раненой дежурили двое полицейских – мужчина и женщина. Окна были зарешечены. На столе приготовлен магнитофон.
– Уведите меня отсюда, – слабым голосом попросил Бек. – Мне сейчас станет дурно! Я никогда в жизни не видел бритых женщин!
Рудольф как будто хотел что-то сказать, но промолчал. Так, ни слова не говоря, они вернулись на Виктория-Террассе.
Не успели они войти в кабинет, как им сообщили, что убит Бранд.
Пуля попала ему между глаз.
26
27
– Начиная с того времени, я платил в среднем по двадцать пять тысяч крон в год.
– Каким образом вы переводили эти деньги?
– Я их не переводил! Я покупал бриллианты и разные драгоценные камни. Ежегодно я ездил в Италию и отправлял их… на почтовый ящик, который она абонировала в Бриндизи.
– Где вы покупали бриллианты?
– В Амстердаме. Чеки я, естественно, не мог хранить у себя, поэтому, к сожалению, не могу точно сказать, в каких магазинах я их покупал.
– А где письмо с требованием денег?
– Неужели вы не понимаете, что я не мог хранить у себя такое письмо? – Бек с обидой взглянул на Рудольфа, задавшего столь глупый вопрос. – Я потому сразу обратился в полицию, что мне стало ясно: Маргит проведала о предстоящей перевозке графопостроителей Оружейного завода в Конгсберге. Ей, наверно, казалось, что она получила от меня еще слишком мало денег, и она решила сорвать самый большой куш в своей жизни. Это очень напугало меня. Ведь Луиджи Тартани – правая рука Бертелли!
– А что вы можете рассказать о деле Свендберга?
Бек вздрогнул.
– Вы правы. Я об этом тоже подумал. Подозреваю, что и тогда не обошлось без Маргит. Но никаких доказательств у меня не было. Разве я мог пойти. в полицию и сказать, что подозреваю женщину? Это же немыслимо! Вы бы решили, что я сумасшедший. – Он помолчал. – Я отдаю себе полный отчет в том, что признался в занятиях контрабандой. Но это моя единственная вина! Можете конфисковать все мое состояние, можете посадить меня в тюрьму, только разберитесь в истории с этими трейлерами! Мне давно следовало во всем признаться! Но врач, который в тот раз производил вскрытие, сказал, что Свендберг умер от удара… О господи, что я наделал!..
Албректсен с презрением посмотрел на Бека и попросил Рудольфа объяснить, что случилось со Свендбергом. Когда Рудольф закончил рассказ, Бек был бледен как полотно, казалось, самообладание вот-вот изменит ему.
– Я умываю руки! – со стоном воскликнул он, и в самом деле ломая руки, словно был охвачен сильным волнением. – Я признался, что покупал за границей бриллианты. Что незаконно вывозил валюту. Но убийство!.. Помилуйте! Неужели вы не понимаете, что я не имею никакого отношения к этим убийствам! Наверно, за ними стоит какая-нибудь крупная организация, небось и Маргит только угрозами втянули в это дело. Сама бы она никогда не пошла на убийство!
В кабинете воцарилась мертвая тишина.
– Я понимаю, что Лиллиан и Уле должны узнать о… о моих внебрачных детях, – медленно сказал Бек. – Если можно, я сам расскажу им об этом. Они должны узнать все от меня, а не от вас, это их право.
– Где живет ваша бывшая жена?
– В Канаде. Больше я ничего про нее не знаю. Каждый месяц я перевожу на ее счет в Оттаве две тысячи канадских долларов. Счет открыт на ее девичье имя – Огот Краг. Я писал ей на банк, но ответа не получил. Сожалею, но больше ничем не могу вам помочь… С другой стороны… – Он нерешительно замолчал. – Мне бы хотелось, чтобы вы ее не трогали. В последнее время у нее было неважно с нервами. Она не виновата в том, что я стал жертвой вымогательства.
– Сейчас, пока перепечатывают ваши показания, мы съездим с вами в Берумскую больницу, – решил Албректсен. – Может быть, вы узнаете женщину, которую сегодня чуть не убили.
Бек тяжело вздохнул, но промолчал. В больнице при виде раненой у него на лице не выразилось ничего, кроме отвращения.
– Нет, не знаю! – ответил он на прямой вопрос Рудольфа.
У раненой дежурили двое полицейских – мужчина и женщина. Окна были зарешечены. На столе приготовлен магнитофон.
– Уведите меня отсюда, – слабым голосом попросил Бек. – Мне сейчас станет дурно! Я никогда в жизни не видел бритых женщин!
Рудольф как будто хотел что-то сказать, но промолчал. Так, ни слова не говоря, они вернулись на Виктория-Террассе.
Не успели они войти в кабинет, как им сообщили, что убит Бранд.
Пуля попала ему между глаз.
26
Бранда обнаружили Роботтен и Орвик. Они приехали за ним, чтобы отвезти его в Берумскую больницу – в надежде, что он поможет установить личность раненой женщины. На их звонок никто не открыл, тогда они разыскали дворника, и тот нехотя открыл им квартиру Бранда.
В квартире царил разгром. Все подушки были вспороты, диван, кресла и матрас – тоже. На полу валялись разорванные картины. Ящики шкафов были вынуты и навалены горой. Ковер искромсан. Этот вандализм свидетельствовал о том, что поиски оказались безуспешными.
Судя по всему, Бранда застрелили, когда он вышел из ванной в спальню. Он лежал в пижаме и в халате возле своей постели. Лицо было обращено к потолку, все вокруг залито кровью. Накрученные на бигуди волосы Бранда придавали этому зрелищу оттенок трагического гротеска.
– Как только ты дал нам его адрес, мы сразу же произвели у него обыск, – сказал Карстен Рудольфу. – Но ничего не нашли. Неужели за это короткое время он успел с кем-то связаться? Ведь мы не спускали с него глаз. И тем не менее кто-то заподозрил, что у Бранда в доме что-то хранится. Должно быть, этот кто-то – а может, это был и не один человек – догадывался, что мы следим за Брандом. Если они все же решились на такой шаг, значит, они были уверены, что у Бранда хранится нечто важное.
. – Что бы это ни было, оно могло находиться здесь все время. При первом обыске мы чего-то недоглядели, – угрюмо сказал Рудольф.
Судебный врач, доктор My, не мог сказать точно, когда наступила смерть, На этот вопрос можно будет ответить только после вскрытия, которому доктор My придавал решающее значение. Однако по настоянию Албректсена доктор нехотя сказал, что, по его мнению, смерть наступила часов пять назад.
В квартире Бранда начался новый обыск, на этот раз он производился более тщательно. Даже телевизор и приемник были разобраны по винтику.
– Может, он прятал его прямо на виду, где никому не придет в голову искать? Ну-ка, пошевелим мозгами! Что, скорей всего, могли искать убийцы? Список фамилий? – Рудольф перевел взгляд с одного на другого. – Не исключено, – ответил он самому себе и продолжал рассуждать: – В таком случае к чему эти фамилии имеют отношение, к трейлерам или к торговле наркотиками, которой занимался Гюндерсен? Или это звенья одной и той же цепи?
Его взгляд случайно упал на телефон.
– А телефонную книгу смотрели? – спросил он у полицейских, которые методически продолжали обыск.
– Конечно.
– Гм. – Рудольф взял книгу и начал листать.
В ней не оказалось ни записей, ни проколов. Каждую страницу он разглядывал на свет. Ничего Г И вдруг… Он поднес книгу к настольной лампе и снова стал внимательно изучать каждую страницу. Номера некоторых страниц были отмечены крохотными проколотыми точками… Или ему это кажется? К счастью, он всегда имел при себе небольшую лупу.
– Что-нибудь нашел? – спросил Албректсен.
– Похоже на то. – Рудольф разглядывал в лупу номера телефонов на тех страницах, которые были отмечены незаметными проколами. Неожиданно он вскрикнул.
Албректсен взял у него лупу и долго изучал страницу, которая так заинтересовала Рудольфа.
– Нужно иметь превосходное зрение, чтобы найти все эти отметки, – заметил он. – Пусть Фрида Дален поработает над всей книгой!
– В прошлый раз мы просмотрели всю книгу, – сказал один из полицейских. – В ней не было ни одного прокола. Я лично смотрел ее и наверняка бы их обнаружил.
– Возможно, Бранд сделал их уже после обыска, – задумчиво сказал Карстен. – Это подтверждает, что у Бранда был список фамилий. Он мог храниться у него либо дома, либо в конторе. – Карстен пробежал глазами фамилии на букву «Б». – Нет, Бек не отмечен. Давайте не спешить с выводами.
В половине второго ночи Албректсен, Рудольф и Карстен покинули квартиру Бранда на Киркевейен, однако обыск там еще продолжался.
– Бигуди, говоришь? – спросила Магда, когда Рудольф ночью рассказал ей о случившемся. – Теперь это обычное явление. В наши дни мужчины делают себе перманент, красят волосы… – Она пожала плечами. – Мне все-таки не верится, что он играл главную роль в этой истории. Он уехал на юг, и это оказалось кстати – можно было воспользоваться его пустой квартирой. Не будь ее, они бы отыскали для Венке Ларсен другое прибежище. Так или иначе все вертится вокруг нее. Чтобы похитить трейлеры, нужно было под каким-то предлогом заставить шоферов свернуть с шоссе. Приглашение в замок как нельзя лучше подходило для этой цели.
– А как она узнала, что Харри играл в футбол с Пером Ларсеном чуть ли не четверть века назад?
– Вот уж не думала, что ты так наивен! Пер Ларсен – очень распространенное имя, она могла смело им воспользоваться. К тому же ваш Харри не был избалован вниманием женщин – он без труда убедил себя, что помнит Пера Ларсена. Ему было очень лестно, что сестра Пера за столько лет не забыла его.
– Может быть, и так, Магда. Но ведь она должна была быть уверена, что Харри больше не поддерживает знакомства с Пером Ларсеном.
– А хоть бы и поддерживал! В таком случае она сказала бы, что она сестра другого Пера Ларсена. Жонглируя таким расхожим именем, она ничем не рисковала.
– А почему в гостинице она записалась как фру Ларсен?
Магда улыбнулась.
– Я тоже подумала об этом. Предположим, она боялась, что дело сорвется. И тогда, если ее станут допрашивать, она бы отрицала, что выдала себя за сестру mПера Ларсена. Фамилия Ларсен у нее по мужу! Загляните в гостевую карточку «Смеющейся кошки»!
Рудольф долго смотрел на жену. Как мало общего эта Магда имела с той женщиной, которая в субботу суетилась в универмаге, а потом обедала в китайском ресторане. Уже не первый раз она вот так, незаметно, помогала ему. Рудольф почувствовал угрызения совести. Невесело ей с ним живется! Никогда никаких развлечений. Если они и беседуют, то только о его работе или о Нильсе. И почти никогда о ней.
Рудольф погладил ее руку.
– Ты у меня молодец! – растроганно сказал он.
На него это было не похоже, но ведь со дня похищения трейлеров он почти не спал.
В квартире царил разгром. Все подушки были вспороты, диван, кресла и матрас – тоже. На полу валялись разорванные картины. Ящики шкафов были вынуты и навалены горой. Ковер искромсан. Этот вандализм свидетельствовал о том, что поиски оказались безуспешными.
Судя по всему, Бранда застрелили, когда он вышел из ванной в спальню. Он лежал в пижаме и в халате возле своей постели. Лицо было обращено к потолку, все вокруг залито кровью. Накрученные на бигуди волосы Бранда придавали этому зрелищу оттенок трагического гротеска.
– Как только ты дал нам его адрес, мы сразу же произвели у него обыск, – сказал Карстен Рудольфу. – Но ничего не нашли. Неужели за это короткое время он успел с кем-то связаться? Ведь мы не спускали с него глаз. И тем не менее кто-то заподозрил, что у Бранда в доме что-то хранится. Должно быть, этот кто-то – а может, это был и не один человек – догадывался, что мы следим за Брандом. Если они все же решились на такой шаг, значит, они были уверены, что у Бранда хранится нечто важное.
. – Что бы это ни было, оно могло находиться здесь все время. При первом обыске мы чего-то недоглядели, – угрюмо сказал Рудольф.
Судебный врач, доктор My, не мог сказать точно, когда наступила смерть, На этот вопрос можно будет ответить только после вскрытия, которому доктор My придавал решающее значение. Однако по настоянию Албректсена доктор нехотя сказал, что, по его мнению, смерть наступила часов пять назад.
В квартире Бранда начался новый обыск, на этот раз он производился более тщательно. Даже телевизор и приемник были разобраны по винтику.
– Может, он прятал его прямо на виду, где никому не придет в голову искать? Ну-ка, пошевелим мозгами! Что, скорей всего, могли искать убийцы? Список фамилий? – Рудольф перевел взгляд с одного на другого. – Не исключено, – ответил он самому себе и продолжал рассуждать: – В таком случае к чему эти фамилии имеют отношение, к трейлерам или к торговле наркотиками, которой занимался Гюндерсен? Или это звенья одной и той же цепи?
Его взгляд случайно упал на телефон.
– А телефонную книгу смотрели? – спросил он у полицейских, которые методически продолжали обыск.
– Конечно.
– Гм. – Рудольф взял книгу и начал листать.
В ней не оказалось ни записей, ни проколов. Каждую страницу он разглядывал на свет. Ничего Г И вдруг… Он поднес книгу к настольной лампе и снова стал внимательно изучать каждую страницу. Номера некоторых страниц были отмечены крохотными проколотыми точками… Или ему это кажется? К счастью, он всегда имел при себе небольшую лупу.
– Что-нибудь нашел? – спросил Албректсен.
– Похоже на то. – Рудольф разглядывал в лупу номера телефонов на тех страницах, которые были отмечены незаметными проколами. Неожиданно он вскрикнул.
Албректсен взял у него лупу и долго изучал страницу, которая так заинтересовала Рудольфа.
– Нужно иметь превосходное зрение, чтобы найти все эти отметки, – заметил он. – Пусть Фрида Дален поработает над всей книгой!
– В прошлый раз мы просмотрели всю книгу, – сказал один из полицейских. – В ней не было ни одного прокола. Я лично смотрел ее и наверняка бы их обнаружил.
– Возможно, Бранд сделал их уже после обыска, – задумчиво сказал Карстен. – Это подтверждает, что у Бранда был список фамилий. Он мог храниться у него либо дома, либо в конторе. – Карстен пробежал глазами фамилии на букву «Б». – Нет, Бек не отмечен. Давайте не спешить с выводами.
В половине второго ночи Албректсен, Рудольф и Карстен покинули квартиру Бранда на Киркевейен, однако обыск там еще продолжался.
– Бигуди, говоришь? – спросила Магда, когда Рудольф ночью рассказал ей о случившемся. – Теперь это обычное явление. В наши дни мужчины делают себе перманент, красят волосы… – Она пожала плечами. – Мне все-таки не верится, что он играл главную роль в этой истории. Он уехал на юг, и это оказалось кстати – можно было воспользоваться его пустой квартирой. Не будь ее, они бы отыскали для Венке Ларсен другое прибежище. Так или иначе все вертится вокруг нее. Чтобы похитить трейлеры, нужно было под каким-то предлогом заставить шоферов свернуть с шоссе. Приглашение в замок как нельзя лучше подходило для этой цели.
– А как она узнала, что Харри играл в футбол с Пером Ларсеном чуть ли не четверть века назад?
– Вот уж не думала, что ты так наивен! Пер Ларсен – очень распространенное имя, она могла смело им воспользоваться. К тому же ваш Харри не был избалован вниманием женщин – он без труда убедил себя, что помнит Пера Ларсена. Ему было очень лестно, что сестра Пера за столько лет не забыла его.
– Может быть, и так, Магда. Но ведь она должна была быть уверена, что Харри больше не поддерживает знакомства с Пером Ларсеном.
– А хоть бы и поддерживал! В таком случае она сказала бы, что она сестра другого Пера Ларсена. Жонглируя таким расхожим именем, она ничем не рисковала.
– А почему в гостинице она записалась как фру Ларсен?
Магда улыбнулась.
– Я тоже подумала об этом. Предположим, она боялась, что дело сорвется. И тогда, если ее станут допрашивать, она бы отрицала, что выдала себя за сестру mПера Ларсена. Фамилия Ларсен у нее по мужу! Загляните в гостевую карточку «Смеющейся кошки»!
Рудольф долго смотрел на жену. Как мало общего эта Магда имела с той женщиной, которая в субботу суетилась в универмаге, а потом обедала в китайском ресторане. Уже не первый раз она вот так, незаметно, помогала ему. Рудольф почувствовал угрызения совести. Невесело ей с ним живется! Никогда никаких развлечений. Если они и беседуют, то только о его работе или о Нильсе. И почти никогда о ней.
Рудольф погладил ее руку.
– Ты у меня молодец! – растроганно сказал он.
На него это было не похоже, но ведь со дня похищения трейлеров он почти не спал.
27
На другой день, в пятницу, в половине восьмого утра пришло сообщение из полиции города Крусо: Ёргенсены, владельцы гостиницы «Смеющаяся кошка», считали, что раненая женщина, лежащая в Берумской больнице, очень похожа на Венке Ларсен. Стопроцентной уверенности у них не было, но они почти не сомневались, что это она.
В восемь Рудольф позвонил доктору Бюену и узнал, что состояние раненой по-прежнему остается очень тяжелым.
В девять ему позвонил доктор My и усталым голосом доложил, что Бранд был убит вчера во второй половине дня, примерно от четырех до шести.
– У него в организме обнаружено небольшое количество амфетамина, – сказал доктор. – Кажется, Гюндерсен тоже промышлял амфетамином?
Доктор My великолепно знал, чем промышлял Гюндерсен. Рудольф неопределенно хмыкнул – врач судебно-медицинской экспертизы мог истолковать этот звук по своему усмотрению.
Фрида Дален продолжала изучение телефонной книги. Неожиданно позвонил главный следователь миланской полиции Франко Франкоболло и сообщил, что они разыскали человека, который называл себя Манцини.
– Его настоящая фамилия Донати, – сказал Франко Франкоболло. – Мы подозреваем, что он связан с мафией, но никаких улик против него у нас нет. Тедески, владелец букинистического магазина на Виа Венерди, 144, подтвердил, что Донати и есть Манцини, но Донати обвинил Тедески во лжи и пригрозил ему. Тедески вдруг заюлил, но я уверен, что Донати – это и есть Манцини.
– Донати? А он-то каким боком связан с этим делом? – в отчаянии воскликнул Рудольф.
– Пока неизвестно! – весело сказал Франкоболло. – Но мы распутаем этот клубок, синьор Нильсен, можете не сомневаться!
Рудольф позвонил Кантагалли и попросил, кроме прочих, прислать ему фотографию племянницы Маргит Тартани.
– Теперь уже вам нужны фотографии всех членов этой семьи? – Кантагалли был недоволен. – В чем вы подозреваете Катрину?
– Чего ты привязался к этим Тартани? – спросил Карстен, слышавший весь разговор.
– Сам не знаю, – честно признался Рудольф. – Но если Маргит Тартани вымогала у Бека деньги, значит, не исключено, что ее племянница тоже принимала в этом участие.
– Почему «если»? Ты в этом не уверен?
– Я ни в чем не уверен, Карстен. Это-то меня и злит!
Неожиданно Рудольф вспомнил, что говорил Кантагалли про племянницу Маргит Тартани: высокая, белокурая, красивая, словом – о-ля-ля! Нет, она никак не могла быть той женщиной, что лежала сейчас в Берумской больнице. Правда, раненая обрита наголо, но корни-то волос у нее темные.
Почему он вообще заинтересовался племянницей Маргит Тартани?
Потому, что Маргит Тартани, может быть случайно, погладила его против шерсти?
Или потому, что она, если верить Беку, занималась вымогательством?
Рудольф не мог в этом разобраться. Он слишком устал.
Неужели мысль о ней подсознательно тревожила его все эти дни?
Его размышления прервал звонок Кантагалли. В заброшенной каменоломне обнаружены норвежские трейлеры. Правда, без контейнеров.
– Кто знает, может быть, груз находится сейчас на пути в Албанию, – сказал Кантагалли.
– Почему в Албанию? – Рудольф потер лоб.
– А почему бы и нет? Между прочим, – вдруг сухо сказал Кантагалли, – племянницы Маргит сейчас в Бриндизи нет, она уехала. Не то на Сицилию, не то в Тунис. Не знаю. Маргит ужасно рассердилась, когда я попросил у нее фотографию Катрины, даже поинтересовалась, не сошел ли я с ума. Однако фотографию я все-таки достал и уже вам выслал. Только не фототелеграфом, а почтой. Через несколько дней она будет у вас, и вы получите о Катрине самое полное представление. Она прекрасна, синьор Нильсен. И душа у нее такая же прекрасная. Вы допускаете серьезную ошибку…
– Я еще ни в чем ее не обвинил! – перебил его Рудольф. – Я только попросил вас прислать нам ее фотографию!
– Можно подумать, что Кантагалли влюблен в племянницу Маргит Тартани, – заметил Карстен, когда Рудольф наконец повесил трубку.
– Как знать? Может, и влюблен.
– Разве Кантагалли не женат?
– Наверно, нет, – равнодушно ответил Рудольф. – Он моложе нас с тобой и ни разу не упоминал, что у него есть жена. Впрочем, может, именно потому, что женат.
– Ладно, какое нам до этого дело! – сказал Карстен. – Я звонил в Берумскую больницу. Состояние по-прежнему тяжелое. Мы разослали фототелеграфом фотографии нашей неизвестной чуть ли не по всему свету: в полиции, муниципалитеты, редакции газет, аэропорты и бог знает куда еще – не только в Норвегии, но и в Дании, ФРГ, Австрии, Италии, а также в Интерпол. Попутно мы сообщили, что она могла носить парики любого цвета, с короткими или длинными волосами, и вставлять в глаза контактные линзы тоже любого цвета. Кроме того, мы разослали повсюду фотографии Тико, с сединой и без седины, до и после пластической операции.
– Но все-таки мы дали промах, – заметил Рудольф. – Нам следовало сразу арестовать Бранда.
– Мы надеялись, что он выведет нас на остальных. Скрыться он не мог – мы следили за ним и днем, и ночью.
– Но убили его, можно сказать, у нас на глазах.
Братья замолчали. Карстен первый нарушил молчание:
– Думаешь, эта сестра Рут…
Они еще раз просмотрели фотографии всех, кто посещал дом Бранда на Киркевейен, особенно те, которые были сделаны в день убийства.
– Никто из этих людей не числится в наших картотеках, – сказал Карстен. – Большая часть – жильцы этого дома. Мы показывали им фотографии, но, естественно, никто никого не знает. Опрос еще продолжается. Однако больших надежд я не питаю.
Рудольф посмотрел на часы.
– С минуты на минуту придут Лиллиан и Уле. Халверсон и Бек скоро предстанут перед судом.
– Детям Бека пришлось немало пережить. Сначала – исчезновение папаши, потом – его арест. Они, наверно, еще в себя не пришли от шока.
– Так или иначе, а они сейчас явятся.
Рудольф оказался прав.
Встреча Бека с детьми произвела на всех тягостное впечатление.
Дрожащим, старческим голосом Бек рассказал им о том, что у него в Италии есть двое внебрачных детей. Он искал всевозможные оправдания «грехам молодости».
Уле недоверчиво смотрел на отца. Лицо Лиллиан было непроницаемо.
– Вот уже несколько лет Маргит Тартани вымогает у меня крупные суммы!
– Этого не может быть!.. – Лиллиан не договорила, зажав руками рот, ненависть в ее взгляде уступила место настороженности.
– Чего не может быть? – тут же спросил Албректсен.
– Нет, ничего… я хотела сказать… я думала, что отец умнее…
– Я платил ей не деньгами, а драгоценностями, – быстро сказал Бек. – Я признался в спекуляции валютой и незаконном вывозе драгоценных камней, главным образом бриллиантов. Это мне инкриминируется, и за это меня будут судить. – Он взглянул на часы. – Сейчас меня уведут. Умоляю вас, простите меня! Я поддался этому вымогательству только ради вашего спокойствия!
Уле и Лиллиан молча не сводили с отца глаз. Потом Лиллиан взяла брата за руку.
– Пойдем, Уле!
– Подождите! – в отчаянии крикнул Бек. – Не уходите!
Но они ушли.
Бека и Яна Халверсона заключили в тюрьму под следствие на четыре недели без права переписки и свиданий.
В пятницу, во второй половине дня, Рудольф позвонил Кантагалли и попросил его допросить Маргит Тартани в связи с обвинением в вымогательстве и шантаже.
– Вы там окончательно сошли с ума! – раздраженно сказал Кантагалли. – Я знаю Марию много лет. Это исключительно порядочный человек. И вдруг вы заявляете, будто отец ее первого ребенка не Луиджи Тартани, а директор Бек! И к тому же обвиняете ее в вымогательстве бриллиантов и шантаже. Да это же абсурд!
– Улик у нас нет, – признался Рудольф. – Поэтому действуйте очень осторожно. Выясните для начала, есть ли у нее в Бриндизи почтовый ящик.
– Это ничем не обоснованное преследование!
– Не забывайте, Кантагалли, в вашей стране похищено двенадцать трейлеров!
– И вы считаете, что Мария к этому причастна?
– Мы должны помогать друг другу, – вкрадчиво сказал Рудольф. – Бек сам сказал, что Маргит Тартани, по-видимому, сочла, что он присылает ей недостаточно, и потому, располагая планами перевозок, организовала похищение наших трейлеров.
– Какая глупость! – ледяным тоном сказал Кантагалли. – К счастью, я давно знаю Марию, и она поймет, что я-то ни в чем ее не подозреваю. Но если вы будете продолжать действовать в том же духе, синьор Нильсен, вы добьетесь того, что я стану persona non grata [19]во всей Южной Италии! – Он на мгновение замолчал. – Неизвестная пришла в сознание?
– Перед нашим разговором я справлялся в больнице о ее состоянии. Мне сказали, что наметилось некоторое улучшение. Надеюсь, она выкарабкается.
– Ну что ж, прекрасно. Я поговорю с Марией. Но сегодня пятница, и я вряд ли свяжусь с ней раньше понедельника. Семья Тартани проводит уикенд за городом.
– Это очень срочно… – Рудольфа прервал приход Карстена, который положил перед ним записку: «Неизвестная пришла в сознание». – Алло! – крикнул он в трубку. – Мне только что сообщили, что неизвестная пришла в сознание.
– Я позвоню вам при первой возможности! – прямо-таки рявкнул Кантагалли и бросил трубку.
Они снова пересмотрели фотографии всех, кто за эти дни входил или выходил из дома Бранда. Снова опросили жильцов, не знают ли они кого-нибудь из сфотографированных. Два или три человека в первый раз остались неопрошенными. Но это по-прежнему не дало никаких результатов.
– Не мог же кто-нибудь из жильцов дома убить Бранда! – в конце концов сказал Карстен.
– Почему? Теоретически это возможно, – с раздражением ответил Рудольф. – Но с такой же вероятностью его мог убить и кто-нибудь другой, кого мы не подозреваем, так же как жильцов дома. – Рудольф вздохнул. – Ты вызвал на сегодня фру Мюггерюд? Так, кажется, фамилия женщины, с которой разговаривал Орвик? И фру Лоне? С нею, если не ошибаюсь, беседовал Харалдсен. А как фамилия женщины, которую он опрашивал последней?
– Фру Бакке. Ее фамилия записана в донесении. Они придут завтра утром одна за другой: фру Мюггерюд в десять часов, фру Лоне в одиннадцать и фру Бакке в двенадцать.
В субботу фру Мюггерюд была в Управлении уже в половине десятого. Она, по-видимому, чувствовала себя примадонной, играющей главную роль в знаменитой опере. В чем обвиняли Маргит, она не знала, но не сомневалась, что в чем-нибудь очень серьезном. И рвалась помочь полиции.
– Может, вы помните, с кем из сотрудниц она дружила? – спросил Рудольф, когда фру Мюггерюд перевела дух после длинного монолога, посвященного этой ужасной Маргит Поулсен.
Фру Мюггерюд задумалась.
– По-моему, она дружила со Стиной… Как же ее фамилия? Стина… Стина… А, вспомнила! Ёргенсен! – с торжеством произнесла она. – Стина Ёргенсен. Она работала у нас недолго. Уволилась вскоре после Маргит. Но почему вас это интересует? Маргит совершила какое-нибудь преступление?
Они предвидели этот вопрос.
– Об этом нам ничего не известно, – ответил Рудольф.
Фру Мюггерюд была разочарована.
– А почему же вас интересует ее прошлое?
– Наша работа в основном состоит из разных формальностей, – уклончиво ответил Албректсен.
Через полчаса фру Мюггерюд, обманутая в своих лучших чувствах, покинула кабинет Албректсена.
– Карстен, поручи Харалдсену найти и допросить эту Стину Ёргенсен, – распорядился Албректсен. – Фру Мюггерюд так ненавидит Маргит, что ее показания нельзя принимать всерьез.
– Даже спустя столько лет! – Карстен покачал головой.
– Вот именно! Если бы это было не так давно, нам было бынамного легче работать! – посетовал Рудольф. – Если нам удастся найти Стину Ёргенсен, может, мы и узнаем от нее кое-что новое. Женщины любят делиться с подругами своими тайнами.
Позвонил доктор My.
– Харри Халворсен умер от внутривенного вливания павулона, – сообщил он. – Этот препарат действует наподобие яда кураре. Он имеется только у анестезиологов. Явыяснял в больнице «Уллевол»: у них этот препарат хранится под замком. А вот за границей его иногда хранят в незапертых шкафах и холодильниках.
Албректсен, Рудольф и Карстен долго молча глядели друг на друга.
В назначенное время пришла фру Лоне. Она ничего не добавила к тому, что уже сказала.
И фру Бакке тоже.
В ту же субботу, в два часа дня, Фрида Дален вручила им аккуратно отпечатанный список лиц, отмеченных в телефонной книге Бранда. Албректсен, Рудольф и Карстен внимательно прочли все фамилии, но ни одна из них не была им знакома. Один экземпляр списка отправили в картотеку, другой – Ларсвеену, начальнику отдела наркотиков.
– Ясъезжу к Лиллиан Бек, – сказал Рудольф. – По-моему, она рассказала нам еще не все. Потом заеду в Берумскую больницу. А уже после этого – домой.
Дверь открыл Уле.
– Опять вы? – воскликнул он, узнав Рудольфа. – Может, уже хватит? Нам с Лиллиан больше нечего сообщить вам.
– Позвольте мне хотя бы войти, – добродушно сказал Рудольф.
Уле неохотно посторонился, пропуская Рудольфа в прихожую.
– Сестра просто убита этой историей с отцом, – сказал он.
Лиллиан сидела в гостиной с нераскрытой книгой в руках.
– Я больше не могу, – пожаловалась она. – Ради бога, давай отложим разговор до понедельника! – Она с мольбой посмотрела на Рудольфа.
– Будто я такой уж мучитель! – сказал Рудольф. – Но мне надо получить ответ на несколько вопросов. Во-первых… – Он посмотрел на Лиллиан, которая ответила ему невидящим взглядом. – Что означало твое вчерашнее восклицание «Этого не может быть!»? Что ты имела в виду? Ведь не то, что твой отец поддался на вымогательства?
– Я уже все сказала.
– Допустим. Второй вопрос тоже к тебе. Скажи, когда ты узнала, что у твоего отца есть в Италии внебрачные дети?
– Я уже все сказала.
– Ладно, вернемся к нашему делу.
– Так ты знала об этом? – Уле был поражен.
Лиллиан сделала вид, будто не слыхала его вопроса.
– Мне необходим адрес вашей матери в Канаде, – сказал Рудольф.
– Я уже все сказала.
– Не надо повторяться.
– У меня нет адреса матери, – твердо заявил Уле. – Я уверен, что у Лиллиан его тоже нет.
– Очень жаль. Боюсь, мне придется попросить у вас ее фотографию, чтобы мы могли разыскать ее по нашим каналам.
– Но ведь мама не имеет к этому никакого отношения! Она наконец-то счастлива! – Губы у Лиллиан задрожали. – Умоляю, не трогайте ее!
Казалось, еще немного, и Лиллиан не выдержит. Уле был в ярости.
– Скорей всего, мы даже не воспользуемся этой фотографией, – уже мягче сказал Рудольф. – В понедельник я свяжусь с полицией Оттавы и попрошу найти адрес фру Бек через ее банк. Канадская полиция, конечно, попросит у нас фотографию, но…
– У нас не сохранилось ни одной маминой фотографии, – перебила его Лиллиан.
– Я вынужден просить вас обоих дать официальные показания. – Рудольф начал терять терпение. – Вы можете отказаться дать показания полиции, но на суде вам придется ответить на эти вопросы.
– На суде? – Ничего не понимая, Уле уставился на него. – На каком суде?
Лиллиан неожиданно разрыдалась.
– Не надо! Не плачь! – Уле положил руку ей на плечо и метнул на Рудольфа гневный взгляд.
В восемь Рудольф позвонил доктору Бюену и узнал, что состояние раненой по-прежнему остается очень тяжелым.
В девять ему позвонил доктор My и усталым голосом доложил, что Бранд был убит вчера во второй половине дня, примерно от четырех до шести.
– У него в организме обнаружено небольшое количество амфетамина, – сказал доктор. – Кажется, Гюндерсен тоже промышлял амфетамином?
Доктор My великолепно знал, чем промышлял Гюндерсен. Рудольф неопределенно хмыкнул – врач судебно-медицинской экспертизы мог истолковать этот звук по своему усмотрению.
Фрида Дален продолжала изучение телефонной книги. Неожиданно позвонил главный следователь миланской полиции Франко Франкоболло и сообщил, что они разыскали человека, который называл себя Манцини.
– Его настоящая фамилия Донати, – сказал Франко Франкоболло. – Мы подозреваем, что он связан с мафией, но никаких улик против него у нас нет. Тедески, владелец букинистического магазина на Виа Венерди, 144, подтвердил, что Донати и есть Манцини, но Донати обвинил Тедески во лжи и пригрозил ему. Тедески вдруг заюлил, но я уверен, что Донати – это и есть Манцини.
– Донати? А он-то каким боком связан с этим делом? – в отчаянии воскликнул Рудольф.
– Пока неизвестно! – весело сказал Франкоболло. – Но мы распутаем этот клубок, синьор Нильсен, можете не сомневаться!
Рудольф позвонил Кантагалли и попросил, кроме прочих, прислать ему фотографию племянницы Маргит Тартани.
– Теперь уже вам нужны фотографии всех членов этой семьи? – Кантагалли был недоволен. – В чем вы подозреваете Катрину?
– Чего ты привязался к этим Тартани? – спросил Карстен, слышавший весь разговор.
– Сам не знаю, – честно признался Рудольф. – Но если Маргит Тартани вымогала у Бека деньги, значит, не исключено, что ее племянница тоже принимала в этом участие.
– Почему «если»? Ты в этом не уверен?
– Я ни в чем не уверен, Карстен. Это-то меня и злит!
Неожиданно Рудольф вспомнил, что говорил Кантагалли про племянницу Маргит Тартани: высокая, белокурая, красивая, словом – о-ля-ля! Нет, она никак не могла быть той женщиной, что лежала сейчас в Берумской больнице. Правда, раненая обрита наголо, но корни-то волос у нее темные.
Почему он вообще заинтересовался племянницей Маргит Тартани?
Потому, что Маргит Тартани, может быть случайно, погладила его против шерсти?
Или потому, что она, если верить Беку, занималась вымогательством?
Рудольф не мог в этом разобраться. Он слишком устал.
Неужели мысль о ней подсознательно тревожила его все эти дни?
Его размышления прервал звонок Кантагалли. В заброшенной каменоломне обнаружены норвежские трейлеры. Правда, без контейнеров.
– Кто знает, может быть, груз находится сейчас на пути в Албанию, – сказал Кантагалли.
– Почему в Албанию? – Рудольф потер лоб.
– А почему бы и нет? Между прочим, – вдруг сухо сказал Кантагалли, – племянницы Маргит сейчас в Бриндизи нет, она уехала. Не то на Сицилию, не то в Тунис. Не знаю. Маргит ужасно рассердилась, когда я попросил у нее фотографию Катрины, даже поинтересовалась, не сошел ли я с ума. Однако фотографию я все-таки достал и уже вам выслал. Только не фототелеграфом, а почтой. Через несколько дней она будет у вас, и вы получите о Катрине самое полное представление. Она прекрасна, синьор Нильсен. И душа у нее такая же прекрасная. Вы допускаете серьезную ошибку…
– Я еще ни в чем ее не обвинил! – перебил его Рудольф. – Я только попросил вас прислать нам ее фотографию!
– Можно подумать, что Кантагалли влюблен в племянницу Маргит Тартани, – заметил Карстен, когда Рудольф наконец повесил трубку.
– Как знать? Может, и влюблен.
– Разве Кантагалли не женат?
– Наверно, нет, – равнодушно ответил Рудольф. – Он моложе нас с тобой и ни разу не упоминал, что у него есть жена. Впрочем, может, именно потому, что женат.
– Ладно, какое нам до этого дело! – сказал Карстен. – Я звонил в Берумскую больницу. Состояние по-прежнему тяжелое. Мы разослали фототелеграфом фотографии нашей неизвестной чуть ли не по всему свету: в полиции, муниципалитеты, редакции газет, аэропорты и бог знает куда еще – не только в Норвегии, но и в Дании, ФРГ, Австрии, Италии, а также в Интерпол. Попутно мы сообщили, что она могла носить парики любого цвета, с короткими или длинными волосами, и вставлять в глаза контактные линзы тоже любого цвета. Кроме того, мы разослали повсюду фотографии Тико, с сединой и без седины, до и после пластической операции.
– Но все-таки мы дали промах, – заметил Рудольф. – Нам следовало сразу арестовать Бранда.
– Мы надеялись, что он выведет нас на остальных. Скрыться он не мог – мы следили за ним и днем, и ночью.
– Но убили его, можно сказать, у нас на глазах.
Братья замолчали. Карстен первый нарушил молчание:
– Думаешь, эта сестра Рут…
Они еще раз просмотрели фотографии всех, кто посещал дом Бранда на Киркевейен, особенно те, которые были сделаны в день убийства.
– Никто из этих людей не числится в наших картотеках, – сказал Карстен. – Большая часть – жильцы этого дома. Мы показывали им фотографии, но, естественно, никто никого не знает. Опрос еще продолжается. Однако больших надежд я не питаю.
Рудольф посмотрел на часы.
– С минуты на минуту придут Лиллиан и Уле. Халверсон и Бек скоро предстанут перед судом.
– Детям Бека пришлось немало пережить. Сначала – исчезновение папаши, потом – его арест. Они, наверно, еще в себя не пришли от шока.
– Так или иначе, а они сейчас явятся.
Рудольф оказался прав.
Встреча Бека с детьми произвела на всех тягостное впечатление.
Дрожащим, старческим голосом Бек рассказал им о том, что у него в Италии есть двое внебрачных детей. Он искал всевозможные оправдания «грехам молодости».
Уле недоверчиво смотрел на отца. Лицо Лиллиан было непроницаемо.
– Вот уже несколько лет Маргит Тартани вымогает у меня крупные суммы!
– Этого не может быть!.. – Лиллиан не договорила, зажав руками рот, ненависть в ее взгляде уступила место настороженности.
– Чего не может быть? – тут же спросил Албректсен.
– Нет, ничего… я хотела сказать… я думала, что отец умнее…
– Я платил ей не деньгами, а драгоценностями, – быстро сказал Бек. – Я признался в спекуляции валютой и незаконном вывозе драгоценных камней, главным образом бриллиантов. Это мне инкриминируется, и за это меня будут судить. – Он взглянул на часы. – Сейчас меня уведут. Умоляю вас, простите меня! Я поддался этому вымогательству только ради вашего спокойствия!
Уле и Лиллиан молча не сводили с отца глаз. Потом Лиллиан взяла брата за руку.
– Пойдем, Уле!
– Подождите! – в отчаянии крикнул Бек. – Не уходите!
Но они ушли.
Бека и Яна Халверсона заключили в тюрьму под следствие на четыре недели без права переписки и свиданий.
В пятницу, во второй половине дня, Рудольф позвонил Кантагалли и попросил его допросить Маргит Тартани в связи с обвинением в вымогательстве и шантаже.
– Вы там окончательно сошли с ума! – раздраженно сказал Кантагалли. – Я знаю Марию много лет. Это исключительно порядочный человек. И вдруг вы заявляете, будто отец ее первого ребенка не Луиджи Тартани, а директор Бек! И к тому же обвиняете ее в вымогательстве бриллиантов и шантаже. Да это же абсурд!
– Улик у нас нет, – признался Рудольф. – Поэтому действуйте очень осторожно. Выясните для начала, есть ли у нее в Бриндизи почтовый ящик.
– Это ничем не обоснованное преследование!
– Не забывайте, Кантагалли, в вашей стране похищено двенадцать трейлеров!
– И вы считаете, что Мария к этому причастна?
– Мы должны помогать друг другу, – вкрадчиво сказал Рудольф. – Бек сам сказал, что Маргит Тартани, по-видимому, сочла, что он присылает ей недостаточно, и потому, располагая планами перевозок, организовала похищение наших трейлеров.
– Какая глупость! – ледяным тоном сказал Кантагалли. – К счастью, я давно знаю Марию, и она поймет, что я-то ни в чем ее не подозреваю. Но если вы будете продолжать действовать в том же духе, синьор Нильсен, вы добьетесь того, что я стану persona non grata [19]во всей Южной Италии! – Он на мгновение замолчал. – Неизвестная пришла в сознание?
– Перед нашим разговором я справлялся в больнице о ее состоянии. Мне сказали, что наметилось некоторое улучшение. Надеюсь, она выкарабкается.
– Ну что ж, прекрасно. Я поговорю с Марией. Но сегодня пятница, и я вряд ли свяжусь с ней раньше понедельника. Семья Тартани проводит уикенд за городом.
– Это очень срочно… – Рудольфа прервал приход Карстена, который положил перед ним записку: «Неизвестная пришла в сознание». – Алло! – крикнул он в трубку. – Мне только что сообщили, что неизвестная пришла в сознание.
– Я позвоню вам при первой возможности! – прямо-таки рявкнул Кантагалли и бросил трубку.
Они снова пересмотрели фотографии всех, кто за эти дни входил или выходил из дома Бранда. Снова опросили жильцов, не знают ли они кого-нибудь из сфотографированных. Два или три человека в первый раз остались неопрошенными. Но это по-прежнему не дало никаких результатов.
– Не мог же кто-нибудь из жильцов дома убить Бранда! – в конце концов сказал Карстен.
– Почему? Теоретически это возможно, – с раздражением ответил Рудольф. – Но с такой же вероятностью его мог убить и кто-нибудь другой, кого мы не подозреваем, так же как жильцов дома. – Рудольф вздохнул. – Ты вызвал на сегодня фру Мюггерюд? Так, кажется, фамилия женщины, с которой разговаривал Орвик? И фру Лоне? С нею, если не ошибаюсь, беседовал Харалдсен. А как фамилия женщины, которую он опрашивал последней?
– Фру Бакке. Ее фамилия записана в донесении. Они придут завтра утром одна за другой: фру Мюггерюд в десять часов, фру Лоне в одиннадцать и фру Бакке в двенадцать.
В субботу фру Мюггерюд была в Управлении уже в половине десятого. Она, по-видимому, чувствовала себя примадонной, играющей главную роль в знаменитой опере. В чем обвиняли Маргит, она не знала, но не сомневалась, что в чем-нибудь очень серьезном. И рвалась помочь полиции.
– Может, вы помните, с кем из сотрудниц она дружила? – спросил Рудольф, когда фру Мюггерюд перевела дух после длинного монолога, посвященного этой ужасной Маргит Поулсен.
Фру Мюггерюд задумалась.
– По-моему, она дружила со Стиной… Как же ее фамилия? Стина… Стина… А, вспомнила! Ёргенсен! – с торжеством произнесла она. – Стина Ёргенсен. Она работала у нас недолго. Уволилась вскоре после Маргит. Но почему вас это интересует? Маргит совершила какое-нибудь преступление?
Они предвидели этот вопрос.
– Об этом нам ничего не известно, – ответил Рудольф.
Фру Мюггерюд была разочарована.
– А почему же вас интересует ее прошлое?
– Наша работа в основном состоит из разных формальностей, – уклончиво ответил Албректсен.
Через полчаса фру Мюггерюд, обманутая в своих лучших чувствах, покинула кабинет Албректсена.
– Карстен, поручи Харалдсену найти и допросить эту Стину Ёргенсен, – распорядился Албректсен. – Фру Мюггерюд так ненавидит Маргит, что ее показания нельзя принимать всерьез.
– Даже спустя столько лет! – Карстен покачал головой.
– Вот именно! Если бы это было не так давно, нам было бынамного легче работать! – посетовал Рудольф. – Если нам удастся найти Стину Ёргенсен, может, мы и узнаем от нее кое-что новое. Женщины любят делиться с подругами своими тайнами.
Позвонил доктор My.
– Харри Халворсен умер от внутривенного вливания павулона, – сообщил он. – Этот препарат действует наподобие яда кураре. Он имеется только у анестезиологов. Явыяснял в больнице «Уллевол»: у них этот препарат хранится под замком. А вот за границей его иногда хранят в незапертых шкафах и холодильниках.
Албректсен, Рудольф и Карстен долго молча глядели друг на друга.
В назначенное время пришла фру Лоне. Она ничего не добавила к тому, что уже сказала.
И фру Бакке тоже.
В ту же субботу, в два часа дня, Фрида Дален вручила им аккуратно отпечатанный список лиц, отмеченных в телефонной книге Бранда. Албректсен, Рудольф и Карстен внимательно прочли все фамилии, но ни одна из них не была им знакома. Один экземпляр списка отправили в картотеку, другой – Ларсвеену, начальнику отдела наркотиков.
– Ясъезжу к Лиллиан Бек, – сказал Рудольф. – По-моему, она рассказала нам еще не все. Потом заеду в Берумскую больницу. А уже после этого – домой.
Дверь открыл Уле.
– Опять вы? – воскликнул он, узнав Рудольфа. – Может, уже хватит? Нам с Лиллиан больше нечего сообщить вам.
– Позвольте мне хотя бы войти, – добродушно сказал Рудольф.
Уле неохотно посторонился, пропуская Рудольфа в прихожую.
– Сестра просто убита этой историей с отцом, – сказал он.
Лиллиан сидела в гостиной с нераскрытой книгой в руках.
– Я больше не могу, – пожаловалась она. – Ради бога, давай отложим разговор до понедельника! – Она с мольбой посмотрела на Рудольфа.
– Будто я такой уж мучитель! – сказал Рудольф. – Но мне надо получить ответ на несколько вопросов. Во-первых… – Он посмотрел на Лиллиан, которая ответила ему невидящим взглядом. – Что означало твое вчерашнее восклицание «Этого не может быть!»? Что ты имела в виду? Ведь не то, что твой отец поддался на вымогательства?
– Я уже все сказала.
– Допустим. Второй вопрос тоже к тебе. Скажи, когда ты узнала, что у твоего отца есть в Италии внебрачные дети?
– Я уже все сказала.
– Ладно, вернемся к нашему делу.
– Так ты знала об этом? – Уле был поражен.
Лиллиан сделала вид, будто не слыхала его вопроса.
– Мне необходим адрес вашей матери в Канаде, – сказал Рудольф.
– Я уже все сказала.
– Не надо повторяться.
– У меня нет адреса матери, – твердо заявил Уле. – Я уверен, что у Лиллиан его тоже нет.
– Очень жаль. Боюсь, мне придется попросить у вас ее фотографию, чтобы мы могли разыскать ее по нашим каналам.
– Но ведь мама не имеет к этому никакого отношения! Она наконец-то счастлива! – Губы у Лиллиан задрожали. – Умоляю, не трогайте ее!
Казалось, еще немного, и Лиллиан не выдержит. Уле был в ярости.
– Скорей всего, мы даже не воспользуемся этой фотографией, – уже мягче сказал Рудольф. – В понедельник я свяжусь с полицией Оттавы и попрошу найти адрес фру Бек через ее банк. Канадская полиция, конечно, попросит у нас фотографию, но…
– У нас не сохранилось ни одной маминой фотографии, – перебила его Лиллиан.
– Я вынужден просить вас обоих дать официальные показания. – Рудольф начал терять терпение. – Вы можете отказаться дать показания полиции, но на суде вам придется ответить на эти вопросы.
– На суде? – Ничего не понимая, Уле уставился на него. – На каком суде?
Лиллиан неожиданно разрыдалась.
– Не надо! Не плачь! – Уле положил руку ей на плечо и метнул на Рудольфа гневный взгляд.