Здесь их ждали номера, ужин и пиво.
   А Слона и кое-что еще.

3

   Наутро Слон встал с тяжелой головой и попросил Бертелсена первым сесть за руль. Завтрак Слона состоял из трех таблеток от изжоги и пяти чашек обжигающе горячего, хотя и не очень крепкого кофе. Вопреки жизненному опыту он рассчитывал через четыре часа быть уже в форме.
   Лиен в своей машине тоже не рвался за руль. И Гюндерсен добровольно вызвался первым вести машину. Он тоже был не особенно бодр, однако чувствовал себя явно лучше, чем Лиен.
   Одна только Венке как ни в чем не бывало съела за завтраком большую порцию яичницы с беконом, рогалики, сдобную булочку и выпила несколько чашек кофе.
   Слон решил вздремнуть. Венке одобрила это и, проворно взобравшись в кабину, уселась рядом с Бертелсеном.
   – Должно быть, приятно водить трейлеры, – заметила она, когда все двенадцать колес пришли в движение. – Какой у трейлера размер покрышки?
   – Двадцать дюймов, – проворчал Бертелсен, обходя молчанием ее первое замечание.
   «Приятно водить трейлеры» – нашла удовольствие, подумал он и вздохнул. А ведь есть такие, которые считают, будто на водителей трейлеров деньги сыплются, как из рога изобилия. Семьдесят, восемьдесят, девяносто, даже сто тысяч крон в год – разве в наши дни это деньги? Заработок целиком и полностью зависит от условий, которые ты себе выторгуешь, благодаря своему опыту, нахальству и удаче. Сам-то он на твердом окладе, но восемьдесят семь тысяч в год – капля в море для того, кто хочет приобрести приличное жилье. После рождения Малыша Кари ему все уши прожужжала о том, что надо перебраться в другую квартиру, где ребенку будет лучше.
   – Я и понятия не имела, что для переезда из одной страны в другую требуется столько документов, – сказала Венке после долгого молчания, рассеянно перелистывая пачку бумаг, лежавшую на щитке приборов. Она говорила тихо, словно размышляла вслух. – Вообще-то я никогда не ездила таким способом, – прибавила она и посмотрела на Бертелсена.
   – Тут нет ничего сложного. Норвежский таможенник уже запломбировал наш груз. – Какой именно груз, Бертелсен уточнять не стал.
   – А где же пломба? – удивилась Венке.
   Бертелсен усмехнулся.
   – А ты видела проволоку, которая протянута вокруг контейнеров? Она-то и означает, что груз запломбирован. Проволока прикреплена прозрачной пластиковой лентой, так что сразу можно заметить, трогал ее кто-нибудь или нет.
   – Гм. – Венке достала из кармана пакетик жевательной резины. – Хочешь?
   Он взял одну штуку и сунул в рот.
   – Когда мы пересекаем датскую границу – мы ее пересекли во Фредериксхавне, – мы попадаем в район Общего рынка. Ты не заметила, что датский таможенник тоже поставил свою пломбу на нашу проволоку?
   Венке покачала головой.
   – Таким образом они заново опломбировали наш груз и выдали нам Т-визу. – Догадавшись, какой сейчас последует вопрос, он опередил его. – Т-виза – это документ, дающий право на транзитный проезд, не знаю, как он называется по-настоящему. С этой визой мы беспрепятственно проедем через все страны, входящие в Общий рынок. Конечно, нас могут проверить, но это уже пустяки.
   – Я не понимаю, почему столько забот из-за какой-то макулатуры?
   Раскосые глаза Венке уставились на Бертелсена.
   – Значит, для кого-то это важно.
   – Где же вы взяли столько макулатуры?
   Бертелсен ответил первое, что пришло на ум:
   – В Драмменском объединении бумажных фабрик.
   – Угу. – Венке задумчиво выплюнула жевательную резину в обертку, открыла окно и выбросила комок на дорогу.
   В воздухе висела изморось. Венке вздрогнула и закрыла окно.
   – Фу, как противно, зима без снега!
   – Ну, меня ты допросила по всей форме, – вдруг сказал Бертелсен. – Теперь моя очередь. Скажи, у тебя есть виза на проезд через ГДР?
   Венке испуганно посмотрела на него.
   – Зачем? Разве вы едете в Италию через ГДР?
   – А почему бы и нет?
   – Разве так ездят?
   – А почему бы нам так не проехать? Там, между прочим, тоже хорошие шоссе.
   Он испытал почти садистское удовольствие, немного помучив ее. Отчего так? – удивился он про себя. Конечно, как у всякого человека, у Бертелсена было много слабостей и недостатков, но до сих пор он даже не подозревал, что способен на такую зловредность.
   – Но ведь на этот раз вы не поедете через Восточную Германию?
   – Не поедем, твое счастье, – коротко бросил он.
   – Каким же путем мы поедем?
   – Через Гамбург, Ганновер, Гёттинген, Кассель… – Он искренне порадовался, что груз у них не тяжелый: возле Касселя их ждали неприятные крутые холмы. – Вюрцбург, Нюрнберг, Мюнхен, Инсбрук. В Бреннере будет таможенный досмотр… Вот где продажные шкуры! Взятки там берет всякий кому не лень, даже таможенники. К тому же у них там чуть не каждый день забастовки. – Бертелсен фыркнул. – Не понимаю, как люди по доброй воле могут ехать в Италию!
   – Я еду не по доброй воле.
   – Да я не о тебе, – сварливо заметил он.
   Одной рукой Бертелсен свернул себе самокрутку, не отрывая глаз от дороги.
   – Хочешь мои сигареты?
   – Предпочитаю самокрутки.
   Венке достала пачку длинных сигарет с фильтром и закурила; затянувшись, она выпустила облако дыма на ветровое стекло.
   – Чем ближе мы подъезжаем к Италии, тем больше я трушу.
   – Знаешь, нас всех интересует один вопрос. – Бертелсен закурил свою самокрутку и скользнул взглядом по Венке. – Почему ты решила ехать в Италию таким способом?
   – Нет денег на билет!
   – И не у кого занять?
   – А я не люблю занимать. Если возможно, стараюсь ни от кого не зависеть.
   – Учти, в Милан мы не поедем.
   – Я знаю.
   – Зачем же ты сказала, что едешь в Милан?
   Венке с упреком посмотрела на Бертелсена.
   – Разве Слон тебе ничего не объяснил?
   Бертелсен вздохнул.
   – Так это правда, что тебя ждет в Фодже больная тетка?
   – Что ты хочешь этим сказать? – резко спросила она.
   Прежде чем ответить, Бертелсен глубоко затянулся.
   – Сегодня ночью я проснулся и почему-то подумал о тебе. Мне показалось, что ты сказала, будто едешь в Италию, думая, что мы едем только в ФРГ. Ты хорошо знаешь Слона, и для тебя не секрет, что мы часто бываем в ФРГ. Вот ты и решила: скажу – Милан и доеду с ними, куда мне нужно.
   – Вот, значит, какого ты обо мне мнения! Выходит, я – такая корыстная дрянь… – Она умолкла, как будто ей не хватало слов.
   – Take it coolly. [2]Ничего удивительного, если мы тебе не доверяем и пытаемся в тебе разобраться. Слон ни разу не возил с собой девушек. Он и словечком не обмолвился, что у него вообще есть девушка. И вдруг ты появляешься на пароме…
   Бертелсен отпустил руль и сделал правой рукой выразительный жест. Недокуренная самокрутка словно прилипла у него в углу рта. Потом он снова положил руку на руль и покачал головой.
   – Все это так непонятно, что… – Он даже не стал заканчивать фразу.
   – Ты веришь в судьбу? – Венке больше не сердилась, она как будто поддразнивала его. – Я, например, верю. Во всяком случае, теперь. – Она снова стала серьезной. – Нам со Слоном было очень хорошо вместе… впрочем, это неважно и касается только нас двоих. Иногда мне хотелось позвонить ему, а у него возникало желание позвонить мне, но у нас обоих никогда не хватало смелости. Потому-то и странно, что случай так неожиданно свел нас на пароме. – Она смотрела прямо перед собой и чему-то улыбалась.
   – Слушай, Венке, мы со Слоном работаем вместе уже пять лет, он мой товарищ, смотри берегись, если ты его обманешь!
   – Я не собираюсь его обманывать. Я хоть сейчас готова выйти за него замуж, если только он сменит работу. Мне не хотелось бы, чтобы мой муж то и дело уезжал из дому на несколько дней.
   – Вот и Кари, моя жена, тоже недовольна, что я все время в разъездах.
   – Еще бы, она небось сидит и трясется, как бы с тобой чего не случилось. И пока тебя нет, у нее все валится из рук.
   – Это точно, – согласился Бертелсен. – Особенно ей не по себе без меня с тех пор, как у нас появился Малыш. Ему всего три месяца, а он у нас уже самый главный!
   Бертелсен сунул руку в боковой карман и вынул бумажник. Расстегнув его одним пальцем, он попросил Венке достать оттуда фотографии. Красивые, цветные фотографии на матовой бумаге. Первый снимок был сделан, когда Малышу было всего несколько часов, последний – за неделю до отъезда Бертелсена. Малыш в постельке, возле которой стоят гордые родители. Малыш и Кари в разных вариациях.
   – Какой хорошенький! – восхитилась Венке. – И жена у тебя такая симпатичная!
   Бертелсен тут же разразился длинным монологом о Малыше.
   Он замолчал, когда подошло время обедать. Было видно, что Бертелсен хорошо знает местность, по которой они проезжали, и потому так ловко рассчитал время, что закончил свой рассказ, когда они подъехали к тому месту, где обычно останавливались отдохнуть.
   Им пришлось довольно долго ждать вторую машину. Когда трейлер Гюндерсена и Лиена наконец подъехал к стоянке, предназначенной для таких крупных машин, и остановился рядом с первым, выяснилась причина задержки. Лиену было так плохо, что в пути им пришлось несколько раз останавливаться, чтобы он мог прийти в себя и глотнуть свежего воздуха. Он и сейчас еще был весь зеленый. Гюндерсен злился.
   – На этот раз нам ничего не останется от Steuer, – досадовал он. – Наоборот, еще с нас сдерут. Вот увидите.
   – А что такое Steuer? – поинтересовалась Венке.
   – Это своего рода дорожный налог, – объяснил ей Слон. – За каждый день, что мы едем по этому чертову шоссе, мы выкладываем по тридцать марок. Всю сумму платим сразу, когда пересекаем границу, и, само собой, нам дается квитанция. А когда мы покидаем ФРГ, делается перерасчет. И, как правило, нам всегда возвращают немного денег.
   Он старался говорить спокойно и неторопливо, чтобы никто не догадался, что ему так же плохо, как Лиену. Слон понимал Гюндерсена, но сочувствие его было на стороне Лиена. Не так-то просто вести такую махину, когда твоя голова вот-вот лопнет.
   Всей гурьбой они вошли в кафетерий, который носил романтическое название «Der goldene Hirsch» – «Золотой олень». Настроение у всех было скверное. Они молча выстроились в очередь у прилавка, привычно ставя тарелки на подносы. Даже Венке не проронила ни слова. Слон попросил ее найти свободный столик, пока он расплатится за них обоих. Она ушла в дальний угол и заняла стол на пятерых.
   Когда они расселись, Гюндерсен сердито посмотрел на Лиена.
   – Думаю, ты сумеешь найти оправдание всем нашим остановкам. И не надейся, на мотор я валить не стану, он работает как часы.
   – А зачем вам докладывать про все ваши остановки? – спросила Венке, которой хотелось всех успокоить и примирить.
   Гюндерсен фыркнул:
   – А мы и не будем докладывать, за нас это сделает регистратор движения.
   – Регистратор движения? – удивилась Венке. – Не понимаю…
   – Регистратор движения – это такой хитрый счетчик на щитке приборов, – объяснил ей Слон. – Он автоматически фиксирует весь наш путь: скорость, остановки, время – и все это с точностью до секунды. Фирма «Кинцле»!
   Неожиданно гнев Гюндерсена обрушился на Слона.
   – Ты что, переводчик? Или Дельфийский оракул? Думаешь, я сам не в состоянии отвечать на вопросы?
   Тяжелый кулак Слона поднялся над столом. Его глубокий вздох был похож на стон.
   – Вы с Лиеном пара… – со злостью бросил Гюндерсен.
   – В прошлую поездку ты и сам был не лучше! – возмущенно напомнил ему Бертелсен.
   – Зря мы останавливались в Крусо, – проворчал Лиен. – Конечно, я сам виноват, ведь это я предложил там остановиться, но мне так захотелось чего-нибудь вкусненького. – Он с мольбой переводил взгляд с одного на другого. – Вы не должны были соглашаться! Вы же знаете, как на меня действуют остановки в Дании!
   – Тридцать с лишним миль за весь день! – От злости Гюндерсен с трудом выговаривал слова. – Можно еще наверстать упущенное, но ехать придется так, будто за тобой гонится сам черт. И учти, я больше не буду один вести машину, хватит!
   – Ребята, ребята! – вмешалась Венке. – На вас все смотрят!
   – Да пошли они к черту! – побагровев, рявкнул Гюндерсен.
   Однако после третьей кружки баварского он смягчился. К тому же W?rstchen [3]и картофельное пюре были превосходные. А он страшно проголодался и устал за этот перегон.
   По дороге к машинам Венке подошла к Гюндерсену и, улыбаясь, предложила:
   – Ты можешь сказать, что Лиен застудил себе мочевой пузырь.
   – При чем здесь мочевой пузырь? – Гюндерсен с недоумением уставился на нее.
   – А этим вы оправдаете все свои остановки.
   Гюндерсен вздохнул и покачал головой.
   – Ладно, не волнуйся. Мы что-нибудь придумаем.
   Один за другим трейлеры подъехали к заправке.
   Каждый бак вмещал восемьсот литров горючего. За одну милю трейлер расходовал примерно четыре с половиной литра.
   Лиен, решивший сесть за руль и, хоть тресни, вести машину, изрядно удивился, когда Гюндерсен сказал, что часа два он еще посидит за рулем.
   –  Тыслыхал, Харри? – Венке была поражена.
   – Я знал, что этим кончится, – невозмутимо ответил Слон. – Гюндерсен помнит, что он в долгу перед Лиеном за прошлую поездку.
   – И вы каждый раз так накидываетесь друг на друга?
   – А что тут такого? Ведь никто из нас этого всерьез не принимает. Вести трейлер – каторжный труд, вот мы и срываемся иногда. Можно сказать, что это наш профессиональный жаргон.
   – Странный жаргон, – заметила Венке. – Такого я еще не слыхала.
   – Ну так что, едем мы или нет? – спросил Бертелсен. – Может, вы намерены сперва взять небольшой отпуск?
   Вскоре их крепость снова выехала на шоссе, теперь за рулем сидел Слон, рядом с ним Венке. Бертелсен улегся сзади на койку и наверняка тут же уснул, сморенный тяжелой дорогой, нескончаемым потоком машин и пивом.
   – О чем вы говорили с Бертелсеном?
   – Харри! Неужели ты ревнуешь?
   Он заметил ее насмешливую улыбку и не на шутку рассердился.
   – Он к тебе приставал, да?
   – Ты быэто сразу увидел, – спокойно ответила она.
   – Каким образом? – растерялся Слон.
   – Да по его лицу! Я бы его всего исцарапала, если б он дал волю рукам. Неужели ты думаешь, что я позволю кому попало лапать меня? Я же его вообще не знаю! – Голос у нее был злой. – Мог бы избавить меня от таких подозрений! – Она отвернулась и стала смотреть в окно.
    Но со МНОЮ-то она переспала в первый же вечер!
    Правда, Слон был в таком состоянии, что не мог уехать домой. Но разве не сама Венке и виновата в этом? Как только его рюмка пустела, Венке снова наполняла ее. Ему даже казалось, что он делал слабые попытки помешать ей, ведь у него не было обыкновения напиваться в первый же день знакомства. Но как бы там ни было, а в десять вечера он уже едва стоял на ногах.
    О том, чтобы уехать на такси, не могло быть и речи, он был не в состоянии даже набрать свой номер телефона, чтобы предупредить мать.
    Венке сама раздела его; вытянувшись во всю длину, он лежал на ее широкой постели. Это, как ни странно, он еще помнил, но потом он уснул. И спал как убитый. Под утро он проснулся от жажды, и сразу же рядом оказалась Венке с рюмкой виски в руке. Ей пришлось держать рюмку, пока он пил. Слон пришел в себя только после третьей рюмки чистого виски. И все это время Венке сидела на краю постели совершенно голая.
    А потом… Потом она прямо-таки набросилась на него! Так почему бы ей не наброситься на Бертелсена, который гораздо привлекательнее, моложе и, уж конечно, куда более опытный любовник, чем он?
   – Эй, Харри, ты что молчишь?
   Он вздрогнул.
   – О чем ты задумался?
   Он не ответил, разве не ясно, что он думает только о ней?
   Она погладила его по щеке.
   – Я тебя люблю, – нежно сказала она, – но сержусь, когда ты начинаешь скверно думать обо мне. Я тогда не верю, что ты тоже любишь меня.

4

   – Мне кажется, что мы едем уже целую вечность, – пожаловалась Венке.
   В эту пятницу она выглядела измученной и усталой. Было одиннадцать часов вечера, стояла кромешная тьма.
   – Сколько раз тебе повторять, что ЕТА в Бриндизи – десять ноль-ноль в субботу двадцать второго октября? – раздраженно сказал Бертелсен.
   Венке понятия не имела, что значит ЕТА, пока Бертелсен не объяснил ей, что ЕТА – это Expected Time of Arrival или предполагаемое время прибытия. Так же как ETD – Expected Time of Departure или предполагаемое время отъезда.
   – Я понимаю, что тебе не терпится поскорее попасть к своей тетушке, – продолжал Бертелсен тем же тоном. – Как, кстати, ее фамилия?
   – Кантани.
   – Если она и в самом деле так богата, как ты говоришь, почему бы нам не остановиться у нее в Фодже? Привели бы себя в порядок, поели и покатили дальше в Бриндизи?
   Венке нахмурилась.
   – Дело в том, что я ее почти не знаю. Она вышла замуж и уехала в Италию, когда мне было семь или восемь лет. С тех пор мы не виделись. Насколько мне известно, она живет в замке, но в Италии столько замков, что, наверно, в этом нет ничего особенного, это вам не Норвегия. И, конечно, у нее есть прислуга. А раз так, уж как-нибудь нас там накормят.
   – Ты только не считай, что ты в долгу перед нами, – быстро сказал Слон. – Напротив. Твое общество доставило нам удовольствие. Правда, Бертелсен, нам было очень приятно?
   Бертелсен не ответил.
   – А вот ему вовсе не было приятно, – грустно заметила Венке.
   – Он просто замечтался, – утешил ее Слон, но в душе он кипел от гнева. Ведь Бертелсен видит, как устала Венке, непривычная к таким поездкам. Что ему стоит быть с нею помягче. Осталось уже совсем немного!
   – От Фоджи до Бриндизи двести двенадцать километров, – заговорил Слон после долгого молчания. – Может, лучше сперва заехать к «Джеронтони», сдать груз, а потом найти какое-нибудь местечко, отдохнуть, привести себя в порядок и предстать перед тетушкой Венке уже похожими на людей.
   – Еще неизвестно, удастся ли вам вообще увидеть ее, – задумчиво проговорила Венке. – Если она действительно так серьезно больна, вряд ли она сможет принять незнакомых людей. Ради нее вам не стоит приводить себя в порядок.
   – Пожалуй, ты права, – согласился Слон после некоторого раздумья. – Тогда не лучше ли тебе отправиться туда одной? Ты и так робеешь, а тут еще мы на твою голову.
   – Конечно, мне страшно, – призналась Венке. – Так страшно, что меня даже мутит. Может, ваше присутствие, наоборот, поддержит меня.
   – Ты скажешь! – воскликнул Бертелсен. – А вообще-то я не прочь побывать в настоящем замке, – прибавил он.
   – Мне самой не терпится поскорее его увидеть! – призналась Венке.
   Она сказала Слону, что у нее есть обратный билет на паром, и он во что бы то ни стало хотел купить ей билет из Италии до Фредериксхавна. Но она отказалась. Тогда он решил потихоньку положить деньги ей в сумку. Только к деньгам надо приложить записку, а то еще обидится. Она ведь очень гордая, а он больше всего на свете боялся навлечь на себя ее гнев. Но и допустить, чтобы его девушка голосовала на обратном пути, он тоже не мог. Харри не очень-то разбирался в делах наследства, знал только, что скоро это не делается. А Венке не собиралась сидеть в Фодже, пока будет длиться эта волокита. Может, она рассчитывает на аванс в счет наследства? Ведь она единственная законная наследница Веры Кантани. Нет, на всякий случай он положит ей в сумку немного денег.
   Почувствовав, что его клонит ко сну, Слон откинулся на жесткую спинку сиденья. Отыскав руку Венке, он закрыл глаза.
   – Скоро Пескара, – сказал Бертелсен.
   Слон встрепенулся, после недолгого сна он чувствовал себя бодрее.
   – Давайте сделаем остановку, – предложила Венке.
   – Зачем? – спросил Бертелсен.
   – Мне надо позвонить тете. Не могу же я нагрянуть к ней без предупреждения, да еще в сопровождении четырех кавалеров!
   – Ты знаешь ее номер? – зачем-то спросил Слон.
   Венке кивнула.
   – А по-итальянски ты говоришь? – спросил Бертелсен, бросив на нее косой взгляд.
   – Несколько фраз я выучила, – ответила она. – Сказать скажу, а вот то, что мне будут говорить, боюсь, не пойму.
   – Да, английского в Италии никто не знает, на это нечего рассчитывать, – заметил Бертелсен, сам не знавший ни одного языка, кроме норвежского, да и тот с грехом пополам. – Что же ты станешь делать, если они тебя не поймут?
   – Когда не поймут, тогда и буду думать. А сейчас мне и без того тошно.
   В тот вечер на шоссе Е-2 было довольно оживленно. То и дело их ослеплял свет встречных фар. Чувствовалось, что они приближаются к Бриндизи, крупному узловому пункту Южной Италии.
   Было прохладно. Венке надела тонкую шерстяную кофточку поверх цветастого шелкового платья, в которое она нарядилась, как только они миновали итальянскую границу. Черные туфли на каучуке уступили место «золотым» босоножкам на высоком каблуке. Ступни и пальцы у Венке были очень красивые. Ногти на ногах и на руках были покрыты лаком под цвет помады.
   Венке бил озноб, но, когда Слон взял ее за руку, рука оказалась влажной от пота.
   – Господи, уж не заболела ли ты?
   Венке покачала головой.
   Он потрогал ее лоб. Лоб тоже был влажный.
   – Да у тебя температура! Ты больна!
   – Раз температура, значит, больна! – резонно заметил Бертелсен.
   – Заткнись! – беззлобно бросил Слон. – Венке, если у тебя что-нибудь болит, ты должна сказать мне об этом!
   – Может, у нее аппендицит? – равнодушно предположил Бертелсен.
   – Да нет же, у меня ничего не болит!
   Во всяком случае, это не аппендицит, аппендикс у нее уже вырезан. Слон сам видел шов.
   – Перемена климата. Необычная еда, – спокойно продолжал Бертелсен.
   – Да замолчишь ты когда-нибудь или нет! – Слон начал терять терпение. – Венке, тебе нужно к врачу! Вдруг это какой-нибудь вирус…
   – Не говори глупостей, Харри! Просто я очень нервничаю.
   Она достала из сумки флакон с одеколоном, который Слон купил ей в ФРГ. Это был самый маленький флакончик во всем магазине и единственный, который она разрешила ему ей подарить. А ему хотелось накупить ей всего: новую сумку, туфли, блузку, которой она восхищалась на витрине, смешную шапочку, приглянувшуюся ей, и еще тысячу вещей, но Венке разрешила ему купить только этот флакончик, стоивший пять с половиной марок. Странная девушка. Слон первый раз видел, чтобы девушка отказывалась от подарков.
   – А чего ты так нервничаешь? Люди старятся и умирают, это естественно. К тому же свою тетку ты почти не знаешь, чего тебе о ней горевать. – Слон, как мог, старался успокоить Венке.
    Когда все это останется уже позади, я до конца жизни буду заботиться о ней. Буду ей опорой и защитой.
    А как обрадуется мама!
    Больше она не будет приставать ко мне, чтобы я женился.
    У нее будут внуки!
    Венке сказала, что хочет иметь не меньше двоих детей.
    Ради Венке я постараюсь найти другую работу, чтобы не уезжать от нее надолго.
   – А может, Венке нервничает оттого, что на самом деле ее тетка живет вовсе не в замке?
   Резкий ответ вертелся у Слона на языке, но он сдержался. Бертелсен так говорит просто от зависти. Сам он живет в старой развалюхе без канализации, без ванны, уборная во дворе. Вот его и заело, что кто-то живет в замке.
   Не доезжая до Пескары, они остановились на стоянке для трейлеров. Слон с Венке направились к телефонной будке.
   – А ты сможешь разобраться в итальянской телефонной книге? А монеток у тебя хватит?
   Раскосые глаза Венке озарились улыбкой.
   – Спасибо, Харри, спасибо! У меня все есть.
   Он встал поодаль, чтобы не стеснять ее во время разговора. Однако глаз с будки не спускал ни на минуту. Он стоял в тени, но возле будки горел фонарь. К будке подошел какой-то подозрительный тип, и Слон весь подобрался, но тот прошел мимо, даже не взглянув на Венке. И все-таки Слон подошел поближе к будке, чтобы в случае нужды сразу прийти Венке на помощь. Губы Венке шевелились, значит, она дозвонилась. Вот она достала из сумки блокнотик и что-то записала. Потом бросила в автомат еще несколько монет и продолжала разговаривать. Слона вдруг поразила мысль, как Венке может так долго говорить, если по-итальянски она знает всего несколько фраз. Или ей повезло и в замке кто-то говорил по-английски?
   Когда Венке наконец вышла из будки, вид у нее был такой несчастный, будто тетка ее уже умерла. В таком случае им нельзя ехать в замок вместе с Венке.
   Поэтому он был немало удивлен, когда Венке сказала, что беседовала с теткиной сиделкой и та на свой страх и риск пригласила в замок всех пятерых. Состояние Веры Кантани немного улучшилось. Появилась крохотная надежда, что неотвратимый конец отодвинулся. Но это была только временная отсрочка.
   Они вернулись к Бертелсену. Второй трейлер уже тоже приехал на стоянку. Все трое что-то горячо обсуждали.
   – Мы все приглашены к госпоже Кантани! – объявил Слон и с видом собственника похлопал Венке по плечу. – Венке записала, как нам проехать к замку. На двадцать седьмом километре от Сан-Северо есть поворот налево.
   Там висит дорожный указатель с надписью: «Castello di Cantani», так что мы не заблудимся. Для тех, кто не понимает, объясняю: Castello по-итальянски значит «замок» или «крепость». – Произнося последние слова, он в упор смотрел на Бертелсена.
   – Вот это да! – воскликнул Гюндерсен.
   Лиен с почтением посмотрел на Венке. Бертелсен сплюнул и отвернулся.