Грин Джейн. Хочу ребенка!

   – Позвольте записать ваше имя и адрес.
   Я диктую ей свои координаты, чувствуя себя так, будто записываюсь на прием к зубному, ведь похоже, это для них обычное дело. Потом опускаю трубку, поворачиваюсь на кресле, и впервые за весь день на моем лице появляется искренняя улыбка.
   И тут я вижу Стеллу.
   Какое-то время мы просто смотрим друг на друга.
   – Извини, – она опускает глаза. – Я забыла мобильный, и, когда вошла, ты разговаривала. Я не хотела подслушивать, но…
   Я теряю дар речи. Ощущаю легкую дрожь, поэтому не встаю, и просто смотрю на Стеллу, которая, наконец, поднимает взгляд.
   – Полагаю, вот почему ты превратилась в Обезумевшую Суку?
   Она пытается обратить все в шутку, и вдруг я испытываю сильное желание все ей рассказать. Мне хочется поделиться с кем-то еще, кроме Вив, и интуиция подсказывает, что Стелле можно доверять.
   – Никому не говори, – шепчу я. – Прошу тебя. Поклянись, что никому не проболтаешься.
   – О боже, конечно, клянусь. Клянусь жизнью, я не скажу ни слова. Но ты-то в порядке? Как ты себя чувствуешь?
   Минуту я сомневаюсь, но мне необходимо об этом поговорить, я должна об этом поговорить.
   – В перерывах между припадками злости и рыданиями я в норме. О, и еще меня все раздражает, и я плачу без причины. И вообще, ощущение такое, будто я схожу с ума. Но в остальном, все отлично. Неужели сама не видишь?
   Мы обе смеемся.
   – Ты когда-нибудь делала аборт? – отваживаюсь спросить я.
   Стелла кивает.
   – Давно. Я была в колледже, мы совершили глупость, и пришлось сделать аборт. Вернулась в Лондон на каникулы и сделала.
   – Тебе было плохо?
   – С тех пор прошло много времени, и, думаю, когда ты молода, воспринимаешь все по-другому. Мне было восемнадцать. Совсем ребенок. Теперь это бы больше меня заботило, чем тогда, – она замолкает, понимая, что ляпнула что-то не то.
   – Ничего, я хочу, чтобы ты говорила правду, – успокаиваю ее я. – Не нужно приукрашивать.
   – Это тяжело. Сейчас я много об этом думаю. Но понимаю, что в восемнадцать лет я была совершенно не готова иметь детей. Наверное, и ты тоже не готова.
   – Нет. Я не готова стать матерью. Я не хочу детей. И никогда не хотела. Я хочу делать карьеру. Хочу быть независимой. Свободной. Мне не нужно, чтобы ребенок посадил меня в клетку. Есть еще кое-что – я одна, у меня никого нет, и эмоциональной, финансовой и прочей поддержки мне ждать не от кого.
   – Отец ребенка – Марк Симпсон, да? – как ни в чем не бывало произносит Стелла, когда я замолкаю.
   Знаю, я должна быть удивлена, но это не так. Я киваю.
   – Это для тебя шок? – спрашиваю я, хотя вид у нее совершенно невозмутимый.
   – Нет. Я знала, что той ночью что-то произошло. Между вами такие искры сверкали, что я чуть не обожглась.
   – Дерьмо. Думаешь, еще кто-нибудь заметил?
   – Вряд ли. Мне нравится наблюдать за людьми, но остальные были слишком заняты тем, что красовались перед ним или перед друг другом, и ничего не почувствовали. А потом один раз в баре я увидела, как ты на него смотришь…
   – Трах или Смерть, – проговорила я с горькой улыбкой.
   – Без сомнений, Трах, – она улыбнулась в ответ и доверительно наклонилась вперед. – Извини, но я должна спросить. Это было…?
   – Умопомрачительно, – я улыбаюсь, что поразительно при данных обстоятельствах, но мне так хорошо, что я наконец-то могу с кем-то поделиться.
   – Черт, – она нетерпеливо топает ножкой и закатывает глаза. – Так я и думала. Так ты собираешься ему сказать?
   – Наверное. Не потому, что я хочу вовлекать его в эту историю, нет, но… просто… до меня дошли слухи…
   – Что он стреляет холостыми?
   – М-м-м, да. Очевидно, это не так.
   – Тебе обязательно нужно ему сказать.
   – Знаю. Но с той ночи я с ним не разговаривала. Как мне это сделать? Как подступиться к нему?
   – Как насчет: «Милый, твои головастики умеют плавать».
   Меня разбирает хохот.
   – Я серьезно, – говорит Стелла. – Пригласи его на ланч. Позвони ему прямо сейчас.
   – Сейчас? Господи. Я вообще не хочу с ним разговаривать.
   – В том-то и дело. Я только что прошла мимо него в коридоре. Он шел на ланч. Позвони и договорись через секретаршу. Она сделает запись в его ежедневнике.
   – Превосходная мысль, – я снимаю трубку и, немножко поболтав с Шейлой из юридического отдела, назначаю ланч в четверг.
   – Дьявол, – смеюсь я. – Можешь представить его лицо, когда он вернется в офис сегодня днем и увидит, что в четверг у него со мной бизнес-ланч?
   – Наверное, он подумает, что ты опять хочешь его трахнуть.
   – Да уж, он не сможет устоять, увидев меня в этом наряде, – я показываю на свитер и брюки, напоминающие палатку.
   Лицо Стеллы вдруг становится серьезным.
   – Мэйв, ты все еще выглядишь потрясающе. Ты стала более чувственной, но это же здорово. К тому же говорят, что мужчинам нравятся женщины с мясцом.
   – Должна признать, моя новая грудь приводит меня в полный восторг.
   – Вот видишь, – Стелла выпячивает свою плоскую грудь. – Все-таки в беременности есть хоть один плюс.
   – Стелла, спасибо тебе, – я еле сдерживаюсь, чтобы не обнять ее.
   – За что?
   – За то, что я себя теперь так потрясающе чувствую. Как будто груз с плеч свалился.
   – Всегда к твоим услугам. И если хочешь, чтобы я пошла с тобой в клинику, только попроси.
   – Спасибо. Мама обещала пойти со мной, но, если что, я позвоню.
   – Пошли, – Стелла смотрит на часы. – Если поторопимся, как раз успеем попить кофе.
   Я нервничаю по поводу предстоящего ланча. Нервничаю, потому что не знаю, что сказать. Хотя Стелла натаскала меня, подсказав подходящие фразы, она не может предсказать реакцию Марка. Что делать, если он не сумеет увидеть мою точку зрения?
   Я прихожу в ресторан первой. На десять минут раньше, чтобы расслабиться по максимуму до его прихода. В нормальных обстоятельствах я бы заказала выпить, но, похоже, у моей беременности еще один побочный эффект – невыносимое отвращение к алкоголю и сигаретному дыму, поэтому я довольствуюсь стаканом газированной минеральной воды.
   Это совсем другое дело.
   И тут я вижу Марка. Он заходит в ресторан и через несколько секунд подходит к столику. Лицо его выражает замешательство и тревогу.
   – Как ты? – спрашивает он и садится.
   Это так не ловко, ведь с той ночи это первые слова, которые я от него услышала.
   – Нормально. Ты?
   – Нормально.
   И мы замолкаем, не зная, что сказать.
   Официант приносит меню, и мы оба проявляем не характерный интерес к фирменным блюдам и не поднимаем головы, пока официант не появляется опять, чтобы принять заказ. Кажется, проходит целая вечность.
   – Ну как жизнь?
   – Нормально. У тебя все о'кей?
   – Да.
   – Я слышала, Джулия уехала в отпуск.
   – Угу. В Нью-Йорк.
   – Боже, обожаю Нью-Йорк, – господи, каждое слово дается мне с жуткими мучениями.
   – Угу. Я тоже, – темы для разговора иссякают. – Мэйв, – я тут же поднимаю глаза. – Почему ты позвала меня на ланч?
   Я ставлю стакан на стол, потому что это уже выходит за рамки. Все мои фантазии о том, что мы мило пообедаем, и я как бы невзначай, за чашечкой кофе, сообщу ему, что беременна, улетучились в миг. У меня нет выбора. Сейчас или никогда.
   – Потому что я беременна.
   – Поздравляю.
   – И все?
   – А что еще я должен сказать?
   – Не знаю, Марк, но хотелось бы увидеть хоть какие-то эмоции. Послушай, я не ожидаю, что ты возьмешь на себя ответственность, и мне не нужны деньги. Я просто подумала, что ты должен знать, потому что в ту ночь ты сказал, что бесплоден…
   – Что? – шепотом произносит Марк.
   Он побледнел, как смерть.
   – Что значит «что»?
   Марк встряхивает головой. Он явно в шоке.
   – Что ты такое говоришь?
   – Я. Беременна, – я произношу это четко, по слогам. – Ты. Отец. Ребенка.
   Его зрачки расширяются, челюсть отпадает, и – боже, я чувствую себя виноватой – на лице появляется выражение искренней радости. Но лишь на секунду.
   Потом он опять настороженно на меня смотрит.
   – Ты уверена!
   – Марк, я много месяцев ни с кем не спала. Я уверена.
   И тут, прежде, чем я успеваю понять, что произошло, он подпрыгивает, обегает столик и обнимает меня.
   – О боже, – шепчет он и кладет руку мне на живот.
   Тут меня впервые за всю беременность начинает тошнить.
   – О боже. Мой ребенок. Внутри тебя растет мой ребенок.
   И при этом его глаза наполняются слезами радости, которые грозят покатиться по щекам, но он моргает и останавливает их.
   И что мне теперь делать?
   Я мягко отталкиваю его от своего живота, и он садится на место. Его лицо сияет, и я понятия не имею, как сказать этому чудесному, милому человеку о том, что я собираюсь сделать.
   Но я должна ему сказать.
   – Когда ты узнала?
   Марк никак не может перестать улыбаться.
   – Почему ты мне раньше не сказала?
   – Я на девятой неделе, – говорю я, – и рассказала тебе об этом, потому что у тебя есть право знать, что ты не бесплоден. Но, – я спотыкаюсь, но продолжаю говорить, – Марк, я не готова завести ребенка.
   Молчание.
   – О чем ты говоришь?
   – Я говорю, что не могу родить этого ребенка. Было бы несправедливо скрывать от тебя беременность, но ты должен знать, что я собираюсь сделать аборт, – он вздрагивает от ужаса, но я продолжаю. – Завтра у меня консультация в клинике, и думаю, операцию сделают в ближайшие две недели. По крайней мере, лучше бы это произошло до двенадцатинедельного срока.
   Марк не произносит ни слова.
   – Марк? Марк? Послушай, Марк. Сам подумай. Мы с тобой едва знакомы. Разве можно приносить ребенка в этот мир, если у него нет любящих родителей? Это неправильно.
   – Но мы могли бы быть вместе, – моментально реагирует Марк. – Понимаю, мы друг друга совсем не знаем, но мы могли бы попробовать. Я знаю о тебе достаточно, чтобы понять, что ты мне понравишься, и, может, у нас есть шанс?
   – Как же Джулия?
   – Ты подумаешь, что я говорю это лишь из-за нашего ребенка, – я в шоке, что он отзывается о нем как о «нашем ребенке», – но отъезд Джулии был самым счастливым событием в моей жизни. Как будто черная туча, преследовавшая меня повсюду, вдруг растаяла. И не Джулия в этом виновата, виноваты мы оба. Мы были несчастны и в последнее время перестали понимать друг друга. А может, и никогда не понимали.
   Он печально вздыхает, погрузившись на минуту в воспоминания, а потом продолжает:
   – Мы так отдалились друг от друга, что пути назад уже не было, но никто из нас не желал это признать.
   – А Джулия понимает, что между вами все кончено?
   – Думаю, да. Она пару раз звонила – или оставляла сообщение на автоответчике, когда меня не было, или делала вид, будто куда-то спешит и ей срочно нужно с кем-то встретиться или что-то сделать. У нее был такой жизнерадостный голос. Счастливый голос. Совсем как у прежней Джулии, – Марк смотрит на меня. – Но к нам это не имеет никакого отношения. Мы могли бы попробовать.
   – Марк, – я стараюсь говорить как можно мягче, протягиваю руку и сжимаю его ладонь, чтобы он лучше меня понял, смог взглянуть на это с моей точки зрения. – Я не хочу иметь ребенка. Я не люблю детей. Меня бросает в дрожь, когда я прохожу мимо магазина «Малыш и мама». При мысли о том, что дома у меня будет вопящий младенец, кровь стынет в жилах. Я не могу этого сделать. Я карьеристка, не мать. Я не хочу быть матерью.
   – Но это и мой ребенок, – говорит Марк. – Я долгие годы ждал этого ребенка.
   – И теперь придется подождать еще, и завести ребенка с кем-нибудь другим.
   – Ты не понимаешь. У меня уже есть ребенок. Наш малыш. Ты носишь нашего ребенка. Ты не можешь так просто решить убить его, независимо от того, будут у меня еще дети с кем-нибудь другим или нет.
   – Но это мое тело, – я ощущаю раздражение, наплыв эмоций, и в глазах появляются слезы обиды. – Это мое тело, и я не готова отказаться от жизни. И не готова принять на себя такую ответственность.
   – Что, если я возьму на себя всю ответственность? Что, если я возьму себе ребенка и выращу его? Ты можешь делать все, что пожелаешь. Ради бога, можешь вернуться на работу через несколько недель после родов.
   Я так измучена, что у меня уже нет сил с ним больше спорить. Марк видит брешь в моей броне и нападает.
   – Послушай, я только прошу тебя подумать об этом. Самое меньшее, что ты можешь сделать – отменить завтрашнюю встречу с врачом, чтобы у нас появилось немного времени. Хотя бы неделя. Или две недели. Давай не торопясь подумаем, и, когда примем решение, будем уверены, что оно верное. Ты же не хочешь всю жизнь жалеть, что сделала аборт, отвергла возможность рассмотреть другие варианты.
   – Я слишком устала и не могу с тобой спорить, – вздыхаю я, когда приносят еду. – Я отменю завтрашний прием, но не буду ждать больше недели. Я только хочу вернуться к нормальной жизни.
   Марк поднимает бокал с вином и улыбается счастливой улыбкой. Он взволнован, он в нетерпении, и он рад.
   – Можно, я скажу тост? – осторожно проговаривает он.
   – Только не за ребенка, – обиженно огрызаюсь я.
   – Нет. За нас.
   – За нас, – настороженно отзываюсь я, тихонько чокаясь с ним.
   Марк обаятельный, веселый и заботливый. Весь ланч он обращается со мной, как с инвалидом, и, хотя при обычных обстоятельствах я бы в ярости вылетела из-за стола, сейчас, учитывая мое хрупкое состояние, это именно то, что мне нужно.
   И Вив будет от него без ума. Без ума.
   Господи Иисусе. Что же я натворила.

16

   Как это произошло? Прошло три недели со дня моего первого ланча с Марком, три недели с тех пор, как я сказала ему, что не готова ждать дольше недели, что бы сделать аборт, крайний срок – двенадцатая неделя. К тому времени ребенка не будет.
   И вот, пожалуйста. Я на двенадцатой неделе. И решимость моя слабеет с каждой минутой.
   Как это произошло?
   Я расскажу вам, как это произошло.
   В пятницу днем, через день после того, как я поведала Марку новость, я сидела за столом и составляла окончательное расписание «Влюбленных поневоле». В офисе было тихо, как обычно в пятницу днем. Мои журналисты отправились на разведку и брать интервью, шумной волной исчезнув из офиса к трем часам. Я-то знаю, что на самом деле они пошли в паб. Но что бы тебя любили, нужно быть терпимой, этому я давно научилась. А мне сейчас так нужно, чтобы меня любили.
   Я закончила с расписанием и откинулась в кресле, на несколько минут закрыв глаза. Усталость накатывает волнами, и, хотя все, о чем я могу думать, – это сон, я знаю, что достаточно дать глазам отдых на пару минут, и я смогу продержаться до конца дня.
   Теперь я уже не принимаю участия в попойках в местном баре. В эти дни единственное, что держит меня на плаву после работы, – огромная тарелка спагетти, большая плитка шоколада, горячая ванна и теплая постель. Вчера вечером я перетащила телевизор в спальню. Вы и не представляете, как приятно было забраться в постель в десять минут девятого и свернуться калачиком под одеялом под сладкие звуки голоса Джеки Коркхилл.
   Итак, в пятницу вечером я сидела в офисе, закрыв глаза и предаваясь фантазиям о сливочном мороженом с кусочками печенья и одеяле с электрическим подогревом, когда мои грезы прервал стук в открытую дверь. Я открыла глаза и увидела Марка, который сто ял у входа с большим пакетом из книжного магазина.
   – Привет, – он неловко топтался в дверях, пока я не улыбнулась и не показала ему жестом на кресло.
   Прежде чем сесть, он захлопнул за собой дверь, чтобы нам никто не помешал.
   – И тебе привет, – я с изумлением заметила, что рада его видеть.
   Как и Стелле, мне казалось, что в его присутствии было и есть что-то очень успокаивающее и ободряющее. Хотя в ту ночь в «Обалденных говяжьих ребрышках» я бы никогда не подумала, что он такой заботливый. В ночь зачатия.
   Господи. Я над этим и не задумывалась. Представь те, что я все-таки решила родить ребенка. И ребенок спрашивает, где был зачат. Мне придется объяснить, что это произошло не в отеле «Киприани» в Венеции, и не в роскошном «Георге V» в Париже, а в грязной, темной подворотне в Сохо. И на все про все ушло пять минут. Пять минут блаженства, но все же.
   Еще одна причина избавиться от этого ребенка.
   – Я просто хотел узнать, как ты себя чувствуешь. – Марк положил пакет на стол, и я с любопытством в него заглянула. – Хотя мне кажется, что сейчас ты немного расстроишься, – он нахмурился, увидев, что я подозрительно оглядываю пакет. – Вообще-то, по-моему, я сделал большую глупость, и, может, мне лучше забрать эти книги и уйти прямо сейчас, – он подвинул руку, чтобы взять пакет, но я схватила его первой и вытащила две книги.
   «Беременность: сто вопросов и ответов» и «Как сегодня выглядит мой ребенок?»
   – Ой-ой-ой.
   – Черт. Извини, – настороженно произнес Марк. – Я подумал, что раз мы пока не приняли окончательного решения, мало ли, вдруг ты согласишься оставить ребенка… Тогда тебе нужно кое о чем знать.
   – Например?
   – Например, как правильно питаться.
   – И как же? – не знаю, зачем утруждаю себя этим разговором.
   – Тебе нужно есть суши. Непастеризованное мясо и сыр. Печенку…
   – Я смотрю, ты у нас стал экспертом.
   – Я так и знал, что не нужно было этого делать, – вздохнул он. – Я верну все обратно в магазин.
   – Нет. Подожди. Я хочу тебе кое-что показать, – я пролистала страницы опуса «Как сегодня выглядит мой ребенок?» и нашла именно то, что искала.
   Снимок девятинедельного младенца. Пятно. Ничто.
   – Вот эта клякса, – я перевернула книгу и подтолкнула ее к Марку, – и есть ребенок.
   Но мои действия не возымели желаемого эффекта. Марк покачал головой.
   – Невероятно, – восхищенно проговорил он.
   Я вздохнула и задумалась: разве может ни на что не похожее бесформенное пятно показаться кому-то невероятным?
   – Так ты посмотришь книги? – наконец произнес он. – Только первые главы, для твоего же здоровья. Так, на всякий случай.
   – О'кей, – я кивнула, решив, что выброшу их в первую же помойку около метро. – Конечно. Так я и сделаю.
   – Чем займешься на выходные? – он слишком усиленно пытался казаться незаинтересованным.
   – Сегодня иду на вечеринку. Завтра вечером в паб с друзьями, ночью по клубам. В воскресенье можно расслабиться и оттянуться дома с парой пивка.
   Он в ужасе вытаращился на меня.
   – Ты серьезно?
   – Конечно, нет, черт возьми. Я вымоталась. Теперь приятный вечер для меня – ванна с пузырьками, и в десять – на бочок, – я не сказала, что на самом деле ложусь в восемь. Слишком уж это жалко.
   – Ты… хм-м. Я тут подумал… может, сходим куда-нибудь? Я бы мог завтра пригласить тебя на ужин.
   – Марк, прекрати это дерьмо.
   – Что такого?
   – Марк, тебе необязательно опекать меня и делать вид, будто я тебе интересна только потому, что ношу твоего ребенка. И не надо тратить свое время и любезничать со мной, надеясь переубедить меня. Мне не нужны отношения и не нужны дети. И если ты пригласишь меня на ужин, ничего не изменится. Понимаешь?
   – Да, – он выпрямился, лицо его напряглось. – Я все прекрасно понимаю.
   И, не сказав больше ни слова, он повернулся и вышел из офиса, а я почувствовала себя полным дерьмом. В очередной раз.
   Тем вечером курьер Сэм принес внутреннюю почту.
   – Похоже, подарок от поклонника, – произнес он с хитрой ухмылкой и бросил мне на стол огромный тяжелый конверт.
   Внутри я нашла два флакончика пены для ванны и записку.
    «Мэйв. Я вовсе не пытался тебя опекать, Желаю приятной ванны с пузырьками. (Только не слишком горячей и никакого джина). Марк».
   Слава богу, он не написал:
    «С любовью, Марк».
   Я бы этого не выдержала.
   – Знаешь, о нас начнут ходить слухи, – сказала я Марку две недели спустя, когда согласилась встретиться с ним в баре в обеденный перерыв.
   (Марк заказал полпинты пива. Я – минеральную воду).
   Марк рассмеялся.
   – Все подумают, что у нас роман.
   – Все лучше, чем совместный ребенок.
   Он резко поднял голову.
   – Совместный ребенок? Ты готова об этом поговорить?
   – Пока еще нет. Но скоро буду готова. Скоро мы сможем все обсудить, – я осеклась на полуслове.
   Марк протянул руку и достал перышко из моих волос. Всего лишь кусочек пуха, но это растрогало меня: слишком интимный жест для коллег по работе. Внезапно я поняла, что мы оказались в странной ситуации.
   Я сижу в баре с мужчиной, которого едва знаю, но с которым трахалась, хоть и всего пять минут. Я понятия не имею, что он за человек. Не знаю, что ему нравится, а что он ненавидит. Не знаю, ленивый ли он или спортивный, уверен ли в себе или робок.
   И при этом ношу в себе его ребенка.
   Я всегда гордилась тем, что могу угадать характер человека, и оценила бы Марка как типичного хорошего парня, хотя внешность у него посимпатичнее среднестатистической. Он действительно очень хорош собой, хотя мне это до лампочки.
   Я могла бы догадаться, что он живет в большом доме (я в курсе, сколько зарабатывают наши юристы), любит искусство, книги, что-нибудь коллекционирует – наверное, первоиздания комиксов, а может, карты. Но в его жизни все размеренно, чистенько, как на рекламной картинке.
   Наверняка он ходил в небольшую частную школу и одновременно учился играть на музыкальном инструменте. Скорее всего на скрипке. Потом поступил в Бристоль или Дурхэм, и первой его покупкой по окончании колледжа была классическая спортивная машина.
   – Ты что так улыбаешься? Сейчас на самом деле нас начнут обсуждать, – голос Марка прервал мою цепочку размышлений, и я поняла, что уставилась на него с полуулыбкой, пытаясь разгадать его сущность.
   – Извини. Я просто подумала, что мы с тобой попали в идиотское положение. Я беременна твоим ребенком, но понятия не имею, что ты за человек.
   – Вот что я тебе скажу, – с улыбкой произнес он. – Не подумай, что я тебя опекаю, но почему бы тебе не зайти ко мне в гости в воскресенье? Можем вместе провести день. И ты узнаешь… – он заговорил пугающим тоном, как супергерой комиксов, – …кто я на самом деле.
   – О'кей, – со смехом ответила я, сама себе поражаясь. – Согласна.
   – О'кей. – Марк допил остатки пива. – Отлично.
   Тем вечером, когда я вошла в квартиру, зазвонил телефон.
   – Как поживаешь, милая? – это была Вив.
   – Нормально. Ты?
   – Обо мне не беспокойся. Ты уже определилась?
   – Вив, я же говорила тебе, как только решу, ты узнаешь первой. Как только мы решим. Не дави на меня. Пожалуйста, – но я была уже почти на двенадцатой неделе, срок неумолимо приближался, но я все оттягивала и оттягивала решающий момент. Почему я не покончила с этим одним махом? Потому что не хотела об этом думать, вот почему. Тут и говорить не о чем. Ни с Вив, ни с кем-либо еще. Я все еще надеялась, что все исчезнет само собой.
   – Я на тебя не давлю. Я просто хотела проверить, все ли у тебя в порядке. Подумала, может, ты захочешь приехать и побыть со мной в воскресенье.
   – Я не могу. Я занята.
   – Занята? Ты? В воскресенье? Чем же?
   У нее был столь изумленный тон, что я расхохоталась.
   – Я скажу, куда собираюсь пойти, только обещай, что будешь визжать от восторга.
   Вив затаила дыхание.
   – Если у тебя интервью с Аланом Бейтсом, придется мне покончить с собой.
   – Вив! Я иду к Марку в гости. На обед.
   Она снова затаила дыхание, и на этот раз не притворялась.
   – Марк – это тот самый Марк, отец!
   – Нет, Вив. Марк – это мужчина, от которого я забеременела, – отец – слишком лично. – Я не воспринимала его как отца, и уж точно не хотела, чтобы Вив думала о нем, как об отце; вовсе необязательно причинять Вив больше боли, чем необходимо.
   – Это я и имела в виду, – она несколько раз вздохнула, пытаясь успокоиться, но по ее голосу было ясно, что она обрадована.
   Я слышала в ее голосе надежду, предвкушение.
   – Значит, он умеет готовить? – подразумевается: он будет хорошим мужем?
   – Понятия не имею, – ответила я. – Но думаю, он будет угощать меня не бутербродами и чипсами.
   – Подумаешь, чипсы и бутерброды, – быстро проговорила Вив. – Если мужчина умеет готовить, это бонус, а не необходимость.
   – Мужчина вообще – не необходимость, и точка, – твердо отрезала я. – Он просто пытается пробиться ко мне, чтобы я оставила ребенка.
   – А это возможно?
   – Вив! Сколько тебе говорить? Я еще не надумала.
   Мы прощаемся, и несколько минут я смотрю в пространство, потому что две недели назад я уже приняла решение. Две недели назад я собиралась сделать аборт и продолжать жить так, будто ничего не произошло. А теперь я не знаю.
   Когда в мою голову прокрались сомнения? Как мне вообще пришло в голову, что может быть альтернатива? Почему я так и не назначила встречу с доктором в женской клинике?
   О чем я только думаю?
   Воскресенье – один из тех удивительно холодных, морозных дней, когда солнце ярко светит посреди ледяного голубого неба и когда выглядываешь в окно, чувствуешь, что весна уже близко, и не понимаешь, почему зиму считают депрессивным временем года.
   Стелла все время справляется, как я себя чувствую. Мы со Стеллой стали пугающе близки за пугающе короткий промежуток времени.
   Она приходила вчера вечером. Заглянула после похода по магазинам в Вест-Энде, просто проверить, все ли у меня в порядке. Принесла с собой половину супермаркета «Маркс и Спенсер» и в конце концов осталась почти на весь вечер.
   Мы ели чипсы с соусом и рассказывали истории. Делились секретами. Хохотали за тарелкой мороженого и сплетничали, уминая бананово-карамельный пирог.