Страница:
– Теперь произнесите: «Я взываю к силам природы, самой Жизни. Я прошу вас охранять этот круг и меня, стоящих в этом круге, и защищать меня от порчи».
– Зажгите пурпурную свечу, – мрачно проговаривает Белла, потом вдруг кричит: – Нет! Не зеленую. Пурпурную.
– Дерьмо, – ругается Джулия себе под нос. – Ни черта не видно. Зажги еще свечей в комнате.
– Нет. Не разрушай атмосферу. «Сядьте на пол и начните медитацию, повторяя мантру: «Очисти мое тело, очисти мой дух, очисти мой разум». Примерно десять минут.
Через двадцать минут Джулия шипит на Беллу, которая полностью расслабилась и теперь думает, что трансцендентная медитация – не такая уж плохая штука.
– Извини. «Зажгите зеленую свечу. Положите мешочек и кристаллы перед зеленой свечой. Возьмите одну разновидность травы, истолчите ее в ступке пестиком, вызывая плодородные мысли».
– Что еще за плодородные мысли? – в панике произносит Джулия.
– Сейчас, сейчас. «Представьте, что вы беременны и держите в руках новорожденного. Когда разотрете все травы, положите их в мешочек и произнесите: «Ребенок вырастет внутри меня, как Бог внутри Богини».
Джулия с серьезным видом растирает травы в мраморной ступке и вызывает в мыслях ребенка и свой растущий живот. В душе раскрывается бутон любви, заполняя все ее существо.
– Когда все травы оказались в мешочке, – протягивает Белла, увидев, что Джулия готова, – возьмите камни, положите их перед собой и представьте, что в них вливается прекрасный зеленый свет, заставляя сиять изнутри. Когда вы почувствуете, что готовы, положите их в мешочек и опять произнесите: «Ребенок вырастет внутри меня, как Бог внутри Богини.
– И, наконец, плотно завяжите мешочек и постоянно носите его с собой, а когда будете исполнять «танец младенца», положите его на живот.
Джулия замирает и встревожено смотрит на Беллу.
– Танец младенца? Что еще за танец младенца, черт возьми?
– Наверное, сексуальный танец, вроде танца живота. Вот так, – Белла принимает как можно более серьезный вид и исполняет танец живота, описывая круг и осторожно придерживая простыню, чтобы она не упала и чтобы не запутаться. – У тебя есть какая-нибудь музыка?
Через несколько минут Джулия возвращается в круг и забывается в танце под группу «Эйр» – единственный диск в ее коллекции, отдаленно напоминающий спиритическую музыку. Она закидывает голову, закрывает глаза и обольстительно покачивается. Ей нравится это ощущение свободы, безграничности. Белла проскальзывает внутрь круга, виляя бедрами и руками.
– Хм-м, – Марк покашливает и ставит портфель на пол рядом с дверью. – Вы, конечно, извините, но какого черта здесь происходит?
7
8
– Зажгите пурпурную свечу, – мрачно проговаривает Белла, потом вдруг кричит: – Нет! Не зеленую. Пурпурную.
– Дерьмо, – ругается Джулия себе под нос. – Ни черта не видно. Зажги еще свечей в комнате.
– Нет. Не разрушай атмосферу. «Сядьте на пол и начните медитацию, повторяя мантру: «Очисти мое тело, очисти мой дух, очисти мой разум». Примерно десять минут.
Через двадцать минут Джулия шипит на Беллу, которая полностью расслабилась и теперь думает, что трансцендентная медитация – не такая уж плохая штука.
– Извини. «Зажгите зеленую свечу. Положите мешочек и кристаллы перед зеленой свечой. Возьмите одну разновидность травы, истолчите ее в ступке пестиком, вызывая плодородные мысли».
– Что еще за плодородные мысли? – в панике произносит Джулия.
– Сейчас, сейчас. «Представьте, что вы беременны и держите в руках новорожденного. Когда разотрете все травы, положите их в мешочек и произнесите: «Ребенок вырастет внутри меня, как Бог внутри Богини».
Джулия с серьезным видом растирает травы в мраморной ступке и вызывает в мыслях ребенка и свой растущий живот. В душе раскрывается бутон любви, заполняя все ее существо.
– Когда все травы оказались в мешочке, – протягивает Белла, увидев, что Джулия готова, – возьмите камни, положите их перед собой и представьте, что в них вливается прекрасный зеленый свет, заставляя сиять изнутри. Когда вы почувствуете, что готовы, положите их в мешочек и опять произнесите: «Ребенок вырастет внутри меня, как Бог внутри Богини.
– И, наконец, плотно завяжите мешочек и постоянно носите его с собой, а когда будете исполнять «танец младенца», положите его на живот.
Джулия замирает и встревожено смотрит на Беллу.
– Танец младенца? Что еще за танец младенца, черт возьми?
– Наверное, сексуальный танец, вроде танца живота. Вот так, – Белла принимает как можно более серьезный вид и исполняет танец живота, описывая круг и осторожно придерживая простыню, чтобы она не упала и чтобы не запутаться. – У тебя есть какая-нибудь музыка?
Через несколько минут Джулия возвращается в круг и забывается в танце под группу «Эйр» – единственный диск в ее коллекции, отдаленно напоминающий спиритическую музыку. Она закидывает голову, закрывает глаза и обольстительно покачивается. Ей нравится это ощущение свободы, безграничности. Белла проскальзывает внутрь круга, виляя бедрами и руками.
– Хм-м, – Марк покашливает и ставит портфель на пол рядом с дверью. – Вы, конечно, извините, но какого черта здесь происходит?
7
– Мне все равно, – вздыхает Марк. – Мне кажется, это нелепо, но злюсь ли я? Нет. Думаю ли я, что это сработает? Нет. Кажется ли мне, что ты выжила из ума? – он смотрит на Джулию и решает оставить вопрос без ответа.
Джулия сидит на другом диване, все еще задрапированная в простыню. Оплывшие свечи и травы свалены в кучу в углу комнаты, кофейный столик вернулся на место, прежде чем Марк окончательно не взбесился.
Белла улизнула в отель.
– Ты же все время говоришь, что я должна что-то предпринять, – надувается Джулия.
– Да. Но я имел в виду специалиста по лечению бесплодия. Но никак не танцы в полуголом виде и какой-то идиотский ритуал, который ты вычитала в Интернете.
– С чего ты взял, что он идиотский?
– Джулия. Это бред.
– Но знакомая Беллы забеременела с помощью этого ритуала, а до этого не могла забеременеть целую вечность.
Марк с отвращением фыркает.
– А что ты мне предлагаешь? – умоляюще произносит Джулия. – Единственная причина, почему я до сих пор не обратилась к специалисту по бесплодию, так это то, что я не хочу расстраивать тебя.
– Расстраивать меня? Какого черта я должен быть расстроен? – и медленно до него доходит. – Ты что, серьезно думаешь, что я в этом виноват? Думаешь, что проблема во мне? Если бы не я, ты бы уже много месяцев назад забеременела? Боже мой! Это невероятно. С какой стати ты вообразила, что ты не виновата в равной степени? Откуда ты знаешь, что проблема не в тебе?
– Потому что я уже была беременна, – выплевывает Джулия. – Вот почему. Потому что, когда мне было двадцать два года, я делала аборт. Вот почему. Теперь ты в курсе. Мне нет нужды ходить к каким-то долбаным специалистам по бесплодию, потому что я знаю – со мной все в порядке.
После долгого молчания Марк наконец поднимает глаза, полные слез, и смотрит на нее.
– Ах ты сука, – он произносит это почти шепотом.
– О боже, извини, – Джулия понимает, что зашла слишком далеко.
Она протягивает руки, но он отталкивает ее.
– Ты долбаная сука, – повторяет он. – Теперь я понимаю, почему наши отношения превратились в такое дерьмо. Теперь я знаю, почему мы больше не разговариваем, а только собачимся. Ты обвиняешь меня. Думаешь, что ты – идеальная, а я нет, и ненавидишь меня за это, так?
– Нет… – она спотыкается. – Не думаю, я не хотела, чтобы ты узнал. Думала, может быть со временем ты сам догадаешься.
– Я только одно знаю точно, – говорит Марк и берет пальто. – Что у тебя еще хватило наглости обвинять меня. Десять лет назад ты сделала аборт. И что с того? Скорее всего после этого ты и стала бесплодной. – Он надевает пальто, а Джулия в ужасе наблюдает за ним.
– Куда ты?
– Подальше отсюда.
Он поворачивается и с треском захлопывает за собой входную дверь.
Проклятье. Проклятье. Что же она натворила? Джулия нервно меряет шагами гостиную. Звонит Сэм, отчаянно желая поговорить, но у той включен автоответчик. Она звонит на мобильник Беллы, который та взяла напрокат на время отпуска, но, похоже, на линии неполадки.
Джулия наливает себе бокал вина и с изумлением замечает, что у нее трясутся руки. Что она натворила? Что она натворила?
Неужели уже слишком поздно?
Она не нарочно все это сказала. А может, нарочно. Ей необходимо было это сказать, хоть она и боялась, что это конец, что она потеряет своего мужчину, свою жизнь за прошедшие четыре года.
Скороварка. Иначе это назвать нельзя. Она пыхтела, как скороварка, медленно накапливая пар, пытаясь не взорваться от гнева и обиды, а теперь она в ужасе. Но при этом очень довольна.
Слава богу, что больше не нужно ничего скрывать. Разумеется, она сможет все исправить. Разумеется, позже, вечером, Марк вернется. Он все еще будет обижен, его гордость будет уязвлена, но она поцелует его, и равновесие будет восстановлено.
Она звонит Марку. Снова и снова. Его мобильник отключен, но она слишком взвинчена и может лишь сидеть перед телефоном и раз за разом нажимать на кнопку повторного набора. О боже. Что же она наделала? Чем больше времени проходит, тем хуже она себя чувствует.
Часы тянутся, как улитки. Восемь часов. Девять. Десять, В одиннадцать она немного расслабляется, потому что куда он мог еще пойти, как не в паб? А пабы закрываются в одиннадцать, значит, скоро он придет домой.
В полдвенадцатого она начинает рыдать, и на этот раз, наконец, дозванивается Белле в отель.
– Где тебя носило, ради всего святого? – выпаливает она, давясь слезами.
– Джулия? Это ты? Что произошло?
– По-моему, Марк меня бросил, – произнесенные вслух, эти слова кажутся ей реальными.
Очень реальными. Джулия заливается слезами.
– Я сейчас приеду, – говорит Белла, но Джулия останавливает ее.
– Нет. Нет. Не надо тебе приезжать, – в глубине души Белла испытывает облегчение: она живет далеко, и у нее нет никакого желания тащиться на другой конец города второй раз за день.
Джулия все рассказывает Белле, умирая от смущения, что Марк застал их в простынях, исполняющими танец младенца.
– Да, – комментирует Белла. – И где он может быть, твои предположения?
– Понятия не имею, – хнычет Джулия. – Вообще не надо было ничего говорить. Лучше бы этого дня вообще никогда не было.
– Знаешь, что тебе нужно? Тебе нужно отдохнуть.
– Этим летом мы собираемся на Майорку. То есть собирались. До того, как он ушел, – раздается новая серия всхлипываний, и Белла терпеливо ждет, когда рыдания прекратятся.
– Я не имею в виду вас с Марком. Я говорю о тебе. Почему бы тебе не поехать со мной в Нью-Йорк? Только что позвонили из офиса, мне необходимо вернуться. Срочно. Мне забронировали билет на завтрашний самолет. Наверняка там остались еще места.
– Нью-Йорк? – слезы у Джулии сразу высохли. – Нью-Йорк? – предложение заманчивое, и Белла чувствует, что Джулия заглотила наживку.
Пусть она не так голодна, но, по крайней мере, она заинтересовалась. Это уже кое-что.
– Можешь позвонить прямо сейчас и забронировать билет, и не надо будет тратиться на отели, потому что я буду рада приютить тебя на своем диванчике. Мы потрясающе проведем время, и, бог свидетель, тебе нужно отдохнуть…
– А как же Марк?
– Что Марк? Вы оба несчастны, наговорили друг другу кучу гадостей, и самое лучшее для вас обоих сейчас – немного отстраниться. Поговоришь с ним, когда он придет домой, скажешь, что делаешь это, чтобы спасти ваши отношения, Потом уедешь и повеселишься как следует. Господи, Джулия. Когда ты в последний раз веселилась?
– Не могу. Звучит потрясающе, но я не могу так взять и уехать. У меня куча дел…
– Каких дел?
Джулия вздыхает.
– О'кей, дел не так уж много, но половина моих шмоток в стирке, и мне нечего надеть…
– Ради бога, Джулия. Нью-Йорк – мировая столица шоппинга. Там все дешево и легко. Положи в чемодан чистое белье и поехали. Все остальное купишь на месте.
– Я уже сто лет не была в Нью-Йорке, – мечтательно произносит Джулия.
– Вот именно. Значит, ты едешь. Сейчас я положу трубку и позвоню в офис, чтобы они и тебе забронировали билет. Потом перезвоню.
Джулия ошеломлена и не в силах ничего делать, но через полчаса, когда Белла перезванивает, у нее вдруг появляется куча энергии и, отодвинув подальше тревожные мысли о Марке, она начинает собирать вещи.
Все мысли улетучиваются. Она вихрем носится по огромному дому, сортирует белое и цветное белье, гладит свитеры, забыв о времени, забыв о том, что Марка до сих пор нет дома. Боже, что это за странное ощущение в животе?
Это точно не ребенок. Не может быть, ведь у нее только что начались месячные, тогда что же это? Неужели… предвкушение? Она аккуратно складывает свитеры, запихивает в чемодан туфли и с изумлением осознает, что на лице ее играет улыбка.
Она прерывается, лишь чтобы поставить чайник и приготовить кофе, потому что в голове у нее все перемешалось, а глаза уже слипаются. Кофе помогает ей не заснуть, и, наконец, когда чемодан собран, она без сил падает на диван.
И тут в замке поворачивается ключ.
Джулия оборачивается и смотрит на часы. Шесть пятнадцать утра. Марк заходит в комнату, садится на диван к ней лицом, стараясь не смотреть ей в глаза. Она не произносит ни слова.
Он выглядит кошмарно. Джулия делает вывод, что он сильно пьян. Костюм помялся, галстук болтается, волосы торчат во все стороны.
Еще недавно Джулия потребовала бы объяснений: где он был, с кем. Но ночка выдалась длинная, она чувствует огромное облегчение, что он опять дома, и решает не подвергать его допросу.
– Ты уезжаешь? – наконец шепчет он, и Джулия тает: он увидел чемодан в прихожей и, очевидно, предположил, что она от него уходит.
– Нет, – отвечает она. – Не совсем. Ну, вроде того. – Марк недоуменно смотрит на нее. – Прости за то, что я тебе наговорила. Прости за все. Знаю, в последнее время мы были несчастны, и я была ужасной занудой. Я понимаю, как тебе было тяжело перенести все это – неудачи, то, что у меня не получалось забеременеть, и я на этом помешалась. Но в данный момент единственное, в чем я на самом деле уверена, что мне необходима свобода. И мне кажется, если ты исчез непонятно куда до… – она смотрит на часы, – …пятнадцати минут седьмого, тебе она тоже необходима. Я не бросаю тебя, но я решила сделать перерыв, уехать в Нью-Йорк и пожить немного у Беллы. Мне нужно какое-то время побыть в одиночестве, подумать о своей жизни, о нашей совместной жизни, нужно постараться и… не знаю… Боже, это звучит так глупо, но мне нужно снова обрести себя. Вот что я сейчас чувствую.
– Неужели ты действительно так несчастна? – спрашивает он.
Джулия на минутку задумывается, не зная, что ответить. Она могла бы солгать, сказать, что на самом деле у нее все в порядке, что все не так уж плохо и что все рассосется, но ей уже до смерти надоело врать.
– Да, – говорит она. – И ты тоже. Не уверена, может, это из-за того, что у нас не выходит с ребенком, а может, потому что у нас с тобой ничего не получается. Потому что наши отношения катятся к чертям, или из-за меня, но я точно знаю, что, пока я здесь и мы продолжаем жить обычной жизнью, мы никогда не поймем, в чем проблема.
– Значит, ты скоро уезжаешь?
Джулия кивает.
– Давай я приготовлю кофе, – она бросается на кухню, но вдруг ловит взгляд Марка и оказывается у него в объятьях.
Марк прижимает Джулию к себе, и она обнимает его в ответ, не в силах оторваться, как если бы от этого зависели их жизни. Они в шоке от переполняющих их переживаний, и изо всех сил пытаются отогнать мысль о том, что такие объятия могут означать только одно.
Расставание.
Марк настаивает на том, чтобы отвезти ее в аэропорт и, хотя она собиралась поехать на такси вместе с Беллой, она понимает, что после этой ночи нужно побыть наедине с любимым. И хоть это и не разрыв, а только отпуск, они делают вид, что все нормально, – и это действует утешающе.
По дороге они почти не разговаривают, к тому же Джулия мало спала ночью, и теперь еле ворочает языком от усталости.
– Раньше я постоянно недосыпала, – зевает она. – Почему сейчас у меня такое ощущение, будто меня ударили отбойным молотком?
– Так всегда бывает в тридцать три года, – отвечает Марк.
Он чувствует себя не так паршиво, и рад, что ему так и не пришлось объяснять, где он был.
– Помню, как мы ходили по клубам, – вспоминает Джулия. – До полуночи не выходили из дома, и возвращались в десять утра, и чаще всего я даже не ложилась спать. И чувствовала себя нормально.
– И ты умудрялась не спать и танцевать всю ночь напролет без помощи всяких… м-м-м… запрещенных средств?
– О да, – она улыбается, будто припоминая что-то забавное. – А они бы не помешали.
Чтобы заполнить тишину, Марк включает радио. Джулия выглядывает в окно и думает о последней поездке в Нью-Йорк. Ее захлестывает волна воспоминаний, и она чувствует, что не может сдержать улыбку.
Ей было двадцать три года. Боже. Почти десять лет назад. Как летит время! Она работала над документальным фильмом о женщинах-частных детективах, которые в основном занимались тем, что подлавливали мужей, изменяющих своим женам. Раньше она никогда не была в Америке. Майк послал ее в Нью-Йорк в паре с другой журналисткой по имени Кэролайн.
Она побывала на неделе У.Х. Смита, а страницы путеводителя по Нью-Йорку были замусолены и за гнуты уголками еще до того, как она сошла с трапа самолета в аэропорту Джона Кеннеди. Она отметила карандашом все места, которые хотела бы посетить, все бары, музеи, в которые ей отчаянно хотелось попасть.
Был конец ноября. Как только они прилетели, в глаза ударило ослепительно яркое, жестокое солнце, по лицу стегнул ледяной ветер. Джулия запахнула пальто покрепче, а Кэролайн задрожала и пожаловалась, что их первой остановкой будет супермаркет, отдел шерстяного белья.
Все вокруг казалось таким захватывающим – а они ведь еще даже не вышли из аэропорта. Такси на самом деле оказались ярко-желтого цвета, таксисты – такими же грубиянами, как всегда показывали в кино. Пробки были кошмарные. Мустафа (так звали таксиста) получал огромное удовольствие, резко выжимая педаль газа, подъезжая к впереди идущей машине чуть ли не на расстояние ладони и с визгом нажимая на тормоз.
Кэролайн и Джулия сидели сзади, борясь с тошнотой, умоляя бога, чтобы эта поездочка поскорее закончилась. Они были слишком по-британски вежливы, чтобы жаловаться.
Проезжая по Лексингтону и Гарлему, девушки не произнесли ни слова, прижавшись носами к стеклу и пожирая взглядом пожарные выходы, банды подростков, сидящих на ступеньках, грязные улицы.
– Не могу поверить, что мы здесь, – с улыбкой выговорила Кэролайн, оглянувшись на Джулию всего на мгновение, чтобы ничего не упустить из виду. – У меня такое ощущение, будто мы вот-вот увидим Микки-Мауса!
Миновав восьмидесятые и девяностые улицы, они продолжали ехать по направлению к центру. Вид за окном стал меняться. Вот они и в Грэмерси – им забронировали номер в отеле «Грэмерси Парк».
– По-моему, я влюбилась в Нью-Йорк, – Кэролайн плюхнулась на кровать и мечтательно вздохнула. – Никогда в жизни не видела столько потрясных мужиков!
– Бог с ними, с мужиками. Я могу влюбиться в сам Нью-Йорк. Невероятный город.
Работа оказалась не из легких. Съемки еще не начались, они лишь проводили разведку. Нужно было убедиться, что они выбрали подходящих героинь. Большую часть дня они висели на телефоне или шпионили за частными детективами, чтобы получить реальное представление об этой работе.
В субботу они отправились в Центральный Парк, взяли напрокат коньки и, спотыкаясь, катались на катке Уоллман. Потом покатались на повозке с лошадьми вокруг парка и выпили горячего шоколада в холле отеля «Плаза».
В течение следующей недели они побывали в «Эмпайр Стейт Билдинг», музее Гуггенхайма, Музее Современного Искусства и взобрались на статую Свободы.
По вечерам они ездили в центр. Бродили по Сохо, сидели на скамеечках на Грин-стрит и Принс-стрит, глазели на прохожих, а потом шли в бар и наслаждались теплой, дружелюбной аурой Нью-Йорка.
Или оправлялись в Гринвич-Виллидж, в богемные кофейни, где до поздней ночи потягивали капучино, болтали с посетителями за соседними столиками и заканчивали вечер в барах, клубах, с людьми, которых видели впервые, но которые казались им друзьями на всю жизнь.
В кино они ходили как можно чаще – чтобы вернуться домой и невозмутимо заявить, что видели уже все новые фильмы.
«О, "Молчание ягнят"? Вы разве еще не смотрели? Боже, я видела этот фильм несколько месяцев назад. Хотите сказать, у нас премьера только через четыре месяца? Ну ничего, стоит подождать. Фильм потрясающий».
И естественно, обе завели романы. Никакого секса, по крайней мере, не для Джулии, – недавние постеры, предупреждающие об угрозе ВИЧ и СПИДа, все еще стояли у нее перед глазами, и почему-то ей казалось, что в Англии она в безопасности, а вот в Америке болезни подстерегают на каждом шагу. Но она чудесно провела время с широкоплечими парнями с толстыми шеями и еще более толстыми кошельками.
Джулию переполняли впечатления, а ведь ока увидела Манхэттен лишь одним глазком. Она жила в Нью-Йорке две недели как обычная туристка, делала то, что обычно делают туристы, и провела самые потрясающие дни в своей жизни. А теперь она будет жить с Беллой! В квартире! В центре! Теперь у нее есть шанс увидеть Нью-Йорк глазами ныо-йоркцев, и знаете что? Она сгорает от нетерпения.
«И почему только я раньше не додумалась поехать?» – думает она, широко улыбаясь, когда они приезжают в аэропорт. «Почему я так долго ждала?».
Джулия сидит на другом диване, все еще задрапированная в простыню. Оплывшие свечи и травы свалены в кучу в углу комнаты, кофейный столик вернулся на место, прежде чем Марк окончательно не взбесился.
Белла улизнула в отель.
– Ты же все время говоришь, что я должна что-то предпринять, – надувается Джулия.
– Да. Но я имел в виду специалиста по лечению бесплодия. Но никак не танцы в полуголом виде и какой-то идиотский ритуал, который ты вычитала в Интернете.
– С чего ты взял, что он идиотский?
– Джулия. Это бред.
– Но знакомая Беллы забеременела с помощью этого ритуала, а до этого не могла забеременеть целую вечность.
Марк с отвращением фыркает.
– А что ты мне предлагаешь? – умоляюще произносит Джулия. – Единственная причина, почему я до сих пор не обратилась к специалисту по бесплодию, так это то, что я не хочу расстраивать тебя.
– Расстраивать меня? Какого черта я должен быть расстроен? – и медленно до него доходит. – Ты что, серьезно думаешь, что я в этом виноват? Думаешь, что проблема во мне? Если бы не я, ты бы уже много месяцев назад забеременела? Боже мой! Это невероятно. С какой стати ты вообразила, что ты не виновата в равной степени? Откуда ты знаешь, что проблема не в тебе?
– Потому что я уже была беременна, – выплевывает Джулия. – Вот почему. Потому что, когда мне было двадцать два года, я делала аборт. Вот почему. Теперь ты в курсе. Мне нет нужды ходить к каким-то долбаным специалистам по бесплодию, потому что я знаю – со мной все в порядке.
После долгого молчания Марк наконец поднимает глаза, полные слез, и смотрит на нее.
– Ах ты сука, – он произносит это почти шепотом.
– О боже, извини, – Джулия понимает, что зашла слишком далеко.
Она протягивает руки, но он отталкивает ее.
– Ты долбаная сука, – повторяет он. – Теперь я понимаю, почему наши отношения превратились в такое дерьмо. Теперь я знаю, почему мы больше не разговариваем, а только собачимся. Ты обвиняешь меня. Думаешь, что ты – идеальная, а я нет, и ненавидишь меня за это, так?
– Нет… – она спотыкается. – Не думаю, я не хотела, чтобы ты узнал. Думала, может быть со временем ты сам догадаешься.
– Я только одно знаю точно, – говорит Марк и берет пальто. – Что у тебя еще хватило наглости обвинять меня. Десять лет назад ты сделала аборт. И что с того? Скорее всего после этого ты и стала бесплодной. – Он надевает пальто, а Джулия в ужасе наблюдает за ним.
– Куда ты?
– Подальше отсюда.
Он поворачивается и с треском захлопывает за собой входную дверь.
Проклятье. Проклятье. Что же она натворила? Джулия нервно меряет шагами гостиную. Звонит Сэм, отчаянно желая поговорить, но у той включен автоответчик. Она звонит на мобильник Беллы, который та взяла напрокат на время отпуска, но, похоже, на линии неполадки.
Джулия наливает себе бокал вина и с изумлением замечает, что у нее трясутся руки. Что она натворила? Что она натворила?
Неужели уже слишком поздно?
Она не нарочно все это сказала. А может, нарочно. Ей необходимо было это сказать, хоть она и боялась, что это конец, что она потеряет своего мужчину, свою жизнь за прошедшие четыре года.
Скороварка. Иначе это назвать нельзя. Она пыхтела, как скороварка, медленно накапливая пар, пытаясь не взорваться от гнева и обиды, а теперь она в ужасе. Но при этом очень довольна.
Слава богу, что больше не нужно ничего скрывать. Разумеется, она сможет все исправить. Разумеется, позже, вечером, Марк вернется. Он все еще будет обижен, его гордость будет уязвлена, но она поцелует его, и равновесие будет восстановлено.
Она звонит Марку. Снова и снова. Его мобильник отключен, но она слишком взвинчена и может лишь сидеть перед телефоном и раз за разом нажимать на кнопку повторного набора. О боже. Что же она наделала? Чем больше времени проходит, тем хуже она себя чувствует.
Часы тянутся, как улитки. Восемь часов. Девять. Десять, В одиннадцать она немного расслабляется, потому что куда он мог еще пойти, как не в паб? А пабы закрываются в одиннадцать, значит, скоро он придет домой.
В полдвенадцатого она начинает рыдать, и на этот раз, наконец, дозванивается Белле в отель.
– Где тебя носило, ради всего святого? – выпаливает она, давясь слезами.
– Джулия? Это ты? Что произошло?
– По-моему, Марк меня бросил, – произнесенные вслух, эти слова кажутся ей реальными.
Очень реальными. Джулия заливается слезами.
– Я сейчас приеду, – говорит Белла, но Джулия останавливает ее.
– Нет. Нет. Не надо тебе приезжать, – в глубине души Белла испытывает облегчение: она живет далеко, и у нее нет никакого желания тащиться на другой конец города второй раз за день.
Джулия все рассказывает Белле, умирая от смущения, что Марк застал их в простынях, исполняющими танец младенца.
– Да, – комментирует Белла. – И где он может быть, твои предположения?
– Понятия не имею, – хнычет Джулия. – Вообще не надо было ничего говорить. Лучше бы этого дня вообще никогда не было.
– Знаешь, что тебе нужно? Тебе нужно отдохнуть.
– Этим летом мы собираемся на Майорку. То есть собирались. До того, как он ушел, – раздается новая серия всхлипываний, и Белла терпеливо ждет, когда рыдания прекратятся.
– Я не имею в виду вас с Марком. Я говорю о тебе. Почему бы тебе не поехать со мной в Нью-Йорк? Только что позвонили из офиса, мне необходимо вернуться. Срочно. Мне забронировали билет на завтрашний самолет. Наверняка там остались еще места.
– Нью-Йорк? – слезы у Джулии сразу высохли. – Нью-Йорк? – предложение заманчивое, и Белла чувствует, что Джулия заглотила наживку.
Пусть она не так голодна, но, по крайней мере, она заинтересовалась. Это уже кое-что.
– Можешь позвонить прямо сейчас и забронировать билет, и не надо будет тратиться на отели, потому что я буду рада приютить тебя на своем диванчике. Мы потрясающе проведем время, и, бог свидетель, тебе нужно отдохнуть…
– А как же Марк?
– Что Марк? Вы оба несчастны, наговорили друг другу кучу гадостей, и самое лучшее для вас обоих сейчас – немного отстраниться. Поговоришь с ним, когда он придет домой, скажешь, что делаешь это, чтобы спасти ваши отношения, Потом уедешь и повеселишься как следует. Господи, Джулия. Когда ты в последний раз веселилась?
– Не могу. Звучит потрясающе, но я не могу так взять и уехать. У меня куча дел…
– Каких дел?
Джулия вздыхает.
– О'кей, дел не так уж много, но половина моих шмоток в стирке, и мне нечего надеть…
– Ради бога, Джулия. Нью-Йорк – мировая столица шоппинга. Там все дешево и легко. Положи в чемодан чистое белье и поехали. Все остальное купишь на месте.
– Я уже сто лет не была в Нью-Йорке, – мечтательно произносит Джулия.
– Вот именно. Значит, ты едешь. Сейчас я положу трубку и позвоню в офис, чтобы они и тебе забронировали билет. Потом перезвоню.
Джулия ошеломлена и не в силах ничего делать, но через полчаса, когда Белла перезванивает, у нее вдруг появляется куча энергии и, отодвинув подальше тревожные мысли о Марке, она начинает собирать вещи.
Все мысли улетучиваются. Она вихрем носится по огромному дому, сортирует белое и цветное белье, гладит свитеры, забыв о времени, забыв о том, что Марка до сих пор нет дома. Боже, что это за странное ощущение в животе?
Это точно не ребенок. Не может быть, ведь у нее только что начались месячные, тогда что же это? Неужели… предвкушение? Она аккуратно складывает свитеры, запихивает в чемодан туфли и с изумлением осознает, что на лице ее играет улыбка.
Она прерывается, лишь чтобы поставить чайник и приготовить кофе, потому что в голове у нее все перемешалось, а глаза уже слипаются. Кофе помогает ей не заснуть, и, наконец, когда чемодан собран, она без сил падает на диван.
И тут в замке поворачивается ключ.
Джулия оборачивается и смотрит на часы. Шесть пятнадцать утра. Марк заходит в комнату, садится на диван к ней лицом, стараясь не смотреть ей в глаза. Она не произносит ни слова.
Он выглядит кошмарно. Джулия делает вывод, что он сильно пьян. Костюм помялся, галстук болтается, волосы торчат во все стороны.
Еще недавно Джулия потребовала бы объяснений: где он был, с кем. Но ночка выдалась длинная, она чувствует огромное облегчение, что он опять дома, и решает не подвергать его допросу.
– Ты уезжаешь? – наконец шепчет он, и Джулия тает: он увидел чемодан в прихожей и, очевидно, предположил, что она от него уходит.
– Нет, – отвечает она. – Не совсем. Ну, вроде того. – Марк недоуменно смотрит на нее. – Прости за то, что я тебе наговорила. Прости за все. Знаю, в последнее время мы были несчастны, и я была ужасной занудой. Я понимаю, как тебе было тяжело перенести все это – неудачи, то, что у меня не получалось забеременеть, и я на этом помешалась. Но в данный момент единственное, в чем я на самом деле уверена, что мне необходима свобода. И мне кажется, если ты исчез непонятно куда до… – она смотрит на часы, – …пятнадцати минут седьмого, тебе она тоже необходима. Я не бросаю тебя, но я решила сделать перерыв, уехать в Нью-Йорк и пожить немного у Беллы. Мне нужно какое-то время побыть в одиночестве, подумать о своей жизни, о нашей совместной жизни, нужно постараться и… не знаю… Боже, это звучит так глупо, но мне нужно снова обрести себя. Вот что я сейчас чувствую.
– Неужели ты действительно так несчастна? – спрашивает он.
Джулия на минутку задумывается, не зная, что ответить. Она могла бы солгать, сказать, что на самом деле у нее все в порядке, что все не так уж плохо и что все рассосется, но ей уже до смерти надоело врать.
– Да, – говорит она. – И ты тоже. Не уверена, может, это из-за того, что у нас не выходит с ребенком, а может, потому что у нас с тобой ничего не получается. Потому что наши отношения катятся к чертям, или из-за меня, но я точно знаю, что, пока я здесь и мы продолжаем жить обычной жизнью, мы никогда не поймем, в чем проблема.
– Значит, ты скоро уезжаешь?
Джулия кивает.
– Давай я приготовлю кофе, – она бросается на кухню, но вдруг ловит взгляд Марка и оказывается у него в объятьях.
Марк прижимает Джулию к себе, и она обнимает его в ответ, не в силах оторваться, как если бы от этого зависели их жизни. Они в шоке от переполняющих их переживаний, и изо всех сил пытаются отогнать мысль о том, что такие объятия могут означать только одно.
Расставание.
Марк настаивает на том, чтобы отвезти ее в аэропорт и, хотя она собиралась поехать на такси вместе с Беллой, она понимает, что после этой ночи нужно побыть наедине с любимым. И хоть это и не разрыв, а только отпуск, они делают вид, что все нормально, – и это действует утешающе.
По дороге они почти не разговаривают, к тому же Джулия мало спала ночью, и теперь еле ворочает языком от усталости.
– Раньше я постоянно недосыпала, – зевает она. – Почему сейчас у меня такое ощущение, будто меня ударили отбойным молотком?
– Так всегда бывает в тридцать три года, – отвечает Марк.
Он чувствует себя не так паршиво, и рад, что ему так и не пришлось объяснять, где он был.
– Помню, как мы ходили по клубам, – вспоминает Джулия. – До полуночи не выходили из дома, и возвращались в десять утра, и чаще всего я даже не ложилась спать. И чувствовала себя нормально.
– И ты умудрялась не спать и танцевать всю ночь напролет без помощи всяких… м-м-м… запрещенных средств?
– О да, – она улыбается, будто припоминая что-то забавное. – А они бы не помешали.
Чтобы заполнить тишину, Марк включает радио. Джулия выглядывает в окно и думает о последней поездке в Нью-Йорк. Ее захлестывает волна воспоминаний, и она чувствует, что не может сдержать улыбку.
Ей было двадцать три года. Боже. Почти десять лет назад. Как летит время! Она работала над документальным фильмом о женщинах-частных детективах, которые в основном занимались тем, что подлавливали мужей, изменяющих своим женам. Раньше она никогда не была в Америке. Майк послал ее в Нью-Йорк в паре с другой журналисткой по имени Кэролайн.
Она побывала на неделе У.Х. Смита, а страницы путеводителя по Нью-Йорку были замусолены и за гнуты уголками еще до того, как она сошла с трапа самолета в аэропорту Джона Кеннеди. Она отметила карандашом все места, которые хотела бы посетить, все бары, музеи, в которые ей отчаянно хотелось попасть.
Был конец ноября. Как только они прилетели, в глаза ударило ослепительно яркое, жестокое солнце, по лицу стегнул ледяной ветер. Джулия запахнула пальто покрепче, а Кэролайн задрожала и пожаловалась, что их первой остановкой будет супермаркет, отдел шерстяного белья.
Все вокруг казалось таким захватывающим – а они ведь еще даже не вышли из аэропорта. Такси на самом деле оказались ярко-желтого цвета, таксисты – такими же грубиянами, как всегда показывали в кино. Пробки были кошмарные. Мустафа (так звали таксиста) получал огромное удовольствие, резко выжимая педаль газа, подъезжая к впереди идущей машине чуть ли не на расстояние ладони и с визгом нажимая на тормоз.
Кэролайн и Джулия сидели сзади, борясь с тошнотой, умоляя бога, чтобы эта поездочка поскорее закончилась. Они были слишком по-британски вежливы, чтобы жаловаться.
Проезжая по Лексингтону и Гарлему, девушки не произнесли ни слова, прижавшись носами к стеклу и пожирая взглядом пожарные выходы, банды подростков, сидящих на ступеньках, грязные улицы.
– Не могу поверить, что мы здесь, – с улыбкой выговорила Кэролайн, оглянувшись на Джулию всего на мгновение, чтобы ничего не упустить из виду. – У меня такое ощущение, будто мы вот-вот увидим Микки-Мауса!
Миновав восьмидесятые и девяностые улицы, они продолжали ехать по направлению к центру. Вид за окном стал меняться. Вот они и в Грэмерси – им забронировали номер в отеле «Грэмерси Парк».
– По-моему, я влюбилась в Нью-Йорк, – Кэролайн плюхнулась на кровать и мечтательно вздохнула. – Никогда в жизни не видела столько потрясных мужиков!
– Бог с ними, с мужиками. Я могу влюбиться в сам Нью-Йорк. Невероятный город.
Работа оказалась не из легких. Съемки еще не начались, они лишь проводили разведку. Нужно было убедиться, что они выбрали подходящих героинь. Большую часть дня они висели на телефоне или шпионили за частными детективами, чтобы получить реальное представление об этой работе.
В субботу они отправились в Центральный Парк, взяли напрокат коньки и, спотыкаясь, катались на катке Уоллман. Потом покатались на повозке с лошадьми вокруг парка и выпили горячего шоколада в холле отеля «Плаза».
В течение следующей недели они побывали в «Эмпайр Стейт Билдинг», музее Гуггенхайма, Музее Современного Искусства и взобрались на статую Свободы.
По вечерам они ездили в центр. Бродили по Сохо, сидели на скамеечках на Грин-стрит и Принс-стрит, глазели на прохожих, а потом шли в бар и наслаждались теплой, дружелюбной аурой Нью-Йорка.
Или оправлялись в Гринвич-Виллидж, в богемные кофейни, где до поздней ночи потягивали капучино, болтали с посетителями за соседними столиками и заканчивали вечер в барах, клубах, с людьми, которых видели впервые, но которые казались им друзьями на всю жизнь.
В кино они ходили как можно чаще – чтобы вернуться домой и невозмутимо заявить, что видели уже все новые фильмы.
«О, "Молчание ягнят"? Вы разве еще не смотрели? Боже, я видела этот фильм несколько месяцев назад. Хотите сказать, у нас премьера только через четыре месяца? Ну ничего, стоит подождать. Фильм потрясающий».
И естественно, обе завели романы. Никакого секса, по крайней мере, не для Джулии, – недавние постеры, предупреждающие об угрозе ВИЧ и СПИДа, все еще стояли у нее перед глазами, и почему-то ей казалось, что в Англии она в безопасности, а вот в Америке болезни подстерегают на каждом шагу. Но она чудесно провела время с широкоплечими парнями с толстыми шеями и еще более толстыми кошельками.
Джулию переполняли впечатления, а ведь ока увидела Манхэттен лишь одним глазком. Она жила в Нью-Йорке две недели как обычная туристка, делала то, что обычно делают туристы, и провела самые потрясающие дни в своей жизни. А теперь она будет жить с Беллой! В квартире! В центре! Теперь у нее есть шанс увидеть Нью-Йорк глазами ныо-йоркцев, и знаете что? Она сгорает от нетерпения.
«И почему только я раньше не додумалась поехать?» – думает она, широко улыбаясь, когда они приезжают в аэропорт. «Почему я так долго ждала?».
8
Джулия открывает глаза и нащупывает часы. 3.02 ночи. То есть восемь утра в Англии. Именно в это время она обычно встает.
Четырех часов сна явно недостаточно. Она забирается обратно под одеяла и пытается опять уснуть. Через сорок минут, поняв, что волнение так и не дает уснуть, она откидывает одеяла и пробирается на крошечную кухню.
Сказав, что живет в квартире размером с обувную коробку, Белла говорила серьезно. Ее апартаменты состоят из двух крошечных комнатушек, одна из которых – гостиная – совмещена с кухней, а другая – спальня в форме буквы L – с лилипутской ванной.
– Но ты только посмотри, какой вид, – сказала Белла прошлой ночью, провожая Джулию к окну. – Правда, невероятно?
Джулия согласилась, глядя на Манхэттен с высоты тридцать пятого этажа. Но она не совсем понимала, как высоко ценится на Манхэттене прекрасный вид.
– Некоторые мои знакомые снимают квартиры в два раза меньше этой и в два раза дороже, – призналась Белла. – Все из-за шикарного вида.
Джулия открывает дверцы буфета Беллы в поисках кофе или чего-нибудь съестного, и в ошеломлении видит пустоту. Там нет абсолютно ничего. Джулия привыкла, что Марк всегда забивает кухонный шкаф до отказа, чтобы быть готовым ко всему.
Цыпленок по-мароккански с кедровыми орешками и толчеными зернами кардамона? Пожалуйста. Кедровые орешки во втором шкафчике справа, зерна кардамона и другие специи в кладовке. Ступка и пестик – на столе, рядом с тостером.
Суши домашнего приготовления? Коричневый рис в кладовой (под шафраном, тмином и семенами кориандра), длиннозерный – в третьем шкафчике справа, крабовые палочки в морозильнике, васаби в дверце холодильника. Бамбуковые салфетки скрываются где-то на дне нижнего ящика, а в ящике для овощей всегда, в любое время дня и ночи найдется авокадо.
Но Белла, кажется, не только понятия не имеет, что такое ступка и пестик. У нее нет даже самого необходимого. Консервированных помидоров на всякий пожарный. Даже баночки со смешанными приправами пятилетней давности. Даже овсяных хлопьев. Наконец Джулии удается откопать завалявшуюся банку тунца, срок годности у которого прошел четыре месяца назад, и за этой банкой – слава всевышнему! – жестянку кофе.
Но у Беллы нет чайника.
К тому времени Джулия уже впадает в отчаяние и, отыскав кастрюлю и наполнив ее водой, ставит на огонь. Она находит чашку без блюдца, которая валяется под раковиной, и чуть не начинает рыдать, когда понимает, что кофе нерастворимый.
Она принимается искать снова, заглядывая в каждый шкафчик, но чувствует, что ситуация провальная. Может, ей удастся выудить гранулы из чашки, а по том можно будет и кофе попить? В конце концов ей удается найти чайную ложку.
Кофе омерзительный. Серого цвета (молоко в холодильнике внушает подозрения, но Джулии уже до лампочки), на поверхности плавают черные кофейные зернышки. В других обстоятельствах пить такое она бы не стала. Но сейчас, поморщившись, пьет, и подходит к большому окну с видом, улыбаясь шпилям здания Крайслера и Эмпайр Стейт Билдинг.
Боже. Воспоминания.
Она обдумывает, не убрать ли постель, а потом, свернувшись клубочком на диване, посмотреть телевизор, но вместо этого забирается под одеяла с тошнотворной чашкой кофе, делает потише и принимается переключать каналы.
– Что ты делаешь? – пошатываясь и моргая, Белла вваливается в гостиную.
На ней короткое кимоно сиреневого цвета, и Джулия улыбается, увидев, как безупречно она выглядит даже в четыре утра.
– Не могу спать. Слишком взбудоражена. Я тебя разбудила? Извини, что так грохотала?
– Не-а. Не беспокойся, ты не виновата. Стены как будто из бумаги сделаны, – она зевает и потягивается, потом замирает как вкопанная. – Джулия, что это за хреновину ты пьешь?
– Кофе.
Белла осторожными шажками приближается к кофейной чашке, наклоняется и нюхает.
– Это не кофе. Это собачья моча.
– Знаю, – Джулия с несчастным видом косится на свою чашку с уже остывшим варевом. – И на вкус так же отвратительно, как и на вид.
– Душа моя, если бы на вкус это было так же отвратительно, ты бы в жизни не сделала ни глоточка. Какого черта ты не достала перколятор? У меня даже есть фильтры.
– Последний раз я слышала слово «перколятор» в 1976 году, – смеется Джулия, чувствуя себя идиоткой.
Белла пальцем показывает на большую кофеварку со стеклянным чайничком для кофе в комплекте, которая стоит на самом видном месте, прямо посреди кухонного стола.
– А ты думала, это что такое? – Белла качает головой, достает фильтры и наполняет кувшин водой. – Нарезанная печенка?
Джулия смеется:
– Извини. Кстати, чем ты питаешься, когда бываешь дома? Твой кухонный шкаф – это просто позор. У Марка случился бы сердечный приступ.
– Марк, конечно, мне очень нравится, но не пошел бы он к чертям собачьим, – Белла включает кофеварку и облокачивается на стол. – Что касается продуктов, в этом городе дома никто не ест.
– Что, никогда?
– Никогда. Смотри, – она открывает дверцу духовки. Внутри лежит нечто, подозрительно напоминающее стопку свитеров. – Идеальное место для хранения кашемира, – хохочет она, а Джулия пораженно качает головой.
– Значит, ты дома только кофе пьешь?
Белла качает головой:
– Вообще-то, это тоже редкость. Утром по пути на работу забегаю в «Старбакс» на Второй и беру диетический латте, Я эту хреновину уже тысячу лет не использовала.
– Замечательно, – Джулия берет жестянку с кофе. – Неудивительно, что срок годности этого кофе кончился еще в прошлом феврале.
– Какая разница? – Белла споласкивает чашку Джулии под краном, чтобы налить новую порцию кофе. – Ты сама только что хотела выпить кофе в гранулах с прокисшим молоком. Выпей это, моя дорогая, – Белла протягивает Джулии чашку дымящегося кофе, – …и тебе покажется, будто ты умерла и попала в кофейный рай. Точно. Я иду спать.
– Не уходи, – умоляет Джулия, но Белла качает головой и исчезает в спальне.
– Кто рано встает, тому бог подает. Спи, моя крошка, стройные ножки. Увидимся утром. – Она посылает Джулии воздушный поцелуй и исчезает.
Четырех часов сна явно недостаточно. Она забирается обратно под одеяла и пытается опять уснуть. Через сорок минут, поняв, что волнение так и не дает уснуть, она откидывает одеяла и пробирается на крошечную кухню.
Сказав, что живет в квартире размером с обувную коробку, Белла говорила серьезно. Ее апартаменты состоят из двух крошечных комнатушек, одна из которых – гостиная – совмещена с кухней, а другая – спальня в форме буквы L – с лилипутской ванной.
– Но ты только посмотри, какой вид, – сказала Белла прошлой ночью, провожая Джулию к окну. – Правда, невероятно?
Джулия согласилась, глядя на Манхэттен с высоты тридцать пятого этажа. Но она не совсем понимала, как высоко ценится на Манхэттене прекрасный вид.
– Некоторые мои знакомые снимают квартиры в два раза меньше этой и в два раза дороже, – призналась Белла. – Все из-за шикарного вида.
Джулия открывает дверцы буфета Беллы в поисках кофе или чего-нибудь съестного, и в ошеломлении видит пустоту. Там нет абсолютно ничего. Джулия привыкла, что Марк всегда забивает кухонный шкаф до отказа, чтобы быть готовым ко всему.
Цыпленок по-мароккански с кедровыми орешками и толчеными зернами кардамона? Пожалуйста. Кедровые орешки во втором шкафчике справа, зерна кардамона и другие специи в кладовке. Ступка и пестик – на столе, рядом с тостером.
Суши домашнего приготовления? Коричневый рис в кладовой (под шафраном, тмином и семенами кориандра), длиннозерный – в третьем шкафчике справа, крабовые палочки в морозильнике, васаби в дверце холодильника. Бамбуковые салфетки скрываются где-то на дне нижнего ящика, а в ящике для овощей всегда, в любое время дня и ночи найдется авокадо.
Но Белла, кажется, не только понятия не имеет, что такое ступка и пестик. У нее нет даже самого необходимого. Консервированных помидоров на всякий пожарный. Даже баночки со смешанными приправами пятилетней давности. Даже овсяных хлопьев. Наконец Джулии удается откопать завалявшуюся банку тунца, срок годности у которого прошел четыре месяца назад, и за этой банкой – слава всевышнему! – жестянку кофе.
Но у Беллы нет чайника.
К тому времени Джулия уже впадает в отчаяние и, отыскав кастрюлю и наполнив ее водой, ставит на огонь. Она находит чашку без блюдца, которая валяется под раковиной, и чуть не начинает рыдать, когда понимает, что кофе нерастворимый.
Она принимается искать снова, заглядывая в каждый шкафчик, но чувствует, что ситуация провальная. Может, ей удастся выудить гранулы из чашки, а по том можно будет и кофе попить? В конце концов ей удается найти чайную ложку.
Кофе омерзительный. Серого цвета (молоко в холодильнике внушает подозрения, но Джулии уже до лампочки), на поверхности плавают черные кофейные зернышки. В других обстоятельствах пить такое она бы не стала. Но сейчас, поморщившись, пьет, и подходит к большому окну с видом, улыбаясь шпилям здания Крайслера и Эмпайр Стейт Билдинг.
Боже. Воспоминания.
Она обдумывает, не убрать ли постель, а потом, свернувшись клубочком на диване, посмотреть телевизор, но вместо этого забирается под одеяла с тошнотворной чашкой кофе, делает потише и принимается переключать каналы.
– Что ты делаешь? – пошатываясь и моргая, Белла вваливается в гостиную.
На ней короткое кимоно сиреневого цвета, и Джулия улыбается, увидев, как безупречно она выглядит даже в четыре утра.
– Не могу спать. Слишком взбудоражена. Я тебя разбудила? Извини, что так грохотала?
– Не-а. Не беспокойся, ты не виновата. Стены как будто из бумаги сделаны, – она зевает и потягивается, потом замирает как вкопанная. – Джулия, что это за хреновину ты пьешь?
– Кофе.
Белла осторожными шажками приближается к кофейной чашке, наклоняется и нюхает.
– Это не кофе. Это собачья моча.
– Знаю, – Джулия с несчастным видом косится на свою чашку с уже остывшим варевом. – И на вкус так же отвратительно, как и на вид.
– Душа моя, если бы на вкус это было так же отвратительно, ты бы в жизни не сделала ни глоточка. Какого черта ты не достала перколятор? У меня даже есть фильтры.
– Последний раз я слышала слово «перколятор» в 1976 году, – смеется Джулия, чувствуя себя идиоткой.
Белла пальцем показывает на большую кофеварку со стеклянным чайничком для кофе в комплекте, которая стоит на самом видном месте, прямо посреди кухонного стола.
– А ты думала, это что такое? – Белла качает головой, достает фильтры и наполняет кувшин водой. – Нарезанная печенка?
Джулия смеется:
– Извини. Кстати, чем ты питаешься, когда бываешь дома? Твой кухонный шкаф – это просто позор. У Марка случился бы сердечный приступ.
– Марк, конечно, мне очень нравится, но не пошел бы он к чертям собачьим, – Белла включает кофеварку и облокачивается на стол. – Что касается продуктов, в этом городе дома никто не ест.
– Что, никогда?
– Никогда. Смотри, – она открывает дверцу духовки. Внутри лежит нечто, подозрительно напоминающее стопку свитеров. – Идеальное место для хранения кашемира, – хохочет она, а Джулия пораженно качает головой.
– Значит, ты дома только кофе пьешь?
Белла качает головой:
– Вообще-то, это тоже редкость. Утром по пути на работу забегаю в «Старбакс» на Второй и беру диетический латте, Я эту хреновину уже тысячу лет не использовала.
– Замечательно, – Джулия берет жестянку с кофе. – Неудивительно, что срок годности этого кофе кончился еще в прошлом феврале.
– Какая разница? – Белла споласкивает чашку Джулии под краном, чтобы налить новую порцию кофе. – Ты сама только что хотела выпить кофе в гранулах с прокисшим молоком. Выпей это, моя дорогая, – Белла протягивает Джулии чашку дымящегося кофе, – …и тебе покажется, будто ты умерла и попала в кофейный рай. Точно. Я иду спать.
– Не уходи, – умоляет Джулия, но Белла качает головой и исчезает в спальне.
– Кто рано встает, тому бог подает. Спи, моя крошка, стройные ножки. Увидимся утром. – Она посылает Джулии воздушный поцелуй и исчезает.