Страница:
– И что тогда происходит?
– Чувствуешь, что стало очень холодно, замечаешь, что ты не один…
Он посмотрел на меня очень серьезно и многозначительно кивнул. А может, он меня просто разыгрывает?
Но тут я вспомнила, что сама видела, как кучер трусит через двор с толстой книгой в руках, а потом кладет ее себе под сиденье. Значит, это действительно так.
– А что это за привидение?
Но этого никто не знал.
– Говорят, это женщина – вот все, что известно…
Посмотрев в окно, Арильд заговорил о другом.
– Вы получили письма из дома?
Я рассказала о мамином письме, о том, что я должна на несколько дней уехать, потому что у моего брата будет конфирмация.
Он удивленно посмотрел на меня.
– У вас есть другие братья?
Еще чуть-чуть – и все кончено! Я проболталась и покраснела, но попыталась говорить как можно равнодушнее:
– Конечно, у меня есть брат, которого зовут Роланд, и еще сестра Надя.
– А Карл в семье самый старший?
Кивнув, я посмотрела в окно, чтобы не встречаться с Арильдом взглядом. Он задумался.
– Значит, Карл тоже поедет домой на конфирмацию?
– Да нет, думаю, он не поедет…
Я прикусила губу. Если я буду продолжать в том же духе, то наверняка сделаю непоправимое. Теперь надо обдумывать каждое слово.
– То есть… не можем же мы просить, чтобы вы отпустили нас обоих, так что хватит и кого-нибудь одного.
– Да нет, мы все понимаем! Если речь идет о конфирмации брата… Мы, конечно же, не будем возражать. Надо просто сказать Амалии, и все будет в порядке.
Уши у меня горели. А что если он поговорит с Каролиной! Этому надо помешать. Я сделала решительное выражение лица и сказала, что Карл будет решать это сам. Если он захочет поехать, то так мы и поступим.
– Во всяком случае, нам не стоит за него беспокоиться, – сказала я. – Это может его задеть.
Мне казалось, что мои слова прозвучали убедительно, но Арильд удивленно посмотрел на меня.
– Что случилось? Вы с Карлом в чем-то не поладили?
– А что?
Я словно окаменела, но Арильд смотрел на меня так дружелюбно, с таким сочувствием, что мне стало стыдно. И что теперь говорить? Совсем засмущавшись, я попыталась было тихонько рассмеяться, но сама поняла, как фальшиво это прозвучало.
Арильд ничего на это не ответил, он совершенно спокойно сказал, что ему очень жалко, если мы с Карлом рассорились.
– Я надеюсь, это никак не связано с замком – ни со мной, ни с Розильдой?
Я покачала головой, но не смогла посмотреть ему в глаза.
– Иначе мы никогда себе этого не простим, – сказал он.
Я чувствовала на себе его внимательный взгляд, но все это время не поднимала глаз.
– Брат и сестра должны беречь друг друга.
– Я знаю.
– Особенно, когда кому-то из них приходится нелегко.
– Да, знаю.
После этих слов воцарилась тишина. Мы оба сидели, глядя в окно, на лиственный лес, мелькавший перед глазами. Так обидно. Я была вместе с Арильдом, который раз в жизни захотел со мной поговорить и стал таким открытым, а у меня ничего не выходит. Из-за этой лжи я должна держать рот на замке.
Но тут он повернулся ко мне и, пытаясь утешить, сказал:
– Должно быть, для вас здесь все внове, все совсем не так, как дома. Ничего удивительного нет в том, что у вас возникла размолвка. Не так уж и просто сразу приспособиться к такому количеству разных людей, и, конечно же, это сказалось на ваших отношениях. Скоро все пойдет на лад, Берта, вы сами увидите.
Я не смогла сдержать тихий вздох. Он наклонился и слегка пожал мою руку, лежавшую на подушке.
– Мне кажется, вы переживаете это тяжелее, чем Карл. Ему тоже нелегко – если для Берты это послужит утешением. Но он сильнее. Точно так же как и Розильда сильнее, чем я.
– Правда?
– Правда. Она гораздо чувствительнее меня, но это совсем не говорит о ее слабости, ведь так?
– Так.
Я осмелилась посмотреть ему в глаза, поскольку теперь он говорил не обо мне и моем «брате», а о себе и Розильде.
– Она никогда не сможет говорить? – спросила я.
– Об этом никому наверняка не известно…
– А операция здесь не поможет?
Нет. Арильд загрустил и покачал головой. Это никак не связано с физическими повреждениями. Вдруг он улыбнулся мне и сказал, что с тех пор, как мы оказались в Замке Роз, жизнь стала гораздо проще и веселее.
– Вы с Карлом очень хорошо на нас повлияли. С вами так приятно поговорить, на душе становится светло. Сначала я думал, что все дело в Карле, но вы тоже очень своеобразная. Только совсем на иной лад. Вы почти не похожи друг на друга.
Я вздрогнула, мы встретились взглядами, и я почувствовала, как мои щеки покраснели. Я тут же отвела глаза.
– Вы с Розильдой тоже совсем разные. Я имею в виду, что для близнецов вы слишком непохожи, – сказала я.
На это он ничего не ответил. Не переставая улыбаться, он внимательно посмотрел на меня. А затем с загадочным видом прошептал:
– Нет никаких сомнений, что Розильда влюблена в Карла. Вы это заметили?
– Нет, я не замечала.
В голосе прозвучал испуг, и Арильд удивленно посмотрел на меня.
– Но вряд ли она из этого делает тайну. Я так рад за нее. Мне кажется, что это должно ей помочь.
Арильд задумался. Когда немного спустя он продолжил, я поняла, что он мне доверяет.
– Стоит признаться, что сначала я ревновал. Я хотел, чтобы Карл принадлежал только мне. Наконец-то у меня появился настоящий друг, и я не понимал, почему должен делить его с сестрой. Некоторое время я очень переживал, хотя старался этого не показывать. Может быть, вы чувствуете к Карлу то же, что и я?
– Нет.
– Правда? Но ведь Розильда все время хочет говорить только о Карле.
Я промолчала. Что он хотел услышать? Арильд продолжал:
– Я подумал, что вам это может быть неприятно, потому что вы сестра Карла.
– Да нет, все в порядке. Мы с Розильдой говорим и о многом другом.
Арильд долго смотрел на меня – не знаю, о чем он думал, но, понизив голос, он сказал:
– Иногда я не понимаю, отвечает ли Карл взаимностью на чувства Розильды?
Я молчала.
– Я на это надеюсь, – сказал он немного спустя. – Конечно, отвечает. И более достойного человека Розильда найти бы не смогла – наверно, вы со мной согласны.
Но я молчала. Наконец-то он отвел взгляд.
– Я очень привязался к Карлу, и теперь, когда я преодолел свою ревность, я понимаю, как было бы хорошо, если когда-нибудь в будущем моя сестра и ваш брат…
Я нервно вздрогнула, не в силах больше держать себя в руках, Арильд прервался на полуслове и с удивлением посмотрел на меня.
– Что-нибудь случилось? Отчего вы так взволновались?
– Нет, все хорошо.
– Не кажется ли вам, что было бы замечательно, если бы Карл и Розильда…
Я поняла, что не выдержу, если он доведет эту мысль до конца, сердце бешено колотилось в груди, мне стало дурно; надо положить конец этой беседе.
– Не слишком ли рано об этом говорить?
Он резко взглянул на меня.
– Да, конечно, вы правы. Это ведь их дело. Я не подумал.
Арильд слегка помрачнел: кажется, я его огорчила. А что мне было делать? Не стану же я обсуждать с ним будущий союз моего так называемого «брата» и Розильды. Это просто-напросто противно. Мне и в голову не приходила мысль о том, что Розильда серьезно влюблена. Я думала, она погружена в некие смутные мечтания, а такое может случиться с кем угодно, лишь только ты приедешь в Замок Роз. Розильда и не скрывала своей тяги к романтическим переживаниям. Это было едва ли не первое, что она мне сказала, когда мы познакомились. А при ее уединенном образе жизни в этом ничего удивительного нет. Но чтобы это переросло во что-то серьезное…
Интересно, а Каролина, это горе луковое, – она хоть понимает, до чего дошло? Она вообще понимает, что наделала? Хоть когда-нибудь она задумывается о последствиях своих поступков? Ну как можно так бездумно играть с человеческими чувствами!
Арильд сидел напротив, молчаливый и серьезный. Понятно, что он хотел обсудить со мной свои мысли по поводу Розильды и моего злосчастного «брата». Ему, разумеется, хотелось поговорить и о своей крепкой дружбе с тем же самым «братом». А вместо этого он получил от ворот поворот, да еще и в такой резкой форме. Наверно, он решил, что я совершенно бессердечная особа.
Но на самом деле мы все в одинаковом положении. Нас всех обманули: Арильда, меня и Розильду. Разница только в том, что я об этом знала, но никак этому не препятствовала. Я сама не понимаю, как так получилось. Почему я до сих пор не положила конец этому маскараду?
Я ведь должна была сказать правду, когда увидела, что происходит. В какой-то момент я почти была готова раскрыть все Арильду. Но так или иначе – я этого не сделала. Я боялась Каролину.
Я украдкой взглянула на Арильда.
А что случится, если он узнает, что мой брат на самом деле девушка? Может быть, дружба перерастет в любовь? Или ненависть?
Мой взгляд упал ему на руку.
Арильд положил ладонь на небольшую скрипку, лежавшую рядом на сиденье. До сих пор я ее не замечала, но теперь он легонько барабанил пальцами по деревянному корпусу инструмента. У Арильда были изящные длинные пальцы и тонкие кисти.
– Что случилось? Почему вы так странно смотрите?
– Вы играете на скрипке?
– Играю, но только для себя. И теперь не так уж и часто.
– Значит, это вы играли в сарае некоторое время назад?
Да, это был Арильд. Иногда он ездит туда, чтобы остаться наедине со скрипкой. Может показаться, что замок такой большой, и там с таким же успехом можно побыть одному.
– Но почему-то скрипка звучит совсем по-другому в этом насквозь продуваемом сарае.
Он улыбнулся мне, обрадовавшись, что беседа возобновилась.
Я улыбнулась в ответ, мне самой стало легче.
– Я долго стояла под дубом и слушала. Это было так прекрасно.
– Да, сегодня получилось неплохо…
– Даже дождь не помешал?
Он засмеялся.
– Да, даже несмотря на дождь… Удивительно, что дома я никогда не добиваюсь такого звучания. Я пробовал играть в замке, но повсюду звук становится какой-то пустотелый.
– Может быть, дело в акустике?
– Нет, это связано со мной…
Он на секунду замялся.
– Может быть, вам интересно, с чего это началось?
Я кивнула, и Арильд, глядя в окно, начал рассказывать. Говорил он медленно, в голосе его была какая-то мечтательность.
– Однажды, когда мы с Розильдой были детьми, мы отправились на веселую прогулку – придумал это отец. Мы представляли себе, будто сбежали из замка. Отец часто бывал зачинщиком таких небольших приключений, а в тот раз ему удалось уговорить маму присоединиться к нам. И целью нашего путешествия был как раз тот самый сарай. Мы забрались на чердак, где хранится сено, – как будто мы там прячемся. Мы зарылись в сено и прижались друг к другу. У мамы была с собой корзина с соком и пирожками. Потом она достала скрипку и стала играть и петь нам. Она пыталась и меня научить играть на скрипке…
Он замолчал, погрузившись в мечты, мысли его были где-то совсем далеко; улыбаясь самому себе, Арильд поглаживал скрипку и нежно смотрел на нее.
– Это та самая маленькая скрипка. Нам было так хорошо вместе… Мне кажется, что в тот раз мы все были счастливы, вся наша семья. И мама тоже… – Он опять помолчал, а затем мягко произнес: – Да, и мама тоже…
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
– Чувствуешь, что стало очень холодно, замечаешь, что ты не один…
Он посмотрел на меня очень серьезно и многозначительно кивнул. А может, он меня просто разыгрывает?
Но тут я вспомнила, что сама видела, как кучер трусит через двор с толстой книгой в руках, а потом кладет ее себе под сиденье. Значит, это действительно так.
– А что это за привидение?
Но этого никто не знал.
– Говорят, это женщина – вот все, что известно…
Посмотрев в окно, Арильд заговорил о другом.
– Вы получили письма из дома?
Я рассказала о мамином письме, о том, что я должна на несколько дней уехать, потому что у моего брата будет конфирмация.
Он удивленно посмотрел на меня.
– У вас есть другие братья?
Еще чуть-чуть – и все кончено! Я проболталась и покраснела, но попыталась говорить как можно равнодушнее:
– Конечно, у меня есть брат, которого зовут Роланд, и еще сестра Надя.
– А Карл в семье самый старший?
Кивнув, я посмотрела в окно, чтобы не встречаться с Арильдом взглядом. Он задумался.
– Значит, Карл тоже поедет домой на конфирмацию?
– Да нет, думаю, он не поедет…
Я прикусила губу. Если я буду продолжать в том же духе, то наверняка сделаю непоправимое. Теперь надо обдумывать каждое слово.
– То есть… не можем же мы просить, чтобы вы отпустили нас обоих, так что хватит и кого-нибудь одного.
– Да нет, мы все понимаем! Если речь идет о конфирмации брата… Мы, конечно же, не будем возражать. Надо просто сказать Амалии, и все будет в порядке.
Уши у меня горели. А что если он поговорит с Каролиной! Этому надо помешать. Я сделала решительное выражение лица и сказала, что Карл будет решать это сам. Если он захочет поехать, то так мы и поступим.
– Во всяком случае, нам не стоит за него беспокоиться, – сказала я. – Это может его задеть.
Мне казалось, что мои слова прозвучали убедительно, но Арильд удивленно посмотрел на меня.
– Что случилось? Вы с Карлом в чем-то не поладили?
– А что?
Я словно окаменела, но Арильд смотрел на меня так дружелюбно, с таким сочувствием, что мне стало стыдно. И что теперь говорить? Совсем засмущавшись, я попыталась было тихонько рассмеяться, но сама поняла, как фальшиво это прозвучало.
Арильд ничего на это не ответил, он совершенно спокойно сказал, что ему очень жалко, если мы с Карлом рассорились.
– Я надеюсь, это никак не связано с замком – ни со мной, ни с Розильдой?
Я покачала головой, но не смогла посмотреть ему в глаза.
– Иначе мы никогда себе этого не простим, – сказал он.
Я чувствовала на себе его внимательный взгляд, но все это время не поднимала глаз.
– Брат и сестра должны беречь друг друга.
– Я знаю.
– Особенно, когда кому-то из них приходится нелегко.
– Да, знаю.
После этих слов воцарилась тишина. Мы оба сидели, глядя в окно, на лиственный лес, мелькавший перед глазами. Так обидно. Я была вместе с Арильдом, который раз в жизни захотел со мной поговорить и стал таким открытым, а у меня ничего не выходит. Из-за этой лжи я должна держать рот на замке.
Но тут он повернулся ко мне и, пытаясь утешить, сказал:
– Должно быть, для вас здесь все внове, все совсем не так, как дома. Ничего удивительного нет в том, что у вас возникла размолвка. Не так уж и просто сразу приспособиться к такому количеству разных людей, и, конечно же, это сказалось на ваших отношениях. Скоро все пойдет на лад, Берта, вы сами увидите.
Я не смогла сдержать тихий вздох. Он наклонился и слегка пожал мою руку, лежавшую на подушке.
– Мне кажется, вы переживаете это тяжелее, чем Карл. Ему тоже нелегко – если для Берты это послужит утешением. Но он сильнее. Точно так же как и Розильда сильнее, чем я.
– Правда?
– Правда. Она гораздо чувствительнее меня, но это совсем не говорит о ее слабости, ведь так?
– Так.
Я осмелилась посмотреть ему в глаза, поскольку теперь он говорил не обо мне и моем «брате», а о себе и Розильде.
– Она никогда не сможет говорить? – спросила я.
– Об этом никому наверняка не известно…
– А операция здесь не поможет?
Нет. Арильд загрустил и покачал головой. Это никак не связано с физическими повреждениями. Вдруг он улыбнулся мне и сказал, что с тех пор, как мы оказались в Замке Роз, жизнь стала гораздо проще и веселее.
– Вы с Карлом очень хорошо на нас повлияли. С вами так приятно поговорить, на душе становится светло. Сначала я думал, что все дело в Карле, но вы тоже очень своеобразная. Только совсем на иной лад. Вы почти не похожи друг на друга.
Я вздрогнула, мы встретились взглядами, и я почувствовала, как мои щеки покраснели. Я тут же отвела глаза.
– Вы с Розильдой тоже совсем разные. Я имею в виду, что для близнецов вы слишком непохожи, – сказала я.
На это он ничего не ответил. Не переставая улыбаться, он внимательно посмотрел на меня. А затем с загадочным видом прошептал:
– Нет никаких сомнений, что Розильда влюблена в Карла. Вы это заметили?
– Нет, я не замечала.
В голосе прозвучал испуг, и Арильд удивленно посмотрел на меня.
– Но вряд ли она из этого делает тайну. Я так рад за нее. Мне кажется, что это должно ей помочь.
Арильд задумался. Когда немного спустя он продолжил, я поняла, что он мне доверяет.
– Стоит признаться, что сначала я ревновал. Я хотел, чтобы Карл принадлежал только мне. Наконец-то у меня появился настоящий друг, и я не понимал, почему должен делить его с сестрой. Некоторое время я очень переживал, хотя старался этого не показывать. Может быть, вы чувствуете к Карлу то же, что и я?
– Нет.
– Правда? Но ведь Розильда все время хочет говорить только о Карле.
Я промолчала. Что он хотел услышать? Арильд продолжал:
– Я подумал, что вам это может быть неприятно, потому что вы сестра Карла.
– Да нет, все в порядке. Мы с Розильдой говорим и о многом другом.
Арильд долго смотрел на меня – не знаю, о чем он думал, но, понизив голос, он сказал:
– Иногда я не понимаю, отвечает ли Карл взаимностью на чувства Розильды?
Я молчала.
– Я на это надеюсь, – сказал он немного спустя. – Конечно, отвечает. И более достойного человека Розильда найти бы не смогла – наверно, вы со мной согласны.
Но я молчала. Наконец-то он отвел взгляд.
– Я очень привязался к Карлу, и теперь, когда я преодолел свою ревность, я понимаю, как было бы хорошо, если когда-нибудь в будущем моя сестра и ваш брат…
Я нервно вздрогнула, не в силах больше держать себя в руках, Арильд прервался на полуслове и с удивлением посмотрел на меня.
– Что-нибудь случилось? Отчего вы так взволновались?
– Нет, все хорошо.
– Не кажется ли вам, что было бы замечательно, если бы Карл и Розильда…
Я поняла, что не выдержу, если он доведет эту мысль до конца, сердце бешено колотилось в груди, мне стало дурно; надо положить конец этой беседе.
– Не слишком ли рано об этом говорить?
Он резко взглянул на меня.
– Да, конечно, вы правы. Это ведь их дело. Я не подумал.
Арильд слегка помрачнел: кажется, я его огорчила. А что мне было делать? Не стану же я обсуждать с ним будущий союз моего так называемого «брата» и Розильды. Это просто-напросто противно. Мне и в голову не приходила мысль о том, что Розильда серьезно влюблена. Я думала, она погружена в некие смутные мечтания, а такое может случиться с кем угодно, лишь только ты приедешь в Замок Роз. Розильда и не скрывала своей тяги к романтическим переживаниям. Это было едва ли не первое, что она мне сказала, когда мы познакомились. А при ее уединенном образе жизни в этом ничего удивительного нет. Но чтобы это переросло во что-то серьезное…
Интересно, а Каролина, это горе луковое, – она хоть понимает, до чего дошло? Она вообще понимает, что наделала? Хоть когда-нибудь она задумывается о последствиях своих поступков? Ну как можно так бездумно играть с человеческими чувствами!
Арильд сидел напротив, молчаливый и серьезный. Понятно, что он хотел обсудить со мной свои мысли по поводу Розильды и моего злосчастного «брата». Ему, разумеется, хотелось поговорить и о своей крепкой дружбе с тем же самым «братом». А вместо этого он получил от ворот поворот, да еще и в такой резкой форме. Наверно, он решил, что я совершенно бессердечная особа.
Но на самом деле мы все в одинаковом положении. Нас всех обманули: Арильда, меня и Розильду. Разница только в том, что я об этом знала, но никак этому не препятствовала. Я сама не понимаю, как так получилось. Почему я до сих пор не положила конец этому маскараду?
Я ведь должна была сказать правду, когда увидела, что происходит. В какой-то момент я почти была готова раскрыть все Арильду. Но так или иначе – я этого не сделала. Я боялась Каролину.
Я украдкой взглянула на Арильда.
А что случится, если он узнает, что мой брат на самом деле девушка? Может быть, дружба перерастет в любовь? Или ненависть?
Мой взгляд упал ему на руку.
Арильд положил ладонь на небольшую скрипку, лежавшую рядом на сиденье. До сих пор я ее не замечала, но теперь он легонько барабанил пальцами по деревянному корпусу инструмента. У Арильда были изящные длинные пальцы и тонкие кисти.
– Что случилось? Почему вы так странно смотрите?
– Вы играете на скрипке?
– Играю, но только для себя. И теперь не так уж и часто.
– Значит, это вы играли в сарае некоторое время назад?
Да, это был Арильд. Иногда он ездит туда, чтобы остаться наедине со скрипкой. Может показаться, что замок такой большой, и там с таким же успехом можно побыть одному.
– Но почему-то скрипка звучит совсем по-другому в этом насквозь продуваемом сарае.
Он улыбнулся мне, обрадовавшись, что беседа возобновилась.
Я улыбнулась в ответ, мне самой стало легче.
– Я долго стояла под дубом и слушала. Это было так прекрасно.
– Да, сегодня получилось неплохо…
– Даже дождь не помешал?
Он засмеялся.
– Да, даже несмотря на дождь… Удивительно, что дома я никогда не добиваюсь такого звучания. Я пробовал играть в замке, но повсюду звук становится какой-то пустотелый.
– Может быть, дело в акустике?
– Нет, это связано со мной…
Он на секунду замялся.
– Может быть, вам интересно, с чего это началось?
Я кивнула, и Арильд, глядя в окно, начал рассказывать. Говорил он медленно, в голосе его была какая-то мечтательность.
– Однажды, когда мы с Розильдой были детьми, мы отправились на веселую прогулку – придумал это отец. Мы представляли себе, будто сбежали из замка. Отец часто бывал зачинщиком таких небольших приключений, а в тот раз ему удалось уговорить маму присоединиться к нам. И целью нашего путешествия был как раз тот самый сарай. Мы забрались на чердак, где хранится сено, – как будто мы там прячемся. Мы зарылись в сено и прижались друг к другу. У мамы была с собой корзина с соком и пирожками. Потом она достала скрипку и стала играть и петь нам. Она пыталась и меня научить играть на скрипке…
Он замолчал, погрузившись в мечты, мысли его были где-то совсем далеко; улыбаясь самому себе, Арильд поглаживал скрипку и нежно смотрел на нее.
– Это та самая маленькая скрипка. Нам было так хорошо вместе… Мне кажется, что в тот раз мы все были счастливы, вся наша семья. И мама тоже… – Он опять помолчал, а затем мягко произнес: – Да, и мама тоже…
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Рано утром, за день до того, как я должна была ехать на конфирмацию Роланда, в моей комнате неожиданно появилась Каролина. Она была бледной и продрогшей, терла кончиками пальцев веки, как будто хотела прогнать неприятное видение.
– Ночью я опять видела этот сон. Ты понимаешь, о чем я? – прошептала она.
Вздрогнув, она медленно присела на край кровати. Я накинула одеяло ей на плечи и приготовилась слушать. Мне было так ее жалко.
Иногда Каролине снился совершенно непонятный сон. Впервые она увидела его на третью ночь в Замке Роз, и с тех пор сон стал ее преследовать. С одинаковыми промежутками времени он возвращался вновь и вновь. Я всегда видела по ней, что этот сон приснился ей опять. На следующее утро Каролина всегда выглядела совершенно разбитой, бледной и продрогшей. Но когда она начинала рассказывать, то постепенно приходила в себя. Каждый раз в ее рассказе появлялись все новые детали. А потом она обо всем забывала, пока сон не повторялся вновь.
И в каких бы отношениях мы с ней ни находились, даже если они были как никогда напряженными, после этих снов она всегда приходила ко мне. Больше она ни с кем об этом не говорила.
Попытаюсь передать, как звучал рассказ Каролины.
Ей снилось, что она подходит к потайной комнате в замке. Сон всегда начинался с того, что она внезапно оказывалась перед закрытой дверью. Ей немного боязно, но она стучится туда. Все это время ее не покидает неприятное чувство, будто за дверью ее ждет что-то, с чем она уже сталкивалась раньше, но теперь забыла или просто не хочет об этом вспоминать. Она одновременно знает и не знает о том, что должно произойти.
Она стучится в дверь, но никто не отвечает – она заранее знает, что так и будет. Дверь не заперта, надо просто войти внутрь – это ей тоже известно.
Как только она входит в комнату, она тотчас понимает, где очутилась, – во сне это место кажется ей хорошо знакомым, но это только во сне, наяву она никогда не бывала в этой комнате. Ей страшно, она в испуге оглядывается по сторонам.
Она стоит посреди небольшого кабинета, перед ней раскрытые створки дверей, ведущих в большую залу, которая также хорошо ей знакома, но она не любит здесь бывать. Она понимает, что ей приходилось ходить сюда прежде. Она единственная во всем замке знает о существовании этой комнаты.
Теперь об этой комнате все забыли. Кто здесь когда-то жил – ей неизвестно. Кроме Каролины сюда больше никто не ходит, да и она, как уже было сказано, делает это не по доброй воле. Но она должна сюда приходить. Она не понимает, кто или что принуждает ее это делать, но знает, что если не послушается внутреннего голоса, который с равными промежутками времени повелевает ей посещать комнату, то случится большое несчастье. Она должна сюда приходить. Ей просто-напросто от этого никуда не деться.
Комната красивая, светлая и просторная, ничто в ней не предвещает опасности. Несмотря на это, Каролина только после неимоверных усилий заставляет себя переступить порог. Кровь застывает в жилах, щеки бледнеют, а лоб покрывается холодным потом. Мускулы коченеют и превращаются в лед; она вытягивает руки вперед, как лунатик, и они становятся белыми и холодными, словно сделаны из мрамора.
На первый взгляд бояться совершенно нечего, вокруг все спокойно, но руки и ноги парализует ужас, и в конце концов она уже не чувствует своего тела. Ей кажется, что она мертва, глаза за закрытыми веками рассматривают комнату, а мозг лихорадочно работает, пытаясь понять, что происходит.
Когда-нибудь она должна распутать эту тайну, думает Каролина.
Комната полна зеленых растений. Значит, это оранжерея. Глиняные горшки стоят на разновысоких подставках, все вокруг утопает в роскошной зелени, повсюду стебли и листья, но ни единого цветка не видно.
Окон на стенах нет, свет проникает сквозь стеклянный купол наверху. Вьющиеся растения ниспадают на пол, образуя причудливый узор, тянущийся от пола до потолка. Словно они выписывают на стенах таинственное послание, язык которого Каролине непонятен. Среди извивающихся стеблей висят портреты, на которых изображены застывшие лица.
Каролина узнает этих людей, но от картин ей становится жутко, она старается на них не смотреть. Что-то подсказывает ей, что на самом деле на месте картин в стене проделаны черные дыры, из которых на нее смотрят люди, как и она сама, окаменевшие от ужаса. Каролина знает, что ни один из них, так же как и она, не понимал, отчего ему так страшно.
Две дыры оставались пустыми. Одна из них предназначена для нее. Пока она бродит среди растений, ее не покидает ощущение, что из дыр веет холодом. Но Каролина не смотрит в ту сторону. Она понимает, что тогда возврата не будет. Она откуда-то знает, что эти мнимые портреты, эти оболочки людей, которые смотрят на нее со стен, навсегда забыты. И если она останется в комнате, то и про нее все забудут, как только комнатные растения дадут молодые побеги, которые раскинутся по всей зале. Они пышной зеленью разрастаются во все стороны и тянутся вверх, хотя никто их не поливает.
Комната совершенно пуста, и только посередине стоит круглый стол, а на нем – высокая ваза с огромным букетом белых роз. Ваза сделана из хрусталя, она отбрасывает золотистые блики, заполонившие стол.
Как только взгляд Каролины падает на вазу, она тотчас разбивается. Каролина с ужасом понимает, что это произошло из-за ее неосторожности. Конечно, она и близко не подходила к столу, но кроме нее в комнате никого нет, так что никто другой этого сделать не мог.
Вода стекает на пол. Розы рассыпались по столу. Каролина смотрит на все это и принимается искать тряпку, чтобы вытереть пол, но не находит, а вода все течет и течет, вода все прибывает. Она плещется и брызжет во все стороны, льется ручьями и вот уже хлещет потоками. Заливает всю комнату.
Каролина понимает, что надо скорее бежать отсюда, иначе она просто утонет. Прочь отсюда, и как можно быстрее. Она пытается убежать, но окоченевшие ноги ее не слушаются. Она словно окаменела и, несмотря на невероятные усилия воли, не может сдвинуться с места.
В конце концов Каролине каким-то образом удается спастись – она сама не понимает, как это получается, – она покидает комнату, а в ушах по-прежнему раздается звук льющейся воды.
На этом сон кончается.
Каждый раз, когда она просыпается после этих снов, она еще долго не может избавиться от каменной тяжести во всем теле, ее не покидает мысль о том, что где-то в замке есть забытая комната, вода в ней поднимается все выше и выше и скоро затопит весь замок – все по ее вине.
Но стоит ей немного поговорить о своем сне со мной, как это чувство растворяется и исчезает, и Каролина снова становится самой собой.
На этот раз наш разговор занял необычайно много времени. Она совсем окоченела, я растирала ей руки и ноги.
– Знаешь, это какой-то могильный холод, – прошептала Каролина.
Чтобы она согрелась, я уложила ее к себе в кровать. Сама я выбралась оттуда и присела на край. Она попросила, чтобы я держала ее руки в своих, пока она будет рассказывать.
Постепенно ее щеки разрумянились, губы порозовели, а в глазах загорелась жизнь. Вскоре Каролина уже снова стала самой собой и выпрыгнула из кровати.
– Прости, что разбудила, – сказала она.
– Да ладно тебе.
– Что будешь делать? Опять заснешь?
– Нет, спать я не хочу.
Каролина собралась уходить. И тогда меня осенило, что я забыла рассказать ей о том, что скоро поеду на конфирмацию, – надо сообщить ей об этом. Она удивленно посмотрела на меня.
– Ты что, хочешь удрать отсюда?
– Нет, я вернусь, как только смогу.
– Спасибо.
Каролина порывисто обняла меня, глаза у нее заблестели, она быстро смахнула с ресниц слезинку.
– Мне без тебя плохо, – прошептала она.
– Мне тоже.
– Ты серьезно?
– А зачем, по-твоему, я вернусь обратно?
Покачав головой, Каролина улыбнулась во весь рот. Она предложила сбегать к речке искупаться.
Сейчас совсем рано, наверняка все еще спят, значит, мы сможем побыть на причале вдвоем.
Захватив полотенца, мы поспешили на улицу.
Светило солнце, все вокруг сверкало и переливалось. Взявшись за руки, мы побежали вниз по холму.
Но когда мы спустились к реке, то заметили, что кто-то нас опередил. Было только начало седьмого. Но в воде уже кто-то плескался.
Может быть, это Аксель Торсон? Или Вера? Я никогда не слышала о том, что они ходят купаться на речку. Ведь у них была своя собственная купальня с бассейном. Я даже не знала, умеют ли они плавать. Аксель еще, может, и плавает, но Вера-то уж точно нет.
И все-таки мы пошли дальше. Наверняка на берегу есть такое место, где никого нет. Мы шли тихо, переговариваясь шепотом.
Как только мы спустились ближе к реке, где камыши достигали человеческого роста, снова послышался плеск воды.
– Кто это? – прошептала Каролина.
– Не знаю.
– Может, Розильда?
Мы проползли под широкими листьями и осторожно выглянули наружу, но ничего не увидели. Может быть, это птица тихо плескалась в воде?
– Наверно, нам показалось, – сказала я немного спустя.
Но Каролина покачала головой.
– А я тебе говорю, там кто-то есть. Пошли!
Она пробралась туда, откуда было лучше видно.
Я последовала за ней. Нас по-прежнему скрывали заросли камышей. Каролина кивнула на дерево, и я увидела, что на ветке почти у самого берега под утренним ветерком развевается белое платье. Немного поодаль кто-то мыл голову в реке.
Это была Розильда. Она легла на спину, и длинные рыжие волосы разметались вокруг по воде.
Мы находились метрах в сорока от нее. Розильда никак не могла бы нас заметить. Мы бы и сами ее не нашли среди зарослей, если бы не услышали плеск.
– Что будем делать? Пойдем к ней? – прошептала я.
Каролина засмеялась.
– Ну ты и скажешь. Я же твой брат.
Я посмотрела на нее.
– Теперь-то ты видишь, как все это глупо и нелепо!
– Может, и так. Но есть и свои преимущества.
Улыбнувшись, она чуть сжала мою руку.
– Не смотри на меня с таким упреком. А то мне становится страшно.
– Что-то не верится, ты просто притворяешься.
Каролина промолчала, зорко осматривая берег. Розильда лежала в воде, волосы струились вокруг головы. Она была такой неподвижной, что на мгновенье я забеспокоилась. Мне вспомнилась «Смерть Офелии», картина Лидии Стеншерна. Не хотелось бы оставлять Розильду одну.
– Я пойду к ней, – шепнула я. Но Каролина не пускала меня.
– Нет, стой. Она хочет побыть одна.
– Слишком долго она там лежит.
– Ну и что? Вода теплая, солнце светит.
– Все равно пойду.
– Нет, не надо! Ты ей только помешаешь. Если бы она хотела, чтоб ты была рядом, она бы тебе сказала.
Я все равно решила подойти, но в последний момент Розильда встала и вышла из воды. Повернувшись к нам спиной, она взобралась на камень возле берега и стала сушить волосы на солнце.
– Ты права. Не буду ей мешать. Ну что, пойдем обратно?
Но Каролине хотелось искупаться, да и мне тоже. Мы тихонько прокрались сквозь листву, и вскоре наши поиски увенчались успехом: мы нашли место, где можно было спокойно понырять. Берег сплошь зарос кустарником, пробраться к воде было сложно. Надо знать наверняка, что Розильда нас не увидит. Мы шли в обход, и поэтому выступ скалы, с которого мы обычно прыгали, нашли не сразу.
Под водой скала, как и следовало ожидать, была скользкой, как мыло, – когда мы поплавали вокруг, залезть обратно было нелегко, зато потом мы долго нежились на солнышке, и я решила попытаться поговорить с Каролиной.
– Ты была когда-нибудь в апартаментах Лидии Стеншерна?
– Нет, а ты?
– Была, а Розильда тебе не рассказывала?
– Нет.
– И о картине ничего не говорила?
– Ничего.
– Я думала, она тебе все рассказала.
– Почему? С тобой она говорит об одном, со мной – совсем о другом. Разве ты между нами не делаешь разницы? Ты ведь не говоришь об одном и том же и с ней, и со мной?
– Наверно, да… но эта картина… она называется «Смерть Офелии».
И я рассказала Каролине о картине, которую показывала мне Розильда, о том, что Лидия словно предсказывала свою собственную смерть. Каролина выслушала, но, к моему удивлению, особого интереса не проявила. Она ни о чем не спрашивала и ничего на это не сказала. Ни словечка о том, что мы с Розильдой побывали в комнатах Лидии, хотя сама Каролина, разумеется, там не была. Может быть, это ее задело? Но вообще-то такие мелочи ее никогда не беспокоили, уж это я точно знала. Каролина совсем не завистливая. Она только и сказала:
– Нет, такие тайны она мне не доверяет. Знаешь, что мы обычно делаем?
Она шаловливо посмотрела на меня, и я покачала головой. Откуда мне знать?
– В полночь мы встречаемся в зеркальной зале и танцуем. Розильда обожает танцевать.
– Я не знала.
– Ну вот, видишь! А я не знала, что ты была в апартаментах Лидии. Розильда воспринимает нас по-разному, но мы обе ей одинаково дороги. Правда, здорово?
Конечно, здорово. Некоторое время мы сидели молча, подставив лица солнцу, потом я спросила:
– Ты никогда не думала о том, как рискуешь, когда притворяешься молодым человеком?
– Нет, а что?
– Она ведь может в тебя влюбиться. Ты этого не боишься?
Каролина прыснула от смеха: она была в восторге.
– Надо ж такое сказать! Ну ты и выдумаешь!
– Ничего смешного. Такое вполне может произойти, и ты это прекрасно понимаешь.
Я посмотрела на нее – Каролина щурилась на солнышко, на лице играла многозначительная улыбка. Я разозлилась.
– Я вижу, ты и сама все понимаешь! Неужели тебе не стыдно?!
– Ты о чем? Что я должна понимать? Мы просто играем. Танцуем, мечтаем вместе. Ты что, такой возможности нам не оставляешь?
– Но, Каролина, а вдруг для нее это серьезно?
– Да нет, ты что… Не может быть.
– Да почему ты так уверена?
– Она ведь такая же кривляка, как я.
– Прекрати говорить гадости про Розильду! Ты… Ты…
Я просто задыхалась от ярости. Она посмотрела на меня, прищурив глаз, и с загадочным видом прошептала:
– Ночью я опять видела этот сон. Ты понимаешь, о чем я? – прошептала она.
Вздрогнув, она медленно присела на край кровати. Я накинула одеяло ей на плечи и приготовилась слушать. Мне было так ее жалко.
Иногда Каролине снился совершенно непонятный сон. Впервые она увидела его на третью ночь в Замке Роз, и с тех пор сон стал ее преследовать. С одинаковыми промежутками времени он возвращался вновь и вновь. Я всегда видела по ней, что этот сон приснился ей опять. На следующее утро Каролина всегда выглядела совершенно разбитой, бледной и продрогшей. Но когда она начинала рассказывать, то постепенно приходила в себя. Каждый раз в ее рассказе появлялись все новые детали. А потом она обо всем забывала, пока сон не повторялся вновь.
И в каких бы отношениях мы с ней ни находились, даже если они были как никогда напряженными, после этих снов она всегда приходила ко мне. Больше она ни с кем об этом не говорила.
Попытаюсь передать, как звучал рассказ Каролины.
Ей снилось, что она подходит к потайной комнате в замке. Сон всегда начинался с того, что она внезапно оказывалась перед закрытой дверью. Ей немного боязно, но она стучится туда. Все это время ее не покидает неприятное чувство, будто за дверью ее ждет что-то, с чем она уже сталкивалась раньше, но теперь забыла или просто не хочет об этом вспоминать. Она одновременно знает и не знает о том, что должно произойти.
Она стучится в дверь, но никто не отвечает – она заранее знает, что так и будет. Дверь не заперта, надо просто войти внутрь – это ей тоже известно.
Как только она входит в комнату, она тотчас понимает, где очутилась, – во сне это место кажется ей хорошо знакомым, но это только во сне, наяву она никогда не бывала в этой комнате. Ей страшно, она в испуге оглядывается по сторонам.
Она стоит посреди небольшого кабинета, перед ней раскрытые створки дверей, ведущих в большую залу, которая также хорошо ей знакома, но она не любит здесь бывать. Она понимает, что ей приходилось ходить сюда прежде. Она единственная во всем замке знает о существовании этой комнаты.
Теперь об этой комнате все забыли. Кто здесь когда-то жил – ей неизвестно. Кроме Каролины сюда больше никто не ходит, да и она, как уже было сказано, делает это не по доброй воле. Но она должна сюда приходить. Она не понимает, кто или что принуждает ее это делать, но знает, что если не послушается внутреннего голоса, который с равными промежутками времени повелевает ей посещать комнату, то случится большое несчастье. Она должна сюда приходить. Ей просто-напросто от этого никуда не деться.
Комната красивая, светлая и просторная, ничто в ней не предвещает опасности. Несмотря на это, Каролина только после неимоверных усилий заставляет себя переступить порог. Кровь застывает в жилах, щеки бледнеют, а лоб покрывается холодным потом. Мускулы коченеют и превращаются в лед; она вытягивает руки вперед, как лунатик, и они становятся белыми и холодными, словно сделаны из мрамора.
На первый взгляд бояться совершенно нечего, вокруг все спокойно, но руки и ноги парализует ужас, и в конце концов она уже не чувствует своего тела. Ей кажется, что она мертва, глаза за закрытыми веками рассматривают комнату, а мозг лихорадочно работает, пытаясь понять, что происходит.
Когда-нибудь она должна распутать эту тайну, думает Каролина.
Комната полна зеленых растений. Значит, это оранжерея. Глиняные горшки стоят на разновысоких подставках, все вокруг утопает в роскошной зелени, повсюду стебли и листья, но ни единого цветка не видно.
Окон на стенах нет, свет проникает сквозь стеклянный купол наверху. Вьющиеся растения ниспадают на пол, образуя причудливый узор, тянущийся от пола до потолка. Словно они выписывают на стенах таинственное послание, язык которого Каролине непонятен. Среди извивающихся стеблей висят портреты, на которых изображены застывшие лица.
Каролина узнает этих людей, но от картин ей становится жутко, она старается на них не смотреть. Что-то подсказывает ей, что на самом деле на месте картин в стене проделаны черные дыры, из которых на нее смотрят люди, как и она сама, окаменевшие от ужаса. Каролина знает, что ни один из них, так же как и она, не понимал, отчего ему так страшно.
Две дыры оставались пустыми. Одна из них предназначена для нее. Пока она бродит среди растений, ее не покидает ощущение, что из дыр веет холодом. Но Каролина не смотрит в ту сторону. Она понимает, что тогда возврата не будет. Она откуда-то знает, что эти мнимые портреты, эти оболочки людей, которые смотрят на нее со стен, навсегда забыты. И если она останется в комнате, то и про нее все забудут, как только комнатные растения дадут молодые побеги, которые раскинутся по всей зале. Они пышной зеленью разрастаются во все стороны и тянутся вверх, хотя никто их не поливает.
Комната совершенно пуста, и только посередине стоит круглый стол, а на нем – высокая ваза с огромным букетом белых роз. Ваза сделана из хрусталя, она отбрасывает золотистые блики, заполонившие стол.
Как только взгляд Каролины падает на вазу, она тотчас разбивается. Каролина с ужасом понимает, что это произошло из-за ее неосторожности. Конечно, она и близко не подходила к столу, но кроме нее в комнате никого нет, так что никто другой этого сделать не мог.
Вода стекает на пол. Розы рассыпались по столу. Каролина смотрит на все это и принимается искать тряпку, чтобы вытереть пол, но не находит, а вода все течет и течет, вода все прибывает. Она плещется и брызжет во все стороны, льется ручьями и вот уже хлещет потоками. Заливает всю комнату.
Каролина понимает, что надо скорее бежать отсюда, иначе она просто утонет. Прочь отсюда, и как можно быстрее. Она пытается убежать, но окоченевшие ноги ее не слушаются. Она словно окаменела и, несмотря на невероятные усилия воли, не может сдвинуться с места.
В конце концов Каролине каким-то образом удается спастись – она сама не понимает, как это получается, – она покидает комнату, а в ушах по-прежнему раздается звук льющейся воды.
На этом сон кончается.
Каждый раз, когда она просыпается после этих снов, она еще долго не может избавиться от каменной тяжести во всем теле, ее не покидает мысль о том, что где-то в замке есть забытая комната, вода в ней поднимается все выше и выше и скоро затопит весь замок – все по ее вине.
Но стоит ей немного поговорить о своем сне со мной, как это чувство растворяется и исчезает, и Каролина снова становится самой собой.
На этот раз наш разговор занял необычайно много времени. Она совсем окоченела, я растирала ей руки и ноги.
– Знаешь, это какой-то могильный холод, – прошептала Каролина.
Чтобы она согрелась, я уложила ее к себе в кровать. Сама я выбралась оттуда и присела на край. Она попросила, чтобы я держала ее руки в своих, пока она будет рассказывать.
Постепенно ее щеки разрумянились, губы порозовели, а в глазах загорелась жизнь. Вскоре Каролина уже снова стала самой собой и выпрыгнула из кровати.
– Прости, что разбудила, – сказала она.
– Да ладно тебе.
– Что будешь делать? Опять заснешь?
– Нет, спать я не хочу.
Каролина собралась уходить. И тогда меня осенило, что я забыла рассказать ей о том, что скоро поеду на конфирмацию, – надо сообщить ей об этом. Она удивленно посмотрела на меня.
– Ты что, хочешь удрать отсюда?
– Нет, я вернусь, как только смогу.
– Спасибо.
Каролина порывисто обняла меня, глаза у нее заблестели, она быстро смахнула с ресниц слезинку.
– Мне без тебя плохо, – прошептала она.
– Мне тоже.
– Ты серьезно?
– А зачем, по-твоему, я вернусь обратно?
Покачав головой, Каролина улыбнулась во весь рот. Она предложила сбегать к речке искупаться.
Сейчас совсем рано, наверняка все еще спят, значит, мы сможем побыть на причале вдвоем.
Захватив полотенца, мы поспешили на улицу.
Светило солнце, все вокруг сверкало и переливалось. Взявшись за руки, мы побежали вниз по холму.
Но когда мы спустились к реке, то заметили, что кто-то нас опередил. Было только начало седьмого. Но в воде уже кто-то плескался.
Может быть, это Аксель Торсон? Или Вера? Я никогда не слышала о том, что они ходят купаться на речку. Ведь у них была своя собственная купальня с бассейном. Я даже не знала, умеют ли они плавать. Аксель еще, может, и плавает, но Вера-то уж точно нет.
И все-таки мы пошли дальше. Наверняка на берегу есть такое место, где никого нет. Мы шли тихо, переговариваясь шепотом.
Как только мы спустились ближе к реке, где камыши достигали человеческого роста, снова послышался плеск воды.
– Кто это? – прошептала Каролина.
– Не знаю.
– Может, Розильда?
Мы проползли под широкими листьями и осторожно выглянули наружу, но ничего не увидели. Может быть, это птица тихо плескалась в воде?
– Наверно, нам показалось, – сказала я немного спустя.
Но Каролина покачала головой.
– А я тебе говорю, там кто-то есть. Пошли!
Она пробралась туда, откуда было лучше видно.
Я последовала за ней. Нас по-прежнему скрывали заросли камышей. Каролина кивнула на дерево, и я увидела, что на ветке почти у самого берега под утренним ветерком развевается белое платье. Немного поодаль кто-то мыл голову в реке.
Это была Розильда. Она легла на спину, и длинные рыжие волосы разметались вокруг по воде.
Мы находились метрах в сорока от нее. Розильда никак не могла бы нас заметить. Мы бы и сами ее не нашли среди зарослей, если бы не услышали плеск.
– Что будем делать? Пойдем к ней? – прошептала я.
Каролина засмеялась.
– Ну ты и скажешь. Я же твой брат.
Я посмотрела на нее.
– Теперь-то ты видишь, как все это глупо и нелепо!
– Может, и так. Но есть и свои преимущества.
Улыбнувшись, она чуть сжала мою руку.
– Не смотри на меня с таким упреком. А то мне становится страшно.
– Что-то не верится, ты просто притворяешься.
Каролина промолчала, зорко осматривая берег. Розильда лежала в воде, волосы струились вокруг головы. Она была такой неподвижной, что на мгновенье я забеспокоилась. Мне вспомнилась «Смерть Офелии», картина Лидии Стеншерна. Не хотелось бы оставлять Розильду одну.
– Я пойду к ней, – шепнула я. Но Каролина не пускала меня.
– Нет, стой. Она хочет побыть одна.
– Слишком долго она там лежит.
– Ну и что? Вода теплая, солнце светит.
– Все равно пойду.
– Нет, не надо! Ты ей только помешаешь. Если бы она хотела, чтоб ты была рядом, она бы тебе сказала.
Я все равно решила подойти, но в последний момент Розильда встала и вышла из воды. Повернувшись к нам спиной, она взобралась на камень возле берега и стала сушить волосы на солнце.
– Ты права. Не буду ей мешать. Ну что, пойдем обратно?
Но Каролине хотелось искупаться, да и мне тоже. Мы тихонько прокрались сквозь листву, и вскоре наши поиски увенчались успехом: мы нашли место, где можно было спокойно понырять. Берег сплошь зарос кустарником, пробраться к воде было сложно. Надо знать наверняка, что Розильда нас не увидит. Мы шли в обход, и поэтому выступ скалы, с которого мы обычно прыгали, нашли не сразу.
Под водой скала, как и следовало ожидать, была скользкой, как мыло, – когда мы поплавали вокруг, залезть обратно было нелегко, зато потом мы долго нежились на солнышке, и я решила попытаться поговорить с Каролиной.
– Ты была когда-нибудь в апартаментах Лидии Стеншерна?
– Нет, а ты?
– Была, а Розильда тебе не рассказывала?
– Нет.
– И о картине ничего не говорила?
– Ничего.
– Я думала, она тебе все рассказала.
– Почему? С тобой она говорит об одном, со мной – совсем о другом. Разве ты между нами не делаешь разницы? Ты ведь не говоришь об одном и том же и с ней, и со мной?
– Наверно, да… но эта картина… она называется «Смерть Офелии».
И я рассказала Каролине о картине, которую показывала мне Розильда, о том, что Лидия словно предсказывала свою собственную смерть. Каролина выслушала, но, к моему удивлению, особого интереса не проявила. Она ни о чем не спрашивала и ничего на это не сказала. Ни словечка о том, что мы с Розильдой побывали в комнатах Лидии, хотя сама Каролина, разумеется, там не была. Может быть, это ее задело? Но вообще-то такие мелочи ее никогда не беспокоили, уж это я точно знала. Каролина совсем не завистливая. Она только и сказала:
– Нет, такие тайны она мне не доверяет. Знаешь, что мы обычно делаем?
Она шаловливо посмотрела на меня, и я покачала головой. Откуда мне знать?
– В полночь мы встречаемся в зеркальной зале и танцуем. Розильда обожает танцевать.
– Я не знала.
– Ну вот, видишь! А я не знала, что ты была в апартаментах Лидии. Розильда воспринимает нас по-разному, но мы обе ей одинаково дороги. Правда, здорово?
Конечно, здорово. Некоторое время мы сидели молча, подставив лица солнцу, потом я спросила:
– Ты никогда не думала о том, как рискуешь, когда притворяешься молодым человеком?
– Нет, а что?
– Она ведь может в тебя влюбиться. Ты этого не боишься?
Каролина прыснула от смеха: она была в восторге.
– Надо ж такое сказать! Ну ты и выдумаешь!
– Ничего смешного. Такое вполне может произойти, и ты это прекрасно понимаешь.
Я посмотрела на нее – Каролина щурилась на солнышко, на лице играла многозначительная улыбка. Я разозлилась.
– Я вижу, ты и сама все понимаешь! Неужели тебе не стыдно?!
– Ты о чем? Что я должна понимать? Мы просто играем. Танцуем, мечтаем вместе. Ты что, такой возможности нам не оставляешь?
– Но, Каролина, а вдруг для нее это серьезно?
– Да нет, ты что… Не может быть.
– Да почему ты так уверена?
– Она ведь такая же кривляка, как я.
– Прекрати говорить гадости про Розильду! Ты… Ты…
Я просто задыхалась от ярости. Она посмотрела на меня, прищурив глаз, и с загадочным видом прошептала: