Грипе Мария. ...И белые тени в лесу

 
   Вот что лежало в конверте, присланном бабушкой. Я так невнимательно прочитала ее письмо, что решила вернуться к нему еще раз. И обнаружила в конце небольшую приписку:
   «Вероятно, тело было найдено позднее, но среди моих старых газетных вырезок я об этом ничего не нашла».
 
   У бабушки целый чердак был завален вырезками из разных газет. Думаю, ей пришлось немало потрудиться, чтобы найти эти статьи. Наверняка она сделала это для того, чтобы я поняла, при каких обстоятельствах выросли Арильд с Розильдой. Мы ведь говорили о том, что Розильда немая. Эти статьи были красноречивым объяснением ее немоты.
   Амалия ничего не сказала о том, что тело Лидии Стеншерна исчезло после того, как его обнаружила камеристка. С другой стороны, почему она должна мучить себя воспоминанием о подобных деталях? Ей ведь до сих пор тяжело рассказывать о смерти Лидии.
   Амалия не сказала ни слова и об оскорбительных обвинениях в адрес Максимилиама Стеншерна. Потому что они явно были высосаны из пальца, так что и вспоминать об этом не стоит. Разумеется, я поняла, что она имела в виду, когда говорила о сплетнях вокруг смерти Лидии. Если захотим о чем-то спросить, то можем прийти к ней, и она ответит, как она выразилась, «насколько позволит ей совесть».
   Однако я была твердо убеждена в том, что на этот раз Амалия отвечать не будет.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

   Что и говорить, бабушка меня здорово озадачила.
   Много раз я пыталась засунуть эти газетные вырезки подальше, забыть о них и взяться за что-нибудь другое. Но тут в голове всплывала какая-нибудь подробность, которая не давала мне покоя, и вырезки снова извлекались на свет, и я продолжала думать о таинственном происшествии.
   Арильду и Розильде было примерно по три с половиной года, когда их мать умерла. Целых шесть лет – то есть вдвое больше, чем они прожили к моменту ее смерти – они дожидались похорон, которые в конце концов пришлось устроить, хотя тело так и не нашли. Вместо этого смерть была признана официально за давностью лет. Им обоим тогда исполнилось по девять, значит, они были примерно как Надя. Много ли им на самом деле рассказали? Насколько они понимали, что произошло?
   Я вспомнила, как перепугана была Надя, когда прошлой весной потонул «Титаник» – все только об этом и говорили. Ей стали снится кошмары, и еще долгое время спустя она не могла заснуть по ночам. И это при том, что мы не знали никого из пострадавших. Я просто уверена, что это событие оставило след в ее душе, может быть, на всю жизнь.
   Представляю, что пришлось пережить Арильду и Розильде! Ведь это произошло не с кем-то посторонним, а с родной мамой. Несмотря на то, что рассказ Амалии меня глубоко тронул, я только сейчас впервые поняла и осознала эту трагедию во всей ее жути и полноте – только после того, как прочитала подробные объяснения, опубликованные в газетах.
   Целых шесть лет вся семья думала только об этих похоронах. А каково было Арильду и Розильде? Что чувствовали они?
   Я словно видела их перед собой: двое детей в похоронной процессии, шествующей за пустым гробом, который стоит на катафалке со звенящими колесами.
   А Максимилиам Стеншерна, который всегда был таким здравомыслящим, как ему в голову пришло устроить такое жуткое мероприятие?
   Да уж, совсем не удивительно, что Розильде повсюду мерещатся эти кошмарные тени.
   Я вспомнила о ее внезапном решении посетить апартаменты Лидии. Она так хотела посмотреть на картину «Смерть Офелии», а точнее, на смерть своей матери.
   Почему ей так этого хотелось?
   Ведь ей было безумно страшно.
   Может быть, таким образом она хотела убедиться в том, что ее мать действительно мертва?
   В таком случае, эти сомнения говорят о том, что тело так и не нашли. Ее мать до сих пор по-настоящему не похоронили. Может, вся семья и по сей день постоянно испытывает ужас.
   Я попыталась примерить обстоятельства на себя. Если бы такое случилось с моей мамой, я никогда бы не поверила в юридическое подтверждение смерти. Я бы все это время ждала, что случится что-то небывалое, какое-то чудо. Думаю, я даже питала бы сумасбродные надежды на то, что, несмотря на все, мама жива. Временами я испытывала бы дикий страх при мысли, что в конце концов тело будет найдено: ведь тогда всем надеждам конец! Каждый день моей жизни превратился бы в ужас и ожидание, удивление и разочарование оттого, что ничего так и не произошло.
   Неужели именно такие ощущения испытывает Розильда? А Арильд? Я вспомнила, как он изменился в лице, когда мы проходили мимо лестницы, ведущей в апартаменты его матери. Я снова вспомнила, как мы с Розильдой ходили туда. Может быть, мы и вправду видели там привидение.
   Говорят, мертвецы, которые не были похоронены в освященной земле, возвращаются туда, где жили прежде.
   Если они так и не нашли тело Лидии, значит, ее призрак бродит по замку.
   Судя по бабушкиным словам, труп все-таки был найден, но прошло невероятно много времени. Странно только то, что ей удалось отыскать все эти газетные вырезки, а заметку о самом главном она так и не нашла. Хотя, может, для газетчиков не представляли большого интереса такие вещи. Сенсацией они не являлись.
   Я места себе не находила. Я должна была разобраться в том, как все обстоит на самом деле.
   Кроме того, я не могла отделаться от мысли об исчезновении блокнотов Розильды. Почему она не хотела говорить со мной об этом? Не понимаю. Выходит, я так и буду оставаться под подозрением. Она даже не пыталась в этом разобраться. Но почему?
   Пока я обо всем этом размышляла, в голове у меня то и дело всплывало одно и то же воспоминание, но я сразу старалась отогнать его, потому что оно было нелепым и никакого отношения к происходящему не имело.
   Когда мы были в апартаментах Лидии Стеншерна, на комоде в детской комнате Розильды лежала стопка книг. Я почти не сомневалась в том, что действительно видела их, но потом, когда Розильда убежала и я вернулась в детскую одна, книжек там уже не было. Я подумала, что Розильда взяла их с собой, когда бежала обратно. Или переложила в другое место. Но когда мы вышли оттуда, в руках у Розильды была только картина. Это я точно помню.
   Но что это были за книжки?
   Я не совсем уверена, но они очень напоминали пресловутые блокноты Розильды.
   И что все это значит?
   Розильда говорила, что не была в апартаментах матери с тех пор, как та умерла. Но правда ли это?
   У меня было такое чувство, что на сознательную ложь это не похоже. С другой стороны, хотя нервы у Розильды были явно расстроены, мне не верилось, что она ходила во сне, а потом ничего не помнила. Нет, этот вариант отпадает.
   Ключи от апартаментов Лидии хранились в конторе Акселя Торсона. Шкафчик, где они висели, мог открыть любой. Точно так же и комната в башне, где Розильда хранила свои блокноты, никогда не запиралась на ключ.
   Строго говоря, кто угодно мог взять их из комнаты в башне и спрятать в спальне у Лидии.
   Вопрос только в том, зачем кому-то понадобилось утруждать себя такими вещами? Всем понятно, что поступок этот довольно-таки бессмысленный, вряд ли чем-то подобным стал бы заниматься Аксель Торсон.
   Я уже сбилась со счета, в который раз совершенно напрасно перебирая одного за другим всех жителей замка. Подозреваемых не было. Объяснялось это очень просто: никому это не нужно. Если только это не было сделано специально – как предположила Каролина, – чтобы подозрение пало на меня, ведь блокноты исчезли в тот день, когда я уехала домой. В таком случае, это дело рук Каролины. Но этот вариант мы уже обсудили, он тоже отпадает.
   Больше подозреваемых не было.
   Если только Розильда сама не…
   Нет, и откуда берутся такие нелепые мысли! Я попыталась прогнать их, чтобы подумать об истории с исчезновением тела Лидии Стеншерна.
   Кого бы об этом спросить?
   Случай сам пошел мне навстречу.
   В парке после обеда я столкнулась с Верой Торсон, которая собиралась домой. Она спросила, куда я иду, и я ответила, что просто гуляю и могу проводить ее. Мы немного поговорили о предстоящем приеме в честь дня рождения Сигрид, о том, что подготовка к этому торжеству идет полным ходом. Потом я рассказала о конфирмации Роланда, в честь которой тоже был устроен прием. Таким образом я незаметно подошла к цели нашего разговора.
   – А еще я встретила бабушку. Оказывается, она знает о Замке Роз и семье Стеншерна, – сказала я.
   – Правда? – Вера оживилась.
   – Да. То есть лично она ни с кем не знакома, но много о них слышала. Кстати, она рассказывала о Лидии Стеншерна. А как все было на самом деле? Тело так и не нашли?
   Вера, которая в тот момент, как всегда, куда-то спешила, семеня мелкими шажками вперед, на этот раз снизила скорость и опасливо осмотрелась вокруг.
   – Давайте присядем здесь!
   Она повела меня к ближайшей скамейке.
   – Здесь нас никто не услышит, а если кто будет проходить мимо, мы увидим издалека.
   Она посмотрела на меня – в глазах ее явно читалось удовольствие оттого, что есть с кем поговорить.
   – Ну, и что же сказала ваша бабушка?
   – Она как раз об этом и говорила, о том, что тело не нашли. А остальное я знаю от Амалии – о том, что Лидия зашла в реку, ну и… Но бабушка говорит, что тело исчезло и нашли его только долгое время спустя. Хотя на самом деле она не знает, нашли ли его вообще.
   Вера глубоко вздохнула и устроилась на скамье поудобнее.
   – Я ничего не говорила, – сказала она. – Но раз ваша бабушка сама обо всем рассказала, думаю, мне не стоит врать и делать вид, что все было так, как должно было быть на самом деле. Все пытаются прикрыть и загладить происшедшее – вы понимаете, что я имею в виду. Все говорят, это случилось так давно. Но я-то знаю, что все эти события до сих пор бросают тень на Замок Роз. Взять хотя бы бедняжку Амалию, которая места себе не находит с тех пор, как умерла Лидия. А Розильда… ведь вы и сами знаете, как тут обстоят дела. Да и с Арильдом то же самое.
   Вера говорила шепотом, очень быстро, все время качая головой. То и дело она бросала по сторонам зоркие взгляды, чтобы убедиться, что поблизости никого нет.
   – Я так нервничаю, когда обо всем этом вспоминаю. А о чем вы хотели спросить?
   – Они нашли тело?
   Вера перестала тараторить. Она как-то вся напряглась. Насколько я поняла, она сомневалась, как ей ответить на этот вопрос. Чтобы облегчить ее мучения, я спросила:
   – Об этом, разумеется, много писали в газетах, так что никакой тайны тут нет. Просто бабушка не помнит, удалось ли в конце концов разыскать тело.
   Вера тут же клюнула на приманку:
   – В этом вы правы. Писалось об этом много, не говоря уже обо всяких пересудах…
   Покачав головой, она еще немного посетовала на человеческое любопытство. Затем успокоилась и, понизив голос, сказала:
   – Нет, ее так и не нашли. Это и есть самое страшное. Я думаю об этом каждый раз, когда мы плаваем на лодке. Я себя не помню от ужаса, когда Аксель подгребает к зарослям тростника. Мне сразу кажется, что она там лежит…
   – Но ведь прошло столько времени, теперь уже вряд ли это возможно.
   – Не знаю, не знаю. Со скелетом ничего не сделается. Да и в замке я не меньше боюсь с ней столкнуться. Ничего не скажешь, от здешней жизни нервы крепче не становятся. И вовсе не потому, что я верю в привидения, а потому, что их на самом деле тут полно. А если в замке и водится призрак, то это наверняка она.
   – Почему?
   – Во-первых, потому что ее так и не похоронили в освященной земле.
   – Да, я тоже об этом подумала. Какие же это похороны, если хоронить некого?
   – В общем-то это нельзя назвать настоящими похоронами. Скорее это была траурная месса. Они прождали столько времени, но когда все поняли, что тело не найти… и надо положить этому конец, тогда и решили устроить эту церемонию, которую можно было бы считать похоронами. Вы ведь и сами понимаете, каково им было, они ждали все эти годы, так и с ума недолго сойти.
   – А как же гроб? Он что, был пустой? Гроб-то зачем понадобился?
   – Нет, они нашли в воде ее башмачок. А еще при ней был букет роз, она ведь всегда носила с собой розы. Этот букет так и остался лежать в воде, а тело унесло течением – только розы плавали на поверхности. Амалия о них позаботилась, ей каким-то образом удалось сохранить цветы – не знаю, что она с ними сделала, то ли засушила, то ли что-то в этом роде, но, говорят, они все то время выглядели так, как будто их только что сорвали. Не знаю, я их никогда не видела. Но вся эта история с белыми розами – чистое сумасшествие. Они стали как бы символом души Лидии, поэтому их положили в гроб.
   – Вместе с башмачком?
   – Да.
   – Да, наверно, это были странные похороны. Ведь душа находится на небесах? Как можно похоронить душу?
   – Не знаю, это вопрос не ко мне. Я ведь и не была на похоронах. Мы с Акселем тогда только поженились, и он сказал, что мы туда не пойдем. Он считал, что посторонним там не место. Это не повод для любопытства.
   Вера иронично рассмеялась.
   – Но любопытных там было предостаточно. Тут уж Аксель ничего не мог поделать. Люди словно совсем ополоумели, набросились, как гиены.
   – Говорят, про барона Стеншерна тогда ходило много сплетен.
   – Да уж, сплетен было хоть отбавляй. Греха не оберешься. Поговаривали, что он настроил детей против матери, и из-за этого та покончила с собой. Его считали чуть ли не убийцей. Да еще вдобавок ходили слухи, что он ей изменял и все такое.
   Но потом Аксель взялся прекратить эти сплетни, и все уладилось. После этого никто уже больше наговаривать не осмелился.
   – Бабушка рассказывала, что в газетах упоминали о каких-то странных обстоятельствах в связи с самоубийством Лидии, это и есть те самые сплетни о Максимилиаме?
   – Нет, здесь имелись в виду драгоценности.
   – Какие драгоценности?
   – Ну, ее… Лидии. Бабушка ни о чем не говорила?
   – Нет.
   – А-а, я-то думала, она вам все рассказала… Ну, в таком случае я не стану… Дело в том, что после смерти Лидии, когда осматривали апартаменты, вдруг обнаружили, что все ее драгоценности исчезли. Не понимаю, куда они могли деться, ну не стала же она брать их с собой, когда пошла на реку. Сначала все думали, что она втайне кому-нибудь их отдала. Но потом поняли, что Лидия этого сделать не могла. У нее просто-напросто не было на это никакого права. Они не принадлежали лично ей. Это были семейные драгоценности, принадлежавшие династии Фальк аф Стеншерна. К тому же она никогда не любила их надевать. У нее ведь были свои собственные, которые она унаследовала от матери. Может быть, они и не были такими ценными, я уж не знаю, но она любила именно их. И никаких других не носила. Как бы то ни было, но все они исчезли. Шкатулка была пуста. Та самая большая, тяжелая шкатулка, где хранились семейные драгоценности. Ее собственную маленькую шкатулочку вор тоже прихватил, так ее и не нашли.
   – Надо же, как странно. А кто мог их взять?
   – Этого никто не знает. Дело темное.
   – Неужели никого не подозревали?
   – Подозревали. Камеристку Лидии, а точнее, ее жениха.
   – Эмму? Это ведь она нашла Лидию?
   – Да, точно. Все это было очень странно. Эмма тогда миловалась со своим женихом при луне. Наверняка они где-нибудь пробыли вместе всю ночь, хоть я ничего об этом не знаю. Но ведь они нашли баронессу Лидию, как раз когда жених провожал Эмму утром домой. Она лежала на спине в воде у самого берега, уже окоченевшая. Они сказали, что глаза у нее были такие страшные. Эмма чуть в обморок не упала, но жених ее успел подхватить, и они помчались в замок за подмогой, вместо того чтобы сказать Акселю, который жил от места в двух шагах. Почему они его не позвали – этого мы до сих пор не можем понять. Ведь он был ближе всех. А в замке в основном оставались одни женщины. Эмма с женихом говорили, что об Акселе они как-то не подумали, но, по-моему, это очень странно. Во всяком случае, когда все наконец вылезли из постелей и подоспели к реке, время было упущено. Тело унесло течением. В ту ночь дул бешеный ветер. И, разумеется, из-за этого ветра Аксель не услышал, какой там творился переполох. А то многие об этом спрашивали. Но Аксель так крепко спит, да и ветер дул не со стороны реки. Поэтому он узнал обо всем только на следующий день. Аксель был так привязан к баронессе, он очень тяжело все это переживал, просто невероятно. С тех пор он и стал таким задумчивым.
   – А что камеристка? И чем закончилась история с драгоценностями?
   Вера промолчала. Наморщив лоб, она смотрела перед собой.
   – Да, он был на себя не похож, – сказала она.
   Я поняла, что Вера размышляет о том, почему Аксель был так привязан к Лидии, и повторила вопрос.
   – А почему подозревали камеристку?
   – Потому что ее жених вел себя очень странно. То, что камеристка перепугалась не на жизнь, а на смерть, – это можно понять. Но он-то почему впал в панику? Он ведь даже не был знаком с баронессой. Если бы он хоть чуть-чуть соображал, то вытащил бы ее из воды! А не оставил бы на произвол судьбы. Разумеется, она была мертва, и это уже никакой роли не играло. Но все равно! Если перед тобой человек, лежащий в воде, тем более так близко к берегу, то уж наверное надо его вытащить! А уж потом идти за подмогой, а не нестись оттуда сломя голову! Правильно я говорю?
   Вера посмотрела на меня в поисках поддержки, и я кивнула.
   – И что вы думаете, куда потом подевался этот жених? Его и след простыл. Пока стоял переполох, о нем никто и не вспомнил, но когда решили обследовать дно, обнаружилось, что одна лодка пропала. Через несколько дней ее нашли в тростнике, немного вниз по течению, неподалеку от нашего дома. Но нашел ее не Аксель, лодка была спрятана в зарослях, он много раз проходил мимо и не замечал ее. Жених клялся, что он здесь ни при чем. Он божился, что принимал участие в поисках, он и потом искал вместе со всеми, но тогда его никто не видел.
   Да, просто мистика какая-то.
   – Это точно. Люди говорили, что Эмма рассказывала ему о драгоценностях. И когда после всего этого переполоха они вернулись в замок… Вы ведь понимаете, раз уж такой случай подвернулся… жених взял драгоценности, сел в лодку и отчалил, прежде чем все успели прийти в себя, чтобы снова отправиться на берег. Да, ходили слухи, что это из-за него пропало тело.
   – Как это так?
   – Ну, это просто домыслы, не я это придумала, но поговаривали, что, может быть, на баронессе в тот момент были кое-какие драгоценные украшения – кольца она всегда носила, – а вор это приметил и, вполне возможно, прибрал их к рукам. В таком случае неудивительно, что тело так и не нашли. Ведь тогда он хотел бы от него отделаться, правильно я говорю?
   – Да, это точно. Хотя, казалось бы, шкатулка тоже могла его заинтересовать.
   – Вор ничем не побрезгует. Но и со шкатулкой связана странная история. Я имею в виду не большую шкатулку с семейными драгоценностями, а маленькую, которая принадлежала баронессе. Говорят – хотя, я думаю, сама Амалия на этом настаивала, – она видела шкатулочку баронессы на ее туалетном столике в тот же день, когда обнаружили пропажу семейных драгоценностей. А они никогда не хранились в спальне Лидии, они всегда были в другой комнате. Это означает, что жених прихватил только семейные драгоценности, а маленькую шкатулочку забрал уже потом. Все это очень странно, до сих пор так ничего и не выяснили. Тогда никто в этом разбираться не пожелал. Барона дома не было, а когда он приехал, то у него появилось другие дела, поважнее. Я много раз говорила Акселю, что он должен заняться этой историей – ну жалко же драгоценности, – и потом-то он, конечно, пытался в этом разобраться, но у него ведь всегда дел невпроворот, а теперь уже прошло столько времени…
   Вера замолчала и погрузилась в свои мысли. Я узнала гораздо больше, чем могла надеяться. Да уж, история с драгоценностями и вправду очень странная.
   – Но кто тогда взял шкатулочку Лидии? Ведь жених этого сделать просто-напросто не мог. Если, конечно, Амалия ее действительно видела, а в этом никаких сомнений быть не может. Иначе бы она об этом и говорить не стала.
   Вера задумчиво кивнула.
   – Мистика, да и только – сказала она. – Все решили, что это сделала Эмма, когда она обнаружила, что жених о шкатулочке забыл. Или еще кто-нибудь из слуг. Ведь это мог сделать только тот, кто находился в замке.
   – Но слуги бы на такое не решились, правда?
   – Не знаю. Суматоха была чудовищная. И когда стало известно, что семейные драгоценности пропали, может быть, кто-то очень сообразительный воспользовался случаем, решив, что подозрения все равно падают на жениха Эммы. Ведь никаких расследований не было, всем и так стало ясно, что жених – единственный подозреваемый. Никто другой этого просто сделать не мог.
   – А что потом стало с Эммой и ее женихом?
   – Ну, Эмма, понятное дело, больше в замке не служила, тут никаких вопросов нет: камеристка уже не требовалась. Но когда они позже поженились, переехали в город и открыли там магазин, тогда, конечно, люди стали удивляться, откуда у них на это были деньги, и снова поползли слухи.
   – Мало ли откуда у них могли взяться деньги.
   – Да, сами они утверждали, будто бы получили наследство, а жених еще до этого накопил какую-то сумму. Такое тоже возможно. Я не знаю, за что купила, за то и продаю.
   Вера встала. Дома ждал Аксель, надо было поторапливаться.
   – Мне бы очень не хотелось, чтобы Аксель узнал о нашем разговоре, – сказала она. – Вы ведь не станете об этом рассказывать?
   Ну конечно, нет. Но прежде чем Вера ушла, я спросила, бывала ли она когда-нибудь в апартаментах Лидии после ее смерти.
   Вера покачала головой. Нет, Аксель этого не позволял.
   – Сначала мне, конечно, было интересно – как и всем остальным. Тем более что ключи висели у нас дома, бери – не хочу. Но не знаю… из этого бы ничего не вышло. Да и одна бы я туда пойти не решилась. И потом, ведь Аксель мне доверяет, а значит…
   – Да, конечно, я понимаю – сказала я.
   Вера немного постояла молча, глядя на меня с какой-то странной улыбкой.
   – А может, вы…
   Запнувшись, она прикусила губу.
   – Что?
   – Да нет, просто… может быть, вы хотите туда сходить?
   – Нет, нет!
   Я решительно покачала головой. Только бы она не подумала, что я хочу там побывать.
   Вера еще немного постояла в задумчивости. А затем с таинственным видом произнесла:
   – Иногда я подумывала о том, чтобы попросить вашего брата сходить туда вместе со мной. С ним бы я пойти не побоялась. Карл ведь такой отважный. Его ничем не испугаешь. Вот и мне бы передалась его смелость. Но я тут же вспоминала про Акселя и думала о том, что бы он сказал, если бы узнал об этом. Так что теперь я твердо решила, что не пойду туда, если, конечно, Аксель не возьмется меня сопровождать. Но Аксель никогда на такое не согласится.
 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

   Настал день именин старой баронессы.
   Между часом и пятью должен был состояться торжественный прием. Она не могла принять всех одновременно, это было бы для нее слишком утомительно. Гости, которые не предупредили о своем приезде, были готовы к тому, что она и вовсе их не примет. Поэтому для нас с Каролиной заранее назначили определенное время.
   Аксель и Вера Торсон должны были прийти к ней в час, а мы вместе с Амалией – в половине третьего. В это время Арильда и Розильды там не будет. Обычно перед приемом Вещая Сигрид обедала вместе с близкими родственниками. После обеда она полчаса отдыхала, а потом уже наступал черед всех остальных.
   Мы с Каролиной спросили, что нам надо будет взять с собой. И тогда нам сказали, что Сигрид поставила одно условие: никаких подарков. Об этом она решительно предупредила всех раз и навсегда.
   Ни о каких подарках она и слышать не хотела. В тот день в центре внимания должна была находиться она сама, а не какие-то мертвые вещицы. Цветы мертвыми не назовешь, но она хотела выбирать их сама. И поскольку видеть их она не могла, для нее это было очень важно. Поэтому и цветы ей дарить тоже было нельзя.
   Арильд рассказывал, что кое-что им все-таки позволялось преподнести Сигрид на день рождения. Розильда подыскивала какую-нибудь подходящую к случаю цитату – интересную или просто выразительную, – а Арильд зачитывал ее вслух. Старухе это очень нравилось.
   В пятнадцать минут третьего за нами пришла Амалия. Нам не хотелось опаздывать, и когда мы подошли к той части замка, где жила Сигрид Фальк аф Стеншерна, увидели огромную толпу: кто-то ожидал своей очереди, а кто-то уже удостоился аудиенции. Выглядели все торжественно, как будто пришли на королевский парад, а не на обычный день рождения.
   – А сколько ей исполнилось лет? – спросила Каролина.
   Амалия была озадачена. Кажется, она об этом даже не догадывалась. И вдруг Амалия, которая всегда была такой серьезной, невольно улыбнулась.
   – Вряд ли среди собравшихся есть хоть один человек, кто об этом знает, – сказала она. – Старушка, наверно, и сама уже не помнит.
   Так повелось, что день рождения Сигрид праздновали из года в год, точно так же как Рождество или Праздник середины лета, но никто не задумывался о том, что с каждым разом она на один год становится старше. Когда человек настолько стар, он перестает следить за возрастом, считала Амалия.
   – Но я, конечно же, об этом разузнаю. Во всяком случае, насколько мне известно, ей уже давно перевалило за девяносто. А может быть, ей уже больше ста.