Грипе Мария. ...И белые тени в лесу

   Лидия была прелестным ребенком, ласковым и чувствительным. Но, конечно же, на нее не могли не повлиять странности матери. Лидия не хотела жить в реальном мире. Она начала фантазировать. С ее матерью было точно так же: она постоянно пыталась уйти от действительности.
   Но все же для Лидии это было простительным недостатком, считала Амалия. Как можно чего-то требовать от ребенка, если его мать никогда не сдерживает своих обещаний, если она подает ему надежду и тут же разбивает ее, если она каждый день оставляет ребенка на произвол судьбы. Даже когда она дома, то запирается у себя и просит, чтобы ей не мешали.
   Если в замке ожидали гостей, ей обязательно надо было побыть несколько часов в одиночестве, чтобы погрузиться в свои книги, а гости приходили почти каждый день. Она хотела прослыть глубокомысленной, читала стихи и романы, то и дело сыпала цитатами.
   Иногда друзья уставали от ее прихотей и не приходили. Случалось, она и сама выгоняла их, но, несмотря на это, для Лидии у нее времени не находилось. Ведь тогда ее начинали занимать собственная трепетная душевная жизнь, беспокойное сердце, болезнь и страдания. Никто в целом мире не страдал так сильно, как страдала она, никто не мог ей помочь, хотя на самом деле она и не хотела бы никакой помощи. Она хотела лишь безудержно предаваться своим страданиям.
   А у ее закрытых дверей постоянно топталась маленькая Лидия, она боязливо семенила взад-вперед, и больше всего на свете ей хотелось утешить бедную маму, которая так душераздирающе плакала у себя в комнате. Но мать оставалась неприступной, ей ни разу и в голову не пришло, что все эти бурные взрывы чувств глубоко ранят малышку.
   Амалия пыталась как-то скрасить ее существование. Она отважно боролась за то, чтобы уберечь ребенка от материнских прихотей и капризов, по Амалия не могла перевесить любовь к матери, которая в глазах Лидии была единственным образцом. И чем старше она становилась, тем сильнее в ней крепло желание походить на мать. Ее преданность не знала границ и ничего не требовала взамен.
   Поэтому положение стало гораздо более опасным, когда в один прекрасный день мать ни с того ни с сего обнаружила интерес к своему ребенку. Лидии тогда было тринадцать лет, матери перевалило за тридцать, она вдруг поняла, что уже немолода, что поклонников становится все меньше и меньше. Она почувствовала себя покинутой и одинокой и теперь не стеснялась открыто показывать, что нуждается в любви своей дочери. Истосковавшаяся по материнской нежности Лидия стала легкой жертвой ее чар.
   Для Амалии наступили сложные времена, но тяжелее всего было, когда матери взбрело в голову искать утешения в религии. Амалии, которая была по-настоящему верующим человеком и со всей суровостью выполняла религиозные предписания, было мучительно больно видеть эту слезливую богобоязненность. Ни для кого не являлось секретом, что ее вера очень поверхностна и долго не продержится, но на Лидию это произвело огромное впечатление, она все воспринимала всерьез.
   К тому же мать все больше посвящала дочь в свои сердечные дела, втягивала ее в свой сумасбродный мирок праздных и нелепых мечтаний, где фигурировали различные знаменитости. Она рассказывала Лидии о своих любовных историях, которые сводились к тому, что все мужчины были без памяти влюблены в нее. Но для нее на первом месте всегда оставалось ее драгоценное дитя, поэтому она ни к кому не могла привязаться всерьез. По крайней мере теперь она всех в этом уверяла, и маленькая Лидия наконец получила то, чего так долго и страстно желала, – материнскую любовь. Она себя не помнила от счастья и не могла или не хотела понять, что все это – ложь.
   – Скоро ты станешь взрослой девушкой, и теперь, когда мы можем разговаривать по душам, должна обо всем узнать, – так сказала мать своей дочери. И целыми днями стала рассказывать ей о своей скудной и жалкой жизни, то и дело ее приукрашивая, а Лидия слушала, глядя ей в рот.
   Это невинное дитя впитывало каждое слово матери, они вместе погружались в прекрасные фантазии, и все остальное для Лидии просто переставало существовать.
   – Наверное, теперь ты лучше меня понимаешь, – взывала к ней мать. – Теперь, когда мы стали так близки?
   И Лидия, разумеется, понимала, она понимала абсолютно все, и даже немного больше: она осознала, что такая прекрасная, удивительная мать просто не могла обратить на нее внимания раньше, когда она была маленьким и глупым ребенком, который не понимал ничего. И поэтому теперь для нее было очень важно не обмануть маминых ожиданий, чтобы не потерять ее любовь.
   – Ты же никогда меня не покинешь? Обещай мне!
   Мать заглянула ей в глаза, и Лидия торжественно и свято пообещала, что всегда будет с ней. Она лишь смиренно удивлялась, что так легко сумела завоевать доверие матери. Ей ни на мгновение не приходила в голову мысль о том, что она всего лишь одна из жертв в череде ее разочарований.
   – А ты ведь будешь красавицей, девочка моя!
   Она потянула Лидию к зеркалу, где, прислонившись друг к другу головами, они стали удивленно сравнивать свои лица.
   – Ты же вылитая мать. Видишь?
   И вправду! Лидия не смела поверить своим глазам! Она всегда об этом мечтала, и вот теперь стала похожей на маму – не только внешне, но и своим внутренним миром. А ведь душа не менее важна, чем лицо, – любила повторять мама, – про душу нельзя забывать.
   Теперь Лидию посвятили в мир книг, музыки и искусства. Мать стала ее наставницей, и Лидия научилась любить те же книги, картины и музыку, что и она.
   Ей казалось, что у ее души выросли крылья. Ведь она осознала истинную сущность любви, и этому научила ее мать: только она одна знала, только она жила по-настоящему, страдала и приносила себя в жертву, поэтому только ее хотелось слушать и ею восхищаться.
   Что могла предложить ей взамен Амалия? Не так уж и много.
   Она сидела передо мной в своей нише, забытая и постаревшая. Но когда-то она была пылкой, и молодой, она бескорыстно любила маленькую девочку, которая так и не ответила на ее любовь.
   Амалия ничего об этом не сказала, но я сама все поняла.
   Вздохнув, она сделала глоток воды.
   – Вы, наверно, удивлены, что я так много рассказываю о людях, которых уже давно нет?
   Я покачала головой, меня так заворожила ее история, так хотелось скорее услышать о том, что было дальше. Я забыла о времени и о том, где мы находимся, и только зачарованно слушала этот суровый голос, глядя на поблекшее лицо Амалии.
   Она снова вздохнула и начала рассказывать дальше.
   – И поскольку Лидия де Лето в свое время должна была стать Лидией Фальк оф Стеншерна, а потом матерью Арильда и Розильды, я хочу рассказать вам эту историю до конца. Чтобы понять их – а в особенности Розильду, – нужно сначала узнать об их матери и бабушке. Ведь Лидия все больше отдалялась от реальной жизни… Пора перейти к рассказу о том, как она вышла замуж.
   Амалия зашлась в кашле, ей пришлось снова глотнуть воды из стакана. Когда кашель отступил, она продолжила:
   – Лидии едва исполнилось восемнадцать лет, когда она внезапно вышла замуж за Максимилиама Фальк оф Стеншерна. Я до сих пор не могу понять, как это произошло. Максимилиам входил в число поклонников ее матери, был двенадцатью годами младше нее и на шестнадцать лет старше Лидии. Он посватался к ней, потому что она так походила на свою красавицу-мать. По крайней мере так утверждал он сам. Не думаю, будто с моей стороны было бы неправдой сказать, что мать дала свое согласие, примерно по той же причине. Саму Лидию это предложение застигло врасплох. Но она, разумеется, внушила себе, что встретила настоящую и большую любовь.
   Вскоре после свадьбы до Лидии постепенно стало доходить, что, возможно, все не совсем так.
   Поженившись, они переехали в замок, Лидия думала, что мать будет жить вместе с ними. Но та, поблагодарив, неожиданно отказалась. Не хотела мешать молодым. Вместо этого она прислала дочери собственный портрет в полный рост. Это был великолепный портрет, исполненный в натуральную величину.
   Но, разумеется, она не могла так просто оставить Лидию в покое. Она всячески показывала, какой одинокой и покинутой чувствует себя теперь, когда она, как обычно, пожертвовала собой ради дочери. С самого начала ее жалобы отравляли настроение молодым.
   Мать жила в нескольких милях от замка. Она могла приехать в любое время, что и делала, но по большей части для того, чтобы рассказать о том, как ей одиноко. При этом переехать жить в замок она отказывалась. Все это добавляло путаницы и противоречий в жизнь Лидии, и она постоянно думала о матери. Лидия очень переживала, теперь она видела в Максимилиаме захватчика, который встал между матерью и дочерью.
   Весь год прошел в постоянных раздорах, но за этим последовало трагическое событие.
   Мать Лидии внезапно скончалась от разрыва сердца.
   Это произошло совершенно неожиданно. За день до смерти она приезжала в замок, и всем показалось, что она абсолютно здорова. Ну, может быть, немного странная, но ведь с ней часто такое бывало, все успели к этому привыкнуть.
   Она собиралась пробыть в замке несколько дней. Но ни с того ни с сего потребовала подать ее экипаж и отправилась домой. Почему-то она решила, что стала обузой. Лидия пыталась заверить ее, что она никому не мешает, но это не помогло.
   – Лучше бы мне вообще навсегда исчезнуть! – были ее последние слова, обращенные к Лидии.
   На следующее утро она умерла.
   Служанка нашла ее в постели, когда принесла завтрак.
   Через несколько дней в ее секретере обнаружили письмо, которое так никогда и не было окончено, – письмо предназначалось Лидии.
   В своем послании мать признавалась, что единственная любовь всей ее жизни – это Максимилиам Фальк оф Стеншерна. Но для матери величайшим счастьем стало отказаться от этой любви ради Лидии. Нет такой жертвы, которая оказалась бы слишком велика ради дочери, – вот главный принцип ее жизни.
   Поэтому она может смело смотреть смерти в глаза, будучи твердо уверенной в том, что ее лишения не были напрасны.
   Она и ее дитя созданы из одной материи, они так духовно близки, а судьбы их так похожи, что, несомненно, их жребием стала любовь к одному и тому же мужчине. Так же естественно было и то, что большую жертву принесет тот, кто больше любит.
   Самой великой жертвой является жизнь. Она уже давно поняла, что дни ее сочтены, ей так хочется поскорее уйти. Ее бедное сердце стало тяжелым, как камень, больше оно не выдержит.
   Но Лидия не должна лить слезы у нее на могиле.
   Теперь наступило время примирения, она простила свое дитя от чистого сердца, но есть одна вещь, которую она поняла и которую ей мучительно осознавать: мать всегда любит свое дитя больше, чем дитя любит мать. Таков жестокий закон природы.
   Вот в общих чертах содержание этого прощального письма. Оно было запутанным и бессвязным и, как уже говорилось, так и осталось не законченным. То ли ей стало дурно в тот момент, когда она писала его, то ли она действительно и не собиралась его отправлять.
   Наверняка это прощальное послание было не единственным. Возможно, оно явилось всего лишь плодом ее безумной фантазии. Во всяком случае, так думал Максимилиам. Он был убежден, что эта смерть стала ее просчетом. Она ни мгновения не сомневалась в том, что все это несерьезно. Лишним тому подтверждением было выражение удивления, написанное у нее на лице, когда ее обнаружили. Она выглядела так, словно внезапно, на самом интересном месте, на полпути в ее прекрасных мечтаниях, к своему несказанному недоумению она вдруг поняла, что приятное времяпрепровождение таким постыдным образом подошло к концу.
   Максимилиам был уверен, что она никогда не собиралась отправлять Лидии это письмо. Амалия в этом тоже ни минуты не сомневалась. Не может быть, чтобы в человеке скрывалась такая адская бездна. Но что толку, если сама Лидия восприняла письмо на полном серьезе. Она никогда не понимала свою мать, а теперь было уже слишком поздно. Она заперлась в своей комнате, где висел портрет матери, и отказывалась с кем-либо видеться и разговаривать. А когда через несколько дней Лидия вышла оттуда, она была совершенно спокойна, почти что невозмутима, хотя могла без видимой причины внезапно прийти в состояние жесточайшего раздражения. Долгое время Лидия металась между этими крайностями, но ни разу не пролила ни слезинки, даже на похоронах – тогда она была какой-то застывшей, словно кукла, и двигалась почти механически.
   Позднее она тоже никогда не заговаривала о смерти матери.
   Но никто не сомневался, что она по-настоящему скорбит о ней. Это проявлялось в том, как изменилось ее отношение к Максимилиаму. Лидия шарахалась от него, казалось, что ее приводит в ужас один его вид. Ничего удивительного в этом не было. Когда узнаешь о том, что ты не просто бросил свою любимую мать, но еще и украл величайшее счастье ее жизни, а к тому же стал причиной ее смерти, – конечно же, начинаешь задумываться, как такое могло произойти.
   И в конце концов пытаешься разделить вину с кем-то другим. Лидия спрашивала себя, что же за человек ее муж, что это за мужчина, который предал любовь матери, чтобы привлечь к себе дочь и втянуть ее в такое страшное преступление?
   Кто он на самом деле – Максимилиам Стеншерна?
   Ясное дело, что он никакой не отпетый мошенник и уж во всяком случае не соблазнитель. Он был довольно обычным человеком, который хотел наслаждаться жизнью. Нельзя сказать, что Максимилиам был очень серьезен, он не всегда понимал Лидию, но искренне любил свою молодую жену, и принимал близко к сердцу произошедшую в ней перемену. В первое время после смерти ее матери он относился ко всему с глубоким пониманием, ожидая, что постепенно Лидия станет прежней. Поэтому он предоставил ее самой себе, раз уж она этого хотела. Но прошел не один месяц, а ничего не изменилось, и тогда Максимилиам понял, что должен что-то предпринять.
   За год до замужества Лидия начала рисовать, и мать, конечно же, горячо одобряла увлечение дочери. Когда мать умерла, Лидия немедленно прекратила рисовать. Максимилиам попытался снова заинтересовать ее живописью, надеясь, что она вернется к привычной жизни, и Лидия действительно принялась рисовать. Она взялась за кисть с большим рвением.
   Но он не рассчитал, что живопись станет для Лидии еще одним предлогом для того, чтобы еще глубже уйти в себя. Она стала еще более замкнутой и нелюдимой. Достала книги, которые читала вместе с матерью, и, отрешившись ото всего, стала заново их перечитывать. Она повернулась к миру спиной. Люди ее больше не интересовали.
   Когда Лидия переехала в замок, Амалия стала подыскивать другое место. Но она заранее позаботилась о том, чтобы поселиться недалеко от замка: так ей было удобнее присматривать за своей Лидией, и в любую минуту она могла бы прийти на помощь.
   Раньше Максимилиам не особенно жаловал Амалию, но теперь все изменилось, и он послал за ней в надежде, что она сможет как-то повлиять на его молодую жену.
   Амалии никогда не удавалось заслужить настоящее доверие и любовь Лидии, и на этот раз ее старания оказались напрасными. Амалия чувствовала, что она бессильна что-либо сделать. Каждый раз она возвращалась из замка, ничего не добившись и с болью на сердце.
   Через несколько лет Максимилиам устал от такой жизни. Ему было неуютно в замке. Появились и другие причины для недовольства. Он был военным, офицером высшего звания, который всегда в глубине души ощущал себя солдатом – «кнехтом», как он сам себя называл. Но он жил в стране, где никогда не бывало войн, он не мог реализовать себя здесь и проявить отвагу на поле боя. И тогда он задумался о том, что вообще ему делать в Швеции.
   Раз уж его семейная жизнь сложилась не так, как он себе представлял, а неписаный закон гласил, что «мужчины из рода Фальк оф Стеншерна не разводятся», Максимилиам решил, что запросто может отрясти прах с ног своих и уехать из Швеции. Эта монотонная жизнь его не устраивала.
   – Такой уж у него характер, – смиренно добавила Амалия.
   И вот Максимилиам уехал из замка. Он путешествовал по белу свету, разыскивая страну, в которой люди, как он сам говорил, «не страшатся войны». Теперь он снова был доволен своей жизнью: он сумел показать, на что способен, и жаловаться ему было не на что. Домой он наведывался не часто, а когда приезжал, то надолго не задерживался, уезжал как можно скорее.
   Арильд с Розильдой появились на свет в результате одного из таких кратковременных набегов. Но жена, несмотря ни на что, все больше от него отдалялась, Арильд с Розильдой были их единственными детьми.
   Когда близнецы родились, Максимилиама в замке не было. Лидия сама послала за Амалией. Я заметила, что голос ее потеплел, теперь он звучал совсем по-другому, каждое слово Амалия произносила с любовью:
   – Да-а, маленькая Лидия сама захотела, чтобы Амалия приехала в замок…
   Амалия поступила няней в семью Стеншерна. Она осталась здесь жить.
   Лидия была гораздо внимательнее и заботливее к своим детям, чем когда-то ее собственная мать к своей дочери. Она вся расцвела и отныне стала жить для детей. Лидия и Амалия провели много чудесных часов с малышами. Они стали ближе друг другу, чем когда-либо прежде, никогда им не было так хорошо вместе.
   Но все же Лидия не чувствовала себя счастливой.
   Ее забота о детях постепенно приобрела почти болезненный характер. Она не хотела упускать их из поля зрения ни на секунду, хотя Амалия всегда была рядом. Она цеплялась за эти крошечные жизни, словно без них не смогла бы выжить сама. Дети это чувствовали, и иногда их пугала такая чрезмерная любовь, но в то же время они радовались, что по-настоящему нужны своей матери. Особенно это бросалось в глаза потому, что отца никогда не было дома. Связь между матерью и детьми становилась все сильнее. Ведь они были одни в этом ненадежном мире. Посторонних они сторонились. Разумеется, кроме Амалии.
   В отличие от своей матери, которая лишь воображала, что любит дочь, Лидия любила своих детей по-настоящему. Ее привязанность к малышам не стала бы роковой, если однажды не разорвалась бы так внезапно и жестоко, пока дети были еще слишком маленькими, чтобы осознать все происшедшее.
   Все началось с того, что Лидии стали сниться странные сны. Сначала она делала вид, что все в порядке, но вела себя как-то беспокойно и настороженно. Амалия поняла, что что-то не так, и попыталась поговорить с ней. Лидия призналась, что по ночам с ней происходит неладное, но что именно – не сказала. Она побледнела, похудела и стала чахнуть просто на глазах. Так продолжалось несколько месяцев, Амалия забеспокоилась всерьез, и в конце концов ей удалось уговорить Лидию рассказать о том, что ее мучает.
   Покойная мать дала о себе знать с того света.
   Однажды ночью она явилась ей во сне, сойдя с огромного портрета, висевшего на стене прямо напротив кровати Лидии. Она подошла к ней стала умолять о том, чтобы Лидия нашла в замке какое-нибудь тихое место, где их души смогли бы встречаться. Ведь души не умирают. Души принадлежат вечности, они всегда должны быть вместе, было бы только место, где они могли бы соединиться. Им же так друг друга не хватает, душа покойной и душа живой стремятся друг к другу, говорила она во сне. Мать предостерегала Лидию, чтобы та не пренебрегала своей бессмертной душой. Иначе она будет человеком только наполовину.
   Лидию глубоко потрясло это сновидение. Все в нем было как наяву. Она стала думать о том, где бы найти подходящее место, чтобы их души могли побыть наедине. Но она смутно себе представляла, что имела в виду мать, и в конце концов интерес к собственным детям возобладал в ней, а про сон было забыто.
   Но покойница не желала оставить ее в покое. Она явилась снова, и на этот раз сон был еще более явственным. Мать чувствовала себя глубоко несчастной, душа ее изнемогла от тоски по дочери, она упрекала Лидию за то, что она забыла о ее просьбе.
   Когда та спросила ее, где бы ей хотелось встречаться, мать ответила, что Лидия должна посадить возле замка розовый сад, где будут расти только белые розы.
   – Ты же помнишь, как я жаждала чистого сердца? – нашептывала она во сне. – Поэтому розы должны быть белыми.
   На следующий день Лидия немедленно приступила к делу. Она выбрала тихое место, заказала отовсюду черенки роз. Позабыв обо всем на свете, она с утра и до позднего вечера работала в саду. Но тут дети заболели, им хотелось побыть с матерью, и у Лидии не осталось времени, чтобы заниматься садом.
   Мать снова пришла к ней во сне, теперь она была угрожающе реальной. Лидия, думая только о детях, собрала все свои силы, она сопротивлялась, как только могла. Сейчас дети были для нее важнее, чем розовый сад.
   И тогда мать склонилась над лежащей в кровати Лидией, и та почувствовала, будто сердце ее сжимает ледяная рука, а покойница, поблескивая горящими глазами, заклинала ее не покидать свою мать еще раз – как она уже сделала это, когда та была жива. Таких мучений она просто больше не выдержит. Она разразилась рыданиями, и плач ее леденил кровь, он был таким же ужасным, как и при жизни. Лидию охватило безграничное отчаяние, какое она испытывала ребенком, когда стояла под дверью и слушала, как плачет мать. Страх пронзил ее до костей, когда она поняла, что может снова утратить любовь своей матери, и она свято и трепетно поклялась, что отныне будет думать только о розовом саде, и тогда их несчастные души смогут встретиться вновь. Мать успокоилась. Во сне Лидия достала носовой платок и вытерла слезы с лица покойницы.
   Наутро Лидия была очень взволнована. Дети по-прежнему болели, ей надо было ухаживать за ними, но она о них и не вспомнила. Тогда Амалия и решила выяснить, что происходит. Лидия показала ей платок, который до сих пор был мокрым от слез. Амалия попыталась убедить ее, что это могли быть ее собственные слезы, но Лидия и слышать ничего не хотела. Самое странное, что от платка исходил легкий аромат духов ее матери – при жизни она всегда пользовалась этими духами, а с тех пор как она умерла, больше в замке таких ни у кого не было.
   – Тогда я наконец поняла, – сказала Амалия, – что эта женщина, этот мятежный дух, будет преследовать Лидию бесконечно и доведет ее до сумасшествия, если она не исполнит ее воли.
   Как бы то ни было, но покойная мать из потустороннего мира по-прежнему имела власть над своим несчастным ребенком, даже долгое время спустя после смерти.
   Поначалу Амалия была против розового сада. Ей казалось, что эта идея с белыми розами – чистой воды вздор. Теперь она смотрела на дело иначе. Она поняла, что если желание покойной не привести в исполнение, то кошмару не будет конца. И сделать это надо как можно скорее, поэтому Амалия стала всячески поддерживать и подбадривать Лидию, она помогала ей, когда выдавалось свободное время, но главным образом занималась детьми, так что Лидия могла о них не беспокоиться.
   Лидия исполнила свое обещание, она отдавала саду все свое время, и дело быстро близилось к завершению. Покойница больше не являлась ей во сне, но несколько раз, когда Лидия засиживалась у детей, ее платок вновь становился мокрым от слез и источал сильный запах все тех же духов. Легкий аромат исходил от платка постоянно, даже когда в розовом саду оставалось доделать последние мелочи. Отныне здесь распускались розы, сад стал любимым пристанищем Лидии. Цветы требовали постоянного внимания и заботы, поэтому она проводила в саду много времени, чаще всего Лидия бывала там одна. Если же она брала с собой детей или Амалию, то ей казалось, что в воздухе витает какое-то беспокойство. В саду становилось душно, розы пахли дурманяще и тошнотворно, роса курилась в цветочных чашечках, лепестки теряли свой блеск, солнечные лучи били прямо в глаза, у Лидии начинала болеть голова.
   Если она тотчас не отсылала детей обратно в замок, насекомые начинали злобно виться вокруг, хотя обычно они мирно жужжали среди цветов. Однажды Арильда очень больно укусила оса, а за Розильдой погналась пчела. Но как только Лидия оставалась в саду одна, там снова воцарялось спокойствие. Аромат роз вновь становился свежим и, подобно бальзаму, проливался на ее измученную душу.
   Лидия знала: таким образом мать дает ей понять, что в саду они должны оставаться наедине. Никто не имеет права приходить сюда, ибо среди роз встречаются их души.
   Что в действительности происходило во время этих встреч, Амалия так никогда и не узнала.
   – Да я и не пыталась узнать! – сурово сказала она.
   После того как вырос этот сад, замок и стали называть Замком Роз. Розы расцветали на радость будущим поколениям Стеншерна – за этот дар они должны были благодарить не только Лидию, но в равной мере и ее мать. Лидия горячо настаивала на том, чтобы никто об этом не забывал.
   Примерно в то же время Амалия услышала от Лидии, что та должна умереть молодой. Было ли это решение ее матери или плод воображения самой Лидии – Амалия не знала.
   При жизни мать Лидии частенько вздыхала, повторяя, что родилась не в то время. Поэтому ей так неуютно в этой жизни, и поэтому ни один человек на свете не понимает ее по-настоящему. Душа ее слишком прекрасна и чувствительна для этой жизни, мать утверждала, будто она «не такая, как все». И пыталась выразить свое «душевное состояние», как она любила это называть, особой манерой одеваться.
   Манера состояла в том, что она одевалась либо в белые платья, либо в черные. Когда она хотела показать окружающим, как близка к смерти, как устала и насколько разочаровалась в людях, она надевала черное.