Третью группу истцов составляла та часть второй группы, в которую входили пациенты, коим предстояло умереть по вине дилофта. Поскольку пока летальных исходов зафиксировано не было, эта часть соглашения тоже оставалась открытой. По этой группе гонорар адвокатам исчислялся двадцатью двумя процентами.
   В семь вечера был объявлен перерыв. Закончить обсуждение деталей, касающихся второй и третьей групп, было решено на следующий день. Когда они спускались в лифте, Френч вручил Клею распечатку.
   – Мы неплохо поработали сегодня, – сказал он с улыбкой. В распечатке было резюме по делам Клея и ожидаемому гонорару, который включал дополнительно семь процентов за участие в работе управляющего комитета.
   Общий предполагаемый гонорар за дела первой очереди равнялся ста шести миллионам долларов.
   Оставшись наконец один, Клей подошел к окну и долго наблюдал, как сумерки спускаются на Центральный парк. Выяснилось, что куш, принесенный тарваном, не подготовил его к нынешнему шоку от внезапно свалившегося богатства. Он был ошеломлен и не мог сформулировать мысли, мелькавшие в помутившемся мозгу. Даже двойная порция неразбавленного виски из мини-бара не помогла.
   Не отходя от окна, он позвонил Полетт, которая схватила трубку на первом же гудке.
   – Ну, говори! – закричала она.
   – Первый раунд окончен, – сообщил Клей.
   – Да не ходи же ты вокруг да около!
   – Ты только что заработала десять миллионов, – проговорил он, не узнавая собственного голоса.
   – Клей, не надо так шутить! – едва слышно пролепетала Полетт.
   – Я не шучу. Это правда.
   Последовала пауза, Клей услышал, как Полетт всхлипывает. Попятившись и присев на край кровати, он почувствовал, что и сам готов расплакаться.
   – О Господи! – дважды произнесла Полетт.
   – Я перезвоню тебе через несколько минут, – сказал Клей.
   Иона еще был в офисе. Он проорал что-то нечленораздельное, потом, выронив трубку, побежал искать Родни. Клей слышал, как хлопнула дверь, как они на ходу переговаривались между собой. Потом трубку взял Родни.
   – Слушаю, – сказал он.
   – Твоя доля – десять миллионов, – в третий раз повторил свое сообщение Клей. Это было лучшее в его жизни исполнение роли Сайта-Клауса.
   – Боже милостивый, Боже милостивый, Боже милостивый! – запричитал Родни. Где-то рядом с ним визжал и вопил Иона.
   – Да, в это трудно поверить, – сказал Клей. Он живо представил себе, как Родни в БГЗ сидит за своим обшарпанным столом, заваленным бумагами, с фотографиями жены и детей, прикнопленными к стене, – честнейший человек, работающий не покладая рук за нищенскую зарплату.
   Интересно, что он скажет жене, когда позвонит ей минуту спустя?
   Иона взял параллельную трубку, и они втроем немного поболтали о совещании: кто был, где оно происходило, как? Никому не хотелось заканчивать разговор, но Клей помнил, что обещал перезвонить Полетт.
   Рассказав подробности и ей, он долго сидел на кровати, сожалея, что больше позвонить некому. Ему хотелось увидеть Ребекку, услышать ее голос, прикоснуться к ней. Они могли бы купить домик в любом месте, где она пожелала бы, жить тихо и счастливо с дюжиной детишек и без каких бы то ни было родственников, – только няни, горничные, повара и, возможно, даже дворецкий. Дважды в год он разрешал бы ей слетать на их собственном самолете домой, чтобы всласть поругаться с родителями.
   А может, и Ван Хорны стали бы вести себя поприличнее, появись в семье сотня-другая миллионов, которыми можно было бы хвастаться, хотя для них деньги и были бы недосягаемы?
   Стиснув зубы, Клей набрал ее номер. Была среда, традиционный вечер в загородном клубе, так что Ребекка наверняка одна в квартире. Три гудка – и он услышал ее голос, от которого весь сразу обмяк.
   – Привет, это Клей, – сказал он как можно более непринужденно. За полгода они не обменялись ни единым словом, но лед сразу же был сломан.
   – Привет, незнакомец, – ответила она. Сердечно.
   – Как поживаешь?
   – Прекрасно, как всегда, дел по горло. А ты?
   – Так же. Я в Нью-Йорке, улаживаю кое-какие дела.
   – Я слышала, что дела у тебя идут неплохо. – С подтекстом.
   – Да, неплохо. Грех жаловаться. Как твоя работа?
   – Мне осталось шесть дней.
   – Уходишь?
   – Да. Я, знаешь ли, выхожу замуж.
   – Слышал. И когда?
   – Двадцатого декабря.
   – Я не получил приглашения.
   – А я его тебе не посылала. Не думала, что ты захочешь прийти.
   – Может, и не захочу. А ты уверена, что хочешь выйти замуж?
   – Давай поговорим о чем-нибудь другом.
   – Не вижу других тем.
   – Ты с кем-нибудь встречаешься?
   – Женщины гоняются за мной по всему городу. Где ты познакомилась с этим парнем?
   – А ты, говорят, купил дом в Джорджтауне?
   – Уже давно. – Ему было приятно, что она спросила. Значит, его успехи ей не безразличны. – Этот твой парень – просто червяк, – ляпнул он.
   – Перестань, Клей. Давай обойдемся без грубости.
   – Он червяк, и ты сама это знаешь, Ребекка!
   – Я повешу трубку.
   – Ребекка, не выходи за него. Ходят слухи, что он голубой.
   – Хорошо, он червяк и голубой. Что еще? Давай, Клей, выкладывай, тебе полегчает.
   – Не делай этого, Ребекка. Твои родители сожрут его заживо. К тому же твои дети будут на него похожи. Клубок маленьких червячков.
   Короткие гудки.
   Клей вытянулся на кровати и уставился в потолок. Ее голос продолжал звучать у него в ушах. Его потрясло, насколько, оказывается, он по ней соскучился. Потом вдруг, напугав его, заверещал телефон. Это был Пэттон Френч, он звонил из вестибюля. Их ждал лимузин. Предстояли три часа ужина с дегустацией вин. Но кто-то же должен был заняться и этим.

Глава 23

   Все участники сговора поклялись хранить тайну. Адвокаты подписали толстенный документ, подтвердив конфиденциальность всего, что касалось переговоров о дилофте и достигнутого соглашения. Перед отлетом из Нью-Йорка Пэттон Френч сообщил коллегам:
   – Это будет в газетах через сорок восемь часов. «Фило» облизнется, акции поползут вверх.
   На следующее утро «Уолл-стрит джорнал» разразился статьей; разумеется, всю вину валили на адвокатуру. «КОЛЛЕКТИВНЫХ ДЕЛ МАСТЕРА ВЫКОЛАЧИВАЮТ БЫСТРОЕ СОГЛАШЕНИЕ», – гласил заголовок. «Неназванным источникам» было что порассказать. В деталях они были точны: общая сумма в два с половиной миллиарда долларов будет выплачена на первом этапе сделки, еще полтора миллиарда – резервный фонд для более тяжелых случаев.
   «Фило продаете» открылся на уровне восьмидесяти двух долларов за акцию и быстро подпрыгнул до отметки восемьдесят пять. Один из аналитиков утверждал, что инвесторов успокоило известие о достигнутом соглашении. Так компания сможет контролировать стоимость процесса. Никаких затяжных судов. Исчезает угроза суровых вердиктов. Адвокаты шли в одной упряжке, и, по словам источника, в «Фило» сделку называли победой.
   Клей следил за новостями по телевизору у себя в кабинете. А также отвечал на звонки репортеров. В одиннадцать явился корреспондент «Джорнал» с фотографом. За время предварительного обсуждения Клей понял, что тот знает о сделке не меньше, чем он сам.
   – Подобные вещи невозможно сохранить в тайне, – сказал корреспондент. – Нам было прекрасно известно, в какой гостинице вы прячетесь.
   Сначала Клей отвечал на его вопросы без записи, потом – в микрофон – отказался комментировать условия сделки. Он предпочел рассказать кое-что о себе, о том, как всего за несколько месяцев скромный адвокат совершил восхождение из преисподней БГЗ и превратился в богача-"массовика", о том, какую великолепную юридическую контору создал, и так далее и тому подобное. Картер представлял себе, как его история обретает окончательную форму и какое она произведет впечатление.
   На следующий день, еще до рассвета, он прочел статью в Интернете. На полосе красовалась его физиономия в виде шаржа, коими так славится «Джорнал», а над ней – заголовок «КОРОЛЬ СДЕЛКИ. ОТ $ 40 000 ДО $ 100 000 000 ЗА ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ». И подзаголовок: «Любите юстицию!»
   Статья была длинная, подробная и целиком посвящена Клею Картеру-второму. Его происхождение, юность в округе Колумбия, отец, Джорджтаунский университет, обширные цитаты из отзывов Гленды и Жермена, комментарий профессора, которого Клей уже забыл, краткое изложение обстоятельств дела о дилофте. Лучшей частью статьи была беседа корреспондента с Пэттоном Френчем, в которой «знаменитый специалист по коллективным искам» характеризовал Клея как «яркую восходящую звезду», «бесстрашного профессионала», «новую мощную фигуру, с которой придется считаться». «Корпоративная Америка должна отныне трепетать при упоминании его имени, – напыщенно подводил он итог. – Без сомнения, Клей – новый Король сделки».
   Дважды перечитав материал, Клей послал его Ребекке по электронной почте, приписав в конце: «Ребекка, прошу тебя, повремени. Клей». Он отправил послание и по домашнему, и по рабочему адресам, а потом, уже без приписки, – в офис Ван Хорна. До свадьбы оставался месяц.
   Когда наконец Картер явился в контору, мисс Глик передала ему пачку сообщений – примерно половина была от его однокурсников, которые в шутку просили у него ссуды, другая половина – от журналистов всех мастей. В конторе царил хаос, еще больший, чем обычно. Полетт, Иона и Родни все еще витали в облаках и не могли сосредоточиться на работе. Все клиенты жаждали получить компенсацию немедленно.
   К счастью, теперь имелось «Йельское отделение» под блестящим руководством Оскара Малруни. Молодые адвокаты приняли удар на себя и составили план выживания до окончания сделки. Клей перевел Малруни в один из кабинетов главного офиса, удвоил ему зарплату и поручил руководить неразберихой.
   Самому Клею требовался перерыв.
* * *
   Поскольку паспорт Джаррета Картера был неофициально конфискован департаментом юстиции США, его передвижения оказались ограниченными. Он даже не был уверен, что может вернуться на родину. Впрочем, в течение шести минувших лет и не пытался. Соглашение, по которому Картер-старший тихо покинул страну, избежав судебного преследования, было сугубо конфиденциальным, и многие концы остались необрубленными.
   – Лучше нам встретиться на Багамах, – сказал отец Клею по телефону.
   Из Абако они вылетели на «сессне», еще одной игрушке из набора, который Клей недавно открыл для себя. До Нассау, куда они направлялись, было полчаса лёта. Дождавшись, пока самолет окажется в воздухе, Джаррет сказал:
   – Ну, валяй, выворачивай кишки наизнанку.
   Он уже хлебал пиво. На нем по-прежнему были замусоленные шорты, сандалии и вылинявшая рыбацкая кепочка, в таком виде он казался настоящим бродягой, высланным с родины на острова.
   Клей тоже открыл банку пива и повел рассказ, начиная с тарвана и кончая дилофтом. До Джаррета доходили слухи об успехах сына, но газет он не читал и старался пропускать мимо ушей любые новости с материка. Чтобы переварить мысль о том, что можно иметь пять тысяч клиентов разом, старику пришлось выпить еще банку пива.
   Цифра «сто миллионов» заставила его закрыть глаза и побледнеть, во всяком случае, кожа его приобрела чуть более светлый бронзовый оттенок, задубевший лоб прорезали глубокие морщины. Помолчав, Джаррет тряхнул головой, отхлебнул пива и начал хохотать.
   Не обращая внимания на его реакцию, Клей продолжил, решительно настроившись завершить свое повествование до того, как самолет приземлится.
   – Что ты собираешься делать с деньгами? – спросил Джаррет, все еще не пришедший в себя.
   – Тратить напропалую.
   В аэропорту Нассау они взяли такси, желтый «кадиллак» 1974 года выпуска, водитель которого курил гашиш. Тем не менее он благополучно доставил их сначала в отель «Сансет», потом в казино на острове Парадиз в бухте Нассау.
   Джаррет с пятью тысячами в кармане, выданными сыном, сразу направился к столам, за которыми играли в блэкджек. Клей, намазавшись кремом для загара, устроился возле бассейна в ожидании солнца и девочек в бикини.
* * *
   Яхта представляла собой шестидесятитрехфутовый катамаран, построенный лучшим в Форт-Лодердейле мастером. Капитаном-продавцом был эксцентричный старый бритт по фамилии Молтби, матросом – его закадычный дружок, тощий багамец. Пока они не покинули бухту Нассау и не вышли в залив, Молтби все время ворчал и суетился. Они направлялись к южной оконечности пролива. Пробное плавание под искрящимся солнцем по тихой воде должно было занять полдня. Джаррет считал, что это судно может принести ему реальные деньги.
   Когда выключили двигатель и подняли паруса, Клей спустился осмотреть каюту. Здесь, судя по всему, могло разместиться человек восемь, не считая двух членов команды. Неплохо, хотя койки напоминали кроватки для подростков. Душевая тоже особо не давала развернуться. Каюта капитана была не просторнее маленького шкафа в его джорджтаунском доме. Словом – «жизнь на яхте».
   Если верить Джаррету, заработать деньги рыбной ловлей было невозможно. Ненадежный бизнес. Если вкалывать каждый день, конечно, можно кое-что получать, но слишком уж тяжела такая работа. Матросы долго не задерживались, чаевые были мизерными, большинство клиентов оказывались приличными людьми, но попадались такие, которые способны были вообще отбить охоту к этому занятию. Он пять лет проплавал капитаном чартерной яхты, и это нанесло тяжелый урон его здоровью.
   Настоящие деньги водились у тех, кто организовывал чартерные рейсы для небольших групп состоятельных людей, желавших работать, а не надувать щеки. Эдаких полупрофессиональных моряков. Имей большую яхту – собственную яхту, желательно не обремененную залоговыми обязательствами – и катайся себе по месяцу между Карибами. У Джаррета во Фрипорте был друг, уже несколько лет владевший двумя такими судами, так вот он зарабатывал солидно. Клиенты определяли курс по карте, выбирали время, меню и напитки и отправлялись в путь с капитаном, который на ближайший месяц становился их ближайшим приятелем.
   – Десять тысяч за неделю, – говорил Джаррет. – При этом идешь себе без определенной цели, наслаждаясь морем, солнцем и ветром. Это тебе не рыбалка, где нужно, кровь из носу, вытащить гигантского марлина, чтобы клиенты не бесились.
   Когда Клей выглянул из каюты, Джаррет стоял у штурвала с таким видом, будто управлял классными яхтами всю жизнь. Клей поднялся на палубу и растянулся на солнышке.
   Они поймали ветер в паруса и заскользили по гладкой воде на восток вдоль залива. Нассау постепенно таял вдали. Клей разделся, оставшись в одних шортах, намазался кремом. Он собрался было вздремнуть, когда за спиной у него неожиданно материализовался Молтби.
   – Ваш отец сказал, что у вас водятся деньжата. – Глаза Молтби скрывали непроницаемые солнцезащитные очки.
   – Ну, вообще-то он прав, – ответил Клей.
   – Эта посудина стоит четыре миллиона, она практически новая, одна из лучших. Ее построили для какого-то придурковатого коммерсанта, который потерял свои деньги быстрее, чем заработал. Таких пруд пруди, если хотите знать. В общем, мы с ней подвисли. Этот рынок не такой уж большой. Мы снизим цену до трех миллионов. А чтобы вас не обвинили в воровстве, зарегистрируем яхту в Багамской чартерной компании, тогда можно будет проделать кучу всяких трюков с налогами. Я не могу вам все объяснить, но в Нассау у нас есть адвокат, который все устроит. Если вам удастся застать его трезвым, конечно.
   – Я сам адвокат.
   – Тогда почему вы трезвый?
   Оба жизнерадостно рассмеялись.
   – А как уменьшить расходы, связанные с покупкой?
   – Трудно, очень трудно, но опять же это ваше, адвокатское, дело. Я всего лишь моряк. Кажется, вашему старику посудина нравится. Эта яхта способна совершить безостановочный переход от Бермудов до Южной Америки и приносить хорошие деньги.
   Это были слова моряка, притом, видимо, не самого лучшего. Но Клей мечтал лишь об одном: если он купит отцу эту яхту, чтобы она оказалась хотя бы не убыточной, а не превратилась в «черную дыру». Молтби исчез так же незаметно, как появился.
   Через три дня Клей подписал контракт на покупку яхты за два миллиона девятьсот тысяч. Адвокат, который, надо сказать, был не совсем трезв оба раза, когда Клей с ним встречался, зарегистрировал ее в Багамской чартерной компании на имя Джаррета, Клей не упоминался вовсе. Это был сыновний подарок, авуар, спрятанный на островах, как и сам Джаррет.
   В последний свой вечер в Нассау, когда отец и сын сидели в глубине захудалого салуна, набитого драгдилерами, неплательщиками налогов и алиментов сплошь американского происхождения, Клей, разламывая крабовый панцирь, задал наконец вопрос, который мучил его уже несколько недель:
   – Может случиться, что ты вернешься в Штаты?
   – Зачем?
   – Чтобы заниматься юриспруденцией. Стать моим партнером. Опять охотиться за нарушителями закона и надирать им задницы.
   Джаррет улыбнулся. Старая мечта: семейная контора. Клей хотел вернуть ему эту мечту, предоставить респектабельное занятие. Мальчик еще жил под сенью темного облака, которое для Джаррета давно рассеялось. Впрочем, учитывая недавний успех Клея, можно было сказать, что облако значительно скукожилось.
   – Не думаю, Клей. Я сдал лицензию и пообещал держаться подальше.
   – Но тебе хотелось бы вернуться?
   – Может быть, чтобы защитить свое доброе имя, но не для того, чтобы снова заниматься юриспруденцией. Слишком тяжелый у меня багаж и слишком много врагов, которые продолжают шнырять вокруг. Мне пятьдесят пять. Поздновато начинать все сначала.
   – А что с тобой будет через десять лет?
   – Я так далеко не заглядываю. Не верю я в календари, расписания и списки запланированных дел. Намечать себе цели – дурацкая американская привычка. Это не для меня. Я стараюсь жить сегодняшним днем, ну, может быть, пару дел загадывать на завтра, не более того. Чертовски глупо планировать будущее.
   – Прости, что спросил.
   – Живи настоящим, Клей. Завтрашний день сам о себе позаботится. Сейчас у тебя, насколько я понимаю, карманы полны.
   – С этими деньгами я буду занят по горло.
   – Не профукай их, сынок. Знаю, это кажется невероятным, но ты удивишься: новые друзья будут вырастать вокруг тебя как грибы. И женщины станут падать с неба.
   – Когда?
   – Подожди немного. Я когда-то читал книгу – «Золото дурака» или что-то в этом роде. Сборник рассказов об идиотах, имевших огромные состояния и по глупости пустивших деньги на ветер. Занятное чтение. Поищи эту книгу.
   – Думаю, я смогу устоять.
   Джаррет закинул в рот креветку и сменил тему:
   – Ты собираешься помогать матери?
   – Наверное, нет. Она не нуждается в помощи. Если помнишь, у нее богатый муж.
   – Когда ты говорил с ней в последний раз?
   – Одиннадцать лет назад, папа. Почему это тебя волнует?
   – Просто любопытно. Странно: женишься на женщине, живешь с ней двадцать пять лет... Иногда интересно узнать, что она теперь делает.
   – Давай поговорим о чем-нибудь другом.
   – О Ребекке?
   – Проехали.
   – Тогда пойдем сыграем в кости. У меня еще осталось четыре тысячи.
* * *
   Получив толстый пакет из адвокатской конторы Дж. Клея Картера-второго, мистер Тед Уорли из Верхнего Мальборо, штат Мэриленд, немедленно вскрыл его и нашел большое количество документов, касавшихся соглашения по дилофту и сопровождавшихся письмом от адвоката. Он с почти религиозным рвением следил за ходом дела по Интернету в ожидании момента, когда можно будет получить деньги с «Лабораторий Акермана».
   Письмо гласило:
   Уважаемый мистер Уорли!
   Примите наши поздравления: по коллективному иску к «Лабораториям Акермана» в окружном суде Южного округа Миссисипи достигнуто соглашение, Вам, как истцу первой очереди, причитается 62 000 долларов, В соответствии с контрактом, заключенным между Вами и нашей фирмой, оплата адвокатских услуг составляет 28 процентов этой суммы. Суд также утвердил сумму в 1400 долларов в качестве оплаты процессуальных издержек. За всеми вычетами, Вам полагается 43 240 долларов. Пожалуйста, подпишите приложенное соглашение, заполните анкеты и без промедления вышлите их обратно в прилагаемом конверте.
   С наилучшими пожеланиями,
   Оскар Малруни, поверенный в делах.
   – Каждый раз новый адвокат, – проворчал мистер Уорли, просматривая бумаги, среди которых было постановление суда о признании сделки действительной, извещение индивидуальному участнику коллективного иска и еще какие-то документы, читать которые у мистера Уорли вдруг пропала охота.
   Сорок три тысячи двести сорок долларов! Максимальная сумма, которую он получит от этого жулика, фармацевтического гиганта, сознательно выбросившего на рынок лекарство, из-за которого в его мочевом пузыре вызрели четыре опухоли? Сорок три тысячи двести сорок долларов за месяцы страха, неимоверного напряжения и неизвестности между жизнью и смертью? Сорок три тысячи двести сорок долларов за мучения, которые он претерпел, когда ему через мочевые протоки вводили лазерный скальпель с микроскопом, чтобы вырезать эти четыре пакости и одну за другой вытащить обратно? Сорок три тысячи двести сорок долларов за три дня кровотечения и выделения слизи?
   От этих воспоминаний его передернуло.
   Он шесть раз оставлял сообщения и ждал шесть часов, прежде чем мистер Малруни ему перезвонил.
   – Кто вы такой, черт вас побери? – начал мистер Уорли.
   За минувшие несколько дней Оскар Малруни стал мастером отвечать на подобные звонки. Он объяснил, что является адвокатом, поверенным в деле мистера Уорли.
   – Эта сделка – насмешка! – заявил Тед Уорли. – Сорок три тысячи долларов! Преступление!
   – Согласно сделке, вам причитается шестьдесят две тысячи, мистер Уорли, – напомнил Оскар.
   – Я получаю сорок три, сынок.
   – Нет, шестьдесят две, но вы сами согласились выплатить треть суммы адвокату, без которого не имели бы вообще ничего. Согласно условиям сделки, гонорар был снижен до двадцати восьми процентов. Большинство адвокатов берут за свои услуги сорок пять и даже пятьдесят процентов.
   – Ах, как мне повезло! Я не согласен.
   На это Оскар ответил краткой, заранее заготовленной речью, в которой сообщалось, что это предельная сумма, которую могут выплатить «Лаборатории Акермана» без риска обанкротиться. Речь произвела на мистера Уорли еще меньше впечатления, если вообще произвела.
   – Очень мило, – заключил он, – но я не принимаю условий соглашения.
   – У вас нет выбора.
   – Черта с два!
   – Загляните в свой контракт, мистер Уорли. Страница одиннадцатая, параграф восьмой. «Заранее оговоренные полномочия адвоката». Прочтите, и увидите, что вы предоставили нашей фирме полномочия достичь соглашения на любую сумму, превышающую пятьдесят тысяч долларов.
   – Это я помню, но мне объяснили, что это и будет причитающаяся мне сумма. Я ожидал гораздо большего!
   – Ваша сделка утверждена судом, сэр. Такова процедура ведения коллективных тяжб. Если вы не подпишете согласие, причитающаяся вам сумма останется в резерве и в конце концов отойдет кому-нибудь другому.
   – Вы – банда мошенников, ясно? Неизвестно еще, кто хуже – компания, которая выпустила лекарство, или мои собственные адвокаты, которые лишили меня справедливой компенсации!
   – Мне жаль, если у вас создалось такое представление.
   – Ни черта вам не жаль. В газете написано, что вы огребли сто миллионов. Воры!
   Мистер Уорли в сердцах бросил трубку и расшвырял документы по всей кухне.

Глава 24

   На обложке декабрьского номера «Кэпитол мэгазин» была помещена фотография Клея Картера. Загорелый, красивый, в костюме от Армани, он сидел на краю стола в собственном шикарно обставленном кабинете. Материалом о Клее в последний момент спешно заменили ранее запланированный репортаж под названием «Рождество на Потомаке» – сусальную историю о том, как престарелый сенатор и его очередная молодая жена устраивали «премьерный показ» своего нового вашингтонского дома. Рассказ о чете, роскошных интерьерах их особняка, их кошках и любимых блюдах был задвинут глубоко внутрь, потому что округ Колумбия всегда и прежде всего был средоточием денег и власти, а журналу не так часто выпадал шанс напечатать почти неправдоподобную историю о столь стремительном взлете на такую вершину.
   Статью дополняли снимки: Клей в своем патио с собакой (которую он позаимствовал у Родни), Клей перед ложей присяжных в пустом зале суда, где он якобы добивался сурового вердикта, ведя дело против неких «плохих парней», и, разумеется, Клей, моющий свой новенький «порше». Герой материала признавался, что страстно любит парусный спорт и купил яхту, приписанную к Багамам. А что касается романтических увлечений, то в настоящее время он свободен, и автор статьи не преминул тут же окрестить его «одним из самых завидных женихов в городе».
   В конце журнала публиковались свадебные объявления, сопровождаемые фотографиями будущих новобрачных. Каждая дебютантка, каждая школьница любой частной школы и все дочери членов престижных загородных клубов мечтали о том дне, когда и их снимки появятся в брачной рубрике «Кэпитол мэгазин». Чем важнее семья, тем крупнее снимок. Амбициозные мамаши скрупулезно сравнивали размеры фотографий своих дочерей и дочерей соперничающих семейств, после чего либо начинали безудержно хвастаться, либо на долгие годы затаивали обиду.