Гришем Джон. Король сделки

   Мистера Уорли, судя по всему, ожидала та же участь, хотя онколог был осторожен в прогнозах во время первого послеоперационного осмотра. Не переставая вязать, миссис Уорли поносила плохое качество больничной еды: конечно, она не рассчитывала, что мужа будут кормить деликатесами, но почему пища не может быть хотя бы горячей? А цены?! Мистер Уорли лежал, укрытый простыней, и смотрел телевизор. Когда появился онколог, он приглушил звук, но был слишком подавлен, чтобы поддерживать беседу.
   Его собирались выписать через неделю и обещали, как только он достаточно окрепнет после операции, начать интенсивный курс лечения. После ухода врача мистер Уорли расплакался.
   Во время очередного разговора с коллегой из Канзас-Сити заведующий урологическим отделением узнал еще об одном аналогичном случае. Все три пациента оказались истцами первой очереди по делу о дилофте. Теперь они умирали. Прозвучало имя адвоката: интересы канзасского больного уже представляла небольшая нью-йоркская фирма.
   Заветная, хоть и редко осуществимая мечта для врача: натравить одного адвоката на другого, и заведующий урологическим отделением не собирался отказывать себе в удовольствии. Он пришел в палату мистера Уорли, представился, поскольку до тех пор они не были знакомы, и сообщил, что лично контролирует курс лечения. Мистеру Уорли уже осточертели все врачи, и, если бы не бесчисленные трубки, оплетавшие его изуродованное тело, он давно бы сбежал из больницы. Вскоре разговор переметнулся на дилофт, на сделку, на то, какое золотое дно представляют подобные соглашения для адвокатов. В этом месте старик оживился: на бледном лице появился какой-никакой румянец, глаза заблестели.
   Сделка на позорно скудную сумму была заключена вопреки его желанию. Какие-то несчастные сорок три тысячи – остальное досталось адвокату! Он вспомнил, как после многочисленных безответных звонков в контору напал наконец на какого-то молодого прощелыгу, и тот посоветовал повнимательнее перечитать пакет документов, которые мистер Уорли добровольно подписал. Там действительно имелся пункт, уполномочивающий адвоката заключать сделку на сумму, не меньшую, чем оговоренный минимум. Мистер Уорли направил тогда мистеру Картеру два язвительных письма, ни на одно из которых ответа не получил.
   – Я был против сделки, – неоднократно повторил он.
   – Но теперь, видимо, поздно об этом говорить, – поддакивала миссис Уорли.
   – Может, и нет, – задумчиво произнес доктор и поведал о канзасском пациенте, чей случай был очень похож на случай мистера Уорли. – Он нанял адвоката, который будет судиться с его прежним адвокатом, – с огромным удовольствием сообщил он.
   – Я сыт адвокатами по горло, – заявил мистер Уорли и хотел добавить: врачами тоже, но сдержался.
   – У вас есть телефон этого адвоката? – засуетилась миссис Уорли, сохранившая большую здравость мышления, чем супруг. Как это ни печально, она вынуждена была заглядывать на год-другой вперед, когда Теда не будет в живых.
   У уролога номер «случайно» оказался под рукой.

* * *

   Людьми, которых боялись «массовики», были только их коллеги. Хищники. Предатели, следующие по пятам и не прощающие ошибок. Среди адвокатов существовала особая специализация: несколько очень умных и очень злобных профессионалов занимались исключительно тем, что охотились на представителей собственной братии, имевших несчастье заключить недобросовестные сделки. Хелен Уоршо даже написала учебник на эту тему.
   Не упуская случая декларировать свое страстное желание доводить каждое дело до суда, «массовики» теряли дар речи, стоило им представить себя перед ложей присяжных, которым станет известно состояние личных адвокатских финансов. А в профессию Хелен Уоршо входило и это: доводить до сведения присяжных размеры имущества адвокатов, которых она привлекала к суду.
   Тем не менее случалось такое редко. Призывы «массовиков» судиться со всем миром и их заверения в любви к суду присяжных, очевидно, находили отклик у публики. Когда дело касалось необходимости доказать ответственность подсудимого, никто не добивался сделки быстрее, чем «массовики». Даже врач, виновный в преступной халатности, не увертывался от суда с такой энергией и ловкостью, с какими рекламирующий себя по телевидению адвокат прибегал к любому мошенничеству, лишь бы добиться досудебной сделки.
   У Хелен Уоршо в ее нью-йоркском офисе уже лежало четыре дела о последствиях сделки по дилофту, и еще к трем она внимательно присматривалась, когда ей позвонила миссис Уорли. Ее маленькая фирма собрала досье на Клея Картера и множество материалов – на Пэттона Френча. Хелен внимательно следила за деятельностью двух десятков самых успешных адвокатских контор, занимающихся коллективными исками, и за ходом десятков крупнейших массовых дел. У нее не было недостатка в клиентах и гонорарах, но ничто не будоражило ее воображение так, как желание прижать тех, кто нажился на дилофте.
   Поговорив с миссис Уорли несколько минут, Хелен отлично представила, что происходит.
   – Я приеду к пяти, – сказала она.
   – Сегодня?
   – Да, сегодня.
   Она успела на ближайший рейс местной авиалинии до аэропорта Даллеса. Собственного самолета у нее не имелось по двум причинам. Во-первых, Хелен была расчетлива и не находила такое вложение средств разумным. Во-вторых, если ей суждено было когда-нибудь самой предстать перед жюри присяжных, не хотелось бы, чтобы этот самолет всплыл. Годом раньше, когда ей удалось довести до суда одно дело, она показала присяжным огромные цветные фотографии двух лайнеров, принадлежавших адвокату-ответчику: виды снаружи и изнутри. А также снимок его яхты, виллы и прочая, прочая. На жюри это произвело огромное впечатление, и сумма штрафных санкций в пользу истца составила двадцать миллионов.
   Наняв машину – отнюдь не лимузин, – Хелен прибыла в больницу Бетесды. Миссис Уорли уже подготовила необходимые документы, которые мисс Уоршо внимательно изучала в течение часа, пока мистер Уорли спал. Проснувшись, он не пожелал разговаривать. Он ненавидел адвокатов, особенно таких настырных, как эта дама из Нью-Йорка. Его жена, напротив, располагала временем и легко нашла общий язык с женщиной. За чашкой кофе в комнате отдыха у них состоялась долгая беседа.
   Главным преступником, разумеется, были и оставались «Лаборатории Акермана». Там произвели вредный препарат, ускорили процесс его лицензирования и начали бомбардировать потребителей рекламой, не удосужившись провести тщательные испытания и сделать общим достоянием всю имевшуюся у них информацию. Теперь стало известно, что дилофт даже более вреден, чем казалось на первый взгляд. Мисс Уоршо уже собрала достаточно медицинских доказательств того, что дилофт способен вызывать повторное образование опухолей.
   Преступником номер два был врач, выписывавший лекарство, хотя его вина была не столь очевидна: ведь он полагался на производителя, препарат оказывал эффект и так далее и тому подобное.
   К несчастью, два первых преступника оказались полностью свободны от ответственности в тот момент, когда мистер Уорли подписал согласие присоединиться к коллективному иску, зарегистрированному в Билокси. Хотя врачу, лечившему мистера Уорли от артрита, и не было предъявлено обвинение, он тоже освобождался от ответственности.
   – Но Тед не хотел никакой сделки, – несколько раз повторила миссис Уорли.
   Это не важно. Он поставил свою подпись и тем уполномочил адвоката такую сделку заключить. Адвокат ее заключил и стал, таким образом, третьим и последним подлежащим преследованию преступником.

* * *

   Еще через неделю мисс Уоршо предъявила обвинение Дж. Клею Картеру, Пэттону Френчу, мистеру Уэсли Солсбери и остальным поименованным и непоименованным адвокатам, которые заключили преждевременную сделку по дилофту. Главным истцом от имени всех пострадавших, известных и до настоящего времени неизвестных, выступал мистер Тед Уорли из Верхнего Мальборо, штат Мэриленд. Дело было зарегистрировано в окружном суде округа Колумбия, располагавшемся неподалеку от конторы JCC.
   Позаимствовав сюжетный ход из пьесы, сочиненной самим ответчиком, мисс Уоршо через пятнадцать минут после регистрации отправила факсом копии иска в десяток ведущих газет.
   Бесцеремонный дюжий судебный курьер явился в офис и потребовал личной встречи с мистером Картером.
   – Это срочно, – не терпящим возражений тоном заявил он.
   Его направили к мисс Глик. Та связалась с шефом по селектору, и Клей неохотно вышел из кабинета, чтобы принять бумаги, которые должны были испортить ему весь день, а то и год.
   К тому времени, когда он, запершись в кабинете с Оскаром Малруни, закончил их читать, телефоны уже надрывались – звонили репортеры.
   – Я об этом понятия не имел, – пробормотал Клей, к собственному огорчению, сознавая, сколько тонкостей упустил в профессии «массовика».
   Он и сам был не прочь устроить кому-нибудь хорошую ловушку, но компании, которым предъявлял обвинения он, по крайней мере знали, в чем провинились. «Лаборатории Акермана» знали, что произвели вредный препарат, еще до того, как выбросили дилофт на рынок. «Хэнна Портленд» – что в округе Хауард рушатся дома и люди выражают претензии компании – производителю раствора. «Гофману» в связи с максатилом уже было предъявлено обвинение Дейлом Мунихэмом, присматривались к нему и другие адвокаты. Но это? Клей понятия не имел о том, что Тед Уорли снова болен. Нигде по всей стране ничего не было слышно ни о каких таких неприятностях. Это было несправедливо.
   Малруни, потрясенный до глубины души, на время лишился дара речи.
   В этот момент мисс Глик объявила по селектору:
   – Клей, здесь репортер из «Вашингтон пост».
   – Пристрели мерзавца! – прорычал Клей.
   – Это значит – нет?
   – Это значит – пошел он к черту!
   – Скажите ему, что Клей уехал, – выдавил наконец Оскар.
   – И вызови охрану, – добавил Клей.
   Даже смерть близкого друга не могла бы повергнуть его в больший шок. Они с Оскаром стали говорить о том, что не следует ударяться в панику, о том, что и где отвечать. Нужно ли решительно отвергнуть все обвинения и выдвинуть встречный иск о защите чести и достоинства? Посылать ли копии в органы печати? Давать ли интервью?
   Но они так ничего и не решили, потому что не могли решить. Оба чувствовали себя неуверенно: это была совершенно неизвестная им территория.
   Оскар вызвался довести новость до сведения сотрудников, представив все в нужном свете, чтобы не подорвать моральный дух.
   – Если я виноват, то готов нести ответственность, – заявил Клей.
   – Будем надеяться, что мистер Уорли окажется единственным таким клиентом среди наших.
   – Это далеко не факт, Оскар. Кто знает, сколько еще таких Тедов Уорли уже толпится за нашей дверью?

* * *

   О том, чтобы заснуть, не могло быть и речи. Хорошо еще, что Ридли пока не вернулась, она по-прежнему занималась обустройством новой виллы. Клей испытывал унижение и замешательство и не хотел, чтобы она видела его таким.
   Все его мысли вертелись вокруг Теда Уорли. Клей не сердился на этого человека, Боже упаси. О голословности обвинения, похоже, говорить не приходилось. Его бывший клиент не стал бы утверждать, что у него злокачественная опухоль, если бы ее не было. Причина заболевания мистера Уорли – плохое лекарство, а не плохой адвокат. Но то, что Клей поспешил заключить сделку на 62 тысячи долларов, в то время как в конце концов оказалось, что она стоит не один миллион, – это попахивало злоупотреблением полномочиями и жадностью. Кто же осудит пострадавшего, решившего нанести ответный удар?
   Всю долгую ночь Клей жалел себя, тешил свое самолюбие, по которому был нанесен сокрушительный удар. Он предвидел унижение перед лицом коллег, друзей и подчиненных. Злорадное торжество врагов. Его страшил завтрашний день, когда пресса начнет проклинать его и не найдется ни души, которая захотела бы встать на защиту.
   Иногда ему становилось очень страшно. Неужели он действительно потеряет все? Неужели это начало конца? Суд над ним вызовет у присяжных безоговорочное сочувствие к противной стороне. И неизвестно, сколько наберется тех, кто с готовностью предъявит ему обвинение. А ведь каждое дело может стоить миллионы.
   Ерунда. С двадцатью пятью тысячами клиентов по максатилу он выдержит все.
   Но мысли Клея неизменно возвращались к мистеру Уорли, клиенту, которого он не защитил. Чувство вины было настолько невыносимым, что Клей готов был позвонить мистеру Уорли и извиниться. А может, лучше написать письмо? Он отчетливо вспомнил два письма, в свое время полученные от этого клиента. Они с Ионой тогда лишь посмеялись над ними.
   В начале пятого утра Клей сварил себе первую чашку кофе. В пять вошел в Интернет и стал просматривать «Пост». За последние сутки не было совершено никаких террористических актов, не объявился ни один серийный убийца. Конгресс ушел на каникулы. Президент где-то отдыхал. День не изобиловал новостями, так почему бы не поместить на первой странице улыбающуюся физиономию Короля сделки на полполосы? «МАССЫ ПРЕДЪЯВЛЯЮТ ОБВИНЕНИЕ КОРОЛЮ МАССОВЫХ ИСКОВ» – не без остроумия гласил заголовок. В первом абзаце говорилось:
   «Вашингтонский адвокат Дж. Клей Картер, так называемый новоиспеченный Король сделки, вчера на себе испытал вкус собственной горькой пилюли, когда недовольные клиенты предъявили ему иск. В иске сказано, что Картер, заработавший в прошлом году сто десять миллионов долларов, преждевременно заключил соглашение о возмещении ущерба на смехотворно малую сумму, в то время как в действительности дело стоило миллионов».
   Остальные восемь абзацев были ничуть не лучше. Посреди ночи Клея настиг острый приступ диареи, вынудивший его опрометью броситься в туалет.
   Залп из тяжелого орудия выпустил по нему «приятель» из «Уолл-стрит джорнал». Первая полоса, левая колонка, тот же шарж на самодовольно улыбающегося Клея и ернический заголовок – «НЕ ГРОЗИТ ЛИ КОРОЛЮ СДЕЛКИ РАЗВЕНЧАНИЕ?». Тон статьи был таким, будто Клею предстояло не просто свержение с трона, а приговор и тюремное заключение. Каждая группа вашингтонских предпринимателей имела свое мнение по данному вопросу. Злорадства почти не скрывали. Какая ирония: они радовались еще одному судебному разбирательству. Президент Национальной академии судебной защиты от комментариев воздержался.
   Воздержался! А ведь это было учреждение, которое всегда принимало сторону адвокатов. В следующем абзаце объяснялось, почему Клею было отказано в поддержке: Хелен Уоршо, оказывается, являлась активным членом нью-йоркского филиала академии. Ее регалии, надо признать, впечатляли. Дипломированный судебный защитник. Редактор выходящего в округе Колумбия «Юридического обозрения». Ей было тридцать восемь лет, она бегала марафон для собственного удовольствия, и даже бывший оппонент назвал ее «блестящим и цепким профессионалом».
   Убийственная комбинация, подумал Клей, снова устремляясь в туалет.
   Сидя на унитазе, он вдруг понял, что адвокаты не станут принимать ничью сторону. Семейная вражда. Ожидать не следовало ни сочувствия, ни защиты.
   Неназванный источник утверждал, что истцов уже больше дюжины и дело наверняка примет массовый характер, поскольку ожидается новая большая группа. «Насколько большая? – спросил себя Клей, наливая очередную чашку кофе. – Сколько еще мистеров Уорли выстроилось в очередь?»
   Мистер Картер, тридцати двух лет от роду, от общения с журналистами уклонился. Пэттон Френч называл иск «легкомысленным» – этот эпитет он позаимствовал, по его собственным словам, у восьми как минимум компаний, против которых вел тяжбы за последние четыре года. Он позволил себе и более крепкие выражения, заявив, что «...дело попахивает заговором сторонников реформы массового судопроизводства и их благотворителей в лице страховой индустрии». Не иначе репортер отловил Пэттона после нескольких полновесных порций водки.
   Нужно было что-то решать. Поскольку Клей страдал диареей, у него был законный повод укрыться дома и переждать бурю. Или лучше отважно шагнуть ей навстречу? Ему хотелось выпить какие-нибудь таблетки, забраться в постель, уснуть и проснуться через неделю, когда весь этот кошмар останется позади. А еще лучше – запрыгнуть в самолет и улететь к Ридли.
   В семь часов, нацепив на лицо маску веселости, он уже был в конторе, ходил по кабинетам, здоровался с ранними пташками, отпускал сомнительные и рискованные шуточки насчет судебных курьеров, которые наверняка в эту минуту спешат к ним в контору, журналистов, шныряющих вокруг, и уже выписанных повестках, обязывающих явиться в суд. Это было дерзкое, блестящее представление, в котором нуждались сейчас его сотрудники и которое они по достоинству оценили.
   Продолжалось оно довольно долго, пока мисс Глик не остановила шефа, войдя в кабинет и объявив:
   – Клей, те двое из ФБР опять здесь.
   – Отлично! – воскликнул Клей, потирая руки так, словно собирался отхлестать гостей.
   Спунер и Луш возникли на пороге с натянутыми улыбками и без малейшего желания обменяться рукопожатиями. Клей закрыл дверь, стиснул зубы и приказал себе продолжать представление. Но внезапно ощутил страшную усталость. И страх.
   На сей раз дознание вел Луш, а записи – Спунер. Наверняка портреты Клея на первых полосах газет напомнили им, что следует навестить его еще разок. Такова цена славы.
   – Не объявлялся ли ваш приятель Пейс? – начал Луш.
   – Нет, – ответил Клей, что было чистой правдой. А как ему нужен был совет Пейса в этот критический момент!
   – Вы уверены?
   – А вы оглохли? – парировал Клей. Он был готов указать им на дверь, если вопросы станут скользкими. Они ведь всего лишь дознаватели, а не обвинители. – Я ведь ясно сказал – нет.
   – По нашим сведениям, на прошлой неделе он приезжал в город.
   – Поздравляю: вы информированы лучше, чем я. Я его не видел.
   – Вы возбудили дело против «Лабораторий Акермана» второго июля прошлого года, так?
   – Да.
   – Являлись ли вы владельцем акций компании, когда возбуждали дело?
   – Нет.
   – Продавали ли вы не имевшиеся в наличии акции на время с последующим выкупом их по более низкой цене?
   Разумеется, продавал, по совету своего доброго друга Пейса. Им это было отлично известно. Они наверняка располагали и сведениями о том, сколько Клей на этом заработал. После их первого визита он тщательно изучил вопрос о биржевых махинациях и использовании конфиденциальной финансовой информации в целях личного обогащения, поэтому отдавал себе отчет в том, что находится в серой зоне – не самая лучшая позиция, однако далекая от положения обвиняемого. Теперь он понимал, что не следовало спекулировать на бирже, и тысячу раз пожалел о содеянном.
   – Я нахожусь под следствием по какому-либо обвинению? – спросил он.
   Спунер кивнул головой прежде, чем Луш ответил:
   – Да.
   – Тогда наша встреча окончена. Мой адвокат свяжется с вами, – сказал Клей, вставая и направляясь к выходу.

Глава 34

   Местом следующей встречи членов управляющего комитета обвиняемый Пэттон Френч избрал отель в Атланте, где не раз выступал с лекциями о том, как разбогатеть, загоняя в угол фармацевтические компании. Совещание было чрезвычайным.
   Надо ли говорить, что Френч снял президентские апартаменты, представлявшие собой пышную анфиладу пустующих комнат на верхнем этаже. Там и собрались адвокаты. Атмосфера оказалась необычной – на сей раз никто не бахвалился новым шикарным автомобилем или только что купленным ранчо. Ни одному из пяти участников не пришло в голову хвастаться и недавно одержанными в суде победами. Войдя, Клей сразу почувствовал витавшее в воздухе напряжение, которое так и не рассеялось до конца встречи. Богатенькие дяди были напуганы.
   И у них имелись для этого веские причины. Из клиентов первой очереди Карлоса Эрнандеса из Майами семеро уже страдали злокачественными опухолями почек. Они присоединились к новому коллективному иску, их интересы защищала теперь Хелен Уоршо.
   – Они прут отовсюду как грибы после дождя, – возмутился Карлос. Выглядел он так, будто не спал несколько ночей кряду. Честно признаться, все пятеро имели вид усталый и потрепанный.
   – А Уоршо – безжалостная сука, – добавил Уэс Солсбери.
   Все закивали. Судя по всему, репутация мисс Уоршо была хуже некуда, но Клея не потрудились поставить в известность. Было четверо клиентов, возбудивших дело против Уэсли. Три – против Дидье. Пять – против Френча.
   Клей с облегчением отметил, что против него всего один иск, но это было временное облегчение.
   – На самом деле их у вас семь, – сообщил Френч, передавая Картеру распечатку, в верхней части которой стояло его имя, а под ним – список бывших клиентов, а ныне истцов. – Уикс из «Лабораторий Акермана» сказал мне, что следует ожидать дальнейшего увеличения списка, – добавил Френч.
   – Какое у них настроение? – поинтересовался Уэсли.
   – Они в шоке. Их препарат убивает людей направо и налево. В «Фило» проклинают тот день, когда они перекупили «Акермана».
   – Я с ними солидарен. – И Дидье злобно стрельнул глазами в сторону Клея, будто хотел сказать: «Все из-за вас».
   Клей просмотрел свой список. Кроме Теда Уорли, все фамилии были незнакомыми. Канзас, Южная Дакота, Мэн, Джорджия, Мэриленд, двое из Орегона. Как он мог представлять интересы этих неведомых ему людей? Странная для юриста практика – заключать сделки от имени истцов, которых он никогда в глаза не видел! И как они могли ему довериться?
   – Не следует ли сосредоточиться на медицинских свидетельствах? – предложил Уэсли. – Я имею в виду: это дало бы простор для маневра, можно было бы попытаться доказать, что повторное образование опухолей никак не связано с дилофтом. В этом случае мы могли бы соскочить с крючка, как и «Акерман». Мне не хотелось бы строить из себя шута горохового, но что поделаешь...
   – Нет! Нам крышка, – оборвал его Френч. Порой он умел быть резким настолько, что всем становилось не по себе. Сейчас он давал понять: незачем зря тратить время. – Уикс сказал мне, что препарат более опасен, чем пуля, летящая в голову. Их собственные исследователи пачками подают в отставку, поставив крест на своей карьере. Компания может загнуться.
   – Ты имеешь в виду «Фило»?
   – Да. Покупая «Акермана», они надеялись, что удастся уладить кутерьму вокруг дилофта. Но теперь ясно, что истцов второй и третьей очереди окажется гораздо больше, чем предполагалось, и люди потребуют куда более существенных компенсаций. «Фило» повисла на волоске.
   – Как и все мы, – пробормотал Карлос и тоже бросил на Клея такой взгляд, что тому вспомнилась «пуля, летящая в голову».
   – Если наша ответственность будет доказана, мы не можем согласиться на суд, – заметил Уэс, как будто это не было очевидно.
   – Придется договариваться, – сказал Дидье. – Речь ведь идет о выживании.
   – Во что может обойтись каждый истец? – спросил Клей, удивляясь тому, что вообще еще способен говорить.
   – Если дойдет до вердикта, то от двух до десяти миллионов, в зависимости от размера штрафных санкций, – предположил Френч.
   – Это в лучшем случае, – добавил Карлос.
   – Черта с два они увидят меня в суде! – выпалил Дидье. – Не с такими фактами.
   – Средний возраст большинства истцов – шестьдесят восемь лет, все они пенсионеры. – Уэс стал размышлять вслух. – Значит, с точки зрения экономики ущерб от смерти пациента окажется не так уж велик. Компенсация за перенесенные физические и моральные муки, конечно, увеличит итоговую сумму. Но поодиночке, думаю, каждое из этих дел можно уладить за миллион долларов.
   – Поодиночке не удастся, – съязвил Дидье.
   – Сейчас не до шуток, – осадил его Уэс. – А вот если речь пойдет о такой заманчивой мишени, как банда жадных адвокатов-"массовиков", цена возрастет настолько, что у нас крышу сорвет.
   – Я бы предпочел сейчас оказаться на месте истцов, чем на своем собственном, – признался Карлос и потер усталые глаза.
   Клей обратил внимание, что никто не прикоснулся к спиртному – пили только кофе и воду. А ему отчаянно хотелось полечиться замечательной водкой Френча.
   – Скорее всего коллективный иск мы проиграем, – сказал Френч. – Все, кто еще в деле, стараются из него выйти. Как вам известно, очень немногие из истцов второй и третьей очереди уже получили компенсации, и, по очевидным причинам, они захотят отколоться от нашего иска. Я знаю по меньшей мере пять групп адвокатов, готовых обратиться в суд с требованием расформировать наше дело и вышвырнуть нас за дверь. Не могу их осуждать.
   – Можно побороться, – возразил Уэс. – Мы ведь работаем за гонорары и, стало быть, в этом случае теряем прибыль.
   Однако настроения бороться ни у кого не было, по крайней мере в данный момент. Независимо от того, сколько денег имел каждый, оборот, который принимало дело, пугал всех. Клей в основном слушал, ему была интересна реакция остальных четырех. У Пэттона Френча денег больше, чем у любого из присутствующих, и он был уверен, что сможет выстоять. Уэс, заработавший на табачных махинациях полмиллиарда, – тоже. Карлос петушился, но явно нервничал. По-настоящему боялся Дидье, лицо у того было застывшим.
   Каждый из них был намного богаче Клея, а дел по дилофту у Клея было больше, чем у любого из них. Такая математика ему не нравилась.