Гришем Джон. Король сделки

   – Я спросил о вашем клиенте.
   – Женщина шестидесяти шести лет, не курящая, четыре года принимала максатил. Я познакомился с ней год назад. Мы провели большую работу, прежде чем возбуждать дело.
   Клей намеревался обсудить серьезные проблемы, например: сколько предположительно можно собрать клиентов, пострадавших от максатила, чего Мунихэм ожидает от корпорации, кого в качестве экспертов собирается вызвать в суд? Но теперь он думал лишь о том, как поскорее убраться.
   – Вы полагаете, сделка будет невозможна? – спросил он, стараясь выказать заинтересованность.
   – Я не иду на сделки. Моим клиентам это хорошо известно. Я соглашаюсь вести не более трех дел в год, причем тщательно их отбираю. Люблю, чтобы дела были разные, люблю опробовать новые теории, выступать в окружных судах, где прежде не выступал. У меня есть выбор, потому что с просьбами ко мне обращаются каждый день. И я всегда довожу дело до суда. Принимаясь за новую тяжбу, я заранее знаю, что не пойду на сговор. Это избавляет от искушения. Я прямо говорю своему клиенту: «Давайте не будем терять время даже на размышления о вероятной сделке, согласны?» – Старик наконец пошевелился, слегка перенес вбок тяжесть тела, как будто у него заныла спина. – Для вас это хорошая новость, приятель. Я сделаю первый выстрел, и, если жюри согласится со мной, оно вынесет приличный вердикт в пользу моей клиентки. А вы можете выстраиваться в очередь, запрыгивать на уже идущий поезд, распространять свою рекламу, собирать тысячи клиентов и по дешевке улаживать их дела, срывая жирный куш для себя. Я принесу вам огромные барыши.
   – Мне бы хотелось довести дело до суда, – неискренне сказал Клей.
   – Если то, что я читал, правда, вы не знаете даже, где этот суд находится.
   – Ничего, как-нибудь найду.
   Мунихэм пожал плечами:
   – Возможно, и искать не придется. Когда я отправлю компанию «Гофман» в нокдаун, он будет шарахаться от любого жюри как черт от ладана.
   – Я вовсе не приговорен к тому, чтобы идти на сделку.
   – Однако пойдете. У вас будут тысячи дел. Никаких сил не хватит, чтобы отстаивать в суде каждое.
   После этих слов Мунихэма Клей медленно поднялся, вяло протянул ему руку и сказал:
   – Простите, у меня много работы, – после чего выскользнул из кабинета, быстро прошел через холл, через приемную-музей, а оттуда – на улицу, в немилосердную жару пустыни.

* * *

   Невезение в Вегасе, фиаско в Туксоне. Однако впечатление от путешествия исправилось где-то над Оклахомой, на высоте сорока двух тысяч футов. Ридли спала на диване, укрывшись одеялом, глухая ко всему окружающему, когда зажужжал факс. Клей прошел в глубину салона и взял единственный листок. Информацию выудил из Интернета и переслал из конторы Оскар Малруни. Годовой рейтинг фирм и адвокатских гонораров, опубликованный в «Американ атторней». В списке двадцати самых высокооплачиваемых адвокатов под впечатляющим восьмым номером значился мистер Клей Картер, чьи доходы, по оценке журнала, составили за предыдущий год сто десять миллионов долларов. Имелась даже маленькая фотография Клея, под которой значилось: «Новичок года».
   Неплохое определение, подумал Клей. К сожалению, тридцать миллионов от дилофта было выплачено Полетт, Ионе и Родни – такие вознаграждения тогда казались ему справедливо щедрыми, хотя по зрелом размышлении представлялись глупой тратой. Больше он такой ошибки не сделает. Милые ребята из «Американ атторней» впредь никогда не услышат о столь великодушных пожертвованиях с его стороны. И все же грех жаловаться: ни один другой адвокат из округа Колумбия в список не вошел.
   Номером первым была легенда Амарилло по имени Джок Рэмси, которому удалось добиться соглашения по делу о токсичных отходах с несколькими нефтяными и химическими компаниями. Дело тянулось лет девять. Доход Рэмси оценивался в четыреста пятьдесят миллионов. Специалист по табачным делам из Палм-Бич заработал, как предполагалось, четыреста миллионов. Еще один, из Нью-Йорка, – он шел третьим в списке, – триста двадцать пять. Пэттон Френч занимал только четвертую позицию, что, несомненно, его немало огорчило.
   Сидя в уютном салоне персонального самолета и глядя на собственную фотографию в журнале, Клей в который раз повторил: это сон. В округе Колумбия семьдесят шесть тысяч адвокатов, и он – самый успешный среди них. Еще год назад он ничего не слышал ни о каком тарване, дилофте или максатиле и совершенно не разбирался в массовых тяжбах. Год назад его заветной мечтой было уйти из БГЗ, найти работу в респектабельной фирме, где ему платили бы достаточно, чтобы он смог обновить гардероб и купить машину получше. Его имя на фирменном бланке должно было произвести впечатление на Ребекку и утихомирить ее родителей. Приличный кабинет и клиенты классом повыше позволили бы ему перестать завидовать бывшим однокурсникам. Вот такие скромные мечты он тогда лелеял.
   Клей решил не показывать статью Ридли. Эта женщина начинала входить во вкус и проявлять все больший интерес к драгоценностям и путешествиям. Ей не доводилось бывать в Италии, и она уже несколько раз намекала, что не прочь поехать в Рим и Флоренцию.
   Теперь в Вашингтоне все заговорят о том, что он попал в верхнюю часть двадцатки самых преуспевающих адвокатов. Он думал о своих друзьях и соперниках, об однокашниках и коллегах по БГЗ. Но больше всего – о Ребекке.

Глава 29

   Цементная компания «Хэнна Портленд» была основана в Ридсбурге, штат Пенсильвания, в 1946 году на гребне послевоенного строительного и делового бума и сразу же стала в своем маленьком городке крупнейшим работодателем. Братья Хэнна правили делом железной рукой, но с рабочими, которые были и их соседями, обходились по справедливости. Когда дела шли хорошо, те получали щедрую заплату. Если случался спад, все туже затягивали пояса и не роптали. Увольнения, когда приходилось сворачивать производство, предпринимались лишь в самых крайних случаях. Рабочие были довольны и никогда не объединялись в профсоюзы.
   Свои доходы братья Хэнна вкладывали в расширение и модернизацию производства, не забывая субсидировать и общественные нужды. Они построили городской административный центр, больницу, театр и лучший в округе школьный футбольный стадион. За все эти долгие годы раза два появлялось искушение продать компанию, но братья не были уверены, что при этом их завод в Ридсбурге сохранится. Поэтому продолжали тянуть лямку.
   После пятидесяти лет умелого руководства компания предоставляла работу четырем из одиннадцати тысяч горожан. Сумма ежегодных продаж составляла шестьдесят миллионов долларов, хотя прибыль была нестабильной. Жесткая иностранная конкуренция и снижение масштабов индивидуального строительства сказывались на доходах. К тому же бизнес был цикличным. Младший из братьев Хэнна пытался исправить положение посредством производства сопутствующей продукции, тем не менее последний годовой баланс имел больший крен в сторону долгов, чем прежние.
   В настоящий момент обязанности председателя совета директоров исполнял Маркус Хэнна, хотя он никогда так себя не называл. Он был просто боссом, главным начальником. Его отец являлся одним из основателей компании, и сам Маркус отдал ей всю жизнь. Не менее одиннадцати других представителей клана Хэнна состояли в руководстве, несколько младших отпрысков рода работали на заводе – мели полы и не гнушались никаким физическим трудом, как в свое время делали и их родители.
   В тот день, когда судебный курьер принес иск, Маркус совещался с двоюродным братом Джоэлом, неофициальным юрисконсультом компании. Преодолев сопротивление регистратора и секретарей, курьер пробился в кабинет и с толстым конвертом предстал непосредственно перед Маркусом и Джоэлом.
   – Вы Маркус Хэнна? – строго спросил он.
   – Да. А вы кто?
   – Судебный курьер. Вам депеша. – Он протянул конверт и удалился.
   Иск был возбужден в округе Хауард, штат Мэриленд, от имени группы домовладельцев, потерпевших материальный урон из-за недоброкачественного строительного раствора, произведенного компанией «Хэнна Портленд». Джоэл медленно читал текст, переводя его для Маркуса на общедоступный язык, и, когда он закончил, оба принялись честить всех адвокатов на свете.
   Быстро справившись с поручением, секретарша сделала впечатляющую подборку последних публикаций, посвященных адвокату, представлявшему истцов, – некоему Клею Картеру из округа Колумбия.
   То, что в округе Хауард происходят неприятности, ни для кого сюрпризом не было. Несколько лет назад туда действительно каким-то образом попала партия бракованного раствора, которая была использована при строительстве индивидуальных домов несколькими фирмами. В последнее время стали поступать жалобы, и компания предпринимала усилия, чтобы решить проблемы пострадавшей группы потребителей. Выяснилось, что через три года раствор начинал крошиться и из кладки выпадали кирпичи. Маркус и Джоэл ездили в округ Хауард, встречались там со своими поставщиками и заказчиками. Обследовали несколько домов. По предварительным подсчетам, в данный момент насчитывалось около пятисот пострадавших, стоимость ремонтных работ по каждому дому оценивалась в двенадцать тысяч долларов. Вероятный ущерб от бракованной продукции был застрахован компанией на пять миллионов долларов.
   Однако в иске говорилось о «минимум двух тысячах потенциальных истцов», каждый из которых претендовал на компенсацию прямых убытков в двадцать пять тысяч.
   – Это же пятьдесят миллионов, – сказал Маркус.
   – И сорок процентов от этой суммы положит себе в карман проклятый адвокат, – добавил Джоэл.
   – Не может быть! – возмутился Маркус.
   – Тем не менее они проделывают это каждый день.
   Последовали новые проклятия в адрес адвокатов вообще и отдельно – в адрес мистера Картера. Джоэл забрал иск с собой. Он был обязан поставить в известность страховщика, который, в свою очередь, передаст дело юридической фирме, скорее всего в Филадельфии. Подобные ситуации случались по меньшей мере раз в год, но в таких масштабах – еще никогда. Поскольку истцы оценивали свои убытки в сумму, превышающую размер страховки, компании не оставалось ничего иного, как справляться своими силами: услуги адвокатов обошлись бы слишком дорого.

* * *

   Реклама на целую полосу, опубликованная в «Ларкин газетт», взбудоражила маленький городок, затерянный в горах юго-восточной Виргинии. В Ларкине было три завода, чуть больше десяти тысяч жителей – обычная для окружного шахтерского города численность населения. Десять тысяч человек составляли минимальный порог, при котором, по оценке Оскара Малруни, было целесообразно давать рекламную полосу в местной печати. В данном случае речь шла о «Тощем Бене». Изучив факторы, определяющие эффективность рекламы, Малруни пришел к мнению, что имеет смысл еще раз тщательно поработать с мелкими секторами рынка. Его исследования также показали, что жительницы сел и маленьких городков, особенно вблизи Аппалачей, страдают избыточным весом чаще, чем горожанки, проживающие в мегаполисах. Стало быть, это территория «Тощего Бена».
   В рекламе сообщалось, что на следующий день в мотеле к северу от города будет организовано обследование, которое – совершенно бесплатно – проведет опытный врач. Провериться рекомендовалось всем, кто принимал бенафоксидил, известный под названием «Тощий Бен». Гарантировалась полная конфиденциальность. Упоминалось о возможной компенсации вреда, нанесенного здоровью, за счет производителя препарата.
   Внизу страницы мелким шрифтом были указаны фамилия, адрес и номер телефона адвокатской конторы Дж. Клея Картера-второго в округе Колумбия, хотя до этой строки мало кто дошел: часть читателей утратила интерес гораздо раньше, а часть была встревожена настолько, что думала лишь о предстоящем обследовании.
   Нора Тэккет жила в трейлере в миле от Ларкина. Рекламы она не видела, потому что газет не читала. Она вообще ничего не читала. Только смотрела телевизор по шестнадцать часов в сутки и при этом постоянно что-то жевала. Нора жила с двумя детьми бывшего мужа, которых тот ей оставил, удрав два года назад. Это были его дети, не ее, и она до сих пор не могла взять в толк, почему содержит их. Но что оставалось делать: муж смылся, не сказав ни слова, и с тех пор ни разу не прислал не то что паршивого доллара – даже открытки, не позвонил, чтобы узнать, как поживают щенки, которых он впопыхах забыл прихватить с собой. Поэтому Нора ела.
   Она стала клиенткой Дж. Клея Картера после того, как ее сестра прочла рекламу в «Ларкин газетт» и приехала за ней, чтобы отвезти на обследование. Нора пила «Тощего Бена» в течение года, пока врач не прекратил его выписывать, поскольку препарат был снят с производства. Если с помощью таблеток ей и удалось чуточку сбросить вес, то заметно это не было даже ей самой.
   Сестра загрузила Нору в микроавтобус и сунула в руки газету, развернутую на рекламной полосе.
   – Вот прочти, – велела Мэри-Бет. Сама она тоже начала было толстеть двадцать лет назад, но инсульт, настигший ее в двадцатишестилетнем возрасте, заставил образумиться и принять меры. С тех пор она вела с обжорством сестры затяжную борьбу, от которой, честно говоря, очень устала. По дороге в мотель женщины снова начали ссориться.
   «Виллидж инн» был выбран секретаршей Оскара Малруни, поскольку показался ей самым новым мотелем в городе и, судя по сведениям, добытым в Интернете, единственным сколько-нибудь подходящим. Проведя в нем первую ночь и позавтракав в тамошнем грязном буфете, Оскар еще раз задался вопросом: как он за такой короткий срок умудрился пасть так низко? Он, третий по успеваемости студент своего курса в Йеле, на которого еще до окончания университета обратили внимание самые процветающие фирмы с Уолл-стрит и важные шишки из Вашингтона! Он, чей отец был известным врачом в Буффало, дядя служил в Верховном суде Вермонта, а брат стал партнером в одной из самых богатых юридических фирм на Манхэттене.
   Жена Оскара была отнюдь не в восторге от того, что он снова уезжает в какую-то дыру охотиться за клиентами. Его и самого от этого коробило.
   Работавший с ним в связке врач был боливийцем, который говорил по-английски, но с таким акцентом, что и «доброе утро» было трудно разобрать. В свои двадцать пять лет он выглядел на шестнадцать даже в зеленом медицинском костюме, на котором настоял Оскар, чтобы вызывать больше доверия у пациентов. Медицинскую школу доктор Лайван окончил на карибском острове Гренада. Оскар нашел его имя в разделе «Ищу работу» какого-то журнала и платил ему фиксированную сумму – две тысячи долларов в день.
   Малруни действовал на передовой, Лайван – в тылу. В единственной на весь мотель гостиной имелась мятая ширма, которую им с трудом удалось расставить, чтобы разделить помещение надвое. Когда без четверти девять Нора вошла в передний отсек, Оскар взглянул на часы и как можно любезнее сказал:
   – Доброе утро, мэм.
   Она явилась на пятнадцать минут раньше срока, но, в конце концов, они все равно начинали работать еще до девяти.
   «Мэм» была одной из тех женщин, которых он встречал во множестве, колеся по округу Колумбия. Она принадлежала другому миру, не тому, в котором вырос он сам.
   Едва взглянув на пришедшую, Оскар определил: ничтожный счет в банке, минимум триста фунтов веса, а может, и ближе к четыремстам. Стыдно, что он научился с первого взгляда оценивать людей, как какой-нибудь ярмарочный торговец. Стыдно, что он вообще этим занимается.
   – Вы адвокат? – спросила Мэри-Бет с большим подозрением. Оскар и к этому уже привык.
   – Да, мэм. Врач – за перегородкой. Вы должны сначала заполнить кое-какие бумаги. – Он передал ей бланки анкеты, составленной так, чтобы было понятно любому дураку. – Если возникнут вопросы, я с удовольствием помогу.
   Мэри-Бет и Нора уселись на складные стулья. Нора тяжело рухнула на свой, она уже начала потеть. Через несколько минут сестры окончательно запутались в вопросах анкеты, однако все было тихо, пока дверь не открылась снова и на пороге не появилась еще одна тучная женщина. Она моментально засекла Нору, а та, повернув голову, уставилась на нее как баран на новые ворота: две толстухи, застигнутые на месте «преступления».
   – Входите, – сказал Оскар с приветливой улыбкой, напоминавшей улыбку торговца автомобилями. Уговорив новую клиентку подойти к столу, он сунул ей в руку анкеты и проводил в другой конец комнаты. Что-то между двумястами пятьюдесятью и двумястами семьюдесятью пятью, отметил он про себя.
   Каждый тест стоил тысячу долларов. Клиенткой «Тощего Бена» становилась одна из примерно десяти посетительниц. В среднем сумма компенсации составляла от ста пятидесяти до двухсот тысяч долларов. Они скребли по сусекам, потому что восемьдесят процентов дел перехватили раньше другие адвокатские конторы по всей стране. Но и объедки кое-чего стоили. Не дилофт, конечно, однако тоже может принести миллионы.
   Заполнив анкету, Нора с трудом встала. Оскар принял бумаги, проверил, переспросил, действительно ли она принимала именно это средство, потом расписался внизу.
   – Сюда, мэм, вас ждет врач.
   Нора с трудом протиснулась через широкий зазор за ширму. Мэри-Бет осталась поговорить с адвокатом.
   Лайван представился Норе, но она не поняла ни слова. Он тоже ее не понимал, но, измерив давление, сокрушенно покачал головой: сто восемьдесят на сто сорок. И пульс убийственный – сто тридцать ударов в минуту. Он указал на промышленные весы, и она нехотя встала на них. Триста восемьдесят восемь фунтов. Сорок четыре года. При таких данных ей, можно считать, повезет, если удастся дожить до пятидесяти.
   Открыв боковую дверцу, Лайван провел толстуху в пристыкованный к ней микроавтобус.
   – Тест проводится здесь, – сказал он.
   Внутри передвижной амбулатории ожидали два лаборанта в белых халатах – мужчина и женщина.
   – Это что? – испуганно спросила Нора, указывая пальцем на ближайший аппарат.
   – Эхокардиограф, – пояснил мужчина, выговор которого она, слава Богу, понимала.
   – Мы сделаем эхокардиограмму груди и получим цифровое изображение вашего сердца и сосудов. Это займет всего десять минут, – добавила женщина.
   – И совершенно безболезненно, – заверил мужчина.
   Закрыв глаза, Нора стала молиться, чтобы не умереть.
   Дело «Тощего Бена» было столь доходным потому, что не требовало сложных исследований. Со временем препарат, мало помогавший снижению веса, способствовал, причем неуклонно, истончению стенки аорты, что грозило аневризмой, или развитию недостаточности митрального клапана. Достаточно было обнаружить хотя бы двадцатипроцентное отклонение от нормы, и пациент автоматически получал право присоединиться к иску.
   Доктор Лайван изучил эхограмму, пока Нора продолжала молиться с закрытыми глазами, взглянул на лаборантов, поднял вверх большой палец: двадцать два процента! – и вышел в переднюю часть помещения, где Оскар, шурша бумагами, обслуживал набившихся в комнату предполагаемых клиентов. Малруни вернулся с врачом в задний отсек, где уже сидела Нора, бледная и судорожно глотавшая апельсиновый сок, и чуть было не выпалил: «Поздравляю, мисс Тэккет, ваша аорта достаточно ослаблена», но поздравлять в данном случае было уместно лишь адвокатов. Позвали Мэри-Бет, и Оскар объяснил сестрам юридическую процедуру, акцентируя лишь выигрышные моменты.
   Эхокардиограмма будет изучена высококвалифицированным кардиологом, чье заключение передадут координатору-регистратору коллективного иска. Шкала компенсаций уже утверждена судьей.
   – Сколько? – спросила Мэри-Бет, которую, похоже, деньги занимали куда больше, чем здоровье сестры. Нора снова молча молилась.
   – Исходя из возраста Норы, где-то в районе ста тысяч долларов, – ответил Оскар, опуская пока тот факт, что тридцать процентов этой суммы отойдет адвокатской конторе Дж. Клея Картера-второго.
   Нора, внезапно очнувшись, воскликнула:
   – Сто тысяч?!
   – Да, мэм. – Как хирург перед операцией, Оскар научился на всякий случай несколько занижать шансы на успех. Если клиенты будут ожидать меньшего, а получат больше, шок от суммы адвокатского гонорара окажется не таким страшным.
   Нора уже думала о новом, вдвое более широком трейлере и новой спутниковой тарелке. Мэри-Бет – о полном багажнике суперэффективных таблеток для быстрого похудания.
   – Когда мы получим деньги? – спросила она.
   – Мы? – удивилась Нора.
   – Не позже чем через два месяца, – заверил Оскар, выпроваживая сестер на улицу через боковую дверь.
   К сожалению, расширение аорты у следующих семнадцати пациентов было недостаточным, и Оскару захотелось выпить. Но номер девятнадцатый оказался золотой прожилкой в массе руды – молодой человек, весивший пятьсот пятнадцать фунтов. Эхокардиограмма – пальчики оближешь: сорок процентов! Он принимал «Тощего Бена» два года. Поскольку ему было всего двадцать шесть лет и, по крайней мере согласно статистике, он способен был прожить еще тридцать один год с больным сердцем, его компенсация могла составить минимум пятьсот тысяч. Во второй половине дня произошел неприятный инцидент. Здоровенная молодая тетка взбесилась, когда доктор Лайван сообщил ей, что сердце у нее совершенно здоровое. Никаких отклонений от нормы. Тетка уже успела в городе – между прочим, в салоне красоты – услышать, что Норе Тэккет привалило сто тысяч. Хотя и весила меньше Норы, она тоже пила «Тощего Бена» и желала получить такую же компенсацию.
   – Мне нужны деньги, – настаивала она.
   – Простите, ничем не могу помочь, – твердил в ответ доктор Лайван.
   Позвали адвоката. Молодая дама кричала все громче, ее манеры становились все вульгарнее, и, чтобы избавиться от нее, Оскар пообещал, что их кардиолог в виде исключения изучит и ее эхокардиограмму.
   – Мы проведем повторное клиническое исследование и представим его на экспертизу вашингтонскому консилиуму, – сказал он так, словно понимал, что плетет. Это немного успокоило тетку и позволило выпроводить ее.
   «Что я делаю?!» – не переставал спрашивать себя Оскар. Он сомневался, что кто-нибудь из жителей Ларкина когда-либо учился в Йеле, но все равно было не по себе. Если бы стало известно, чем он занимается, ему конец. «Деньги, думай только о деньгах», – убеждал он себя.
   В Ларкине они обследовали сорок одного потребителя «Тощего Бена». Клиентами стали трое. Оскар оформил нужные бумаги и покинул город с приятной перспективой получить двести тысяч гонорара. Неплохая поездка. Он сел в свой «БМВ» и помчался прямо в округ Колумбия. Маршрут следующего тайного набега на глубинку пролегал по Западной Виргинии. А всего на следующий месяц их было запланировано двенадцать.
   Просто делай деньги. Это рэкет. К профессии адвоката никакого отношения не имеет. Найти, завлечь, выколотить компенсации, схватить деньги – и бежать.

Глава 30

   Первого мая Рекс Гриттл покинул бухгалтерскую фирму, где прослужил одиннадцать лет, и, поднявшись на один этаж, присоединился к адвокатской конторе Дж. Клея Картера-второго в качестве финансового директора. От перспективы более чем солидного увеличения жалованья и щедрых премий он, разумеется, не мог отказаться. Адвокатская контора работала очень успешно, но разрасталась так стремительно и хаотично, что порой казалось невозможным контролировать ее деятельность. Клей предоставил Гриттлу широкие полномочия и выделил кабинет напротив своего.
   Радуясь собственному высокому окладу, Гриттл был недоволен окладами остальных. По его мнению, которое он до поры держал при себе, большинству служащих переплачивали. В фирме теперь насчитывалось четырнадцать адвокатов, каждый из которых получал не менее двухсот тысяч в год, двадцать один параюрист с жалованьем семьдесят пять тысяч долларов, двадцать шесть секретарей, имевших по пятьдесят тысяч (исключение составляла мисс Глик, ей положили шестьдесят), около дюжины разного рода референтов, зарабатывавших в среднем по двадцать тысяч, и четыре посыльных, получавших по пятнадцать тысяч. В общей сложности семьдесят семь человек, не считая Гриттла и самого Клея. Вместе с премиальными годичные выплаты сотрудникам равнялись восьми целым и четырем десятым миллиона и росли чуть ли не с каждой неделей.
   Арендная плата составляла семьдесят две тысячи в месяц. Производственные расходы – обслуживание компьютеров, оплата телефонов, коммунальные услуги, список был весьма длинным – обходились каждый месяц примерно в сорок тысяч. Больше всего денег впустую выбрасывалось на «гольфстрим», но Клей без него жить не мог. Ежемесячные выплаты по кредиту сжирали триста тысяч, содержание пилотов, техническое обслуживание и аренда ангара – еще тридцать. Доходы от сдачи самолета внаем пока еще только ожидались, и одной из причин задержки было то, что Клею просто не хотелось пускать чужих в свой самолет.
   Согласно подсчетам, которые Гриттл проводил ежедневно, около одного и трех десятых миллиона ежемесячно составляли накладные расходы. В год набегало пятнадцать и шесть десятых миллиона, как ни круги. Достаточно, чтобы привести в состояние паники любого бухгалтера, но после сделки по дилофту, принесшей баснословные гонорары, возражать было неуместно. Пока, во всяком случае. Теперь Гриттл встречался с Клеем минимум три раза в неделю и на все свои замечания по поводу тех или иных сомнительных расходов получал неизменное: «Чтобы зарабатывать, надо вкладывать».